Текст книги "Сыщик Вийт и его невероятные расследования"

– Я не умею заваривать по-турецки, – извиняющимся тоном говорил служащий банка. – Надеюсь, польский вариант также способен укрепить ваши силы!

Ветр отхлебнул горячего напитка, закивал и вдруг разразился пространной фразой:

– Uprzejmie panu dziękuję! Tak jak lubię![111]111
  Большое вам спасибо! Именно так, как мне нравится! (польск.)


[Закрыть]

И ещё договаривая, прикусил себе язык.

На лице Вевюрки отразилось крайнее изумление.

– Nawet bez akcentu! – воскликнул он. – Gdzie nauczył się pan języka polskiego? Naprawdę w Turcji?[112]112
  Даже без акцента! Где вы учились польскому языку? Неужели в Турции? (польск.)


[Закрыть]

Осман, смущённо улыбаясь, развёл руками. Вевюрка, цокая языком, удалился, чтобы предложить кофе остальным. Кутюк же стал приглядываться к турку с таким вниманием, что Ветр был вынужден отвернуться.

– Я говорил с дочерью Добанчука, – поспешно затараторил осман. – Зоремир Дузевич был настоящей Catherine de Médicis![113]113
  Екатериной Медичи (фр.).


[Закрыть] Esprit malveillant! Ennemi féroce!

– Что? – опешил Вийт.

– Злобный дух, лютый враг, – перевёл сам себя Ветр.

– Уж мне-то можете не рассказывать! – хмыкнул Кутюк, наконец отворачиваясь от турка. – Сколько раз я Добанчука арестовывал! Жена от него умерла, сыновей оболгал на службе, каждому свадьбу расстроил, Божеславу Зоремировну до нервических припадков довёл. На его похоронах, кстати, только дети и были, никто больше не пришёл!..

Вийт кивнул. Потом понизил голос.

– Я вот всё думаю о другом, – проговорил он. – Почему меня вызвали на дело, которое уже принял другой следователь? Разве это вас не удивляет?

– Ну, – почесал затылок Кутюк. – Вы о сыскном надзирателе Гадзюке? На то был приказ из канцелярии Департамента! Я лично телеграмму носил!

– У нас в полиции так шестерёнки не крутятся! – буркнул Вийт.

– Ну да… – согласился городовой. – Но я ведь как думаю? Следователей не хватает! Гадзюка на другое дело позвали. Здесь вот происшествие таинственное, невозможное, по таким как раз вы и есть специалист, других нет. А там обычный пожар. Сгорела комната в конторском здании. В той комнате один отставник материалы для книжки собирал… – Кутюк хмыкнул. – Может, свечу не загасил. Может, окурок оставил. Всё случилось после рабочего дня, когда народ, что в том здании служит, уже по домам разошёлся. Убитых-раненых нет, свидетелей нет, следов нет, даже сам хозяин никого не видел и никого не подозревает. Материальный ущерб на десятку. Может, на две. Фактически только стоимость ремонта. Для чего там Вийт? А вот Гадзюк – в самый раз! Бумажки составить!

– Ну-ну, – буркнул дедуктивист. – А что за книжка?

Кутюк пожал плечами и полез в карман за блокнотом.

– «Энциклопедия неизвестных, но уже совершённых научных открытий». Что-то о том, что многие изыскания считаются неинтересными, неважными или ненужными. Их результаты, если и публикуют, то публикуют во всяких мелких журнальчиках, никто о тех результатах так и не узнаёт. А отставник этот, бывший приват-доцент, хотел всё в одном месте собрать, под одной обложкой, так сказать. Он и трудов много положить не успел, жалеть не о чем. Только начал, месяца не прошло – сгорело. Он комнату отремонтировал, опять начал – опять сгорело. Так он в сердцах заявил, что поедет с женой на воды, не хочет больше книжкой заниматься!

– Вот как? – вскинулся Вийт. – Это был не первый пожар?

Кутюк хотел было что-то ответить, но тут ходивший туда-сюда Фирс вдруг замер на месте. Взгляд истопника был ошарашенным.

– А как часто новые клиенты арендуют в этом хранилище шкафы? – спросил он.

Кутюк и Вийт переглянулись.

– Ну-с, господин сыскной надзиратель, – сказал Панкрат Надмирович, подходя, – следствие ведь всё равно продлится месяц-два, не так ли? Предлагаю на сегодня нас отпустить.

