Текст книги "Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени"

– В таком случае, он должен быть «книжником», как и его отец! – произнесла дама.

– Да, и о его глубокой начитанности имеется множество свидетельств.

– Чем же занимался Расстрига, сменив Киево-Печерскую Лавру и ее настоятеля Елисея Плетенецкого на поместье князя Острожского?

– А знаете, какой документ удалось найти мне в одном из архивов: письмо Франческо Соранцо к дожу Марино Гримани, датированное 11 июля 1605 года: «Пишут, что возьмет он в супруги дочь польского князя Острожского…». Ведь близость с князем влекла к близости с семьей его, с сыновьями и дочерьми, особенно с последними…

– На ком же был остановлен благосклонный взгляд? – с интересом спросила дама.

– О, здесь все было не так просто! В то время, как в Брагине Расстрига прогуливался с Анной, княжной Острожской, там же пребывал и Кирилл Лукарис. Могло ли такое двойное влияние оставить равнодушными польских католиков? Рассматривая его, как претендента на тройной престол, они стремились сделать именно свое влияние на него самым «прочным».

– Значит, главной целью доминиканцев, а затем и иезуитов было отвлечь молодого человека от «схизматиков» (православных) и, следовательно, от Острожских? – догадалась собеседница.

– Да, и сделано это было с помощью Марины Мнишек и князя Константина Вишневецкого.

– А это кто?

– Брат князя Адама, но уже католик. Он мог быть удобным посредником в столь деликатном деле.

* * *

Начало похода

Ещё в конце января 1604 года в Запорожскую Сечь прибыл хорошо вооружённый конный отряд донских казаков числом до пятисот сабель. Их возглавлял куренной атаман Андрей Корела. Донцы выступали под своей собственной хоругвью – бунчуком и не смешивались с другими куренями запорожцев. С Дона они привезли даже три свои пушки, которые в Сечи уже поставили на лафеты с колёсами, т. е. приготовили к боевому походу.

Весной казачье войско стало быстро пополняться людьми и оружием, хотя король Сигизмунд запретил продавать оружие запорожцам в пределах Речи Посполитой. Вновь прибывающие на Сечь, были сплошь охочими людьми и уже к исходу весны под стяги и хоругви Евангелика и Иваницкого собралось до десяти тысяч человек, способных носить оружие. Известие о том, что в Запорожье собирает войска истинный наследник Московского престола, облетело весь юг Малороссии и взволновало десятки тысяч людей.

В начале июля в Сечь пришли известия о завершении неудачных переговоров в Москве между представителями посольств Римского кесаря Рудольфа, Православных восточных патриархов с правительством Годунова. И в том же июле 1604 года казачье войско числом до 12 тысяч сабель и копий выступило из Сечи и двинулось на север. В его составе были и донские казаки-добровольцы. В соединённом казачьем войске было пятнадцать пушек и фальконетов. У границы Московского государства к нему присоединились отряды рокошанской шляхты численностью до 3 тысяч верховых во главе с Юрием Мнишком. Это была тяжёлая доспешная кавалерия и латные гусары. Но казаки представляли три четверти войска бывшего под рукой Расстриги. В октябре 1604 года это войско перешло границу и вступило в пределы Московского государства – Северскую укрáину.

* * *

По мнению известного отечественного исследователя Р. Г. Скрынникова: «В то время как окраины глухо волновались, в сердце России появились многочисленные повстанческие отряды. Династия Годуновых оказалась на краю гибели. Отрепьев (Расстрига – Д. А.) уловил чутьём, сколь огромные возможности открывает перед ним сложившаяся ситуация.

Казаки, беглые холопы, закрепощённые крестьяне связывали с именем царевича Димитрия надежды на освобождение от ненавистного крепостнического режима, установленного в стране Годуновым. Отрепьеву предоставлялась возможность возглавить широкое народное выступление… Самозванец мог стать казацким предводителем, вождём народного движения. Но он предпочёл сговор с врагами России»[72]72
  Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII века. Иван Болотников. Л., «Наука». 1988. С. 7.


[Закрыть].

