Текст книги "Арбайт. Широкое полотно"

Глава XXI
БЕСПРЕДЕЛ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему жестокости окружающего мира при смене общественно-исторической формации тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза неокрепшей демократией, про которую традиционно считается некоторыми злопыхателями, что она не является превалирующей для российского менталитета. Дескать, все русские – рабы, им демократии не надо, они свободу путают с волей.

Гдов традиционно задумался об Иване Грозном, он же Иван IV, о Петре I, прорубившем окно в Европу (не дверь), о царе Александре II Освободителе, которого взорвали террористы, о швейцарском эмигранте Ленине, окончательно пустившем локомотив огромной страны под откос, о его верных учениках – Гитлере, Муссолини, Геббельсе и о «чудесном грузине» по прозвищу Гуталин, он же «эффективный менеджер». О Льве Давидовиче Троцком, которого Гуталин ухайдокал до смерти палкой по голове, борясь за власть у корыта. А мог бы, кстати, и Лев Давидович Иосифа Виссарионовича той же палкой отоварить, да не сложилось, «не срослось», как нынче выражаются не только уголовники, но и многие другие креативные граждане обновленной невиданными переменами России.

И тут ему попался на глаза свежий номер какой-то газеты, где было написано, что некто Александр М., старший следователь одного из управлений Следственного комитета, насмерть сбил по пьяни пятидесятидвухлетнюю женщину Софью Федоровну (на «зебре») и за это – дела Твои дивные, Господи! – остался на воле (на свободе?), получив после «предвариловки» всего ничего, два года условно. Бухому убийце, сбежавшему с места преступления, суд, видите ли, «счел возможным назначить такую меру наказания с учетом мнения потерпевшей стороны и раскаяния подсудимого».

– С того света, что ли, это мнение? Какое еще такое мнение, если она там же, на «зебре», и померла, не приходя в сознание? – обозлился Гдов.

А ведь глава Следственного комитета А.Б., лично контролировавший ход расследования, еще полгода назад клятвенно заверял возмущенную общественность, что дело будет «расследоваться объективно и с особой тщательностью». Что ж, «пацан сказал, пацан сделал», как выражаются в кругах, близких к власти, но с другой стороны.

И если оценить «с холодным вниманием» не только это конкретное дело, а вообще ЭТО ВСЁ, то можно сделать грубый, скорей всего преувеличенный, но верный вывод: у нас в стране, если ты, конечно, при власти, ты можешь убить кого хочешь, и тебе за это практически ничего не будет.

– Неужели беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? – тосковал Гдов. – И сколько же тогда получит другой раскаявшийся служивый сукин сын, убивший из краденого пистолета в универсаме трех обывателей плюс таксиста-левака? Очевидно, целых восемь лет условно, если власть полагает, что загубленная душа обходится начальнику в два несуществующих года отсидки (2 года х 4 = 8 лет).

И это при том, что простые мужики парятся под следствием вовсе не полгода, как этот самый М., и вовсе не за убийство, а за всякую херню, не совместимую по масштабу с лишением живущего человека жизни. Да, несовместимую, даже если мужик мало-мало чего-нибудь спер или спер чего побольше.

– Своими глупыми и развратными действиями власть сама себе создает оппозицию, а потом на оппозицию же и гневается, – продолжал размышлять Гдов. – Неужели умные люди, которые, несомненно, присутствуют в любой власти, не понимают, к чему это ведет и чем это может закончиться? Или тоже исповедуют слоган «День, да наш», широко распространенный все в тех же кругах, близких к власти, но с другой стороны? Или это все им выгодно? – вопрошал Гдов неизвестно кого.

И так разволновался, что не мог больше работать и уже в этот день.

ВОПРОСЫ, КОТОРЫЕ ТАК И НЕ СМОГ РЕШИТЬ НАШ ГДОВ НА ПРОТЯЖЕНИИ ГЛАВЫ XXI

1. Рабы ли мы?

2. Что совместимо (по мерзости) с лишением человека жизни?

3. Чем свобода отличается от воли? Или это одно и то же?

4. Присутствуют ли умные люди в любой власти? Кому выгодно это всё? Это всё – что это?

5. Действительно ли беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? Или есть надежда, что там, наверху, вновь что-нибудь засияет? Что такое в вашем понимании беспредел?

Глава XXII
КОЖАНЫЕ ОЛЕНЬИ ТРУСЫ МЕХОМ НАРУЖУ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что подлинная духовность есть стремление к абсолютным ценностям посредством относительных ценностей. И что теперь, при переходе от тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза к торжеству демократии в отдельно взятой коммунистами стране, относительные ценности к абсолютным уже не стремятся. Отчего и духовности стало нынче совсем мало.

