Текст книги "Легенда о Фейлель"

Лемель Тору и Хаим, оба прижавшись спинами к скале, стояли рядышком друг с другом и, молча, следили за происходящим, не смея и не имея права даже помыслить о помощи, которой, впрочем, и не было в природе.

Руки Динаэля дрогнули. Остриё клинка коснулось лифа платья Эливейн. Никто не услышал звука рвущейся ткани, но Дина пронзил насквозь, как ему почудилось, скрежет вспоротой материи. Эливь не шелохнулась. Она просто улыбалась.

И тут Динаэль совершил, по мнению всех, невероятное. Закусив до крови губу, судорожно вздохнув, он вдруг каким-то диким усилием заставил себя поднять окаменевшие от напряжения руки вверх, развернуть меч клинком строго к земле и, рухнув на, казалось бы, уже не способные согнуться колени, вонзил лезвие в каменистую почву. Эливейн, следуя движениям Дина, ловко поджала ноги, и широкий клинок едва задел её пышные юбки.

Несколько секунд в воздухе висела звенящая тишина, нарушаемая только редким хрипловатым дыханием Динаэля. Потом тёмное лезвие осыпалось прахом. За клинком последовала рукоять. Ещё мгновение – и пепел зашипел, запенился и исчез. На месте гибели злой силы на глазах у присутствующих выросли и раскрыли свои цветки два тюльпана – иссиня-чёрный и первозданно-белый.

Динаэль не мог даже опустить рук: одеревеневшие мышцы не подчинялись ему и болели каждым своим миллиметром. Он только перевёл тревожный взгляд вниз, на сидящую перед ним на траве Эливейн, убедился, что она не ранена и прошептал едва слышно:

– Живая…

Эливь обняла его и вдруг почувствовала, как внезапно обмякшее тело Динаэля всей своей тяжестью, медленно оседая, заваливается на бок.

– 135 —

Невидимая глазом волшебная Преграда, защищавшая Зелёную Долину от Чёрного Колдуна, исчезла. Первым, как Стражник Перехода, это почувствовал Оянг. Трое, находящихся в Зале людей тревожно и с надеждой переглянулись. Оянг вопросительно взглянул на сэра Арбениуса, готовый вновь к покорению пространства – теперь к морскому городку…

– 136 —

Динаэль открыл глаза. Он увидел Эливейн и не смел поверить в так желаемое им счастье, боясь ошибиться, разочароваться в своих надеждах.

– Это не бред? – неожиданно робко для себя самого шёпотом спросил он. – Эливь, ты не призрак? Ты не исчезнешь, не растаешь в воздухе от моего прикосновения?

Эливейн не ответила: она улыбнулась и склонилась к его губам. Поцелуй был горячим, не выдуманным.

– Какой же я дурак, – отчаянно проговорил Динаэль. – Сам не смог растолковать своё же предсказание! «Не страшись, что не успеешь, не тревожься, что не сможешь. Всё успеешь и всё сможешь, если не побоишься впустить в своё сердце древнейшее чудо, о котором знает каждый, но часто забывает, что это – чудо, и на какие невозможные, казалось бы, свершения оно способно…» Просто оно рассказывало о многом, о долгом. А я пытался вместить всё в маленький временной промежуток…

Эливейн нежно смотрела ему в глаза.

– Я украл у тебя больше десяти лет жизни, – горю, сквозившему в каждом слове Дина, не было границ. – Любовь моя, сможешь ли ты хоть когда-нибудь простить меня?

Эливь опять наклонилась к его лицу. Её глаза видели искреннюю печаль в его взоре. И она шепнула тихо и ласково:

– И, правда, дурачок… Мне нечего прощать тебе. Ты сделал меня счастливой.

Он хотел что-то ответить, но неожиданная резкая боль, боль физическая, боль в левой ладони заставила его вздрогнуть и сжать губы.

– 137 —

– О! Извини, я хотел аккуратно… – Лемель Тору искренне досадовал на свою неловкость.

