Текст книги "На краю света"

– 13 –

Мама была у дверей, когда Мэри не успела еще пройти даже половину дорожки, ведущей к дому. В темноте ее силуэт четко выделялся в светящемся дверном проеме. Мэри вдохнула густой, почти карамельный аромат жаркого; услышала вдалеке звук скачек, перекрываемый проклятиями Да.

– Вот она! Мы по тебе соскучились!

– Да ведь и недели не прошло, мам.

– Знаю, знаю. Ну, расскажи нам про свои каникулы в Портраше. Давай, заходи скорее, чай уже почти готов.

Мэри только что высадила Джима в аэропорту, на его обратный рейс в Лондон, но его отсутствие уже камнем давило ей на грудь. Впрочем, этого никто не заметил, да и вообще, кроме мамы, никого особо не интересовало, как она провела время вне дома. Гэвин и Конор, как всегда, препирались, предлагая различные версии того, что вчера случилось в Браун Дерби – какая-то очередная байка про Джейми из соседнего дома, как он кому-то врезал между глаз, и им пришлось вступиться. Все это, и перебранки, и шутки, и как минимум два стакана, которые Гэвин сшиб, размахивая руками во время рассказа, было привычным и уютным, но все равно тревога продолжала лежать свинцовым комом где-то у Мэри в желудке. Она даже представить не могла, как мама воспримет известие об ее отъезде.

– Ну, дома не так уж и плохо, да? – спросила мама, смахивая крошки со стола.

Мэри изучала дно сковороды, пытаясь определить, какие пятна стоит попробовать оттереть, а какие останутся навсегда. В соседней комнате Да закашлял так, что мог разбудить бы и мертвого. Она не ответила, и тогда мама подошла и положила руку ей на спину. Рука была холодной и слегка влажной – Мэри чувствовала это сквозь тонкую ткань блузки.

– Что с тобой?

– Я уезжаю.

Мэри заставила себя повернуться. Одно дело – заявить, что ты бросаешь свою семью, и совсем другое – сделать это лицом к лицу.

– Отсюда, и вообще из Белфаста. Джеймс попросил меня переехать к нему.

Мэри увидела, как широко раскрылись мамины глаза. Волоски на самых кончиках ее бровей начали седеть, и было заметно, что мама не добиралась туда карандашом для бровей.

– Мэри! Но это же чудесно! – сумела вымолвить она.

– Прости меня, мам.

– За что?

– Что я вас бросаю.

Она не знала, как мама справится без нее. Мальчишки… Вот именно что мальчишки. Они все еще пытались бороться с Да за пульт от телевизора, даже если он только что вернулся с сеанса химиотерапии.

– Как только я найду там работу, я буду присылать свою обычную долю, – Мэри уже паниковала, что же будет с работой и деньгами. Джим сказал, что сможет содержать ее несколько недель, но ей было неприятно рассчитывать на это, и потом, так же не может продолжаться вечно. – И я буду приезжать так часто, как только смогу, и если…

Мэри не смогла заставить себя выговорить слово необходимость, потому что это значило бы признать реальность, которую они все старались избегать: Да не становилось лучше. Она ненавидела себя за то, что бросает его в таком состоянии, но если она не уедет сейчас, то когда?

– Это всего час на самолете. Два – от двери до двери.

Мама промолчала, но Мэри видела, что это оттого, что она пытается проглотить стоящий в горле комок.

Мама протянула руку и обхватила Мэри за плечи, прижимая к себе.

– В добрый час. Ты же знаешь, я так счастлива за тебя.

Мэри сморгнула слезы.

– Про деньги, я это серьезно.

– Я не буду брать у тебя денег. Ты и так сделала для нас более чем достаточно, и это твой шанс быть счастливой. Просто для меня это ужасно неожиданно – но так часто случается.

Мэри знала Джима всего два месяца, они встречались четыре раза. Мама, должно быть, переживала, что все это произошло слишком быстро, и что Мэри могла на это сказать? Она и сама думала то же самое и не поверила бы в это, если бы не сила их взаимного притяжения.

