Текст книги "Легенда о Фейлель"

– Это, – пояснил Динаэль, – подарила мне твоя мама, когда мы впервые вместе ездили на симпозиум… Спасибо, девочка моя, – повторил он. – Спасибо, милая…

– 92 —

Часов в десять вечера остановились полюбоваться ночным морем, высоким тёмным небом, ясной луной и яркими звёздами.

Лёгкий солёный ветерок обдувал лица отца и дочери, стоявших у самой кромки воды. Через пару километров дорога свернёт в сторону, и Эди хотелось насладиться величественным простором и тишиной, едва нарушаемой тихим шуршанием камешков под ногами.

– Папа, – спросила она, а мама тоже любит море?

– Да, – улыбнулся Дин.

– А мы поедем летом к морю? Все вместе?

– Поедем, – пообещал отец.

Они ещё стояли некоторое время, молча. Потом Динаэль ласково поцеловал дочь в волосы и направился к карете. На немой вопрос своего господина, кучер отрицательно покачал головой.

– Нет, сэр, – Увара многозначительно погрозил пальцем. – Как договорились: вы будете спать, я – править лошадьми…

Дин с улыбкой развёл руками и сел в экипаж.

Эдилейн, вернувшаяся в карету через несколько минут после отца, захлопнула за собой дверцу и сказала полувопросительно, полуутвердительно:

– Спать?..

– Пожалуй, – согласился Динаэль и притушил свет ночника. – Если захочется пить, – добавил он дочери, – вот на столике моя фляжка. Вода славная, Увара сходил к роднику.

– Спасибо, – кивнула Эдилейн. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, милая, – ответил Дин.

Карета, плавно покачиваясь, покатилась по дороге.

– 93 —

Эди почему-то не спалось. Она лежала тихо, как мышка, боясь потревожить отца, и думала: «Даже о себе не позаботится! Согласился ехать лёжа и не сменять Вару только потому, что не хочет расстроить маму своим измученным видом… А мама всё равно догадается… И только он способен её утешить…»

«Интересно, а зачем вода? Он сам по ночам, кажется, никогда попить не выходит… Для меня? Я тоже, вроде, обычно не просыпаюсь от жажды…» Девушка взглянула на отца. Тот лежал на боку, лицом к стенке, укрывшись пледом почти с головой. «И спит странно, – подумалось вдруг Эдилейн. – Мама как-то сказала, что папа спит только на спине…»

Девушка тихонько приподнялась на локте и заглянула в лицо отца. Глаза Дина были плотно закрыты. Но в слабом свете ночника ей показалось, что длинные чёрные ресницы подрагивают, а щёки слишком бледны…

Губы отца слегка дрогнули и сжались плотнее. Эдилейн заметила маленькие капельки пота, выступившие над шрамом на лбу Дина.

«Господи, – подумала она, – что же это?» И, словно отвечая на её не заданный вслух вопрос, Динаэль негромко прошептал, приоткрывая глаза:

– Спи, солнышко, всё хорошо. Спи…

Взгляд отца был усталым, но спокойным, ласковым. И тут она вспомнила!

«Дура! – в досаде она ругала себя. – А ещё волшебница! Видеть яд, знать его название, вспомнить о нужном противоядии и забыть, что ещё неделю пострадавшего, но спасённого по ночам будет мучить боль! Вот зачем вода – запивать лекарство! А лекарство-то папа делал сам. Я, его дочь, даже не догадалась! Это я должна была растирать в порошок травы и смешивать их в нужных пропорциях! А я, эгоистка, обрадовалась: дала противоядие! И всё…»

– Папочка, – прошептала Эдилейн, поправляя плед на плечах отца, – прости меня, глупую… Это я должна была приготовить тебе снадобье, я должна была давать тебе порошки по ночам, я…

Динаэль резко сел на скамье и, прижав ладони к лицу дочери, нежно посмотрел ей в глаза.

– Солнышко, – проговорил он, – хорошая моя, маленькая моя девочка. Да ведь именно тебе, тебе и Майклу, я обязан жизнью…

Он обнял и поцеловал Эди.

– И спи спокойно, моя крошка, – прошептал он. – Всё хорошо. Всё очень хорошо. Правда… Я готовился к худшему. Честно… Понимаешь?

Эдилейн вздохнула.

