Текст книги "Опасные желания"

16

Правило второе:

Возделывай поле, выращивай скот, и славный земля урожай принесет.

– Я просто не понимаю! – воскликнул Эшер Хейворд. Голос фермера звонко разносился по Дому Собрания. – Половина урожая просто… исчезла.

– Ты подозреваешь, что это кража? – спросил Эймос Макклири из своего кресла. Он погладил резное древо на набалдашнике трости указательным пальцем, задумчиво повернувшись к залу, как будто надеялся учуять вора по запаху. Казалось, даже сосны, видневшиеся в окне у него за спиной, осуждающе нависли над домом.

Фермер покачал головой:

– Нет… Растения-то на месте, но плоды все усохли. Прямо на стеблях и на ветках. От чего могло такое случиться?

– Болезнь? – с сомнением предположил Леланд Шефер. Сам Старейшина ничего не выращивал, превратив свою землю в овечьи пастбища.

– Это случилось со всеми моими культурами, а не с отдельными сортами.

– Я обнаружил то же самое, хотя между нашими фермами несколько миль, – сказал Роджер Шульц. – Морковь, картошка – все завяло и сгнило.

– А у нас яблоки, – вставил Элайджа Виссер. – Сморщились и почернели, а должны были вот-вот поспеть.

Мне грустно было это слышать. Сады Виссеров располагались у южной границы наших земель, и пчелы с удовольствием собирали пыльцу с яблоневых цветков. Пострадают ли они от гнили? Я покосилась на Сэма, чтобы понять, встревожен ли он, как и я, этими новостями, но его лицо было повернуто в другую сторону.

– Заморозки? – предположил Маттиас.

Фермеры покачали головами.

– Я такого никогда не видел, – добавил Эшер. – Не знаю, как мы с семьей переживем зиму без урожая. Нужно попробовать отправить новый обоз.

– Ну, если урезать пайки… – начал Леланд. – Нам всем придется немного затянуть пояса.

– По-моему, ты не понимаешь масштабов случившегося, – прищурился Эшер. – После потери половины моих посадок не поможет даже строгая экономия. И ведь на этот урожай рассчитывала не только моя семья. Такие, как ты, у кого нет своих полей, зависят от нас. Что ты станешь делать в феврале, Леланд Шефер, когда твоя кладовая опустеет, а дети начнут плакать? Шерсть в суп не положишь.

– Тревожиться нужно не только о пище, – сказал доктор Эмброуз, поднимаясь со своего места. – Меня очень заботят наши запасы лекарств. Они впервые настолько истощились.

– Не все из нас хотят пользоваться вашими услугами, доктор, – возразила Летиция Брайард, которая предпочла бросать свои презрительные замечания сидя. – Прошлой зимой у Клеменси был ужасный кашель, и никакие ваши микстуры не помогли. Я сделала ему припарку из жареного лука, и он мигом встал на ноги. Не вижу смысла рисковать жизнью людей ради нескольких пузырьков вашего змеиного масла.

Лицо доктора Эмброуза напряглось, как будто он прикусил язык.

– Я с большим уважением отношусь к народным средствам, Летиция, и вам это известно. Но жареный лук и заговоры не помогут срастить сломанную кость или провести переливание крови. Медицинские запасы необходимы для жизни города!

– Давайте не будем терять голову, – вмешался пастор Брайард. – Возможно, принимая во внимание новое происшествие, нам и впрямь стоит задуматься об отправке обоза, пока не выпал снег.

Кельвин Берман презрительно фыркнул:

– До первого крупного снегопада осталось всего несколько недель, а вы решили задуматься об обозе? Ущелье завалит раньше, чем они успеют нагрузить первую повозку.

Пастор окинул взглядом зал и остановился на нас.

– Сэмюэль Даунинг, тот новый траппер помог твоим родителям добраться по короткому пути, верно? Может, он согласится сопроводить еще одну группу?

– Я его не видел уже пару недель, – ответил Сэмюэль, вставая со скамьи. – Он проверяет ловушки на западных склонах. Не знаю, когда вернется. Эллери? – недовольно протянул он, глядя на меня.

Я скрестила руки на груди:

– Мне известно не больше твоего.

