Текст книги "Жизнь на Repeat"

Однажды, возвращаясь с работы, я увидела впереди Иру и ее маму, идущих навстречу. У обеих в руках были пакеты с продуктами. Я заметила их слишком поздно и уже не успела бы незаметно скрыться…

Если бы Ира шла одна, я бы попыталась сделать вид, что я ее не заметила, резко сменить курс и отойти на приличное расстояние. Но с Ирой была мама, и так уйти я не могла. Придется поравняться с ними и поздороваться. Возможно, даже поговорить. Хоть я и рассказала все своей маме, не уверена, что Ира поступила так же. Мы с моей мамой были более близки, чем Ира со своей. Иногда подруга (я с грустью подумала, что уже бывшая) удивлялась такой откровенности. «Зачем? Это же родаки! Ты что, не могла держать язык за зубами?» – Ира обычно закатывала глаза. «Почему я должна скрывать? – искренне не понимала я. – Это же моя семья. Мы ничего друг от друга не скрываем». Конечно, я лукавила, были вещи, которые я хранила в тайне от родителей, – вроде моей маленькой игры с прокладками и тампонами. Но ничего серьезного.

Когда я подошла, мы с Ирой встретились глазами. По ее взгляду я поняла: она думает о том же – что если бы не мама, мы бы просто разошлись в разные стороны.

– Привет, Сим, – любезно сказала Ира, когда мы поравнялись. В тоне читалась просьба поддержать ее игру. Ее мама, как я и думала, не знала о нашей ссоре.

– Привет. Здравствуйте.

– Привет, Сим. Как дела? Как мама с папой? – спросила Ирина мама.

Мы обменялись парой стандартных фраз и разошлись, попрощавшись. Этого было достаточно, чтобы мама Иры ничего не заподозрила. Уходя, я кинула последний взгляд на Иру. Та в этот момент смотрела на меня, и по взгляду я поняла: она тоже скучает по нашей дружбе. Возможно, даже жалеет о том, что дала мне пощечину. Но гордость ни за что не позволит ей сделать первый шаг к примирению, а тем более извиниться. А я? Была ли у меня гордость? Я не знала. Почему я не могу сделать первый шаг сама? Мне ведь не нужны были извинения Иры, более того, я могла бы извиниться сама. В ситуации, в которую мы все попали, был виноват каждый из нас. И любой мог извиниться первым. И я могла бы, если бы не… страх. Да, я жутко боялась, что Ира не пойдет навстречу. Это будет означать, что наша дружба погибла бесповоротно. И вот этого я не смогу пережить. Пока я живу в незнании, проще и приятней думать, что все можно склеить и исправить.

Всю дорогу до дома я думала об Ире. В груди тихонько ныло. Боже, как я по ней скучала, как же мне ее не хватало!

Ира была бестактной, грубой, заносчивой. Она любила подстраивать под себя подруг, будто они были автомобильным креслом, но сама не желала ни под кого прогибаться. Она была порой просто невыносимой, ее часто хотелось придушить, зарезать или пристрелить. Но она была такой… настоящей и любимой.

В восьмом классе парни, обсуждая задницы девчонок, дали всем классификацию. И если попу Иры назвали «капельками», то мою определили как «Спанч Боб». Это было ужасно, потому что все подхватили и дурацкая кличка прилипла ко мне на несколько месяцев. Только ко мне. Ирку никто не звал Капелькой, а Лесникову Милу – Африканкой. Я одна была Спанч Бобом, и это только усиливало все мои комплексы. Ира нещадно лупила всех, кто смел так ко мне обращаться, но это не помогало, а только усугубляло проблему. В конце концов Ира пошла на хитрость. Идея разбить женские задницы на категории принадлежала Сане, противному и острому на язык парню, который почему-то имел в классе большое влияние. Ирка перестала с ним ругаться, наоборот – начала вовсю кокетничать, постепенно влюбив его в себя. Сделала вид, что между ними что-то есть, попросила его прислать свое голое фото… Думаю, будет лишним рассказывать в подробностях, что фотография облетела весь класс, к Сане прилепилась кличка «Грустный Дамбо», а меня с этого момента звали только по имени.