– Спасибо, папочка, – сказала она.

– За что, девочка? – печально проговорил он. – Вот опять из-за меня ты не спишь…

– Я буду спать, – заверила девушка и послушно легла на своё место. – Буду.

– Вот и славно, – Дин тоже опустил голову на подушку и вновь завернулся в плед.

– Спокойной ночи, папочка, – тихонько проговорила Эди.

– Спокойной ночи, милая.

– 94 —

Эди проснулась около четырёх утра. За окошком кареты мелькал ранний рассвет. Отец спал. Эдилейн облегчённо вздохнула: Дин лежал на спине, закинув за голову правую руку и слегка повернув голову влево. Его лицо было спокойно, на губах появилась лёгкая улыбка…

Эди блаженно потянулась и снова заснула.

– 95 —

В половине седьмого утра карета вкатила в Переход. Лошади пошли шагом. Динаэль открыл глаза и сел. Эди, сквозь дрёму почувствовав движение отца, открыла глаза.

Какие-то детские радость и тревога одновременно мелькнули в глазах Динаэля. Эдилейн приподнялась на локте и сонно спросила:

– Приехали, папочка?

– Да, – рассеянно кивнул тот. – Мама…

И не успела Эди что-либо сообразить, а карета ещё не остановилась, как Дин распахнул дверцу и выскочил на булыжную мостовую.

– 96 —

Конечно, Динаэль ощутил близкое присутствие Эливейн. А Эливь, чувствуя, что вот-вот Дин приедет, и уже несколько дней жившая в странной тревоге за него, вышла навстречу…

Когда экипаж остановился, Увара спрыгнул на землю и подал руку Эдилейн, выходящей из кареты, Дин и Эливь уже стояли обнявшись.

– Живой… – счастливо улыбалась мадам Фейлель.

– Всё хорошо, любимая, – он гладил её волосы. – Прости, что опять заставил тебя волноваться…

– Больше я никогда не расстанусь с тобой, – вдруг сказала она. – Я не могу…

Так они и стояли вместе, а Эдилейн ещё раз повторила свою клятву: защищать любящих и, в первую очередь, своих родителей.

Эливейн обернулась.

– Девочка моя! – воскликнула она, раскрывая объятия дочери. – Как же ты переволновалась, солнышко моё…

Эди прижалась к маме. Ей вдруг показалось, что она ещё совсем маленькая девочка и всё, что произошло там, в огромном чужом городе, только страшный сон. Дочь посмотрела в мамины глаза. Эливь сразу будто поняла то, о чём ей ещё не рассказали.

– Это был Берк? – тихо спросила она у Дина, стоящего рядом.

– Да, – вместо отца ответила Эди.

– И ему нужна наша девочка? – прошептала Эливейн.

– Мамочка, не бойся за меня, – твёрдо сказала Эдилейн. – Он считает, что сейчас я ещё слаба, а ему хочется больше силы. Он думает, что, придя через несколько лет, сможет сделать меня своей союзницей. Но он ошибается! За эти годы я стану не только могущественнее как волшебница, но и просто осмотрительнее. Честное слово!..

Эливейн поцеловала дочь.

– Конечно, родная, конечно, – проговорила она. – И папа тебе поможет. И я всегда буду рядом.

Но, даже не глядя на мужа, не проронившего ни слова во время этого разговора, Эливь поняла, чего так мучительно опасается Дин: в восемнадцать-девятнадцать лет, в период первой, искренней и страстной, эмоциональной и максималистской любви девушка будет очень уязвима…

– 97 —

Прошло пять лет. Пять лет упорных занятий магией. Пять лет волшебных тренировок.

В девятнадцать лет Эдилейн была чрезвычайно сильна. И добра. Но её природная эмоциональность иногда не хотела подчиняться разуму. Это случалось теперь очень редко. Но случалось.

Так произошло и сегодня.

Отец был в Архивах. Маму вызвали в клинику. Нянюшка сидела во дворе на лавочке, наблюдая за резвящимися на площадке Диной и Даной. Дедушка отправился за яблоками в сад. Ждали приезда Элеля и Эркеля. Эдилейн взялась за уборку дома.

