Текст книги "Легенда о Фейлель"

Эливейн задумалась. Наконец она решилась.

– Спасибо, солнышко, – Эливь обняла дочь. – Я скоро… Если что, нянюшка Галия дома…

– 36 —

Эливейн шла быстро. Встречные уважительно здоровались с ней и приветливо кланялись. Её давно знали и любили. А те, кто имел детей, и помыслить себя не могли без мадам Фейлель – лучшего детского врача уже лет десять не было в округе. Эливейн улыбалась, отвечая на приветствия.

Дина она нашла в библиотеке, в отделе древних свитков. Он сидел, склонившись над столом и уперевшись лбом в раскрытые ладони. Эливь неслышно подошла к мужу и нежно обняла его за плечи. Тот, словно зная о её приходе, не вздрогнул от неожиданности, а опустил голову на бок, прижавшись щекой к её руке.

– Эди сказала мне про… ледяную защиту. Что тебя тревожит, милый? – тихо спросила Эливь.

– Только то, что я этим не управляю, – негромко ответил Дин. – Просто опасность вызвала… это… А я уже обрадовался: вдруг… Ведь это же возможность быстрого местного обезболивания…

– Прости… – Эливь вздохнула.

– Что ты! Любимая! – Динаэль вскочил и обнял жену. – Даже не думай… Ты тут ни при чём! – он посмотрел в её глаза. – Я ни о чём не жалею… Просто подумалось…

– Я знаю… – Эливейн слегка улыбнулась. – А что в свитке?

Динаэль протянул ей старинный пергамент. Эливь пробежала его глазами. Это были небольшие отрывки историй, где волшебники по собственной воле жертвовали своей магической силой во имя кого-то или чего-то. А потом уже не могли вновь обрести прежнее могущество, хотя в той или иной степени некоторые чародейские способности у них восстанавливались.

– Но свиток… – Эливь указала на неровный нижний край пергамента. – Он не целый?

– Да, – согласился Дин. – Хотя, судя по стилю, далее было несколько заключительных строк в этом же духе. Они утеряны…

Эливейн смотрела на мужа. Динаэль улыбнулся. Сразу стало светло и хорошо.

– Пойдём домой? – спросила Эливь. Дин кивнул.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

– Я тоже люблю тебя…

– 37 —

Эдилейн сидела в кабинете литературы. Мысли её были мрачны. Уроки закончились, а мисс Индра оставила Фейлель как не выполнившую домашнее задание. Эди попыталась оправдаться тем, что не успела прочитать заданный рассказ. Но подобного объяснения учительница не приняла. Эдилейн досадовала на «вредную литераторшу», но в глубине души понимала, что виновата сама. И «не успела» – было не совсем правдой. Просто, когда около девяти вечера девочка вспомнила о непрочитанном ещё рассказе, ей не захотелось отрываться от более приятного занятия – семейной беседы перед сном…

И теперь, сидя над раскрытой книгой, Эди с горечью думала над словами госпожи Индры.

– Жаль, что Вы, мисс Эдилейн, так подводите своих столь уважаемых всеми родителей, – грустно проговорила учительница. – И странно, что, когда мистер и мадам Фейлель успевают так много, их дочь не справляется со своим домашним заданием.

А стыдиться за себя у Эди причины были…

Она впервые действительно задумалась над тем, как и мама, и папа столько успевают?!

Мама, до её рождения работавшая врачом в клинике отца и неплохо лечившая взрослых, имея на руках годовалую дочь и двух мальчиков тринадцати лет, поступила на заочный факультет одного из крупнейших в мире Педиатрических Университетов, окончила его с отличием, поразив своими знаниями даже опытных профессоров. Сейчас мама успевает содержать дом, вести хозяйство, работать в клинике… И ни разу Эдилейн не замечала, чтобы мама жаловалась на то, что устала или не успела. Даже когда младшие сестрёнки болели ветрянкой, ни одно дело не было отложено…

А отец! И главврач клиники, и Хранитель Магических Знаний, и преподаватель анатомии в старших классах и факультатива по основам медицины, и её наставник…

А ещё медицинские симпозиумы и семинары, на которых отец всегда читает доклады и представляет свои новые открытия.

