Текст книги "История куртизанок"

Конфликт между любовью и долгом сделал примирение графа и графини невозможным. Байрон, прижатый к стенке, согласился остаться подле любовницы. Тереза ликовала. «Обещание!!!! быть моим мужем!!» – позже напишет она на письме, в котором он объявил ей о своем решении. Даже оглядываясь назад, она отказывалась признать нежелание Байрона пойти на этот шаг, его фатализм, его усталость от всей этой запутанной истории.

Капитуляция Байрона привела к тому, что в их романе с Терезой наступил самый спокойный период. Графиня Гвиччиоли получила постановление суда о раздельном проживании. Это решение было мотивировано недостойным поведением супруга; таким образом, она сохранила свое приданое и имущество. Тереза тайком покинула дом мужа и перебралась в дом отца, где они с Байроном регулярно встречались на протяжении всей зимы. В тот период поэт уделял ей все меньше и меньше времени. По ночам он читал и писал, просыпался поздно и снова садился за работу. Потом он совершал конные прогулки с ее братом, ужинал, после чего ненадолго оставался с ней наедине.

Через некоторое время Байрон закончил новую книгу стихов, ставшую ему наградой за продолжение отношений с любовницей. Тереза была в восторге и, несмотря на свой далеко не безупречный английский, вчитывалась в каждое стихотворение, пытаясь проникнуться его образами, а также ощутить те переживания и чувства, которые вдохновляли ее любовника. Тереза верила, что в конце концов ей удалось сделать так, что Байрон рядом с ней проведет всю оставшуюся жизнь. Байрон тоже принимал жизнь с ней как свою судьбу, хотя, в отличие от Терезы, он уже не испытывал «безумной влюбленности». (Именно в этот период творчества Байрон передал Аллегру на воспитание в монастырь, который выбрал из-за того, что его покровителями были дедушка и бабушка Терезы. Потом он был слишком поглощен поэзией, чтобы наведаться к дочке, даже тогда, когда она серьезно заболела.)

Примерно в этот же период Тереза покинула дом отца и переехала к Байрону, тем самым серьезнейшим образом нарушив условия соглашения о раздельном проживании с мужем, равно как и правила отношений с «верным рыцарем». Однако порадоваться этому ей не удалось. Жара в то лето выдалась такая, что наступила засуха, а Байрон проводил с Терезой совсем немного времени. Но гораздо хуже оказалось то, что переезд не прошел для нее даром: папа римский распорядился приостановить выплату ей пособия.

В этот период изменчивая итальянская политика и активная поддержка семьей Терезы (и Байроном) карбонариев – членов тайных революционных обществ, требовавших национальной независимости и единства Италии, – заставила семейство Гамба перебраться в Геную. Там Тереза и Байрон снова жили под одной крышей, однако поэт до минимума ограничил отношения с любовницей: он запретил ей появляться в своей части дома и общался с Терезой только в письменной форме. Когда умерла ее любимая сестра Каролина, Байрон написал Терезе краткую записку с соболезнованиями, но навестил графиню лишь через четыре дня.

Жизнь Терезы разрушилась. Куда делась ее великая любовь? Все чаще и чаще она изводила Байрона приступами ревности, которые тот называл éclats[32]32
  Скандалы (фр.).


[Закрыть]. Байрон отдалялся от своей сбитой с толка любовницы слишком явно, и той казалось, что он склонен ее бросить. Внезапно поэт заявил, что оставляет ее и уезжает в Грецию, где в то время разворачивалось восстание против турецкого владычества. Терезу эта новость сильно расстроила. Она сказала, что тоже отправится в Грецию. «Абсурдная женская натура», – так прокомментировал ее поведение Байрон, опасаясь, что она будет закатывать ему сцены. Делать это она не стала, но страдания Терезы не уменьшились: она горевала из-за того, что Байрон намеревался ее покинуть, иногда плакала и висла у него на шее, иногда высокопарно рассуждала о его благородстве и жертвенности.

