Текст книги "Клан Пещерного Медведя"

– Бран велел мне привести тебя.

Креб что-то пробурчал себе под нос и вновь побрел вперед. Эйла плелась следом. Наконец, не в силах вынести мучений Креба, она обогнала его и опустилась на землю у его ног. Кребу поневоле пришлось остановиться, но, прежде чем коснуться плеча молодой женщины, он долго смотрел на ее склоненную голову.

– Эта женщина хочет знать, чем она прогневила Мог-ура.

– Ничем, Эйла.

– Тогда, позволь, я помогу тебе! Раньше ты никогда не отказывался. – Эйла осеклась и опять перешла на ритуальные жесты. – Эта женщина умеет исцелять недуги. Ее печалит, что Мог-ур не принимает ее помощи. О Креб, позволь мне облегчить твою боль, – вновь сорвалась она на повседневный язык. – Я так люблю тебя! Для меня ты все равно что мужчина моей матери. Ты всегда заботился обо мне, заступался за меня. Тебе я обязана жизнью. Не знаю, почему ты меня разлюбил. Но я люблю тебя по-прежнему.

И слезы, горькие отчаянные слезы хлынули у нее из глаз.

«Почему, стоит только ей решить, что я не люблю ее, из глаз ее течет вода? – думал Мог-ур, и сердце его сжималось. – Почему я не могу вынести этого и готов сделать все, лишь бы ее утешить? Неужели у всех Других такие слабые глаза? Она права: раньше я позволял ей лечить себя и нет причин отказываться от ее помощи сейчас. Да, она не женщина клана. Она родилась среди Других и принадлежит им доныне, хотя сама она да и все прочие полагают иначе. Но она и в самом деле целительница. Ей не дано стать истинной преемницей Изы, но чары исцеления подвластны ей. Она делала все, что в ее силах, чтобы стать женщиной клана. Я видел – ей приходилось тяжело. Но я не ведаю, как тяжело ей было на самом деле. Не впервые вода застилает ей глаза. Но сколько раз она сдерживалась. Сколько раз таила свое горе. Лишь когда ей кажется, что я не люблю ее, она не в силах сдержаться. Ей слишком горько. Если бы я решил, что она разлюбила меня, мне тоже было бы горько. Почему я так привязался к рожденной среди Других?» Креб пытался увидеть в ней представительницу далекого и непонятного племени. Но перед ним была Эйла, дитя, выросшее у его очага.

– Поспешим, Эйла. Бран ждет нас. Вытри глаза. И на стоянке сделай мне отвар из коры ивы, целительница.

Эйла просияла сквозь слезы, поднялась и подошла к нему. Креб, поколебавшись, оперся на ее руку.

Увидев их, Бран сразу понял, что дело пошло на лад. Он немного ускорил шаг, хотя клан все еще передвигался медленнее, чем хотелось бы вождю. Старый шаман по-прежнему казался сумрачным, но все же он немного воспрянул духом и старался не слишком задерживать соплеменников. Да, между этими двумя, несомненно, что-то случилось, но теперь, похоже, у них мир, думал Бран. И все благодаря тому, что он догадался послать Эйлу за Мог-уром.

Теперь Креб принимал помощь и заботы Эйлы. Но преграда, возникшая между ними, так и не исчезла. Он помнил, что Эйле не дано разделить печальную участь клана, и не мог преодолеть отчужденности. Казалось, прежняя теплота и доверительность их отношений утрачены безвозвратно.

Дни стояли по-летнему жаркие, однако ночи становились все прохладнее. Увидев на западе контуры заснеженных вершин, утомленные путники приободрились. Расстояние, отделяющее их от дома, убывало слишком медленно, хотя они не давали себе отдыха. День за днем они шли на запад, а горная гряда на юге полуострова все еще виднелась далеко впереди. Но так или иначе, они приближались к родным краям. Сверкающие хребты вырисовывались все более отчетливо, и уже можно было различить голубоватые расщелины ледников и темно-красные отложения горных пород.

