Текст книги "Моя вторая мама. Том 2"

Глава 38

Сония приехала к Даниэле в Дом моделей, когда было еще светло. Проходя через приемную, она поздоровалась с секретаршей. Та улыбнулась ей в ответ и сказала, что у сеньоры Лорентэ, кроме сеньоры Рейес, никого нет. Сония удовлетворенно кивнула и вошла в кабинет.

– Можно?

– Да, Сония, проходи, – отозвалась Даниэла.

Та села напротив нее и без всякого вступления спросила:

– Моника к тебе не приходила?

– Нет, а почему ты спрашиваешь? – удивилась Даниэла.

Сония озабоченно покачала головой:

– Очень жаль. Значит, не решилась. Вчера она была у меня, – объяснила Сония. – Она узнала о кознях Альберто и о его связи с Иренэ.

– Правда? – у Даниэлы сжалось сердце.

– Она очень подавлена и переживает из-за того, что натворила. Моника любит тебя, Даниэла, и прийти к тебе ей помешал только стыд.

Джина, сидевшая рядом, от волнения встала:

– А где она сейчас? Надо найти ее.

– Нет, я не буду ее искать, – нахмурившись, сказала Даниэла.

– Почему? – спросила Джина.

– Если Моника хочет меня увидеть, она должна сама прийти.

Сония вмешалась:

– Я ведь объяснила, что ей очень стыдно. Она боится, что ты прогонишь ее.

Даниэла решила объясниться:

– Я не хочу давать ей повод снова сказать мне то, что я уже слышала от нее. Что я ей и не мачеха, что только благодаря ей и Хуану Антонио мне удалось найти семью.

– Даниэла права, – грустно сказала Джина. – Монике надо перешагнуть через свою гордость.

Она вопросительно смотрела на хозяйку кабинета. Та болезненно поморщилась и сказала:

– Годы, которые я прожила с Моникой и Хуаном Антонио, – это прекрасный сон. Но я уже проснулась, а назад не вернешься.

Джина подсела к ней:

– Если бы Моника все же пришла, что бы ты сделала?

– Я бы обняла девочку, сказала, что люблю и прощаю ее. И защитила бы от Альберто.

– Единственный, кто знает, где сейчас Моника, так это Маргарита, – как бы невзначай сказала Сония.

– Хочешь, я схожу к ней? – оживленно предложила Джина.

Даниэла задумалась.

– Нет, лучше подождать, – вздохнула она. – Может быть, Моника действительно придет ко мне, как говорит Сония.

Иренэ и Альберто осматривали Дом моделей, на который они положили глаз. Переговоры с владельцем шли успешно. Суда по всему, он был согласен уступить предприятие, хотя запросил немало. Но парочка авантюристов считала, что дело того стоит. Их грела мечта о мести. К тому же, теперь они убедились, что дом действительно хорош.

– Он просто чудо! – твердила ошеломленная Иренэ.

– Еще бы, – хмыкнул Альберто, – при такой-то цене!

– Да, о такой сумме даже думать страшно.

– Зато дом будет твоим навсегда! – обнял ее за плечи Альберто.

– Это верно, – кивнула она и мечтательно произнесла: – Скоро Дом моделей Иренэ Монтенегро распахнет свои двери…

– Мексике и всему миру, – подхватил Альберто.

Эдуардо и Федерико долго решали, как быть. Фико считал, что Монике можно верить. Лало не был в этом убежден. И еще его останавливала мысль о чужом ребенке, которого родит Моника. Но, вспоминая заплаканные глаза на милом лице, он понимал, что не сможет жить без этого слабого и гордого существа. В конце концов жалость, стремление помочь и любовь пересилили все остальные чувства. Друзья отправились к Маргарите, чтобы разузнать, где прячется Моника. Однако девушка не могла сказать ничего определенного.

– Я не обманываю, ребята, – растерянно говорила она. – Моника чуть не подралась со мной, когда узнала о нас с Рамоном. Я же вам рассказывала…

– Где же она может быть? – озабоченно произнес Эдуардо.