Но, несмотря на такую активную общественную жизнь, и мама, и папа всегда окажутся рядом с ними, детьми, как только кому-то из них понадобится помощь, поддержка, просто доброе слово…

Что же она, Эдилейн Фейлель, столь несобранна и безответственна. Нет! Надо брать себя в руки!

И Эди погрузилась в чтение…

– 38 —

Отец собирался на очередную медицинскую конференцию. Мама должна была поехать с ним, но… обстоятельства изменились – Дана и Дина заболели краснухой.

– Эливь, я откажусь от поездки, – говорил отец. Мама нахмурилась.

– Милый, это всего лишь одна из обычных детских болезней, – сказала она. – И самые тяжёлые дни миновали. Мы справимся. А ты должен показать свою новую вакцину. Это важно.

– Но это почти неделя! – печаль в голосе Динаэля была искренней. Эливейн обняла мужа и посмотрела ему в глаза.

– Я тоже буду скучать по тебе, – призналась она. – Но теперь мы знаем, что это не на одиннадцать лет, – она улыбнулась.

Отец вздохнул.

– А ещё, – добавила Эливь, – можно просьбу?

– Конечно, любимая! Всё, что пожелаешь.

– Возьми с собой Эди. У неё весенние каникулы. Посмотрит большой красивый город. Ей очень хочется, но она не решается сказать.

– Значит, понимает… – тепло улыбнулся Дин. – И, значит, будет стараться…

Эливь смотрела в его глаза.

– Конечно, – ответил Динаэль. – Пусть собирается. И после паузы шёпотом добавил:

– А я буду каждый день видеть почти твои глаза…

– 39 —

Эливейн вошла в комнату Эди. Та в растерянности сидела на кровати. На стульях, диване, столе – везде валялись разбросанные вещи.

– Мамочка, я не знаю, что взять, – призналась Эдилейн. – Ведь это очень большой город. И далёкий. И что там носят?.. И вообще…

– Не тревожься о том, что тебе пока неизвестно, – улыбнулась Эливь. – Город, куда ты едешь с папой, правда, большой и красивый. Отец будет, конечно, очень занят, но как показать тебе достопримечательности – придумает… А из одежды возьми вот это, – мама протянула дочери одно из платьев, лежащих на спинке кровати. – Красиво и современно… А в тёмно-зелёном бархатном костюме тебе будет удобно в дороге. Если же у папы окажется свободным вечер, и вы куда-нибудь пойдёте, то он поможет тебе приобрести подходящий наряд.

Эди вопросительно посмотрела на маму.

– Может, в театр или на концерт, или на какой-нибудь приём, если папе понадобится, – пояснила Эливейн. – И не бойся: лучше, чем отец, никто не подберёт тебе платье.

– 40 —

Эдилейн сидела в карете напротив отца и смотрела в окно. Конечно, её привлекали новые места, но сейчас мысли её были поглощены иным.

Эди считала, что она хорошо знает своих родителей: знает всё об их характерах, интересах, способностях, об их жизни. Теперь ей казалось, что она глубоко заблуждается.

Отец нечасто покидал Долину. Всегда по делам. Мама – и того реже.

Сборы родителей были незаметными, какими-то будничными. Эдилейн никогда не обращала на них внимания.

Правда, Фейлели совершали и семейные путешествия. Но это было иное. Маленькая Эди больше привлекалась старшими братьями, по-мальчишески шумными и весёлыми. Потом поездки стали менее длительными из-за ещё слишком крохотных сестрёнок.

Сейчас Эди ехала с отцом, очень далеко, в огромный незнакомый город. И с ней в карете сидел не тот Динаэль Фейлель, к которому она привыкла, которого обожала и почитала, а новый для неё человек, у которого были любимая работа и уважение людей, который оказывался умён и красив не только для родных. И Эди вдруг ощутила в себе рождение новой гордости и за отца, и за маму, столько лет неизменно преданных друг другу.

– 41 —

Когда утром второго дня карета въехала на широкие мощёные улицы огромного города, Эдилейн уже не думала ни о чём, кроме того, что видела за окошком. Отец негромко рассказывал ей о мелькавших за стеклом домах, скверах, переулках. Казалось, что Дин знал о вчерашних раздумьях дочери, и потому тогда молчал, а сегодня, следуя за её любопытным взглядом, вёл увлекательное повествование.