Пока Динаэль был без сознания, Лем и Хаим перенесли его подальше от края выступа и бывший тёмный маг срезал остатки прожжённой перчатки с правой руки Дина, обработал страшную глубокую рану, смазал ладонь мазью и весьма умело наложил повязку. Молодой человек, поглощённый сознанием собственной вины перед Эливейн, не заметил, как бинтовали его правую кисть. Но, когда Лемель попытался осторожно снять куски кожи с левой ладони Динаэля, тот невольно вздрогнул.

Хаим взял руку волшебника за запястье.

– Спасибо, – справившись с болью и улыбнувшись, проговорил Динаэль. – Я потерплю… Это от внезапности…

Лем обработал и забинтовал левую кисть Дина.

– А вы ещё убеждали меня в собственном злодействе, уважаемый господин Тору, – сказал Динаэль, пытаясь приподняться и сесть.

Тело ныло. Ноги и руки казались чужими. Хаим помог Дину прислониться спиной к скале. Динаэль посмотрел на море.

– Красиво! – проговорил он. Все тоже посмотрели в темнеющую морскую даль.

– Хаим, – обратился вдруг Динаэль с вопросом, – Вы уже готовы к новому перемещению?

– Да, сэр, – отозвался тот.

Дин улыбнулся.

– Лемель, – спросил он у своего бывшего противника, – Вы согласитесь сократить время своего путешествия в Долину с помощью волшебства любезного Хаима или пойдёте пешком?

– Пожалуй, я прогуляюсь, – ответил Тору, – мне есть над чем подумать.

– Тогда – счастливого пути, – сказал Динаэль, и – до встречи.

– До встречи, – кивнул Лемель. – И – спасибо вам, сэр Динаэль, – добавил Тору, покидая выступ над морем, – Вы спасли меня… от меня самого…

Дин задумчиво махнул рукой…

– Вернулся отец Грегори, – сказала ему Эливейн. – Мы оставили у него лошадей. Может, Оянг пока сообщит ему, что всё в порядке?

– Если это будет не трудно… – согласился Динаэль. – Или я сам… Минут через сорок я смогу переместить нас с Эливь…

– Нам придётся сначала побывать в Долине, – улыбнулась она. – А заставлять волноваться отца Грегори лишнее время тоже не хочется…

– Всё будет, как ты скажешь, – Дин смотрел на любимую и, не задумываясь, готов был выполнить всё, что бы она ни попросила.

– Не волнуйтесь, госпожа, – Хаим поклонился, – мы всё сделаем.

Хаим растаял в воздухе. Эливейн вновь перевела взгляд на Динаэля.

– 138 —

Сэр Арбениус решил, что ждать долее не имеет смысла: пора разрешить Оянгу перенестись к предполагаемому месту закончившегося Поединка. Защитная Преграда исчезла – значит, Динаэль победил. Но жив ли сам победитель?

И тут в центре Зала образовалось лёгкое, беловатое облачко. Дымка рассеялась, Хаим поклонился. Его широкая улыбка была ответом на мучивший всех вопрос.

– Сэр Динаэль сказал, что минут через сорок он соберётся с силами и…

– Хвала небесам! – Верховный Маг быстрыми шагами подошёл к доброму вестнику и обнял его.

Хаим передал просьбу Оянгу сообщить о благополучном завершении дела отцу Грегори.

– Я готов, – радостно отозвался молодой человек.

– Отправляйся, – кивнул Арбениус и добавил: – Обратно вернёшься верхом, заодно освободишь отца Грегори от лишних забот об уходе за чужими лошадьми.

– 139 —

Динаэль смотрел на Эливейн любящим и мучительно виноватым взором.

– Дин, – она тревожно вглядывалась в его лицо, – что тяготит тебя? Скажи, не мучай ни себя, ни меня сомнениями.