Перед отъездом Байрон переделал завещание: он оставил Терезе пять тысяч фунтов, которые предназначались Аллегре. Тереза восприняла новость о наследстве с негодованием и слезами на глазах, так как всегда отказывалась от любых дорогих подарков, за исключением золотого кольца, которое вызывало у нее незабываемые воспоминания сентиментального характера. Ее любовь совершенно бескорыстна, говорила она Байрону, и ей от него ничего не надо, кроме такой же преданности. Поэт признавался друзьям, что, в отличие от большинства женщин, Тереза действительно была в высшей степени чужда корысти. Видимо потому, язвительно добавлял при этом он, что она была богатой наследницей.

Терезу сильно огорчала предстоящая разлука. Правила поведения «верных рыцарей» запрещали «другу» покидать избранницу, но Байрон сделал это, разбив ей сердце и унизив в глазах общества.

Тереза столкнулась и с проблемами практического характера, а именно с последствиями решения папы римского о приостановке выплаты ей пособия. Она и ее семья отвергли предложение Байрона о материальной помощи, и в результате Тереза оказалась без денег. В Риме, где она должна была жить по распоряжению папы, ей пришлось поселиться в мансарде Паоло Косты – ее старого друга и учителя. (Бедность Терезы была относительной. Она жила там со служанкой.) Отец ничем не мог ей помочь, потому что революционная деятельность довела его до тюрьмы.

Байрон больше не служил ей утешением. Время от времени он присылал ей краткие записки с обещаниями навестить ее или послать за ней кого-нибудь, но этого так и не произошло. Его последняя записка, посланная через год после того, как он уехал в Грецию, представляла собой написанное неразборчивым почерком приложение к длинному, полному нежности письму брата Терезы, который сопровождал Байрона.

Даже в тот безумный и захватывающий год, когда он донкихотствовал, принимая участие в освобождении Греции, которому отдал все силы и собственное состояние, Байрон испытал еще одну эмоциональную привязанность. Может быть, он даже влюбился в Лукаса, пятнадцатилетнего греческого мальчика, которого так баловал, что в какой-то момент отрядил под его командование тридцать солдат. Лукас, однако, не отвечал взаимностью на привязанность Байрона.

В 1824 г., в возрасте тридцати шести лет, Байрон скончался. Его предсмертные слова, записанные несколькими свидетелями, были обращены к Аде, дочери от Анабеллы, и Августе, его сводной сестре. Ни о Терезе, ни о Клер, ни о Каролине, ни о других своих любовницах он не вспомнил.

Великая любовь Терезы завершилась. Ей очень хотелось провести всю жизнь с любимым amico, чья смерть разрушила ее мечты, когда ей было всего двадцать три года. Все, что у нее осталось, – это стопки писем: ее переписка с Байроном и Байрона со многими другими людьми, включая флиртовавших с ним женщин. А еще у нее осталась брошь, которую прислала ей Августа, сводная сестра поэта. Как-то раз Тереза отказалась принять эту брошь, сказав Байрону, что она слишком дорогая.

Как же она прожила всю оставшуюся жизнь? На короткий срок Тереза вернулась к мужу. Они оставались вместе всего пять месяцев, а потом их союз вновь распался. На этот раз граф и графиня Гвиччиоли расстались полюбовно; они продолжали обмениваться письмами как старые друзья, вплоть до смерти ослепшего и состарившегося графа.

Когда-то Тереза сгоряча дала обет ждать Байрона в монастыре. Теперь, когда поэт ушел в мир иной, она посвятила жизнь сохранению памяти о нем. Достигнув зрелого возраста, Тереза вышла замуж за французского аристократа маркиза де Буасси, который так же гордился тем, что она была любовницей Байрона, как и она сама. Переиначив на свой лад историю их отношений, Тереза заявляла, что Байрон уехал в Грецию умирать, потому что не мог вынести жизни, в которой ему не было суждено на ней жениться.

В 1856 г. французский поэт Ламартин опубликовал книгу, в которой – с точки зрения Терезы – их с Байроном возвышенная любовь искажалась и высмеивалась, а сам поэт представал в образе злорадного калеки. На этот лживый пасквиль Тереза ответила написанными ею собственными воспоминаниями под названием Lord Byron jugé par les témoins de sa vie («Лорд Байрон в оценке свидетелей его жизни»). Она опубликовала их анонимно, но книга не получила признания – критики сочли ее скучной и неинтересной.

