Текст книги "Несущая смерть"

21
Медленно алея

Руки ее обвились вокруг его шеи, и ей показалось, что она вернулась домой.

Как будто и он знал, каково это – возвращаться домой.

Боги, как же я волновалась, Буруу.

БОЯТЬСЯ НЕЧЕГО. ТЫ – МОЕ СЕРДЦЕ, ПОМНИШЬ? Я УМРУ БЕЗ ТЕБЯ.

Юкико крепко обнимала тигра под карнизом крыши дворца, пока на землю лил черный дождь.

Буруу промок во время полета, а глаза Юкико щипало от густой вязкой грязи. Она прижалась щекой к щеке тигра, не обращая внимания на яд, прилипший к перьям.

Но обычно именно я излишне эмоциональна?

КАЖЕТСЯ, НЕ ТАК СИЛЬНО В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ.

Пойду принесу чистой воды. Чтобы смыть с тебя грязь.

У НАС МАЛО ВРЕМЕНИ, ЮКИКО. АРМИЯ ХИРО УЖЕ ВЫСТУПИЛА. Я ВИДЕЛ.

Она облизнула губы и кивнула.

У нас достаточно времени, чтобы привести тебя в порядок.

Девушка прошлепала в сторону кухни, а Буруу уставился на бушующую наверху бурю, в его глазах отражался свет. Великий Райдзин, отец всех арашитор, был занят игрой на барабанах, и от каждого грохочущего раската дрожали окна. С темнеющих небес лился химический дождь, медленно обнажая кости смертных: яд проникал в легкие, камни и почву под ногами.

Лотос обладал безраздельной властью на островах. Подумать только, что нечто столь безобидное – крошечный цветок – смогло кардинально изменить облик земли. Двигатели, машины и прочие «сокровища», плюющиеся крошечными струйками яда в некогда голубые небеса, постепенно окрашивающиеся в алый цвет.

Цветок, убивающий землю одним вздохом на раз, завернутый в бант из кроваво-красных лепестков.

Вскоре Юкико вернулась. В руках она несла ведра с почти чистой водой из подземного источника Йиши. Девушка принялась мыть Буруу, черный цвет постепенно сменился серым и наконец тигр снова стал девственно-белым.

Он не был уверен, что дождь может разъесть перья, как разъедает все остальное, к чему прикасается, но глаза зверя запорошило песком, да и созданный Кином механизм наверняка мог пострадать.

Как я переживала! Когда ты улетел…

ДА ЛАДНО.

Куда ты сбежал?

ЙОШИ НАПРАВЛЯЛСЯ НА ЮГ. Я ПОДКИНУЛ ЕГО В ПРАВИЛЬНОМ НАПРАВЛЕНИИ.

Хана говорила, что он ушел. Но не объяснила – почему.

ЕМУ ЧТО-ТО НУЖНО СДЕЛАТЬ.

Он поступил как эгоист. Улизнул именно тогда, когда Хана нуждается в нем больше всего…

КАОРИ МОГЛА БЫ СКАЗАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ О ТЕБЕ.

Несправедливо, Буруу.

ДУМАЮ, НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ СПРАВЕДЛИВО, ЕСЛИ СТОИШЬ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ.

Юкико ничего не ответила и нахмурилась, когда вылила воды на механизм у Буруу на спине. У ног тигра растекалась черная лужица, смутно пахнущая увядшими цветами.

МНЕ ПОРА.

Пора – куда?

ТУДА, КУДА ТЫ ПРОСИЛА. В КРАЙ ВЕЧНЫХ БУРЬ.

О боги! Правда? А это далеко? Сколько еды нам надо взять?

ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ.

Черта с два!

СЛИШКОМ ОПАСНО.

А здесь разве нам ничего не угрожает? С Землекрушителем и армией гайдзинов?

ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ. ТАМ ОГОНЬ И ЗАВЫВАЮЩИЙ ВЕТЕР, А СУСАНО-О ИГРАЕТ В ВЕЧНУЮ БУРЮ, ЧТОБЫ УСЫПИТЬ ВЕЛИКИХ ДРАКОНОВ. ТА ЗЕМЛЯ – НЕ МЕСТО ДЛЯ ТВОЕГО ВИДА.

