Текст книги "Опасные желания"

38

Когда я вошла в дом, там было слишком тихо и спокойно – непохоже, что внутри есть люди.

– Мерри! – все равно позвала я, переходя из комнаты в комнату. – Сейди! Томас! Эфраим!

Ответа не было. Больше всего меня встревожил опустевший чердак. Простыни были смяты и сорваны. Из-под них выглядывал соломенный матрас. Вдруг Сейди стало хуже и потребовалось вернуться в город? Или их всех увели силой?

Что-то захрустело у меня под ногами, когда я вошла в столовую. Кто-то уронил чашку, и теперь половицы были усыпаны осколками. Я подобрала изогнутый черепок и увидела цветочек, нарисованный на ручке. Это была сирень. Мамина любимая чашка.

Мерри никогда бы не ушла, оставив такой беспорядок неубранным. Она бы подмела пол и протерла его влажной тряпкой, чтобы никто потом не наступил босой ногой на осколок. Значит, их увели силой.

Я не хотела представлять разгневанную толпу, которая приходит на ферму в поисках Сэма и вместо него находит моих сестер, но перед глазами все равно встали картины – одна ужаснее другой. Наверное, следовало порадоваться, что удалось отделаться разбитой чашкой. Надо идти за ними. Нужно найти их всех и спасти.

Я осмотрелась в поисках чего-нибудь, что поможет мне почувствовать себя не такой одинокой и слабой. Нужно было чем-нибудь занять руки, чтобы подкрепить тающую уверенность. Все вышло из-под контроля, и с каждой секундой я все больше сомневалась, что смогу что-то исправить. Слова не помогут. Взывать к благоразумию бессмысленно. Придется применить силу.

Я уставилась на пустое место над камином. Папа увез с собой ружье, но его инструменты по-прежнему висели в сарае. Топоры. Косы. Металл. Лезвия. Я справлюсь.

Я дошла до середины двора, когда до меня донеслось гудение. Оно было настолько громким, что разогнало мои мрачные мысли и заставило меня остановиться. Пчелы. Я не могла просто так бросить пчел. Тем более теперь, когда больше никого не осталось, а мои шансы на успех стремительно тают. Нужно сказать им. Я должна попрощаться.

Я медленно подошла к ульям, пытаясь отогнать от себя все тревоги и страхи. Пчелы их почувствуют, а у меня не было времени надевать сетку. Я вытянула вперед руки, слегка расставив пальцы, показывая, что пришла с миром. Пчелы вылетали и залетали обратно в ульи, как будто совсем не встревоженные моим появлением. Я осторожно постучала по среднему улью три раза – папа всегда так делал, когда хотел поделиться с пчелами важными новостями.

– Здравствуйте, – начала я, охваченная странным смущением.

Поблизости не было никого, кто мог бы меня услышать и осудить. К тому же… Я замерла, наблюдая за пчелами, танцующими в ярком солнечном свете. Это были мои пчелы.

Сама пасека и инструменты, может, и принадлежали папе, но его не было здесь уже много месяцев. За это время население ульев успело обновиться несколько раз. Даже старые матки могли смениться молодыми с тех пор, как я взяла на себя его обязанности. До этой минуты я продолжала считать пчел папиными. Но я ошибалась. Они были моими.

– Это я, Эллери, – начала я заново, набравшись уверенности и решимости. – Не знаю, много ли вам известно о жизни за пределами ульев, полей и цветов, но в последнее время… Ну, в последнее время дела у нас не очень. А сегодня стало еще хуже. Я бы хотела остаться здесь, с вами, и дальше продолжать заботиться о пасеке, смотреть, как ваши ульи разрастаются и процветают, но я не могу. Сестры и брат – мой рой. Я нужна им.

Я провела пальцем по деревянной крышке и почувствовала легкую дрожь от гудения множества пчел.

– А хорошая матка всегда заботится о своем рое, правда?

Несколько пчел выползли из улья и забрались на крышку. Наверняка они собирались на охоту за очередной партией пыльцы, но в глубине души я надеялась, что они вылезли, чтобы получше меня слышать.

– Мне предстоит опасный путь, и я… Не знаю, смогу ли вернуться назад. Об этом странно думать – что я, возможно, в последний раз стою здесь, с вами, на пасеке и… вообще.

