Текст книги "Покидая мир"

Глава девятая

– Не поняла, – опешила я.

Это было мягко сказано. Я была совершенно сбита с толку.

– Компания развалилась, обанкротилась, потерпела крах.

– Но… как же так?

– Как терпят крах все компании или люди. Наделали уйму долгов и не смогли расплатиться.

– Но ведь долги же делают, когда денег нет.

– Такое случается, и здесь именно тот случай. После того как вы меня подключили, я навел справки насчет «Фантастик Филмворкс» через Интернет… Знаете, а ведь всего пару лет назад я не пользовался Интернетом и даже не слышал об информационно-поисковых системах. Но я отклоняюсь от темы. Если верить вчерашней публикации в «Дейли вэрайети», «Фантастик Филмворкс» не просто растратил свои деньги, но и должен выплатить около полумиллиона по долговым обязательствам.

– Постойте… Тео уверял меня, что у них подписаны контракты на продажу копий фильма на сумму около миллиона долларов.

– В «Дейли вэрайети» сказано, что цифра скорее приближалась к полутора миллионам. Проблема в том, что этот фильм… как он называется?

– «Гангстер из Дельта-Каппа».

– Да-да, именно так. Не понимаю, как я мог забыть такое название. Как выяснилось, у «Фантастик Филмворкс» нет прав на его продажу.

– Это какое-то безумие.

– Совершенно согласен. У них были письменные соглашения о намерениях с режиссером и его продюсером. Но письменное соглашение – это еще не договор. Письмо о намерениях – не контракт, имеющий обязательную силу. Режиссер и продюсер вступили в переговоры с «Континентал Дивайд», в крупной дистрибьюторской компанией из Франции, предложившей взять на себя все вопросы продажи. Да еще и посулили им три четверти миллиона наличными в качестве аванса. Режиссер… как его зовут, напомните…

– Стюарт Томкинс.

– Вот именно. Так вот, в статье цитируются слова Томкинса, который, учитывая шумиху, поднявшуюся вокруг его картины в Каннах, заявил, что он и его продюсер были разочарованы результатами деятельности «Фантастик Филмворкс» и низкими цифрами продаж. Им кажется, продолжил он, что французы лучше справятся с этой задачей. Потом там обсуждались непомерные расходы и траты «Фантастик Филмворкс»…

Пока Алкен говорил, я успела зайти в Интернет и нашла ту самую статью из «Дейли вэрайети». Все там было в точности так, как он описывал, а Стюарт Томкинс еще и добавлял:

«Меня всерьез задело, даже оскорбило полное отсутствие прозрачности деятельности „Фантастик Филмворкс“, когда речь заходила о финансовых отчетах по продажам, а также их отказ отчитаться по своим расходам. Для меня стало очевидным, что „Фантастик Филмворкс“ тратит заоблачное количество денег, заработанных на моем фильме… так что мы с моими консультантами вынуждены были выдвинуть обвинение в излишней расточительности».

Затем журналист приводил примеры сумасбродных выходок Тео и Адриенны: прием-вечеринка в Каннах для трехсот человек, на который они выбросили больше ста тысяч долларов; апартаменты в отеле «Пти-Мажестик», снятые на время фестиваля за двадцать семь тысяч долларов; собственная машина, приобретенная Адриенной, и водитель, который возил ее по Каннам за вознаграждение в пять тысяч долларов…

Этот парень из «Дейли вэрайети» отлично подготовился. В статье было еще с полдюжины примеров расточительности парочки из «Фантастик Филмворкс» – например, они «арендовали вертолет, чтобы доставить десяток потенциальных покупателей на ланч в ресторан „Золотой голубь“ в Сен-Поль де Ванс», а «одна из управляющих директоров, Адриенна Клегг, распорядилась ежедневно доставлять на восемьсот долларов свежих цветов в гостиничный номер в Каннах, где проводились переговоры».