Эди хотелось помочь маме, поразить всех чистотой комнат… И она нашла способ… Правда, отец говорил, что для бытовых дел нельзя применять волшебство, что человек обязан делать руками то, для чего эти руки, собственно, и созданы, что опасно нарушать равновесие сил беспричинным применением магии. Но Эдилейн решила, что причина есть: братья давно не были дома, их все ждут, и доставить всем радость тем, что комнаты будут сиять – это можно…

Эди приготовилась и…

… В первое мгновение ей показалось, что сверкающая дымка и есть признак опускающейся на дом чистоты. Но вдруг всё вокруг задрожало: дребезжали стёкла, качались и падали мелкие предметы… Девушка испугалась. Она попыталась отменить прежнее заклинание, но это не помогло.

В доме стоял какой-то свист. Стала падать мебель.

Эдилейн в ужасе пятилась к двери, едва успевая уворачиваться от неизвестно откуда валящихся предметов. Разбилось оконное стекло, и осколки со свистом отлетели к противоположной стене…

Снаружи дома ничего необычного не было видно. Поэтому нянюшка продолжала мирную прогулку своих воспитанниц.

Дверь распахнулась, и Эдилейн оказалась в объятиях отца. Дин был бледен.

– Папочка, прости, – пролепетала Эди. – Я хотела как лучше…

– Я понял, – ответил Динаэль.

В его голосе не было ни досады, ни злости, ни обиды, ни осуждения. Только тревога. Он вывел дочь из опасной комнаты.

– Просто у меня нет силы это остановить, – горько прошептал он.

Эдилейн не успела ещё ничего ответить, а Дин уже вновь шагнул в хаос.

– 98 —

Опомнившись, Эдилейн хотела броситься за отцом. Теперь она понимала: если не восстановить нарушенное равновесия, то опасность вырвется за пределы одной комнаты, дома… И отец будет сражаться до последнего, даже зная, что силы не равны. И пожертвует собой! Из-за неё!

Девушка схватилась за ручку двери, но чьи-то крепкие и нежные руки остановили её. Она обернулась.

– Элель! – воскликнула Эди. – Там… там… Это я виновата… Там папа…

– Я чувствую, – кивнул тот. – Всё будет хорошо.

Подбежал Эркель. И братья вошли в звенящий хаос за дверью. Эди оставили снаружи…

– 99 —

Ожидание показалось девушке нескончаемым, хотя часы показывали, что прошло всего десять минут…

Шум за дверью стих.

Эди напряжённо прислушивалась.

Наконец дверь распахнулась. Элель и Эркель, в изодранных камзолах, появились на пороге. За сыновьями вышел отец. На щеке Дина алела царапина, в волосах застряли какие-то клочки, но он улыбался.

– Папочка! – девушка бросилась отцу на шею и… заплакала.

– Ну-ну, глупышка, – устало проговорил тот, поглаживая дочь по плечу. – Всё. Уже всё.

– Я больше так не буду, – как маленькая пролепетала Эдилейн. – Я всё буду делать руками.

– Это хорошо, – усмехнулся Дин, – потому что убирать там придётся много. А нам надо успеть до маминого возвращения…

– 100 —

Наконец уборка была закончена. Динаэль опустился в кресло. Элель и Эркель уселись напротив отца на диване.

– Ну, – улыбаясь, проговорил Дин, – с приездом…

Близнецы засмеялись.

Динаэль посмотрел на дочь. Эди выглядела виноватой и измученной.

– Устала? – Дин подошёл к девушке и ласково обнял её. – Ничего. Зато мы всё успели.

– И как мама постоянно сама вытирает пыль, моет полы? А раз в неделю делает это, как она сама говорит, чуть тщательнее? Мы навели порядок только в одной комнате, а у меня уже сил нет… – задумчиво отозвалась Эдилейн.

– Мама у нас… – Динаэль жестом и мимикой выразил всю свою признательность, нежность, восхищение, любовь. – Просто это МАМА!

Элель лукаво посмотрел на сестру.

– Но не огорчайся, – сказал он. – Потренируешься и…

– К тому же не всегда в доме будет такой погром, как сегодня, – весело добавил Эркель.

– Да, – словно самому себе сказал Динаэль, вновь опускаясь в кресло. – Эливь делает уборку сама: не позволяет мне нанять служанку. Говорит, что и так стыдно – кухарка готовит… Хоть порядок навести она сама как хозяйка дома в состоянии?

