Текст книги "Несущая смерть"

34
Конец сну

У тебя есть сын?

Буруу наблюдал за Юкико, склонив голову набок, изучая выражение ее лица. Глаза широко распахнулись и стали круглыми, как полная луна. Бледное лицо цветом сравнялось с пеной, вскипающей в волнах. В каждой черточке и в каждой морщинке, которые он так хорошо знал, читалось изумление.

ТЫ, КАЖЕТСЯ, УДИВЛЕНА.

Конечно!

И ПОЧЕМУ ЖЕ?

Боги, не знаю. Ты просто не… не похож на отца.

И НА КОГО Я, ПО-ТВОЕМУ, ПОХОЖ?

Черт возьми, никак не возьму в толк! Пристрастие к трубкам, набитым лотосом, к азартным играм?

ЮКИКО, У МЕНЯ ЕСТЬ ПАРА. ПОЧЕМУ У МЕНЯ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ДЕТЕНЫША?

Полагаю… Ты всегда казался мне юным. Ты выглядишь немногим старше меня.

Он выразительно взглянул на ее увеличившийся живот, спрятанный под доспехами из кожи и железа.

ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ БЫЛИ БРОВИ, ОНИ БЫ СЕЙЧАС УСТРЕМИЛИСЬ ВВЫСЬ.

Ладно. Хорошая мысль, отлично сформулированная.

ОДИН ПЛЮС ОДИН В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ РАВНЯЕТСЯ ТРЕМ.

Его зовут Райи?

ДА. ИМЯ ОЗНАЧАЕТ «НАДЕЖДА».

Сколько ему было, когда ты покинул Край вечных бурь?

НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ.

Буруу взглянул на юг и обнаружил, что Шай возвращается, работая крыльями над волнами, а рядом с ней летит маленький белый грозовой тигр.

ОН НЕ ВСПОМНИТ МЕНЯ.

Юкико крепко обняла Буруу за шею.

Может, и не вспомнит. Но он будет любить тебя. Ведь ты его отец.

ОТЕЦ – ПРОСТО СЛОВО. НЕЗНАКОМЕЦ ДЛЯ ТЕХ, КТО РАСТЕТ БЕЗ ОТЦА.

Буруу почувствовал, как ее заливает печаль. Рука Юкико потянулась к теплу живота, она понурилась, когда дождь просочился сквозь завесу ее волос.

И грозовой тигр закрыл глаза, проклиная себя за то, что он такой дурак, неуклюжий, неловкий и непривычный к человеческим обычаям.

СПАСИ МЕНЯ, РАЙДЗИН. ПРОСТИ. Я СОВСЕМ ДРУГОЕ ИМЕЛ В ВИДУ…

Именно это ты и хотел сказать. И ты прав. Я знаю, каково расти без родителей.

ВАЖНО, ЧТОБЫ ДЕТИ РОСЛИ В АТМОСФЕРЕ ЛЮБВИ. ОДНО СОЛНЦЕ ИЛИ ДВА – НЕ ИМЕЕТ НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ. ВАЖЕН ТОЛЬКО СВЕТ – ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО.

Юкико посмотрела на приближающихся арашитор. И в одно мгновение вся печаль, сердечная боль и беспокойство исчезли с ее лица, которое озарилось сияющей улыбкой: казалось, из-за облаков выглянула Богиня Аматэрасу.

Какой же он красивый…

И наконец, Буруу увидел его – комочек только что отросших перьев и меха, пушистый и местами серый: младенческий пух еще не сошел полностью. Но хотя ветры выли, как свирепые тигры, а детеныш был слишком мал, чтобы летать, он все равно летел, и крошечные крылышки били по воздуху с яростью барабанов Райдзина.

Вот он – вклад Буруу в будущее расы арашитор.

Его маленький Райи.

Его надежда.

О боги, Буруу, как он похож на тебя…

Шай заходила на посадку, когти, сверкая, отражались на поверхности отвесных скал. Она повернулась, чтобы посмотреть на сына, Буруу обнял ее крылом, а сердце у него наполнилось гордостью.