То, что сделала для меня Ира, – бесценно. И таких поступков было великое множество. На такое отважится только истинная подруга, которая безумно дорожит этой дружбой. Вот какую Ирку я любила. Вот по какой дико скучала.

Потом мысли перешли к Лизе и Артему. Что же будет дальше? Сейчас у всех нас есть возможность не попадаться друг другу на глаза. Но с сентября мы пойдем в школу и столкнемся лбами. Мы будем видеть друг друга каждый день по многу часов – и я, и Ира, и Артем, и Лиза. Нас запрут в тесную клетку. Неужели мы весь последний учебный год будем делать вид, что не замечаем друг друга? Но это же так глупо…

Впрочем, первое столкновение произошло гораздо раньше сентября. Там, где я никак не ожидала и не была готова к неприятной встрече.

Спустя недели три после того, как я устроилась на работу, я снимала с одежды старые ценники и клеила новые. Я заметила, что в магазин вошли двое посетителей, но не подняла головы. Они прохаживались и рассматривали вещи.

– Простите, у вас есть… – Рядом раздался голос.

Я вздрогнула. Обернувшись на голос, я увидела перед собой Артема, который ошарашенно смотрел на меня, а рядом с ним – Лизу!

Глава 22

Максим

– «Звездная коллекция Линдси Лохан», «Супер-мульты 10 в 1», «Магия Дисней», «Сборник лучших ужастиков»… Что?! Ужастики?! С «Сумерками» на обложке? Макс, ты видел?!― крикнул Артем из комнаты, где разбирал сумку с дисками.

Погода была паршивая – отстойный дождь, не выйдешь. Поэтому целый день мы провели дома.

– Ага, – крикнул я из кухни, нарезая ветчину кубиками и бросая их на раскаленную сковородку. – Это лучшее из моей коллекции. Никогда не выброшу!

– Надо на «Пикабу» залить!

– Года два как залил.

– Да? А где я был?

– Хрен знает.

Вода закипела, и я бросил в кастрюлю спагетти. Так, что еще надо? А, чеснок!

Вскоре я вошел в комнату с тарелками карбонары.

– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста. Что выбрал?

– Да вот думаю, может, мультик? «Тачки» или «Приключения Десперо». Я смотрел, но пересмотрел бы. Или вот комедии с Эштоном Кутчером.

– Давай с Эштоном че-нить. Неохота сейчас мультики.

– Окей. – Артем запустил «Где моя тачка, чувак?».

– Походу весь кинематограф нулевых пересмотрим, – хмыкнул я.

– Мы еще до девяностых дойдем. На чердаке точно кассетник был, и сами кассеты в коробке.

После плотной еды я откинулся на спинку дивана. Артем последовал моему примеру.

– Жизнь – кайф! Ты просто шеф-повар, Макс! – сказал он.

– Ну, чем займемся? – спросил Артем после того, как фильм кончился.

Я пожал плечами. Стало как-то неловко.

– Еще что-нибудь посмотрим?

– Можно.

– Или сыгранем во что-нибудь?

– Можно.

Наступило молчание.

– Пойду помою посуду. – Артем вскочил.

– Пойду поставлю чайник. Печенек купил. – Я вскочил одновременно с ним.

– Печеньки – это круто.

Я был рад, что нашлось занятие. Думаю, Артем тоже. Нам обоим было как-то странно сейчас сидеть вот так вдвоем, без дела… Как будто это обязывало и толкало к чему-то…. К тому, к чему мы оба пока были не готовы.

Артем мыл посуду, я протирал тарелки и ставил их на полку. Потом пили чай с печеньками. Перешли к уборке – протерли пыль, перенесли банки из прихожей на чердак, а то они жутко мешались. Хотя в уборке не было необходимости – родители были здесь не так давно, и в доме царил порядок.

– Все, хватит на сегодня, хватай пивасик, погнали на улицу. Там распогодилось. – Вытряхнув на улице коврик, Артем вернулся и положил его у двери.

