Текст книги "История куртизанок"

В феврале 1950 г., преодолев терзавшую ее неуверенность в себе, сомнения и нерешительность, Ханна решила встретиться с Хайдеггером. Она приехала во Фрайбург 7 февраля и сразу же послала записку бывшему любовнику, предлагая навестить ее в гостинице. Он без предупреждения приехал к ней в тот же вечер в половине седьмого и вновь ее покорил. «Когда администратор назвал твое имя, – позже призналась она ему, – мне показалось, что вдруг остановилось время». Как ни странно, сказала ему Ханна, она с ним не связывалась только потому, что ей не позволяла это сделать гордость и «явная, очевидная, дурацкая глупость», а не что-то другое. Иными словами, это не было вызвано его нацистским прошлым.

Но Хайдеггер был нацистом, и, занимая влиятельную и престижную должность ректора крупного университета, он подрывал, а иногда и разрушал карьеры евреев и противников нацизма, к которым относились некоторые искренне набожные католики. Он и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь жене Ясперса, еврейке, когда в условиях нацистского режима ей грозила смертельная опасность. В тех редких случаях, когда Хайдеггер пытался вмешиваться, чтобы помочь подвергавшимся преследованиям евреям, он делал это скорее из личных дружеских побуждений, чем из стремления выступить против власти нацистов. В первые годы существования Третьего рейха Хайдеггер прочел и прекрасно понял содержание «Майн Кампф», в частности злобную антисемитскую направленность этой книги. Как и Гитлер, Хайдеггер верил в существование международного еврейского заговора. Еще в 1929 г. он написал официальное письмо, где предупреждал: «Мы стоим перед выбором: либо в нашей германской духовной жизни возобладают подлинно глубинные силы и национальные учителя, либо с ней будет окончательной покончено, и – как в широком, так и в узком смысле – верх возьмет растущее еврейское влияние»⁴³.

Как же развивался роман этого немецкого нациста и еврейки, которой пришлось спешно покинуть Германию, чтобы избежать уничтожения? В отличие от евреек, которых взявшие власть в Германии нацисты отправляли в концлагеря, где насиловали лишенных свободы женщин, молоденькая студентка Ханна попала в плен выдающегося интеллекта Хайдеггера, который использовал его и свое положение профессора для того, чтобы совратить ее и привязать к себе. Тогда она особенно не интересовалась тем, что позже рассматривала как «политику», и потому не могла поверить, что незаурядный философ является нацистом. Умнейший человек, Хайдеггер, чтобы не насторожить Ханну, не вступал в дискуссии, в ходе которых могли выявиться его национализм и высокая оценка жутких идей и целей Гитлера. Учитывая эти обстоятельства, трудно говорить о том, что Ханна Арендт сознательно была близка с врагом.

Но после войны симпатии Хайдеггера к нацизму стали общеизвестны, он опозорил себя как в профессиональном, так и в личном плане, потерял должность преподавателя, книги его были запрещены, а пенсия уменьшена. Основанием для таких сравнительно мягких наказаний стали неопровержимые доказательства, и Хайдеггер должен был отчитываться перед Проверочной комиссией Фрайбургского университета. На процессе денацификации ему требовались безукоризненные отзывы. Кто мог предоставить о нем лучшие отзывы, чем еврейка Ханна Арендт, его бывшая любовница, ставшая известным ученым, и его бывший коллега Карл Ясперс, состоявший в браке с еврейкой?

Воздействие незаурядного интеллекта Хайдеггера было настолько сильным, что эти два выдающихся человека пошли у него на поводу – Ясперс в меньшей степени, чем Ханна, но оба они поддержали беспардонную версию Хайдеггера о том, что его преследовали нацисты. Они решились на это, хоть оба знали, по словам Ханны, что Хайдеггер «откровенно лжет при каждой удобной возможности» и что он не столько слабохарактерная личность, сколько личность, у которой характер вообще отсутствует. Благодаря их вмешательству в марте 1949 г. Хайдеггер был осужден как попутчик, к которому не были применены меры наказания⁴⁴.