Нет, ты не оставишь меня одну. Не посмеешь.

ТЫ НУЖНА ЗДЕСЬ. НАРОД ДРОГНЕТ БЕЗ ТЕБЯ.

У них есть Кайя. И Хана.

ОНА ВСЕГО ЛИШЬ ДЕВОЧКА.

А я кто, черт побери?

Буруу наклонил голову и ответил так, словно хотел напомнить Юкико ее истинное имя.

ТЫ – ТАНЦУЮЩАЯ С БУРЕЙ.

И что такое Танцующая с бурей без грозового тигра? Где бы был Кицунэ-но-Акира без Райку? А Тора Такехико… Кто бы доставил его ко Вратам Дьявола вместо Гуфуу?

Я НЕ СТАНУ ПОДВЕРГАТЬ ТЕБЯ ОПАСНОСТИ.

Взгляд Буруу скользнул по ее животу, к железному нагруднику, прикрывавшему крошечный бугорок тепла.

Боги, не начинай снова…

Я ЛЕЧУ В КРАЙ ВЕЧНЫХ БУРЬ НЕ РАДИ РАЗГОВОРОВ, ЮКИКО. Я ЛЕЧУ УБИВАТЬ ИЛИ ПОГИБНУТЬ.

Думаешь, что я буду просто сидеть и молиться?

КТО ВЕРНЕТ ТЕБЯ НАЗАД, ЕСЛИ Я ПАДУ?

Вряд ли у меня будет желание возвратиться, если ты падешь.

ГЛУПОСТЬ. ТЫ СТАНЕШЬ МАТЕРЬЮ. ЕСТЬ РАДИ ЧЕГО ЖИТЬ. ЕСТЬ ЗА ЧТО БОРОТЬСЯ. ТЫ НУЖНА ЦЕЛОЙ СТРАНЕ.

А мне нужен ты, Буруу. Неужели не понимаешь, что без тебя я ничего не смогу сделать? Ничего.

Она обвила руками шею тигра. Буруу чувствовал, как болит ее сердце, словно ему в грудь вонзили клинок, и от страха за Юкико его нутро сковало льдом.

Эта девушка значила для Буруу больше, чем сама жизнь. Он любил каждое ее мгновение, и она стала частью его самого, как дыхание, ветер, дождь, как кровь в венах.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЮКИКО.

И я люблю тебя.

ТЫ БЫ ТАК НЕ ГОВОРИЛА, ЕСЛИ БЫ ЗНАЛА.

Буруу наклонил голову, еще крепче прижался щекой к ее щеке, и от раскатов грома у них обоих по спинам побежали мурашки.

ЕСЛИ БЫ ТЫ ЗНАЛА…

Буруу ощущал, что сейчас Юкико находится возле потайного места, куда она никогда прежде не стремилась попасть, несмотря на силу дара и растущее осознание. Запертая дверь, зарешеченная и проржавевшая.

Место, где Буруу был в худшем своем проявлении. Где он потерял гордость, имя и самого себя.

Но она любила его. И всегда будет любить. Разве не так?

Ее мысли были нежны, как летний дождь.

Покажи мне.

И он показал.

Назвать это бурей было бы все равно что окрестить океан дождевой каплей, а ураган – весенним бризом.

Безостановочно сверкают молнии, не умолкают раскаты грома. Дождь подобен падающим мечам, ветер – не столько стена, сколько утес на фоне бескрайней черноты, грохочущей, как лавины. Зазубренные шпили из темного камня, потрескавшиеся на вершинах и изрыгающие огонь в почерневшие небеса. Пепел. Тлеющие угли. Огромные потоки расплавленной породы текут из недр земли, остывая от прикосновения кипящего океана, восставая из бурлящих волн и вздымаясь непокорными горами.

Трон Сусано-о, Бога Бурь. Здесь он создавал свою музыку, а вибрация от звуков просачивалась в вулканическую воду и убаюкивала громадных зверей, дремлющих под покровом волн. Они были необъятными, как время. Древними, как боги. Ископаемые пресмыкающиеся, мучимые голодом глубиной в десять тысяч морских саженей.