Корреспонденту удалось даже проинтервьюировать Клегг – та отнюдь не выглядела кающейся и не желала признавать своей вины:

«Невозможно поверить, что Стюарт Томкинс обвиняет „Фантастик Филмворкс“ в тратах, даже не задумываясь о том, что только благодаря нашему незаурядному умению показать товар лицом его малобюджетный ужастик удалось сделать мировой сенсацией.

Почему все эти люди сейчас сражаются за него? Потому что „Фантастик Филмворкс“ взялся превратить и превратил эту пустышку в шедевр режиссерского искусства, которым его теперь все считают. И чем он отплатил нам за все усилия, за наш тяжелый труд? Теперь он пытается отказаться от своих обязательств по письменному соглашению, согласно которому эксклюзивные права на фильм принадлежат именно „Фантастик Филмворкс“».

Но адвокат Томкинса, некий Боб Блок из голливудской фирмы «Блок, Бэскомб и Эйблофф», осмелился с ней не согласиться:

«Письменное соглашение не является контрактом и не имеет юридической силы, что должно быть прекрасно известно таким якобы опытным деятелям кинопроката, как Адриенна Клегг. Однако это явно не было ей известно, и это неудивительно, если учесть, как она распорядилась доходами от продажи прав на „Гангстера из Дельта-Каппа“: она беззастенчиво потратила огромные деньги на удовлетворение собственных дорогостоящих прихотей и капризов».

В отчете Боба Блока было еще много параграфов, посвященных рассказу о «Континентал Дивайд», одной из самых крупных и уважаемых во Франции международных кинопрокатных компаний, и о том, как к семистам пятидесяти тысячам долларов аванса Стюарту Томкинсу добавились сто пятьдесят тысяч за его новый киносценарий, который вот-вот должен был появиться, так что сценарий, о котором он договаривался с «Фантастик Филмворкс», перехватили французы. Была еще одна злобная реплика со стороны Адриенны, заявившей, что ее компания подписала договор со Стюартом на право преимущественной покупки его сценария и что в связи с этим она намерена возбудить «судебный процесс, затеять такую тяжбу, какая и не снилась этому сопляку Томкинсу». Однако репортер из «Дейли вэрайети», похоже, видел ее насквозь и понимал, что все это просто блеф – во всяком случае, он заметил, что слабо представляет себе, чтобы мелкая сошка вроде «Фантастик Филмворкс» атаковала такого «крупного игрока европейского масштаба», как «Континентал Дивайд», «ведь на это у них элементарно не хватит денег… а сейчас они и вовсе на мели, оставшись без единственного своего „банкира“».

– Боже милостивый, – прошептала я, пробежав материал глазами.

Алкен все еще ждал, не отключая телефон.

– Здесь какая-то неразбериха, – заговорил он. – Так что я взял на себя смелость позвонить Бобу Блоку и сообщил, что представляю вас как обманутого инвестора «Фантастик Филмворкс». Он ответил, что «Фантастик Филмворкс» терпит поражение на всех фронтах, так как подобная расточительность не могла не привести к громадным долгам. Это-то меня и беспокоит, так как напрямую касается вас. Компания так и не была зарегистрирована как общество с ограниченной ответственностью. Вы – сотрудник компании, полноправный партнер. Из того, что я сумел понять, вы также являетесь единственным партнером вышеназванной компании, имеющим отношение к финансам или имуществу… если только я не ошибаюсь…

– Единственное имущество Тео – это его обширная коллекция дисков DVD.

– В ней есть сколько-нибудь ценные экземпляры?

– Не думаю, что они потянут на полмиллиона.

– А у мисс Клегг?

– Кто ее знает, может, у нее есть счета в банках на Каймановых островах… но отчего-то я в этом сомневаюсь. – Я могла бы добавить, что эта женщина всегда производила на меня впечатление бродяжки, которая уносит ноги из последнего места, где напакостила, и перемещается в другой город, где с ней еще незнакомы и будут ее слушать ее вранье… до поры до времени.

– Я порылся немного и изучил подноготную мисс Клегг… и выяснил причину того, почему она так тянула с регистрацией компании. Дело в том, что в ее послужном списке уже имеются три банкротства. Приступи она к процедуре регистрации, неминуемо начались бы проверки…

– А я сейчас не оказалась бы в ситуации, в которую угодила.