Позже, когда Ясперс сомневался и мучился, Ханна тянула время и – вопреки всяким доводам рассудка – делала вид, что верит всем уловкам Хайдеггера. Она даже пыталась уговорить других поверить ему. Ясперс, однако, не мог забыть бездушного безразличия Хайдеггера к страданиям Гертруды и многие другие проявления его бессердечия. «Он был единственным из моих друзей… кто меня предал», – писал Ясперс⁴⁵. Он так и не примирился с Хайдеггером до самой своей смерти, несмотря на то что все это время Ханна пыталась совершить невозможное – помирить двух мужчин, восхваляя одного и защищая другого. Однажды, когда Ясперс попросил ее прекратить дружеские отношения с Хайдеггером, она категорически отказалась.

Отчасти это было связано с тем, что Хайдеггер восстановил отношения с Ханной, хотя физической близости между ними уже не было. Кроме того, к тому времени он уже рассказал Эльфриде о своем романе, оставшемся в далеком прошлом – по версии Ханны, та «сама каким-то образом вытянула из него эту историю»⁴⁶, – и убедил свою супругу, как она ни противилась, принять его бывшую любовницу у них дома. Позже Ханна описала их с Эльфридой непростую встречу. «Женщина ревнива почти до умопомешательства, – писала она. – После всех лет, на протяжении которых она тешила себя надеждой на то, что он просто забудет меня, ее ненависть лишь усилилась». Эльфрида была ограниченной антисемиткой, «исходящей остервенелой ненавистью»⁴⁷. На самом деле, настоящим нацистом была скорее Эльфрида, чем Мартин. «Увы, она просто невероятно тупа», – говорила Ханна друзьям⁴⁸. Последней каплей, переполнившей чашу, стало то, что Эльфрида не распечатывала кипы бумаг, на которых Хайдеггер записывал свои великие мысли. Ханна сказала, что она бы делала это обязательно.

Всю оставшуюся жизнь Ханна встречалась с Хайдеггером, писала ему и распространяла его книги в Соединенных Штатах. От Генриха она никогда это не скрывала. Он считал такую «дружбу» жены безобидной и, в любом случае, преклонялся перед гением Хайдеггера. Кроме того, Генрих был не в том положении, чтобы судить о верности супруги, поскольку, несмотря на любовь к ней, у него был роман с одной молодой женщиной, отношения с которой он не прекращал, несмотря на то что знал, насколько тяжело его жена это переживала. (Ханна и Генрих послужили прототипами супружеской пары Розенбаумов для Рэндалла Джаррелла при создании им романа «Картинки из института». Он называл необычный брак Розенбаумов «двуединой монархией» равных, независимых, но составлявших единое целое партнеров.)

Ханна вернулась к своей роли почитательницы Хайдеггера. О собственных книгах в разговорах с ним она никогда не упоминала. «Всегда, – замечала она, – я фактически лгала ему, говоря о себе, делая вид, что книг моих и имени не существует, и я не могла, так сказать, досчитать до трех, если только речь не заходила об интерпретации его работ. В этом случае ему было очень приятно, если так получалось, что я могла досчитать до трех, а иногда и до четырех»⁴⁹. Чтобы поддерживать отношения с Хайдеггером, Ханна должна была скрывать, что обладает недюжинным умом. «Это было подразумевавшееся conditio sine qua non[44]44
  Обязательное условие (лат.).


[Закрыть] всей этой истории», – признавалась она⁵⁰.

Ханна опубликовала «Ситуацию человека», главный свой философский труд, без посвящения, что, как она считала, означало своего рода тайное посвящение Хайдеггеру. Она дала ему это понять в стихотворении: «Как я могла посвятить ее тебе, мой близкий друг, которому я остаюсь верна и неверна, но только по любви»⁵¹. Хайдеггер был возмущен тем, что Ханна убрала посвящение, и гнев его, вне всякого сомнения, усугубляло раздражение от того, что она стала известной и многого достигла.