Люди двигались без остановок, лишь под покровом темноты они разбили лагерь в степях. С первыми проблесками солнца все снова были на ногах. Иссохшие степи постепенно сменились зелеными лугами и перелесками. Заметив носорога, который важно прошествовал мимо, не удостоив людей взглядом, путники поняли, что дом близко. Нетерпение гнало их вперед по тропе, петляющей у подножия холма. Обогнув знакомый хребет, они увидели свою пещеру. Сердца у всех заколотились быстрее. Клан вернулся домой.

Аба и Зуг поспешили к ним навстречу. Сияя от радости, Аба приветствовала свою дочь и ее мужчину, обняла старших детей и взяла на руки маленького Груба. Зуг кивнул Эйле и устремился сначала к Гроду и Уке, потом к Овре и Гуву.

– А где Дорв? – спросила Ика.

– Он отправился в мир духов, – ответил Зуг. – Глаза его потухли, и он уже не мог различить наших жестов, когда мы пытались с ним разговаривать. Тогда он стал тосковать. Думаю, когда духи позвали его, он отправился с ними охотно. Мы предали его земле и пометили это место, чтобы Мог-ур совершил над ним погребальный обряд.

Эйла в тревоге озиралась по сторонам.

– Где же Иза? – спросила она.

– Иза очень больна, Эйла, – ответила Аба. – С тех пор как на небе народилась новая луна, она не встает.

– Иза! Нет! Нет! – Эйла бросилась в пещеру. Добежав до очага Креба, она скинула свою поклажу и склонилась над Изой, лежавшей на меховой подстилке под грудой шкур. – Иза! Иза! – окликнула она сквозь слезы.

Старая целительница открыла глаза.

– Эйла, – произнесла она осипшим, едва слышным голосом. – Духи милостивы ко мне, – через силу сообщила она жестами. – Я дождалась вас.

И она протянула к Эйле исхудалые руки. Эйла обняла ее, прижав к себе уставшее тело. От Изы остались лишь кости, обтянутые сухой морщинистой кожей. Волосы ее поседели, глаза и щеки ввалились. Женщина, которой недавно исполнилось двадцать шесть лет, казалась глубокой старухой.

– Зачем только я пошла на Великое Сходбище! – со слезами на глазах твердила Эйла. – Я должна была остаться здесь и заботиться о тебе. Я ведь знала, что ты тяжело больна. Как я могла тебя покинуть?

– Не терзайся понапрасну, Эйла, – остановила ее Иза. – Тебе ни к чему винить себя. Расставаясь с вами, я знала, что скоро умру. Ты ничем не помогла бы мне, даже если бы осталась. Мне уже никто не поможет. Я только хотела увидеть всех вас еще раз, прежде чем отправиться в мир духов.

– Нет-нет, ты не умрешь! Я не дам тебе умереть! Я тебя вылечу! Ты еще долго не уйдешь в мир духов! – горячо возразила Эйла.

– Эйла, Эйла. Ни одна целительница, даже если она владеет могучими чарами, не способна победить смерть.

Волнение вызвало у Изы бурный приступ кашля. Эйла бережно приподняла больную и поддерживала ее, пока кашель не затих. Затем она свернула свою меховую подстилку, подложила Изе под спину, чтобы той было легче дышать, и принялась осматривать снадобья, стоявшие у изголовья.

– Я не вижу девясила. Почему ты не пьешь его отвар?

– Девясил у меня весь вышел, Эйла, – слабо откликнулась Иза. Кашель лишил ее последних сил. – Отвара мне требовалось много, а выйти и пополнить свой запас я не могла. Аба пыталась накопать для меня девясила, но вместо него принесла корни подсолнечника.

– Побегу за девясилом, – сказала Эйла и устремилась к выходу. Навстречу ей попались Креб и Уба с Дарком на руках. – Иза больна, и у нее не осталось даже девясила, – с горечью сообщила Эйла. – Пойду наберу немного. В нашем очаге нет огня, Уба. Зачем только я отправилась на Великое Сходбище! Нельзя было покидать Изу.

Слезы прочертили серые полосы на припудренных дорожной пылью щеках Эйлы, но она не замечала этого. Не теряя времени, она побежала вниз по склону, а Креб и Уба поспешили к своему очагу.