– Я думала, что у Дениз – это наша общая подруга. Я звонила туда, но там сказали, что Дениз уехала в Монтеррей, – поведала девушка.

– Так, может, Моника уехала с ней? – подскочил Федерико.

Но Маргарита покачала головой:

– Не думаю, хотя странно, что Дениз уехала, не попрощавшись со мной.

– Вы очень дружны? – осведомился Фико.

– Она больше дружит с Моникой, но и со мной тоже.

Эдуардо хлопнул себя по коленям и встал:

– Ну все, мы у тебя слишком засиделись.

– Я вам очень рада, – искренне улыбнулась девушка. Они стали прощаться, как вдруг в комнату заглянула служанка и сказала кому-то, кто был за дверью.

– Она здесь, проходите.

– Спасибо, – сказал, входя, Альберто.

Молодые люди с недоумением уставились на него.

– Привет, сынок, – сказал Альберто, обращаясь к Эдуардо. – Моя жена, наверное, тоже где-то тут прячется, а? – и он захохотал.

Эдуардо сжал кулаки. Маргарита, нахмурившись, спросила:

– Что вам здесь надо?

– Пришел разузнать, где наша дорогая Моника, – усмехнулся Альберто.

– Я ничего не знаю. Убирайтесь из моего дома, – сказала девушка.

– Не надо так сердито, детка, – развязно протянул Альберто.

Эдуардо сделал шаг вперед:

– Ты что, не слышал? Вот отсюда!

– Не смейте приходить ко мне, – топнула ногой Маргарита.

– Маргарита, я спрашиваю, где Моника? – с угрозой в голосе произнес Альберто.

– Вам сказали, что мы не знаем, – выступил вперед Федерико.

– Я вам не верю, – сказал Альберто, обводя всех злым взглядом.

– Сколько раз тебе повторять? Проваливай! – не столько сказал, сколько прорычал Лало.

– Не горячись! – ухмыльнулся Альберто. – Не забывай, я все-таки твой отец и могу сделать тебе а-та-та!

Эдуардо и Федерико подступили к нему с двух сторон.

– Ладно, ладно, – отстранился Альберто. – Я уйду, но с одним условием.

– Никаких условий! – воскликнула Маргарита.

– Скажи Монике, чтобы она не пряталась от меня. Рано или поздно я ее разыщу.

Помолчав, он сказал:

– Лало, выйдем на минутку, мне надо с тобой поговорить.

– Пошел к черту! – буркнул Эдуардо.

– Ну как хочешь, – сказал Альберто и сел в кресло.

– Пошли, – сердито бросил ему Лало. Альберто встал и двинулся к двери. – Я сейчас вернусь, – обратился юноша к Фико и Маргарите.

Они вышли.

– Гнусный тип, – с омерзением произнесла девушка.

– Не понимаю, как Моника могла им увлечься, – пожал плечами Федерико.

За порогом Эдуардо яростно бросил отцу в лицо:

– Со мной можешь не изображать ни мученика, ни падшего ангела! Меня ты не проведешь!

Скинув маску, Альберто злобно оскалился:

– Ладно, если хочешь правду… Я вас всех презираю – тебя и твою замечательную семейку. Но передай Каролине, чтобы она не забывала обо мне. Я отомщу. Вы даже не подозреваете, что я вам готовлю.

Он похлопал юношу по щеке, но тот отшвырнул его руку.

– Берегись! Перед тобой вовсе не тот беззащитный ребенок, которого ты когда-то оставил. Я сумею защитить своих.

– Посмотрим, – презрительно сказал Альберто, – Со мной тебе тягаться трудно, щенок.

Эдуардо замахнулся, чтобы ударить его. Альберто отвернулся и пошел к машине.

Лало проводил его взглядом и, убедившись, что он уехал вернулся в дом.

– Ну что? – спросил Федерико.

– Он мне угрожал. Ничего другого он не умеет, – мрачно сказал Эдуардо.

Даниэла сидела в гостиной с книгой в руках, но никак не могла сосредоточиться на чтении. Она даже обрадовалась, когда вошедшая Мария отвлекла ее вопросом по хозяйству.