Их дети кружились в прибое: серебристая чешуя и зубы-катаны. Но пара, породившая отпрысков, не шевелилась. И ни разу не проснулась с тех пор, как Сусано-о впервые предложил гигантам спеть колыбельную.

Теперь их имена утеряны для людей, поглощены тенями мифов и эпох. Но арашитора помнил их.

Найя и Ааэль. Отец и мать всех драконов.

На вершине высочайшего вулкана, ныне угрюмого и остывшего, возвышалась резиденция Хана – серия туннелей из черного камня, хороших, прочных и теплых. Ветер целовал рты-трещины, напевая навязчивую мелодию, и все открытые бесконечные гласные говорили о давно минувших временах, когда Шима была лишь сном в утробе Госпожи Идзанами. До ее смерти. До падения. До того, как она поклялась отомстить.

Стая же собиралась только тогда, когда Хан созывал большой слет или когда самка чувствовала приближение первой течки, а для самцов наступало время побороться за ее внимание.

Затем стая наблюдала за кровопролитным сражением: как дерутся в испещренном молниями небе тигры без пары, а самцов с подругами сдерживает мускус их собственных самок.

Они не виделись друг с другом месяцами, однако были семьей. Стаей. Последние грозовые тигры во всем мире, обитающие в колыбели своего отца и живущие свободно, без детей обезьян, их горящих цветов и отравленных небес.

Время от времени в их краях появлялись Залетные: в основном молодые самцы, с угольными глазами и черными перьями, прибывавшие с востока, чтобы испытать себя в схватке с арашиторами Края вечных бурь. Они бились до первой крови, и это было похоже на игру в войну, призванную испытать силы противника. Иногда самка грозового тигра улетала с кем-то из них в земли, которые дети обезьян называли Морчеба.

Но порой между их визитами проходили годы – и тогда компанию арашиторам составляла только буря.

Таков был мир Буруу. Это было все, что он когда-либо знал.

А сейчас он сидит на вершине обиталища Хана, в гнезде, выглядывает за край, расправляя маленькие крылышки. Ему едва исполнился год, и он готов к первому полету.

Вот его первое настоящее воспоминание.

Рядом мать, теплая, излучающая свет. Братья, Эш и Драк, следят за происходящим. А над ними кружит отец. Могучий Скаа. Величайший арашитора из ныне живущих. Хан Края вечных бурь.

Юкико наблюдала за воспоминаниями в сознании Буруу, как ребенок за пантомимой с тенями. Она почувствовала страх детеныша, когда он заглянул в пропасть, зияющую вдалеке, – острые клыки черной скалы и пенящиеся моря, наполненные голодными морскими драконами.

Она ощутила, как он задрожал.

Ты был сыном Хана?

ОДНИМ ИЗ ТРЕХ.

Значит, ты – принц…

МЫ НЕ ТАКИЕ, КАК ВЫ. ВЛАСТЬ НЕ ПЕРЕДАЮТ ПО НАСЛЕДСТВУ, ЕЕ БЕРУТ. ЛЮБОЙ МОЖЕТ СТАТЬ ГЛАВОЙ СТАИ. ЛЮБОЙ, КТО УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОН ХАН, И ЕСТЬ ХАН.

Но Хан – самый сильный арашитора из ныне живущих. И потому сильнейшая самка выберет именно его, а его сыновья тоже будут сильными, верно?

СИЛЬНЫМИ В НЕКОТОРЫХ СМЫСЛАХ.

Буруу вздохнул.

И ОДНОВРЕМЕННО СЛАБЫМИ.

Теперь она наблюдала, как в глубинах памяти Буруу подавил страх и провалился в пустоту. Ветер завывал, словно дюжина голодных волков, угрожая столкнуть детеныша со склона горы. Гром гремел оглушительно, и ярость Бога Бурь была почти невыносимой. Но маленький грозовой тигр широко расправил крылья, как велел ему отец, и почувствовал, как духи воздуха призывают его подняться выше.

Буруу взмахнул крыльями и взлетел, ощутив беспредельный и невероятный восторг и ужас, заполонившие воздух вокруг него. А потом издал рык.

Рев триумфа. Первый рев новичка в стае.