Насколько же прагматично-марксистски и узко-социально рассуждает автор указанных строк. Но, во-первых, именно этими строками Скрынников и доказывает обратное. Подтверждает то, что у Расстриги были довольно серьёзные причины не встать во главе восставших казаков, холопов и крестьян, не стать «народным вождём». И главными причинами здесь были: воспитание, мировоззрение, родовая честь, верность своему происхождению, осознание своей миссии. Ну а во-вторых, родовитый, воспитанный, умный молодой человек успел заметить, что у казаков и без него хватает своих атаманов, у восставших своих предводителей-холопов, у бунтовщиков и разбоев – своих главарей.

* * *

«В том же 1604 году в следующее воскресенье после Троицы, в ясный полдень, над самым московским Кремлем, совсем рядом с солнцем, показалась яркая и ослепительно сверкающая большая звезда, чему даже русские, обычно ни во что ставившие знамения, весьма изумились. Когда об этом было доложено царю, он тотчас же потребовал к себе одного достойного старца, которого он за несколько лет до того выписал к себе в Москву из Лифляндии и одарил прекрасными поместьями, и к которому за проявленную им преданность он особо благоволил. Царь велел думному дьяку (Reichs-Canzler) Афанасию Ивановичу Власьеву спросить этого старца, что он думает о таких новых звездах. Тот ответил, что Господь Бог такими необычайными звездами и кометами предостерегает великих государей и властителей и ему, царю, следует хорошенько открыть глаза и поглядеть, кому он оказывает доверие. (Следует) крепко стеречь рубежи своего государства и тщательно оберегать их от чужеземных гостей, ибо в тех местах, где появляются такие звезды, случаются обычно немалые раздоры. Человек этот был щедро и богато награжден приумножением его земельных владений, соболями, парчой и деньгами», – писал о летних событиях в Москве служилый иностранец, офицер-наёмник Конрад Буссов.

Глава 4
Самое загадочное время Смуты

В октябре 1604 года Иваницкий во главе соединённого войска казаков и польско-литовской шляхты перешёл границу Русского государства и овладел первой небольшой крепостью – Монастырёвским острогом (Моравском). Казаки взяли эту крепость сходу – «изгоном» 13 октября. Запорожский кошевой атаман Белешко скрытно провёл к Моравску через леса казачий отряд в пять сотен сабель. Упрятав отряд близ опушки, Белешко выслал одного из казаков «для перемовы». Сторóжа не дремала и с воротной башни казака окликнули:

– Хто таков, какого чину и звания человек и чего табе надоти?

– Слуга законного царевича и государя Московского, – ответствовал казак.

Затем, насадив письмо на конец копья, казак передал его сторóже. Следом на словах переговорил со служилыми. Молвил им, «де сам Димитрий Иванович – царёв сын» идет к острожку с огромным войском. Эти речи вызвали сильное волнение среди служилого люда в крепости. Волнение переросло в бунт. Воевода Лодыгин, застигнутый врасплох, попытался организовать сопротивление. Но служилые связали Лодыгина и стрелецкого голову Толочанова. Тем временем, подобравшись к тыновой стене острога, запорожцы забросили канаты с крючьями на верха стены и забрались на боевой ход. Тихо пробравшись к воротной башне и спустившись вниз, раскрыли ворота. Хорошо вооружённый отряд ворвался в крепость. Трофеями казаков стали семь пушек и двадцать затинных пищалей. Часть служилых перешла на сторону Расстриги и влилась в его войско. Это был первый успех. Сам Расстрига с основными силами подошёл к Моравску 21 октября.