– Иногда очень трудно, – тихо проговорил Алкен, – обдумывать вопрос о вложении денег, сохраняя при этом хладнокровие и прагматичный взгляд на вещи… и не потерять головы, особенно если вкладываешь их в предприятие человека, с которым делишь жизнь.

– Не нужно меня утешать, не стоит. Я понимала, что делаю, и мне нужно сохранять ясность мысли, а не жалеть себя. Сейчас, мистер Алкен, необходимо постараться свести мою ответственность к минимуму. Так что скажите – что мне грозит в самом плохом случае?

– В наихудшем?

– Именно об этом я и спросила.

– Кредиторы «Фантастик Филмворкс» возбуждают судебный иск и требуют, чтобы на все ваши активы был наложен арест вплоть до полной выплаты долгов.

– Господи, – выдохнула я, хотя и сама уже об этом догадывалась.

– Позвольте, однако, мне уверить вас, это абсолютно худший и почти невероятный сценарий, которого я постараюсь избежать всеми силами… если, разумеется, вы пожелаете, чтобы я представлял ваши интересы в этом деле.

– Считайте, что вы уже приступили, мистер Алкен.

– Вам необязательно принимать решения уже сегодня, мисс Говард.

– Обязательно. Нужно начинать борьбу без промедления.

– Что ж, прекрасно. Верно ли я понимаю, что вы преподаватель колледжа и доходы у вас отнюдь не заоблачные?

– Как по-вашему, во сколько все это может мне обойтись?

– Трудно сказать что-то определенное, не зная наверняка, какой иск могут выставить ваши кредиторы. Мой предварительный гонорар, полагаю, мог бы составить пять тысяч долларов.

– Господи! – машинально повторила я.

– Вам тяжело достать такую сумму? – спросил он.

– Нет, деньги у меня есть, – уверила я. Это было полуправдой. У меня имелось девять тысяч триста пятьдесят два доллара (во время разговора с Алкеном я вытащила из ящика стола банковский баланс) на депозитном счете в банке «Флит Бостон» – результат того, что в прошлом я неукоснительно откладывала по триста долларов в месяц… В общем, не буду сейчас углубляться в подсчеты, главное – этот счет я рассматривала как будущий фонд для оплаты обучения Эмили в колледже. Что касается тех денег, которые оставались еще со дней работы во «Фридом Мьючуал» (шестнадцать тысяч долларов), то это был неприкосновенный запас на черный день, трогать который я бы позволила себе только в случае крайней нужды.

– Я пришлю вам чек завтра же, – ответила я. – Но если потребуется оплачивать еще и судебные издержки…

– Пусть это вас не беспокоит, – произнес Алкен, что, по-видимому, можно было перевести так: На самом-то деле сумма могла быть и в пять раз больше, ведь над тобой вообще висит угроза лишиться всего своего имущества.

– Единственное имущество, которое у меня есть, – квартира в Соммервиле. Скажите, я потеряю все?..

Даже если еще и заплачу пятьдесят тысяч, чтобы попытаться что-то сохранить.

– Здесь много зацепок, и мы постараемся их использовать. Например, в вашу пользу говорит тот факт, что Клегг отказывалась предоставлять вам отчеты о своей деятельности.

– Но самое худшее, что мне грозит, – это все же…

– Я не был бы до конца честен с вами, если бы не предупредил, что серьезные осложнения и в самом деле возможны. Мне не хочется читать вам морали, но впредь никогда не подписывайте договоры, не дав вначале прочитать их юристу.

– Я сделала глупость.

– Нет, намерения у вас были добрые…

– Наивная дура. И теперь за свою наивность поплачусь, отдав все, что имею.

– Уверен, что сумею уберечь вас от этого.

– Вы не можете быть в этом уверены.