С тех пор как вернулся Уитакер, мы с Сэмюэлем постоянно бодались. Сэм рассчитывал легко занять папино место, взяв на себя заботу о ферме и пчелах. Если бы мой брат все это умел, я бы с радостью переложила на него все обязанности, но он как будто вдруг оказался на совершенно незнакомой территории и не понимал, как все работает. Не далее как этим утром я увидела, как Сэм, насвистывая, идет проверять ульи. Я накинулась на него с такой яростью, какой сама от себя не ожидала. Он мог запросто погубить половину пчел, открыв ульи, когда на земле лежит иней. И что еще хуже, когда я спросила, с чего ему это взбрело в голову, Сэм сказал, что хотел добыть еще немного меда – ему хотелось подзаработать денег, раз уж папа увез почти все наши запасы в город.

После гневной перепалки Сэмюэль стукнул кулаком по двери нового сарая, развернулся и ушел, а объявился только к обеду, чтобы сообщить, что в городе устраивают срочное собрание, на котором обязаны присутствовать все.

– Тут уже нельзя затягивать, – объявил Эшер, взяв дело в свои руки. – Скоро выпадет снег. Если мы хотим отправить обоз, это нужно сделать прямо сейчас.

– Сегодня? – заморгал Леланд. Он славился своей медлительностью в принятии решений.

– Самое позднее завтра утром. – Фермер окинул взглядом зал. – Нам потребуется несколько повозок. Кто пойдет со мной?

– А как же эти лесные чудовища? – возразила Пруденс Латетон, поднимаясь с места. – Разве не из-за них мы решили все отложить? Даже провели голосование.

Эймос поднял руки и заговорил, с трудом перекрикивая ропот в зале:

– Мы имеем основания полагать, что угроза нападения этих существ миновала. Всего несколько дней назад в Эмити-Фолз вернулся Эзра Даунинг и привез с собой тушу одного из этих… уродов. Эзра?

Я бросила взгляд на первый ряд, где сидели мои новообретенные дядя и кузен. Мы не видели их с самого дня приезда, но я слышала, что они поселились у Берманов. После паузы Эзра нехотя поднялся, теребя краешек жилета.

– Это правда. Мы путешествовали по лесу несколько недель, и… нам попалось всего одно такое существо.

Ноздри у Пруденс начали раздуваться.

– Но Гидеон сказал…

– Не сомневаюсь, что мой… брат… действительно видел то, что видел. На моей памяти он никогда не лгал и не преувеличивал. Возможно, их и впрямь была целая стая, но вы все видели, что от нее осталось. Такие мутации не должны существовать. Животные, подвергшиеся столь сильным… изменениям, обычно живут недолго. – Эзра снял очки и принялся старательно протирать стекла.

– При всем при том мы проявим крайнюю осторожность, – сказал Эшер. – Возьмем факелы, оружие. Может, сегодня стоит зажечь Наших Дев, чтобы отогнать тех, кто еще бродит здесь.

– Я пойду с вами, – вызвался Джонас Марьянович. – У меня есть телега, она может пригодиться, а лошади моих родителей самые быстрые в городе. Они помогут нам преодолеть перевал до снегопада.

– Я тоже пойду, – объявил Джозеф Абернати, служащий магазина, вскакивая с места. – Эшер прав, в магазине почти ничего не осталось. Мы не переживем зиму, если не пополним запасы. – Он бросил взгляд на мать, будто спрашивая разрешения. После паузы женщина кивнула.

– Кто еще? – произнес Эшер, выходя вперед.

– Нет, погодите, – возразил Маттиас, осознав, что Старейшины совершенно потеряли контроль над происходящим. – Пруденс права: на голосовании мы высказались против отправки нового обоза, и это решение необходимо соблюдать.

– Ты же не станешь морить голодом весь Эмити-Фолз ради того, чтобы следовать букве закона? – бросил вызов пастор Брайард, скрестив руки на груди.

– Такое решение нужно принимать всем городом. Мы должны проголосовать. Нужно…

Эшер застонал:

– На все это нет времени!

