Текст книги "На краю света"

– 44 –
2018

Кровать в гостинице была, как и положено, неудобной. Матрасные пружины впивались в ребра, полотняная простыня была протерта до прозрачности. Но заснуть Элис не могла не поэтому. Ее голова готова была взорваться – что сейчас произошло там, в коттедже, с Джимом?

Она все еще не до конца привыкла к тому, что они нашли его, не говоря уж про его утверждение – Мэри знала про то, что он не хочет быть найденным. И было не похоже, что Джим лгал. Все, что он говорил, вполне укладывалось в то, что они уже обнаружили – то, что он соскочил до того, как его выгнали с работы; как и говорил Гас, никакой «счастливой семейки» у него дома не было, иначе Джиму не пришлось бы бороться за свободу. Даже упоминание о выпивке имело смысл. Разве Тед не сказал, что позвонил в «НайтЛайн» после того, как приложился к бутылке? Это объясняло тот факт, что Мэри могла спутать их голоса, и, как Элис теперь сама убедилась, в остальном они тоже не слишком различались.

Но нет, Элис не должна – не может – верить словам человека, которого видела не дольше получаса, вопреки словам Мэри. Она должна выслушать Мэри. Но, если она попросит об этом, придется признать, что она проигнорировала пожелания Мэри и выследила Джима за ее спиной. И что Мэри на это скажет?

В голове Элис, словно закольцованная пленка на повторе, снова и снова прокручивались события предыдущего вечера. Передайте, что это все не имеет отношения ни к ней, ни к тому, что она сказала в последнем нашем разговоре. Что Джим имел в виду? Элис страшно хотелось спросить у Мэри, отыскать эти последние, важнейшие детали загадки исчезновения Джима, но она понимала, что и без того перешла все границы частной жизни, и это было как минимум неэтично, а как максимум просто дурно.

И от этого Элис испытывала, мягко говоря, сложные чувства по поводу статьи в «Горне». С той информацией, которую она добыла вчера, она вполне могла написать очерк о расследовании. И Джек будет в восторге. И, может быть, этого будет достаточно, чтобы отогнать угрозу ее сокращения. Почему же она не испытывает совершенно никакого желания писать эту статью? Какой-то безумный парадокс – чем ближе Элис подходила к обнаружению Джима, тем все меньше ее расследование становилось про него…

Моя голова помешала нам, как всегда. Это произнес Джим, но с тем же успехом могли бы сказать и Кит, и Тед. Все мужчины, появившиеся в жизни Элис в течение последнего месяца, не были способны открыто сказать о своих чувствах, удерживаясь тем самым от того, чтобы перешагнуть грань какого-то ужасного решения. И ее отец тоже. Когда он исчез, Элис была слишком мала, чтобы оценить, в какой мере его психическое здоровье толкнуло его на этот шаг. Но, если он был готов уйти, не оставив даже записки, значит, шансы на то, что ему было очень плохо, были велики.

Это не извиняло того, что он бросил свою семью, но помогало понять это. Элис никогда не понимала, почему она пылала от ярости из-за исчезновения отца, а ее мама, казалось, полностью пропустила стадию злости и гнева, сразу поддавшись всеохватной скорби. Теперь она думала, что дело было в том, что мама лучше понимала, что в его голове разлучило их. Но, чтобы подтвердить эту теорию, Элис нужно было поговорить с мамой, и этот разговор был уже просрочен сверх всякой меры.

По крайней мере, бессонное забытье придало ей решимости. Элис написала маме сообщение: Собираюсь приехать на следующие выходные, это нормально? – и отослала его, прежде чем успеет передумать. Ответ пришел мгновенно: мама будет очень рада. Этот маленький шаг был в правильном направлении. Элис была так занята, уговаривая себя, что пережила историю с отцом, что никогда не задумывалась, не остановилась ли она еще до пересечения финишной черты. Ей нужно было встретиться с Мэри, чтобы понять – в принятии нет соревнований. Это не гонка. Даже если ее финишная черта уже виднелась вдали, каждый пересекает ее в свой собственный срок.

За завтраком на следующее утро даже Кит был подавлен. Было ясно, что ни он, ни Элис не понимают, как воспринимать весь масштаб вчерашних признаний Джима. Единственное, что было совершенно ясно, – Джим не вернется в Илинг. И Мэри придется отыскать в себе силы на то, чтобы жить дальше без него.

Пока Кит относил вещи в машину, Элис пошла в бар расплатиться по счету.

– За счет заведения, – заявил Тони. Как выяснилось, он не просто вчера проводил время в баре, а был хозяином.

– Вы уверены?