– Никак не могу отвлечься от мыслей о Монике, – сказала она.

– Разыщите ее, сеньора!

Даниэла замахала руками.

– Я вам объяснила, почему не могу сделать этого!

Мария подошла к ней.

– Она неразумная, капризная девочка. Но вы-то нет! И вам известно, что именно сейчас вы нужны ей, как никогда!

– Вот в этом я не уверена. Боюсь, она не пришла ко мне потому, что я для нее слишком мало значу. И пусть она не с Альберто – она предпочитает быть одна, а не со мной.

Мария вышла, прижимая платок к глазам. Даниэла отложила книгу в сторону и задумалась. Ей вдруг показалось, что она ведет себя, как Джина с Фелипе.

Утро было солнечным, но Фелипе это не радовало. Мысли у него были тревожными. Он спустился по лестнице, чтобы дать распоряжения рассыльному адвокатской конторы, и вдруг увидел Джину, которая стояла в холле, прислонившись к стене. Не задумываясь, словно их последняя перебранка и не прерывалась, он сказал:

– Привет! Я не думал, что ты придешь так быстро.

– Я просто умираю от желания увидеть тебя, – язвительно ответила Джина.

– Понятно, – в тон ей продолжал адвокат. – Ты сходишь с ума от любви ко мне и пришла умолять о прощении.

– Ах ты, мой ясновидец! Ты, верно, хочешь, чтобы я встала на колени и поцеловала тебе ноги. Я так и сделаю.

Она подошла к Фелипе и ударила его в солнечное сплетение. Он сморщился от боли.

– Если ты пришла, чтобы драться, ты могла бы оставаться дома, – отдышавшись, сказал адвокат.

– Я хотела бы изувечить тебя! – яростно прошипела Джина. – Никто и никогда не оскорблял меня так, как ты!

– Ты ничего другого и не заслуживаешь! Можешь катиться ко всем чертям вместе со своим тупым немцем.

Джина, сердясь на себя и на Фелипе, сказала:

– Я не поехала с Хансом, но вовсе не из-за тебя, а из-за своих детей и потому, что мне не хотелось в Европу, понял?

– А! – засмеялся адвокат.

– Заткнись! – в сердцах крикнула Джина, стукнув его сумочкой.

– Просто Ханс все обдумал и не захотел показывать тебя своим друзьям. Именно это он и сказал мне на прощание.

– Берегись, мой дорогой! Над Джиной Рейес никто не смеет издеваться! – угрожающе произнесла женщина и направилась к выходу.

Фелипе засмеялся ей вслед. Он подумал, что приход Джины – добрый знак. А к войне с ней он привык.

Мария вошла в столовую и, убедившись, что еда стоит на столе нетронутой, всплеснула руками:

– Сеньора! Вы так ничего и не ели!

– У меня нет аппетита, Мария, – мрачно ответила Даниэла.

– Мне это совсем не нравится. Вам надо немного развлечься.

Даниэла подняла глаза от узора на скатерти, который она все время разглядывала, не зная, зачем.

– Мне не до веселья, Мария. У меня не осталось надежды на лучшее, а без надежды нельзя жить.

Служанка озабоченно смотрела на нее.

– Сеньор Алехандро вам не нравится? – спросила она.

– Ой, Мария, хоть вы не начинайте об этом, – с досадой сказала Даниэла – Джина уже надоела ей своими намеками на страсть фабриканта.

– Да нет, сеньора, я только спросила.

– Алехандро – прекрасный человек, но я не могу полюбить никого, кроме Хуана Антонио, – задумчиво произнесла Даниэла.

После неудачного, как ей казалось, разговора с Даниэлой Сония поехала к Хуану Антонио. Ей хотелось спасти Монику. Брат был поражен, услышав ее рассказ.

– Ни за что бы не поверил, если бы это сказала не ты, – покачал он головой, – Сколько же времени понадобилось Монике, чтобы понять, что за тип этот Альберто!

– Я надеюсь, она придет к Даниэле, – вздохнула Сония и отставила недопитую чашку кофе. – А может быть, и Даниэла возьмет инициативу на себя.