Глаза защипало, и я отвела взгляд, смаргивая подступившие слезы. Я посмотрела на ступеньки крыльца, представляя, как Мерри сидела здесь и лущила горох, а мама чистила картошку, устроившись в кресле-качалке, напевая и улыбаясь. Папа работал в поле. Широкополая шляпа защищала его от солнца, пока он болтал с гудящими вокруг пчелами. Даже Сэму нашлось место в этой воображаемой картине: он качал Сейди на качелях, привязанных к ветке дуба. Я жадно впитывала в себя это зрелище, смакуя мельчайшие детали, отпечатавшиеся в памяти. Я словно перечитывала старую, любимую книгу. Будем ли мы когда-нибудь снова вместе?

– Если я не… Если со мной что-то случится… Это место все равно останется вашим домом, если захотите, но если потребуется, вы всегда можете улететь. Поступайте так, как будет лучше для роя, хорошо?

Я не знала, как лучше закончить речь, поэтому просто отвернулась, пока меня не начали душить слезы. По пути к сараю я заметила трех пчел, которые летели передо мной, кружась в танце. На мгновение они повисли в воздухе, покачиваясь, а потом поднялись в небо и скрылись из виду. Словно благословляя меня. Словно прощаясь.

Подул душный горячий ветер, принося с собой отголосок криков из города. Поселение было окутано темным облаком дыма и пепла, грязи и обломков, выброшенных в воздух взрывами. От этого вида моя решимость начала таять. В этом страшном мраке меня не могло ждать ничего хорошего.

В сарай я зашла всего на пару секунд, чтобы схватить со стены то, что было мне нужно. Сжимая в руке тяжелый папин топор, я направилась обратно в Эмити-Фолз.

39

Правило первое:

Веревка из тысячи нитей прочна, не лопнет и не обветшает она. Вот так же и мы остаемся сильны, покуда в единый канат сплетены.

Дым, едкий и черный, пах горящим деревом и дегтем. Он густо пропитал воздух и щипал нос и глаза, превращая день в ложные сумерки в преисподней и мешая видеть, что происходит вокруг. Я знала, что иду по окраине города – вот потрепанные, увядшие клумбы Мэддинов, – но под ядовитой пеленой совершенно утратила чувство направления.

В дыму двигались темные тени – искаженные кошмарные силуэты и формы. Я в ужасе уставилась на великана, который размахивал косой, раз за разом вонзая ее лезвие в корчившуюся под ногами кучу, пока та не перестала шевелиться. Гигант повернулся и направился в мою сторону. Я нырнула за куст и успела увидеть, как мимо меня пробежал маленький Марк Дэнфорт. На плече он нес косу вдвое больше его самого. На лезвии блестела красно-черная кровь и что-то еще, о чем не хотелось даже думать. Взгляд мальчика остекленел, словно он совершенно потерял способность воспринимать и осмысливать происходящее.

– Где ты, Финник? – нараспев произнес он фальшивым тоном, едва не насвистывая от восторга. – Я знаю, это ты! Вечно прятаться не получится. Я иду к тебе. Иду-иду.

Марк резко, точно ящерица, повернул голову влево, прислушиваясь к шуму приближающейся драки. Вместо того чтобы сбежать, он кинулся прямо туда, высоко подняв косу над головой.

Из дома Мэддинов донеслись крики, и через несколько секунд окно второго этажа разбилось изнутри. Смертоносные осколки осыпали опаленную землю, а потом раздался звук упавшего тела. Бонни издала последний стон и затихла.

– Эй, ты! – прорычал голос из окна.

Чья-то фигура, слишком перепачканная в копоти, чтобы можно было разглядеть лицо, уставилась на меня сверху вниз. Тревога затопила грудь и начала подниматься по горлу, точно рвота. Это была Элис Фаулер. Она вытолкнула Бонни из окна, убив ее.

– Что я вижу! Эллери Даунинг! – крикнула она.

Огонь отражался в ее широко раскрытых глазах, придавая лицу безумное выражение. Элис отскочила от окна – вероятно, чтобы кинуться в погоню за мной. Спотыкаясь, я нырнула в дымный мрак, не разбирая дороги, зная только, что нужно бежать. Как раз в ту секунду, когда я свернула направо, передняя дверь дома Мэддинов распахнулась.