Он кивнул. Элис буквально услышала, как ее банковский счет радостно и облегченно пискнул.

– Спасибо. Это очень щедро, и мы очень признательны. Признательны вам за все.

Говорить – До скорой встречи – было бессмысленно, Элис знала, что никогда сюда не вернется.

– Будьте здоровы.

– Погодите – это вот вам. – Тони извлек из-под барной стойки конверт и пустил по стойке в сторону Элис. – Не прямо вам, но чтобы вы взяли с собой. – На конверте незнакомым почерком было написано одно слово – Мэри. – От Сэма. Джима. Джеймса. Ну, вы поняли. Это лежало на коврике у двери, когда я проснулся нынче утром. И он оставил мне записку, чтобы я передал это вам.

– Я позабочусь, чтобы Мэри это получила, – сказала Элис, убирая конверт в сумку.

Они выехали в 8 утра. Навигатор предсказывал двенадцатичасовой путь до дома, и Кит был уверен, что они проделают его без остановки на ночлег. Он сказал Элис, что машина нужна его приятелю завтра к утру, но Элис отчасти казалось, что его желание снова разделить с ней комнату просто исчезло после того, как она его оттолкнула. И у нее в голове уже не было места для того, чтобы разбираться, что она чувствует по этому поводу. Обиду? Возможно. Раздражение на себя? Совершенно точно.

Кит же, напротив, казалось, совершенно оправился от своего расстройства, и если и лечил поврежденное эго, то делал это незаметно. Они мчались по шоссе, радио орало песни, а Кит подпевал. Элис никогда раньше не слышала такого издевательства над популярными классическими песнями. Кит так увлекся своим караоке, что в какой-то момент едва не пропустил нужный съезд, и сумка Элис слетела у нее с колен на пол. Письмо Джима выпало из нее.

Элис повертела его в руках, проверяя, крепко ли оно заклеено. Что там может быть? Если там написана хотя бы малая часть того, в чем он вчера признался – что больше не любит Мэри, – она будет просто убита. Все годы надежды растворятся в одном прочтении? Элис почувствовала, как у нее в горле поднимается стон. Невозможно, невыносимо грустно. Никто не заслуживает такого – никто. И уж особенно Мэри.

Перед лицом надвигающегося горя Мэри Элис совсем забыла про свое огорчение, что они вообще могли проездить совершенно зря. Если Мэри знала больше, чем говорила… Но теперь бесполезно об этом думать. Кроме того, кто же на самом деле в этом виноват? Мэри просила Элис не искать Джима. Еще Кит мог бы жаловаться, что его вовлекли во все это обманом, но он сказал, что видит все это совсем не так. У них было письмо для Мэри. И, по словам Кита, это письмо могло помочь Мэри начать процесс исцеления, какими бы болезненными ни оказались первые шаги.

Что же до Элис, эта неделя, проведенная в пути, показала ей, что она могла очень многому поучиться от своего неожиданного попутчика – терпению, искренности, нечеловеческой способности прощать. Только не петь. Под искаженные звуки «Богемской рапсодии» в исполнении Кита она задремала.

Когда они достигли окраин Илинга, Элис поняла, что дальше не может откладывать неизбежное. Она обещала Джеку статью в понедельник, и, если на спасение ее карьеры был вообще хоть какой-то шанс, он должен был ее получить.

Она открыла в телефоне рабочую почту и нажала на иконку «Новое сообщение».

Джек, привет.

Мы можем назначить встречу на 10 утра в понедельник? Я пришлю свое расследование самое позднее вечером в воскресенье.

Всего наилучшего,

Элис.

Она добавила свою формальную рабочую подпись (Джеку пора начать воспринимать ее всерьез) и уже почти нажала на отослать, когда Кит въехал на стоянку возле станции и резко затормозил. Был вечер субботы, и почти все места были заняты, но Кит, словно гончая, углядел одно, последнее. И едва не снес оба боковых зеркала, протискиваясь в него.

– Доехали? – Он выключил мотор, и в машине, впервые с момента старта, наступила тишина. Должно быть, радио перегрелось.

– Спасибо тебе за все, – сказала Элис. Ее правая рука прямо чесалась от желания отыскать его руку и крепко сжать ее. Она потеряла счет тем мелочам, которые так раздражали ее всю дорогу – искаженный испанский, постоянные комментарии, полное отсутствие иронии, – но все же ей очень не хотелось оставаться без него. Вот сейчас они выйдут из машины и разойдутся в разные стороны. Она одернула себя. Нельзя поддаваться этим мыслям, и она села себе на руку. – Я бы не справилась со всем этим без тебя.