Райи продолжал бороться с ветром: буря швыряла тигренка из стороны в сторону, словно воздушного змея. Но он летел, храбрый, как дракон, и в конце концов выпустил острые коготки, споткнулся, кувыркнулся, приземлился, вновь перевернувшись с ног на голову, и замер у ног отца.

О нет… бедненький… такое сокровище…

Юкико опустилась на колени и потянулась к Райи, а он поднялся на ноги, смахнул капли дождя с морды и встряхнулся, как щенок.

Какой очаровательный малыш…

Маленький арашитора заметил Юкико, и его широко распахнутые глаза стали совсем круглыми. Он вздыбил шерсть, угрожающе расправил крылья и издал самое устрашающее рычание, на какое был способен, едва ли достойное этого названия, – он просто тоненько мяукнул.

Юкико отдернула руки, когда он примерился, чтобы вцепиться в них, но затем неуклюже отскочил к матери и утробно заурчал.

Боги небесные, да у него вспыльчивый характер…

*У РАЙИ ДУХ БОЙЦА. КАК И У ЕГО ОТЦА.*

В глазах детеныша светилось любопытство, когда он смотрел на Буруу, выглядывая из-за лап Шай. Мать опустила голову и подтолкнула сына вперед с ободряющим мурлыканьем. Буруу, как и Юкико, опустился на колени, забыв о боли и о ранах.

Глаза отца оказались на одном уровне с мордочкой детеныша.

В последний раз, когда Буруу видел сына, тот был размером с горстку пуха и перьев.

Малыш обнюхал грозового тигра с некоторого расстояния, вздыбливая шерсть, и медленно направился к нему. Буруу взмахнул крылом, и детеныш отпрыгнул назад, расправив крылышки и зарычав. Но потом очень осторожно пополз вперед, наклонив голову под продолжающим лить дождем.

Райи был около двух футов длиной, на блестящей шерсти виднелись пока только намеки на полоски. Но Буруу знал, что они будут четкими и черными, а сын вырастет сильным и храбрым и пронесет наследие предков в грядущие годы.

Буруу уперся подбородком в землю. А Райи приблизился и прижался лбом ко лбу отца, положил лапу ему на щеку и замурлыкал.

Буруу слышал, как Юкико пытается заглушить рыдания – слезы радости, льющиеся вместе с дождем, извергающимся с небес. Он обхватил ее одним крылом, притянул к себе, Шай прижалась носом к другому боку.

И он осознавал каждой клеточкой своего существа, что этот момент навсегда останется в памяти. Здесь и сейчас он был единым – абсолютно совершенным целым. Что бы ни случилось, эта секунда будет принадлежать ему всегда.

МОЯ СЕМЬЯ.

Всегда.

Они дали ему немного времени. Целый час, чтобы насладиться возвращением домой, поиграть с сыном, погоняться друг за другом среди облаков. Но они ждали, когда он вернется в гнездо, черные и белые, молодые и старые. Сукаа обогнул Юкико, в его взгляде читались печаль и гнев. Старая Креа тоже находилась там. Ее глаза слезились и оказались подернуты белизной, возможно, из-за возраста и долгого сна. И хотя сказительница была самой старой и мудрой арашиторой из ныне живущих, она, похоже, сгорала от любопытства по поводу причин прилета Буруу в Край вечных бурь.

И вот он приземлился, а Шай взяла маленького Райи под свое крыло. Юкико заняла место рядом с ней, благодарная за тепло, исходящее от подруги Буруу.

На Буруу было устремлено две дюжины взглядов: воины, как черные, так и белые, самки, старейшины с выцветшими полосками. Хан водрузил лапы на трон, принадлежавший отцу, и посмотрел на представителей расы арашитор.

Теперь трон принадлежит ему. И командовать будет он.

Старая Креа подала голос первой: рычание было жестким и вызывающим, несмотря на возраст. Нога детей обезьяны никогда не ступала в Край вечных бурь, и она спросила, что здесь делает незваный гость.