– Неужели вы против расследования? – сурово проговорил Кутюк.

– Я?! – замахал руками управляющий. – Я не против факта, я против метода! Уже за полночь! Сил больше нет!

– Вы правы! – воскликнул Вийт. – Пора это дело закрывать!

Все с удивлением повернули к нему головы.

Сыщик вышел на середину вестибюля.

– С исчезновением завещания исчезли все те мелочи, которые покойный Добанчук, садист и тиран, хотел навязать из могилы своим наследникам, – сказал дедуктивист. – Этих мелочей набралось аж сто страниц! Судя по тому, что предприняли злоумышленники…

– Их было несколько? – спросил своим пергаментным тоном нотариус.

– Да, по крайней мере четверо, – улыбнулся Вийт.

Лицо мэтра Мартино не изменилось. Слушатели переглянулись.

– Так вот, – продолжил сыщик, – судя по затраченным ими усилиям, условия и пожелания Зоремира Дузевича были просто невыносимы. Страхи своих детей Добанчук знал лучше всех! Для наследников исчезновение завещания – это возможность избежать кошмаров, навязываемых из могилы злобным отцом, зажить хоть сколько-нибудь нормальной жизнью…

– Погодите-ка! – воскликнул старший из сыновей, Потап Зоремирович. – Вы обвиняете нас в похищении завещания батюшки?

– Именно! – кивнул Вийт. – Вы все трое подговорили, подкупили или иным способом убедили Айя Ивановича выступить вашим орудием в этом преступлении! Ведь он единственный, кроме самого мэтра, кто имел доступ к последней воле Добанчука.

– Это… – Божеслава Зоремировна растерянно оглянулась на братьев. – Это возмутительно!

– Как вы смеете! – вскричал Потап Зоремирович.

– Я буду жаловаться! – вторил ему Радим Зоремирович. – Я до самого генерал-губернатора дойду!

Вийт резко развернулся к управляющему банка:

– Кто арендовал шкаф в вашем хранилище за последние десять дней? С тех пор как умер Добанчук? Имена!

– Э-э-э… я не помню всех клиентов… – растерялся тот, но тут же спохватился и зыркнул на пана Вевюрку. – Ведомость мне!

Служащий неслышно исчез.

– А при чём тут это? – прошелестел мэтр. – И при чём тут ваши обследования потолка?

– Подобные экзерсисы помогают мне думать, – пожал плечами Вийт.

– Нам нет смысла и далее это слушать! – буркнул Потап Зоремирович. – Мы уходим!

Два брата и сестра направились было к лестнице, но навстречу им вышел Кутюк. Добанчуки вынуждены были остановиться.

Тут как раз вернулся Вевюрка с регистрационной книгой в руках.

– За последние десять дней… – стал он переворачивать страницы. – Вот! Двое! Некий господин Иванопулус и… – служащий изумлённо поднял глаза. – Божеслава Зоремировна Добанчук, мещанка города Володимир…

Охранник банка, сообразив, что случилось, немедленно встал подле Кутюка, преграждая детям покойного дорогу. Телохранитель нотариуса поколебался и пристроился рядом.

– Она сняла хранилище номер «девяносто три» на один месяц, – дочитал растерянный пан Вевюрка.

– Пожалуйте ключ от шкафа, – протянул к барышне руку Вийт.

– Не ношу с собой! – воскликнула раскрасневшаяся девушка. – Я не собиралась сегодня посещать хранилище!

– Что ж, мы откроем, – пожал плечами детектив и решительно направился в залу.

Все потянулись за ним. Наследники Добанчука, понукаемые городовым, вынуждены были пойти следом.

– Шкаф невозможно открыть без ключа! – вскричал управляющий на ходу. – Я же вам рассказывал!

Вся толпа остановилась возле номера «девяносто три».

– А он и не закрыт на ключ, – усмехнулся Вийт. – Шкаф ведь запирается только снаружи! Госпожа Добанчук, я полагаю, много дней назад оставила в этом хранилище отобранные Айем Ивановичем инженерные приспособления, какие-нибудь присоски, штанги, насосы да рычаги, а он воспользовался ими сегодня, чтобы закрыться изнутри.

– Так Сирко там! – воскликнул внезапно прозревший Панкрат Надмирович.