– Ты не считаешь, что мы слишком торопимся? – Мэри и сама это знала, но ей нужно было мамино одобрение – как и всем; и не важно, семь тебе лет или двадцать семь.

– Нет! С чего ты такое взяла! Я тебе такого не говорила, верно? И потом, когда ты знаешь, ты знаешь. У нас с твоим Да тоже так было. Мы были помолвлены через шесть недель, и только посмотри на нас. – Мэри взглянула на полуготовый свитер, который мама вязала для Да, висевший на кухонном стуле. Он сильно похудел, и теперь все время мерз. Узор был в елочку – да, такие отношения вдохновляют. – Когда встречаешь своего человека, тебе просто нужно быть с ним, а все остальное не важно. В богатстве и в бедности. И я не сомневаюсь, что у тебя с Джимом, Мэри, будет так же. – Мама помолчала. – Но есть одна проблема.

Пульс Мэри зачастил. Они уже обсудили работу, деньги, Да – она просто не понимала, что же еще может быть.

– Мы еще не видели твоего кавалера.

– А. – Это, по крайней мере, было преодолимо. – Может, вам поехать со мной? Во время переезда? – выпалила Мэри, прежде чем успела подумать о расходах. – И ты, и Да. Заодно и посмотрите, где я буду жить.

Она видела, как мама так и сяк обдумывает ее предложение, вглядываясь в лицо Мэри в поисках знака, что она хочет отозвать его.

– Ну что ж, – она улыбнулась. Мэри уже давно не видела у мамы такой искренней улыбки. – Очень хорошо будет посмотреть на вас вместе. На того, кто украл твое сердце. Я узнаю, как там с паромами.

В отеле были потрясены ее уходом. Мэри изо всех сил старалась не принимать это на свой счет. Ее начальница, Дженни, вела себя так, как будто кто-то попытался выкопать из-под здания фундамент. Одиннадцать лет службы, повторяла она снова и снова, никто не организует приемы лучше тебя. Когда она спросила, кто же тот счастливчик и как давно они знакомы, Мэри пробормотала что-то про старого друга, а Мойра больно пнула ее по голени.

– Какого хрена ты так сказала?

– А что я должна была сказать? Я не хотела показаться отвязной.

– Ага, из-за траханья с незнакомцами.

Мэри почувствовала, что на лбу у нее выступили капли пота. Мойра всегда скажет так скажет. Но это же правда – невозможно сказать, что ты переезжаешь из-за человека, которого видела всего четыре раза, и рассчитывать, что это прозвучит разумно. Но все это не меняло ни ее чувств, ни Джима – когда они каждый вечер разговаривали, его восторг был слышен по телефону даже после суточной смены в хирургии.

– Взбодрись, детка, – Мойра шлепнула Мэри по спине гостевой книгой. Мэри будет смертельно по ней скучать. – Это самая отвязная штука, которую ты сделала в жизни, и я не дам тебе от нее отступиться.

День переезда наступил довольно скоро. Каким-то чудом мама разыскала деньги на паром, оправдывая расходы тем, что они смогут помочь Мэри с вещами. И не важно, что Да к концу дороги начнет задыхаться или что всех вещей Мэри едва хватило на две большие дорожные сумки. Мама выбрала для путешествия ночной рейс, в малонаучном расчете на то, что так можно будет проспать морскую болезнь. Но всего час дороги, и все надежды Мэри обойтись без того, чтобы провести ночь, склонившись головой над унитазом, растеклись по полу ее кабины.

Джим, несмотря на все протесты Мэри, настоял на том, чтобы встретить их прямо в порту. Мэри думала, не было ли это добровольно возложенной им на себя епитимьей за то, что он не познакомился с ее родителями раньше. Когда она рассказала ему, что случилось – что сказала мама о ее переезде к человеку, которого они в жизни не видели, – он был в ужасе. Последнее, чего он хотел, так это чтобы ее родители думали, что их дочь уходит с незнакомцем, да еще с таким, которому на них наплевать. Не то чтобы он один должен быть извиняться за это; Мэри считала, что они оба виноваты в том, что, погрузившись друг в друга, не подумали, что их помрачение может показаться эгоизмом.