Не смотря на указ царя Бориса Годунова оказывать «ворам» повсеместное вооружённое сопротивление, Иваницкому удалось без серьёзных боевых столкновений овладеть Черниговом. Поначалу Чернигов встретил «воров» пушечной стрельбой. Но вскоре начались переговоры, и служилые люди подняли бунт против царских воевод. Воевода – князь Иван Татев был схвачен ими. Почему «служилые» пошли на это? Ужель испугались «воров»? Отметим, что все они были профессиональные воины, которые чуть ли не каждый год отбивали набеги небольших татарских и ногайских орд, да отряды польско-литовских грабителей-находников. Значит, доводы Расстриги и его сторонников оказались убедительны и весомы. Правда, ворвавшись в Чернигов, кто-то из ляхов и казаков предался грабежу. Но Расстрига остановил беззаконие, устыдил грабителей и приказал вернуть награбленное. Когда дело дошло до присяги, то воеводы Татев и Шаховский признали Расстригу законным наследником престола. Лишь родовитый дворянин Воронцов-Вельяминов отказался присягать, за что и был посечён казачьими саблями. Далее присяга прошла без осложнений. Часть служилых черниговских людей влилась в войско Иваницкого. Кроме того, в Черниговской крепости повстанческое войско обрело 27 пушек.

На помощь Чернигову поспешил отряд воеводы Петра Басманова, собранный в Новгороде-Северском. Однако, не дойдя пятнадцати вёрст до Чернигова, Басманов узнал о его сдаче и отступил назад. В течение недели Новгород-Северский готовился к обороне. Всего в крепости изначально было: 104 сына боярских, 103 казака, 95 стрельцов и пушкарей. Но Басманов разослал письма о помощи и в Новгород-Северский успели прибыть подкрепления из Брянска Кром, Белёва, Трубчевска и даже 360 стрельцов из Москвы.

Следом без боя под власть Расстриги перешли Путивль, Конотоп, Глухов и другими малые городки неспокойной Северской земли. Под его знамёна начали стекаться многие посадские люди южнорусских городов, холопы и крестьяне, участвовавшие в восстании Хлопка, бежавшие от наказаний и карательных акций, уверовавшие в то, что Иваницкий – «законный государь». В лагерь объявившегося царевича перебежал с казной дьяк Сутупов, посланный Борисом Годуновым в северские города.

Единственным городом, оказавшим упорное сопротивление войскам Расстриги, стал Новгород-Северский. В его мощной бревенчатой крепости, воздвигнутой на высоком и крутом холме над рекой Десной, укрепились московские воеводы Никита Трубецкой и Пётр Басманов с гарнизоном около 1500 человек: стрельцов, детей боярских и городовых казаков. Высота холма с напольной – западной и южной сторон крепости достигала в ту эпоху пятнадцати саженей. Ещё на три сажени на каменном основании была поднята бревенчатая стена, сложенная в виде клетей, заполненных утрамбованной глиной. На пол сажени над стеной поднимались деревянные заборола с бойницами. Словом, кремль возвышался почти на девятнадцать саженей над уровнем реки-Десны. Угловые и воротная бревенчатые башни-стрельницы достигали высоты двадцати пяти саженей над рекой. В крепости было четыре тяжёлых дальнобойных пушки и четыре фальконета, установленные в башнях. Второй воевода – Пётр Басманов, отличавшийся волей, страстью и знанием дела, возглавил оборону крепости. По его распоряжению был сожжён посад, дабы осаждавшим негде было укрыться от ноябрьских холодов.

Когда войско Расстриги подошло к Новгороду-Северскому, то посылы-ляхи от имени Иваницкого предложили гарнизону сложить оружие. На это со стен крепости услышали крики:

– А, б… лядские дети! Приехали на наши деньги с вором!

Кто-то со стен выстрелил из затинной пищали для острастки. Но дроб прошёл над головами и не задел посылов. Те ретировались. А со стен с гоготом кричали вдогон:

– Вот те, ляхи! Побéгли шляхом на хер!

* * *

Осада Новгорода-Северского началась 11 ноября. Осаждавшие недолго собирались, и два дня спустя на совете решили предпринять на третий день утром первый приступ. К приступу готовились ночью. Около двух тысяч охочих, хорошо вооружённых запорожцев и «показаченных»[73]73
  Показаченных – принятых в казаки.


[Закрыть] боевых холопов во главе с атаманом Евангеликом были собраны юго-западнее – в версте от крепости за домами, которые пощадил пожар. Казаки приготовили для приступа пятнадцать длинных лестниц и канаты с крюками. Лестницы решили подвезти к стенам крепости на вьючных лошадях. Туда же подъехали Иваницкий, Отрепьев, Повадин, Мнишек и Перо. Светало. Отец Мисаил стал негромко служить молебен: «На одоление супротивныя…». Казаки и холопы крестились и клали поклоны. Когда молебен закончился, Отрепьев, вытягивая клинок из ножен, молвил:

– Дозволь, государь, мне вести казаков?!