– Мисс Говард, мое положение сейчас сродни положению врача-онколога. Если онколог чувствует, что положение безнадежно, значит, оно действительно безнадежно. Если юрист видит, что надежды нет, он так и скажет. Я вам этого не говорю. Но, как и любой специалист по лечению рака, я не могу дать стопроцентно точного ответа на вопрос, который задал бы любой человек в вашей ситуации: точно ли я сумею справиться с этими мерзавцами? Скорее всего, да… но я не могу сказать сейчас ничего более определенного. Потому что в жизни всегда возможны неожиданности, не так ли?

Закончив разговор, я минут двадцать тихо сидела на месте, пытаясь осознать услышанное. С одной стороны, я была в бешенстве от собственной беспечности. С другой, одновременно задавалась вопросом: не было ли это подсознательной попыткой себя подставить? Как часто мы совершаем нечто подобное, отлично зная, что делать этого не следует. Ведь я же возненавидела Адриенну Клегг с первого взгляда. И все же – все же! – подписала бумаги, отдала им все эти деньги, да еще и согласилась числиться сотрудником их компании. О чем я только думала?

А думала я вот о чем: Я заслуживаю всех бед и несчастий, которые со мной случаются, потому что…

Потому что в глубине души я всегда была уверена, что заслуживаю худшего.

Последующие недели доказали мне одно: если хочешь поквитаться, это по тебе же и ударит.

Я поддерживала ежедневную связь с мистером Алкеном; он в свою очередь практически ежедневно контактировал с людьми и компаниями – кредиторами «Фантастик Филмворкс». Владелец снятого Тео и Андриенной на Гарвард-сквер офиса до сих пор не получил девятнадцать тысяч долларов, которые они ему задолжали. Нервничали люди, занимавшиеся прокатом вертолетов в Ницце, так как не могли добиться оплаты по двум счетам на сумму более семнадцати тысяч долларов. Фирма из Лос-Анджелеса, обслуживающая банкеты и торжества, предъявила иск на девять тысяч четыреста долларов за шумные кутежи, устроенные нашей парочкой во время освоения американского кинорынка. Кроме того…

Нет, не стоит рассказывать вам о каждом безумном излишестве, о каждой выходке и обо всем, что так безответственно натворили за это время Адриенна и Тео в погоне за…

Вот что особенно часто занимало мои мысли – ничем не оправданная, неуемная потребность Адриенны транжирить деньги, купаясь в роскоши, и готовность Тео во всем идти ей навстречу. Что за маниакальная страсть, что за неутолимый голод пожирал ее? Какую чудовищную травму пыталась она залечить таким образом? А может, она просто была из тех опасных людей, что сеют хаос, где бы ни оказались, оставляя после себя выжженную землю? У меня имелись на ее счет свои соображения (которые, как это часто бывает, менялись ежечасно), но одно я теперь понимала совершенно точно: хотела она того или нет, эта женщина несла в себе разрушительное начало, которое влекло ее навстречу бедам. Как иначе можно объяснить то, что она ухитрилась обратить свой триумф – сорванный куш в полтора миллиона долларов – в финансовую катастрофу? А в лице Тео – моего Тео – она обрела готового на все приспешника.

Потому что, уж если говорить о предательстве, надо заметить, что Тео в первую очередь предал самого себя. Связавшись с этой психопаткой-неудачницей, он заставил меня ясно понять: он тоже стремится к провалу. В нем было что-то общее с неумелым игроком в покер, неожиданно – новичкам везет – сорвавшим банк. Напуганный свалившимся с неба богатством, а еще больше своим успехом, он не откладывает деньги на черный день, не вкладывает их в дело. Вместо этого он решает остаться за столом и бездумно делает ставку за ставкой, пока не просадит весь свой выигрыш. И не только эти деньги проиграет, но еще и залезет в серьезные долги.

А затем, как и моему папеньке, ему приходится скрываться где-то в отдаленных точках земного шара, предоставив другим разгребать последствия своей бессмысленной деятельности.

Исчезнуть – вот ключевое слово. Спустя несколько дней после того, как я прочитала ту статью и забросала Тео и Адриенну электронными письмами с требованиями немедленно связаться со мной (ответа, разумеется, не было), «Дейли вэрайети» опубликовала новый материал.