– Где ты? А ну вернись!

На другой стороне улицы раздались крики, и учительница бросилась туда, уверенная, что преследует меня. Я продолжила идти, углубляясь в город. Некоторые дома пылали, загоревшись от упавшей искры. От других уже не осталось ничего, кроме почерневших остовов. Свернув на центральную улицу, я обнаружила источник взрывов.

Магазин Макклири разорвало на куски. Кирпичи разбросало по дороге, как игральные кости, которые так любила Тринити Брустер. Видимо, загорелась кладовая, где хранился порох. Сила взрыва разрушила и соседние дома, а огонь уже добежал до конюшни Маттиаса Додсона.

Жеребцы метались по улице, дико вращая глазами и пытаясь спастись от пожара. Казалось, из преисподней вырвался табун демонических созданий. Их ржание сотрясало воздух. Я никогда не слышала ничего ужаснее.

Где-то у меня за спиной, в гуще хаоса, завязалась драка. Я ничего не видела, но слышала обвинения, которыми обменивались дерущиеся, и звуки ударов. Я узнала голос Леланда Шефера. Это нервное заикание ни с чем не спутаешь.

– Отойди, Уинтроп, я тебя предупреждаю! – выкрикнул он. – Иначе, клянусь, я выстрелю!

– Нет, если я выстрелю раньше!

Уинтроп Маллинз. Он винил Старейшину в смерти бабушки. А теперь оба взяли в руки оружие. Мне хотелось остановить их, как-то вмешаться, но мрак и хаос мешали понять, где они находятся. Их голоса эхом разносились между стен из дыма, раздаваясь то справа, то слева от меня.

Раздался выстрел. Один. Второй. Третья пуля прозвенела совсем рядом, чуть не оцарапав мне ухо. Нужно было выбираться отсюда. Но куда бежать? Куда могли отвести моих сестер?

В Дом Собрания? Возможно, ведь там проходил прошлый суд. Но для этого нужны все трое Старейшин, а Леланду явно не до того: он сейчас либо добивает Уинтропа, либо сам уже погиб от его руки.

О виселице я даже думать отказывалась. Если мой брат – и сестры – уже там, я не желала об этом знать, не желала это представлять, не желала даже допустить такую мысль, боясь, что она материализуется.

Поскольку магазин и конюшни были разрушены, мой список общественных мест резко сократился. Таверна… Или церковь. Щурясь на огонь, я начала пробираться ближе к центру города, избегая склок, пригибая голову при звуках выстрелов. Топор не поможет, если на меня направят ружье.

На подходе к таверне я услышала звук бьющегося стекла. Внутри было темно, если не считать света двух керосиновых ламп, но я разглядела перевернутые столы, обломки стульев и разбросанные столовые приборы. Что бы здесь ни произошло, драка уже закончилась. Только за барной стойкой виднелась одинокая фигура.

Пруденс Латетон металась из стороны в сторону и с маниакальным усердием била бутылки со спиртным. Ее глаза сверкали праведным гневом, а с губ то и дело срывался низкий смех, похожий на кваканье огромной лягушки.

Я шагнула внутрь. Зал пропах спиртом и брагой. Удивительно, как все здание еще не вспыхнуло – до того оно пропиталось алкоголем. Пруденс взмахнула топором и со смешком расколола дубовую бочку эля. Я споткнулась об упавший стул, и она замерла. Ее движения были резкими и настороженными.

– Что вы здесь делаете? – рискнула спросить я, сжимая топор. Заговаривать с ней было опасно, но она могла знать, куда мне идти.

– Исполняю волю Господа, – гордо объявила Пруденс и нанесла новый удар по бочке.

Я с опаской шагнула ближе:

– Вы не видели моих сестер? Или Сэмюэля?

Она с сомнением приподняла одну бровь.

– Его нашли – прятался, точно червь, на ранчо у Абрамса – и силком отволокли к колодкам. Полагаю, он и сейчас там – по крайней мере то, что от него осталось.

– Он умер?

Эти слова вырвались у меня неловко, против воли. Сэм умер. Я не могла в это поверить. Это был мой брат-близнец, моя вторая половина. Разве я не должна была почувствовать что-то в то мгновение, когда он покинул этот мир, оставив меня одну? Пруденс безразлично пожала плечами.