Эдилейн вздохнула. Оказывается, мама ещё и стыдится, что ей помогают на кухне! Такой огромный дом, дети, работа! И всё успевает! И пишет…

– А известен факт, – Элель торжественно поднял палец, – что дома, где регулярно делается влажная уборка, где руки моют с мылом по нескольку раз в день, где не боятся мочалки и горячей воды, где на кухне идеальная чистота без крыс, мышей и тараканов…

– Как у нас, – остановила его перечисления Эдилейн.

– Да, – кивнул тот, совсем не рассердившись на младшую сестру за столь бесцеремонно прерванную его речь. – Так вот. Такие дома даже чума обходит стороной!

– Верно, – подтвердил Дин.

– Папа, – Эди вдруг стала ещё более задумчива. – А магией можно исцелить любой недуг?

– Нет, – негромко ответил отец.

– Почему?

Динаэль помолчал, подбирая слова. Потом заговорил медленно, словно прислушиваясь к собственному ответу:

– Магией вообще можно исцелять только тогда, когда иного способа нет. В противном случае волшебная сила просто не подчинится чародею… А кое-что не лечится вовсе: старость, например…

– А если человек достоин жить? – вновь спросила Эдилейн.

– То, что знаем мы, далеко не полная картина мира, – проговорил Дин. – Жизнь научила меня верить в справедливость того, что происходит… Мне было безумно горько потерять… Эливь… Мне казалось, что что-то не так… несправедливо… Но я ошибался… Трудно, больно – но так должно было быть. Мы должны были пройти через годы разлуки… Хотя бы для того, чтобы точно знать, насколько нужны друг другу… Мы это чувствовали, но, видимо, надо было понять это острее… – Динаэль помолчал. – И, девочка моя, есть вера, которая помогает мне всегда, – Дин смотрел дочери в глаза. – В конечном счёте, всегда побеждает добро. В это я верю. Этой верой живу. Случается, что к свету идут долго, трудно, мучительно. Гибнут очень достойные на этом пути. Но, в конце концов, темнота, погубившая хороших людей, отступает под напором света…

Эди молчала. Она поняла главное: никогда отец не свернёт с пути добра, ничто не заставит его устрашиться зла, даже собственная гибель не пугает его. А если понадобится спасать кого-то, то он найдёт способ, но не станет на сторону тьмы…

– 101 —

Эливейн буквально вбежала в комнату.

– Господи! – воскликнула она, обнимая сыновей. – Вы уже дома… Эди, умница моя, – она посмотрела на дочь, – как чисто ты убралась! Спасибо, девочка…

Все улыбались и молчали. Динаэль незаметно для жены потёр щёку: смыть с лица засохшую кровь он не успел. Эливь наконец обернулась к мужу.

– А ты что же? – укор прозвучал в её словах, но какой-то ненастоящий. – Не мог зайти за мной, сказать, что мальчики приехали?

Дин развёл руками.

– Прости, – сказал он.

– Прощу, – весело ответила Эливь, подойдя к мужу и ласково посмотрев ему в глаза, – только при одном условии…

Все приготовились выслушать условие, но Эливейн произнесла шёпотом, в самое ухо Дина, так что никто более не смог разобрать её речи.

– Вечером тебе придётся поведать мне правду, – говорила Эливь, – и, пожалуйста, умойся, а рваную рубашку оставь в ванной…

Динаэль улыбался, и взор его был восхитительно нежен.

«Интересно, – думала Эдилейн, – что же за условие поставила мама папе? Чем он так восхищён?»

Элель и Эркель переглянулись: они были старше, лучше знали жизнь, видели маму и в одиночестве, и с отцом. Потому, наверное, они поняли и условие мамы, и очередное преклонение перед ней отца…

– 102 —

Эдилейн впервые присутствовала на Заседании Волшебного Совета в качестве представительницы магического мира, такой же, как все остальные чародеи. Теперь она стала взрослой. Она успешно выдержала выпускные экзамены. С отличными оценками её зачислили на кафедру магической истории. Через четыре года она сможет сама преподавать в любом классе, где обучаются юные волшебники.