– Я виноват перед тобой, – Динаэль вернулся к прерванному разговору. – Больше десяти лет… Я…

Эливь вдруг вспомнились слова Даниэля о долгой жизни, которую не стоит проводить в одиночестве, поправка, сделанная самим Дином, в её свадебном желании. И в её сознании мелькнула нелепая, как ей самой показалось, но возможная догадка: он молод и силён, он считал себя вдовцом столько лет, почему же другая, живая, не могла занять её место в его жизни?

– Ты связал себя узами… – робко спросила она, – … узами… с другой?

Он побледнел, его взгляд стал ещё более страдальческим.

– Господи! – прошептал он. – Я, действительно, дурак. Теперь я ещё и напугал тебя, снова заставил страдать!..

Он нежно обнял Эливь и зашептал:

– Милая моя, единственная! Никакая другая не может оказаться рядом со мной. Есть только ты… Но я должен был почувствовать тебя в Долине, я же регулярно приходил, проверял Защиту…

Она влажным от слёз взором смотрела на него и улыбалась.

– Ты не мог почувствовать меня через Преграду! – воскликнула она.

– Ты сам её ставил, чтобы никто не мог прощупать, ощутить тех, кто находится за ней.

– Я должен был искать, – продолжал Дин. – Ведь я сомневался сразу… Я не хотел верить… И был прав…

– Постой, – попросила Эливь. – Послушай мои догадки… Ганабен нашёл мёртвую светловолосую женщину, изуродованную водой, с твоим медальоном?

– Да, – кивнул Дин. Далее он только иногда кивал и слушал, слушал.

– Ты не понимал, почему медальон был не на шее, зачем я его сняла… Это была воровка Келли. Она ограбила меня недалеко от домика отца Грегори, когда мне показалось, что опасность миновала. Она и не надевала медальон. Я молила её, предупреждала о смертельной опасности, но она не поверила… И её убили, убили, считая мной… А мудрая вода несла живительный камень тебе… Ведь я пыталась потом вытащить тебя, тело твоё, чтобы похоронить… но сильное течение унесло тебя дальше… Ганабен похоронил Келли, надел на тебя медальон… А ты потом ходил к отцу Грегори, но его уже перевели… Болтливый сторож рассказал тебе о моей смерти, которую он, якобы, видел собственными глазами… Это не ты виноват, а я… Я мечтала о чуде, которое спасло бы тебя, и даже не подумала о том, что рассказанную мне в глаза историю сторож повторит любому. Он смотрел на меня и мне же говорил о том, что узнал в убитой мисс Перлик… Ты видел меня во снах, ты каждый год в один и тот же день ощущал моё присутствие там, в горах, где мы расстались. А я, глупая, каждый раз скорее бежала прочь, чтобы не растерять чувство того, что ты рядом, унести это ощущение с собой… А надо было просто подождать… Ведь ты поднимался наверх?

Динаэль кивал, ласково гладил любимую по волосам и молчал.

– И, наконец, это я проезжала мимо поворота к твоему домику, домику знахаря, хотя сердце щемило. Но убедила себя, что это от близости реки, унесшей тебя от меня…

Эливейн замолчала. Динаэль вздохнул и… улыбнулся. Как и много лет назад, она снова поняла, что пропала, окончательно и бесповоротно, что за эту улыбку, подаренную ей, она готова отдать всю себя…

– 140 —

Они сидели, обнявшись, и любовались закатом. Наконец Динаэль спросил:

– Домой?

– Тебе, правда, лучше? – Эливь внимательно смотрела на Дина.

– Правда, – ответил тот.

Она помогла Динаэлю подняться. Он крепко обнял её. Она доверчиво положила голову ему на плечо.

– Нас, видимо, ждут в Зале Замка? – уточнил Дин.

– Да, – кивнула Эливь. И Динаэль перенёс свою супругу в Зелёную Долину.

– 141 —

Хаим был отправлен на свой пост, теперь уже просто для наблюдения за порядком, а не на случай настоящей опасности: Переход открылся, значит, завтра с утра долго пустовавший Тоннель наполниться людьми.