– Совладаешь ли, Григорий, не побоишься на стену лезть? – спросил Расстрига.

– Иль пан, иль пропал, государь мой! – отвечал тот.

– Смотри Григорий, не подставляй голову зазря! – строго наказал Расстрига.

Отрепьев послушно кивнул и, оставляя седло, просил:

– Благослови, отец Мисаил!

Через четверть часа запорожцы и донцы во главе с Григорием, обнажив сабли и выставив копья, без единого крика уже бежали к стенам крепости. Но сторожа на стенах кремля не дремала. Восемь залпов один за другим грохнули со стен и огласили округу. Дроб и ядра ударили по лавине бегущих на приступ, пробив пустоты в их рядах. Стрельницы кремля окутались пороховым дымом. Пушки сделали залп лишь один раз. Казаки добежали до подошвы холма и, сняв лестницы, стали поднимать их, упирая основаниями в землю. Лошадей погнали в обратную сторону, укрепив канаты у сёдел и понимая ими верхние концы лестниц на стены. Через пять минут лестницы были подняты. Но со стен на головы нападавших уже сыпались камни, брёвна и стрелы, которые ранили, увечили и убивали казаков. Отрепьев лихо полез вверх по одной из лестниц, держа обнажённую саблю в руке. За ним последовало около сотни наиболее отчаянных голов. Другие прицельно били из мушкетов и пищалей по верху стен. Но когда казаки достигли верха, стрельцы дружно выпалили по ним. С десяток убитых и раненых, сорвалось вниз. Действие этого слаженного залпа было столь значительным и страшным, что казаки стали быстро спускаться вниз и отпрянули от стен. Гром выстрелов, крики раненых и погибающих, ржание лошадей оглашали просыпавшуюся округу. Отрепьев спустился на землю одним из последних. Но, несмотря на его призывы, казаки ретировались от стен, унося раненых и убитых, но бросив приставные лестницы на произвол судьбы. Осаждавшие отступили, потеряв 50 человек убитыми и такое же количество ранеными. Осаждённые крюками и канатами втянули часть лестниц внутрь крепости, часть разбили и сломали камнями.

К вечеру осаждавшие подтянули пушки к крепости. Они огородили орудия, где плетневой, где лёгкой тыновой стеной от стрел, пуль и дроба, бьющих со стен. А с утра следующего дня между защитниками крепости и осаждавшими началась артиллерийская дуэль…

Все попытки поджечь крепость зажигательными зарядами или пробить в стене брешь оказались тщетными. В ночь с 17-го на 18-е ноября защитникам Новгорода-Северского пришлось отражать новый приступ. На этот раз город попыталась взять польско-литовская шляхта. Сделано это было без общего военного совета. Иваницкий узнал о приступе уже тогда, когда поляки и литовцы полезли на стены. Но и этот приступ был отбит с ещё бóльшим уроном для нападавших. Поляки и литовцы потеряли ещё около сотни бойцов. После этого Иваницкий, горячась, обвинил рокошан и Мнишка в самочинии и несогласованности действий, приведших к неудаче и большим потерям. В стане осаждавших чуть не началась открытая свара. Но запорожская старшина примирила противостоящие стороны.

* * *

Численность войска Расстриги, продолжала медленно и неуклонно расти. Его власть признавали всё новые города и волости. Время работало против царя Бориса. Но Годунов, видимо, не хотел, и не мог начать переговоры, прекратить кровопролитие, и не уступал. Не исключено, что оппозиция и тайные враги царя Бориса были заинтересованы усилить и ещё сильнее разжечь разгорающуюся Смуту. Князья Шуйские и Мстиславские усиленно настаивали на разгроме «воров» и «разбоев», как первоначально называли сторонников Расстриги.