Тогда Тереза написала вторую, более подробную книгу о ее связи с Байроном, La Vie de Lord Byron en Italie («Жизнь лорда Байрона в Италии»). Она не стала ее публиковать, полагая, что при жизни нескромно выносить на суд общественности такие откровения, но ее биографы использовали эту работу и узнали – в числе других подробностей, – что Тереза выбрасывала из писем Байрона рисующие ее не в лучшем свете фрагменты, желая выглядеть непорочной и кроткой спутницей великого поэта.

Во многих отношениях такой она и была. Байрон сам говорил о неистребимом романтизме ее натуры. Такой Тереза и осталась. Даже состарившись, она необычайно дорожила связанными с ее давно прошедшей любовью мелочами, ее письмами к Байрону и письмами Байрона к ней, слегка подправленными с тем, чтобы показать миру скорее то, что он подразумевал, чем то, что он писал. У нее остались и его рисунки. На одном из них полноватый Байрон с вожделением смотрит на Терезу. Но ее лицо было заштриховано, как будто художник изобразил его не так, как ей бы того хотелось.

Тереза оставляла лишь измененные воспоминания, забывая все, что противоречило ее версии событий. Она была любовницей Байрона на протяжении двух лет, лгала отцу, обманывала мужа, пренебрегала принятыми в обществе правилами приличия, заботясь лишь о своих отношениях с Байроном. Эти два года стали определяющими для остальных пяти десятилетий ее жизни. Даже ее второй брак отчасти был заключен на основе воспоминаний о жизни с Байроном. Получалось так, что Байрон становился скорее чем-то вроде ее призвания, а не очарованным и печальным человеком, который некоторое время любил ее и желал. Байрон наполнил жизнь Терезы содержанием, как она страстно верила, и тем самым придал ей необычайную значимость.

Каролина Лэм и Тереза Гвиччиоли были аристократками, представительницами привилегированного мира, чья культура признавала и допускала романтические и эротические потребности женщин, состоявших в договорных браках с мужчинами, которые им совершенно не подходили. В этом мире имели место определенные негласные правила, связанные с тем, что допустимо, а именно: соблюдение женой супружеской верности до рождения достаточного числа наследников; уважительное отношение к мужу-рогоносцу; недопущение скандала (например, близость с кучером, хоть мужья и сыновья, как правило, совращали горничных, которые от них беременели); недопустимость побега ради сожительства с любовником; недопустимость непристойного поведения.

С другой стороны, общество осуждало Клер Клермонт за вступление в непризнанные законом отношения, за бедность, за то, что она стала любовницей. Когда ее тоже переполнила «истинная любовь», она начала играть против правил. Однако в итоге Клер рисковала немногим, сделав ставку на счастье быть любовницей. Общество восемнадцатого столетия было таково, что ее в любом случае ждала убогая и одинокая жизнь. И поскольку Байрон не отвечал на ее чувства взаимностью, вполне можно было предугадать ужасные итоги того положения, на какое обрекала ее роль любовницы³².

Примечание автора

¹ Основными источниками этого раздела являются: Arthur Calder-Marshall, The Two Duchesses (London: Hutchinson & Co. Ltd., 1978); Phyllis Deutsch, “The Vortex of Dissipation”, под ред. Valerie Frith, Women & History: Voices of Early Modern England (Toronto: Coach House Press, 1995); Amanda Foreman, Georgiana: Duchess of Devonshire (London: HarperCollins, 1999); The Two Duchesses: Georgiana, Duchess of Devonshire, Elizabeth Duchess of Devonshire (Correspondence), ред. Vere Foster (Bath: Cedric Chivers, Ltd., 1978); Iris L. Gower, The Face Without a Frown: Georgiana, Duchess of Devonshire (London: Frederick Moller Ltd., 1944); James Lees-Milne, The Bachelor Duke: A Life of William Spencer Cavendish, 6^th Duke of Devonshire, 1790–1858 (London: John Murray Publishers Ltd., 1991); Brian Masters, Georgiana, Duchess of Devonshire (London: Hamish Hamilton, 1981); и E. A. Smith, Lord Grey, 1764–1845 (New York: Oxford University Press, 1990).