– Следует соблюдать правила, – сказал Эймос, повысив голос. Из его груди вырвался влажный кашель. Старейшина наклонился вперед, сжимая трость и содрогаясь от силы кашля. Когда приступ наконец закончился, старик достал платок, вытер слюну, выступившую на губах, и постарался сосредоточиться. – Все должно следовать установленному порядку. Мы не можем из-за спешки поступиться принципами, на которых построен наш город.

Последовало молчание, а Брайард подтолкнул Эшера, призывая его к действию.

– Жители Эмити-Фолз, я выставляю на голосование отправку обоза, который выйдет завтра с рассветом. Мы привезем припасы, которых нам хватит, чтобы дожить до весны. Все, кто за, поднимите руки.

После напряженной паузы зал пришел в движение. Взгляды Старейшин забегали, считая голоса.

– А против?

Никто не поднял руку.

– Вот видите? – сказал Эшер. – Можно нам продолжать?

Маттиас сжал зубы. Он не привык мириться с тем, что у него отнимают власть.

– Говори.

Эшер окинул взглядом толпу, заглядывая всем в глаза, а затем заговорил:

– Нам нужен хотя бы еще один доброволец. Кто пойдет?

В зале воцарилась тишина. Все хотели получить припасы, но никто не хотел рисковать. Маттиас погладил бороду.

– Пастор! Может, вы отправитесь с ними? Господне благословение им не помешает. – Хотя его слова казались дружелюбными, в них прятался какой-то недобрый намек. Он нарочно вынуждал пастора отказаться при всем городе.

– Мои старые кости не выдержат дорогу в гору даже в самых лучших условиях, – ответил тот, отмахиваясь от брошенного вызова. – Боюсь, я только задержу молодежь.

– Тогда Саймон, – продолжил настаивать Старейшина, переводя взгляд на пасторского сына.

– Саймон сейчас не может уехать. – Пастор Брайард откашлялся. – Я не планировал сегодня объявлять об этом – сейчас не время праздновать, – но у нас скоро будет свадьба. Все приглашены, разумеется.

– А кто невеста? – выкрикнул кто-то из зала.

Пастор похлопал сына по спине, передавая слово ему. Саймон был тощим как жердь, долговязым и угловатым, всего на год-другой старше меня, но я совершенно не помнила его в школе. Никогда не встречала более непримечательного человека. Сероватые темно-русые волосы, грязноватого цвета глаза, невнятная речь – он говорил слишком тихо и постоянно запинался – все в нем было совершенно незапоминающимся.

Пока Саймон пытался набраться храбрости, чтобы заговорить, его лицо каким-то образом одновременно посерело и покраснело. Он открыл рот, потом еще раз, пытаясь выловить нужные слова в голове, точно форель в реке, но стеснение ему мешало.

– Ребекка Дэнфорт, – объявил за него пастор Брайард, не обращая внимания на изумленные вздохи и взгляды.

Сэмюэль, сидевший рядом со мной, сжал и разжал кулаки. На ладонях остались вмятины в виде полумесяцев.

– Я так и знал, – пробормотал он.

– Мы знаем, что не принято устраивать такой праздник сразу после того, как… в семье кто-то умер, – продолжил пастор. – Но Ребекка с братом остались на своей большой ферме совсем одни. К тому же… Не пристало нам мешать молодой любви.

Да уж, молодая любовь. Я оглянулась на Ребекку, окинув ее живот оценивающим взглядом. Его пока не было заметно, но она, наверное, ужасно боялась, что ее тайна станет всем известна до свадьбы. Мое сердце ныло от сочувствия к ней. Ее глаза стали темными и блестящими – вот-вот заплачет, – но Ребекка вымученно улыбнулась, принимая поздравления от окружающих. Когда наши взгляды встретились, она отвернулась, как будто и вовсе меня не видела.

Интересно, знает ли Саймон о ребенке? Я сильно в этом сомневалась. Он бы не смог скрыть такой секрет от отца, а пастор вряд ли благословил бы такой союз, несмотря на все земли и богатства, входившие в приданое Ребекки. Но ребенок был не его, что бы там ни говорил Сэм. В этом я была совершенно уверена. Ребекка никогда не любила никого, кроме Сэма, но, страшась позора, вцепилась в спасительную возможность. Внезапно Сэмюэль поднялся с места:

– Я пойду с вами, Эшер. Повозки у меня нет, но я хорошо стреляю. Я вам непременно пригожусь.