На улице действительно было хорошо: небо прояснилось, трава высохла. Мы разожгли костер и разложились в садовых креслах с пивасом. А поздно вечером, проголодавшись, пожарили на огне сосиски и стали смотреть на звезды. Они в этой глуши казались ярче, чем в городе, можно было разглядеть все созвездия.

– Клевые кресла. Подстканнник для пиваса – это тема, – сказал я.

– Ага. Папа только из-за подстаканников их купил.

Я отпил пива и, задрав голову, залюбовался небом. Артем поднялся и перевернул сосиски – мы жарили их на решетке.

– Темыч, как думаешь, что вон та за звезда?

– Какая? – Артем сел в кресло.

– Вон, на юге, внизу у горизонта. Желтоватая такая. Марс?

– Да не, не может быть Марс.

– Почему не может?

– М-м-м… Мне казалось, его в августе не увидишь, он к солнцу близко.

– А я думаю, все-таки Марс.

– Да не, точно не он. Скорее, спутник какой-то.

– Это точно не спутник. Сто пудов какая-то планета. А кроме Марса, ничего не может быть.

– Нет, это не Марс. Марс сейчас за солнцем.

Разгорелся ожесточенный спор. В конце концов Артем достал телефон и включил приложение со звездным небом.

– Сейчас узнаем. – Он навел экран на спорную точку. – Блин, прикинь, это Юпитер!

– Юпитер? – удивился я и заглянул другу через плечо, чтобы удостовериться. – Не знал, что он желтый.

– А я думал, это вообще спутник.

Я был рад, что мы говорим на нейтральные темы. Я не мог сейчас обсуждать то, что произошло вчера, и вообще говорить о нас… Может, Артем тоже? И он уцепился за беседу о звездах, как за спасительную соломинку, поэтому ожесточенно заспорил?

Поужинав, мы стали клевать носом. У меня началась легкая паника, я искоса, с тревогой смотрел на Артема. Где мы будем спать? И как мы будем спать? Раздельно или вместе? И кто должен первым начать этот разговор? Как все вообще должно между нами происходить? Черт, мы дружили десять лет, да блин, мы носили трусы друг друга! И казалось, уже знали друг друга, как себя. А теперь… я будто видел Артема в первый раз и не знал, как реагировать на то или иное.

Мы затушили костер, убрали кресла и посуду.

– Вот. Стелись. – Артем всучил мне комплект белья и кивнул на диван.

Ладони вспотели. Это же… двуспальный диван! Мы будем спать вместе? Что это подразумевает? Сколько наволочек он мне выдал? Вот бы посчитать без палева… Но Артем смотрел на меня, так что незаметно посчитать наволочки не получилось.

Думаю, мне не удалось скрыть страх – уж больно внимательно Артем меня разглядывал.

– А ты где ляжешь? – Я набрался смелости задать этот вопрос.

– Вон там. – Артем кивнул на другой диван, и я выдохнул.

Артем помолчал немного, будто раздумывая, сказать мне что-то или нет. Я смотрел на него выжидающе – его ноздри трепетали, он шумно вдыхал и выдыхал.

– Макс, просто не парься, – наконец проговорил он.

– Ты о чем? – Я притворился, что не понимаю.

Но вообще… я правда не понимал. Надеялся, что он это о нас, но слова могли означать что угодно – например, чтобы я не парился из-за грязной решетки и тарелок, он сам их помоет. Так что лучше было задать уточняющий вопрос, чтобы не попасть в неловкое положение.

– Я, как ты, сейчас абсолютно не понимаю, каково это – быть геем. И как себя вести. И вообще, что делать. Мы оба на нервах и жутко устали, и думаю, нам просто надо расслабиться, давай жить, как жили. А оно само к нам придет. Окей?