Буруу посмотрел на Юкико и кивнул. Он почувствовал, как она в Кеннинге тянется к сознанию членов стаи и подхватывает их, втягивая в свой разум. Пока она говорила, мысли девушки эхом отдавались в черепе каждого грозового тигра, обжигая объединенной силой ее разума и тех, кто рос в ее чреве.

То был жар песни, которую минуту назад могла слышать только она. А после – объединенный огонь всех живых существ вокруг Юкико, сжигающий и захлестывающий, перекатывающийся и бурлящий.

Песня жизни целого – всего – мира.

Меня зовут Кицунэ Юкико. Я – ёкай-кин. Вместе с Буруу мы навсегда изменили облик Шимы. Когда-то мы делили эти острова, которые были домом для арашитор и для нас, людей. И я бы хотела, чтобы так стало снова. Я бы хотела, чтобы вы вернулись к нам, помогли отвоевать ваши родные земли у тиранов, делающих все, чтобы обратить их в пепел и руины.

Мысли старой Креа были скрипучи, как разбухшая от дождя деревянная дверь.

_ ТЫ – ТАНЦУЮЩАЯ С БУРЕЙ. _

Да. А Буруу… тот, кого вы знали как Роахха… он – мой брат.

_ ЗНАЧИТ, Я ЖИВУ ДОСТАТОЧНО ДОЛГО, ЧТОБЫ ВИДЕТЬ ЛЕГЕНДУ. _

Черноперый, известный как Сукаа, зарычал, и голос эхом разнесся по Кеннингу.

– АРАШИТОРА СЛЕДУЮТ ЗА СИЛОЙ, А НЕ ЗА ЛЕГЕНДАМИ. ДЕТИ ОБЕЗЬЯН – СЛАБЫЕ. ЗАЧЕМ НАМ ИХ СПАСАТЬ? ~

Буруу издал рык, родившийся глубоко в груди.

ЗАЧЕМ? ТАК ПРИКАЗЫВАЕТ ВАШ ХАН.

– ПРИКАЗЫВАЕШЬ СЛУЖИТЬ ИМ? КАКОЙ ХАН ГОВОРИТ ПОДОБНОЕ? ~

ХАН, КОТОРЫЙ УБИЛ ТВОЕГО ОТЦА, СУКАА. ХАН, КОТОРЫЙ УБЬЕТ И ТЕБЯ, ЕСЛИ ТЫ ПРОДОЛЖИШЬ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ.

Шай сделала шаг вперед с гордой и царственной осанкой, смерив Сукаа взглядом.

*Я ИДУ С ТОБОЙ, МОЙ ХАН.*

В головах собравшихся зазвенел смех Сукаа.

– САМКИ НЕ ДЕРУТСЯ. ~

Рычание Шай было прервано голосом Буруу.

ОН ПРАВ, ДУША МОЯ. САМЕЦ МОЖЕТ ВОЗРОДИТЬ ВИД. НО ЛИШЬ В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ЖИВЫ САМКИ. БЕЗ НИХ ГОНКА ПРОИГРАНА.

Он оглядел молодых тигриц сияющими глазами.

МЫ НЕ МОЖЕМ РИСКОВАТЬ НИКЕМ ИЗ ВАС В ВОЙНЕ. ВЫ – НАШЕ БУДУЩЕЕ. ТОЛЬКО САМЦЫ. ВОИНЫ.

Шай моргнула. Тигрица разгневалась.

*Я – ТВОЯ ПАРА. Я – ХАНША КРАЯ ВЕЧНЫХ БУРЬ.*

И ТВОЕ МЕСТО ЗДЕСЬ. БУДЕШЬ ПРАВИТЬ, ПОКА НЕ ВЕРНУСЬ Я.

Сукаа издал рык.

– НЕ БУДЕТ ОНА ПРАВИТЬ. НЕТ, ЕСЛИ ОБ ЭТОМ ПРОСИШЬ ТЫ.

Я НЕ ПРОШУ, СУКАА. Я ПРИКАЗЫВАЮ.

Другие морчебские черноперые тоже зарычали, скрежеща когтями по мокрым камням.

И тогда вмешалась Юкико.

Пожалуйста, прекратите. Не надо проливать еще больше крови.

– ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ, ДЕВОЧКА? У ТЕБЯ СЕРДЦЕ СЛАБАКА. ~

Слабака? Ты ничего обо мне не знаешь…

– МОГУ ВЫПОТРОШИТЬ ТЕБЯ ОДНОЙ МЫСЛЬЮ. ~

Буруу взревел, шагнув к Сукаа, и шерсть у Хана на спине встала дыбом. Шай попятилась, помогая Райи крыльями, остальные самцы уже расчищали пространство для схватки. Насилие почти вырвалось на свободу.

Я – ХАН. Я ПРИКАЗЫВАЮ.

– ХАН ТОТ, КТО УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОН – ХАН, УБИЙЦА РОДА. ~

ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ.

– ПРЕДПОЧИТАЕШЬ ИМЯ, КОТОРОЕ ДАЛО ТЕБЕ ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ? ~

Юкико перебила их.

Хватит!

ТЫ БРОСАЕШЬ МНЕ ВЫЗОВ, СУКАА?

– ТЫ РАНЕН, ХАН. ИСТЕКАЕШЬ КРОВЬЮ. ТЫ – СЛАБ. ~

ТОГДА БРОСЬ МНЕ ВЫЗОВ И УВИДИШЬ, КАК Я ОТПЛАЧУ ТЕБЕ ЗА БРАТА. Я ОТПРАВЛЮ ТВОИ КОСТИ К КОСТЯМ ТВОЕГО ОТЦА. РАЗОРВУ ТЕБЯ…

Юкико вновь не выдержала.

ПРЕКРАТИТЕ! НЕМЕДЛЕННО!

Крик эхом разнесся по Кеннингу, словно тысячекратный раскат грома, заставивший вздрогнуть грозовых тигров, сидевших вокруг гнезда Хана. Моргнув, они утробно зарычали. Девушка подошла к Сукаа, черный арашитора возвышался над ней, когда она взглянула в горящие изумрудно-зеленые глаза.

Ты называешь меня слабачкой, Сукаа, сын Торра. Считаешь испуганной маленькой девочкой. Кое-кто другой недавно думал обо мне точно так же. И я доказала ему, как он глуп, положив конец его Империи.

Сукаа завыл и захлопал крылья. В перьях потрескивали вспышки молний, облизывая воздух голодными языками. Он шагнул ближе, клюв его был в нескольких дюймах от лица девушки. Тигр хлестал хвостом, как хлыстом.

Юкико не дрогнула.

Считаешь меня слабой? Думаешь, я девочка, которую застращали? Сейчас ты услышишь то, что я сказала кое-кому прямо перед тем, как задуть его, как свечу.

Она широко раскинула руки и закрыла глаза.

Вы не знаете, на что способны маленькие девочки.

Буруу почувствовал, как Юкико перешагнула через возведенную ею же стену в огненный шторм, в бурлящий хаос песни жизни. И ярость просочилась сквозь нее в каждого из присутствующих здесь. Грозовые тигры одновременно шарахнулись в сторону и задрожали.

А Юкико плавала в ярости, принося жертву, простираясь за пределы гнезда, навстречу буре, бурлящей в небе и в волнах, навстречу титаническому теплу, излучаемому монстрами, что свернулись кольцами у подножия островов Края вечных бурь.

Древними монстрами. Старше, чем время. Чем жизнь или смерть. Эти чудовища которые спали долго и глубоко, пока гром колыбельной Сусано-о усмирял гнев, наполнявший их сны. И она потянулась к ним, пылая жаром тысячи жизней. Тысячи сердец и возгласов. Ярче солнца.

Найя. Ааэль. Отец и мать всех драконов.

Губы Юкико шевелились, ее голос был подобен взрыву тайфуна, и звучал громче, чем песня Бога Бурь.

И она произнесла одно-единственное слово, от которого содрогнулся мир.

Пробудитесь.

35
Накануне

В доме лорда клана Лиса сидят одиннадцать человек.

Первый из них – худая, как тростинка, девушка, выросшая в сточных канавах, но твердая, как железное дерево. Золотисто-белокурые волосы, единственный глаз, горящий бледно-розовым светом, голос грозового тигра, эхом отдающийся в сердце. Впервые за все время, что она себя помнит, у нее появляется надежда.