– Да ну, – отмахнулся Кит от ее благодарностей. – Еще как бы справилась. Ты решительная. И мне это в тебе нравится. – Температура в машине внезапно подскочила чуть ли не вдвое. Элис попыталась было отнести это за счет лучей заходящего солнца, падающих на лобовое стекло, но это было не так, и она начала осознавать это. – Вынуть твою сумку?

– Ничего, я сама. – Элис бросила телефон на торпедо и вышла из машины. Она отодвинула переднее сиденье, чтобы вынуть рюкзак, но одна из лямок зацепилась, и потребовалась пара минут и несколько рывков, чтобы высвободить ее. – Ну наконец! Ладно, я пойду. Я расскажу тебе, как все пройдет с Мэри.

Но Кит не отвечал. Его лицо было мрачным, как грозовая туча, и он не смотрел на нее. Элис попыталась понять, на что же он смотрит – на какой-то ужасный персонализированный номер машины впереди? Но от такого предположения он бы рассмеялся… Он стоял, застыв на месте, как будто его чувство юмора сожрали зомби. Элис кинула взгляд на торпедо машины. Ее телефон соскользнул на полметра вправо. И его экран осветился.

– Расследование, значит? – сказал Кит.

Элис почувствовала, как ее лицо вспыхнуло, и ей стало трудно дышать.

– Почему ты смотришь…

– Я хотел передать его тебе. Чтобы ты его не забыла.

– Кит, послушай, я все объясню…

Мотор взревел.

– Я не хочу это слушать. Я могу сложить два и два – я же не идиот. Я думал, Элис, что ты лучше. А может, я все-таки идиот, потому что даже ничего не заподозрил. Ни разу. Я думал, ты правда хочешь помочь Мэри. Сделать что-то «полезное»? Но нет, все это было ради газетной статьи. Не могу поверить, как ты расхаживала там, говоря людям, что ты ее друг.

– Кит, пожалуйста, – Элис бросила сумку под ноги и обежала машину спереди. Она хотела, чтобы он взглянул ей в глаза, чтобы увидел, что она все та же Элис. Та, с которой он проводил сутки напролет последние несколько дней. Та, которую держал в объятиях во время той незабываемой ночи в Ивернессе. Та, которая все равно была хорошей, даже несмотря на это письмо.

Кит наклонился, закрывая пассажирскую дверцу. Прежде чем сделать это, он добавил:

– Ты была готова и меня во все это втравить. Я такого не заслужил, Элис.

– Я совсем не собиралась… Дай же мне объяснить. Я хотела найти Джима не для этого. Работа не была главной причиной…

Она хотела объяснить всю иронию того, что не проверяла почту из «Горна» с того момента, как они отправились в путь, но слова были заглушены звуком сдающей назад «Микры».

Она не могла ничего поделать – только смотреть сквозь слезы, как машина выезжает на шоссе.

– 45 –
2011

– Мэри, почему вы хотите работать здесь, в «СуперШопе»?

Мэри не надевала костюм с тех пор, как переехала в Лондон. Ей не нужно было искать работу, куда ходят в костюме, и он так и провисел все шесть лет в задних рядах шкафа, черный защитный пакет успел запылиться. Если бы не травма, которая теперь была ее новой реальностью – и тот факт, что она с трудом могла вообще видеть холодильник, не говоря уже о еде, вряд ли она смогла бы влезь в этот костюм.

За три месяца, прошедших после исчезновения Джима, она не смогла даже приблизиться к швейной машинке, не говоря уж о выполнении сделанных заказов. Клиенты забрали уже заплаченный аванс из-за необъяснимых задержек, а на новые запросы Мэри даже не отвечала. На прошлой неделе компания, поддерживающая ее сайт, прислала ей письмо и счет за обновление имени домена и техническую поддержку. Мэри им не ответила. Ее карты ассоциировались у нее с Джимом и его обещанием пойти с ней на край земли. Продолжать делать все это без него было слишком болезненно.

– У меня внезапно изменились обстоятельства.

Дженет, проводящая интервью, улыбнулась и, щелкнув ручкой, отложила в сторону свой блокнот.

– Забавная штука жизнь, а? – Она была ненамного старше самой Мэри.

Немного раньше, тем же утром, приветствуя Мэри за стойкой администрации, Дженет непроизвольно повернула руку в запястье так, что Мэри увидела там татуировку с тремя именами, написанными остроконечным шрифтом, напомнившим Мэри средневековые надписи в музее там, еще дома. Наверное, дети, решила Мэри. Если что-то и было забавным, так это то, как быстро и как далеко может завести тебя взрослая жизнь, когда ты выходишь за пределы своего детства.