С плеч будто свалился камень. Но одновременно я немного расстроился. Даже обидно было. Наверное, как любой влюбленный, я бы хотел, чтобы Артем сейчас романтично бросил меня на диван и покрыл поцелуями… Да. Хотя нам обоим было дико страшно, я этого хотел. Хотел проснуться вместе. Чтобы потом нам вообще не было ничего страшно. Но я также был не против отсрочить все… Уж больно много всего навалилось в последние дни, эмоций и впечатлений было предостаточно, хотелось просто немного потупить и побыть в прострации.

Так что я благодарно кивнул и пошел стелиться. Артем застилал свой диван.

* * *

На следующий день, увидев, какая классная погода, мы решили отправиться к речке. Взяв еду и настолку, достали из сарая велосипеды и поехали. На речке выбрали уютное место на полянке, рядом с тарзанкой и мостиком. Ныряли с мостика, катались на тарзанке, купались, пока не посинели и не задрожали. Потом перекусили и взялись за игру – из дома я прихватил «Шакала», про поиски сокровищ.

– Нет, ну нечестно, это мой берег и мои монеты! Ты свой шерсти! – возмутился Артем, видя, как мой пират утаскивает на свой корабль золото.

– На моем берегу одни капканы и крокодилы, твой интереснее.

На речке просидели часов до четырех, потом поехали домой, по дороге сделав остановку на земляничной поляне – насобирали ягод.

Дома поужинали картошкой из «бэпэшек» и тушенкой. Расположились на Темином диване – утром так и оставили все разложенным; я хотя бы постель застелил, а Артем – нет – и продолжили просмотр фильмов. Посмотрели несколько фильмов подряд, всосав за просмотр по три банки пива.

– Ну что? Я спать, – сказал я и собрался перейти на свою кровать.

– Макс, – выдохнул Артем и удержал меня за руку. Я остался. Взволнованно посмотрел на него. Он не отрывал от меня серьезного, слегка тревожного взгляда.

– Я хотел поговорить… о нас. Обо всем, что случилось, – сказал Артем.

Сердце застучало сильнее, я разнервничался. Ну вот, приехали.

– Как у тебя хватило смелости признаться мне? Я бы не смог.

Я вздохнул.

– Если честно, дело не в смелости. Дело в шаре. Ты просто перекладываешь ответственность на него. И делать выбор совсем не страшно, потому что выбираешь не ты.

– То есть… Ты в лифте задал шару этот вопрос?

– Да. Я спросил его, стоит ли признаться тебе сейчас. И он ответил «да».

– А если бы шар ответил «нет», то ты бы ничего мне не сказал?

– В этот день не сказал бы. Возможно, когда-то потом снова решил бы спросить.

– Но ведь шар мог бы ответить «нет»?

– Мог бы.

– И я бы никогда ни о чем не узнал?

– Не узнал.

Артем задумался. Вид был грустный, отстраненный. Я помахал рукой у него перед глазами.

– Эй, все хорошо. О чем ты там задумался?

– Да вдруг представил реальность, где я так ничего и не узнал бы. Ни о твоих чувствах, ни о своих. Просто плыл бы по течению…

– Наверное, в той жизни все было бы проще. Это как ехать по лыжне или вне ее.