Вот что писал об этих событиях служилый иностранец Конрад Буссов:

«Вскоре, в сентябре этого же года, на московском рубеже собралось около 6000 полевых казаков, которых (как упоминалось выше) монах Гришка Отрепьев набрал в Диком поле, уверив их, что сын старого царя Ивана Васильевича, Димитрий, в действительности жив и находится доподлинно у князя Адама Вишневецкого в Белоруссии. Об этом монах сообщил своему подученному Димитрию и призвал его приехать к ним и во имя Божие попытать счастья против Бориса с тем, чтобы вернуть себе отцовский наследный трон, чему он, Отрепьев, совместно с имеющимися у него казаками, будет всячески способствовать словом и делом (курсив – Д. А.). Монах и казаки с большим нетерпением ожидали приезда Димитрия. А так как Димитрий, пожив среди польских дворян, приобрел некоторую известность и получил от многих, как и от князя Адама и других, большую помощь и поддержку, то у него оказалось несколько отрядов польских конников, с которыми он направился к рубежу, где вместе с казаками они составили войско в 8000 ратных людей. И с ними Димитрий попытал счастья, потребовав от пограничной крепости Путивль, чтобы она сдалась ему добром, поскольку она является его наследным владением».

Как видим, современники тех событий даже в Москве чётко различали Григория Отрепьева и Расстригу-Димитрия.

Путивль являлся ключевым градом в обороне Чернигово-Северской земли, ибо ядром его обороны был каменный кремль. Однако воевода князь Рубец-Мосальский велел своим войскам подчиниться Иваницкому и вышел к нему навстречу с хлебом-солью. Там же Иваницкий получил от князя Василия большие денежные суммы (казну), отпущенные Московским правительством на ремонт и реконструкцию оборонительных сооружений и на жалование служилым людям. За Путивлем 23 ноября последовал Рыльск. Там вновь взбунтовались служилые люди. Они схватили и выдали головой Расстриге воеводу Загряжского. На следующий день вспыхнул военный бунт в Курске. Здесь служилые связали и выдали сторонникам Иваницкого воевод – князя Рощу-Долгорукова и стрелецкого голову Змеева. Оба были доставлены в казачий стан и признали Расстригу законным царевичем. Тот помиловал их и поставил воеводами в Рыльск. 1 декабря на сторону повстанцев перешла небольшая, но занимавшая важное стратегическое положение, крепость Кромы, расположенная на Московской дороге в 40 верстах южнее Орла. В Орле находился небольшой гарнизон под началом осадного головы Петра Крюкова. К нему в Орёл пришли на помощь дети боярские и дворяне из Козельска, Белёва, Мещёвска. Во главе отряда, собранного в Орле, встал стрелецкий голова Григорий Микулин. Отряд сторонников Расстриги подошёл к Орлу. Но, высланная навстречу им дворянская сотня, ударила неожиданно, посекла и прогнала «воров».

Время шло. На помощь воеводе Басманову, под Новгород-Северский царь Борис направил большое войско под командованием князя Фёдора Мстиславского. Оно состояло из 25 тысяч служилых людей – дворян и детей боярских. Однако вместе с боевыми холопами это войско насчитывало около 40 тысяч человек. Войско Расстриги было почти в два раза меньше – в нём было около 16 тысяч копий и сабель. Но не всё было гладко и в осаждённой крепости. 28 ноября часть служилых людей в Новгороде-Северском, разуверившись в уговорах своих начальников попыталась поднять мятеж. Но воевода Басманов сумел подавить его. После чего восемьдесят человек служилых людей перебежали из крепости в стан к Иваницкому.

Между тем пушкари Расстриги умело вели обстрел крепости. Огонь тяжёлых орудий не прекращался ни днём, ни ночью. После недельного обстрела восставшие «разбиша град до обвалу земного». Чтобы выиграть время, Басманов начал переговоры с Расстригой и попросил заключить двухнедельное перемирие. Он мотивировал это тем, что хочет определить и оговорить условия сдачи крепости. Расстрига и Мнишек пошли навстречу. Басманов же использовал перемирие, чтобы максимально восстановить разрушенные укрепления. А 14 декабря в крепость под покровом ночи прорвалась подмога около ста стрельцов, которые усилили гарнизон. Перемирие было нарушено. Обстрел Новгорода-Северского возобновился.