– Сэм, нет! – воскликнула я, схватив его за руку. Он вызвался под влиянием гнева и уязвленной гордости, желая доказать свою полезность.

– Отстань, Эллери. Я поеду, – прошипел Сэм.

– Ты уверен? – с сомнением спросил Эшер. – Твои сестры…

– Отлично справятся без меня, – оборвал его Сэмюэль. – Эллери сама знает, как вести дела. Просто чудо какое-то. К тому же приехал наш дядя. – Он бросил взгляд на Эзру, который, спохватившись, кивнул. – Уверен, они все отлично справятся.

Он плюхнулся обратно на скамью. Решение было принято. Я накрыла его руку своей.

– Сэм, пожалуйста, не уходи, – прошептала я. – Прости за ссору, за все, что я сказала.

Он решительно покачал головой и сбросил мою руку. Между нами было шесть дюймов расстояния, но они вдруг показались мне милями.

– Если больше желающих нет, на этом собрание можно заканчивать. – Эшер окинул взглядом зал, явно надеясь увидеть новых добровольцев, но все столпились вокруг Ребекки и Саймона. – Все, кто вызвался идти со мной, подойдите сюда, обсудим подробности. Отправляемся с рассветом.

* * *

Я проснулась внезапно с чувством необъяснимой тревоги. Еще какое-то время я просто лежала, пытаясь понять, что же меня разбудило. Сестры ровно дышали. Время от времени Сейди тихонько посмеивалась. Во сне она всегда была счастлива. В чем же дело?

Шума я не слышала. Дымом тоже не пахло. Из угла Сэма не доносилось ни звука, но после отъезда родителей он перебрался в их комнату, чтобы не делить чердак с толпой девчонок. Я напрягла слух, чтобы убедиться, что внизу тоже тихо. Может, Сэмюэль уже встал и собирается в дорогу? Луна висела низко. Еще не наступила полночь.

Я прокралась по комнате к окну и посмотрела на улицу, вглядываясь в темноту. Почерневшие борозды пустых полей блестели, покрытые инеем. Посреди поля стояла бледная фигура, воздев руки к звездам. Видимо, Мерри опять ушла молиться на улицу. После пожара ее религиозный пыл только возрос, и теперь она убегала в поле помолиться в любую свободную минуту.

Однажды я спросила, о чем она молится, но Мерри только улыбнулась и сказала, что это останется между ней и Господом. Но молиться посреди ночи – это что-то новенькое. Как ей вообще удалось так незаметно выбраться?.. Мои мысли прервало тихое бормотание, которое донеслось из кровати. Мерри перевернулась на другой бок, неразборчиво бормоча что-то во сне.

Я резко перевела взгляд на окно. Фигура, явно не принадлежавшая моей сестре, оставалась в поле, неподвижно застыв на месте. Я почти убедила себя, что это пугало. Вот только после пожара пугал не осталось… А потом – медленно, точно почувствовав мой взгляд, – фигура шевельнулась, опустила руки и повернулась к дому. Я испуганно отскочила от окна, хотя тот, кто стоял в поле, ни за что не смог бы увидеть меня в крошечном темном окне. Но пока я пыталась убедить себя в этом, фигура высоко подняла руку и помахала мне.

Эта рука была какая-то… не такая. Пальцы слишком длинные и кривые. Они напомнили мне оленя, которого принесли братья Макналли. Его рога, переплетавшиеся между собой, тонкие и искореженные. Я замерла, вспомнив неразборчивое бормотание Сайруса на суде: «Только… Ее руки… Вот они были очень странные. Не такие… Не такие, как должны быть».

Это была она. Серебристая женщина Сайруса. Та самая, которую он видел в таверне в ночь пожара. Которую видел только он. А теперь и я.

Внезапно она сорвалась с места и пронеслась по полю с нечеловеческой быстротой, будто кусок марли, сорванный порывистым ветром. Я моргнула, пытаясь уследить за ней, но фигура уже исчезла, как будто ее и не было.

Поднялся ветер, ударил в окно, зашелестел листвой деревьев и заставил Колокольчики зазвенеть. Сосны. Неужели она прячется где-то там, в лесу? С какой целью? Сайрус увидел ее, а на следующий день погиб. Неужели она хочет мне навредить?