Стая ответила, от мала до велика, и над всеми проревел гром. Отличный день. День гордости. Тигров было мало. И они цеплялись за существование, задушенные почти до полного исчезновения, отравленными небесами Шимы. Яды уничтожили большинство великих ёкаев – только те, у кого имелись возможности и воля к бегству, пережили возвышение Гильдии Лотоса.

Фениксы полегли и умерли от разрыва сердца, когда небеса заполнились грязными смолистыми испарениями. Драконы уплыли на север, когда океаны окрасились в багряный цвет.

Грозовые тигры улетели по приказу последнего Хана Шимы. Их было немного. Даже когда Хан установил закон отменить ритуальные смертельные поединки за право спаривания, провозгласив немыслимым для арашиторы убийство собрата, они размножались медленно.

Поэтому день, когда детеныш впервые вставал на крыло, оказывался знаменательным – то был маленький шаг, чтобы отползти от грани вымирания.

Буруу взмыл в небо, разгоняя ветер крылышками. Он изо всех сил стремился к облакам, мышцы напрягались практически до разрыва. Но, наконец, он выровнялся, занял место позади отца, снова взревев, окликая соплеменников, собравшихся внизу. И ответ тигров наполнил его гордостью.

Хан ответил последним, но громче всех. И оглянулся на Буруу с нескрываемой гордостью и особой любовью, которую родители всегда питают к младшему ребенку.

«Я горжусь тобой! – крикнул он. – Мой Роахх».

Юкико нахмурилась, провела пальцами по шерсти Буруу.

Роахх?

ЭТО БЫЛО МОЕ ИМЯ. КОГДА-ТО. ОНО ОЗНАЧАЕТ «ТРИУМФ» НА НАШЕМ ЯЗЫКЕ.

Голос Юкико в его сознании прозвучал мягко. Неопределенно.

Ты бы хотел, чтобы я звала тебя так? Именем, которое дал тебе отец?

Буруу опустил голову.

В ТОМ БОЛЬШЕ НЕТ НИКАКОГО СМЫСЛА.

Она ослабила хватку и отступила на шаг, чтобы посмотреть другу в глаза. Он не увидел осуждения, не почувствовал страха в ее сердце.

Подробности давней истории, равно как и то, что Буруу сделал в прошлом, не имели для нее значения.

Все, что было действительно важным для Юкико, – это он, Буруу. А еще то, что он принадлежал ей, а она – ему.

Заглядывая в окна ее души, он понимал: Юкико простит ему что угодно.

Все простит.

За исключением, вероятно, того, что он снова оставит ее одну.

Дворец даймё задрожал, раскаты грома напомнили тигру о шагах Землекрушителя, который даже сейчас тащился к Кицунэ-дзё.

Вздох Буруу потонул в грохоте ярости над головой.

ОСТАЛЬНОЕ ЛУЧШЕ РАССКАЗАТЬ В ПОЛЕТЕ. МЫ ДОЛЖНЫ ДВИГАТЬСЯ БЫСТРО, ЕСЛИ ХОТИМ ВЕРНУТЬСЯ ИЗ КРАЯ ВЕЧНЫХ БУРЬ ВОВРЕМЯ. ЕСЛИ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ВООБЩЕ ВОЗВРАТИМСЯ.

Юкико наполнил восторг, неистовая радость, от которой на глаза навернулись слезы.

Ты возьмешь меня с собой?

В КРУГИ АДА И ОБРАТНО, ЕСЛИ ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ.

Я должна предупредить Мичи и остальных. И собрать вещи. Дай мне полчаса.

Я БЫ ОТДАЛ ТЕБЕ И СОЛНЦЕ, И ЛУНУ, ЮКИКО. Я БЫ ПОДАРИЛ ТЕБЕ БЕСКОНЕЧНУЮ РАДОСТЬ, ДНИ ПОКОЯ И ГОЛУБОЕ НЕБО, ПОД КОТОРЫМ МОЖНО СМЕЯТЬСЯ И ПЕТЬ. НО ЭТО НЕ МОЕ, Я НЕ МОГУ ДАРОВАТЬ ТЕБЕ ДАЖЕ МАЛОСТЬ.

Просто дай мне себя. Ты – все, что мне нужно.