В 1966 г., когда немецкий журнал выступил с нападками на нацистское прошлое Хайдеггера, Ханна сказала Ясперсу, что Хайдеггера нужно оставить в покое. Ясперс возразил, заметив, что такой известный человек не может скрывать свое прошлое, которое в любом случае существует для того, чтобы люди о нем знали и судили. Ханна отмахнулась от всех доводов Ясперса. Многое из продолжавшихся споров о прошлом Хайдеггера она приписывала сплетням и клевете. Она пыталась доказать, что Хайдеггер был ни в чем не повинным преподавателем университета, слабо ориентировавшимся в событиях политической жизни⁵². Она настаивала на том, что он не читал «Мою борьбу» Гитлера, а потому не понимал, что тот думал на самом деле. Ханна утверждала, что если Хайдеггер и сотрудничал с нацистами, это происходило потому, что на него постоянно оказывала давление Эльфрида, эта антисемитка, которая была настоящей мегерой, а не любящей женой.

Но Хайдеггер читал «Мою борьбу», и в любом случае, никто – ни Эльфрида, ни Ханна – никакого давления на него не оказывал. Просто Ханна не могла смириться с тем, что Хайдеггер был активным нацистом, – и беспокоилась о том, что его и без того сильно подмоченной репутации будет нанесен дополнительный удар. Хайдеггер не мог себе представить лучшего или более преданного союзника, чем Ханна Арендт – известная во всем мире еврейка, знакомая с ним с 1924 г., и в книге «Эйхман в Иерусалиме» описавшая механизм, с помощью которого творилось зло нацистской Германии.

Неустанные усилия Ханны по восстановлению репутации Хайдеггера исходили из самой глубины ее существа. Ею двигала настоятельная потребность в оправдании ее страстной любви к этому человеку, в том, чтобы сделать его достойным доказательства недоказуемого.

Биограф Хайдеггера Рюдигер Сафрански пишет об интеллектуальном измерении отношений между этими двумя великими философами как о взаимном дополнении: Ханна отвечала на хайдеггеровский «бег вперед к смерти… философией рождения; на его интеллектуальный солипсизм Jemeinigkeit (всегда-мое)… философией плюрализма; на его критику Verfallenheit (обреченность) миру Человека (Один/Они)… философским облагораживанием “публики”»⁵³.

Ханна продолжала преклоняться перед интеллектом Хайдеггера. В его присутствии она легко возвращалась к своей роли любимой лучшей студентки, совершенно лишенной заносчивости, в чем ее иногда упрекали американские коллеги. Ее презрение к Эльфриде облагораживало созданный Ханной образ Хайдеггера, а ревность Эльфриды вселяла в Ханну уверенность в силе его к ней любви. Когда почтенный возраст вынудил Хайдеггера прекратить преподавание и перебраться в небольшой одноэтажный дом, в подарок на новоселье Ханна послала ему букет цветов.

Ханна умерла в 1975 г., так никогда и не признав, что Хайдеггер ее предал и воспользовался своим авторитетом для утверждения разрушительных идей. Хайдеггер скончался на пять месяцев раньше, прочитав ее книги только из любопытства и отказавшись обсуждать ее работу. Вполне возможно, что он сошел в могилу, так и не узнав, что Ханна преподала миру «урок жуткой, отрицающей мир и мысль банальности зла»⁵⁴, зла, совершенного во имя нацистской идеологии, которую разделял Хайдеггер.