«Сейчас ведь как? Денег бы только коемуждо добыть побольше и – хорош!» – ворчал писатель. Но ведь и то правда: кто много толкует об абсолютных ценностях, чаще всего оказывается потом создателем фашизма немецкого типа либо тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза. Или (в облегченном варианте) – говнюком, мошенником, паразитом, захребетником, идиотом.

«В несовершенстве мира залог его выживания, совсем не наоборот, – решил Гдов. – Стремление – всё, реальный итог – ничто, кошмар, но мечтать об идеале если не необходимо, то по крайней мере полезно. Красиво мечтать не запретишь. Однако – за что боретесь, на то, граждане, и напоретесь. Непременно. Сие аксиома есть, а вовсе не теорема, которую нужно доказывать».

Гдов зевнул. Он ночью плохо спал, потому что ему до самого утра снился замысловатый, тягучий сон про креативных художников, чье творчество составляет суть современного искусства. В какой-то это всё в огромной пещере происходило, раскрашенной кричащими и вопящими анилиновыми красками, крытыми лаком. Зеленое озерцо, коричневые стены, красные деревья. Креативные эти художники были крайне глупые, бездарные, но мирные, травоядные. Никого с парохода современности не сбрасывали, скорее наоборот – зазывали на этот пароход всех желающих.

Одна девушка там особенно отличалась таким непонятным добросердечием, каковое можно было встретить лишь у опытных профессиональных проституток из фильма великого Федерико Феллини «Ночи Кабирии». Девушка была в кожаных оленьих трусах мехом наружу и все зазывала Гдова на какую-то выставку, которую «нужно обязательно смотреть, потому что здесь креативный синтез перформанса и инсталляции». Сытенькие, мордастенькие, дорого, но плохо одетые художники поддакивали ей, как пингвины.

Гдова вся эта тусовочная кругомуть совершенно не интересовала, равно как, пожалуй, и добросердечная девушка, явившаяся в его сонное пространство непосредственно из мира великого Федерико Феллини. Какое Гдову до нее дело? Не очень-то она даже, прямо сказать, и красивая, видал Гдов и покачественнее на злачных улицах московской столицы. Где «часовые любви на Смоленской стоят», как гласит народная песня Б.Окуджавы. Некрасивая, но боевая. Вроде тех простушек из классических кинолент, посвященных покорению американцами их Дикого Запада. Такая это синеглазая, с косичками, крепенькая, грудастая, простая-простая, как Брижит Бардо, но только в кожаных оленьих трусах мехом наружу.

Дальше произошло непонятное. Девушка подарила Гдову эти свои странные трусы, непонятно как сумела взлететь к высокому потолку пещеры, где снесла два яйца, которые шлепнулись вниз и растеклись по суровому серому камню, как глазунья по чугунной черной сковородке.

Гдов снова зевнул. И внезапно ему вдруг стало стыдно и горько от дикой, ни к селу ни к городу мысли, а вдруг он жизнь свою прожил зря, вдруг жизнь эта не имела, не имеет, не будет никогда иметь никакого смысла, а просто прошла, вот и всё?

И он так разволновался, что не мог больше работать уже и в этот день.

ВОПРОСЫ ДЛЯ УГЛУБЛЕННЫХ РАЗМЫШЛЕНИЙ НАД ГЛАВОЙ ХXII

1. Что означает странное слово «коемуждо»? Где еще в художественной литературе оно встречается?

2. Что означает слово «креативный»? Кто в Москве креативнее – Лужков или Церетели? Понимаю, что вопрос на день выхода этой книги уже окончательно устареет, но все-таки…

3. Уменьшилось ли в нынешние времена количество духовности на душу населения? Или эта величина остается неизменной на протяжении десятилетий и веков. Вообще, что такое духовность, о которой так много толкуют?

4. Имеет ли хоть какое-либо отношение к сексу и эротике описание синеглазой девушки и ее необычных трусов? Что могли бы символизировать, если понадобится, два яйца, снесенные этой девушкой? Чье творчество на самом деле составляет суть современного искусства?

5. Возможно ль в принципе такое, чтоб хоть чья-то жизнь была прожита не зря?

Глава XXIII
ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЦИАЛИЗМ И ОБРАТНО

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно под названием «Что нас губит?», уделив здесь в художественной форме особое внимание вековым российским печалям. А именно: коррупции, воровству, пьянству, разбою, диктату чиновников, крепостному праву, нигилизму, рабству, владычеству Орды, большевиков, идиотов.