– Думаю, ты прав. Я хотел бы кое-что сказать тебе, Макс. – Артем осекся, подбирая слова. – Почему я поступил как мудак после твоего признания и мы чуть друг друга не поубивали. И почему я не смог сразу нормально ответить тебе. Когда я все услышал, со мной что-то произошло. Здесь. – Артем постучал по виску указательным пальцем. – Такого раньше не было. Будто я раскололся на несколько человек. Каждый – это вроде я, а в то же время и не я. И голоса, голоса в моей голове – все кричали и перебивали друг друга, каждый что-то советовал, и все разное. – Артем заговорил быстрее, в голосе послышалась легкая паника. Наверное, Артем мысленно снова переживал тот час, и это было непросто. – Я с ума сходил. Первый голос был в гневе, он кричал, что ты предатель. Оскорбил меня. Задел мою честь. Такое не прощают. За такое нужно ответить. И меня всего трясло, хотелось тебя убить… Меня разрывало. – Артем поморщился. – Второй голос смеялся над твоими словами, как над забавной шуткой. Говорил, какой же ты глупый и смешной. Как это все комично. И что нужно выйти из этого чертового лифта и рассказать всем, чтобы тоже посмеялись. Третий говорил, что тебя нужно понять, что над чужими чувствами не смеются. Нужно вдохнуть-выдохнуть и постараться все обдумать. Но я ведь не могу так, мне нужно сразу действовать, я человек эмоций… а еще четвертый… – Взгляд Артема поменялся. В нем было что-то новое, незнакомое, глубокое. Говорить он стал спокойнее. – Его голос был самым тихим. Он ликовал и, кажется, даже плакал от счастья. Он будто ждал твоего признания, ждал очень долго. И он… Он готов был ответить. Другие голоса его гнобили и затыкали, но я все равно его слышал. И с каждой секундой он звучал все отчетливей. И даже когда первый взял надо мной власть и я навел на тебя этот чертов пистолет… Все равно я слышал четвертый голос. Как писк котенка на улице – тонкий и слабый, но все равно его услышишь даже сквозь ливень. Этот голос говорил мне: «Что ты делаешь? Не притворяйся! Прислушайся. Будь собой. Ты тоже любишь его и знаешь это, любишь уже давно… Он для тебя дороже всех. И даже когда ты признавался в любви другим, в тот момент ты любил его. Ты всегда мучился от своей любви и не знал, куда деться от нее. Ты встречался с одной, второй, третьей… Думал, что переполняющие тебя чувства ты сможешь направить на них, на всех этих девушек. Но это так не работает». Эти чувства предназначались одному человеку, тебе, Макс. Вот о чем я думал в те последние секунды перед выстрелом.

Артем пристально смотрел на меня. Его глаза будто были обработанным в фотошопе снимком, где резкость повысили до максимума. Я мог разглядеть в серой радужке четкие бледно-голубые полоски, расходящиеся от зрачка, и темно-серые крапинки.

– Я бы никогда не смог тебя ранить, Макс. Тот выстрел… я задел тебя случайно. Я хотел выстрелить вбок, подальше от тебя. Но рука дрогнула… я бы не смог.

Я кивнул. Я верил ему. Но я никогда не признаюсь, что у меня тоже дрогнула рука. Если б она не дрогнула, я бы убил Артема. Намеренно.

– Я верю.

Мы посмотрели друг на друга, а затем Артем тихонько потянул меня на себя.

Произошло то, что я представлял себе тысячу раз, о чем так мечтал. Но я даже не надеялся на то, что оно когда-нибудь осуществится.

Треск джинсов – наши дрожащие пальцы не справлялись с чертовой молнией. Два тела сплелись в одно. Перед лицом – руки Артема, которые крепко держали мои запястья, на вздувшихся от напряжения венах – влажный блеск. Я чувствовал сбитое, горячее дыхание на затылке и удары его сердца в спину – оно билось с моим в унисон. Внизу живота – шаровая молния, я ощущал ее нестерпимый жар и приятную пульсирующую боль. Эта боль имела вкус переопыленного перца – жгучего со сладким. Ешь – и сладко, и жжет, и тянешься, чтобы взять еще. Обнажился каждый нерв, а потом, в наивысшей точке напряжения, – мощный толчок, я ощутил разряд молнии, и по всему телу стали разрастаться электрические нити.

Мы – два усталых путника, набредшие в пустыне на оазис. Жадно припав к нему, мы все никак не могли напиться. Два закованных в кандалы узника, получившие долгожданную свободу. Два потерявшихся в огромном городе домашних питомца, которые, бегая в толпе и с надеждой заглядывая в лица прохожим, в конце концов нашли своих потерянных хозяев.

* * *

Я проснулся первым и долго смотрел на спящего рядом Артема.

Ну, вот и все. Случилось то, чего я так боялся.