Весть о том, что Незримая Защита снята, с быстротою молнии разлетелась по Долине. Жители гадали, откуда взялся волшебник, сумевший одолеть Чёрного Колдуна. Некоторые пытались связать неожиданную «поездку по делам» мадам Фейлель с радостным событием, но даже самые смелые догадки не приближались к истине. Однако в одном и крестьяне, и население Замка оказались едины: приближались Рождественские праздники, и освобождение от Зла стало лучшим подарком каждому.

– 142 —

За окнами совсем стемнело. Во дворе Замка разлапистым пятном виднелась огромная ель. Завтра сочельник – украшенное игрушками, блёстками, гирляндами дерево займёт своё почётное место в центре мощёного булыжником многоугольника. Снега в Зелёной Долине никогда не было, но утром на Рождество ель в Горном Замке всегда была усыпана снежинками – волшебники старались и радовали детвору.

Арбениус и Даниэль молча смотрели в окно. И ждали. Да, они оба знали со слов Хаима, что всё в порядке. Но тревога оставалась – пока не увидишь своими глазами…

Лёгкий шорох заставил их обернуться.

Динаэль устало прислонился к стене и виновато улыбнулся.

Эливейн, словно нехотя, подняла голову с плеча Дина и счастливо вздохнула.

– С возвращением, мой мальчик, – Даниэль растроганно обнял племянника.

– Простите, – смущённо проговорил тот, – но я не знал, как переслать вам весточку о себе…

– Не стоит извиняться, Дин, – теперь Арбениус обнял своего ученика. – Ты сам создал Защиту, и то, что даже ты не смог пройти через неё, – лучшая хвала твоему искусству.

– Расскажешь потом? – спросил Даниэль.

– Потом, – ответил за Дина сэр Арбениус. – А сейчас отдыхать. Это приказ.

И, видя в глазах Динаэля готовность немедленно поведать обо всём, что может быть важно Волшебному Совету, старый чародей добавил:

– Как Верховный Маг, повелеваю тебе, Динаэль Фейлель, отправиться домой под наблюдение врача. Всё.

– Повинуюсь, – улыбнувшись, ответил молодой человек. – Только, может, не стоит беспокоить мистера Стратора? Я здоров.

– Мистера Стратора, – согласился Арбениус, – мы беспокоить не будем. За тобой присмотрит доктор не хуже. Спокойной ночи.

И Верховный Маг удалился.

Динаэль вопросительно посмотрел на Эливейн и Даниэля.

– Я объясню тебе по дороге, – пообещал старый Фейлель.

Эливейн взяла супруга под руку, и они вышли в коридор.

– 143 —

Пройдя через двор Замка, мимо колючих лап лежащей на боку ели, они вышли за ворота. Динаэль удивлённо взглянул на своих спутников.

– Идём, идём, – в темноте улыбнулась Эливь. – Здесь, в Долине, кое-что изменилось.

Дин решил просто ждать. Даниэль неспешно знакомил племянника с новостями.

– В Замке теперь школа. Там учатся все ребятишки Долины. В одном крыле живут семьи учителей и маленьких волшебников, которых ты спас от Торубера. В другом – собирается Совет, а в ближайшем будущем состоятся открытые заседания Суда.

– Значит, Суд будет открытым, – повторил Динаэль. – Это справедливо. Но сложно.

– О докторах, – продолжал Даниэль. – У нас их двое. И ещё акушерка. Четыре медсестры. А вот главврача в клинике пока нет.

И говорящий многозначительно посмотрел на племянника.

– Вы построили клинику? – обрадованно спросил тот.

– Да, – кивнул Даниэль. – Это заслуга Эливь, Ролива и Стратора. Они поговорили с людьми и строго соблюли твои чертежи.

– Значит… – Дин не договорил: Эливейн крепко прижалась к его плечу.