– Именно! – постучал рукой по дверце шкафа сыскной надзиратель. – Воздуха внутри мало, так что студент должен постоянно держать хранилище приоткрытым и запираться только при появлении людей. На этот случай, я уверен, Божеслава Зоремировна оставила там кислородную подушку. Или даже несколько кислородных подушек. Наверняка госпожа Добанчук планировала завтра явиться в хранилище в сопровождении братьев и слуг. Ай Иванович бы вылез, наклеил на себя какие-нибудь усы с бакенбардами и вместе с толпой вышел!..

– Вы бредите, господин хороший! – зло бросила барышня.

– Мы вот что сделаем, – Вийт снова стукнул рукой по номеру «девяносто три». – Вы ведь рассчитываете, что мы вскоре уйдём, и эта зала простоит пустой до визита первого завтрашнего клиента. Всё это время Ай Иванович будет держать дверцу шкафа открытой, чтобы было чем дышать. Но мы не уйдём. Я оставляю здесь, прямо здесь, у этой дверцы, полицейский пост. Сейчас подежурят Кутюк и Фирс, а через час их сменят двое городовых. Сколько бы внутри ни было кислородных подушек, их запас уже должен быть на исходе. Сирко либо задохнётся насмерть, либо сдастся. И очень скоро.

– Это бесчеловечно! – воскликнула Божеслава Зоремировна, в отчаянии оглядываясь на братьев.

Те в растерянности переминались с ноги на ногу.

– Я тем временем получу у прокурора дозволение, – продолжал сыскной надзиратель, – и мы с утра пораньше вскроем хранилище. Для вас с этой минуты доступ к шкафу возможен только в присутствии полиции! – детектив обвёл всех сверкающим взглядом и решительно добавил: – Что ж, Фирс, Кутюк, устраивайтесь, а все остальные, пойдёмте! – и он направился к выходу из залы.

Внутри шкафа раздалось какое-то шуршание, что-то щёлкнуло, и дверца номера «девяносто три» распахнулась. Из темноты хранилища на собравшихся уставилась пара испуганных глаз.

В тёмной аллее посреди ночного города стоял паромобиль. Котёл экипажа, остывая, неспешно потрескивал. Вокруг не было ни души. Тишина окутывала спящую улицу.

В экипаже в объятиях друг друга сидели двое.

– Вы меня целуете, – шептала фигура поменьше, стаскивая с головы тюрбан. На её плечи золотым ливнем посыпались роскошные волосы. – А ведь вы после этого обязаны на мне жениться!

Фигура покрупнее издала смешок.

– А вы позволяете мне себя целовать. Значит, вы обязаны выйти за меня замуж!

Они оба едва слышно рассмеялись и вновь припали друг к другу в жарком лобзании. Руки молодого мужчины пришли в движение, но сразу же раздался женский вскрик:

– Это не позволяет вам касаться моего плеча!

– Я случайно! Простите!

Послышалась звонкая пощёчина.

– Но ведь это правда случайность! – воскликнул мужчина, всё-таки убирая руку.

И вновь пригнулся к сладким устам. На некоторое время воцарилась тишина.

– Уже скоро рассвет! – прошептала барышня, с трудом разрывая поцелуй. – Мне пора домой!

Оба невольно взглянули на трёхэтажный дом с мансардой, подле которого как раз и стоял паровой экипаж. Одно из тёмных окон было приоткрыто. С него свисала едва видимая в черноте ночи верёвочная лестница. Она слегка покачивалась под прохладным ночным ветерком.

– В любой момент! – ответствовал мужчина. – Стоит вам лишь пожелать, и я немедленно вас отпущу! И помогу забраться в окно!

Барышня завозилась, устраиваясь в его объятиях ещё плотнее.

– Через минутку! – еле слышно прошептала она.

Фигуры вновь слились в поцелуе, долгом, тягучем, жарком, волшебном.

Где-то вдалеке, на окраине города, раздался едва слышимый, но ясный в такой тишине звук.

– Ой, что это? – воскликнула девушка.

– Фабричный гудок, графиня, – пожал плечами мужчина. – Неужели вы никогда его не слышали?

– Посреди ночи? – недоверчиво переспросила барышня.

– Это для нас с вами ночь! – ответствовал её провожатый. – А для рабочих как раз время просыпаться на утреннюю смену!

Фигурка поменьше покачала головой, от чего её пышные волосы поднялись в воздух.

– Какие странные привычки у простых людей!