² Foreman, 102.

³ Masters, 135.

⁴ Там же, 107.

⁵ Foreman, 267.

⁶ Основными источниками этого раздела являются: Phyllis Grosskurth, Byron: The Flawed Angel (Toronto: Macfarlane Walter & Ross, 1997); Elizabeth Jenkins, Lady Caroline Lamb (Fondon: Sphere Books, 1972); Sean Manchester, Mad, Bad and Dangerous to Know: The Life of Caroline Lamb (Highgate, Fondon: Gothic Press, 1992); Peter Quinnell, Byron: The Years of Fame (Fondon: The Reprint Society, 1943); Margot Strickland, The Byron Women (Fondon: Peter Owen, 1974).

⁷ Manchester, 32.

⁸ Там же, 42.

⁹ Там же, 80.

¹⁰ Там же, 89.

¹¹ Там же, 92.

¹² Grosskurth, 474.

¹³ Основными источниками этого раздела являются: Robert Gittings and Jo Manton, Claire Clairmont and the Shelleys 1798–1879 (New York: Oxford, 1992); Phyllis Grosskurth, Byron: The Flawed Angel (Toronto: Macfarlane Walter & Ross, 1997); R. Glynn Grylls, Claire Clairmont: Mother of Byron’s Allegra (Fondon: John Murray, 1939); N. John Hall, Salmagundi: Byron and the Trollope Family (место издания отсутствует: Beta Phi Mu, 1975); The Journals of Claire Clairmont, ред. Marion K. Stocking (Cambridge: Harvard University Press, 1968); The Clairmont Correspondence: Letters of Claire Clairmont, Charles Clairmont and Fanny Imlay Godwin, Vol. I, 1808–1834, ред. Marion K. Stocking (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1995).

¹⁴ Gittings and Manton, 27.

¹⁵ Там же, 28–29.

¹⁶ Там же, 29.

¹⁷ Hall, 7.

¹⁸ Там же, 12.

¹⁹ Grills, 218–219.

²⁰ Там же, 17.

²¹ The Journals of Claire Clairmont, 228.

²² Там же, 241.

²³ Gittings and Mantón, 242.

²⁴ Там же, 244.

²⁵ Там же, 245.

²⁶ Основными источниками этого раздела являются: Austin К. Gray, Teresa: The Story of Byron’s Last Mistress (London: George G. Harrp and Company Ltd., 1948); Phyllis Grosskurth, Byron: The Flawed Angel (Toronto: Macfarlane Walter & Ross, 1997); Iris Origo, The Last Attachment: The Story of Byron and Teresa Guiccioli as Told in Their Unpublished Letters and Other Family Papers (London: Jonathan Cape & John Murray, 1949).

²⁷ Origo, 45.

²⁸ Там же, 49.

²⁹ Там же, 81.

³⁰ Grosskurth, 353.

³¹ Там же, 355.

³² Писатели нередко позволяют персонажам своих произведений преодолевать такого рода препятствия, придумывая маловероятный исход, при котором героини выходят замуж за своих работодателей, как, например, служанка Памела у Сэмюэла Ричардсона или Джейн Эйр у Шарлотты Бронте. Однако в реальной жизни Клер Клермонт ждала гораздо более типичная судьба.

ГЛАВА 5
Тайные спутницы священнослужителей, (не) давших обет безбрачия

«ДОМОПРАВИТЕЛЬНИЦА» СВЯЩЕННИКА

ФАВОРИТКИ РИМСКИХ ПАП

Феодора и Марозия Теофилакт

Ваноцца д’Ариньяно и Джулия Фарнезе

ЛЮБОВНИЦЫ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЕЙ В НАШЕ ВРЕМЯ

Анни Мерфи

Луиза Юшевиц

Памела Шуп

Кто бы мог подумать, что женщин, связавших судьбу со служителями Господа, святой Иероним будет поносить как «шлюх одного мужчины»? Тот самый Иероним, который в конце IV столетия, будучи еще совсем молодым монахом, яростно боролся за то, чтобы обуздать свою похоть. Многие служители церкви порой слишком легко поддавались соблазнам, терзавшим Иеронима, и, поскольку они не могли или не хотели жить без женщины, священникам приходилось либо жениться, либо заводить любовницу.