– Пруденс, прошу вас! Что случилось?

– Пастор хочет провести обряд очищения, что-то в таком духе. Говорит, нужно вернуть его душу на путь истинный, прежде чем его приговорят. А я лично даже благодарна, что он осмелился привести сюда дьявола. Теперь наши глаза открылись, и мы сможем очиститься. – Она схватила бутылку вина, осмотрела ее, прищурившись, и разбила о стойку.

Осколки полетели во все стороны и попали в лампу, стоявшую неподалеку. Она покачнулась на краю и полетела на пол. Фитиль упал прямо в лужу спиртного. Полыхнуло пламя. Язычки побежали по половицам и вверх по стойке – прямо к Пруденс. Она издала вопль, когда огонь начал лизать ее промокшие юбки.

– Нужно уходить! – закричала я, схватив полотенце, чтобы сбить пламя.

– Нет! Нет! Я не уйду, пока не уничтожу все это дьявольское пойло до последней бутылки! – заупрямилась она.

– Огонь все сделает за вас. Уходим!

Она задергалась, вырываясь, и я выронила топор. Он упал на пол и отлетел куда-то под обломки, пока я пыталась совладать с Пруденс.

– Отпусти! – завизжала она и кинулась обратно к стойке. – Их нужно остановить! Их нужно…

Огонь полыхнул, и возле стойки прогремел взрыв, не дав Пруденс договорить. Нас отбросило назад. Я упала на перевернутый стол и больно ударилась головой о ножку. Все вокруг погрузилось в черноту.

…Сознание возвращалось ко мне постепенно, короткими вспышками. Резкий запах горящей древесины. Пляшущие языки огня. Но я не могла пошевелиться. Я была слишком ошеломлена, чтобы почувствовать нарастающий жар, слишком сбита с толку, чтобы искать спасения от подступающего пекла. Я могла только смотреть. Смотреть на гневное красно-золотое. Смотреть на жгучее оранжевое. Смотреть.

Разве это так ужасно – просто расслабиться и смотреть? Я даже почувствовала некое умиротворение. Оно позволило мне отрешиться от ситуации, взглянуть на нее словно со стороны. Я почти разглядела в происходящем особую, завораживающую красоту. Как это легко!

Нет. Первыми шевельнулись пальцы, шаря по неподвижному телу Пруденс Латетон в поисках признаков жизни. Я со стоном приподнялась. Все вокруг то расплывалось, то становилось отчетливее. Мебель все время покачивалась, а огонь был повсюду, и я не понимала, в какую сторону он движется. Сколько я пролежала без сознания?

Постепенно ко мне вернулось зрение. Двоящиеся языки пламени соединились. Таверну заволокло мутным дымом, мешающим видеть, и пришлось искать топор на ощупь. Он ведь не мог далеко упасть. Где же он? Наконец пальцы нащупали металлический изгиб обуха, и я напрягла все силы, чтобы подтянуть его к себе.

У меня над головой затрещали балки. Обгоревшее дерево уже не выдерживало вес дома. Когда одна перекладина лопнула, осыпав меня тлеющей трухой, я бросилась бежать из горящей таверны со всей прытью, на какую были способны мои ослабевшие ноги.

Вдоль по улице. Потом по другой. Спотыкаясь, я бежала к церкви, цепляясь за непоколебимую уверенность, что Сэм еще жив. Что я найду его, найду сестер и мы все каким-то образом выживем.

Повсюду виднелись разрушенные дома. Горели повозки. Воняло копотью и горелой плотью. Я надеялась, что это животные. Невыносимо было представлять что-то иное.

От Дома Собрания почти ничего не осталось. Древо Основателей чернело на фоне пламенной короны. Казалось, его пеньки тянутся к небу, моля о спасении. Об избавлении. Я понимала всю его боль. Что произойдет, когда оно окончательно испустит дух, рассыпавшись на золу и пепел? С него начался наш город. Неужели его исчезновение ознаменует конец Эмити-Фолз?