Эйла вброд переправилась через ручей и оказалась на лугу, где рос девясил. Опустившись на землю, она руками принялась выкапывать из земли целебные корни. На обратном пути она вымыла руки в ручье и заторопилась домой.

Уба уже развела огонь, но вода, которую она поставила кипятиться, была едва теплой. Креб, стоя над Изой, совершал исполненные магического смысла движения. С прежней страстью он умолял всех известных ему духов-защитников укрепить дух Изы и не забирать ее так скоро. Уба устроила Дарка на меховой подстилке. Малыш уже начал ползать и теперь, встав на четвереньки, направился прямиком к матери, которая крошила на мелкие кусочки корни девясила. Он вскарабкался к ней на колени и потянулся губами к соску. Но Эйла опустила его на землю. Сейчас ей было не до сына. Не обращая внимания на его обиженный рев, она положила корни в воду и добавила в сосуд несколько раскаленных камней, чтобы вода закипела быстрее.

– Дайте мне Дарка, – попросила Иза. – Я хочу посмотреть на него поближе. Он так вырос.

Уба подхватила ребенка и отнесла его к Изе. Та усадила Дарка на колени и принялась покачивать. Но мальчику вовсе не хотелось сидеть на руках у незнакомой старухи, и он принялся вырываться.

– Он силен и здоров, – довольно заметила Иза. – И голову держит без всякого труда.

– Представляешь, у него уже есть женщина, – с гордостью сообщила Уба. – Пока это маленькая девочка. Но когда она вырастет, ее отдадут Дарку.

– Ничего не понимаю. Какая девочка? Дарк совсем мал, к тому же он увечный. Неужели кому-то захотелось отдать за него дочь?

– На Сходбище мы познакомились с женщиной из другого клана. Ее дочь тоже увечная. Она очень похожа на Дарка. По крайней мере, голова у нее точь-в-точь такая же. В первый день эта женщина сама подошла к нам и спросила, не согласится ли Эйла, чтобы Дарк и ее дочь соединились, – пояснила Уба. – Ода, мать девочки, очень переживала, что дочь ее никогда не найдет себе мужчину. Бран и вождь клана Оды обо всем договорились. Скорее всего, после следующего Сходбища девочка переселится в наш клан, даже если к тому времени она не достигнет женской зрелости. Эбра сказала – девочка может жить с ней до тех пор, пока они с Дарком не вырастут. Ода была счастлива. Особенно после того, как Эйле позволили приготовить священный напиток.

– Значит, Мог-уры все же признали Эйлу целительницей и моей преемницей? Я так боялась, что они отвергнут ее, – сказала Иза и обессиленно опустила руки. Разговор утомил больную, и все же в окружении близких она чувствовала себя более бодрой – если не телом, то духом. Немного отдохнув, она спросила: – Как зовут девочку, предназначенную для Дарка?

– Ура, – ответила Уба.

– Хорошее имя. Звучит приятно. – Немного отдохнув, Иза задала давно волновавший ее вопрос: – А Эйла? На Великом Сходбище не нашлось мужчины для нее?

– Тот клан, где живут родственники Зуга, не прочь ее взять. Сначала они отказались наотрез. Но после того как Эйлу признали целительницей, решили подумать. Только времени уже не оставалось, мы торопились в дорогу. Может, Эйлу они и возьмут, но не думаю, что они захотят принять Дарка.

Иза кивнула и утомленно закрыла глаза.

Эйла меж тем резала мясо, чтобы приготовить для матери бульон, то и дело нетерпеливо заглядывая в сосуд с отваром для корней. Однако снадобье все еще не приобрело нужного цвета и запаха. Дарк, жалобно хныча, подполз к Эйле, но она опять отказалась взять его на руки.

– Дай его мне, Уба, – сделал знак Креб.

Оказавшись на коленях Креба, мальчик затих, занявшись бородой старого шамана. Но скоро эта забава ему наскучила, он вырвался из рук Креба и снова двинулся к матери. Ребенок устал и проголодался, но Эйла, хлопотавшая у огня, казалось, не замечала, что он с плачем теребит ее за ногу. Креб, опираясь на посох, поднялся, потом отбросил палку и сделал Убе знак подать ему Дарка. С трудом ковыляя без своей опоры, он направился к очагу Бруда и протянул ребенка Оге.