Примечания автора

¹ Основными источниками этого раздела являются: Yitzhak Arad, Belzec, Sobibor, Treblinka (Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1987); Eugene Aroneanu, Inside Concentration Camps, nep. Thomas Whissen (Westport: Praeger Pub., 1996); Elie A Cohen, Human Behaviour in the Concentration Camp, пер. M. H. Braaksma, (London: Free Association Books, 1988); Erica Fischer, Aimee & Jaguar A Love Story (New York: HarperCollins, 1995); Fania Fi/тйЬп, Playing For Time, nep. Judith Landry (New York: Atheneum, 1977); Ida Fink, A Scrap of Time and Other Stories (New York: Random House, 1987); Ida Fink, Traces (New York: Metropolitan Books, Henry Holt, 1997); Erich Goldhagen, ‘‘Nazi Sexual Demonology”, Midstream (May 1981), 7-15; Kitty Hart, Return to Auschwitz (London: Sidgwick & Jackson, 1981); Felicja Karay, Death Comes in Yellow, nep. Sara Kitai (Netherlands: Harwood Academic Publishers, 1996); Hpss Broad Kremer, KL Auschwitz Seen by the SS (New York: Howard Fertig, 1984); Robert Jay Litton, The Nazi Doctors: Medical Killing and the Psychology of Genocide (New York: Basic Books, 1986); Women in the Shoah, ред. Dalia Ofer and Lenore J. Weitzman (New Haven, London: Yale University Press, 1998); Anna Pawelczynska, Values and Violence in Auschwitz, nep. Catherine S. Lech (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1979); Gisella Perl, / Was a Doctor in Auschwitz (New York: Arno Press, 1979); Carol Rittner and John K. Roth, Different Voices: Women and the Shoah (New York: Paragon House, 1993); Roger A Ritvo and Diane M. Plotkin, Sisters in Sorrow, пер. и ред. Lore Shelley (College Station: Texas A&M University Press, 1998); Auschwitz: The Nazi Civilization (Maryland: Univensity Press of America, 1992); Sherri Szeman, The Kommandant’s Mistress (New York: HarperCollins, 1993); Nechama Tec, “Women in the Forest”, Contemporary Jewry, 17 (1996), http://www.interlog.com/~mighty/forest.htm; Nechama Tec, “Women Among the Forest Partisans”, в Women in the Shoah, под ред. Dalia Ofer и Lenore J. Weitzman (New Haven, London: Yale University Press, 1998); Germaine Tillion, Ravensbruck, nep. Gerald Satterwhite (Garden City: Anchor Press/Doubleday, 1975); Ka Tzetnik, House of Dolls, nep. Moshe M. Kohn (London: Frederick Muller Ltd., 1956); находится на сайтах: Johanna Micaela Jacobsen, “Women’s Sexuality in WWII Concentration Camps”, http://www.itp.berkley.edu/~hzaid/jojanna/paper2.simpletext.htr; “The Nizkor Project, Operation Reinhard: Command Staff-Sobibor”, http://wwwl.us. nizkor.org/faqs/reinhard/reinhard-faq-18.html; и “Return to Survivor/Witnesses”, на сайте: http://remember.org/wit.sur.luctr.html

² “Vera Laska” в Rittner and Roth, 263.

³ Даже немецких женщин, поддавшихся обаянию французских и польских военнопленных – сельскохозяйственных рабочих, которые не были евреями, сначала стригли, потом мазали дегтем, обваливали в перьях и заставляли пройти через весь их городок, чтобы подвергнуть публичному осмеянию, после чего отправляли их в Равенсбрюк.

⁴ Hpss, цит. по: Ofer and Weitzman, 306–307.

⁵ За исключением сравнительно редких случаев, когда гомосексуалисты или бисексуалы из рядов СС бесчестили мужчин.

⁶ Иногда эсэсовцы сначала их пытали, били, пинали и травили доберманами охранно-караульной службы, перед тем, как еще живыми бросить в печь крематория.

⁷ Jacobsen, “Women’s Sexuality”, 2.

⁸ Там же, 5.

⁹ Воспоминания Руфь Бонди в: Ofer and Weitzman, 320.

¹⁰ Воспоминания Фелиции Карай в: Ofer and Weitzman, 296.

¹¹ Perl, 58.

¹² Ada Lichtman, цит. no: Arad, 195.

¹³ Lucille E., “Return to Survivors/Witnesses” [в Сети].

¹⁴ Tillion, 174.

¹⁵ Perl, 89.

¹⁶ Там же, 90.

¹⁷ Rittner and Roth, 157.

¹⁸ Tec, “Women Among the Forest Partisans,” 228–229, а также воспоминания Fruma Gulkowitz-Berger в “Women of Valor”, www.interlog.com/ – mighty/valor/partisan. htm © Judy Cohen, 2001.

¹⁹ Основными источниками этого раздела являются: Hans Peter Bleuel, Sex and Society in Nazi Germany (New York Dorset Press, 1973, 1996); Linda Grant, “My cousin, Eva Braun”, The Guardian, April 27, 2002, находится на сайте http://books.guardian.co.uk/departments/history/story/0,6000,690595,00.html; Nerin E. Gun, Eva Braun: Hitlers Mistress (New York: Meredith Press, 1968); Glen Infield, Eva and Adolph (New York: Grosset and Dunlap, 1974); и Wulf Schwarzwaller, The Unknown Hitler His Private Life and Fortune (Maryland: National Press Books, 1989).