Когда я свернула в Кленовый переулок, передо мной предстало необычное зрелище. Там, в окружении дымящихся остовов других строений, стоял пасторский дом, с виду нетронутый. Мое сердце переполнила наивная надежда. Может, моих сестер увели сюда? Может, они надежно спрятаны за этими благословенными стенами, и буря, бушующая снаружи, их не задела? Может, они…

Изнутри донесся крик, растерзав мои глупые мечты, не дав мне даже додумать. От этого протяжного, дрожащего вопля я оцепенела. В нем была боль, да, но и что-то более устрашающее: вызов отчаянию, сопротивление, решимость и стойкость. Крик угас, оборвался, как клочок ткани, а потом вновь набрал силу, став еще громче и пронзительнее.

– Ребекка? – пробормотала я, услышав в этом жутком звуке что-то похожее на ее голос.

Я без стука вошла в дом. После ужасов, которые я видела снаружи, гостиная Летиции Брайард показалась настоящим оазисом. Приветливо светились лампы, вся мебель была на своих местах. На столе даже стоял поднос с чайным прибором. От чашек поднимался пар, как будто их владельцы отошли всего на минутку. Когда из дальней спальни донеслись стоны, лихорадочные, давящие на виски, я чуть не рассмеялась от абсурдного контраста.

– Вытащите его, вытащите! – взвыла Ребекка и снова застонала.

Вытащите? Я помедлила, боясь даже представить, что с ней происходит, а потом вдруг сообразила. Ребенок. Ребекка рожала.

Я осмотрелась по сторонам, не зная, как поступить. Ребекка наверняка не хотела бы, чтобы я ворвалась к ней в такую минуту, но не могла же я бросить ее одну. От необходимости принимать решение меня спасла Летиция, которая выскочила в гостиную с охапкой окровавленных тряпок в руках. Увидев меня, она выронила их.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Ее взгляд упал на топор, мгновенно помрачнев. – Я закричу! Саймон в соседней комнате. Даже если ты доберешься до меня раньше него, с ним тебе не справиться.

Мое лицо вспыхнуло. Я пришла в ужас от того, как плохо она обо мне думала.

– Я бы никогда… Я бы не стала… Я услышала крик Ребекки и хотела помочь.

– По-моему, ваша семейка и так уже достаточно помогла.

Меня накрыло волной тревоги. Захотелось убежать.

– Вы знаете?

– Любой, у кого есть хоть немного мозгов, догадался бы.

Я покосилась на спальню, не зная, кто еще в доме.

– А Саймон?

– Конечно нет, – фыркнула она. – У моего мальчика есть свои сильные стороны, но острый ум не из их числа… Так ты пришла убить его?

– Кого?

Она уставилась на меня как на дурочку.

– Ребенка. Я так понимаю, брат послал тебя, чтобы скрыть последствия их… связи.

Я оторопела от ужаса:

– Я бы никогда…

– Тогда что ты здесь забыла?

– Я услышала крики…

– Нынче крики доносятся со всех сторон. Найди себе кого-нибудь еще, а от нас отстань.

Крики Ребекки стали тоньше и длиннее, и мне уже казалось, что они никогда не закончатся, что они утопят мир в агонии, сводя с ума любого, кто их услышит. Но вдруг воцарилась тишина. А потом раздался другой крик. Намного тише. Мягче. А за ним последовал восторженный смех.

– Она чудесна! – воскликнула Ребекка слабеющим голосом.

Она. Девочка. У Сэмюэля родилась дочь.

– Просто чудесна, – повторила Ребекка. – Посмотри на нее, Саймон. Она просто…

– Светловолосая, – закончил он. – У нее светлые волосы.

В комнате зазвучали тяжелые шаги, и малышка захныкала.

– Почему у нее светлые волосы? – спросил Саймон. От удивления он заговорил громче, свободнее, напоминая загнанного в угол зверя, готового напасть. – Я где-то видел этот оттенок… Где же я его видел?

Дверь спальни распахнулась, и я бросилась бежать, пока Саймон не увидел меня и не догадался обо всем. Когда он вышел из комнаты, я была уже на другом конце двора и успела нырнуть за низенький забор, отделявший пасторский дом от полного хаоса. По задымленной долине прокатился грохот. Еще один взрыв? Или что-нибудь похуже?

Из-за угла доносились три голоса, спорящие между собой. Я прижалась к забору, моля о том, чтобы меня скрыла тень.

– Кто это там? – спросил один, заметив меня.

Я не успела сбежать. Грубые руки схватили меня за плечи и подняли на ноги.