– А потом под руководством сэра Арбениуса волшебники поставили вокруг больничного парка рассчитанный тобой Инфекционный Барьер, – рассказывала теперь Эливь. – Он даже однажды включался – когда один пастух подхватил непонятный вирус. А сейчас в палатах пусто – мы отпустили всех по домам на Рождество.

– Мы? – засмеялся Динаэль. – Любовь моя, ты чудо! Так ты и есть второй доктор.

– И сейчас – твой доктор, – ответила Эливейн. – Так что, полное повиновение. Ясно?

– Как скажешь, – Динаэль поцеловал жену в волосы.

Они переходили мост, когда на фоне ночного неба чётко вырисовались очертания дома, дома, когда-то созданного мечтами Дина, а теперь представшего перед ним наяву.

Динаэль остановился. Эливейн тихонько говорила:

– Это Ролив. Я уехала к тому месту, где мы с тобою виделись последний раз, а он в это время… Представляешь, я вернулась, а тут…

Динаэль молчал и улыбался.

– Господи, – проговорил он, наконец, – благодарю тебя за любимую, за друга, за людей, которые так добры!.. Я…

Больше он не сказал ничего: только крепко обнял Эливейн.

– 144 —

Даниэль открыл дверь и пропустил вперёд Эливь и Дина.

В гостиной горел свет. Нянюшка поднялась с кресла навстречу хозяевам. Эливейн улыбнулась. Мадам Галия всплеснула руками.

– Солнышко моё, – заговорила она дрожащим от волнения голосом.

– Это ты, Динюшка, мальчик мой.

Динаэль нежно обнял нянюшку.

Потом та, словно спохватившись, зашептала Эливь:

– А я их уложила. Они всё не хотели засыпать. Только-только задремали…

Динаэль, уже переставший даже взглядом задавать вопросы, широко раскрытыми глазами смотрел на Эливейн.

– Пойдём, – загадочно-торжественно улыбнулась та и потянула его за рукав. – Пойдём.

Они поднялись на второй этаж. Там, по задумке Динаэля, должны были располагаться детские. Эливь тихонько приоткрыла одну из дверей.

В комнате горел ночник. Освещение было тусклым, но не понять, что эта спальня принадлежит детям, было невозможно.

Эливейн пропустила Дина вперёд. На кроватях посапывали два мальчугана лет девяти-десяти. Их одинаковые рыжие головки как два солнышка светились на подушках. Один из близнецов шевельнулся и приоткрыл глаза.

– Мама вернулась? – ещё сонно спросил он.

– Да, моё сокровище, – ответила Эливь.

Второй из братьев тут же подскочил в постели. Динаэль стоял посреди комнаты, и Эливейн заметила слёзы, блеснувшие в его глазах. Она обняла этого, такого знакомого мальчикам по портрету в маминой спальне человека и улыбнулась.

Несколько минут длилось молчание.

– Папа?! – вдруг в один голос воскликнули близнецы.

Динаэль раскрыл объятья. Мальчики сорвались с мест и бросились к нему. Он подхватил их, покачнулся, но устоял на ногах, потом опустился на колени…

…Уснули братья уже за полночь, утомлённые нежданной радостью и разговорами с отцом, настоящим, живым, таким добрым и сильным…

– 145 —

Эливейн и Динаэль на цыпочках вышли из комнаты близнецов. Дин остановился и прислонился к стене.

– Спать, – Эливь нежно заглянула в усталые и счастливые глаза. –

Ты едва стоишь на ногах. Пойдём.

Он послушно последовал за ней. Он знал, где её спальня. Их спальня. И предчувствовал, что Эливь сохранила трепетно всё, что он когда-то желал там видеть. Динаэль не ошибся.

Дин стоял у порога и не мог двинуться с места. Он с болью ощутил ту тоску и печаль одиночества, которые мучили Эливейн столько времени. Он увидел свой портрет возле постели и понял, что засыпала и просыпалась она с его именем на устах.

Эливейн уже приготовила для Дина ванную комнату.