Когда они сошли на берег, было еще темно. Мэри волокла одну сумку, мама другую. Да время от времени хватался за ручку сумки, но мама шикала на него всякий раз, как он пытался что-то приподнять.

– Позвольте мне? – При сходе с трапа сумку перехватила чья-то рука. – Доброе утро, красавица, – сказал Джим так, чтобы Мэри услышала его, а родители нет.

Мэри как можно быстрее представила их друг другу.

– Мам, Да – это Джим. Джеймс. Джеймс – мой бойфренд. – Она не могла поверить, что никогда раньше не называла его так.

– Ее бойфренд, – повторил Джим. – И я приношу свои извинения за то, что мы до сих пор не встречались.

Семейство с огромными чемоданами на колесах спускалось по трапу позади Да, и мама взяла его под руку, прижимаясь к перилам, чтобы дать им пройти.

– Пойдемте? – сказал Джим, когда грохот колес затих вдали, указывая большим пальцем в сторону парковки. – Я думал, нам будет тесновато, но, похоже, наша Мэри путешествует налегке.

Они проговорили все четыре часа дороги – мама и Джим. Даже Да участвовал в разговоре больше, чем ему было свойственно, про регби и про то, как он требовал увеличить экран телевизора в онкологической палате, чтобы не упустить ни минуты игры во время процедур. Джим купил на заправке чаю (еле теплого, но принятого с благодарностью) и круассанов, роскошь, за которую мама не переставала благодарить, пока они мчались по шоссе. Просто чудо, что мама не свернула себе шею, так она ею вертела на своем пассажирском сиденье, стараясь заглянуть Джиму в глаза.

– Давненько мы с тобой не бывали в Лондоне, а, Стэн?

– С 1976-го – тогда еще был первый турнир регби «Гонг Конг Севенс». Ты наверняка не помнишь?

– Боюсь, я был еще слишком мал, – ответил Джим. Включив поворотник, он медленно припарковался на свободном месте возле дома. – Ну вот мы и приехали? Дом, милый дом.

Он вынул из багажника обе сумки и закинул их по одной на каждое плечо. Открыл для Да дверь машины, и они оба, погруженные в разговор, пошли в квартиру. Прежде чем Мэри отправилась за ними, мама протянула руку и схватила ее за запястье.

– Он прекрасный, – выдохнула она.

– Хорошо, осторожней вот тут.

– Ты просто счастливица, Мэри О’Коннор.

За все тринадцать лет – шесть вместе, семь врозь – Мэри ни на одну минуту даже близко не подходила к тому, чтобы забыть, как она была счастлива.

– 14 –
2018

Десять минут пополуночи. Телефонная трубка с громким стуком упала из рук Мэри на стол. Она засуетилась, ловя ее, пока не случилось еще чего-нибудь. «Извините, извините».

Элис видела, что Мэри пытается спрятать мобильник, прежде чем Олив заметит, что она вообще его доставала. Может, стоит устроить небольшую отвлекающую диверсию? Но, к счастью, Олив была поглощена очередным звонком. Она то и дело издавала в трубку подбадривающие «хммм», и явно не имела возможности отвлекаться по сторонам.

– Что, опять повесили трубку? – спросил Кит. – Там все время ее вешают – и я готов поклясться, это один и тот же человек. Ай! – Не дожидаясь, пока Мэри подтвердит или опровергнет его гипотезу, он спросил: – Готова принять новый звонок? Надеюсь, на сей раз там кто-то будет. Мэри?

– Знаешь, Кит, вообще-то, мне надо идти. – Она уже собирала свои вещи, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Элис надеялась, что Мэри сумеет удержаться от слез. Когда Элис еще только зашла в комнату, Мэри уже казалась страшно уязвимой, а если то, что она сейчас видела, было очередным звонком Джима, то она, без сомнений, совсем убита.