Я улеглась на спину и принялась разглядывать древесные узоры на потолочных балках, выискивая среди них лица и пытаясь придумать объяснение случившемуся. Мне хотелось надеяться, хотелось верить, что она не существует. Но это было маловероятно, учитывая, что Сайрус Дэнфорт не только видел ее, но и разговаривал с ней. Если она существует и прячется где-то в лесу, как мне следует поступить? Не обращать внимания? Или отправиться искать ее?

Я чуть не рассмеялась. Лес раскинулся на много миль, покрывая все пять гор, а может, и больше. Найти что-то в этом темном буреломе было бы невозможно.

Но… Уитакер. Он знал лес намного лучше меня и обладал навыками следопыта. Он мог мне помочь, в этом я не сомневалась.

Я кивнула сама себе. Теперь, когда у меня был хоть какой-то план, мне стало спокойнее. Я снова закрыла глаза, надеясь, что быстро провалюсь в сон. Но что-то по-прежнему не давало мне покоя. Какая-то тяжесть настойчиво покалывала затылок. Я никак не могла отделаться от ощущения, что за мной наблюдают. Я перевернулась лицом к выходу, и мне стало немного легче от вида пустого проема.

Мой взгляд упал на Сейди. Из-под сгиба ее локтя торчала тряпичная кукла. В хаосе, случившемся после ее дня рождения, я совсем забыла о шоколадном торте и подарке Эбигейл. «Не Эбигейл, – сонно напомнила себе я. – Никакой Эбигейл нет». Но кто-то ведь сделал эту страшную куклу и оставил ее для Сейди. Зачем? В памяти снова возник непрошеный образ женщины, помахавшей мне с поля. Может, это ее рук дело?

Темно-красные стежки злобно смотрели на меня. Как бы голос разума ни убеждал меня, что это просто крестики, вышитые нитками, я была уверена, что кукла на меня пялится. Не думая, я выхватила ее у Сейди и бросила под кровать. Кукла стукнулась о половицы с удивительно весомым звуком, намного громче, чем я ожидала. Я осторожно опустилась на матрас, опасаясь, что вот-вот раздастся тихий топот чудовищного существа, вырвавшегося на свободу.

Но я так ничего и не услышала, а когда снова открыла глаза, в окно светило солнце. Его золотистые лучи прогнали и развеяли мои ночные кошмары. Я сразу поняла, что Сэмюэль ушел. В доме уже стало легче без его угрюмого присутствия.

Я спустилась вниз и резко остановилась на кухне, в ужасе и замешательстве уставившись на царивший там бардак. Я не сразу поняла, что сделал Сэмюэль, но когда увидела рамки, с которых неровными движениями были срезаны соты, ко мне наконец пришло осознание. Ночью он прокрался на пасеку и обчистил зимние запасы пчел. Я быстро сосчитала рамки. В каждом улье должно было остаться по шестьдесят фунтов меда, чтобы они протянули до весны. Он забрал слишком много. Ужасно много.

У меня в груди похолодело от ужаса. Я начала перебирать рамки, выискивая клейма. Папа всегда помечал рамки каждого улья, чтобы легко было отделить их в случае болезни. Я не знала, что хуже: если Сэм лишил один рой всех зимних запасов или если он нахватал рамок из разных ульев, впустив холод и погубив всех пчел.

Я насчитала три разных клейма и представила наш двор, усыпанный жутковатым конфетти из мертвых пчел. Глупо. Как он мог поступить так глупо? Сгоревшие поля и подступающие холода не дадут пчелам шанса наделать новых запасов. Все эти месяцы нам придется подкармливать пчел смесью из воды и… сахара.

Из моей груди вырвался смех, горький и едкий. У нас не было сахара. У Макклири тоже. Если бы я прочитала такое в пьесе, то сочла бы ее неправдоподобной.