Карета остановилась перед великолепным особняком.

– Что это? – спросила Эдилейн.

– Гостиница, – улыбнувшись, ответил отец. – Приехали. И Динаэль надел на свои руки тонкие изящные перчатки.

– Зачем? – удивилась Эди. – Я и не знала, что ты такой… такой… франт.

Динаэль снова улыбнулся.

– Ну, – ответил он, – франтом меня считают. Это верно… Но… это вы привыкли к моим ладоням. А чужим это видеть вовсе не обязательно.

Эди слегка нахмурилась своей глупости: она, действительно, давно привыкла к тонким шрамам на руках отца.

– 42 —

Хозяин отеля – надо заметить, одного из лучших в городе, гордый предоставленной ему честью принимать в своих апартаментах лучших врачей со всех концов света, был в приподнятом настроении: он узнал, что на конференцию прибудет Динаэль Фейлель. Дело в том, что восемь лет назад сын господина Вальдо чуть не умер от неизвестной болезни. Тогда один из постояльцев, узнав о горе владельца гостиницы, рассказал о чудесном докторе из Зелёной Долины… И Дин спас мальчика, как спасал многих – своим талантом и любовью к людям. Теперь господин Вальдо желал отплатить добром за добро.

Подошёл управляющий, Донат. Это был человек средних лет, весьма любезный, но не разделявший искреннего уважения к медикам своего босса. И причины тому имелись: его мать умерла в возрасте сорока пяти лет от воспаления лёгких, а лечивший её врач оказался просто несведущим шарлатаном. Господин Донат теперь не доверял докторам.

– Сэр, – обратился он к мистеру Вальдо. – Позвольте мне всё же узнать, для кого оставлен Вами лучший номер отеля? Простите меня и не сочтите за дерзость, но я только что объяснялся с сэром Солуной. Вы же понимаете, что ему трудно угодить, а он постоянный клиент и весьма состоятельный.

– Прощаю Вам Вашу дерзость, – ответил хозяин гостиницы. – А Солуна сам бы уступил этому человеку не то что номер, но и часть своего состояния. Извините, что не предупредил Вас сразу. Мне бы хотелось предоставить лучшее в гостинице к услугам мистера Фейлеля.

Господин Донат внимательно посмотрел на хозяина.

– Вы хотите сказать, что этот человек, пожалуй, единственный, на кого не распространяется моё недоверие к медикам, приедет на конференцию?

– Вот именно! – воскликнул Вальдо. – И, возможно, не один. Организатор и научный распорядитель господин Майкл Дерер, в частности, заметил, что «прибудет сэр Динаэль Фейлель с супругой»… Господи! – всплеснул руками хозяин гостиницы. – Вот же он! Где эти неповоротливые носильщики?

И господин Вальдо сам поспешил к огромным стеклянным дверям.

Донат с некоторым недоумением и разочарованием наблюдал за происходящим на улице возле крыльца. Вскоре выражение разочарования исчезло с его лица, а удивление возросло…

– 43 —

У крыльца остановилась шикарная карета с витиеватым гербом явно очень древнего рода. Кучер неспешно слез с козел, степенно подошёл к дверце экипажа и протянул руку к резной ручке. В этот момент дверца распахнулась сама, и на землю легко спрыгнул, именно спрыгнул, не пользуясь откидной лесенкой, какой-то господин. Одет он был, что называется, с иголочки. Да ещё в белоснежных перчатках. Пышная шевелюра обильно подёрнута сединой. Но движения и осанка говорили о силе и ловкости этого человека.

«Ну, и франт», – подумалось Донату.

«Франт» в это время бережно опустил на дорожку очаровательное юное рыжеволосое создание и сам отправился отвязывать багаж. Тут-то с места сорвался и бросился к приехавшему господин Вальдо.

«Это и есть легендарный доктор? – спросил сам себя управляющий. – Но уж его спутница никак не супруга», – решил Донат, следуя к уже широко распахнутым навстречу приехавшим дверям.

– 44 —

– Доброе утро, господин Вальдо, – улыбаясь, говорил Динаэль, отвечая на приветствие хозяина отеля. – Рад видеть вас.

– О! – владелец гостиницы даже растрогался. – Сэр Фейлель, вы удивительный человек! Вы же помните всех по именам, даже если встречались с кем-то лишь однажды!