Сегодня Совет собрался по так и не решённому полгода назад, но чрезвычайно важному для всех вопросу: после смерти сэра Арбениуса не был избран новый Верховный Маг. Дело в том, что на эту должность мог быть назначен только сильнейший чародей, собравший большинство голосов при открытом голосовании. А на современном этапе сильнейшим волшебником, вернее, волшебницей, стала Эдилейн. Но она была слишком юна и неопытна для того, чтобы взять на себя такую ответственность. Да и сама мисс Фейлель пришла в ужас, когда узнала о подобной возможности. Опекунство или наставничество здесь не допускались, о чём многие чародеи сожалели и даже предлагали пересмотреть Древние Законы. Но тот, кого предлагали в качестве регента, улыбнувшись всем, как умел улыбаться только он – с благодарностью, с признательностью, щедро и от всего сердца – Хранитель Магических Знаний спокойно и основательно изложил факты, не допускающие пересмотра Закона.

Кандидатуры на место Верховного Мага не было: все волшебники по своей силе оказывались слабее Эдилейн как минимум вдвое… Динаэль Фейлель, за которого проголосовали бы абсолютно все, включая и Эди, не мог быть даже выдвинут на голосование, ибо его магические силы практически равнялись нулю, а те несколько случаев, когда ему удалось каким-то образом подчинить себе чародейскую волю, произошли в моменты критические, высвобождающие на мгновение то, что обычно не подвластно человеку. Кто-то в отчаянии напомнил, что и покойный сэр Арбениус был волшебником, лишившимся своей магической силы в бою с Чёрным Колдуном. Но голос выступавшего прозвучал слабо, так как и сам говоривший, и остальные волшебники понимали, что избран-то прежний Верховный Маг был в пору своего чародейского могущества, а Закон не запрещал оставлять такого человека Главой…

Нынешний Совет тоже не смог избрать Верховного Мага. Решено было ждать. Ещё полгода. Если за это время, – правда, никто не мог сказать, как подобное может произойти, – не найдётся волшебник, достойный своей великой и доброй силы, силы, о которой известно лишь из древнейших легенд, то взять на себя тяжелейшую ношу Верховного Мага придётся мисс Фейлель. Эдилейн была словно убита горем: она чувствовала, что не способна справиться с подобным делом. Это не было кокетством, она не нуждалась в том, чтобы её упрашивали. Это не было страхом. Она просто точно и твёрдо знала, что ей такая ноша не по плечу. Она хотела возразить, хотя видела, что сегодня никто уже не в состоянии её услышать и понять…

И тут на своём плече она почувствовала руку отца. И ей вдруг стало спокойно.

– Не волнуйся, девочка, – шепнул он. – Время мудрее нас. Подождём пока, ибо иного пути нет…

– Господи! – взмолилась Эдилейн. – Пусть появится маг небывалой силы! Пусть как в сказке!.. И пусть все сразу почувствуют его и признают Верховным!.. Пожалуйста…

Отец ласково улыбнулся, но в его глазах девушка заметила грусть.

– Так не бывает, родная, – всё так же тихо сказал он. – Но… подождём…

– 103 —

Наступило лето.

Эдилейн с отцом и младшими сестрёнками отправилась в деревеньку за пределами Зелёной Долины. У отца там были какие-то дела, а дочери напросились с ним просто прогуляться в хороший солнечный денёк. Девятилетние Дана и Дина взяли с собой сделанного накануне вместе с отцом воздушного змея. Дин сначала долго отнекивался и смеялся, что эта мальчишеская забава не для леди. Но девочки настояли на своём. Да и не мог Динаэль отказать своим крошкам. Теперь, ласково щебеча, Дана и Дина вдвоём несли огромную цветную игрушку, восторженно предвкушая, как они будут запускать этого гиганта на большом поле с той стороны Перехода.

– 104 —

Игра была в самом разгаре. Раскрасневшаяся не хуже младших сестёр, Эди со смехом бегала по невысокой траве. Змей парил в небе. Дана и Дина заливались звонким смехом. Местная детвора, активно включившаяся в игру, носилась вместе с леди из Долины.

Вдруг сильный поток воздуха подхватил змея, рванул его ввысь и в сторону. Верёвочка выскользнула из рук Даны, и игрушка понеслась к лесу. Все с криками кинулись вслед уносимого ветром чуда.

Внезапно змей застыл на месте, словно потерял цель своего путешествия, и камнем рухнул вниз.

– 105 —

Высокий разлапистый дуб на опушке леса со всех сторон был окружён детворой.