– Это разве не одна из девчонок Даунинг? – Маттиас Додсон схватил меня за подбородок, чтобы получше рассмотреть мое лицо. – Я думал, вы все сидите в церкви, дожидаетесь пастора.

Несмотря на опасную ситуацию, в которой я оказалась, у меня в груди затеплилась надежда.

– Сейди и Мерри в церкви?

Кельвин Берман потер слезящиеся глаза. Они покраснели от дыма и почти не открывались.

– Не понимаю, зачем нам разыгрывать это представление. Мы все знаем, что это сделали они.

– Мои сестры ничего не сделали! – возмутилась я. – И Сэмюэль тоже. Вы должны их отпустить! Маттиас, пожалуйста! – Я в отчаянии вцепилась в рукав его мантии. У меня внутри все оборвалось, когда я увидела алые Правила, вышитые по краю. Он был одет для суда.

– Мы будем соблюдать Правила сейчас и всегда, – возразил Маттиас, значительно взглянув на хозяина таверны.

– Где Леланд? Без него нельзя начинать, – сказал Эймос Макклири, опираясь на трость. Она липко блестела от подсыхающей крови. На лице у Старейшины тоже виднелись мелкие капельки, а на его седых волосах словно появились крапинки ржавчины. Кровь была не его.

– Я слышала, как он разговаривал с Уинтропом Маллинзом в нескольких улицах отсюда, – сообщила я, надеясь, что, поделившись сведениями, заслужу более милосердное отношение. – Они ругались… А потом раздались выстрелы.

Эймос поджал губы, мрачный, точно гробовщик.

– Значит, мы вынуждены предположить, что он погиб. У нас нет времени на сомнения. – Он бросил взгляд на Кельвина. – Может, назначим Бермана на его место?

– Так не делается, – нахмурился Маттиас.

– Мы уже давно делаем все не так, как положено, – возразил Эймос. – Посмотри вокруг. Если мы не начнем действовать немедленно, от города ничего не останется.

– Я согласен, – сказал Кельвин, не желая упускать свой шанс.

– Нет, погодите…

– Некогда! – рявкнул Эймос, безумно сверкая глазами. – Говорю же, времени нет!

Он занес трость и ударил Маттиаса по голове. Тот отпустил меня и зажал рукой окровавленный лоб.

– Что за бес в тебя вселился, старик?

– Давно надо было это сделать. Не думай, что я не знаю про ваши с Леландом тайные встречи, которые вы устраивали всю зиму, чтобы плести заговоры у меня за спиной. Вы хотели от меня избавиться. Лишить меня места в совете.

Маттиас закашлялся кровью.

– Ты был болен.

– Это не оправдание!

– Не могли же мы остановить всю жизнь в городе и просто смотреть, как ты умираешь!

– Ну теперь-то я не умираю, верно? – Эймос нанес ему новый удар. Резное Древо Основателей проломило Маттиасу челюсть.

Тот отшатнулся. В широкой мантии, окруженный кошмарной дымовой завесой, он вдруг показался мне намного больше, чем на самом деле, – странный, искаженный силуэт, напоминающий рисунки в альбомах Эфраима, минотавров и рогатых обезьян, которые бродили по пустошам на двух ногах с кожистыми крыльями за спиной.

Эта жуткая фигура накинулась на Эймоса Макклири и принялась колотить его мясистыми кулаками по впалым щекам. Кельвин, широко раскрыв глаза, в ужасе уставился на сцепившихся Старейшин. Через несколько секунд он помотал головой и бросился бежать.

– Как это понимать? – прогрохотал новый голос, и драка тут же прекратилась.

Из дымной темноты возник пастор Брайард. В своих тяжелых одеждах он напоминал короля на коронации.

– Глазам своим не верю. Старейшины ссорятся? – Он шагнул вперед и вгляделся в то, что осталось от лица Маттиаса. – Выглядит неважно, Додсон. Тебе бы показаться доктору. Кажется, я видел его возле школы. По кускам. – Он пожал плечами. – Я сам никогда особенно не доверял современной медицине. По-моему, народная мудрость по-прежнему справляется лучше. Замори лихорадку голодом. Закорми простуду. Пристрели раненое животное, чтобы не мучилось.

Раздался выстрел, резкий и необратимый, и я проглотила рвущийся наружу крик, когда Маттиас рухнул на покрытую пеплом землю. Его мантия раскрылась. Под ней был обыкновенный человек, и ничего больше.