В ранний период развития христианства священники и монахи любили и жили вместе с женщинами точно так же, как миряне. Но к IV в. начала распространяться доктрина, предписывавшая лицам духовного звания соблюдать правила целибата. В теологическом плане вводившие среди клириков целибат отцы церкви проповедовали аскетизм, а также руководствовались соображениями практического и имущественного характера. Деятельность в этом направлении проводилась комплексно, целенаправленно и последовательно. Теологи обращались к догмам о развратной и аморальной природе дочерей Евы, греховности полового акта и стремились утвердить ценности христианской эстетики, в числе других запретов предписывая отказ от сексуальных отношений. Вместе с тем эти церковные чиновники обвиняли священнослужителей, живущих половой жизнью, в отсутствии морального превосходства, необходимого им, чтобы служить своей пастве. При этом они добавляли, что сексуальные отношения отвлекают священников, которые должны полностью сосредотачиваться на пастырской деятельности и духовной жизни.

Однако самый веский довод в пользу целибата не имел ничего общего с теологией. Суть его определялась растущим богатством церкви. Были священники женаты или нет, те из них, кто имел семейные обязательства, использовали средства, которые, как правило, накапливались в церковных сундуках: в отличие от их собратьев, связанных обетом безбрачия, они тратили деньги на поддержку жен, любовниц и детей, а также чаще завещали собственность родне, чем церкви.

Поместный собор христианской церкви, состоявшийся в Эльвире, на юге Испании, в 305 г., обязал всех женатых епископов, священников и дьяконов дать обет целибата. На соборе было решено, что целибат повысит моральный авторитет священников и обоснует их высокий социальный статус. Кроме того, там было принято решение о лишении духовного сана священнослужителей, продолжавших вести половую жизнь. В 325 г. решения Никейского собора, признанного первым вселенским, запретили служителям церкви состоять в браке и предостерегли епископов, священников, дьяконов и других клириков от совместного проживания с женщинами, «за исключением разве что матери, сестры и тетки или такой женщины, которая стоит превыше всяких подозрений»². В решении собора, по сути дела, было дано определение сожительниц священнослужителей, которые после этого осуждались. Они считались презренными, и их преследовали во всех странах, где римско-католическая церковь занимала господствующие позиции.

Начиная с 370 г. папы еще сильнее затягивали петлю, запрещая не только брак, но вообще любые сексуальные связи. Идеал безбрачия священнослужителей получал все более широкое распространение, однако на практике большинство женатых священников продолжали вести супружескую жизнь со своими женами, хотя многочисленные эдикты призывали холостых клириков после посвящения в духовный сан не жениться. Тем не менее честолюбивые священники признавали, что соблюдение целибата гарантировало карьерный рост.

Несмотря на запрет, некоторые служители церкви женились, причем в таинство брака их посвящали священнослужители, либо не знающие об их статусе, либо игнорирующие папский запрет. Другие – холостые или женатые – заводили любовниц. Папа Агапит I, избранный в 535 г., был незаконнорожденным сыном Гордиана, одного из таких священников. Папу Иоанна XIII (годы понтификата: 965–972) убил муж, которому святой отец наставил рога. По иронии судьбы, папа Иннокентий[33]33
  Латинское имя Иннокентий (Innocentius) произошло от слова innocens, что значит «невинный».


[Закрыть] VIII (годы понтификата: 1484–1492) признал целый выводок своих незаконнорожденных детей. А с IX до середины XI в. папские любовницы – Феодора из рода Теофилактов, ее дочь Марозия и их потомки – оказывали настолько сильное влияние на римских понтификов, что часть этого периода, приходящаяся на первую половину X в., получила в истории папства название порнократия, или «правление блудниц».