Там, наверху, в кроне дерева, зацепившись пушистым хвостом за сучковатые ветки, безжизненно повис воздушный змей.

– Так не достать…

– Надо лестницу…

– Мы сейчас принесём…

– А, может, попробовать вскарабкаться…

– Подсадите меня кто-нибудь…

Обсуждения были бурными. Всем хотелось достать змея скорее и продолжить игру.

Эдилейн обошла дуб, внимательно оглядывая могучий ствол. «Пожалуй, – подумала она, – вот здесь, если встать на этот сучок, я смогу дотянуться до нижней ветки, мне роста хватит…» И девушка, примерившись, поставила ногу на намеченную «ступень».

– Мисс, позвольте вам помочь…

Голос почему-то заставил Эдилейн вздрогнуть. Мгновение она не решалась обернуться. А если он старый? Или страшный?.. Эди ещё не любила, её сердце молчало. Её подруги давно повлюблялись, и не по одному разу. Но Эди была ровна ко всем молодым людям. За ней пытались ухаживать – она была красива и умна. Ей было приятно знать, что она может нравиться. Но и только. И мама, и папа говорили ей, что просто не пришло её время, что она почувствует, когда в её сердце постучится любовь. Девушка хотела верить родителям, но боялась. Боялась, что её сердце не дрогнет… И вдруг…

Сообразив, что молчать долее неприлично, Эдилейн опустила ногу на землю, обернулась и как могла непринужденнее поговорила:

– Если в ас это не затруднит, сэр.

На неё смотрели пронзительно синие глаза. Волосы молодого человека, кажется, были светлыми, и одет он был просто и опрятно. И, хотя было ему уже лет двадцать пять, он тоже как-то странно замер, словно боясь спугнуть нечто большое и чудесное.

– Я сейчас… Я мигом…

Синеглазый незнакомец заторопился, ловко зацепился руками за ветку и… через несколько минут Дана и Дина во главе радостной толпы ребятишек вновь мчались по полю, а змей послушно парил в воздухе.

Эдилейн и молодой человек остались стоять под старым дубом, глядя друг другу в глаза и ничего не замечая вокруг.

– 106 —

Сколько времени прошло с того момента, как Эди осталась наедине с незнакомцем, неизвестно. Динаэль уже вернулся за дочерьми, но, издали полюбовавшись старшей, не стал ей мешать, а тихонько увёл Дану и Дину домой. Деревенские ребятишки тоже разбежались по своим делам.

Эливейн, увидев мужа с младшими девочками, вышла навстречу. Дина и Дана, смеясь и перебивая друг друга, кричали маме:

– Влюбилась! Влюбилась!

Им казалось очень смешным всё, что произошло сегодня.

Эливь отправила девочек в сад, а сама тревожно взглянула в глаза Дину. Тот обнял жену, а лицо его озарилось улыбкой. Как и много лет назад, Эливейн тонула в его взоре, счастливая и любимая, готовая отдать всё ради этой улыбки, подаренной ей.

– Я не видел его близко. Только издалека. Не хотел им мешать, – говорил Динаэль жене. – Но он не может быть плохим. Он излучает свет. Это я почувствовал даже на расстоянии.

– Слава Богу! – невольный вздох вырвался из груди Эливь. – Только бы не случилось чего-нибудь…

Она не договорила, ибо лицо Динаэля стало серьёзным.

– Мы будем рядом, – успокоил он жену. – Мы поможем… не позволим нелепой случайности или злому обману разрушить свет зародившегося чувства… Мы постараемся?

Эливейн кивнула, не отводя взора от глаз Дина.

Никого не было вокруг.

Динаэль снова улыбнулся, ласково провёл рукой по волосам супруги, потом приблизил свои губы к её и поцеловал… О, так они могли бы стоять целую вечность…

– 107 —

Эдилейн отвела со лба непослушную прядь.

– Простите меня, мисс, – заговорил, наконец, молодой человек, – моё поведение бестактно. Но… я не могу вам не сказать… Вы прекрасны… Вы самое очаровательное создание…

Эди грустно покачала головой.

– Вы просто меня не знаете, – тихо проговорила она. – Меня даже боятся… А вряд ли можно бояться «очаровательного создания».

Теперь покачал головой незнакомец.