Я – ТВОЙ. ВСЕГДА.

Ее объятие было яростным, как муссонный ветер. Они стояли рядом, слившись в единое целое. Крылья Буруу складывались вокруг нее, напевая прерывистую, как у насекомых, песню, и буря, казалось, утихла, словно затаив дыхание. Вот он – последний момент затишья. Глубокий вдох перед погружением.

Буруу ненадолго закрыл глаза. Почувствовал ее жар, тепло малышей в утробе Юкико. Теперь они – его семья. Его – все.

А потом снова разразилась буря, и руки Юкико соскользнули с шеи тигра. Девушка повернулась и бросилась во дворец, волосы заструились за ней, как черная вода. А Буруу стоял под карнизом, наблюдая, как темный дождь бесконечными струями стекает по водосточным трубам, окрашивая увядшие листья в саду в серый цвет. Барабаны Райдзина не приносили утешения. Звучал марш бури, а не колыбельная.

Грозовой тигр вгляделся в то, что ждало его впереди, что он должен сделать и куда должен отправиться.

КТО УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОН ХАН, И ЕСТЬ ХАН.

Буруу заморгал, глядя на облака, и в его глазах засверкали молнии.

ПРОСТИ МЕНЯ, ОТЕЦ.

22
Размыкая объятия

В тени додзё[8]8
  Додзё – в японском буддизме, а также синтоизме – особое место, предназначенное для медитации.


[Закрыть] даймё стояли четверо.

Вдоль стен выстроились доспехи из тика и бамбука – почетный караул из пустотелых воинов с деревянными мечами. Гроза эхом отдавалась в ушах, ветер пробирался сквозь стены под подоконниками, мелькая тенями в кругу света от фонаря.

Там они все и стояли. В государстве военачальников и сёгунов. В стране даймё, самураев и лотосменов.

Четыре женщины, которые могли изменить мир.

– Не могу поверить, – прошептала Мичи. – Ты не можешь оставить нас сейчас.

– Я должна, – ответила Юкико. – В Краю вечных бурь несколько десятков арашитор. Если мы с Буруу сумеем убедить их сражаться на нашей стороне, мы сможем победить в войне.

Мисаки наблюдала за ней прищуренными глазами, серебристые лапы колыхались за плечами.

– А если у вас не выйдет? Если что-то произойдет с тобой, Танцующая с бурей? Вы заберете надежду у народа.

– Но у вас есть Хана. – Юкико кивнула на девушку. – Она может быть таким же символом, как и я.

– Я – не ты, Юкико, – возразила Хана. – Я – не герой.

– Ты можешь быть кем угодно – кем захочешь. Судьба протягивает нам руку помощи, а мы решаем, как поступить. И выбираем, кем хотим быть.

– Какое-то безумие, – вновь зашептала Мичи. – Что, если арашиторы не присоединятся к вам?

– Она их уговорит, – заявила Хана.

Мичи изогнула бровь.

– Кайя рассказала мне об Островах-Стилетах. – Хана пристально смотрела на Юкико. – Ты остановила морских драконов взмахом руки. Ты убивала людей, просто глядя на них.

Мичи с благоговением воззрилась на Юкико.

– Боги небесные…

– Нет, – отрезала Юкико. – Я не хочу делать слуг из этих существ. В таком случае я буду ничем не лучше тиранов, выступающих против нас.

– Возможно, у тебя нет выбора, – заметила Мисаки. – И в конце концов, они просто животные.

– О нет. Они – нечто большее. Я не хочу и не собираюсь порабощать их. Именно мы заварили эту кашу и разорвали страну в клочья. Если они не помогут, мы найдем другой способ.

– И какой же?

Воцарилась тишина, оскаленная клыками бури.

– Гайдзины, – проронила Хана.

Остальные повернулись, чтобы посмотреть на нее. В глазнице Ханы сиял глаз, озаряя теплым светом отчаянное лицо, заострившееся от жизни, проведенной в борьбе за объедки.

– По словам Петра, у меня кое-что есть. Глаз. Наверное, мне следует докопаться до сути. Я – наполовину гайдзинка, и это факт, а он вечно талдычит про Зрячих… Думаю, мы можем использовать…

– Гайдзины ненавидят нас, – перебила ее Юкико. – Они жаждут нас уничтожить. Я вообще не понимаю и половины из того, что болтает Пётр. Кто знает, что он имеет в виду на самом деле?