– Мальчик голоден, а Эйле сейчас не до него – она готовит снадобья для Изы. Ты не покормишь его, Ога?

Молодая женщина кивнула, немедленно взяла ребенка на руки и дала ему грудь. Бруд злобно сверкнул глазами, но угрюмый взгляд, который метнул на него Мог-ур, заставил его сдержаться. Неизбывная ненависть Бруда к Эйле не распространялась на человека, который заботился и защищал ее сызмальства. Бруд слишком трепетал перед Мог-уром, чтобы ненавидеть его. Однако еще в детстве он обнаружил, что священный муж, всеми помыслами устремленный в мир духов, редко вмешивается в житейские дела клана. Ни разу он не отчитал Бруда, не потребовал, чтобы тот оставил Эйлу в покое. Но Бруд не имел ни малейшего желания вступать со старым шаманом в открытое столкновение.

Вернувшись к своему очагу, Креб принялся перебирать сваленные в кучу вещи в поисках сосуда с медвежьим жиром – причитавшейся их клану долей топленого сала зверя, умерщвленного во время ритуала. Уба поспешила на помощь шаману. Отыскав сосуд, Креб отправился в свое святилище. Он знал – надежды нет, и все же хотел применить все подвластные ему чары, чтобы сохранить жизнь Изы.

Отвар наконец был готов. Эйла переливала его из чашки в чашку, чтобы поскорее остудить. Она уже напоила Изу бульоном, бережно поддерживая ее голову, – точь-в-точь как поила Иза изнуренную голодом, раненую пятилетнюю девочку. Это немного оживило больную. С тех пор как Иза слегла, она почти не ела, да и раньше зачастую не прикасалась к пище, которую ей приносили. Для Изы минувшее лето оказалось долгим и тоскливым. Никого не беспокоило, поела она или нет, и она забывала о необходимости подкреплять свои силы. Старики, оставшиеся в пещере, замечали, что она тает на глазах, но не знали, как помочь ей. Когда для Дорва наступили последние дни, долг целительницы заставил Изу подняться. Но старейшина клана угас быстро, и все искусство Изы могло лишь немного облегчить его предсмертные страдания. Смерть Дорва повергла всех остальных в уныние. Каждый вспомнил о том, что недалек тот день, когда и ему придется оставить этот мир. Со времени землетрясения смерть впервые посетила их клан.

Эйла, устроившись у изголовья Изы, дула в чашку с отваром, беспрестанно пробуя, не остыл ли он. Уход за больной поглотил все ее внимание, и она не заметила, что Креб унес Дарка, а после и сам ушел в прибежище духов. Когда к очагу Креба приблизился Бран и молча встал поодаль, Эйла даже не обернулась. Тяжелое клокочущее дыхание Изы говорило о том, что конец близок, но Эйла не желала верить в это. Она упорно рыскала по закоулкам своей памяти в поисках спасительного средства.

«Надо попробовать припарки из коры пихты, – вспомнила она. – Да, и отвар тысячелистника – пусть Иза подышит его паром. Можно еще заварить сухую чернику. Нет, это помогает только при обычной простуде. Что же может подействовать? Может, корни лопуха?» Эйла была полна решимости влить в Изу все известные ей целебные отвары и с ног до головы обложить ее припарками. Нельзя было пренебрегать ни одним средством, способным продлить жизнь женщины, заменившей ей мать. Эйла гнала прочь мысль о том, что скорая смерть Изы неотвратима.

Уба тоже была озабочена болезнью матери. Но все же от девочки не ускользнуло, что Бран удостоил их своим посещением. В соответствии с обычаями клана мужчине не следовало приходить к чужому очагу в отсутствие хозяина. Увидев вождя, Уба засуетилась и принялась разбирать разбросанные в беспорядке вещи, переводя обеспокоенный взгляд с Брана на Эйлу. Но им, казалось, и дела не было до ее растерянности. Уба не знала, как поступить. Креб ушел, Эйла словно ослепла. Наверное, ей самой стоит приветствовать вождя?