Я опустилась на колени посреди беспорядка, устроенного Сэмюэлем, и сложила руки, моля Господа, чтобы обоз вернулся с запасами сахара. На фоне всеобщего бедствия нехватка сахара казалась мелочью, и я боялась, что они просто не подумают об этом. Я молилась, снова и снова шепча свою просьбу, как будто многократное повторение могло привлечь более пристальное внимание Господа, а слезы ручьем текли по щекам, заглушая молитву. Словно прорвало плотину, выбило все заслонки, и теперь река тревоги и страха, которую я сдерживала с ночи пожара, грозила увлечь меня на дно. Судорожно всхлипывая, я склонилась еще ниже и прижалась лицом к половицам, желая остудить жгучую боль и малодушие.

Не знаю, как долго я пролежала в таком положении, но в конце концов мой разум начал выстраивать план действий. Нужно привести себя в порядок, пока не проснулись сестры. Мерри и Сейди не должны увидеть меня в таком состоянии. Из взрослых у них теперь никого, кроме меня, не осталось. Нужно быть сильной. Ради них.

Я приподнялась, утерла слезы и начала считать вдохи, пока сердце не перестало болезненно колотиться. Поморгав, я уставилась на беспорядок, который требовалось убрать. Весь ужас невыполнимой задачи тараном ударил меня в грудь и, всхлипнув, я снова разрыдалась.

17

Дно ульев было усыпано мертвыми пчелами. Мы выгребали их по мере возможности и ссыпали в ведро, чтобы унести подальше от пасеки. Пчелы любили жить в чистоте и всегда уносили мертвых и умирающих подальше от колонии, чтобы предотвратить распространение болезней. Я не представляла, сколько пчел-гробовщиков потребуется, чтобы расчистить улей после такого мора, и хотела облегчить им работу. Если гробовщики еще остались.

Вред, причиненный ульям, оказался намного больше, чем я ожидала. Днем, когда потеплело, мы с Мерри и Сейди наскоро соорудили шатер из парусины и зажгли фонари, чтобы внутри все согрелось. Так обычно не делалось, но я не придумала лучшего способа проверить ульи. От того, что мы обнаружили, мне хотелось заплакать. В одном улье могло находиться несколько десятков тысяч пчел. Из-за неосторожности Сэма мы потеряли не менее половины населения тех ульев, которые он открыл. А если мы не сможем сделать для них подкормку, то потеряем еще больше.

Каждый рой, который мы проверяли, встречал нас раздраженным гудением. Пчелы были не рады нашему вторжению. Я боялась, как бы они не напали на нас, решившись на новые жертвы, чтобы защитить матку. Мы принесли с собой дымарь, но я не спешила пустить его в ход, опасаясь, как бы температура в улье не упала, если пчелы перестанут дрожать.

Папа бы точно знал, что делать. Я чувствовала себя так, будто все приходится выдумывать на ходу. В особенно тяжелую минуту я опустилась до крайнего эгоизма и пожалела, что он сейчас с мамой, а не с нами. Я не могла справиться со всем этим в одиночку.

– Нужно как-то добыть для них сахарные лепешки, – сказала я, закрывая последний улей с мрачной решимостью и отгоняя от себя предательские мысли.

– Неужели сахара совсем не осталось? – спросила Мерри, сев на землю и прикрыв замерзшие ноги юбками. Мы решили пока не убирать шатер после осмотра, надеясь, что ульи снова согреются.

– Мы купили последний мешок, оставшийся у Макклири. Остатки этого сахара я потратила на торт для Ребекки.

Сейди поморщилась, срывая пожухшие травинки:

– А она его даже не попробовала.

Я постаралась не думать о драгоценном сахаре, размазанном по крыльцу Дэнфортов. Я уже не могла вернуть его, как и былую дружбу. Похоже, и то и другое погибло безвозвратно.

– Как думаешь, не пора убирать? – спросила Мерри, кивком указывая на самодельный шатер.

– Не знаю. Возможно.

– Я не помню, чтобы папа хоть раз такое делал. А вы? – сказала Сейди, с сомнением глядя на парусину.

– Папа никогда не оказывался в таком положении, – процедила я.

– Если пчелам так теплее, может, не будем убирать? – Она начала выводить какие-то узоры на ткани.

– Тогда пчелы не смогут вылететь наружу, когда понадобится.

– А зачем им лететь на холод?