²⁰ Infield, 211.

²¹ Timothy W. Ryback, “Hitler’s Lost Family”, The New Yorker, July 17, 2000, 48, цитирует офицера разведки американской армии Джорджа Аллена, который интервьюировал Паулу в конце мая 1945 г. Аллен дал ей такую оценку: «Женщина, принадлежащая к нижнему слою среднего класса, весьма религиозная, но не умная, несчастьем которой оказалась связь с великим человеком, с которым она не имела ничего общего».

²² Gun, 69.

²³ Там же, 53.

²⁴ Там же, 66.

²⁵ Infield, 90.

²⁶ Bleuel, 47.

²⁷ Grant.

²⁸ Gun, 179.

²⁹ Там же, 7.

³⁰ Infield, 221.

³¹ Там же, 234.

³² Там же, 237.

³³ Там же, 245.

³⁴ Michael R. Marrus, в интервью, которое он дал Ian Kershaw, Hitler 1936-45: Nemesis (London: Allen Lane, 2000), в The Globe and Mail, Dec. 9, 2000.

³⁵ Основными источниками этого раздела являются: Elzbieta Ettinger, Hannah Arendt-Martin Heidegger (New Haven: Yale University Press, 1995); Bonnie Honig, Feminist Interpretations of Hannah Arendt (Pennsylvania: The Pennsylvania State University Press, 1995); Derwent May, Hannah Arendt (Harmondsworth, UK: Penguin, 1986); John McGowan, Hannah Arendt: An Introduction (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1998); Elisabeth Young-Bruehl, Hannah Arendt: For Love of the World (New Haven: Yale University Press, 1982); David Watson, Arendt (London: Fontana Press, 1992).

³⁶ Rudiger Safranski, Martin Heidegger: Between Good and Evil, nep. Ewald Osers (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1998), 137.

³⁷ Там же.

³⁸ Honig, 67.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Ettinger, 30.

⁴¹ Там же, 35.

⁴² Там же, 48. Выделено автором.

⁴³ Honig, 70.

⁴⁴ Safranski, 255.

⁴⁵ Там же, 373.

⁴⁶ Ettinger, 98.

⁴⁷ Safranski, 377.

⁴⁸ Ettinger, 72.

⁴⁹ Там же, 116.

⁵⁰ Там же, 10 Е

⁵¹ Там же, 114.

⁵² В опубликованном в 1971 г. очерке «Хайдеггер в восемьдесят лет» она изобразила его далеким от реальности ученым, который во время редких выходов в мир поступал опрометчиво, делая неверный выбор, и поспешно удалялся в свою башню из слоновой кости, когда «мирские дела» возмущали его и расстраивали.

⁵³ Safranski, 140.

⁵⁴ Hannah Arendt, “Understanding and Politics”, в Essays in Understanding 1930–1954, под ред. Jerome Kohn (New York: Harcourt Brace ¿¿Company, 1994), 252. Цит. no: Bethania Assy, “Eichmann, the Banality of Evil, and Thinking in Arendt’s Thought”, http://www.bu.edu/wcp/Papers/Cont/ContAssy.htm

ГЛАВА 9
Любовницы-музы

Элоиза

Эмили дю Шатле

Жанна Эбютерн

Джордж Элиот

Лилиан Хеллман

Кэтрин Уолстон

Джойс Мэйнард

Гениальность может быть либо даром, либо проклятьем, а те, кто ею наделен, редко бывают заурядными людьми. В каждом обществе люди творческие, особенно мужчины, вызывают восхищение и определенное уважение, внушая небольшой группе преданных поклонниц чувственное влечение и желание одновременно заботиться о гении и быть его музой.

Достаточно часто эти женщины сами являются творческими натурами или стремятся таковыми быть. Иногда их даже называют «теневыми создательницами». Писательница Розмари Салливан, отзываясь о женщинах, которые «связывают жизнь с творческими мужчинами», в частности сказала, что сами они «влюблены в искусство, но чувствуют, что решение масштабных задач им не по плечу, опасаются потерпеть неудачу или просто не способны найти собственный путь»¹. Порой такие женщины, являющиеся «теневыми создательницами», испытывают к своим гениальным любовникам глубочайшее, граничащее с благоговением уважение, которое вызывает поразительное по силе самоотречение.