– Уж это его точно излечит, вы не находите? – сказал Брайард. От дула его пистолета еще поднимался дымок.

Эймос наклонился над своим бывшим другом, рассматривая его неподвижное тело.

– Что ты натворил? – Он повернулся к пастору, сжимая окровавленную трость. – Будь ты проклят, Брайард! Гори в аду.

С торжествующим смешком Эймос высоко занес трость. Я отвернулась, чтобы не видеть, что будет дальше, но это не спасло меня от жуткого звука, похожего на хруст сугробов под ногами.

Я бросилась бежать, моля о том, чтобы Старейшина, одержимый жаждой крови, забыл обо мне. Выбежав из-за угла, я увидела смутные очертания колокольни, возвышающейся среди дыма и развалин. На маленькой площади у основания холма стояли колодки. В них что-то темнело. Сэм. Я хотела было кинуться к нему, но в это мгновение от тени отделились две фигуры и побежали ко мне.

– Эллери? Это правда ты?

Мерри бросилась мне на шею. Ее голос охрип. Она наглоталась дыма и пепла. Сейди обхватила меня руками и уткнулась лицом мне в живот.

– Мы думали, что больше никогда тебя не увидим. Мы думали…

– Вы целы? Они вам ничего не сделали?

Я провела пальцами по их чумазым от сажи щекам, смахивая взлохмаченные волосы, чтобы получше рассмотреть сестер. По лицу Мерри тянулось несколько красных царапин, а у Сейди оторвался от платья один рукав. Они явно отбивались и сопротивлялись. Я со слезами заключила их в объятия. Мерри вцепилась в мою руку.

– Пастор Брайард хотел посадить нас в колодки вместе с Сэмом, но Томас набросился на него и велел нам бежать, бежать и прятаться.

– Но потом взорвался огненный шар, – добавила Сейди, плача. – И все начали драться. Все сошли с ума.

– Я видела.

– Они его убьют, – сказала Мерри.

– Мы найдем способ освободить Сэма, я обещаю.

Я погладила ее по щеке. Мне все время хотелось прикасаться к сестрам, чтобы убедиться, что они здесь, со мной, в безопасности.

– Не Сэма, – возразила Мерри, указывая на колодки. – Томаса. И Эфраима.

Я напрягла зрение. В темноте я сразу не разглядела, но теперь поняла, что в колодках закованы две фигуры, а не одна. На головах, свисавших между досок, виднелись темные кудри, а не светлые волосы Сэма.

– Он солгал, – объяснила Мерри. Ее нижняя губа дрожала. – Сэм. Когда нас приволокли на площадь, он сказал пастору, что в Эмити-Фолз призвали дьявола и что Фэрхоупы и есть его воплощение. – Она всхлипнула. – Они решили, что виселицы недостаточно. Что демонов нужно сжечь. Теперь они готовят костры. Сэм стал их предводителем.

– Сэм сказал такое!

Я готова была изумиться, возмутиться, впасть в ярость. Как наш брат мог так поступить? Я знала, что он способен совершать ошибки – большие, страшные, ужасные ошибки, – но это было уже за гранью. На кону стояли жизни. Жизни невинных людей.

Я замерла. Так вот она, значит, ложь Сэма. Сказанная в самый неподходящий момент.

– Мы выберемся отсюда, – пообещала я. – Все вместе. Пасторский дом еще цел, думаю, и конюшня тоже. Мы возьмем их повозку и доберемся до перевала, а там обратимся за помощью и… – Я посмотрела по сторонам, с трудом разглядев окружающие нас разрушения. К утру спасать будет уже нечего. – Но сначала нужно освободить Томаса и Эфраима.

– Ключ у Брайарда, – сказала Мерри.

Я вспомнила, как хрустнул его череп, и к горлу подкатила тошнота. Я не могла вернуться в тот темный переулок. Поэтому я подняла топор.

– У меня есть кое-что получше.

В первый раз я промахнулась и вместо доски попала по железной петле. Вибрация от удара пробежала по топорищу и больно отозвалась в плече. Я ахнула. С криком, полным решимости, я снова занесла топор и вонзила его в дерево.