– Ну что же, Мэри. Мы рады знакомству, и я счастлива, что вы будете работать с нами. Вы говорите, что можете начать немедленно? Нам нужна вся возможная помощь для подготовки к Рождеству.

Мэри заставила себя кивнуть.

– Это замечательно.

Она, естественно, совсем так не думала, выходя через автоматические двери и поднимаясь по улице. На переходе ее задержал человек в оранжевом жилете, везущий длинную змею из металлических тележек обратно ко входу в магазин. Может быть, все это и было бы замечательно, если бы Мэри хотела этой жизни, если бы прежняя жизнь не нравилась ей. Но было не так. В ней был лишь один недостаток – но эта нехватка была настолько ощутимой, что она не понимала, как продолжать жить без нее.

Она пока не привыкла к своему новому жилью и не сразу смогла попасть ключом в замок входной двери. Войдя, она кинула сумку на диван и упала рядом. Она жила тут уже шесть недель, но это было почти незаметно. За время жизни в Лондоне она обзавелась столь малым – столь мало она могла бы назвать своим, а не их общим, – что все вошло лишь в несколько картонных коробок, а те, в свою очередь, легко уместились в такси – и при этом совсем в небольшом. Четыре из них так и стояли заклеенными одна на другой возле мусорного ведра в углу кухни. Свою швейную машинку она оставила в буфете старой квартиры. Может, новые владельцы получат от нее хоть какую-то радость, а ей самой такое уже недоступно.

Когда начали приходить счета, Мэри поняла, что ее дни в их общей квартире сочтены. Отчасти она хотела остаться там, чтобы чувствовать запах Джима, сохранившийся на его подушке и особенно ощутимый по утрам или в невыносимые часы между полуночью и рассветом, который казался невозможно далек. Другая же ее часть мучилась, каждый день просыпаясь в одиночестве в месте, которое было создано для них двоих. На двери ванной висели два полотенца, в шкафу было место для ее одежды рядом с его.

Но в конечном итоге она оказалась избавлена от необходимости принять решение. Меньше чем через две недели после своего визита Ричард позвонил ей, сказать, что они продают квартиру. Такими были инструкции, и ему было жаль, но он мог только предупредить ее как можно раньше, что она должна выехать. Мэри уже собиралась повесить трубку, когда Ричард сказал, что Джульетт решила избавиться и от дома в Ноттинг-Хилле. Она всегда любила Италию, пробурчал он. Мы купим что-нибудь в Тоскане. Мэри попыталась представить эту пару в компании других уехавших пенсионеров за ланчем где-нибудь в поселке на склоне холма. Но все, что она увидела, – темное облако, которое они привезут с собой.

Через два дня Мэри выехала; она сняла самое дешевое жилье, которое нашла в Интернете. Залог практически оставил ее ни с чем, но хозяйка была настолько любезна, что согласилась взять отсроченный чек, и у Мэри осталось достаточно денег, чтобы прожить, пока она не найдет нормальную работу, где ей будут платить зарплату.

Она было думала вернуться в отели – насколько она знала, там платили больше, чем кассирам в супермаркете. Она даже проверила, какие находятся вокруг на расстоянии пешей ходьбы, пока не заметила, что ближайший же дорогой отель предлагал на своей интернет-странице «обслуживание свадеб и конференций». Было бы невозможно заниматься этим без того, чтобы не представлять себе Джима в их самую первую встречу, в его смешной рубашке без воротника. Мысль о еще одном свадебном приеме раскрыла ей глаза.

Работа в «СуперШопе» оказалась совсем неплохой. Люди были симпатичными, а Дженет – начальницей, о которой можно было только мечтать. Она взяла Мэри под свое крыло, давая ей кассы поспокойнее, в дальнем конце ряда, и никогда не ставя ее работать на стойку «ЧЕМ ВАМ ПОМОЧЬ?», где сотрудникам приходилось давать всевозможные объяснения на тему, почему подгорел рис для ризотто и отчего у этого огурца такая странная форма. А через пару недель Дженет даже пригласила Мэри к себе домой на ужин после смены в среду. Мэри отказалась, хотя отчасти сожалела об этом. Дженет была из тех, у кого уютный, гостеприимный дом.

До сих пор самым трудным в новой реальности Мэри было каждый день проходить мимо их бывшей квартиры, возвращаясь с работы. Одно дело заставить ноги не подходить к двери на автопилоте; другое – вскоре увидеть там незнакомых людей, которые, обнявшись, вместе готовили ужин на виду у всей улицы.