– Это не знают вас те… кто боится… – сказал он. – Я почувствовал вас. Ваше сердце… Мне уже двадцать пять, но такое со мной впервые… Я знаю, что вы нуждаетесь в защите, поддержке, ласке. Нуждаетесь как никто другой… Позвольте мне быть рядом с вами… – он замолчал на мгновение, словно собираясь с духом. – Я люблю вас… Не спрашивайте ни о чём… Я не смогу объяснить… Но вы обернулись ко мне – и я сразу понял: вы для меня единственная, неповторимая…

Эди на несколько секунд зажмурилась, моля Судьбу не отпускать это чудо. Когда она вновь открыла глаза, синий нежный взор принял её в свои объятия.

– Я так ждала и так боялась, – призналась она. – И порой даже не верила, что совершенно незнакомый человек вдруг станет мне родным и близким… Я услышала ваш голос – и …

Он взял её руки в свои ладони и прижал к губам.

– Это сказка, ожившая мечта, – прошептал он и усмехнулся, – мы даже имён друг друга не знаем…

Они сели на траву, прислонившись спинами к толстой коре старого дуба.

– Эди, – представилась девушка. – Эдилейн.

– Странно, – задумчиво произнёс молодой человек. – Я словно уже слышал это красивое имя. Эди… Эди… – ласково повторил он. – Я здесь недавно, – пояснил молодой человек. – И за это простите… Может вас здесь, правда, многие знают… Жаль, что я узнал только сегодня…

– Может, это и к лучшему, – ответила Эдилейн. – Я Эди Фейлель. Знают моего отца.

Синие глаза наполнились недоумением.

– Вы? – переспросил он. – Вы – Фейлель? Дочь великого лекаря?.. Нет, воистину, сегодня день чудес! Я полюбил! И полюбил Эдилейн Фейлель! И она ответила мне!..

У молодого человека на мгновение перехватило дыхание.

– Я клянусь, – твёрдо проговорил он, – что никому не позволю причинить тебе, моя единственная Эди, моя мечта и моя любовь, никому не позволю причинить тебе боль. Я закрою тебя от бед и невзгод. Я умру за тебя, лишь бы ты была счастлива.

– Не надо, – прошептала Эдилейн, и в глазах её серебрился свет. – Просто будь рядом. Всегда… как мой отец и моя мама…

– Я сделаю всё, что захочешь, – так же тихо ответил он. – Я навсегда твой. Твой Алуан Галан.

– Алуан, – мечтательно повторила она. – Ал… Ал Галан…

– 108 —

Эдилейн вернулась домой сияющая. Весь мир казался ей чудесным, восхитительным.

– Как дела у нашего солнышка? – как ни в чём не бывало спросил отец.

Эди вдруг подумалось, что его замечательный, мягкий, бархатистый голос должны любить все. Она обняла отца за шею и прошептала:

– Папочка, я такая счастливая!.. Его зовут Алуан Галан… И он… он любит меня… Вы с мамочкой столько раз говорили мне, что ЭТО придёт, что я ЭТО почувствую, что ЭТО я ни с чем не спутаю… ОНО пришло! Я обещала сказать вам сразу, и я говорю: я люблю его…

Динаэль улыбался, нежно, ласково. Эливейн смотрела на них, сидя на диване напротив и тоже светилась счастьем.

Наконец Эдилейн опустила руки и устроилась в кресле, поджав под себя ноги.

– Папочка! Мамочка! – воскликнула она. – Я теперь ничего и никого не боюсь. Мы готовились дать отпор, если в трудную минуту в мою жизнь вдруг попробует пробраться Берк. Но теперь всё иначе! Всё настолько хорошо, что плохо быть просто не может!

Динаэль взглянул в лицо дочери внимательнее и сказал, словно рассуждая сам собой:

– У Алуана интересная фамилия… Во-первых, она звучит как заклинание, оберегающее от злых духов… Во-вторых, мне встречалось трое людей с такой фамилией. И все трое – весьма достойные. Первый – парусных дел мастер, почтенный седовласый старик, преданный морю и своему ремеслу. Второй – талантливейший актёр, часто устраивающий бесплатные сольные выступления в больницах и на улицах в бедных кварталах больших городов. Третий – он, к несчастью, скончался три года назад – богатый и известный в мире человек, вкладывавший свои деньги в создание одной из лучших публичных библиотек мира. Теперь она носит его имя. Правда, у него есть дети, и старший теперь является хозяином библиотеки отца. Говорят, что молодой человек отлично справляется с этой работой, пополняя и расширяя собрание книг… Но вряд ли кто-то из них мог оказаться здесь… И, как мне показалось издалека, Алуан живёт весьма скромно…

– Это может быть препятствием для развития наших отношений? – Эди испуганно смотрела на отца.