Молодой мужчина пожал плечами. Девушка застыла на мгновение, а затем стала декламировать «поэтическим» голосом, с закатыванием глаз:

 
В ночи гудок разбудил мои невроны,
И побежали токи к мышцам и глазам…
 

Барышня остановилась и посмотрела на мужчину. Тот понял, что нужно что-то сказать, и поспешно произнёс:

– Восхитительно! Вы только что сочинили?

– Impromptu![114]114
  Экспромт (фр.).


[Закрыть] – подтвердила девушка. Она помолчала немного, а потом воскликнула: – Долго ещё Фирс будет искать воду для котла вашего паромобиля?

– До утра! – рассмеялся её собеседник.

– Интересно, как Фирса звали в детстве, – пробормотала барышня, устраиваясь на плече мужчины. – Вы ведь вместе росли?

– Фирс. Или Тать, – ответил мужчина. – Он ведь Татион, отсюда и Тать…

– Тать… – попробовала на языке барышня. Потом посмотрела в глаза мужчины. – А вас? Как вас в детстве называли?

– Обычно никак, – пожал плечами тот. – Для родных я был «малыш», я ведь самый младший в семье, мои братья и сёстры много старше. Из-за этого я рос будто в пустоте. Отец всегда занят, я его видел всего несколько раз в год. Мамы нет. Меня окружали лишь слуги. Для них я был «барин» или «княжич». Ну а Фирс… Для него я был Роня. Ну, пока мне не подарили баронство.

Девушка залилась смехом.

– Роня вам не идёт! Ну какой же вы Роня! Вам идёт… – она наморщила носик, пытаясь что-нибудь быстро придумать. – Вам идёт… именно что Вийт! Да, вам подходит Вийт!

Её собеседник рассмеялся.

– Я всё ещё нет-нет да удивляюсь, когда меня называют этим именем.

– Вы Вийт! И не выдумывайте! – отрезала девушка.

Мужчина заглянул в её глаза. Они были огромны, бездонны, чисты. Его сердце пропустило удар.

– А вас… – прошептал он, вглядываясь в невероятную синь. – Как вас звали в детстве?

– Подружки звали Ветер, – тоже шёпотом ответила барышня.

Она тоже не могла отвести взгляда от глаз мужчины.

И их уста потянулись друг к другу…

Сыщик Вийт и дело о недописанном романе,

или Глава 9, в которой по тихим речным водам скользит судно, публика на палубе жмурится от яркого солнца, дует лёгкий ветерок, а вдали от всех, в каюте известного издателя, вершится зло. Это было одно из тех преступлений, которые трудно понять и ещё труднее раскрыть. Впрочем, на корабле находится сыщик Вийт!

Однопалубное речное судно на двенадцать пассажирских кают с заманчивой надписью на борту «Маршрут 17» шло по тихим водам Луги, старательно вспарывая их двумя огромными гребными колёсами по бортам. Из трубы бил столб чёрного дыма, вспомогательный парус пребывал по случаю встречного ветерка в спущенном состоянии, берега проносились мимо со скоростью шесть узлов, солнце искрилось в кильватерной волне. В эпоху паровозов и дирижаблей передвигаться по реке с целью просто добраться из одного города в другой мог только snob[115]115
  Сноб (англ.)


[Закрыть], а вот посвятить свой выходной приятной прогулке туда и обратно хотелось многим.

– От нашего хождения вдоль бортов у меня уже кружится голова, – проскрипела графиня-мать Мйончинская. – Это, конечно, интересно – циркулировать по палубе сначала по часовой стрелке, а потом против – но я, пожалуй, оставлю немного этого на вечер.

И она указала Петру-Михаилу Сауловичу, своему сыну, на кресла, расставленные щедрой рукой вдоль каютного отсека. Семейство, щурясь от яркого солнечного света, принялось рассаживаться.

– Мы так легко скользим по притихшей воде! – воскликнула оставшаяся на ногах юная внучка графини. Ветрана Петровна подняла руку в полотняной перчатке ко лбу и стала из-под неё осматривать прогуливавшихся по палубе пассажиров. – Мне кажется, время осталось на пристани, чтобы не мешать нам своим бегом!

– Если в голове начинаются подобные завихрения слов, – ответила старуха, – девушке определённо пора чаще бывать на балах. Замужество наводит в мыслях порядок!

Граф, оказавшийся в двоякой роли любящего сына и строгого отца, сначала бросил осуждающий взгляд на мать, а потом подбадривающий на дочь.

– Это Байрон! – рассмеялся Адам-Каетан Петрович, наследник нескромного состояния Мйончинских. – Я видел у неё в руках томик!