Мне хотелось завыть от досады. Что бы я ни делала, все было не так. И отвечать за то, как мы справимся с этой ситуацией, буду только я. Никто не осудит Сейди, даже если пчелы все до единой умрут от голода. Никто не ждет, что Мерри придумает решение проблемы.

Я не хотела брать на себя такую ответственность. Она легла на грудь ужасной тяжестью, когтями вцепилась в горло и сдавливала его, пока я не испугалась, что задохнусь. Одно дело заботиться о сестрах, совсем другое – добавить к ним пчел и других животных на ферме. Все это было уже слишком, и я чувствовала себя недостаточно взрослой, чтобы справляться в одиночку. Почему, почему, почему Сэмюэль оставил мне все эти проблемы и ушел?

– Думаю… думаю, можно убирать. – Я постаралась говорить решительно, не выдавая своих внутренних колебаний. – Давайте сначала погасим фонари, а потом снимем парусину.

Мерри не сдвинулась с места. Ей явно не хотелось прощаться с искусственным теплом.

– А сколько им нужно сахара?

Я пожала плечами:

– Папин рецепт сахарных лепешек записан где-то у него в журналах. Мы найдем его и точно все рассчитаем, но, думаю, нужно где-то по десять фунтов на улей.

Мерри тихо присвистнула сквозь зубы:

– Где же мы найдем тридцать фунтов сахара?

– Не знаю. Я просто… – Откуда-то из желудка поднялась едкая кислота, обжигая горло и мешая говорить. – Не знаю, Мерри.

– Может, поспрашивать в городе? Вдруг кто-нибудь согласится продать нам остатки сахара?

– Чем мы им заплатим? Папа увез с собой деньги, отложенные после урожая, а Сэм забрал мед. Мы не можем ничего ни купить, ни выменять. И уж точно не тридцать фунтов сахара.

Сейди задумчиво закусила губу:

– А дядя Эзра? И Томас? Может, у них есть сахар? Или они знают, что делать.

Я об этом уже думала. В тяжелые минуты не зазорно обратиться за помощью к семье. Но Эзру вряд ли можно было назвать членом семьи. По крайней мере пока.

– Возможно, – неуверенно произнесла я. – Но мы их почти не знаем. Не стоит слишком на них надеяться.

Глаза у Сейди потемнели от тревоги.

– Тогда… что же мы будем делать?

– Не знаю, – повторила я. Все вокруг словно потускнело от безнадежности. Я до крови прикусила губу, заставляя себя сосредоточиться на боли. При сестрах я обязана была держать себя в руках. Оставаться сильной. – Не знаю.

* * *

Этой ночью я лежала в постели и не могла уснуть. Сестры уже спали и, надеюсь, видели добрые сны, не замечая моего ужасного состояния. Я сдерживала приступы паники весь вечер, пока мы ужинали и убирали посуду. Перед сном мы даже почитали любимую притчу Мерри об Ионе и ките, но стоило закрыть глаза, и нахлынувшая тревога потащила меня вниз, на дно своей темной бездны.

Мне нужно было вырваться отсюда. Слишком жарко. Слишком душно. Мне казалось, что дом вот-вот рухнет под тяжестью моих страданий и погребет меня под обломками, из-под которых я уже не выберусь.

Я кинулась к двери и выбежала в ночь, хватаясь за грудь и жадно глотая ртом воздух. Грудная клетка будто сжалась, стискивая легкие, и я в ужасе почувствовала, что вот-вот сломаюсь. Я старалась дышать поглубже, но воздуха все равно не хватало. Перед глазами закружились черные звездочки, и какая-то крошечная часть разума, которая еще продолжала работать, подсказала мне, что я рискую потерять сознание.

Холодный ночной воздух устроил мне встряску, но даже этого было недостаточно, чтобы остановить такую истерику. Я не могла усидеть на месте. Ноги требовали движения и понесли меня в обгоревшее поле, где я принялась расхаживать взад-вперед как безумная.

Мы с Сейди перебрали все ценные вещи, какие могли продать или обменять, а Мерри тем временем пошла по домам, умоляя поделиться сахаром. Домой она вернулась с опущенным взглядом и несчастным выражением на лице. В Эмити-Фолз невозможно было найти сахара – ни за какую цену.