Динаэль только добродушно пожал плечами.

– Позвольте? – Вальдо собирался лично доставить багаж новых постояльцев в холл.

Динаэль снова улыбнулся.

– Благодарю, я справлюсь, – мягко проговорил он. Вальдо смутился.

– Не обижайтесь, сэр, – ответил хозяин гостиницы. – Просто так принято, что чемоданы постояльцев несут работники отеля.

– Я знаю, – Дин усмехнулся. – Но не собственноручно же это делает владелец такой шикарной гостиницы. Да и столь здоровому человеку, как я, не пристало сваливать свою ношу на чужие плечи, даже если это добровольно подставленные плечи.

И он легко поднял, снятый с кареты чемодан.

– Прошу! – торжественно произнёс господин Вальдо, пропуская вперёд своего долгожданного гостя и его молоденькую спутницу.

– 45 —

Эдилейн шла под руку с отцом и восхищённо осматривала интерьер гостиницы. Она бывала в иных городах. Но в небольших. И останавливались на отдых Фейлели всегда в более скромных отелях. Родители считали, что роскошь вовсе не обязательна для того, чтобы отдохнуть в пути. Главное – чистота комнат и теплота отношений. Но здесь сейчас было чему подивиться и чем полюбоваться.

– Мисс впервые в нашем городе? – спросил Вальдо.

– Да, – робко ответила Эди.

– Тогда, если позволите, сэр Динаэль, – проговорил он, – можно воспользоваться услугами гида нашей гостиницы. Очень интересный рассказчик. И надёжный человек, – заверил Вальдо. – Так что мисс многое сможет посмотреть и будет под доброй охраной.

– Благодарю вас, – кивнул Дин. – Только у меня есть маленькая просьба.

– Конечно, – с готовностью отозвался Вальдо. – Что пожелаете.

– Мой кучер, – улыбнулся Дин. – Он славный малый. И я обещал ему, что он ознакомится с достопримечательностями Вашего города. Да и Эди со знакомым человеком будет легче. Так что у вашего гида завтра не один экскурсант, а двое. Хорошо?

– Разумеется, сэр.

– Папочка, спасибо, – шепнула Эди отцу.

Динаэль почувствовал, как волнение и неловкость от множества нового и от лиц совершенно незнакомых ей людей постепенно уходят из сердца дочери, и снова улыбнулся.

– 46 —

От лучшего номера Динаэль тоже деликатно отказался. Он искренне не любил излишеств.

Окна, предоставленных Фейлелям комнат на третьем этаже отеля, выходили одно в пышный тенистый парк с вековыми дубами и высокими липами, другое на гостиничный открытый бассейн с пальмами в кадках и папоротниками в цветочных горшках.

Дин просмотрел расписание мероприятий, предусмотрительно приготовленное для каждого участника конференции Майклом Дерером, и постучался в комнату дочери, чтобы обсудить с ней возможные прогулки вдвоём и узнать, что именно хотела увидеть или услышать она сама. Эди не ответила. Динаэль бесшумно приоткрыл дверь.

Юная путешественница, утомлённая дорогой и необычностью обстановки, не привыкшая, как отец или мама, к столь разительной перемене в повседневном укладе своей ещё очень не насыщенной неожиданными событиями жизни, сладко спала, обняв мягкую подушку и едва переложив на широкое кресло вещи из чемодана.

Дин улыбнулся, накрыл девушку пледом и тихонько вышел в соседнюю комнату.

– 47 —

График конференции оказался достаточно скромным. Заседания были назначены в течение пяти дней с девяти утра до трёх часов дня. Вторая половина дня оставалась свободной. Так что Динаэль с радостью подбирал в голове возможные варианты прогулок для Эди.

Он решил предложить дочери, кроме посещения театра и оперы, поездку по вечернему, освещённому яркими огнями городу. Конечно, придётся сходить в лучший магазин дамской одежды – девочке понадобится вечернее платье. Но данное предложение едва ли вызовет у Эди возражения: Эливь уже предупреждала дочь, что той не стоит беспокоиться о нарядах, а, как любая юная красавица, Эдилейн мечтала быть неотразимой. Дин это знал и желал доставить девочке такое удовольствие.