* * *

Отечественные историки советского периода однозначно трактовали выступления служилых людей в северских городах и крепостях осенью 1604 – весной 1605 года, как проявление классовой борьбы, связанной с призывами к избиению бояр и дворян. Но реалии того времени, и архивные документы никоим образом не подтверждают такого положения дел. Объективная оценка тех событий свидетельствует о том, что, скорее всего, это были военные бунты, направленные против воевод, верных царю Борису Годунову, и московских стрельцов. Мало того, среди служилых людей в гарнизонах северских крепостей было немало детей боярских и дворян, принимавших участие в военных бунтах наравне с городовыми казаками, пушкарями, пищальниками, воротниками и прочими. Но как только конкретные представители боярско-княжеской военно-служилой элиты переходили на сторону законного наследника престола и признавали его, восставшие безропотно поступали под их начало.

Лозунги восставших, связанные с признанием законного царевича, ярко отражали проблему династического кризиса и напрямую связанную с ней тему преемственности верховной власти в России. Этот феномен напрямую связан с духовными основами великорусского общества той эпохи и его представлениями о Божественном происхождении монархической власти и помазанике Божием. Феномен этот далеко не до конца исследован отечественной исторической наукой. И именно для России, как ни для какой другой страны христианского мира означенная проблема стояла острее всего. Ни христианская Римская империя (III–IV вв. н. э.), ни её преемница – Ромейская империя (Византия IV–XV вв.), являвшиеся для растущей Российской державы объектами политического подражания и явными духовными ориентирами, эта проблема никогда не стояла и не решалась столь остро.

Отметим также, что, несмотря на меньшую численность своих сил, главный герой тех событий – Расстрига всё же навязывал противнику условия игры. Можно сослаться на то, что в его стане были хорошие военачальники из среды польско-литовской шляхты и казачьей старшины. Но ведь и среди царских воевод было немало опытных и талантливых представителей военно-служилой знати. Но, во-первых, успехи Расстриги, ведущего сражения с превосходящими, порой троекратно, силами противника, скорее можно объяснить тем, что его почти повсеместно поддерживало население Юга России. Во-вторых, тем, что на его стороне, в подавляющем большинстве, дрались добровольцы – «охочие люди», в то время, как в составе царских войск целые полки и соединения состояли из людей, призванных на войну в силу обстоятельств. В массе своей это были тысячи дворян и детей боярских с их боевыми холопами из южных и юго-восточных уездов России не всегда доверявшие своим военачальникам, их призывам, не до конца осмысливающие цели начавшейся войны. Правда, лучшей, боеспособной и надёжной частью царских войск были стрельцы, потому против них, зачастую, и были направлены действия восставших. Ну, а в-третьих, нельзя отрицать и того, что неплохо образованный, сведущий в истории военного искусства и храбрый молодой человек, коим являлся Иваницкий, сумел проявить свои дарования на полях сражений.

* * *

Войско Мстиславского подошло к Новгороду-Северскому 18 декабря и простояло в полном бездействии три дня. Очередная схватка между царскими войсками и восставшими произошла 21 декабря в урочище Узруй недалеко от города. В тот день польские гусары ринулись в соступ первыми и опрокинули правое крыло московского войска во главе с бездарным воеводой Дмитрием Шуйским. По словам французского наёмника Жака Маржерета, участвовавшего в той схватке на стороне царских войск, напуск тяжёлой кавалерии возглавлял лично Расстрига[74]74
  Маржарет вскоре перешёл на сторону Расстриги.


[Закрыть]. Дворяне и дети боярские, не выдержав удара, побежали и смешались со стрельцами одного из полков, стоявших «в челе»[75]75
  «Чело» – центр расположения войска.


[Закрыть]. Один из гусарских отрядов, следуя за отступавшими, повернул вправо и неожиданно оказался в расположении ставки князя Мстиславского. В той сшибке гусары сбили князя с коня и нанесли ему несколько ударов по голове, однако князь был спасён подоспевшими стрельцами во главе с Михаилом Шеиным. Гусарская кавалерия повернула вспять. Но тут её значительная часть – до ста человек вместе с капитаном Домарацким была перебита огнём стрельцов или ранена и попала в плен.