Мистер Алкен увидел его первым и позвонил мне в университет, чтобы пересказать.

«Как сообщает репортер, ведущий расследование по этому делу, мисс Клегг и мистер Морган скрылись. Они легли на дно и исчезли бесследно».

В считаные секунды я подключилась к Интернету и зашла на сайт «Дейли вэрайети». Вот эта статья – под броским заголовком

Тандем из «Фантастик Филмворкс» скрылся,

прихватив полмиллиона.

В статье рассказывалось, как, пригрозив судебным разбирательством звездному кинорежиссеру Стюарту Томкинсу, буквально через несколько дней «тандем из „Фантастик Филмворкс“, Адриенна Клегг и Тео Морган, просто-напросто дал деру, предоставив кредиторам и юристам негодовать и пытаться выйти на их след».

Репортер начал с того, что парочка – в последний раз «тандем» видели в Лондоне, в «„Метрополитен-отеле“ с его минималистским шиком», – должна была вылететь из Хитроу в Лос-Анджелес, где планировалась встреча с их собственной командой юристов, а затем с юристами Томкинса для попытки урегулирования конфликта. Но в самый последний момент оказалось, что они не явились в лондонский аэропорт.

Поняв, что пахнет сенсацией, журналист переговорил с портье из «Метрополитен-отеля» в Лондоне, который подтвердил, что пара выехала в тот же день, попросив забронировать им билеты на утренний экспресс «Евростар»[91]91
  Сеть скоростных железных дорог между Лондоном и рядом городов во Франции и Бельгии (поезда «Евростар» пересекают Ла-Манш через Евротоннель).


[Закрыть] до Парижа. Они провели одну ночь в парижском отеле «Георг Пятый» (заплатив, особо отметил он, семьсот восемьдесят долларов), но оттуда выбыли, не указав дальнейшего своего маршрута. С тех пор о них ничего не было слышно.

– Как вы, вероятно, догадываетесь, – сказал мне мистер Алкен во время первого из многих наших телефонных разговоров в тот день, – все кредиторы устремились сейчас к нам, поскольку вы – единственный доступный «партнер» в компании. В связи с этим – несколько главных правил поведения в такой ситуации. Я прошу вас не отвечать на городские телефонные звонки… или, по крайней мере, купите и поставьте автоответчик, из тех, что были популярны прежде, чтобы можно было прослушивать сообщения и так фильтровать звонки. Что до мобильного телефона, отвечайте только на вызовы с известных вам номеров.

– Что, если они станут названивать мне в университет?

– Советую и там поставить автоответчик.

– Все звонки идут через центральный коммутатор.

– Тогда предупредите всех, от кого вы ждете звонков, чтобы пользовались только номером вашего мобильника, и просто не снимайте трубку. Простите, если это прозвучит пугающе, но масса рассерженных кредиторов ищет, на кого бы наброситься, чтобы вернуть то, что им причитается. Не стоит недооценивать людей: они могут быть ужасны, когда дело касается денег, а эти обмануты и оскорблены. Тот факт, что вы ни в чем не повинны, для них, боюсь, не имеет значения. Вы – единственный официальный представитель компании, и именно на вас выплеснется весь их гнев. Но это только временно: в ближайшее время я намерен встретиться с каждым из кредиторов и разъяснить, что мой клиент – лишь инвестор и не несет юридической ответственности за долги компании.

Я начала подсчитывать в уме, во сколько мне может обойтись эта деятельность. Кредиторов было больше трех десятков. Скажем, мистер Алкен потратит по десять минут на электронную переписку и/или телефонные переговоры с каждым. Это составит триста минут. То есть пять часов… по двести долларов за час. А вдобавок все телефонные разговоры со мной, долгие дискуссии с Бобом Блоком в «Блок, Бэскомб и Эйблофф», прочие дела, которые предстоит сделать, чтобы вытянуть меня из этого кошмара.

– Что у нас с деньгами? – спросила я.

– Давайте подумаем об этом позже.

– Я должна знать.