– Это кофе, – буркнула Ветрана Петровна. – Я видела у тебя в руках кофейник!

– Дети! – крикнула Герда Эйриковна, стараясь, однако, не выйти в воспитательной требовательности за рамки политеса.

Девушка продолжала тянуть шею, всматриваясь в пассажиров судна.

– Zgubiłesz kogoś?[116]116
  Потеряла кого-нибудь? (польск.)


[Закрыть] – спросила старуха.

Ответить барышня не успела. Отворилась дверь, и из каютного отсека вышел Вийт собственной персоной. За ним тенью следовал его друг и помощник истопник Фирс.

Ветрана Петровна поспешно отвернулась. На её лице проявился румянец, глаза заблестели.

– Путешествие становится интересным! – пробормотала графиня-мать, махнув рукой Вийту. – Сейчас мне скажут, что это совпадение!

Дедуктивист приблизился.

– Вы тоже здесь! – вскричал он, приподнимая над головой цилиндр. – Какое совпадение!

Граф Мйончинский привстал было, чтобы поприветствовать Вийта, но в этот момент дверь каютного отсека вновь со стуком распахнулась, и на палубу вылетела молодая женщина. Взгляд её был ошалелый, лицо выражало расстроенные чувства.

– Кто-нибудь! – вскричала она. – Помогите! Полиция!

Престарелый мужчина с безукоризненной внешностью и прилизанными седыми волосами мерил шагами коридор перед каютой. Огромная белая роза в бутоньерке украшала его прогулочный фрак. Пышные усы, причёсанные наподобие стрелок часов, торчали строго в противоположных направлениях.

Здесь же мялись матрос и какой-то господин неопределённого возраста.

Появление Вийта, Фирса и семейства Мйончинских в полном составе сразу обнаружило, насколько тесно на речных судах.

– А это ещё кто такие! – зарычал прилизанный господин. – Где капитан?

Но вдруг он наклонился к розе на своём фраке и шумно втянул воздух обеими ноздрями.

– Они… – залепетала молодая женщина, которая всех привела. Она оглянулась на шагавшую за ней толпу. – Они… Я не знаю, кто они!

– Сыскной надзиратель Ронислав Вакулович фон Вийт, – представился детектив. – С кем имею честь?

– Вийт? – нахмурился господин. – Вы сказали Вийт? Уж не тот ли Вийт… – он замолчал, вдруг осознав, что это действительно тот самый Вийт. Лицо мужчины слегка разгладилось, хоть и осталось хмурым. – Я Калю́жный, Ила́й Венисла́вович Калюжный.

– Издатель? – удивился сыщик. – Книги, журналы, календари?..

– И газета «Чутки», – кивнул господин, расплываясь в широкой счастливой улыбке. – Да, это я.

Вийт кашлянул, чтобы скрыть минутное замешательство.

– Если мои хроникёры хоть иногда не врут, – продолжал Калюжный, оценивающе разглядывая молодого человека перед собой, – то, возможно… гм, возможно… как раз вы нам и нужны, Ронислав… э-э-э…

– Вакулович, – подсказал дедуктивист.

– Вакулович! Ну конечно, Вакулович! – просиял издатель. – Как я не подумал! Ведь вы приходитесь сыном его высокопревосходительству?

Вийт кивнул и заглянул в распахнутую дверь каюты. Это был деловой салон. Внутри вроде бы всё пребывало в полном порядке.

– Что-то пропало?

– Сочинение Буя́на, – кивнул на невзрачного мужчину издатель. – Я хотел сказать, роман господина Данилюка́. Саквояж с рукописью исчез прямо из каюты. Можно сказать, у нас на глазах. Мы собирались устроить во время этой речной прогулки читку текста…

– Как это, у вас на глазах!.. – опешил Вийт.

Тут вдруг вмешался молодой граф Мйончинский.

– Данилю́к! – перебивая всех, воскликнул он, и в его голосе прозвенели нотки радостного узнавания. – Инспектор Скай из Сюрте! Лучший сыщик Франции! Лишь месяц назад мне под университетом, на улице, вручили бесплатную брошюру с романом о приключениях этого детектива! Наверное, это вы мне её и вручили! А ведь занимательная книжка!..

Невзрачный господин вытаращился на студента и тут же расплылся в глупой улыбке от уха до уха.

– Вам правда понравилось! – воскликнул он.