Слева от нее – высокий мужчина, широкоплечий и сильный, с татуировкой Феникса на руке. Он что-то шепчет тихим голосом, а, когда смотрит на девушку, не может сдержать улыбку на губах.

Справа от них – воин из далеких земель, облаченный в доспехи. Нагрудник из расплющенного железа с изображением оленя с тремя серповидными рогами на лбу. Красивый, но уставший от забот. Золотоволосый, как и девушка, но волосы уже потемнели от грязи после нескольких недель пребывания под черным дождем. Он – чужой. Некоторые считают его врагом. А другом – немногие. Большинство вообще не знают, что с ним делать.

Рядом с ним – мужчина, тихий и настороженный. Лицо в шрамах, один глаз слеп, другой – голубой и льдисто поблескивает. Он все время посматривает на светловолосую девушку, сложив ладони вместе, будто молится. Когда она говорит, он замирает, как ребенок, впервые увидевший восход солнца.

Дальше сидит еще одна девушка. Прекрасная, как распустившийся цветок, несгибаемая, как клинок, твердая, как сталь. Длинные черные волосы, подведенные тушью глаза, за спиной скрещены мечи. Она редко вспоминает о том, у кого украла оружие, – о мужчине, который называл ее леди и своей любовью. Она не слишком часто погружается в мысли о том, что могло бы быть у нее с тем мужчиной. Не думает и сейчас, сидя за столом у лорда клана Лиса. Но позже, оставшись в спальне, накануне битвы, подумает об этом. И пообещает себе, что не станет плакать.

Рядом с ней – капитан неболёта. Грудь, смахивающая на бочонок с чи, и живот, похожий на барабан, соломенная шляпа с неправдоподобно широкими полями, нахлобученная на голову. У него острый взгляд и ум, а в сердце пылает жажда мести. Жажда крови Тигров.

Возле капитана стоит на коленях генерал клана Кицунэ. Доспехи покрыты черной эмалью, шлем с изображением рычащего лиса воин держит в руках. Подле него – еще три генерала из клана Лиса. Они упомянуты здесь, поскольку каждый должен сыграть свою роль – ведь армиями не руководят в одиночку.

Однако задерживаться на ком-либо означало бы вселить ложную надежду, ибо ближе к финалу повествования все трое будут мертвы, и история почти и не вспомнит о них.

История… жестокая, как бури. Безжалостная, как зимние ветры.

И последний. Во главе стола. Владыка Лис. Хозяин этого дома, края, клана. В его распоряжении есть армии. Самураи и бусимены, которые отдадут жизни, если он скажет лишь слово. Люди, которые смотрят с крепостных стен Йамы на приближающуюся гибель и не отступят ни на шаг, не дрогнут ни на мгновение. Как не дрожали его сыновья. Даже когда умирали.

Сызмальства он не знал ничего, кроме войны. Из-за нее он потерял все. Жену. Сыновей. Род. Свой мир. И теперь стоит на пороге другого мира. Последнего, который увидит перед концом. И его жизнь – последняя жизнь, которую он должен отдать.

В небе грохочут раскаты грома – громче, чем железомёты, и эхом разносятся по залам. Хозяин смотрит на своих людей, готовых сражаться и умереть во имя него. Он переводит взгляд на гостей, на капитана из стана захватчиков-гайдзинов, которые сейчас предлагают перемирие, на повстанцев Кагэ, собравшихся под его знаменем, на Танцующую с бурей, которая сидит напротив и, вполне возможно, дала ему оружие, необходимое для победы.

Но все, чего ему хочется, – просто уснуть. И не пробуждаться.

Скоро, повторяет он.

Скоро.

– Численность армии гайдзинов превышает девять тысяч человек, но только шесть тысяч действительно готовы к бою. – Хана посмотрела через стол на Исаму. – Черный дождь нанес им сильный урон. С вашего разрешения, даймё, мы могли бы перевезти раненых в Йаму, чтобы укрыть от непогоды.