– От аванса остается еще около тысячи долларов. Но погодите, все идет неплохо, надеюсь, что этот раунд переговоров с кредиторами поможет от них отделаться, а затем мы сможем обратиться в суд с заявлением, что вы не несете ответственности за невыплаченные долги «Фантастик Филмворкс», и тогда все будет позади.

– Другим словами, это еще пять тысяч долларов сверх тех, что я заплатила в качестве аванса.

Пауза.

– Я был бы рад, если бы это дело обошлось вам в меньшую сумму, – заговорил наконец Алкен. – Но я могу лишь пообещать приложить все усилия, чтобы закончить все как можно быстрее. Я ни на минуту не забываю о том, что ваши ресурсы ограниченны.

– Не слышно ли чего о беглецах?

– Совершенно ничего. К розыскам подключился Интерпол, так как Тео и Адриенне предъявлено обвинение в мошенничестве. Я мог бы, разумеется, пригласить частного детектива, но стоимость…

– Забудьте об этом. Только не подпускайте ко мне стервятников, и, думаю, я смогу продержаться, пока шум не утихнет.

Продержаться оказалось не так уж просто. В последующие две недели моя персона оказалась в центре внимания, вокруг меня развернулась омерзительная кампания по устрашению, организованная несколькими кредиторами «Фантастик Филмворкс». По словам Алкена, семьдесят пять процентов кредитеров приняли его объяснения, согласившись с тем, что, будучи единственным инвестором в компании, я никак не могу нести ответственность за финансовые нарушения, но то были крупные организации (отели, компании по прокату автомобилей и вертолетов, финансовые группы), способные погасить долги без большого для себя ущерба. Они, возможно, сочли ниже своего достоинства преследовать небогатую преподавательницу, имевшую глупость вложить деньги в доморощенное кино. Но оставалась еще горстка кредиторов, не поддавшихся на уговоры, – они-то и старались изо всех запугать меня, чтобы заставить с ними рассчитаться.

Организатор банкетов и торжеств из Калифорнии – Вики Сматерсон – была одной из наиболее агрессивных. Судя по голосу, ей было немного за сорок, и в этом голосе очень резко звучало: Мы слезам не верим! Когда она позвонила в первый раз, я была дома и, сидя на полу, возилась с Эмили. Услышав звонок, я вздрогнула и замерла. Поскольку телефон продолжал звонить, Эмили заинтересовалась:

– Почему ты не подходишь, мамочка?

– Потому что я занята, мы же с тобой играем. – Я выдавила из себя улыбку.

Затем включился автоответчик, и после его сообщения зазвучал голос: «Это Вики Сматерсон, ваши партнеры задолжали мне девять тысяч четыреста долларов за вечеринку, которую я помогла устроить. Может, для таких богатеев, как вы, девять с половиной тысяч – не деньги, а для меня это целое состояние, и я вас не оставлю в покое, пока вы мне их не вернете. Вы, может, думаете, это слишком? Тем хуже для вас. Вы еще увидите, я могу быть жесткой и проявить настойчивость, если…»

Я подскочила к автоответчику и выключила звук. Эмили, казалось, звонок заинтересовал и встревожил.

– Эта тетя на тебя сердится, – сказала она.

– Она просто огорчена.

Тут зазвонил мобильник. Я бросила взгляд на экран. И не стала отвечать. Спустя мгновение снова затрезвонил городской. Я только еще раз проверила, отключен ли звук у автоответчика. Оба телефона надрывались, а Эмили вдруг широко улыбнулась в разгар этой какофонии:

– Все хотят поговорить с мамочкой.

Я была столь популярна, что оба телефона не переставали звонить минут десять, пока мне не хватило наконец ума, выключить мобильник и выдернуть из розетки шнур городского телефона. Позже, уложив Эмили спать, я плеснула в стакан двойную дозу водки и позвонила Кристи в Орегон, мне посчастливилось застать ее в офисе.

– Как всегда, – начала я, – у меня есть что тебе рассказать.

И как всегда, рассказ вышел долгим и взволнованным.