Хуан Антонио закусил губу и наморщил лоб.

– Даниэла права, Моника сама должна сделать шаг нам навстречу. Во всяком случае, навстречу Даниэле. Меня-то она, должно быть, и знать не желает.

Сония обняла брата.

– Я уверена, что у вас троих все наладится, – сказала она. – Не знаю, почему, но я чувствую, что все будет хорошо.

Хуан Антонио печально взглянул на нее. Ему, напротив, казалось, что ничего хорошего не будет.

Заехавший к нему через час Мануэль не поддержал его в мрачных мыслях. Он, как всегда, был очень рассудителен и видел все довольно ясно.

– Не мучай себя. Этот человек для Даниэлы ничего не значит. Джина ляпнула это для того, чтобы досадить тебе.

– Я в этом не уверен, – нахмурившись, сказал Хуан Антонио. – Когда я спросил о нем Дору, она посоветовала обратиться прямо к Даниэле.

– Но вмешиваться в их отношения тебе нельзя, – поднял палец Мануэль.

– Да, знаю, – недовольно ответил Хуан Антонио и прошелся по комнате. – Но, по крайней мере, Моника бросила этого негодяя.

Он сел и стал раскачиваться взад-вперед.

– Я бы на твоем месте разыскал ее, – посоветовал Мануэль.

– Нет, – болезненно поморщился его друг. – Она не станет со мной разговаривать. Вспомни, как она вела себя все это время. Лучше подождать немного.

Переживания сделали Хуана Антонио мудрее. Впрочем, дураком он никогда и не был. Лишь страсти, перед которыми он был бессилен, заставляли его иногда делать необдуманные шаги – словно злой рок толкал его… Он чувствовал себя очень одиноким, но в этой боли незаметно для него рождался новый человек.

Мануэль, умный, но несколько сухой, сделал неожиданное предложение:

– А почему бы тебе не пожить с Сонией?

– Мануэль, я, кажется, уже слишком большой мальчик, чтобы жить с сестрой! – воскликнул Хуан Антонио.

– А что тут плохого? – пожал плечами Мануэль. – У нее тебе будет лучше, чем в отеле.

– Терять независимость из-за комфорта…

– Почему? – недоумевал Мануэль. – Разве ты собираешься делать что-то такое, что надо скрывать от нее?

– Да нет, – махнул рукой Хуан Антонио.

– Подумай, она одинока, ты тоже… А дом у нее большой, тесно вам не будет.

Но Хуан Антонио не мог согласиться с ним. Возможно, что атмосфера несчастья, окружавшая Сонию, отталкивала его – он подсознательно стремился к свету и счастью. Так начинал себя новый человек, рождавшийся в нем.

Моника боялась: хорошо ли примут ее родственники Дениз? Страхи оказались напрасны. Бедствия молоденькой девушки тронули их. Они всем сердцем сочувствовали Монике. Ромелия, мать Дениз, провела девушку в комнату, где раньше спала Дениз.

– Ни о чем не волнуйся, – сказала она Монике. – Это твой дом. Живи здесь, сколько захочешь.

– Спасибо, сеньора, – поблагодарила ее Моника. – Но я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Не говори глупости, – остановила ее Дениз. – Мы будем помогать тебе.

Ромелия обняла обеих подруг:

– Я рада, что вы обе со мной. Мне было так одиноко без дочери. А теперь у меня сразу две дочки. Надеюсь, ты все поняла и больше не захочешь покидать родной дом.

Дениз, улыбаясь, кивнула. Моника печально глядела на них, остро ощущая свое одиночество. Ромелия посмотрела на нее и сказала:

– То, что с тобой случилось, очень грустно. Но здесь тебе нечего бояться.

– Я знаю, сеньора, спасибо, – ответила Моника.

– Вот только плохо, что ты не предупредила семью, – озабоченно произнесла мать Дениз. Слезы выступили у девушки на глазах.

– У меня нет семьи, сеньора. Я оскорбила всех своих близких и не имею права на их внимание.

Ромелия, вздохнув, погладила ее по голове:

– Ладно, дочка, тебе, может быть, виднее, что ты делаешь.