Снова и снова я обрушивала удары на старые доски, вымещая на них досаду и ярость. Щепки и обломки летели на землю, и в конце концов колодки со скрипом развалились.

Узники повалились на землю, не в силах держаться на ногах. Томаса жестоко избили, лицо у него опухло и покрылось ссадинами. Глаза остекленели и смотрели в пространство невидящим взглядом, но когда Мерри потянулась к нему, чтобы помочь подняться, я увидела, как он благодарно прижался лбом к ее виску. Эфраим потерял очки и теперь подслеповато щурил красные глаза, всматриваясь в дымку.

– Ты храбрая девушка, – похвалил он, когда я подставила ему плечо для опоры.

– Я угадала ее имя, но это не помогло, – ответила я, понимая, что его похвала напрасна. – Было уже поздно.

– А как же Сэм? – спросила Сейди по пути к пасторскому дому. – Мы же его не бросим… Правда?

У меня в памяти, словно пробковый поплавок, всплыли прощальные слова Уитакера. Он был прав, я не могла этого отрицать. Сэм бросил бы нас, сбежал бы, поджав хвост и не задумываясь ни на секунду. Но разве это дает нам право поступить с ним точно так же?

– Я… Мы должны… – Я зарычала от досады. – Я схожу за ним. Доберитесь до пасторского дома. Приготовьте лошадей и поищите припасы, которые можно взять с собой.

– Давайте просто бросим его, – неожиданно для меня возразила Мерри. – После всего, что он наговорил про Томаса и Эфраима… Слышала бы ты все это, Эллери. Такие мерзости! И что еще хуже… – Она прижала к себе Сейди, закрывая ей уши руками. – Он свалил всю вину на тебя. Сказал, что это ты их сюда привела. Он хочет сжечь тебя на костре.

– Он это не всерьез.

– Он сам не знает, что говорит, – всхлипнула Сейди. – Что-то здесь не так.

– Это любому понятно, – фыркнула Мерри. – Прошу тебя, идем с нами.

– Он наш брат.

Она покачала головой:

– Мне он больше не брат. Теперь нет. – Мерри крепко обняла меня. – Прошу тебя, Эллери, будь осторожна.

Я пообещала, что со мной все будет хорошо, со слезами на глазах поцеловала ее и Сейди, и они скрылись в огненной тьме.

* * *

Я осторожно подкралась к площади, прячась в густой тени дубов, постоянно озираясь и держа топор наготове. Различить Сэма в толпе было почти невозможно, и мне пришлось прикусить язык, чтобы сдержать желание позвать его по имени.

Мужчины работали слаженно и целеустремленно. Двое стояли на уже собранной платформе и забивали в нее столбы. Остальные таскали растопку и хворост покрупнее. Некоторые даже волокли целые бревна. Непонятно, зачем они вообще искали растопку – весь город полыхал. Одной искры хватило бы, чтобы разжечь этот жуткий костер. На площадь, тяжело дыша, выбежал еще один человек.

– Сэмюэль Даунинг! – прокричал он. – Выходи!

– Что тебе нужно, Саймон? – спросил тот из толпы.

Он был среди тех, кто забивал столбы. Разумеется. Мой брат прищурился сквозь дымку:

– Тебя, кстати, искал отец. Говорит, ты отлыниваешь от общего дела.

– Я был с женой, пока она рожала… твою дочь.

Остальные прекратили работу, чтобы понаблюдать за неожиданным столкновением. Поглазеть. Сэм спрыгнул с платформы, ловко приземлившись на обе ноги.

– Да неужели?

– Ах ты сукин сын! Не смог держать свои грязные руки при себе? Да как ты вообще посмел прикоснуться к чужой жене?!

Сэм усмехнулся. В его глазах отражался огонь.

– Несчастный простак. Ты правда не понимаешь, да?

Из-за спины Сэма раздались смешки. Взгляд Саймона заметался.

– Не понимаю чего?

– Я все думал, как она от тебя это скрыла. Прихватила в постель склянку с кровью? Или ты настолько дурак, что и проверять не стал?

– О чем ты, Даунинг?

Уинтроп Маллинз, стоявший на платформе, хохотнул, перебрасывая молоток из руки в руку. В свете пламени он выглядел совсем дико, словно волк, подступающий к добыче. Значит, он выстрелил первым. Бедный Леланд!