– Так я и знала, что ты читаешь всякую!.. – старуха-графиня сделала паузу, давая каждому возможность самому решить, каким должно быть следующее слово, и лишь затем закончила: – …всякую новинку!

– Это моя семья, – отозвался смущённый невоспитанностью родных Пётр-Михаил Саулович. – Я граф Мйончинский!

– Ваша светлость! – пригнул голову Калюжный. Он потянул оба свои уса в стороны, направляя их на воображаемом циферблате на три и девять часов.

– Пропавший текст – это тот же роман или новый? – приплясывал от нетерпения Адам-Каетан Петрович. – Хоть намекните!

– Собственно, это новая, незаконченная рукопись, – пролепетал Данилюк. – Всё ещё нужно из нескольких вариантов финала выбрать окончательный… По сюжету из закрытой комнаты таинственным образом исчезает кофр с очень важными бумагами. Сыщик Скай проводит невероятное расследование и находит-таки преступника!..

– Как это должно быть интересно! – вскричал молодой граф. – Когда же выйдет этот роман, мне так хотелось бы прочитать!..

– Никогда! – мрачно буркнул Калюжный. – Никогда он не выйдет! Рукопись пропала. Конечно, есть черновики, и Буян… э-э-э…

– Феду́нович, – подсказал писатель.

– …Буян Федунович мог бы по ним восстановить текст, но я и так потратил на неизвестного автора слишком много времени! – мужчина сердито сжал челюсти.

Вийт растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– Пропала рукопись? – переспросил он. – Просто рукопись бульварного романа? – на лице детектива отразились сомнения. – Какова же её ценность? Сколько она стоит?

– А сколько стоит стопка испорченной бумаги? – бросил Калюжный и вперил в писателя прямой недовольный взгляд. Только теперь Вийт понял, что ресницы у издателя слегка зачернены.

– Так зачем её было воровать? – спросил сыщик.

Илай Вениславович хмыкнул:

– Может, на растопку? Вся ценность произведения была лишь в том, что я согласился его послушать. Издавать я, конечно, ничего не собирался, тут от известных писателей не знаешь, как отбиться, но подобная читка – хоть какое-то развлечение на реке! А почему нет? Если бы книгу не украли, про неё могли бы сказать: «Её слушал сам Калюжный!» А теперь? Теперь о ней вообще нечего сказать! Она – ноль!

– Ну хоть какая-то стоимость? – настаивал Вийт. – Страховая, например?

– Кто ж застрахует рукопись начинающего автора! – в отчаянии принялся заламывать руки Данилюк.

Издатель посмотрел на Буяна Федуновича, и в его голове со всей очевидностью закипела какая-то работа. Из позы Илая Вениславовича стало на глазах исчезать напряжение. Он вдруг развёл руками.

– Знаете что, Ронислав… э-э-э… – проговорил он.

– Вакулович.

– Вакулович! Конечно! – Калюжный кивнул. – Знаете, Ронислав… э-э-э… Вакулович, вы правы, эта пропажа ни ценности, ни значения не имеет! – издатель пренебрежительно махнул рукой. – Бог с ней, с этой книгой! Простите за беспокойство! Пойдёмте, я угощу вас рюмочкой…

– А как же роман! – вскричал Данилюк. – Я потратил на него полгода своей жизни!

Сыщик хотел было что-то сказать, даже развернулся всем телом к присутствующим, но так уж получилось, что вместо толпы его глаза увидели лишь одного-единственного человека – стоявшую за всеми Ветрану Петровну. Взгляды барышни и дедуктивиста встретились. У Вийта перехватило дыхание. Слова замерли на устах…

Юная графиня опасливо оглянулась на бабушку и отвернулась.

Сыщик прокашлялся, восстанавливая дар речи.

– Это кража! – сказал он. – Я – официальный полицейский чин и не могу это просто так оставить!

– Вот как? – с сомнением произнёс Илай Вениславович. – Ну… – он оглянулся на молодую даму, которая подняла тревогу. – Хорошо!

– Слава богу! – воскликнул Данилюк.

– Только пустое это! – пожал плечами издатель. – Бесполезное!

Сыщик остался непреклонен.

– В саквояже, кроме самой рукописи, ещё что-либо находилось? – спросил он. – Или, может, ценность представлял собой сам саквояж?