Потом Динаэль спустился в холл гостиницы. Здесь весьма любезный управляющий познакомил уважаемого постояльца с гидом, мистером Валансеном. С ним Дин обсудил маршруты экскурсий для Эдилейн и Увары, своего кучера. Решили, что два дня прогулки будут совершаться пешком, а ещё два – верхами.

Затем Дин навестил Увару, интересуясь, как устроен его человек. Увара, молодой крепкий мужчина тридцати лет, оказался до детского восторга доволен всем, что с ним происходило в отеле. И тем, какая замечательная конюшня, и какое доброе отношение к его подопечным проявили местные конюхи; и тем, как великолепен его собственный номер на первом этаже гостиницы – с огромным окном, мягкой кроватью и ванной в полный рост.

Выйдя вновь в холл, Динаэль встретился с радостно шагнувшим ему навстречу Майклом Дерером.

– Друг мой, – осведомился профессор, – что случилось? Господин Вальдо сообщил, что вы прибыли не с супругой. Надеюсь, всё в порядке?

– Да, спасибо, – Динаэль приветливо улыбался. – Правда, заболели младшие. Я едва не отказался от поездки. Каюсь. Ведь я вам обещал… Но самые трудные дни миновали. И Эливь уговорила меня ехать без неё, – Дин помолчал. – Однако, моя спутница тоже очаровательна, – вновь улыбнулся он. – Со мной приехала Эди. Девочке хочется посмотреть мир.

– О! – ответил Дерер. – Я же не видел её года четыре. Думаю, что теперь она уже совсем взрослая барышня.

Динаэль развёл руками.

– И о вашем докладе, мой друг, – сказал профессор. – Вы выступаете уже завтра. Вас это устроит?

– Вполне.

– А сегодня вечером я могу рассчитывать на ваш визит ко мне на ужин? – добродушно осведомился Дерер.

– С превеликим удовольствием, дорогой профессор, – кивнул Дин.

– Тогда прощайте до семи часов, – откланялся Дерер. – Ах, да! – воскликнул он, оборачиваясь. – Заходил ваш издатель. Очень хотел повидать вас лично. И мадам Фейлель… Но, думаю, вы сами решите с ним дела. Он будет ждать вас в издательстве в любое удобное для вас время.

– Спасибо, – ответил Дин. – Я зайду к нему сегодня. До свиданья, профессор.

– До вечера. И друзья разошлись каждый по своим делам.

– 48 —

Эдилейн проснулась через два часа. Она с удивлением обнаружила аккуратно разобранный чемодан и отца, уже готового куда-то отправиться.

– Я уснула, – виновато проговорила она.

– Всё в порядке, девочка, – улыбнулся Динаэль. – Ты отдохнула?

– Да, – ответила Эди. – Куда мы направляемся?

– Сначала, думаю, пообедать, – подмигнул Дин дочери. – А потом… Мне нужно в издательство. Это недолго. Вечером нас ждёт к себе мистер Дерер. Поэтому надо купить тебе вечернее платье. Завтра…

И Динаэль рассказал дочери о планах на ближайшие дни, предлагая ей самой выбирать и корректировать маршруты. Эдилейн нравились все предложения. Она хотела увидеть и узнать как можно больше. Поэтому с радостью приняла составленный таким опытным и мудрым человеком, каковым оправданно считала своего отца, план.

Фейлели вначале отправились в ресторан отеля, а затем – пешком, чтобы по пути Эди уже могла знакомиться с городом, в издательство. Правда, Эдилейн интересовал вопрос о том, какие дела у её родителей могут быть с издателем, но спросить она почему-то не решилась и терпеливо, что было весьма трудно для юной мисс, ждала ответа от самой жизни.

– 49 —

Мистер Табея, один из всемирно известных издателей, владелец нескольких крупных типографий в больших городах разных стран с нескрываемым радушием встретил Динаэля Фейлеля и выразил своё восхищение красотой юной мисс. Эдилейн слегка покраснела, однако ответила ровно и негромко:

– Благодарю Вас, сэр. Но внешностью меня наградили природа и родители. Так что, моей заслуги в этом нет. И всё равно – спасибо.

Дин слегка улыбнулся, его быстрый взгляд, брошенный на дочь, заставил её сердце ликовать, ибо она почувствовала гордость отца за себя, за свой ответ, за свои мысли.