– Пойдём, – позвала она. – Я помогу тебе.

Динаэль досадливо взглянул на свои забинтованные ладони. Они ныли. Но что значит эта боль в сравнении с муками сердца.

– Милая моя, – прошептал он, – как же мне загладить свою вину перед тобой, вину за твои одинокие страдания?..

И он упал к её ногам.

– Дин, любимый мой, хороший мой, – зашептала она, опустившись с ним рядом и обняв его голову. – Не мучь себя. На тебе нет вины. Так случилось – и всё… Посмотри на меня. Я счастлива. Понимаешь? Я самая счастливая женщина на свете!

Он смотрел в её глаза и тонул в бездонном море. А она купалась в лучах его любящего взгляда.

Наконец ей удалось поднять Дина с колен.

Как мог, он старался делать всё сам. Но что можно сделать самому, если каждое едва уловимое движение пальцев причиняет дикую боль? Эливь старалась не подавать виду, но она готова была целовать каждый его шрам, каждую рано поседевшую прядку, лишь бы стереть горе прошедших лет.

Эливейн уложила Динаэля в постель.

Когда она вышла из ванной комнаты, свет был потушен. Эливь тихонечко прошла к постели и забралась под одело. Ей было невыразимо хорошо: она слышала рядом биение сердца любимого, его дыхание.

– Можно мне обнять тебя? – вдруг тихо спросил Динаэль.

– Дин, – улыбнулась она в темноте, – я думала, ты спишь.

И Эливейн сама прижалась к нему, положив голову на его плечо, как когда-то давно…

– Я не могу уснуть без тебя, – признался Динаэль, – ведь теперь-то я точно знаю, что ты совсем рядом.

– Спокойной ночи, мой единственный, – проговорила она.

– Сладких тебе снов, любимая…

– 146 —

Эливейн вдруг почудилось, что всё, произошедшее несколько часов назад, – лишь сон. Она в ужасе открыла глаза.

Прямо на неё встревоженно смотрел Дин. Было около трёх часов утра.

– Ты вздрогнула, – пояснил он. – Что-то случилось?

– Нет, – улыбнулась она. – Просто никак не могу поверить… Прости, я разбудила тебя.

Динаэль облегчённо вздохнул.

– Для тебя я готов не спать вовсе, – заверил он.

– Я сейчас, – сказала Эливейн, вставая. – Спи, я быстро вернусь.

Она ушла в ванную: ей хотелось смыть с лица этот кошмарный полусон, где опять не было Дина.

Наверное, она задержалась возле умывальника дольше, чем собиралась. Но, когда она открыла дверь в спальню, Динаэль стоял возле неё.

– Всё хорошо, правда, – сказала она. Тогда, успокоенный, он улыбнулся.

– Ты очень красивая, – сказал он. – Красивее, чем прежде.

И, не дожидаясь ответа, он обнял её и поцеловал, страстно и нежно, как в первый раз. И, как в первый раз, по её телу пробежала сладостная волна. Он хотел поднять её на руки, но она испугалась, что он ещё больше поранит ладони. Эливейн просто обняла его, и они снова уснули в объятиях друг друга.

– 147 —

Утром Эливейн открыла глаза и встретилась с любящим взглядом Динаэля.

Часы показывали начало восьмого.

– Наверное, мальчики сейчас встанут, – сказала она. – Доброе утро, милый.

– Самое доброе! – улыбнулся тот в ответ.

Эливь поднялась и накинула халат. За дверью послышался шёпот, потом кто-то тихонько постучал. Дин попытался справиться с рубашкой.

– Войдите, – отозвалась Эливейн, помогая Динаэлю.

Дверь приоткрылась, и, ещё не шагнув через порог, Элель робко спросил:

– Мамочка, нам приснилось?..

– Или правда, что папа… – продолжил Эркель, но тоже не договорил.

Динаэль обернулся, сидя на кровати и улыбаясь. Мальчики бросились к нему.