Папские любовницы, конечно, были изнежены и защищены, но на более скромных сожительниц приходских священников такая защита, какую имели любовницы пап, не распространялось. Суровые германские епископы в X в. клеймили и унижали женщин, которых подозревали в интимной близости со священниками, приказывали рубить им голову. Испанские епископы отлучали от церкви сожительниц священников, а после смерти тела этих женщин сжигали или предавали земле без «обряда погребения» и ничем не отмечали место захоронения.

К XI в. каноническое право стало называть жен священников «сожительницами», а их детей считать незаконнорожденными. В 1022 г. синод в Павии объявил детей священнослужителей церковной собственностью, то есть фактически провозгласил их рабство. В 1089 г. синод в Амальфи распространил этот вид рабства на жен и сожительниц священнослужителей, а также на сексуальных партнерш иподьяконов и служителей церкви более высоких рангов, если феодалы захватывали их как рабов.

Против таких решений выступали многие священники. Некоторые говорили о том, что им придется выбирать между женами и профессиональной деятельностью. Другие предсказывали – и, как выяснилось, они оказались правы, – что запрещение вступать в брак приведет к тайным интимным связям и широко распространенному сожительству. Светские правители и прихожане также выступали против священников, имевших сожительниц, результатом чего стали смятение и хаос. В конце XI в. германские князья наказывали женатых епископов конфискацией имущества, а толпы разгневанных прихожан преследовали ненавистных священников по самым ничтожным поводам. С другой стороны, имевшие сожительниц священники расправлялись с агентами папы Григория VII – реформатора, окончательно утвердившего безбрачие духовенства. Реформы Григория привели к таким жестоким преследованиям любовниц священников, что некоторые из этих женщин кончали жизнь самоубийством.

По всей Европе разгоралась борьба. В 1215 г. папа-законник Иннокентий III созвал четвертый Латеранский собор, законом обязавший к безбрачию всех священнослужителей, даже тех, кто вступил в брак до посвящения в духовный сан. Как ни странно, это привело к тому, что католический брак стал уступать в святости посвящению в духовный сан. Кроме того, некоторые теологи полагали, что сожительство будет неизбежным дополнением к духовному сану. Частота, с которой одинокие священники совращали женщин или сами были совращены женщинами, желавшими получить духовные или практические советы, побуждала общины верующих приглашать таких пастырей, которые уже состояли в сожительстве с женщиной. Объяснялось это тем, что под воздействием одиночества, похоти или других причин священники стремились вступать в близкие отношения с женщинами своего прихода; если же у них была постоянная сожительница, это умеряло их вожделение.

Более того, как отмечают Дэвид Ледерер и Отто Фельдбауэр в работе «Сожительство: женщины, священники и Трентский собор», «долговременные отношения повышали внутреннюю социально-экономическую стабильность, связывали пастырей с общинами через полуформализованные родственные связи, и, видимо, прихожане считали, что приходские священники как ответственные отцы и мужья будут лучше исполнять свои обязанности. Светские чиновники, занимавшие невысокие должности, также рассматривали это как возможность лучше интегрировать священников в состав местной элиты»³. Зачастую прихожане, составлявшие важную и неотъемлемую часть церкви, от безбрачия священников утрачивали значительно больше, чем выигрывали.

С начала XVI до середины XVII в. протестантская Реформация вновь привлекла внимание к целибату, реформисты обрушивались на обязательное безбрачие с резкими нападками. Сам Мартин Лютер выступал в защиту плотских слабостей человека. Его женитьба на бывшей монахине Катарине фон Бора свидетельствует о позиции Лютера красноречивее слов. Многие реформисты обвиняли церковь в том, что она объявляла сожительство вне закона ради того, чтобы Рим мог штрафовать провинившихся священников. Один германский епископ брал штрафы только с тех священников епархии, которые усыновляли или удочеряли своих незаконнорожденных детей, другой, чтобы не тратить время и силы на выявление истинных нарушителей церковных постановлений, штрафовал всех своих священников подряд. Нередко священники выдавали рожденных от них любовницами детей за своих племянников и племянниц и брали их на воспитание.