Бран пытливо разглядывал трех женщин – старую целительницу, Эйлу, ее преемницу, столь несхожую с людьми клана, и Убу, которая шла по их стопам. Бран с детства был привязан к своей сестре. Все радовались рождению Изы, баловали и ласкали ее – ведь их мать прежде уже произвела на свет здорового мальчика, которому со временем предстояло стать вождем. С ранних лет Бран ощущал себя защитником Изы. Будь его воля, он ни за что не отдал бы ее тому мужчине, хвастуну и задире, который вечно донимал их брата-калеку. Но у Изы не было другого выбора, и она приняла свою участь безропотно. Хотя с тех пор, как мужчина ее погиб, она как будто воспрянула духом. Как бы там ни было, она всегда оставалась достойной женщиной и превосходной целительницей. Клан осиротеет без нее.

«Как выросла дочь Изы! – подумал вождь, пристально посмотрев на Убу. – Совсем скоро она станет взрослой женщиной. Пора подыскивать для нее пару. Надо отдать ее не просто достойному охотнику, но тому, к кому она чувствует расположение. Для охотника тоже намного лучше, когда его женщина предана ему всей душой. Лишь у одного молодого мужчины в клане еще нет подруги – у Ворна. Оуна тоже подросла, но ее нельзя отдать Ворну, который доводится ей братом. Придется Оуне ждать, пока Борг станет мужчиной. Впрочем, не будет беды, если она произведет на свет ребенка прежде, чем соединится с Боргом. Кстати, этот парень старше, чем Оуна. Неплохо бы ему проявить побольше рвения, обучаясь охотничьим навыкам. Если он настолько взрослый, чтобы утолять свою надобность с женщинами, значит для него настало время принести первую добычу. Что до Ворна, он наверняка будет хорошим мужчиной для Убы. Друк хорошо воспитал его. И я замечаю – Ворн частенько вертится вокруг Убы. Всякому ясно: он к ней неравнодушен». Как и обычно, все мысли Брана были заняты кланом, судьбами и интересами людей, за которых он ощущал ответственность.

Отвар девясила уже остыл. Эйла разбудила задремавшую Изу и заставила ее выпить снадобье. «Похоже, на этот раз Эйле не удастся вытащить Изу, – пришло на ум Брану, когда он посмотрел на изможденную старую женщину. – Почему только она так быстро одряхлела? – недоумевал вождь. – Из нас троих она самая младшая, а выглядит старше Креба». Ему припомнилось, как давным-давно Иза вылечила его сломанную руку. Тогда ей исполнилось примерно столько же лет, сколько Эйле, когда она спасла Брака. Но Иза в ту пору уже достигла зрелости и жила со своим мужчиной. «Да, с тех пор рука почти не доставляла мне неприятностей, – с благодарностью подумал Бран. – Вот только в последнее время иногда ноет. Я ведь тоже старею. Недалек тот день, когда я не смогу выйти на охоту. И тогда вождем станет Бруд.

Готов ли он к этому? Спору нет, на Великом Сходбище он хорошо показал себя. Я хотел даже объявить его вождем прямо там, на празднестве, перед всем кланом. Он доблестный, смелый охотник. Все говорили, что мне повезло с преемником. Мне и в самом деле повезло. Я так боялся, что Урсус изберет Бруда, чтобы вместе с ним уйти в мир духов. Конечно, это большая честь, и все же я рад, что честь эта миновала сына моей женщины. Горн тоже был отважным и сильным охотником. Его уход – большая потеря для клана Норга. Мы гордимся теми, кого избирает Урсус, и все же горюем по ним. Сын моей женщины не удостоился великих почестей, зато он остался с нами. Бруд не ведает страха. Пожалуй, он чересчур безрассуден. Молодому охотнику безрассудство пристало, но вождю необходимо здравомыслие. Он должен заботиться о благоденствии всего клана. Должен решать, как устроить охоту так, чтобы она принесла удачу, и при этом избегать напрасного риска. Наверное, мне стоит время от времени поручать Бруду возглавить охотничий отряд. Пусть приучится все хладнокровно обдумывать, пусть перестанет кичиться своей смелостью. Самообладание и ответственность – вот главные доблести вождя.