С детства я знал, что там у меня все не так, как у других. Я родился без семенников, а еще не мог мочиться стоя – выход моей уретры находился в основании пениса, а не на конце. Несмотря на то, что я не ходил в детский сад, я общался с ребятами во дворе и поэтому быстро понял, что я не такой, как другие. Все мальчишки бегали в кусты вместе, мочились с забора или с обрыва в реку, встав в ряд. А я не мог присоединиться к ним. Не чувствовал себя частью их круга. Я никому не сказал, что со мной не так, просто мочился в уединении. Надо мной не смеялись, и никто не считал меня изгоем, кроме меня самого, но все равно у меня развились комплексы.

Я решился поговорить о своих проблемах с родителями. Чувствовал, что мне нужна их помощь. Они сказали, что проблема может решиться операцией. Я согласился. Хирург вывел мне мочеиспускательный канал на кончик пениса, и я стал почти нормальным – не считая того, что мой член сильно смахивал на штопор, ха-ха.

Я стал почти нормальным, не более. В двенадцать мне провели еще одну операцию ― вставили импланты яичек. С тех пор внешне мои половые органы ничем не отличались от половых органов других парней. Я был бесплодным, хотя это не слишком меня заботило. Да и сейчас не заботит. Собственно говоря, бесплодие – последнее, о чем я мог бы переживать. Наоборот, позже я стал относиться к этому как к преимуществу. В девятом классе от нашего одноклассника Вити залетела восьмиклассница. Он хорошо учился, учителя гордились им и постоянно нахваливали его. Витя собирался поступать в Москву в престижный экономический вуз на банковское дело. И все светлое будущее полетело к чертям, когда пара и их родители, посовещавшись, решили оставить ребенка из-за угрозы здоровью будущей матери. Новоиспеченные родители стали снимать дрянную маленькую комнатушку в Беличах, а Витя, когда ему исполнилось шестнадцать, устроился на жутко вонючий завод по изготовлению шин. Этот невеселый пример стал для меня наглядным пособием, как быстро угробить свою жизнь, если у тебя гениталии вместо мозга. И я радостно подумал, что со мной такого никогда не случится. В будущем я смогу вести половую жизнь, не думая обо всех контрацептивах, и от меня никто не залетит. Если только я не побоюсь подхватить ЗППП, ха-ха!

Лет с двенадцати я стал понимать, что у меня все работает не так, как у других. Я даже не думал заговорить о таком с родителями, информацию черпал по большей части из интернета. Был ли мой пенис настоящим? Я в этом не сомневался. Но были свои отличия. Это как электромобиль и обычный: гонять нормально можно и на том, и на другом, а вот движок по-разному устроен. Да, я мог мастурбировать, достигать эрекции, испытывать ощущения, которые испытывают другие – в том числе и мужчины без яичек. Но все же что-то отличалось, вызывало неуловимую тревогу. Может, эти отличия были из-за отсутствия семенников. Но я смутно чувствовал, что дело в чем-то еще.

Это ужасно паршивое чувство – знать, что ты не такой, как остальные, но не в силах нащупать причину, дать отличию определение. Может, поэтому я старался ходить в писсуар, только когда убеждался, что в туалетной комнате, кроме меня, никого нет. А мысль о сексе с кем-то вызывала панику и стыд.

Но теперь все изменилось, нет никакой паники. Только легкость, счастье и любовь.

Я заметил в подушке торчащее перышко, выдернул его и пощекотал Артему нос. Он забавно сморщился, почесался, не просыпаясь. Я убрал перышко, выждал немного и снова пощекотал. Артем чихнул и проснулся, сонно посмотрел на меня. Я засмеялся и показал ему перышко.

Мы еще долго нежились в кровати. Артем водил перышком по моему телу. Задержался на маленьком шраме внизу живота.

– Странно, что я никогда не спрашивал, хотя видел его, – сказал Артем. – Откуда он?

– Мне провели какую-то операцию на кишечнике. Я был еще совсем мелким, сам уже ничего не помню, родители сказали.

Мы позавтракали тушенкой с макаронами – готовил Артем. Спагетти кончились, но была вторая пачка – в местной палатке, где я закупался, увидел макароны в форме букв и просто не мог не купить.