– Конечно, нет проблем. И, слушай, прости меня за все это. Я уже говорил, все уже кончено и забыто… – Но Мэри, не слушая его, была уже в дверях. – Постой! – Кит вскочил с места. Мэри обернулась. – Ты сможешь нормально добраться домой? – И Кит, который то и дело поглядывал на Элис с момента ее появления, метнул в ее сторону долгий направленный взгляд. – Наш бюджет вряд ли вынесет оплату такси, но, может, Элис тебя проводит? Ты же недалеко живешь, а, Мэри?

– Конечно, я с радостью, – Элис вскочила, прежде чем Мэри успела бы отказаться.

Мэри, казалось, была одновременно смущена вниманием и раздражена вмешательством. Но все это было напрасно, Элис уже вышла за дверь вслед за Мэри.

– Ты в порядке? – спросила она ей вслед.

Дурацкий вопрос. Сначала звонок, а теперь, может, уже и два. Потом это видео. Элис знала, что Мэри видела его; Кит еще раньше прошептал ей: «видео», когда она поняла, что пришла в «НайтЛайн» посреди какого-то внештатного происшествия.

Мэри не произнесла ни звука, пока не остановилась минут через пять.

– Все, я пришла. – Они стояли перед небольшой закусочной на дороге, где Элис и сама как-то видела объявление о сдаче квартиры. Но прошла мимо. – Я живу здесь, наверху, – пробормотала Мэри. Переступив через порог, она собралась закрыть дверь.

Элис сунула ногу в щель.

– Может, я сделаю тебе чашку чая, а? Я и сама бы тоже выпила.

– Вообще-то…

– Я быстро. А то такой вечер выдался. – Прежде чем Мэри успела возразить, Элис проскользнула в коридор. – Наверх, да?

Элис чувствовала определенную неловкость за то, что так навязывалась Мэри, но если она что и поняла во время предыдущего их общения, так это то, что Мэри не спешит делать шаги навстречу. Что отчасти объясняло, почему сама Элис тут оказалась; Мэри никогда никого не попросит помочь найти Джима. Но Элис точно знала, что главное – довести дело до конца. Если Мэри пока не понимает этого, она поймет потом, когда все получится. А сам факт, что ответ на эту загадку сможет стать основой истории – большой истории, которая поможет Элис спасти ее собственную шкуру в смысле работы… Ну что же, это бонус.

Мэри повернула ключ в двери своей квартиры, направилась прямо к спасительному дивану и села, подобрав под себя ноги, как напуганный ребенок. Элис занялась чайником.

– Ну, – начала она, ставя две кружки с чаем на трехногую табуретку, исполняющую роль столика. Сама она села на стул напротив Мэри. – Ты в порядке? Правда? Ты же знаешь, мне можно сказать все.

Эмоции Мэри читались на ее лице так же ясно, как кровавое пятно на свежевыглаженной белой простыне. Просто подарок для журналиста, подумала Элис. Она ясно видела, что сейчас Мэри взвешивает ужас от повторения событий этого вечера и облегчение от возможности поделиться ими. Она закусила нижнюю губу, словно пытаясь удержать слова внутри. А потом наконец сдалась.

– Он позвонил. Джим. Снова.

– Сегодня?

– Да.

– И что он сказал?

Мэри сделала глубокий вдох, на выдохе ее нижняя губа задрожала.

– Он сказал, что совсем пропадает. И что просит прощения, он не хотел, чтобы контакт с ним так расстроил меня. Это неважно, и я пыталась сказать ему об этом, но там, в «НайтЛайне», это трудно. А Джим всегда был очень закрытым человеком. Так что я попыталась перевести звонок на свой мобильный. Я знаю, знаю, что так нельзя, но я не могла с ним там разговаривать. При всех. И я сказала, чтобы он подождал, что я сейчас его переключу. И когда я уже подносила мобильник к уху… он пропал. – Она поежилась.

В голове у Элис плясала сотня вопросов, но все они замерли у нее в глотке при виде переживаний Мэри. Наружу вырвалось только несколько слов.