Далее последовал разговор о делах.

Эдилейн скромно молчала, сидя в глубоком кресле у камина с левой стороны кабинета издателя. Господин Табея и отец расположились возле широкого рабочего стола и перебирали какие-то листы, видимо, эскизы обложек. Наконец, собеседники пришли к согласию, и отобранный рисунок был бережно помещён в верхнюю папку на подоконнике за спиной издателя.

Потом мистер Табея выложил на стол три небольшого формата книги и несколько брошюр.

– Это ваши, – улыбнулся он. – Так сказать, авторские экземпляры. Но, каюсь: чуть было не продал и их. Тиражи ваших книг расходятся неимоверно быстро. Вы же могли бы стать богатейшими людьми! Немногие писатели, поэты, учёные могут похвастаться тем, что их труды столь востребованы при жизни автора. Может, всё же увеличим ваши гонорары?

Динаэль опять улыбался.

– Оставим всё, как есть. Мы и так получаем от вашего издательства достаточные отчисления. Их вполне хватает на наши семейные нужды и на больничные. А это, – Дин развернул принесённый с собой свёрток, – обещанные материалы: статья Эливь о детских нервных заболеваниях и их причинах, мой доклад на нынешней конференции и ваша мечта – новая лирика, спокойная и красивая; природа и человек и ничего более…

– О! – радостно воскликнул Табея. – Как хорошо, что мадам Эливейн решилась продолжать публиковать свои стихи. Это же чудесные вещи! Понимаете, мисс, – издатель вдруг обратился к Эди, – ведь важно не только лечить тело, но и врачевать души. А у вашей мамы талант! После её лирических повествований хочется жить, и жить в доброте.

Эдилейн робко кивнула в знак согласия. А в её сердце царил хаос. Она перебирала в руках переданные ей отцом «авторские экземпляры» и корила себя за своё нерадивое отношение к литературе. Она же никогда не проявляла интереса к этому предмету, не любила учить стихи… Неудивительно, что мама не упоминала при ней о своём сочинительстве… А она, Эдилейн Фейлель, дочь живой легенды, даже не подумала о том, кто же написал столь поразившую её в детстве, и так и оставшуюся в сознании лучшим литературным произведением «Песнь о Тане и Тине»…

Теперь у Эди на коленях лежали три томика: «Стихи о стихиях», «Простая философия» и «Песнь о Тане и Тине», изданные под псевдонимом «Элфей» – и несколько тоненьких брошюр на медицинские темы, авторами которых были её родители…

– А, может, мадам Фейлель всё же согласится опубликовать любовную лирику? – видимо, не в первый раз спросил Табея.

Дин усмехнулся и покачал головой.

– То, что Эливь хочет сказать о любви всем, – ответил он, – она говорит отдельными темами, словами, фразами в иных стихах. А сугубо личное должно оставаться личным…

Издатель решил попытаться найти себе союзника в лице Эди. Ведь дочь, юная, явно иначе, чем старшее поколение относящаяся к славе, может встать на его сторону.

– Мисс, – ласково начал он. – У вашей матушки прекрасный слог, прекрасные мысли и прекрасные убеждения. Её стихи могут научить и любви…

Табея остановился: он увидел в серых глазах Эдилейн точно такое же выражение сожаления, что он не понимает элементарной, простой вещи, какое заметил минуту назад, правда, в более мягком виде, не так, как пристало юношескому максимализму, в необычного цвета глазах Дина.

– Любви нельзя научить, – тихо, но твёрдо проговорила девушка. – Любви можно только научиться. Если твоё сердце откроется любви, то ты будешь властен беречь её или погубить. Но никто не поможет тебе сделать выбор, ибо ничьего совета ты не услышишь и не поймёшь. Любовь всегда дело двоих. Она всегда личностна и очень интимна. И говорить о своей любви одному и всем одновременно невозможно. И, по-моему, жестоко… Жестоко по отношению к себе и к любимому… Неужели вы этого не понимаете? Ведь есть любовные признания, которые можно слышать и тем, к кому они непосредственно не относятся, а есть такие слова, что принадлежат только двоим… Первыми мы восхищаемся и сопереживаем им как читатели, а вторые – великая неприкосновенная тайна для всех, кроме самих любящих… Вы не согласны со мной? Или в «Песне о Тане и Тине», по-вашему, мало любви?