Не все такие любовницы приносят себя в жертву творческому дару своих любовников. Некоторые женщины, считающие самих себя гениальными, стремятся к равноправным отношениям. В редких случаях пара достигает идеала, при котором он и она служат друг для друга источником вдохновения. Еще реже восхищенный любовник посвящает себя женщине-творцу, стимулируя ее творчество. Суть дела в данном случае заключается в том, что самые известные любовницы творцов, а может быть, их большая часть, боготворили своих одаренных любовников и считали, что их интересы, потребности и ценности представляют собой особую важность для мира в целом. Из-за этого «теневые создательницы» с радостью подавляют личные желания и даже отказываются от своих прав; они по собственной воле посвящают жизнь служению творческому гению своих любовников.

Элоиза²

В 1115 или 1116 г. молодой философ Элоиза была высокой девушкой шестнадцати или семнадцати лет с точеной фигуркой, очаровательной улыбкой, казавшейся еще светлее благодаря ослепительно-белым зубам, и репутацией эрудита, не имевшего себе равных. Элоиза жила в Париже со своим дядей и опекуном – каноником Фульбером из собора Парижской Богоматери. (Нам ничего не известно ни о ее матери по имени Эрсиндис, ни об отце, который, видимо, умер, когда она была еще ребенком. Фамилия Элоизы до нас не дошла.) Бездетный Фульбер обожал племянницу, он дал ей образование, достойное юноши из аристократической семьи, но очень необычное для девушки. После того как она окончила прекрасную школу при женском монастыре в Аржантее, Фульбер продолжал обучать Элоизу классической философии. Кроме того, он рассказал ей об учении Пьера Абеляра – блестящего преподавателя философии, который управлял школой при соборе Парижской Богоматери.

Абеляру тогда уже исполнилось тридцать семь лет, он был на удивление красивым clericus – клириком невысокого ранга, который еще не принял священный сан и не дал обет безбрачия. Абеляр мог жениться, но предпочитал оставаться холостяком. Он был честолюбив и надеялся достичь высокого положения в церковной иерархии, на которое могли претендовать лишь священнослужители, не состоявшие в браке. У Абеляра сложилась репутация глубокого мыслителя, лекции которого завораживали слушателей, но к равным себе он относился со снисходительным высокомерием. Поскольку Абеляр и Фульбер вращались в одних и тех же кругах, вполне естественно, что однажды Абеляр встретился с племянницей каноника. Неестественным оказалось то, что от любви к ней он сразу же потерял голову. «Совершенно воспламененный любовью к этой молодой девушке, – позже писал Абеляр, – я стал искать подходящий случай, чтобы завоевать ее доверие»³.

На удивление, это не составило никакого труда. Когда Абеляр предложил канонику частным образом заниматься с Элоизой в обмен на питание в его доме, ничего не подозревавший Фульбер с радостью согласился. Разве стремившиеся к знаниям молодые люди толпами не стекались со всей Франции в Париж, желая послушать лекции Абеляра? Вот так, с твердым намерением совратить свою ученицу, Абеляр, по собственному выражению, как «голодный волк» стал охотиться на «нежную овечку», обосновавшись в доме Фульбера. «Я… полагал, что легко смогу достичь своей цели, – отмечал он впоследствии. – Меня в то время очень хорошо знали, я обладал всеми преимуществами молодости и красоты, так что не боялся получить отказ ни от одной женщины, которая оказалась бы достойной моей любви».

Элоиза не была слепой: она отдавала должное всем природным достоинствам Абеляра. «Когда ты появлялся на публике, кто не стремился тебя увидеть, кто не вытягивал шею и не напрягал зрение, чтобы взглянуть, как ты уходишь? – вспоминала она. – Какая девушка не горела желанием, думая о тебе в твоем отсутствии, и не воспламенялась страстью в твоем присутствии?»⁴ Благодаря доверчивому канонику Элоиза с Абеляром были предоставлены друг другу на протяжении долгих часов.

Абеляр соблазнил ее почти сразу. Она с радостью пошла ему навстречу, раскрывая для себя во время их любовных свиданий эротичность собственной натуры. Они делали вид, что занимаются науками, но руки его, как признавался Абеляр, «чаще ласкали ей грудь, чем тянулись к книгам»⁵. Неискушенность в любви Элоизы усиливала «пылкость чувств», с какой они отдавались друг другу.