Почему, стоит только Бруду увидеть Эйлу, он становится вспыльчивым и вздорным? Разве он не понимает, что унижает себя, опускаясь до стычек с женщиной? На вид Эйла не особенно привлекательна, но все же она женщина, и к тому же смелая и решительная женщина. Хотелось бы мне знать, возьмут ли ее в клане родственников Зуга. Я так к ней привык, что, если она покинет нас, мне будет ее не хватать. Такая целительница, как Эйла, принесет пользу любому клану. Я позабочусь о том, чтобы ее приняли достойно. Сейчас, когда Иза больна, Эйла забыла обо всем, даже о своем сыне, ребенке, за которым готова была последовать в иной мир. Чтобы спасти раненого, она решилась приблизиться к пещерному медведю. Не многие способны на такое. Эйла не уступает Бруду в бесстрашии. И с годами она научилась владеть собой. Раньше она часто срывалась, однако на Великом Сходбище держалась безупречно. Она заслужила все похвалы, которыми ее осыпали».

– Бран, – слабым голосом окликнула Иза, приподнимаясь на подстилке. Она по-прежнему чувствовала себя старшей женщиной очага и беспокоилась о том, чтобы как следует принять почетного гостя. – Уба, приготовь вождю чаю, – распорядилась она. – Эйла, подай Брану подстилку. Эта женщина сожалеет, что не может сама услужить вождю.

– Оставь, Иза. Я пришел не для чая. Просто мне захотелось тебя увидеть, – сказал Бран, усаживаясь рядом с больной.

– Давно ты здесь? – спросила Иза.

– Нет. Эйла была занята. Мне не хотелось тревожить ни ее, ни тебя. На Великом Сходбище все сожалели, что тебя нет с нами.

– Сходбище прошло удачно?

– Наш клан опять признан лучшим. Охотники победили почти во всех состязаниях, Бруда первым избрали для участия в Медвежьем ритуале. Эйла тоже хорошо показала себя. Она заслужила множество похвал.

– От похвал мало проку. Когда человека слишком хвалят, это может рассердить духов. Лучшая награда для Эйлы – знать, что она хорошо показала себя и принесла честь своему клану.

– Да, Иза, Эйла принесла нам честь. Ее признали целительницей, женщиной клана. Твоя дочь не посрамила тебя.

– Ты прав, Эйла – моя дочь, как и Уба. Духи были милостивы ко мне, они подарили мне двух дочерей, и обе пошли по моим стопам. Обучать Убу начала я сама, закончить предстоит Эйле.

– Нет-нет! – перебила ее Эйла. – У тебя будет время передать Убе все, что ты знаешь сама. Теперь есть кому поднять тебя на ноги. Вот увидишь, скоро ты будешь здорова, – с пылом убеждала она. – Скоро ты сама примешься обучать Убу.

– Эйла, девочка, духи зовут меня, и мне придется уйти вместе с ними. Они были так добры, что выполнили мое последнее желание и позволили перед смертью увидеть всех вас. Не годится заставлять их ждать.

Бульон и целебные отвары подкрепили больную. Блестящие от жара глаза, пламенеющие на щеках багровые пятна придавали ей обманчиво оживленный, помолодевший вид. От лица ее словно исходило сияние, но то был не свет жизни. Брану уже случалось видеть нечто подобное. Он догадывался: это дух просвечивает сквозь истончившуюся оболочку и, значит, вскоре оставит бренное тело.

Ога до темноты нянчилась с Дарком и только поздним вечером принесла уснувшего ребенка к очагу Креба. Уба уложила Дарка на меховую подстилку. Девочке было одиноко, тоскливо, но она не знала, к кому обратиться за утешением. Креб лишь ненадолго вышел из своего святилища, смесью охры и медвежьего жира начертал на теле Изы таинственные письмена, сотворил над ней магические знаки и снова скрылся.

Уба разобрала вещи, разложила их по местам, приготовила ужин, к которому никто не прикоснулся. Она старательно придумывала себе дела – занятые руки немного отвлекали от тяжелых дум. Вскоре с работой по хозяйству было покончено. Оставалось только сидеть и смотреть, как умирает мать. Наконец Уба свернулась в комочек на подстилке Эйлы и задремала, прижимая к себе ребенка. Девочка согревала малыша своим теплом и находила у него успокоение.