Вчера, в субботу, он навестил своего друга, писателя К., постоянно живущего неизвестно зачем в подмосковном поселке с непонятным названием Свобода (ударение на букву «а»). Оттуда писатель К. практически каждый божий день, но с переменным успехом добирался на московскую службу: ведь на чистое писательство нынче не проживешь, если ты настоящий писатель. Писатель К. один день недели ехал на службу час, другой – все три. В зависимости от дорожного трафика, наличия пробок и расположения ночных звезд.

А тут к нему Гдов явился и тоже с неясной целью, даже водки не выпили. Писатели ведь должны изучать жизнь, да? Вот они и решили погулять в окрестностях подмосковного поселка Свобода с целью изучения жизни и просто так, для здоровья.

На пути им попалось много интересного. Любо было видеть Гдову и писателю К. жилища новых русских за высокими заборами, увитыми колючей проволокой «Егоза». Ведь таковых роскошных вилл и особняков при советской власти не водилось даже у самых отъявленных коммунистов вроде члена Политбюро, министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Которая когда построила себе в Переделкине одноэтажный коттедж с хлипкими дорическими колоннами, то ее за это другие большевики обвинили тогда в партийной нескромности. Екатерина Алексеевна плакала.

А тут прямо тебе такие это, фу-ты ну-ты, каменные хоромы в несколько этажей! Да с гаражами на множество огромных лакированных машин, блещущих хромированными своими частями. С зимними садами, альпийскими горками величиной с отель «Ритц», газонами, как в Англии, где их растят сто лет. Писатели обратили внимание и на индивидуальный буржуйский пруд, спрятавшийся за кованой высокой решеткой в стиле модерн, явно выполненной талантливым современным кузнецом по специальному VIP-заказу. Над прудом склонилась, как на картине того Васнецова, который автор «Аленушки», плакучая ива.

Однако вскоре все это богатство дикого капитализма кончилось, и писатели весело зашагали по сырой узкой проселочной дороге вдоль дурно вспаханного поля, где им в нос тут же шибанул какой-то до боли родной запах.

– Говном, пожалуй, несет со свинофермы, – обнародовал свою гипотезу искушенный Гдов.

– Ошибаешься, се есть обыкновенная гниль с помойки, – солидно возразил ему не менее искушенный писатель К.

Унылый пейзаж неожиданного социализма окружал теперь друзей. Вот кучи промасленного тряпья, серые кости съеденных животных, битые бутылки и прочая нищая мерзость, столь характерная для урбанистического пейзажа мелких населенных пунктов канувшей эпохи. Здесь – огромная шина от находящегося неизвестно где колесного трактора. Тут – странное рассыпающееся сооружение из выбеленных временем досок. Вонь. Глина липнет на американские башмаки наших путешественников…

Внезапно грязь высохла. Они опять шли по чистому крепкому асфальту, снова окруженные диким капитализмом. Заглянули в сельский супермаркет, к которому и вела, как выяснилось, через поля и долы эта грязная народная тропа, протоптанная местными гаст– и просто арбайтерами для походов в магазин. В супермаркете друзья насчитали около сорока сортов пива. Выйдя из супермаркета, долго любовались теннисным кортом, принадлежащим неизвестно кому, но тоже огороженным колючей проволокой «Егоза».

Это было вчера. Суббота была вчера. А сегодня писатель К. позвонил писателю Гдову, и они долго, употребляя обсценную лексику, ненормативные выражения, обсуждали детали своего памятного путешествия, другие подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране.

Отчего Гдов так разволновался, что не мог больше уже работать и в этот день.

ВОПРОСЫ ПО ИТОГАМ ГЛАВЫ XXIII, ТРЕБУЮЩИЕ НЕМЕДЛЕННОГО ОБСУЖДЕНИЯ

1. Является ли исчерпывающим список вековых российских печалей, составленный Гдовым?

2. Что имеет автор в виду, употребляя термины «настоящий писатель», «чистое писательство»? Не слишком ли политизировано это чисто конкретное повествование?

3. Чем нынешняя колючая проволока «Егоза» отличается от прежней советской колючей проволоки?

4. Каковы, на ваш взгляд, основные подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране?

5. И все-таки – ЧТО НАС ГУБИТ?

Глава XXIV
ЧЕТЫРЕ ЧЕТВЕРТИ ГРАЖДАН

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему того, что разномастные начальники и начальнички в современной России – мутанты безбожной советской власти, как бы они ни колотили себя в грудь, ни крутились, как нищие, вокруг православной церкви. И что многих этих новых «товарищей», вероятней всего, ждет изображенный на иконах ад, если принимать христианскую доктрину за реальность, а она и есть реальность.