– Пойду помою посуду, – сказал я после завтрака и забрал тарелки. Придя на кухню, я увидел в сковородке сложенную из макарон надпись: я тебя люблю.

Я улыбнулся. А он нежный.

Вечером мы снова сидели у костра. Вот только тема разговора уже не была такой нейтральной…

– Ты знаешь, я вот все думаю… и понимаю, что я какой-то ненормальный гей, – сказал Артем.

– В каком смысле – ненормальный?

– Меня не привлекают другие парни. Вот прямо совсем. Даже чуть-чуть. Только ты один. Ну, и девочки, само собой. Вот женские тела, это да… а мужские – не. Кроме твоего. Вот кто я после этого? А от гейской порнушки вообще блевать тянет.

– Ну, гейская порнушка мне тоже как-то не заходит, – признался я. – А я много ее пересмотрел. Заставлял себя. Ну, сказать по правде, меня порнушка вообще не возбуждает. Точнее, видюхи. Мне как-то больше читать нравится… Чтобы в голове представлять. Поэтому я больше по рассказам или аудио: сразу такие живые образы. Так фантазия работает – закачаешься! Никакие порноактеры не изобразят то, что творится у меня в голове.

Артем засмеялся.

– Ты тоже ненормальный! А ты как вообще к другим парням?

Я немного подумал.

– Меня привлекают парни. Когда я на них смотрю… Мне нравятся их тела.

– А женские тела? От них хочется блевать?

– Нет, они тоже ничего. Но они мне не так нравятся, как мужские.

– И какие части мужского тела тебе нравятся больше?

Я помолчал, думал над ответом.

– Кожа под коленкой – гладкая, светлая, такая нежная… и там милые тонкие волосы, но не у всех. И, когда впереди идет парень в шортах, можно спокойно пялиться ему под коленку, и никто тебе не вмажет. Вот с задницами тяжелее.

– Черт, да ты не только гей, а еще и извращенец! – засмеялся Артем.

Мы стали играть. Артем называл части тела, а я ставил им баллы по шкале сексуальности от единицы до десяти. Потом менялись.

– Ладонь? – спросил Артем.

– Шесть.

– Ступня?

– Семь.

– Пресс?

– Девять.

– Ягодицы?

– Восемь.

– Коленка?

– Десять.

– Локоть?

– Десять.

– Блин, ну ты псих! Тебе не нравятся жопы, но нравятся колени и локти! – Артем сказал это даже с каким-то восхищением.

– Я не говорил, что не нравятся. Я просто поставил жопе восемь из десяти! Это много!

Артем был прав – я считаю колени и локти (а точнее, коленные и локтевые впадины) самыми сексуальными частями мужского тела.

Игру прервал звонок телефона Артема.

– Алло. Привет, мам. – Возникла длинная пауза. Лицо Артема стало серьезным. – Хорошо, я тебя понял. В пятницу поеду.

Я пытался понять, о чем разговор. Пятница? Куда поедет? Это уже через два дня…

Артем убрал телефон. Грустно посмотрел на костер.

– Мама звонила. Говорит, они с отцом в субботу приедут сюда. И в пятницу надо валить.

– Но куда?

– В Березки к тете Тане. Мама уже договорилась с ней, она приютит недели на две. Мама уже ей деньги для меня передала и сумку с вещами.

Сразу накатила грусть. У нас с Артемом осталось два дня… Потом он уедет, а я вернусь домой.

– Блин, побыстрее бы свалить уже в Москву, – сказал Артем. – Надоело быть котом на передержке. Вот к тете Тане поеду, там интернет, надеюсь, получше, чем тут, поищу варики. И ты, Макс, как вернешься, займись жильем.

В оставшиеся дни все уже было не так здорово, как до разговора Артема с мамой. Переезд давил на нас обоих. Над нами повисло какое-то гнетущее чувство, на душе было грустно. Да и погода подвела – зарядил дождь. Мы все время проводили в фильмах и настольных играх. Но я все равно наслаждался нашим временем вдвоем, радовался каждому моменту. Я сопротивлялся времени, пытался растянуть каждую секунду.