Но в итоге этого отважного и отчаянного соступа управление войсками было нарушено и царские полки поспешно отошли к своему обозу, расположенному у леса. От окончательного разгрома войска князя Мстиславского спасла несогласованность действий казачьей старшины и польских военачальников, не поддержавших приступ главных сил. Конный напуск запорожцев и латной польско-литовской кавалерии вновь был остановлен слаженной и точной стрельбой одного из стрелецких полков. Потеряв под этим огнём до двухсот сабель, запорожцы и шляхетская латная кавалерия были вынуждены прекратить преследование отступающих московских войск. Это помогло царским воеводам избежать крупных потерь. Но в том сражении погибло до четырёх тысяч служилых людей и боевых холопов царских войск. В войсках Расстриги потери были в три – четыре раза меньше.

Однако царское войско быстро оправилось от неудачи и отступило к Стародубу. Там, за счёт подкреплений, воеводы смогли увеличить численность войск до 50 тысяч человек.

После сражения под Новгородом-Северским в войске Иваницкого многие шляхтичи, стали высказывать недовольство задержкой жалования. 1 января польское «рыцарство» подняло мятеж и бросилось грабить обозы. Русские православные литвины в грабеже не участвовали. Ляхи же хватали всё, что попадалось под руку: продовольствие, снаряжение, различный скарб и пр. Мнишек попытался остановить грабёж, но следующей ночью он развернулся с новой силой. Поляки решили покинуть Иваницкого. Тот же вместе с Отрепьевым ездил по ротам и терпеливо уговаривал «рыцарство» остаться. В ответ слышались пьяные голоса, оскорбления на польском и отказы. Один пьяный лях, выругавшись матерно, добавил наполовину по-русски:

– Пся крев! Шоб сидети тебе на колу!

Отрепьев успел увидеть, как вспыхнули глаза Иваницкого, а по лицу его прошла волна негодования. Однако Расстрига смолчал в ответ. Но, видно, терпению молодого человека пришёл конец. Он неторопливо оставил седло, подошёл к наглецу и со всего размаха дал тому в зубы кулаком. Лях отшатнулся, но затем остервенело сцепился с Расстригой. Отрепьев мгновенно кинулся разнимать дерущихся. За ним последовали другие ляхи и литвины. Иваницкого оттащили от задыхающегося обидчика, ибо тот уже почти придушил ляха. С Расстриги содрали шубу и выплеснули на него ведро ледяной воды. Отрепьев отвел его в сторону, стал уговаривать и успокаивать. На том свара прекратилась.

Но 4 января Юрий Мнишек покинул лагерь Иваницкого с большей частью поляков. Он заявил, что едет на сейм в Краков. Тем не менее, около полутора тысяч польских гусар и конных литовских латников осталась с Расстригой. Своим гетманом они выбрали полковника Адама Дворжицкого. Но зато с Сечи на помощь Расстриге пришёл отряд казаков числом в 2 тысячи сабель. Отступив от Новгород-Северского, Расстрига повёл свои войска в Севск. По своему составу практически это было уже русское повстанческое войско.

Война внутри России разгоралась всё сильнее, всё ожесточённее. Она явилась в Россию в своём ужасном, казалось, знакомом, повседневном обличье – в пожарах, увечьях, ранах, ожогах, болезнях, смертях. Но необычность этой войны заключалась в том, что теперь русские дрались против русских. Таких войн в Русской земле не было уже более 150 лет – с 6960-х годов от Сотворения мира (с 1450-х годов по Р. Х. – со времени окончания феодальной войны). Русский народ совсем забыл о междоусобицах. В определениях и оценках многих современных отечественных учёных разворачивалась и набирала силу первая Гражданская война в истории России.