– Но я бы попробовала с ним пообщаться. Вдруг мне удастся уразуметь хоть что-нибудь?

Юкико поджала губы, наморщив лоб.

– Это не повредит, – выпалила Мичи. – Может, боги свели Хану и Петра вместе не просто так?

– Боги? – Юкико усмехнулась. – А они-то тут при чем…

– Подумай, Юкико. Каковы были шансы, что Акихито обнаружит двух беспризорников с даром Кеннинга как раз в то время, когда ты нашла еще одного грозового тигра? А кто-нибудь вообще мог вообразить, что однажды мы окажемся в Йаме, а потом и здесь?

– Кицунэ приглядывает за своими, Мичи. Теперь в мире правит слепая глупая удача.

– Кстати, если ты забыла уроки в храме, есть божество и для привлечения удачи, – улыбнулась Мичи.

Юкико облизнула губы и наконец кивнула.

– Хорошо, поговори с Петром. Но не предпринимай ничего радикального, пока мы не вернемся. Полет туда и обратно займет не больше недели. К тому времени Землекрушитель уже будет стоять у нас на пороге, но, надеюсь, не успеет позвонить в дверь.

Юкико повернулась к Мисаки.

– А вы продолжайте пытаться связаться с другими повстанцами. Может, у них есть свои люди на борту Землекрушителя.

– Точно, – кивнула Мисаки.

– И нам нужно подумать о Главдоме. Те, кто мнит себя гильдийцами, бросают против нас все, что у них имеется. Значит, их крепость останется относительно незащищенной. Мы можем лишить их запасов чи, когда они отвлекутся. Уморим Землекрушителя голодом. Сбежим в Йиши, где у них не будет топлива, чтобы преследовать нас. Может, даже убьем Первого Бутона.

– Верно, – кивнула Мичи. – Волк без головы – жалкий коврик.

– Мичи, держись поближе к даймё Исаму. Он, конечно, старый сварливый ублюдок, но, похоже, неплохой человек. Остаешься здесь вместо меня.

– Хай. – Мичи прикрыла кулак рукой и поклонилась.

– Ладно. – Юкико оглядела собравшихся. – Будьте осторожны в дни моего отсутствия.

Мисаки тоже поклонилась. Мичи крепко обняла Юкико, Хана присоединилась к ней, и троица замерла, пока мир вокруг них содрогался в тисках бури.

– И ты береги себя, – прошептала Мичи.

– Будь осмотрительной, – добавила Хана. – И храброй.

Они пообнимались еще несколько секунд, стоя в дрожащем свете, не желая отпускать друг друга. Но каждый раскат грома напоминал о том, как огромные железные лапы топчут землю, неумолимо приближаясь.

Так что они разомкнули объятия и медленно опустили руки, с улыбками на губах и слезами в глазах.

И, не издав ни звука, Юкико повернулась и ушла в темноту.

Когда она вернулась, ее ждал Акихито. Он сидел на скамейке под карнизом с деревянной шкатулкой в руках, и у его ног кремовыми завитками лежали кучки стружек. Буруу наблюдал за ним – и за большими, неуклюжими пальцами, создающими элегантную красоту из простой сосны. Косички у Акихито растрепались, а покрытые смолой заостренные пики бороды были забрызганы конопушками застрявших опилок.

– Акихито, – улыбнулась Юкико.

Здоровяк оторвался от резного орнамента, отложил нож и смахнул с колен стружку. Он встал, поморщившись, прижимая массивную руку к ране, которая до сих пор не зажила как следует: удар мечом Акихито заработал, спасая ее отца. Никогда не жалуясь. И не задавая ни единого вопроса. Столь же преданный, сколь долог был этот день.

Акихито оглядел Юкико, отметив переполненные сумки у девушки за плечами.

– Уходишь не попрощавшись, лисичка?

– Я не хотела тебя будить.

– Далеко направляешься?

– В Край вечных бурь. Где живут арашиторы. Хочу просить их о помощи.