– Мне так жаль. Правда.

– Я… Я просто не знаю, что мне делать. Я не могу снова его потерять.

Элис было так знакомо это чувство – беспомощность брошенного. Но встретиться вот так с тенью своих самых мрачных дней? Все, что она могла, это напомнить себе, зачем она здесь – найти Джима для Мэри и получить историю, которая сохранит ей работу.

– Это он? – как бы между прочим спросила Элис.

Она указала на фото в рамке, стоящее на пустой каминной полке в кухне-гостиной-столовой. Лицо Джима занимало две трети кадра. Высокий, смуглый и классически красивый, как герой в воскресном сериале. Элис не могла найти в нем ни единого недостатка, кроме шрама на левой брови. Лицо Мэри выглядывало из-за его плеча – она или шла на несколько шагов позади, или он нес ее на закорках. Фото было сделано в потрясающем месте – плоские камни поднимались из плещущих морских волн за спиной пары.

– Да, это он. Он был моим партнером. Наверное, надо сказать – бойфренд. Но он был на девять лет старше, и мне казалось, что глупо его так называть.

– Вы выглядите такими счастливыми.

Похоже, Элис нажала слишком сильно. Мэри зажмурилась.

– Мы были, – сказала она, – такими счастливыми. Я не знала, что такое мир, пока не встретилась с ним. Ну, по-настоящему. Я никогда не была такой живой, как с ним. Извини, я на минутку. – Она вскочила с дивана и кинулась в сторону того, что, как поняла Элис, было ванной. Она услыхала щелчок замка и сдавленные всхлипы.

Больше всего на свете Элис хотелось утешить Мэри, но по опыту она знала, что иногда горе можно только пережить. Когда Мэри выйдет оттуда, Элис придется уйти. И она уйдет с пустыми руками. Если только не найдет что-нибудь здесь, в квартире…

Прежде чем всплеск совести успеет помешать ей, Элис быстро щелкнула телефоном фото на камине. Она пока не представляла, когда это может понадобиться, но оно было гораздо лучшего качества, чем вчерашнее видео. Да на нем еще был Джим. Джим. Джим как? Элис, жалкое подобие журналиста, даже не смогла узнать его фамилии.

Поднявшись, она подошла к раковине. Там, между радио и сушкой для посуды, была заткнута стопка бумаги. Элис перелистнула несколько счетов и конвертов, вглядываясь в текст. Все они, что неудивительно, были на имя Мэри. Элис начала засовывать их обратно. Ей не хотелось, чтобы Мэри, выйдя, поймала ее на горячем. В спешке она выронила из стопки паспортную фотографию.

Это снова был Джим, но его красота заметно пострадала, как бывает со всеми смертными, когда они обновляют официальные документы в этих переоцененных фото-кабинах. Она знала, что не ее дело судить, но на этом фото он выглядел потрепанным, особенно по сравнению с тем, как хорош он был на другом. Мешки под глазами. Истонченные волосы. Не мешало бы побриться. Что с ним произошло?

Элис перевернула фото. Джеймс Уитнелл. Июль 2011. Значит, Джим – это Джеймс. С этого можно начинать.

Когда Мэри вернулась, Элис уже стояла у двери.

– Ты же понимаешь, что не заслужила всего этого, да? – Ей была невыносима мысль, что такая добрая и любящая женщина, как Мэри, будет винить себя в том, что произошло. И это мы еще не обсуждали то видео в сети. Может, оно и к лучшему, подумала Элис, протягивая Мэри обрывок бумаги с нацарапанным на нем номером. За один вечер человек не может вынести разговоры обо всем сразу. – Пожалуйста, звони мне, если тебе что-то понадобится. Что угодно. Я так хочу помочь тебе.

Она помедлила. Это был подходящий момент, чтобы сказать Мэри, что было у нее в мыслях – расследование, которое может раскрыть, что же случилось с Джимом, и заодно спасти ее собственную карьеру одновременно. Но, хоть сама Элис и не слышала, но зато видела, как плохо Мэри отреагировала на публичность, вызванную видео. Мэри не захочет попасть на страницы новостей, даже местных, даже в исполнении кого-то знакомого и сочувствующего. Как Элис могла озвучить ей свой план? Она и так уже позавчера наврала Мэри про свою работу, там, в пабе.