Иногда, выполняя требование Фульбера наказывать Элоизу, если та станет препираться с преподавателем или будет плохо заниматься, Абеляр ее бил. Но это лишь разжигало их чувственность и «было приятнее любого бальзама», по словам самого Абеляра. «Короче говоря, в страсти нашей мы не обошли вниманием ни одной из любовных утех, и если занятия любовью таили в себе нечто необычное, мы испытали и это»⁶. Абеляр и Элоиза открывали для себя «прелести» садомазохизма за несколько столетий до того, как этот термин вошел в обиход.

Вскоре Абеляр стал настолько одержим страстью к Элоизе, что утратил интерес к философии. Он читал лекции так бессвязно, что студенты над ним насмехались. Репутация его резко снизилась. В один ужасный день Фульбер застал любовников в постели как «Марса и Венеру», и занимались они там любовью, а отнюдь не философией. В гневе он выгнал Абеляра из дома.

Через некоторое время Элоиза поняла, что беременна. Ей удалось известить об этом Абеляра, и философ составил план ее похищения. Элоиза переоделась в платье монахини, и на время беременности Абеляр отвез ее в дом своей сестры в Бретани.

А в Париже Фульбер чуть не сошел с ума от ярости и горя, он был так зол на Абеляра, что тот опасался за свою жизнь. С несвойственным ему смирением Абеляр пришел к Фульберу и попросил прощения, виня в своем бесстыдном поведении «власть любви» и сокрушаясь, что «от начала рода человеческого даже величайшие мужи претерпевали из-за женщин величайшие невзгоды»⁷. Очевидно, что он согрешил – но разве Фульбер не понимал, что Элоиза тоже была повинна в случившемся?

Абеляр предложил канонику своеобразное решение проблемы: он женится на Элоизе, но тайно, чтобы в дальнейшем это не грозило его продвижению к вершинам церковной иерархии. Фульбер, ничем не уступавший в лукавстве философу, согласился.

Абеляр ликовал – принятое решение позволяло найти выход из затруднительной ситуации, не угрожая при этом его карьере. Радуясь в душе, он поехал за Элоизой, которая только что родила сына, названного Астролябий, и привез ее в Париж, намереваясь на ней жениться. Но к обоюдному ужасу Абеляра и Фульбера, Элоиза наотрез отказалась от брака, мотивируя свое решение тем, что это вынудит Абеляра к жертвам и повредит его карьере. Она цитировала Библию и античных философов, доказывая несовместимость брака с занятиями философией и утверждая, что философ не переносит «вопли младенцев, колыбельные нянюшек»⁸, не говоря уже о «постоянной грязи, которую разводят грудные дети»⁹. (Она даже не упоминала Астролябия, которого на время оставила у родственников Абеляра.)

Вольнодумная Элоиза предложила свою любовь свободно и без всяких условий в соответствии с философским идеалом Цицерона, и добавила, что она с большим удовольствием останется любовницей Абеляра, чем станет его женой. (Спустя годы все такая же дерзкая Элоиза говорила, что даже если бы ей предложил выйти за него замуж император Август, она предпочла бы остаться сожительницей Абеляра, чем стать императрицей при Августе.)

Абеляр, со своей стороны, хотел, чтобы узы брака навсегда связали его с Элоизой. «Я любил тебя безмерно и хотел сохранить навечно», – признавался он спустя годы¹⁰. Кроме того, он хотел умиротворить ее влиятельного дядю, который мог помочь ему подняться по лестнице церковной иерархии. В такой ситуации, когда потребности Абеляра полностью заслоняли потребности Элоизы, летом 1118 г. они сочетались браком. Во время церковной церемонии невеста рыдала.

Почти сразу же после этого Фульбер, как уже давно задумал, нарушил обещание хранить заключение брака в тайне. Элоиза, не хотевшая, чтобы репутация Абеляра хоть как-то пострадала, отрицала слова дяди. Фульбер пришел в ярость от упорного невнимания племянницы к ее собственным интересам, не говоря уже о его семье. Он обращался с ней так жестоко, что Абеляр вновь ее похитил и на этот раз спрятал в монастыре в Аржантее, выдав за новообращенную христианку.