– Весьма неразумно, даймё, – встрял Гиндзиро. – Мы приглашаем тех, кто уничтожил клан Дракона, в наши дома?

– У них не будет оружия, – ответил Александр. – Клянусь, они не проявят никакого насилия. Зрячие высказались. Похоже, мы ведем войну с Гильдией.

– Расскажите это самураям из клана Дракона, – заявил Гиндзиро.

Акихито вздохнул.

– Генерал, Землекрушитель находится в дне пути от ваших крепостных стен. Ты и впрямь хочешь плюнуть в лицо шести тысячам воинов-гайдзинов, готовых встать рядом с тобой?

– А разве они не нападут на нас, когда битва закончится?

– Для морчебцев клятва имеет большое значение, – объяснила Хана. – Если мой дядя клянется, что его войско не принесет никакого зла к вашим дверям, значит, так и будет.

Гиндзиро нахмурился и покачал головой.

Хана уставилась на Исаму, убирая с лица выбившуюся прядь светлых волос.

– Даймё, мы, собравшиеся здесь, должны как-то начать доверять друг другу. Кто-то должен решиться на первый шаг. Иначе завтра вечером Тора и мастера-гильдийцы отпразднуют за этим столом вашу смерть.

Исаму пристально посмотрел на Хану: так гадюка наблюдает за особенно пухлой мышью.

– А тайна твоей… – Он помахал рукой перед ее личиком. – …особенности теперь раскрыта?

Хана смерила старого военачальника строгим взглядом. Она чувствовала, как в голове притаилась Кайя и внимательно следит за происходящим. А в жилах у девушки текла кровь Богини.

– Я принадлежу к роду Зрячих. На нашем языке мы бы назвали их Видящими.

– Правда? – Исаму изогнул бровь. – И что же ты, Видящая, успела узреть?

– Пока ничего. Мне только должны пробудить сакральное зрение или видение. Зрячие проведут ритуал завтра перед наступлением.

– Разумно ли такое? – спросила Мичи. – И зачем ждать?

– Ритуал должен быть совершен на рассвете. В час Богини.

– Не нравится мне это, Хана…

– И мне, – пробормотал Акихито.

– Прабабушка могла видеть людей, которых знала, независимо от того, где они находились, – сказала Хана. – Она могла закрыть глаза и как будто очутиться рядом с ними. Представьте, если бы я могла заглядывать в грядущее? Или различать путь, ведущий к будущему, к которому мы стремимся?

– А в конечном итоге ты сможешь всего-навсего видеть в темноте, – буркнула Мичи. – Или что у людей надето под кимоно.

– Хвала Богине… – пошевелил бровями Блэкбёрд.

Мичи ухмыльнулась, показав капитану особенно непристойный жест. Мужчина разразился хохотом и хлопнул по столешнице так, что задрожал чайный сервиз.

– Я сделала выбор. – Хана повернулась к Акихито. – И мне нужно, чтобы ты мне доверял.

– Понимаю, – кивнул здоровяк.

Девушка обратилась к лорду Кицунэ.

– Мне также необходимо ваше доверие, Исаму-сама. Но оно должно быть между каждым из нас, включая гайдзинов и мятежников-гильдийцев. Тогда у нас появится шанс уничтожить Гильдию раз и навсегда.

– Есть новости от Мисаки и ее людей? – спросил Блэкбёрд. – По-моему, у них практически нет шансов провернуть все это.

– Мы совсем недавно получили от них сообщение, – ответил Гиндзиро. – Завтра они доберутся до Главдома. Корабль экипирован в цвета капитула Тора. Вчера они установили радиосвязь с мятежниками на борту Землекрушителя и получили доступ к кодам приоритетной системы трансляции и паролям. Благодаря этому они смогут проникнуть в Главдом. И, очутившись там, если повезет, сумеют взорвать запасы чи. Взрыв до небес разнесет гиблое место в пыль.

– Вы послали с ними кого-нибудь из своих? – уточнил Блэкбёрд. – Полагаю, им понадобится немного старомодной удачи Кицунэ, чтобы остаться в выигрыше.