– Боже милостивый, – охнула Кристи, когда я дошла до исчезновения Тео и Адриенны, сбежавших на край света или уж не знаю куда.

– Я бы предположила, что они в Марокко, – сказала Кристи. – Можно отлично спрятаться, а через Средиземное море рукой подать до юга Франции, если им захочется вкусно пообедать.

– По-моему, можно прекрасно поесть и в самом Марокко, – предположила я. – Особенно с полными карманами чужих денег.

– Ты хочешь сказать, твоих денег.

– Я уверена на сто процентов, что первоначальный капитал давно и полностью истрачен. Теперь их кредиторы пытаются лишить меня квартиры.

– Не сделают они этого.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– А я им не позволю. Как бы то ни было, я уверена, что суд отнесется к тебе с пониманием и примет решение в твою пользу. Тогда все они от тебя отвянут.

– А если нет? Если все пойдет по-другому?..

– Ну, что ж, значит, придется это пережить – нам всем приходится переживать неприятности. Не смертельно. Потеряешь эту квартиру – найдешь другую. Даже если придется объявить себя банкротом, чтобы разделаться со всеми долгами… со временем ты оправишься и от этого. Все это чудовищно несправедливо, я знаю. Но жизнь часто бывает такой. Несправедливой, запутанной и весьма-весьма жестокой.

Жестокость была по части Мортона Бабриски. Владелец офиса, арендованного «Фантастик Филмворкс», он был исполнен решимости вернуть себе девятнадцать тысяч баксов, которые они ему так и не выплатили. В местной телефонной книге он нашел мой номер телефона и начал кампанию устрашения, по сравнению с которой злобный звонок Вики Сматерсон выглядел милым визитом вежливости. Он начал с того, что позвонил мне в одиннадцать вечера, а я, в надежде, что мне перезванивает Кристи (я ждала ее звонка), схватила трубку, забыв об осторожности.

– Это Мортон Бабриски, вы должны мне девятнадцать тысяч семьсот пятьдесят шесть долларов. У вас денежки водятся, я знаю, вы же преподаете в университете. И еще я знаю, что в Соммервиле у вас собственная квартира. Я даже знаю, в какую детскую группу вы каждое утро отвозите дочку…

Услышав это, я бросила трубку. Через тридцать секунд телефон зазвонил снова. Услыхав сообщение автоответчика, Бабриски взбесился:

– Ну-ка слушай меня, ты, сучка, еще раз бросишь трубку, я не только порушу к такой-то матери всю твою карьеру, я тебе всю жизнь сломаю. Твои дружки меня одурачили. Но теперь я своего добьюсь, я от тебя не отстану. И если ты не заплатишь…

Я схватила трубку и крикнула в микрофон:

– Не смей меня пугать, я на тебя натравлю полицию!

Швырнув трубку на рычаг, я выдернула провод из розетки.

– Опять кричишь, – прокомментировала Эмили.

– Это в последний раз.

До утра оба телефона были выключены, но я так и не смогла заснуть. В моем измученном, возбужденном мозгу возникали картины суда, перед которым мне предстоит предстать, рисовались возмущенные скандирующие толпы, собравшиеся возле дома, с целью лишить меня жилья. Наверняка и в университете скоро станет обо всем известно, и меня возьмут на заметку – лишнее доказательство моей неблагонадежности (будто мало того, что есть), напоминание о том, что со мной лучше дела не иметь.

Мне не пришлось дожидаться, пока в университете узнают, что я – мишень для нападок группы злобных кредиторов. Озлобленный Мортон Бабриски позвонил на кафедру английского и десять минут разливался соловьем перед секретаршей профессора Сандерса. Речь его была столь желчной и агрессивной, что она тоже бросила трубку, но лишь после того, как записала на магнитофон весь разговор. («Таковы новые требования в университете, – пояснила она мне. – Если кто-то начинает грубить, я нажимаю кнопку записи, и все его хамство остается у нас на пленке».)