Я опустилась на землю, пачкая рубашку остатками золы, смешанными с инеем. Оставалось лишь надеяться на обоз. Я попыталась убедить себя, что кто-нибудь непременно вспомнит про сахар, но тревожные мысли не давали мне покоя. У меня не было никаких гарантий. Я не могла просто решить, что все так и будет, и расслабиться. Мне нужен был запасной план. Должен же быть какой-то выход. Вот бы приступы паники отступили, чтобы я смогла как следует подумать!

Я попыталась представить самый худший исход: если три улья умрут от голода, у нас останется всего два. Дохода с двух ульев будет недостаточно, тем более теперь, когда все наши сбережения пришлось отвезти в больницу в другом городе. Пчел должно быть больше.

Весной можно заманить к нам рой диких пчел. Папа так, конечно, делал, но я понятия не имела, как подступиться к такой задаче. Пчелы роились в начале весны, когда цветы распускались, щедро изливая нектар. Но наши поля, обычно столь привлекательные для пчел, были уничтожены, а весь запас семян сгорел. Даже если бы я знала, как поймать рой, мне нечем было заманить его на ферму. Нужно было найти способ прокормить пчел, которые у нас остались.

– Эллери!

Голос донесся из темноты, рассекая окутавшую меня дымку отчаяния. Казалось, со мной заговорила сама ночь. Я окинула взглядом пустые поля – никого. Я посмотрела на кромку леса, где высились сосны, вечные дозорные. Тени задвигались, складываясь в длинную фигуру, и на одно ужасное мгновение мне показалось, что передо мной то самое существо, которое привиделось мне в поле прошлой ночью.

– Что ты здесь делаешь в такой холод? – спросил Уитакер, выходя из леса. В отличие от меня он был одет по погоде – в плотную шерстяную куртку. Его заплечный мешок был туго набит, придавая ему сходство с черепашкой.

– Я… Если честно, не знаю, – призналась я. От холода у меня дрожал голос. – Просто не могла больше оставаться в доме.

Он мгновенно сбросил мешок, стянул с себя куртку и накинул ее мне на плечи. Шерсть передала его тепло и окутала его ароматом – запахом дубленой кожи и чего-то зеленого, вроде свежескошенной травы. Это сочетание пьянило. Я сделала глубокий вдох, наслаждаясь ароматом, и только тогда поняла, что теснота в груди исчезла. Паника отступила. Одно только его присутствие смогло меня успокоить.

– Спасибо. – Я перекинула косу через плечо, пытаясь прикрыть вырез рубашки, и сунула руки в рукава куртки. – Ты что-то поздно путешествуешь. Как прошла охота?

– Скорее рано, – поправил меня Уитакер, показывая на расположение луны в небе. – Скоро проснутся птицы. Тебе не спалось? – угадал он.

– После твоего ухода много всего случилось.

Он плюхнулся на землю прямо посреди поля, не обращая внимания на грязь, темноту и холод.

– Правда? Расскажи.

Я рассказала ему про экстренное собрание, погибший от гнили урожай и необходимость отправить осенний обоз.

– Сэм вызвался поехать с ними, – закончила я.

Уитакер помрачнел.

– Он оставил вас с сестрами совсем одних?

– Даже хуже. Перед отъездом он решил добыть еще меда. Наверное, задумал продать его в городе. Он забрал запасы пчел, и теперь им не хватит пищи на зиму.

– Вот болван! – сказал Уитакер. – Что можно сделать?

– В любой другой год мы бы сделали сахарные лепешки и оставили в ульях, но сахара нигде не осталось. Закончился весь, до последней ложки. Я не знаю, что мне делать.

– Но ведь обоз привезет сахар, верно?

– Даже если так, – вздохнула я, – нам не на что купить тридцать фунтов. Папа забрал с собой все, когда увез маму. А Сэм наверняка промотает выручку еще до возвращения домой. Если вообще вернется.

От этой мрачной мысли у меня внутри похолодело. Что, если Сэмюэль не вернется? Он уже много недель ходил злой и обиженный, а теперь Ребекка решила выйти замуж за другого. Сэм делал вид, что все это ему безразлично, но я не забыла его реакцию в Доме Собрания – резкую, болезненную. Скрыть такое невозможно.