Однажды, когда Мэри смотрела на них, включилось радио. Должно быть, с этой песней для них было что-то связано, потому что она увидела, как они обменялись улыбками, а через секунду начали приплясывать возле стола. Мэри вдруг осознала, что смотрит на свое украденное у нее будущее – на то, которое могло бы быть украдено, если бы она так за него не держалась. Когда мелодия закончилась, женщина повернулась к окну, смеясь и запыхавшись. Мэри поспешила уйти, пока ее не заметили.

Для сохранения рассудка или того, что от него еще оставалось, было лучше не сравнивать ее старое и новое жилье. В новом практически не было мебели: коричневое кресло из искусственной кожи, используемое в кухне-столовой-гостиной, красный плюшевый диван, местами вытертый добела. Под ним была телефонная розетка, а сам телефон был настолько старым, что у него еще был витой шнур, торчащий из этой самой розетки.

В тот вечер Мэри сняла трубку и, не подумав, набрала свой домашний номер. Она даже не ожидала, что удастся дозвониться, а уж еще меньше – что кто-нибудь ей ответит.

– Это ты, Мэри? – спросила мама, когда стало ясно, что позвонивший не собирается представляться. – Я так за тебя волновалась, куколка. С тех пор как ты сообщила, что долетела благополучно, ты так и не давала о себе знать.

Легкий стон сорвался с губ Мэри, и она поняла, что наступил конец. Потоп хлынул, прорвавшись, слезы пришли так быстро и так обильно, что она даже не могла вздохнуть между приступами.

Мама ничего не говорила, кроме периодических слов, которые в какой-то степени заменяли ее руку, вытирающую Мэри глаза, – Ну-ну, ничего, я здесь, все прошло, – что, в ее случае, было воплощением ирландской стойкости, которая покинула саму Мэри. Она рыдала до икоты, до рвоты. В какой-то момент у нее изо рта вылетела прямо в руку струя горькой отрыжки.

– Тише-тише. Ничего-ничего. Я здесь. Можешь рассказать мне все, Мэри. Ничего не утаивай.

Каким-то образом у нее и правда нашлись слова. Ну или большая их часть. Она ни за что не могла бы рассказать маме о том, что произошло у них с Джимом перед тем, как она уехала в аэропорт, чтобы лететь на мамин юбилей.

– Я так и знала, что что-то не так, когда он с тобой не приехал.

– Мне нельзя было его оставлять.

– Мэри Кетлин, я не желаю слышать от тебя таких слов. Тебе не в чем винить себя, ты слышишь? Вообще не в чем.

– Но, мам, я же…

– Я повторяю. Довольно, Мэри. Мы должны снова встать на ноги. Ты вернешься домой?

– Я не могу. – Ее голос дрожал, но в нем звучала твердая нотка. Она еще не сказала маме, что сняла другую квартиру, – но единственное, в чем Мэри была уверена, так это в том, что она должна оставаться здесь, неподалеку, в Илинге. – Я не могу уехать отсюда. Он должен знать, что я буду здесь.

Потому что это был ни в коем случае не конец. Это был просто такой период. Еще один плохой период, который надо переждать, пока Джим не придет в себя. Он же сам так говорил, верно? Мэри нужна ему, она надежное место, куда он может вернуться.

– Куколка, возвращайся в Белфаст. Что ты собираешься там делать? Ведь наверняка же полиция сказала, что больше ничего сделать нельзя?

Мэри с трудом проглотила стоящий в горле ком. Как объяснить, что она так и не поговорила с ведущим дело полицейским, чтобы подтвердить то, что сказал Ричард? Визитная карточка, которую он оставил, наверное, уже сгнила где-то в ближайшей помойке. Лучше так, чем утратить последние остатки надежды.

– Ты еще тут?

Мама звонила ей весь вечер. Но Мэри не отвечала на звонки, следующие один за другим с такой частотой и настойчивостью, что девушка, проходящая мимо квартиры по шаткой лестнице, решила, что это играет такой специальный диск.

Нет, Мэри была в другом, гораздо более важном месте – возле станции, с табличкой в руках. Пока Джим не вернется в ее распахнутые руки, она найдет им полезное применение. Она будет первым, кого он увидит, только сойдя с поезда. Так же, как в прежние дни, говорила себе Мэри. В прежние, счастливые, дни, когда Джим выходил через турникет и шел к ней, и этого было достаточно, чтобы мир продолжал свое вращение.

Он увидит, как она сожалеет о случившемся.

Он увидит, что, вопреки сказанному, Мэри никогда ни с кем не будет лучше, чем с ним.