Она улыбнулась:

– Только не называй меня сеньорой. Мое имя Ромелия, так ко мне и обращайся.

Джина сидела в кресле, поджав под себя ноги. Даниэла корила ее:

– Зачем ты пошла к Фелипе?

– Я очень разозлилась на него за вчерашнее.

– Я просто отказываюсь вас понимать, – сердито сказала Даниэла. – Пора бы вам и повзрослеть. Ведете себя, как малые дети.

– Но он же смеется надо мной! Я для него ничего не значу! – в слезах ответила Джина.

– Скорее, наоборот, ты для него слишком много значишь.

– Ой, пусть он катится к дьяволу. Я думаю, не поехать ли мне к Хансу в Германию. Уж он-то меня действительно любит.

Даниэла молча посмотрела на нее и тяжело вздохнула.

– Знаешь, Алехандро приходил ко мне со своим сыном. Карлос мне понравился, умный и живой мальчик.

– Да, Алехандро не дурак. Он понял, что тебя легче всего пронять детьми, – усмехнулась Джина.

– Прекрати, – сердито сказала Даниэла.

– Я же говорю правду, – миролюбиво произнесла подруга. – Ты любишь детей.

Даниэла вздохнула.

– Да… Они такие милые. Знаешь? Я решила взять на воспитание несколько детей. Представлю новую коллекцию – и займусь детьми, честное слово.

– Ты серьезно? – с улыбкой спросила Джина.

– Серьезно. Жизнь без семьи лишена смысла. А только подумать, сколько на свете детей, лишенных родительской ласки!

– Ты права. Ну что ж, поступай, как знаешь… И мы будем уважать тебя еще больше, – улыбнулась Джина.

Иренэ сидела за столом перед разложенными эскизами с гордым видом. Альберто рассматривал рисунки и качал головой:

– Ничего не скажешь, здорово. Даниэла знает свое дело.

– По-моему, это кошмар, – вздернула плечо Иренэ. – Но что делать, плохие вкусы господствуют в мире.

– Наш Дом моделей будет иметь успех, – усмехнулся Альберто. – Даю голову на отсечение.

– Дай-то Бог. Слушай, Альберто, Моника от тебя убежала, почему бы нам не жить вдвоем?

– А вдруг она вернется? – сказал Альберто, не глядя на нее.

– Ты прекрасно знаешь, что не вернется, – вздохнула Иренэ. – Почему ты не хочешь жить у меня?

Альберто пробормотал что-то неопределенное. Предложение Иренэ было заманчивым, но связывать себя обещанием ему не хотелось.

Хуан Антонио всегда отличался решительностью и энергией. Именно поэтому ему когда-то удалось блестяще наладить дело в своей фирме. Но и в сердечных делах он был таким же. Поняв, что главное в его жизни – любовь к Даниэле, он пришел к ней в дом, зачеркнув то, что ему теперь казалось досадным и случайным, и со всей страстью и настойчивостью стал снова добиваться любви Даниэлы. Он пришел в дом, где они когда-то были счастливы.

– Я не сдамся, не отчаюсь, а буду умолять тебя о прощении, пока мы опять не будем вместе, – говорил он, глядя Даниэле прямо в глаза.

– Пойми же, я не хочу о тебе ничего знать. Уходи и не мучай меня больше, – отвечала Даниэла, нервно ломая руки.

– Подожди, нам необходимо поговорить о Монике. Она ведь расплачивается и за нашу размолвку.

Он пристально посмотрел на Даниэлу и сказал:

– Я люблю тебя, Даниэла. Я люблю тебя.

Он попытался поцеловать ее, но она оттолкнула его и дала пощечину.

– Да как ты смеешь! – отчаянно воскликнула она. – Я не хочу с тобой говорить, уходи, меня не интересует твоя жизнь!

– Я сойду с ума! – простонал Хуан Антонио.

– Это меня не касается. Моника мне уже сказала, что я не имею отношения ни к ней, ни к тебе. Вот и чудно. Я забуду вас обоих, как вы забыли меня.