В её интонации, в её движениях было столько искреннего изумления, что издатель, извинившись, отступился.

А Эди опять поймала на себе быстрый взгляд отца. «Ты очень выросла, – говорил этот взгляд. – И я горд тобой… И теперь я ещё кое-что знаю. И обязательно скажу тебе…»

– 50 —

Эди шла рядом с отцом по многолюдной и шумной улице, делая вид, что просто любуется городом. Динаэль слегка улыбался и молчал. Наконец, когда он почувствовал, что созданное самой Эди безмолвие ей же в тягость, Дин мягко произнёс:

– Солнышко, тебя смущает, что мы не говорили с тобой о маминых стихах? – он посмотрел на дочь. – Прости. И мама, и я считали, что ты знаешь… Знаешь и автора легенды, и о маминых литературных способностях… Просто ты не проявляла интереса к поэзии, а Тана и Тину любила как персонажей…

Эдилейн вздохнула.

– Это мне надо просить прощенья, – грустно сказала она. – Я, зная с малолетства, о ком поют в «Песне…», слушая мамины колыбельные, повторяя услышанные от мамы детские стишки… я… Мне и в голову не приходило поинтересоваться!.. Где уж догадаться… – Эди совсем приуныла. – Папа, почему я такая глупая? Динаэль остановился и нежно посмотрел дочери в глаза.

– Девочка моя, – улыбнулся он. – Ты умница. И то, что ты замечательная, подтверждает сегодняшняя встреча с мистером Табея. Ты была великолепна! Ты сказала такие вещи, просто и ясно, о которых не каждый взрослый человек догадывается. Ты – золото, моя крошка.

Эдилейн зарумянилась.

– А ты хотел ещё что-то мне сказать? – робко спросила она.

– Да, – кивнул Динаэль. – О тебе. Мне думается, что я знаю о твоём призвании. Возможно, ты и сама догадываешься о нём. Ведь ты говорила с издателем так убеждённо.

Дин замолчал, давая Эди возможность ответить самой. Некоторое время они шли, просто глядя по сторонам и не произнося ни слова. Потом Эдилейн призналась:

– Может, это и самонадеянно… Но все говорят… И ты тоже… что у меня волшебная сила велика… И я – дитя истинной любви… А если так, то… я могу стать защитницей любви… Помогать любящим сердцам… А?

Дочь с надеждой смотрела на отца.

– И мне так подумалось, – улыбнулся тот. – Но ты должна знать, – вздохнул он, – что путь этот очень тяжёл, ибо помогать другим тебе придётся, даже если у самой в любви что-то будет не ладиться. Понимаешь?

– Да, – твёрдо кивнула девочка. – А если… оступлюсь? – вдруг тревожно спросила она.

Динаэль ответил негромко, печально:

– Мы всегда поможем тебе, девочка. Но, ступив раз на неверный путь, магу с каждым тёмным поступком всё труднее вернуться к свету. Иногда это оказывается практически невозможно… В случае, подобном тебе, это не менее тяжело, так как вместо Хранительницы Любви может появиться Чёрная Разлучница.

– Папа, я буду осторожна, – решительно ответила Эди. – Я буду стараться…

– 51 —

Магазин женских платьев показался Эдилейн огромным. От разнообразия расцветок и фасонов у неё кружилась голова. Обычно наряды она выбирала с мамой и из весьма скромного количества образцов. Сейчас отец предоставил ей полную свободу.

Любезная продавщица помогала Эди примерять уже двадцатое платье, когда Динаэль непринуждённо спросил из-за ширмы:

– Девочка моя, может тебе понравится вот это?

Продавщица передала Эдилейн кремово-бежеватый наряд с коричневым корсажем и достаточно тёмной шнуровкой. Эди удивилась себе: как она могла не заметить платье своих любимых тонов?

Через пять минут девушка красовалась перед зеркалом, довольная тем, как замечательно сидит на ней наряд.

– Мне идёт? – спросила она у отца. Тот улыбнулся:

– Очень… Но надо второе, – добавил он. – Мы же хотели сходить в театр.