«Пленку с хамством» Мортона Бабриски поочередно прослушали все, от заведующего моей кафедры до декана факультета и даже самого президента университета. Когда декан потребовал, чтобы я явилась к нему в кабинет к трем часам, я позвонила мистеру Алкену, умоляя, чтобы он бросил все дела и пошел к декану вместе со мной. «Нет проблем» – и без пяти три он был на месте.

Декана привело в замешательство то, что я появилась в сопровождении «своего юриста».

– Здесь же не суд, профессор, – проворчал он.

– Я подумала, что присутствие консультанта при нашем разговоре не повредит, – объяснила я.

– Это я настоял на своем присутствии, – не моргнув глазом, соврал Алкен, – поскольку она совершенно невиновна и является в этом деле пострадавшей стороной.

Декан дал нам прослушать запись звонка Мортона Бабриски. Это не доставило нам удовольствия, а когда я пыталась сказать что-то в свою защиту, Алкен останавливал меня, положив два пальца мне на руку, прежде чем я успевала раскрыть рот. (Наверное, этому жесту учат на юридическом факультете.) Когда запись закончилась, Алкен проинформировал декана, что готовит исковое заявление и уже сегодня, ближе к вечеру, подаст в суд на Бабриски – и «этот человек сам неизбежно окажется в тюрьме, если в будущем еще раз попытается выйти на связь с вами или с моим клиентом».

Прежде чем декан сумел вставить слово, Алкен пустился в подробные объяснения по поводу того, что меня преследуют чужие кредиторы, что я никому ничего не должна, что сама пострадала, а два главных виновника, владельцы компании, пустились в бега.

– Мистер Морган – отец вашего ребенка? – спросил декан.

– Боюсь, что так.

– Проблема для нас – и я уже докладывал об этом президенту университета – это сами слухи о том, что профессор Говард вовлечена в некие грязные финансовые махинации. Это может стать достоянием общественности, не говоря уж о прессе, и, если кому-то придет в голову порыться в вашем прошлом, выяснится, что ваш отец тоже находится в розыске по обвинению в мошенничестве…

– Я скрываться не собираюсь, – зло проронила я. – И меня возмущает попытка перетряхивать грехи моего отца…

Снова Алкен предостерегающе положил на мою руку два пальца.

– Этот случай не станет достоянием общественности, – сказал он, – потому что профессор Говард не является ответчицей по делу. Что до вашего предположения, что она каким-либо образом идет по стопам своего отца в смысле финансовой нечистоплотности…

– Если вы оба дали бы мне закончить фразу, которую я начал… действительно, принимая на работу профессора Говард, мы знали, что ее отец скрывается от закона. Разумеется, мы принимаем ваши уверения в том, что она не виновата в скверных махинациях своего партнера. И… да, конечно, если за этим звонком с угрозами не последует новых звонков или других попыток предать дело огласке, мы не видим никаких проблем…

Я спросила:

– А если что-то всплывет или если какой-то обозленный психопат снова позвонит сюда?..

– Тогда мы вынуждены будем пересмотреть свою позицию.

– Отнюдь, – парировал Алкен, – дело в том, что мне досконально известен каждый пункт любого университетского контракта. Возможно, вы припомните прошлогоднее дело Гибсон против Бостонского колледжа…

Я заметила, что декан слегка побледнел. Дело Гибсон против Бостонского колледжа касалось преподавательницы, написавшей довольно скандальную книгу, описывавшую ее сексуальную жизнь в свободное от работы время. Даже несмотря на то, что книгу она опубликовала под псевдонимом (его, впрочем, быстро раскусил Мэтт Драдж, известный блогер правого толка), университет попытался уволить Гибсон на том основании, что рассказ о четырех сотнях любовников, которых она сменила за прошедшие тридцать лет (чего стоила одна история о том, как рядом с мужским туалетом бостонского Южного вокзала она подцепила молоденького иезуита, недавно посвященного в сан), угрожает репутации университета. В конечном итоге колледжу пришлось не только восстановить Гибсон на службе и принести ей извинения, но и оплатить все судебные издержки, а также предложить ей годичный оплаченный отпуск, дабы компенсировать ущерб от незаконного увольнения.