– Он мой был… – неуверенно пробормотал Данилюк. – Ему лет тридцать уже, от отца достался… – писатель вздохнул. – Потёртый весь… Но без дыр!.. – Буян Федунович снова вздохнул. – А внутри… Нет, внутри лежал только роман!

Вийт кивнул и повернулся к Калюжному.

– Расскажите всё по порядку, поподробнее!

Издатель пожал плечами, но спохватился и принялся поправлять сбившуюся от этого движения розу в петлице.

– Мы поднялись на борт, полюбовались рекой, посмотрели, как корабль отчалил… Занимательное зрелище, доложу я вам!.. Потом переоделись, привели себя в порядок… Гм… Да… – Калюжный снова взглянул на молодую женщину. – Мы, знаете ли, всё-таки на отдыхе… – мужчина кашлянул в кулак. – В общем, мы с Параскевой Элигатовной, моей женой… – он поднял её руку и попробовал поцеловать пальцы, но та выдернула ладонь. – Мы попросили полового поднести нам по рюмочке…

– И ты выпил их обе! – прорычала мадам. – А заодно и полграфина! В такую-то рань! Хорошо, хоть дети остались дома, этого не видели!

– Так выходные же! – поджал губы издатель. Потом вспомнил о Вийте. – В общем, господин Данилюк принёс саквояж с рукописью. Мы её полистали… Но не читать же у себя в каюте! Я ещё на берегу снял именно с этой целью салон! – Илай Вениславович кивнул на распахнутую дверь. – Половой сбегал за человеком с ключом…

– Младший матрос Ку́ча! – отрапортовал парень в тельняшке. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Да, – кивнул Калюжный. – Куча… э-э-э… да… В общем, он нас сюда проводил. Я лично нёс саквояж с рукописью…

– Ключ я господину издателю отдал! – поспешно отозвался парень, со всей очевидностью пытаясь откреститься от любого участия в происходящем. – Они дверь сами отпирали. А второй господин… – матрос кивнул на Данилюка, – подвинули на столе вазу с цветами, чтоб, значит, было куда пристроить сумку…

– И вместо того, чтобы начать работать, вы остановились поболтать! – буркнула Параскева Элигатовна, поджимая губы. – На пороге каюты!

– Мы дверь не закрывали! – залепетал писатель. – Мы стояли в проёме настежь открытой двери! Весь салон на виду! Саквояж на виду!

– Они там шутили! – громче и твёрже повторила женщина. – Пустопорожние разговоры вели! Хорошо, что я на палубу шла, это зарождающееся питейное товарищество увидела! Сразу почувствовала что-то неладное! Бросилась внутрь, а саквояжа нет!

Вийт подошёл к столу, стоявшему у диванного уголка, провёл ладонью по полированному дереву, зачем-то заглянул под столешницу. Подержал в руках вазу с цветами.

Собравшиеся, вытягивая шеи, следили за Вийтом из коридора. Людей было слишком много, дверь не позволяла всем всё видеть, и оттого на пороге то и дело возникала возня.

– О чём вы втроём говорили? – спросил сыщик, обернувшись.

– Да ни о чём… – откликнулся Илай Вениславович. – Что сегодня будет на обед. Выбор напитков на судне…

– Как про напитки забыть! – зарычала Параскева Элигатовна.

– …Про представление певицы романсов, которое ожидается во время ужина… – продолжил Калюжный. – Вы знаете, что на следующей остановке на борт взойдёт духовой оркестр? И будет играть на палубе весь день? Я подобные вещи весьма люблю…

– Именно! – воскликнул писатель. – Господин Куча, как выяснилось, читал несколько детективов в газетах с продолжениями, я стал спрашивать, что ему в таких романах нравится… Образы, сюжетные ходы, аллюзии…

– Ага, – подтвердил матрос не слишком уверенно.

Сыскной надзиратель подошёл к креслам, стоявшим полукругом у стены.

– В каюте, кстати, было пусто, когда вы открыли дверь? Никого не застали? – спросил детектив у Илая Вениславовича. – И потом кто-нибудь заходил-выходил? Неважно кто – судовой человек, друг, незнакомый…

– Да что вы! – возмутился издатель. – Неужто я сразу не сказал бы!

Калюжный вдруг протянул руку к жене, и та безропотно вытащила откуда-то крошечное зеркальце. Он взглянул на оба своих уса, что-то в них поправил и вернул безделушку мадам.

Вийт тем временем со всех сторон осмотрел кресла.