Вскоре Фульбер узнал о том, что произошло. Он сделал ошибочный вывод, полагая, что Абеляр просто хотел избавиться от Элоизы. На деле же Абеляр регулярно ее навещал, и стремление его быть вместе с ней не ослабевало. Однажды, движимые безудержной страстью, они стали близки в трапезной, посвященной Непорочной Деве.

А тем временем в Париже Фульбер составлял план простой и жестокой мести. Он подкупил слугу Абеляра, и тот открыл дверь сообщникам каноника. Глубокой ночью эти наемники напали на Абеляра и, по его собственным словам, «жестоким и позорным способом… отрезали те мои органы, которыми я совершил осуждаемое ими деяние»¹¹.

Известие о том, что философа оскопили, распространилось быстро. К утру, по собственным словам Абеляра, казалось, что «весь город» собрался у его дома, чтобы выразить сочувствие по поводу причиненного ему увечья. «Удивление, всеобщее оцепенение, стенания, причитания и рыдания», но прежде всего их жалость причиняла ему большие страдания, чем физическая боль. «Все будут на меня показывать пальцами, всячески обо мне злословить, я стану чудовищным зрелищем», – жаловался он¹².

Раненый мужчина с трудом добрался до бенедиктинского монастыря в Сен-Дени, пригороде Парижа. Абеляр не простил Фульбера и его сообщников: он преследовал их по закону через суд, пока каждый не понес суровое наказание. Его вероломному слуге и подручным Фульбера, которые его кастрировали, выкололи глаза и отрезали гениталии. Всю собственность Фульбера конфисковали. Абеляр наказал даже Элоизу, заставив ее принести монашеские обеты, хоть у нее не было ни призвания, ни склонности к монашеству.

Друзья и родственники Элоизы просили ее отказаться от столь серьезного шага. Она была еще подростком, но уже стала матерью – как же ей было навсегда уйти от мира в монастырь? Но Элоиза ужаснулась и пришла в ярость, когда узнала о причастности ее дяди к оскоплению Абеляра, всепоглощающей любви к которому она оставалась верна. Элоиза поразила родственников, твердо заявив, что любит Абеляра сильнее, чем бога. После этого – поскольку Абеляр хотел, чтобы она стала монахиней, – Элоиза подошла к алтарю и сквозь слезы прочитала наизусть монолог Корнелии, который та произнесла перед тем, как убить себя после смерти своего мужа, Помпея: «Мой благородный супруг, брак тебе так мало нужен, зачем я беду навлекла, мечом зависшую над твоей головой? Преступница я потому, что, брак заключивши с тобою, я горе тебе принесла! Прими же теперь в искупление то наказанье, что я на себя наложу»¹³. Искупая утрату Абеляром гениталий и гордости, Элоиза принесла в жертву свою свободу и свое будущее.

После оскопления Абеляр не общался с Элоизой десять долгих лет. Он вернулся к преподаванию философии и к работе над философскими трактатами. И вновь этот надменный человек столкнулся с врагами среди священнослужителей и так обидел монахов, с которыми жил в Сен-Дени, что ему пришлось покинуть обитель бенедиктинцев, хоть формально он продолжал зависеть от аббата. Абеляр в одиночестве обосновался на берегу реки Адюсон в Шампани и стал вести жизнь отшельника. Но вскоре преданные ученики разыскали его там и из камня и дерева построили часовню, впоследствии получившую название Параклет, что значит «утешитель».

В 1125 г. Абеляр был назначен аббатом монастыря Сен-Жильдас в Бретани. После переезда туда ему пришлось общаться с распутными монахами, которые содержали сожительниц и считали монастырь собственной феодальной вотчиной. Монахи презирали и третировали нового настоятеля и несколько раз даже пытались его убить. Они подсыпали яд в освященное вино, которое он пил во время святого причастия. Потом они отравили его ужин, но слуга, который первым пробовал блюда, предназначавшиеся аббату, скончался на месте, тем самым предупредив Абеляра о грозившей ему опасности. В конечном итоге философу удалось выжить лишь благодаря вооруженному вмешательству симпатизировавшего ему местного дворянина.