– Не стоит забывать о том, что нападением на Главдом дело не ограничится. У нас уже есть Землекрушитель, – сказал Гиндзиро. – Мятежники на борту взорвут двигатели как раз в тот момент, когда начнется сражение, и тем самым уничтожат наземные силы Тора. Затем мы атакуем из Кицунэ-дзё, гайдзины поведут наступление с востока. Таким образом, мы настигнем их на двух фронтах, прикрываемые нашими неболётами и ротор-топтерами.

– Тора по-прежнему сильно превосходят нас в воздухе, – промолвил Исаму.

– Нам нужна Юкико, – вздохнула Мичи.

– Никогда раньше она нас не подводила, – вклинился Акихито. – Но и шансы никогда раньше не были настолько плохими.

– А если у нее ничего не получится? – забеспокоился Блэкбёрд. – Что тогда?

– Будем надеяться, что Кицунэ приглядит за своими. – Исаму пригладил усы и пожал плечами.

Акихито стоял у окна, наблюдая, как гайдзины просачиваются во двор Кицунэ-дзё. Солдаты Лиса настороженно наблюдали за круглоглазыми, но было очевидно, что никакой засады не ожидалось. Гайдзины были в ужасном состоянии – многих несли на носилках, кожа оказалась обожжена до волдырей. Слуги даймё принесли одеяла и горячий рис, языковой барьер между двумя народами преодолели с помощью доброжелательных жестов и благодарных улыбок.

Здоровяк покачал головой. Несколько дней назад этим людям приказали уничтожить жителей острова. А теперь они собирались уничтожить содержимое кладовой даймё.

И все благодаря…

– Вот ты где.

Он обернулся на звук ее голоса. Хана стояла, прислонившись к дверному косяку. Она пригладила непослушные светлые пряди настолько, насколько смогла, однако волосы все равно торчали в разные стороны, неровная челка нависала, прикрывая кожаную повязку. Хана уже облачилась в нагрудник с темными полосами железа. Очки и косынку она стянула на шею, а слишком круглый глаз пристально наблюдал за Акихито и не мигал.

Красивая.

– Где Кайя? – спросил Акихито.

В ответ она постучала костяшками пальцев по нагруднику.

– У кузнецов. Они подгоняют… в общем, кое-что, чтобы защитить тигрицу от стрел. Они и для Буруу тоже что-то делают.

– Хорошая мысль.

– Ты правда так думаешь? – Она провела рукой по доспехам, по едва заметному изгибу бедра.

– Да, – тяжело сглотнув, выдавил Акихито.

– Дядя вернулся в лагерь, чтобы доложить маршалу и Святой матери о достигнутом. Хотел, чтобы я пошла с ним готовиться к рассветному ритуалу. Фактически настаивал.

– И почему ты осталась?

– А ты разве не догадываешься?

Стропила зловеще заскрипели. Пол дрогнул под ногами. Вибрация исходила откуда-то из глубины. Задребезжали стекла, ваза с цветами упала и разбилась. Поморщившись, Акихито доковылял до дверного проема и втиснулся рядом с Ханой, когда землетрясение набрало полную силу. Потолочные вентиляторы сильно раскачивались, дрожь передавалась от подошв ног к основанию черепа.

Здоровяк взял Хану на руки и прислонился к косяку, когда дворец будто сдвинулся с места и качнулся, словно на волнах.

Все закончилось в считаные мгновения, с балок слетала пыль, вдалеке раздавались крики слуг. Не самый страшный толчок из всех, какие Акихито довелось пережить за последние месяцы, однако их частота нервировала. Казалось, остров пытался стряхнуть людей со своей поверхности.

Хана прижималась к Акихито, впиваясь пальцами ему в поясницу. Она посмотрела на здоровяка сквозь спутанную челку, одарив озорной улыбкой, когда земля, наконец, перестала вибрировать.

– Тебе тоже было хорошо?

Он рассмеялся и опустил ее на пол.