* * *

Сняв затянувшуюся осаду с Новгорода-Северского, Иваницкий повёл свои войска на северо-запад. Морозное январское утро 1605 года. Лихие запорожцы в лохматых овечьих папахах и зипунах, донцы в высоких войлочных шапках, полушубках и бурках, боевые холопы в мохнатых волчьих шапках и в тегиляях[76]76
  Согласно исследователю А. В. Висковатову («Историческое описание одежды и вооружения российских войск». Изд. Второе. СПб., 1899. С. 32–33). Устройство тегиляя было следующим: «Это было платье с короткими рукавами и с высоким стоячим воротником, употреблявшееся такими ратниками, которые, по бедности, не были в состоянии явиться на службу в доспехе. Делался тегиляй из сукна, также из других шерстяных или бумажных материй, толсто подбивался хлопчатою бумагою или пенькою, иногда с прибавлением панцирных или кольчужных обрывков, и был насквозь простеган. В таком виде тегиляй был почти столь же надежною защитою, как и всякий доспех. Надевался он в рукава, как кафтан; в длину был ниже колен, а застегивался пуговицами на груди».


[Закрыть], снятых с побитых или пленённых детей боярских и дворян, проносятся верхом, поднимая копытами коней свежий рыхлый снежок. Латные польские и литовские всадники с тяжёлыми мечами и саблями у поясов, закутанные в шерстяные накидки, гусария[77]77
  Гусария (польск.) – гусары.


[Закрыть] в звериных шкурах поверх лат, с длинными пиками и флажками («прапорцами») у наконечника, с крыльями из больших гусиных перьев за спиной, неспешно рысят по неглубокому снегу, утаптывая занесённую дорогу. Отдельные пешие отряды запорожцев с мушкетами, крестьян и посадских людей с тяжёлыми рогатинами на плечах, обутые, кто в сапоги, кто в лапти, бодро идут рядом с обозными санями. Молодой снег поскрипывает под ногами людей и копытами лошадей. Войска Расстриги идут к Севску. Расстрига и Отрепьев едут вместе с Евангеликом конь о конь.

– Яко же сретит нас Севский воевода? – задумчиво спрашивает атаман.

– Севск – вельми знатный и крепкий град. И кром Севский на высокой горе стоит над рекой Марицей, а вкруг яруги, да болота. Благо нынче схватило всё морозом, – отвечает Иваницкий.

– Ни уйметси никак Годунов! Высылает супротив нас новые рати, – молвит Евангелик.

– Боится Бориска, зело боится тя, государь. Чает, шо не пощадишь ево, коли возьмёшь Москву. А и пощадил бы? – спрашивает с усмешкой Отрепьев.

– Пощадил бы. Коли внял бы гласу старцев греческих, что летось на Москве ему втолковывали. Отцы-иерархи Дионисий Палеологус, да Арсений Элассонский не по разу по его душу приступали и о послании кесарском и о наших делах Литовских наказывали, – отвечает Иваницкий.

– А и запросит мира царь Борис, да упадёт те в ноги, государь, и прощения запросит, тогда как? – вновь с ухмылкой спрашивает Отрепьев.

– Много уже крови пролито, люд простой взмястился. Война идёт по всем южным волостям и уездам. Коль возьму Москву, пусть Церковные владыки и народ православный на Москве и судят, что делать с Борисом, – отвечает в раздумье Иваницкий.

– Мыслю, аз грешный, что на Москву-то мы прии́дем, Бориску со стола царского сдвинем. Народ то вона как поднялся за тя, государь… Но на Москве друга беда ести, и ой немалая! – уже серьёзно говорит Отрепьев.

– Что-то ты Григорий загадками глаголеши! – так же без иронии упрекает Иваницкий.

– На Москве Годунова многие то ж подвинуть хотят. Вот они, государь, поначалу табе-то поклóнятси. Но потом с ними ухо востро держать надоти, – отвечает Григорий.

– Молви! – велит Иваницкий.

– Яз, государь, ведомо табе, когда в монáсех служил на Москве, много чего повидал и услышал. Крутило-то меня всё при иерархах, да при Чудовом монастыре, что в Московском Кремле. И скажу те верно; многие именитые мужи – князья, да бояре спят и видят, как земского царишку на своего родовитого заменить и без Земского соборного приговора на стол посадить! – отвечает Отрепьев.