А Эйла без устали хлопотала вокруг Изы, предлагая ей все новые средства и снадобья. Она боялась отойти от матери хотя бы на шаг, боялась, что Иза уйдет навсегда, стоит ей отвернуться. Этой ночью не только Эйла не сомкнула глаз. Во всем клане лишь маленькие дети спали крепким сном. Пещера погрузилась во мрак, люди сидели у очагов, уставившись на затухающие угли, или ворочались на своих подстилках.

Ночь выдалась туманная, облака затянули небо, скрыв звезды. Сумрак, царивший в обиталище людей, за пределами пещеры превращался в непроглядную тьму. Окрестные леса тонули в ней без следа. Перед рассветом, когда ночная мгла еще не рассеялась, Эйла очнулась от неглубокого забытья и подняла голову.

– Эйла, – хриплым шепотом позвала Иза.

– Что, Иза? – Эйла склонилась над больной. Глаза старой целительницы блестели в отсветах догорающего очага.

– Я хочу кое-что сказать тебе, прежде чем уйду навсегда, – произнесла Иза, и руки ее упали на меховое одеяло. Разговор требовал от нее невероятных усилий.

– Тебе нельзя разговаривать, мать, – возразила Эйла. – Постарайся уснуть. Поговорим утром, когда тебе станет лучше.

– Нет, девочка. Не будем откладывать. До утра я не дотяну.

– Не говори так. Ты будешь жить. Ты не покинешь нас!

– Эйла, я ухожу, и ты должна с этим смириться. Не перебивай меня. Времени мало. – Руки Изы вновь упали. Эйла смотрела на мать, оцепенев от горя. – Эйла, ты всегда была мне дороже всех на свете. Сама не знаю почему, но это так. Даже мысль о разлуке с тобой казалась мне невыносимой. Но теперь я ухожу. Недалек тот день, когда Креб вслед за мной отправится в мир духов. Бран стареет. Скоро вождем станет Бруд. Эйла, ты знаешь сама: он не даст тебе житья. Дочь моя, любимая моя дочь, ты владеешь чарами целительства. В любом клане ты займешь достойное положение, даже если у тебя никогда не будет мужчины. Но ты женщина, Эйла, и мужчина тебе необходим. Ты не принадлежишь к клану. Ты родилась среди Других и осталась одной из них. Уходи отсюда, девочка, отыщи людей своего племени.

– Уйти? – переспросила изумленная Эйла. – Но куда я пойду, Иза? Я не знаю, кто они, Другие, не знаю, где искать их.

– Другие живут к северу отсюда, на большой земле за полуостровом. Моя мать рассказывала мне, что один из них, мужчина, которого исцелила ее мать, пришел с севера. – Иза смолкла, но несколько мгновений спустя, собрав последние силы, решительно повторила: – Здесь тебе оставаться нельзя, Эйла. Уходи. Найди людей своего племени, найди своего мужчину.

Внезапно руки Изы упали, веки ее смежились. Она глубоко вздохнула и опять открыла глаза.

– Скажи Убе, что я любила ее. Но ты моя старшая дочь, и ты особенно дорога мне. Я всегда, всегда… любила тебя больше всех.

Дыхание Изы превратилось в слабое клокотание, которое постепенно затихло.

– Иза! Иза! – отчаянно закричала Эйла. – Мать, не уходи! Не покидай меня! Прошу, не уходи!

Вопль ее разбудил Убу, она вскочила и бросилась к Изе.

– Мать! Нет! Нет! Мать моя умерла! Мать моя оставила меня!

В поисках поддержки девочка устремила на Эйлу горестный взгляд.

– Она сказала, что любила тебя, Уба.

Глаза Эйлы были сухи. Она еще не до конца осознала всю непоправимость случившегося. Креб, услышавший крик Эйлы в своем святилище, хромая, приблизился к умершей. Всхлипывая, Эйла прижалась к нему. Все трое, охваченные горем утраты, обнялись. Креб и Уба ощутили на своих лицах слезы Эйлы. Сами они не умели плакать, но скорбь их была не менее глубокой.