Хана, быстрая, как жидкое серебро, привстала на цыпочки и прильнула к его губам, обвив руками за шею. Голодная. Неистовая. Акихито обхватил ее за бедра, а она обвила его ногами, притиснув к дверному проему. Ее язык скользил у него по языку, дыхание здоровяка стало тяжелым, он потерялся в ощущениях и самозабвенно ответил на поцелуй.

В своей жизни он знавал много женщин, по правде говоря, больше, чем положено. Но, хотя он и раньше терялся в желаниях, за этим никогда не стояло истинное чувство. То самое, которое сейчас заставляла его испытывать Хана. Девушка вплела пальцы ему в волосы, запрокинула голову Акихито назад, прикусила ему губу, причем довольно сильно – он почувствовал вкус крови во рту.

Губы Ханы коснулись его щеки и, покусывая, скользнули к горлу, а ее рука поползла за пазуху уваги, потом по груди и вниз по мышцам живота, стягивая тунику с плеча.

– Остановись, – выдохнул Акихито, обхватывая ладонью ее раскрасневшуюся щеку. – Хана, хватит.

Она подняла на него остекленевший от вожделения взор.

– Что? Боги, что такое?

– Ты уверена? Я имею в виду, ты когда-нибудь…

Она задыхалась, губы стали ярко-розовыми от прилива крови, а щетина Акихито царапала ей кожу.

Но она нашла в себе силы рассмеяться, игриво хлопнув его по полуобнаженной груди.

– Вы, мужчины. Вы проклятые идиоты!

– Что? – моргнул он. – Почему?

– Разве ты не чувствуешь, уверена я или нет? – Хана вцепилась ему в волосы, притянула к себе для нового поцелуя, а затем на мгновение откинулась.

Но вскоре ее губы опять касались его губ с каждым словом, которое она выдыхала.

– Мы оба можем погибнуть завтра. Сегодняшняя ночь может стать первой и последней, которую я могу провести хоть с кем-нибудь. И я хочу, чтобы это был ты. Или тебе нужен герольд, чтобы провозгласить приглашение?

– Я просто не хочу причинять тебе боль…

Она устремила на него пылающий взгляд, скрытый под угольно-черными ресницами.

– Но ты меня хочешь?

– Конечно, хочу.

Хана снова поцеловала его, приоткрыв голодный рот, прижимаясь к Акихито изо всех сил. Ее губы были горячими, почти обжигающими, и от ее жара он вспотел, несмотря на холод.

Руки Акихито пробежали вверх по ее ребрам, по спине, и он проклял металл, в который она была заключена. Кровь стучала в висках, когда она вновь отстранилась и откинула с лица волосы, тяжело дыша.

– Скажи это, – прорычала она. Движения Ханы стали как у хищника, а перед ее внутренним взором промелькнула тень арашиторы, когда ее губы на миг коснулись его губ.

Но она тут же отвернулась, когда он попытался ее поцеловать.

– Скажи, что хочешь меня…

– Да хочу же!

– Вот и скажи.

– Я тебя хочу.

– Тогда перестань думать. – Она опалила ухо Акихито своим горячим дыханием. – Прекрати болтать лишнее. Завтра становится ближе с каждой минутой, ты мог бы использовать рот для каких-нибудь других вещей, поинтересней…

Он поднял ее, с грохотом захлопнул дверь так, что в пазах задрожали доски. Покачиваясь, они добрались до кровати единым целым – Акихито держа ее на руках, а Хана обвив его ногами. Она сорвала с него уваги, а потом долго возилась с ремешками и пряжками своего нагрудника, пока он ругался, а она смеялась, яркая, как летнее солнце.

Медленно, велел себе Акихито.

Двигайся медленно.

Она прильнула к Акихито всем телом и выдыхала вздохи ему в рот. И каким бы нежным он ни старался быть, ей не хотелось медлить, ей хотелось всего – быстро и сразу. И она толкала его вниз, чтобы он, возможно, утонул, а затем вытягивала наверх, в пропитывающее тепло, впиваясь зубами в горло Акихито и царапая ногтями спину.

– Хана, – шептал он. – О боги…

Акихито видел ее улыбку в темноте, отраженную розовым сиянием, падающим с ресниц.

– Богиня, – выдохнула она.