Эдилейн вздохнула: она любила быть привлекательной, ей нравились хорошие вещи, но она уже слишком устала для того, чтобы выбрать себе ещё один наряд. Отец невозмутимо прошёлся вдоль вешалок и манекенов, остановился возле бархатного, с мягкими шёлковыми вставками, серебристо-серого вечернего платья и задумчиво произнёс:

– Может, примеришь вот это?

Продавщица поспешила подать указанный костюм.

Платье пришлось Эди в пору и очень шло её глазам. Девушка благодарно смотрела на отца.

– Хорошо? – спросил он.

– Да, – кивнула она. – Спасибо. Динаэль улыбался, любуясь своей малышкой.

– Ты очень красивая, солнышко, – сказал он, пока выбранные платья упаковывали в большие цветные коробки.

– Просто у меня потрясающая наследственность, – шепнула ему Эди и, приподнявшись на цыпочки, ласково поцеловала отца в щёку.

– 52 —

Пока Эди переодевалась в гостиничном номере, готовясь к визиту в дом мистера Дерера, Динаэль спустился в холл отеля поговорить о делах с вновь прибывшими на конференцию медиками.

Эдилейн промучилась с причёской около получаса, но не смогла добиться желаемого результата. Дома её причёсывала к праздникам мама. Девушка совсем отчаялась, когда в номер постучали.

Оказалось, что это парикмахер. Его прислал отец.

Эдилейн снова подумала, что внимательности и наблюдательности ей ещё долго учиться, и вряд ли она сможет стать такой же предупредительной, как папа или мама. Девушка грустно вздохнула и опустилась на стул перед зеркалом, предоставив заниматься волосами профессионалу.

Наконец Эдилейн была готова.

Динаэль вернулся, словно знал, что уже можно. Сам он давно был одет в парадный костюм. Эди отметила, что цвет и фасон её платья как нельзя лучше гармонируют с отцовским нарядом.

– 53 —

На город опускались ранние светлые сумерки. Эдилейн неспешно шла под руку с отцом через живописный сквер к дому профессора Дерера.

– А кто ещё будет сегодня у сэра Майкла? – спросила она.

– Из гостей – только мы, – ответил отец как-то задумчиво. – А из домашних – его супруга и сын, студент медицинского университета.

– Папа, что-то не так? – Эдилейн посмотрела на обычно улыбающегося Динаэля. – Ты всё время оглядываешься.

– Прости, девочка, – ответил тот и слегка улыбнулся. – Мне не хотелось бы тебя тревожить, но… Меня смущает, что этот обычно многолюдный сквер сейчас пуст. И у меня дурное предчувствие…

В это мгновение на песчаной дорожке за спинами Фейлелей раздались быстрые шаги.

Дин резко обернулся, оставив Эди за собой.

– Что происходит? – негромко спросила девушка.

Но отец не ответил, а только рукой словно прикрыл дочь от приближающегося к ним молодого светловолосого и голубоглазого человека.

Незнакомец остановился в двух шагах от Динаэля и усмехнулся.

– Я понял, что вы меня почувствовали, – холодно проговорил он. – Но это не важно. Думаю, что опасаться вас у меня нет причин. И, – он с нескрываемой дерзостью смотрел в глаза Дина, – мне нужна она.

У Эди вдруг похолодело всё внутри.

– Я увидел вас случайно, – продолжал незнакомец, – и узнал. Вы меня тоже… Но её силу я ощутил. И она мне нужна.

– Нет, – тихо и твёрдо проговорил Динаэль.

Эдилейн слышала голос отца, но не узнавала его: таким она никогда не видела всегда мягкого с ней Дина.

– Посмотрим, – ответил голубоглазый красавец.

– Беги к Дереру, – отец произнёс это быстрым шёпотом.

Но так непривычно прозвучали его слова, что Эди даже не подумала медлить или переспрашивать. Она со всех ног бросилась к дому профессора.

Уже сделав шагов десять, девушка оглянулась. Тёмный луч скользнул по кустам. Она успела заметить голубоватую слабую вспышку и услышала хруст льда… О! Она поняла, что это. Сердце её болезненно сжалось, ибо она знала, насколько слаб отец, как маг, и понимала, какую нелёгкую задачу поставил он перед собой: защитить её, неопытную и неуравновешенную, закрыть собой от явно более сильного противника. Она рванулась было назад, желая помочь, но голос отца прозвучал громко и спокойно.