«Гореть им в вечной геенне огненной, если не одумаются они, не раскаются, не возлюбят, наконец, свой многотерпеливый народец! В ад, в ад им тогда прямая дорога, анчибисам! – злобствовал Гдов. – А не вешай народу лапшу на уши, не наглей до беспредела, не воруй всё, что осталось, не хапай, что не совсем твое, не глумись с особым цинизмом над трудящимися с помощью бюрократии и административного ресурса, не держи граждан РФ за быдло, когда свистишь мимо с мигалками и ментами! Тут тебе не Средневековье, а XXI век, и сам ты, В и ПО натуре, “не бог, не царь и не герой”, ничего пока еще не сделал толкового для России, все только обещаешь что-нибудь сделать. Нам многие обещали, да где они? Тебя налогоплательшики всего лишь НАНЯЛИ за хорошие деньги управлять своей страной и ее подразделениями, так что управляй по-человечески, а не так, как получается. Шаляй-валяй – эдак руководить всякий умеет, а ты правь так, чтобы, согласно русской поговорке, жила кошка, жила и собачка, чтобы народ твой если б и не был тобой доволен, то по крайней мере хотя бы тебя уважал. Народ-то у нас все-таки добрый, пока не ДОСТАНУТ его окончательно».

Актуальные мысли! Но Гдов тут же вынужден был сказать себе с жестокой и ясной прямотой, что вообще-то, перефразируя Андрея Платонова, без начальников и начальничков наш народ тоже неполный. Ведь всё население современной России четко разделено на четыре четверти граждан, причем каждая из этих четвертей способна делегировать определенную часть собственного состава другим четвертям граждан.

Неясно? Сейчас будет ясно.

В первую четверть российских граждан входят те типы, о которых в преамбуле было сказано, что они имеют хороший шанс вечно гореть в адском огне. Начальники и начальнички, а также примкнувшие к ним министры, депутаты, олигархи, воры, жулики, бандиты, так называемые силовики, юристы с богатым воображением, просто богатые люди с неясным генезисом имеющихся у них капиталов. Короче, истеблишмент, бля!

Вторая четверть – это охранники, которых развелось теперь у нас видимо-невидимо, помимо государственных спецслужб разной подчиненности. Только и видишь – опять кто-нибудь в камуфляже фигуряет с видом грозным да многозначительным. Или в черной униформе, как гестапо. Или в черных же костюмах крепыши – на одного козла с ушками семеро смелых с «пушками». Однако никакого материалистического продукта эти граждане, как известно, не производят, хлеба не сеют, пашню не пашут, детали на заводах не точат. На хрен они тогда нам сдались?

Третья четверть – это те, кто хотел бы властвовать, воровать и чтоб его тоже охраняли, да только бодливой корове бог рог не дает: руки у таких граждан коротки и неумелы. Воровать неспособны или боятся страха Божия. А боязнь гнева Божия серьезно осложняет любому человеку не только профессиональное занятие воровством, но и вообще обретение высокого положения на верхней ступеньке современного общества. Хочешь быть истеблишментом, так не трусь!

Ну а четвертая четверть общего числа граждан России – нормальные люди. Нормальные – они и есть нормальные, каждый нормальный человек знает, что это такое. Таких людей, получается, в России всё еще очень и очень много, но только они себя особо не афишируют и не позиционируют, справедливо опасаясь ущерба со стороны остальных своих соплеменников – хищных, шустрых и злых. На них только и надежда, если она у кого-нибудь еще осталась.

– Схематично. Слишком общо, неточно, – мучился Гдов.

И так разволновался, что не мог уже больше работать и в этот день.

КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПРОЧИТАВ ГЛАВУ ХХГО

1. Под влиянием каких внешних либо внутренних факторов столь эмоционально злобствует Гдов, в общем-то кроткий и аполитичный тип российского гражданина? Что его «достало» именно сейчас?

2. Народ у нас действительно добрый? Или, наоборот, злой? Приведите примеры, аргументирующие вашу позицию, если она у вас имеется.

3. Реальна ли схема дифференциации граждан РФ, изложенная Гдовым? Или все это так, для красного писательского словца? Уместно ли в этом тексте брутальное буквосочетание «бля»? Кстати, кто или что такое «анчибис»?

4. Какой процент нормальных людей в современной России? А процент дураков? Изменились ли эти цифры по сравнению с ХХ веком? А по сравнению с XIX? А вообще за все столетия существования Руси?