– Ну, что ты, крошка! – улыбка Дина мгновенно успокоила Эди. – Просто приятно, что и твой Ал носит столь достойную фамилию.

– А мне показалась она знакомой… Но тогда я и не вспомнила, что ты как-то ездил в библиотеку Галана… Зато он пришёл… в некоторое смятение… и… одновременно в восторг… когда узнал, что я твоя дочь… Хотя мне показалось, что это его слегка опечалило…

– Возможно, – вступила в разговор Эливейн, – он подумал, что мы, родители, можем оказаться… опечалены твоим выбором. Ведь многие считают, что брак возможен только между людьми одного сословия…

– Но это же глупо, – сказала Эди. – Главное, чтобы люди любили друг друга.

– Конечно, милая, – подтвердил Динаэль.

– Алуан замечательный! Он вырезает из дерева детские игрушки. И этим сейчас живёт. Говорит, что это временно. И на еду хватает…

Эдилейн достала из кармана маленькую изящную фигурку и протянула маме.

– Какая красота! – Эливейн с восхищением рассматривала игрушку.

– Настоящий воробушек. И каждое пёрышко, каждая пушинка – будто и не деревянные вовсе.

– Да, – Дин взял в руки переданную ему женой птичку, – у него золотые руки. Это не игрушка, а произведение искусства.

– И он вырезал её прямо на моих глазах, из подобранной на земле под старым дубом ветки, обломанной, видимо, ветром во время вчерашней грозы! – рассказывала Эди.

– 109 —

Динаэль и Эливь остались в комнате одни. Эдилейн, мечтательная и счастливая, ушла к себе.

– Милый, что тебя тревожит? – Эливь нежно обняла мужа.

Тот вздохнул. Улыбка сошла с его губ. Лицо стало задумчивым.

– Я обещал никогда не обманывать тебя, если действительно почувствую что-либо неладное… – он положил свои ладони на руки жены. – У меня нехорошее предчувствие. Я чую, что Берк рядом. Он ждёт… А Эди не готова… – Дин вздохнул. – Это моя вина. Я обязан был её подготовить, но не смог. Она сильна только в счастье – в печали она беззащитна…

– В печали мы поможем ей… и Алуан, – ответила Эливь. – Мне думается, что он, правда, весьма достойный молодой человек… Мы защитим её.

– Да, – согласился Дин, – мы защитим. Но этого недостаточно. Она должна быть готова бороться сама. Любое мгновенное заблуждение может быть смертельно опасно…

– Милый, – Эливь пыталась утешить мужа, – ты всегда был оптимистичен… Даже когда стоял на краю гибели…

– В том-то и дело, – проговорил Динаэль. – Меня не страшила смерть. Я знал, что не повернусь к тьме… А Эди в тяжёлый эмоционально момент может ещё оступиться… Она захочет исправить ошибку. Но это гораздо труднее, чем было мне постараться не совершать её…

– Любовь моя, – говорила Эливь, глядя в глаза мужа, – здесь нет твоей вины. Эди другая. У неё иной путь. Ты всегда знал, что должен делать, как тебе поступить. Даже в трудную минуту ты и мысли не допускал о том, что в твою душу закрался мрак… Просто ты такой один… Ты … уникален в свете, в добре… Другим нужно время. Нужно совершить ошибку самому, чтобы более не повторить её… Это больно… Но это не твоя вина, – повторила Эливь.

Динаэль молчал и с любовью смотрел на столь же дорогое ему, как и прежде, лицо супруги.

– Помнишь, что я подумала, когда увидела тебя? – вдруг спросила Эливь.

Динаэль улыбнулся.

– Конечно, – сказал он. – «… если он евнух, то я могу быть кем угодно… даже женой хана…» – Дин поцеловал руки Эливейн. – Но ты только подумала. И никогда бы так не поступила… – добавил он. – Эди поступила бы… А потом бы пыталась всё изменить, исправить…