– Не хотела меня будить?

Юкико печально улыбнулась.

– Наверное, просто не собиралась выслушивать лекцию, насколько опасно путешествие. И что ты должен заботиться обо мне теперь, когда моего отца уже нет.

– Думаю, мы давно прошли этот этап, лисичка. – Улыбка здоровяка тоже была невеселой. – После смерти Масару я сделал все, чтобы вернуться к тебе. Желая убедиться, что ты в порядке. Он бы хотел, чтобы дела обстояли именно так. Но сейчас, когда я нашел тебя, понимаю, что я тебе совсем не нужен. – Он пожал плечами. – Чувствую себя дураком: ведь я решил, что ты нуждаешься во мне.

– О, Акихито… – Юкико обняла здоровяка, уткнувшись лицом ему в грудь.

Акихито сжал ее в ответ. То было одно из потрясающих, пробирающих до костей объятий, которое заставляло Юкико чувствовать себя заключенной в центр мироздания.

– Какой ты идиот, – пробормотала она. – Ты всегда будешь мне нужен.

– Не забывай, ты – женщина, лисичка. Герой, на которого равняется нация.

– Это не означает, что я не нуждаюсь в друзьях. Я люблю тебя, болван.

– И я тебя люблю.

Она отступила, посмотрела Акихито в глаза.

– Но моего отца нет на свете, Акихито. И Касуми тоже. Мир меняется, а ты пытаешься держаться за то, что было раньше.

Он покачал головой.

– Другие люди – это моя жизнь: то, что я есть. Я никогда не умел быть один.

– Помнишь, когда я была маленькой, ты приехал к нам в бамбуковую долину? И учил нас с Сатору плавать, помнишь?

– Конечно, – закивал он.

– Ты стоял посреди реки и просил нас доплыть до тебя. А потом заключал нас в объятия.

– Вода была как стекло, – проговорил здоровяк. – И сквозь нее было видно дно…

– А летом, после смерти Сатору, ты отвел меня к реке, снова встал посередине и велел мне плыть. И я забралась в воду, а ты все время отходил дальше. Сначала я предположила, что это такая игра, но ты продолжал отступать, и я никак не могла добраться до тебя и расплакалась. Мне показалось, что я сейчас утону. Помнишь, что ты сказал?

– Да. Что ты уже достаточно большая и способна стоять самостоятельно.

Юкико улыбнулась.

– И я опустила ноги и почувствовала дно, а когда встала, вода достигла моего подбородка.

В глазах Акихито заблестели слезы, однако он плотно сжимал губы, пытаясь сдержаться.

– Вот и ты достаточно большой, Акихито, чтобы постоять за себя, – продолжала Юкико. – Ты никогда не нуждался ни в моем отце. Ни во мне. И ни в ком другом. Если бы ты увидел себя таким, каким вижу я… – Она помолчала. – Ты – самый сильный, самый храбрый и добрый человек из всех, кого я знаю.

Он оторвал от ее пола, заключив в массивное, сокрушительное объятие. Не говоря ни слова. Даже не дыша. А потом медленно, неохотно отпустил и отшагнул в сторону.

– Будь осторожна, – сказал он.

– Всегда, – улыбнулась она.

Здоровяк повернулся к грозовому тигру, который наблюдал за ними широко раскрытыми янтарными глазами. Зверь, которого он помог выследить и поймать, казалось, целую жизнь назад.

– А ты приглядывай за ней, черт возьми.

Юкико забралась Буруу на спину.

– Он обещает.

– Надеюсь, скоро увижу вас, лисичка.

– Нет, скорее, мы увидим тебя первыми.

Скрипнули могучие крылья, взревел металлический ветер – и они исчезли. Акихито посмотрел на все, что от них осталось, – на одинокое белоснежное перо, лежащее на влажных досках.

Затем он уставился на отравленный дождь, на измученный сад. Эту крепость люди создали из железа и камня, не обращая внимания на ущерб, который они наносили, на жизни, которые забирали, на цену, которую им предстояло заплатить. Не так уж сильно это отличалось от деяний сёгуна и его катаны.

Что посеешь, то и пожнешь.

Акихито еще долго стоял в темноте и смотрел, как идет дождь.