Но два дня все равно пролетели, как один миг.

* * *

Березки находились от нас в семидесяти километрах. Без машины туда хрен доберешься, и за две недели я навещал Артема только дважды. Время без него стало для меня настоящей пыткой. Дома я пытался найти себе любое занятие, лишь бы не оставаться один на один со своими мыслями. Хорошо, что у меня было одно большое дело – поиск дешевого жилья в Москве, и этому я посвятил почти все время.

Из дома я старался выбираться только при крайней необходимости – мусор там выкинуть или в магазин. Впервые я вышел, не маскируясь, и тут же, когда я проходил под окнами, мне в голову откуда-то сверху, с балконов, прилетело яйцо.

В следующий раз мы ходили с папой в гараж за банками и, когда вышли из квартиры, чуть не задохнулись от запаха. Источник мы нашли в нашем почтовом ящике – оттуда вытекало что-то жуткое, красновато-серое, ужасно вонючее. Папа послал меня за пакетом и гвоздодером и просто выдернул ящик из стены. Мы быстро запихали его в пакет и выбросили со всем реактивным содержимым, не разбираясь, что же там такое.

Отныне я выходил из дома при полном камуфляже: кепка на лоб, солнечные очки. Так меня не узнавали на улице, и я мог ходить, не опасаясь, что сейчас в меня прилетит какая-нибудь тухлятина или что похуже вроде содержимого нашего почтового ящика.

Однажды, когда я шел из магазина, сзади меня окликнули. Я чуть пакеты не выронил – голос я сразу узнал. Обернувшись, я увидел генерала. Он был довольно далеко, закрывал дверцу машины, но расстояние не помешало ему узнать меня.

Тело сковал ужас. Я не знал, что делать. Дать деру? Он снова в форме, и пистолет небось при нем… Но вроде вид не такой грозный, как в прошлый раз, может, пронесет, и стрельбу он не откроет? Но очковал я все равно.

– Здравствуйте, – робко пискнул я, когда отец Артема подошел.

– Ну привет. – Он будто иней на меня выдохнул.

Пауза длилась восемь ударов сердца. С каждым ударом я нервничал все сильнее.

– Так спокойно гуляешь тут, как будто ничего не случилось, – продолжил генерал. Голос – уверенный, режущий. – Думаешь, я все забыл? Думаешь, я не знаю, что ты продолжаешь видеться с моим сыном? В Москву собрались, жизнь устраивать. И думал, я это так оставлю?

Во рту – отвратительный вкус паники, кислый и сухой, как незрелые сливы. Я молчал. Я не знал, как на это ответить. Да и вопросы, судя по тону, были риторическими.

– Я предлагаю тебе сделку. – Виктор Константинович сверлил меня взглядом, полным холодной, стальной ярости. Этой яростью был отравлен воздух вокруг.

– Какую? – выдавил я. Мне будто горло перерезали, говорить было больно.

– Ты рвешь с Артемом. Убеждаешь его выкинуть из головы всю эту вашу содомию, и с этого момента будет только так, как я скажу. Чтобы он срать не присел, пока я не разрешу. А ты… Нахрен валишь из города, и чтобы тебя здесь больше никто не видел.

Каждое слово – будто удар острого, ледяного клинка.

– А в чем сделка-то, товарищ генерал-майор? Сделка – это все-таки двусторонний договор. – Я смог совладать с голосом и заговорил даже немного шутливо: сработала защитная реакция.

– В чем сделка… Если не согласишься, я устрою ему такие проблемы, после которых он на коленях ко мне приползет. И тебе тоже.

По телу пробежала дрожь, аж пакеты в руках зашуршали. В груди резко кольнуло. Будто железная рука сдавила мое сердце и превратила его в кровавое месиво, которое вот-вот потечет сквозь ребра. Каким тоном он это сказал… Это не пустые угрозы.

– Разговор окончен. Передавай привет Артему, – сказал генерал и развернулся.

Я еще долго стоял в каком-то оцепенении и смотрел ему в спину.