– Вы трогали что-нибудь? – спросил сыщик. – Кроме вазы? Открывали, закрывали, передвигали? Что-нибудь ещё вносили или выносили?

– Нет! Ничего! – воскликнул Буян Федунович и зачем-то оглянулся на матроса. Тот нехотя кивнул.

Детектив пересёк комнату и на мгновение сел на диван. Тут же поднялся и посмотрел под ним. И за ним. Пошарил рукой по обитому кожей сидению, хоть оно и было всё на виду. Принялся открывать ящики в комоде – все до одного пустые.

– Вы внимательно смотрите! – сказала из коридора Герда Эйриковна. – Бывает, положишь какую-нибудь вещь сверху, а потом никак не можешь найти. Вот прямо смотришь на неё и не видишь!

– Хорошо, ваша светлость, – куртуазно ответил Вийт. – Благодарю вас!

– Что бы полиция без нас делала! – саркастично проскрипела графиня-мать.

Ронислав Вакулович и ухом не повёл.

– Саквояж с рукописью был тяжёлым? – спросил сыщик, заглядывая в пустой книжный шкаф. Потом посмотрел за ним. Под ним. Потянулся и провёл рукой по верхней панели. Взглянул на ладонь и, покачав головой, показал пыль матросу.

– Тяжёлым? – пожал плечами издатель. – Нет. Всего пятьсот листов бумаги. С самим саквояжем фунтов шесть-семь! Может, немного больше. Я, конечно, поклялся ещё в ранней юности, что никогда не возьму в руки ничего тяжелее десяти фунтов, грузчики ведь для чего-то существуют, но сумка и не весила десять фунтов!

Вийт отодвинул задвижку на иллюминаторе, открыл его и высунулся наружу.

Перед ним была палуба. Тень от каютного отсека тянулась почти до самых лееров. За бортом текла река, медленно и чинно, как и полагается рекам. Болотистый берег напротив порос низенькими вербами. Невидимые отсюда, на корме переговаривались пассажиры.

В лицо детективу ударил ветерок, принёсший с собой несколько брызг от гребного колеса, и Вийт закрыл иллюминатор. Стряхнул с ладоней налипшие на них крошки краски.

– В вашем романе, Буян Федунович, были персонажи или события, как-либо связанные с реальной жизнью? – Вийт пошёл в обход каюты. Его ладони скользили по стене, глаза внимательно осматривали панели. – Не описывали ли вы что-то, что иной человек хотел бы скрыть?

– Нет, что вы! – ответствовал писатель. – Никакой связи с окружающей жизнью! Лишь моя фантазия!

Вийт продолжал осмотр стен салона. Его пальцы то ныряли к самому плинтусу, то взлетали почти к потолку.

– Другими словами, – в задумчивости говорил детектив, – вы, Илай Вениславович, в своей каюте проверили рукопись. Сразу же после этого вы, опять же лично, принесли саквояж с романом сюда и поставили вон на тот стол. Вас, не отходя ни на шаг, сопровождали господин Данилюк и матрос Куча…

Писатель кивнул.

– До самого момента, как вы поставили саквояж на стол, вы ощущали вес рукописи…

Все посмотрели на Калюжного. Он удивился такому вниманию, но догадался подтвердить:

– Конечно, ощущал! Что же я, бесчувственное создание!

– Все вместе вы затем двинулись к двери и остановились на пороге, перегородив тем самым единственный выход… – Вийт закончил свой осмотр стен, вновь приблизился к столу и вдруг в одно движение лёг на пол. Его взгляд стал обшаривать комнату из этого положения. Публика эпатированно заохала. Старуха Мйончинская приподняла бровь. Ветрана Петровна искристо, даже с некоторой гордостью заулыбалась. – Вы проговорили минут пять-десять, правильно?

– Трудно сказать, – ответил Калюжный. – Мы провожали матроса Кучу из каюты, что-то обсуждали… Дошли до порога, остановились…

Сыщик продолжал осматривать салон, пригнув голову так, чтобы его глаза находились почти вровень с полом.

– И за это время, в вашем присутствии, фактически у вас на виду саквояж пропал. Пропал, хотя и не имел никакой денежной ценности… – Вийт перевернулся на спину и впился взглядом в потолок и как колесо закрутился по полу туда-сюда. – А ведь гораздо проще и безопаснее было украсть рукопись из дома господина Данилюка. Хоть сегодня, а хоть и неделю назад… Или, скажем, сделать это по дороге на пристань…