Хуан Антонио прошелся по комнате и, резко повернувшись к ней, выпалил:

– Я совершил страшную ошибку, но никогда не забывал тебя, Даниэла.

– Лучше бы тебе подумать об этом до того, как ты связался с Летисией, – горько сказал Даниэла.

– Попробуй меня понять, – вздохнул Хуан Антонио. – Я ощущал себя старым, у меня появились комплексы, и когда молоденькая девочка обратила на меня внимание, это оказалось слишком сильным искушением.

– Вот и оставайся с молоденькой девочкой. А обо мне можешь забыть, – сердито бросила Даниэла и пошла к выходу.

– Даниэла! – воскликнул Хуан Антонио.

Она остановилась и повернулась к нему.

– Даниэла! – повторил он. – Забудь обо всем. Я люблю тебя!

Она покачала головой.

– К сожалению, у меня очень хорошая память. К тому же у тебя будет ребенок.

– Это не должно тебя волновать. Я твердо решил порвать с Летисией. О женитьбе на ней не может быть и речи.

Даниэла сжала кулаки.

– Меня не интересуют твои решения. Уходи, прошу тебя.

– Даниэла! – умоляюще произнес он.

– Между нами все кончено, Хуан Антонио. Не надо цепляться за воспоминания. Живи своей жизнью и дай мне жить моей.

Он хотел что-то сказать, но Даниэла остановила его, подняв руку:

– Если ты еще раз придешь в этот дом, я перееду отсюда.

– Нет, этот дом твой, – покачал головой Хуан Антонио.

– Тогда уважай мои права. Ты не должен являться сюда всякий раз, когда тебе взбредет в голову.

И она вышла. Хуан Антонио печально смотрел ей вслед.

Даниэла поднялась к себе в комнату и села в кресло. Ею овладели сложные чувства. Дверь бесшумно открылась, и вошла Джина. Она знала, что здесь был Хуан Антонио, и хотела поговорить о нем.

– На твоем месте я бы его простила, – осторожно сказала она.

– Я почти была готова, но испугалась, как бы потом не пришлось раскаиваться в этом.

– Вряд ли, – произнесла Джина, садясь перед зеркалом.

– Я устала страдать из-за людей, которые этого не заслуживают, – вздохнула Даниэла. – Может быть, я стала злой и бездушной?

– Глупости! – возразила Джина. – Все, что с тобой происходит, очень понятно.

– Жизнь продолжается, я хочу жить и никому не позволю погубить меня, – сказала Даниэла. – Ладно, хватит об этом. Лучше скажи, что ты намерена делать с Фелипе?

– Фелипе для меня умер.

– Вы не меняетесь, – покачала головой Даниэла.

Джина повела плечами и упрямо сказала:

– Он имел возможность все исправить, а вместо этого оскорбил меня.

Даниэла улыбнулась:

– Вы все равно поженитесь, запомни мои слова.

– Нет, нет, я еще с ума не сошла! – воскликнула Джина.

– Ладно, поживем – увидим.

– Да я скорее выйду замуж за первого встречного, чем буду терпеть скачки и лошадей.

Даниэла молча улыбнулась.

Моника сидела на стуле. По щекам ее текли слезы. Дениз сидела рядом и пыталась ее утешить.

– Ну перестань, не плачь, все будет хорошо.

Но та безутешно качала головой.

– Мы были так счастливы, Дениз, у нас была такая чудесная семья, Лало меня любил, но появился Альберто, и все погибло.

Она зарыдала во весь голос.

– Безвыходных положений не бывает, – сказала Дениз. – Так всегда говорит моя мама.

– Нет, Дениз, для меня все потеряно. Я сама во всем виновата.

– Поговори со своей мамой, она все поймет.

Моника трясла головой и произносила сквозь слезы:

– Нет, нет, я на это не решусь! Лучше думать, что она любит меня и прощает, чем убедиться, что это не так.

– А что с Лало? – спросила Дениз.

– Я всегда буду казнить себя за то, что предала его. Он настоящий человек, не то, что Альберто.

И она опять залилась слезами. Дениз встала, и, достав платок, стала вытирать ей щеки.