Лучше просить прощения, чем разрешения, подумала Элис. Ну и если она, Элис, сможет доказать, что цель оправдывает средства, если она найдет Джима… Ну, тогда ей и прощение не понадобится.

– Тебе надо поспать. Доброй ночи, Мэри.

На улице все еще было тепло, несмотря на то что было больше часа ночи, – как бывает лишь несколько ночей короткого, резкого лондонского лета. Квартира Элис была всего в десяти минутах ходьбы, но ей отчего-то не хватало сил даже на то, чтобы переставлять ноги. Она больше не могла отворачиваться от эха своего собственного опыта.

С самого начала знакомства с Мэри Элис пыталась подавить ощущение родства, которое испытывала по отношению к этой женщине, незнакомке с табличкой, которая говорила о худшем периоде ее собственной жизни. Том, о котором сама Элис не говорила никогда – из страха, что стыд и печаль вернутся и разрушат все, чего ей удалось добиться за все эти годы. Исчез. Что хуже – когда исчезает твой романтический партнер или же член семьи, кто-то, генетически запрограммированный быть с тобой?

Элис никогда не забудет день, когда исчез ее отец. Ей едва исполнилось двенадцать. За неделю до этого он был центральной фигурой на ее дне рождения, исполняя свою любимую роль – клоуна. Строил рожи, отпускал грубоватые шутки. Все друзья Элис его обожали. А сама она – больше всех. Они были неразлейвода, самыми лучшими друзьями.

Когда праздник закончился, они свернулись рядышком на диване с кружками горячего шоколада и смотрели вечернюю передачу. Элис объелась сладким – торт, мороженое, все праздничные конфеты, – но для традиции у нее всегда найдется место, а это была традиция. Пока Элис следила за представлением, папа делал вид, что не замечает, как она высосала взбитые сливки из его чашки. Когда она задремала у него на животе, он прикрыл ее пледом и подоткнул его под ноги. Элис знала, что рядом с ним она всегда будет в безопасности и тепле.

Но затем наступило 15 марта 2004-го, понедельник – дата, навсегда оставшаяся в ее памяти. Элис проснулась, а его не было. Она видела, что мама пытается храбриться ради нее, но даже лучший в мире актер не смог бы натянуть маску уверенности в момент душераздирающего осознания, что твоя семья разрушена. Элис помнит, как зажимала ладонями уши. Если она не услышит этого, это не станет правдой. И можно будет верить, что папа просто спит или задержался на работе и скоро снова вернется к ним.

Но из дней складывались месяцы, из месяцев – годы, и Элис не оставалось ничего другого, как принять тот факт, что их семья из трех человек превратилась в неустойчивую связь двоих. От этого, впрочем, она не переставала постоянно спрашивать себя – не сделала ли она чего-то, что вынудило папу уйти, и может ли она хоть что-то предпринять, чтобы снова вернуть его домой.

Постепенно все остальные перестали думать о нем. Он исчез, и все тут. Даже мать Элис была настолько парализована горем, что, возвращаясь с работы, тут же ложилась в кровать. Элис считала это поражением. Но что она могла сделать, чтобы исправить положение или хотя бы доказать, что надежда для отца еще есть? Она была маленькой, ходила в первый класс средней школы. Она только-только начала сама возвращаться из школы домой. Ни один двенадцатилетний ребенок не может организовать эффективных поисков.

Прошло полтора десятилетия, и теперь Элис была достаточно взрослой, чтобы помочь, хотя на сей раз это не был член ее семьи. Она вдруг подумала, что из всех на свете людей именно ее мама знала бы, что сказать Мэри. Но одобрит ли она то, что Элис расследует историю Джима без согласия Мэри? Глубоко в душе Элис знала ответ на этот вопрос.

И он был не таким, какой она готова была услышать.