5. Осталась ли еще у кого-нибудь в нашей стране какая-нибудь надежда на то, что всё у нас устаканится?

Глава XXV
ЗАПАСОВ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему главной ошибки Сталина, которая заключалась в том, что вовсе и не усиление классовой борьбы произошло по ходу построения социализма в отдельно взятой большевиками стране, а совершенно наоборот. Большевики своими глупостями, репрессиями, террором добились того, что их в одинаковой степени возненавидели и рабочие, и крестьяне, и так называемая интеллигенция. Крепко сдружились все классы против большевиков – в армии, на зоне, в коммунальных квартирах, адском изобретении советской власти.

Вот, например, старичок Запасов, который вместе с пожилой женою своей Миладой Юрьевной проживал на Лубянке, на улице Мархлевского (теперь – Милютинский переулок), в двух шагах от грозного здания КГБ, с крыши которого, по уверениям острословов, когда-то было Колыму видать, а как сейчас – неизвестно.

Запасов… Не всегда ведь он был старичком, а родился в городе Белграде, в семье бывшего белого офицера, который обосновался в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, вовремя убежав от большевиков, чтоб они его не расстреляли, как многих других. Константин Константинович выучился на архитектора и даже сделал в братской, хоть и чужой стране приличную архитектурную карьеру. Но он очень любил родину, и, когда сразу же после Второй мировой войны Россия властно, как добрая, но строгая мать, велела ему возвращаться домой, дескать, нагулялся, сынок, хватит, он с радостью ей подчинился и никогда об этом не жалел. Хотя сразу же по приезде получил свои двадцать пять лет за измену непонятно кому или чему, если учесть, что на свет он появился за границей, а не в красной Эсэсэсэрии. Свой четвертак он, конечно же, не отсидел, потому что Сталин в 1953 году наконец-то помер и вскоре Хрущев многих таких же вот «политических» из тюрем-лагерей повыпускал. Но потом, как коммунист, не удержался и тут же снова стал сажать советских людей за антисоветчину, но уже в разумных, по его мнению, пределах и количествах.

Перед архитектором извинились. Константин Константинович работал по специальности, вышел на пенсию. В коммуналке жил еще и рабочий класс – приблатненный, но Запасова уважал, потому что Запасов сидел, а они пока еще нет. Поэтому на соседа они стучали в «компетентные органы», что тот ведет себя хорошо. Запасов был счастлив, слушая по вечерам «Би-би-си», «Голос Америки», песни Галича и других антисоветчиков, встречаясь с критически мыслящей творческой молодежью.

Милада Юрьевна так и не выучилась толком говорить по-русски. А ведь когда ехала к осужденному супругу из Белграда через всю Восточную Европу и Западную Азию, то по-русски не говорила вообще, хотя сербский и русский, как всем известно, очень похожи. «Мы с Миладой успешно преодолели климакс», – хвастался Константин Константинович своим юным друзьям, приносившим ему вино и водку. Румяная Милада согласно кивала головой. «Что за дьявольские гримасы судьбы, – восклицал Запасов, – поселить старого зэка напротив врат его же ада! Что это? Безвкусица или тонкий декадентский изыск?»

– Боже мой, ведь ему сейчас, окажись он случайно в живых, было бы примерно сто восемь лет, – глупо подумал Гдов.

И все же так разволновался, что уже не мог больше работать и в этот день.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ТЕХ, КТО ТОЛЬКО ЧТО ОЗНАКОМИЛСЯ С ГЛАВОЙ XXV

1. Почему именно коммунальные квартиры Гдов именует адским изобретением советской власти? Мало ли чего эта власть наизобретала: трудодни, пятилетку в четыре года, вечно живого Ленина, ГУЛАГ, комсомол, перестройку. Какие другие адские изобретения большевиков вы знаете?

2. Как бы могла сложиться жизненная судьба Запасова, не вернись он на горячо любимую родину? Почему он никогда не жалел об этом своем решении?

3. Как вы думаете, Запасов – реальное лицо или выдуман автором? Насколько типична судьба Запасова? Нет ли в описании этой судьбы трагической переклички с сюжетом романа В.П.Аксенова «Остров Крым»?

4. Скажите, случай Милады Юрьевны и Запасова – это и есть та самая настоящая любовь, которой бредят поэты и сочувствующие им любительницы поэзии?

5. Да что это Гдов все волнуется да волнуется? Экий, видите ли, неженка! Пора ли старику уж давным-давно привыкнуть ко всему, что происходит и может происходить у него на родине? Иль не пора?