– 148 —

Пока в гостиной накрывали к завтраку, Эливейн отправилась с Динаэлем в клинику: там у неё была та самая мазь, приготовленная ею и магией одного из волшебников, которая нашлась каким-то чудом и у Торубера.

– Почему у Тору оказалось с собой это лекарство? – спросила она. – Не собирался же он изначально оказывать тебе медицинскую помощь при ожогах?

– Не собирался, конечно, – с грустью согласился Дин. – Просто, очень давно, когда он был юн и только учился владеть мечом, рукоять его клинка нагревалась… А потом он затвердел и сердцем, и кожей… Но в глубине души остался жить ранимый мальчик Лем, и баночка со снадобьем помимо тёмной воли всегда оказывалась рядом…

Эливейн печально вздохнула.

– Может, мне сделает перевязку Стратор? – спросил вдруг Динаэль. Эливь внимательно посмотрела на мужа.

– Я справлюсь, – сказала она. – А то, что у тебя там, – она нежно взяла его забинтованные ладони в свои руки, – …вчера было страшно… до костей… совсем не так, как десять с половиной лет назад… я догадалась…

Они дошли до стеклянных дверей пустой в праздники клиники, и Эливейн дважды повернула в замке ключ.

– 149 —

Весть о том, что Защитная Преграда исчезла потому, что Динаэль Фейлель победил Чёрного Колдуна, разлетелась по Долине. А то, что сам Дин вернулся домой после более чем десятилетнего отсутствия, воспринималась как чудо.

Ролив, едва дождавшись приличных, как считала Вивьен, восьми часов утра, побежал к домику возле клиники. Поднимаясь по дороге от моста в горку, он заметил свет в кабинете Эливейн в первом этаже лечебницы. Не сомневаясь, что именно там он найдёт своего старого, считавшегося погибшим друга, Рив вбежал в длинный и просторный коридор.

– 150 —

Дверь в кабинет была открыта. Оттуда слышались голоса.

– Пожалуйста, – говорила Эливейн, – давай договоримся: сейчас я просто доктор. И никто другой. Перестань прятать от меня руки. Я сама смажу ожоги, а ты, раз такой заботливый, можешь рассказывать мне что-нибудь весёлое: я буду отвлекаться от боли за тебя. Согласен?

– Хорошо, – нехотя ответил такой знакомый и так давно не слышимый Ривом голос.

Видимо, Динаэлю пришлось уступить Эливь.

Койль на мгновение остановился на пороге.

Эливейн склонилась над протянутыми к ней руками. Она была бледна.

Спиной к двери на стуле сидел Дин. Рив узнал бы его и через сто лет, даже если бы тот совсем поседел и сгорбился. Койль с грустью подумал, что за десятилетие спокойной жизни Долины, его друг заплатил невероятную цену: белые пряди среди рыжих волос, раны, о которых, наверняка, Дин никому и никогда не расскажет…

Ролив медленно подошёл к Фейлелям и замер. То, что он увидел, бросив быстрый взгляд через плечо Динаэля на его ладони, ужаснуло бы любого, даже бывалого воина.

– Ещё немного потерпи, – попросила Эливь, беря бинт и собираясь наложить повязки на густо смазанные чудесным снадобьем ладони любимого.

– С тобой мне не больно, – ответил Дин.

Но и Эливь, и Рив понимали, каких усилий стоило волшебнику сейчас улыбаться.

– 151 —

Эливейн закончила перевязку и подняла голову.

Не проронивший за это время ни слова, боясь помешать и причинить тем самым лишнюю боль Дину, Ролив вздохнул.

Динаэль обернулся…

– 152 —

После тёплой встречи с другом Динаэль отправился с Даниэлем в Замок: надо было подробно рассказать сэру Арбениусу о всех событиях, связанных с Поединком.

– 153 —

Вечером, когда Эливейн с нянюшкой и кухаркой отправились готовить рождественский стол, а дворник, следуя повелению госпожи, развешивал гирлянды на фасаде дома, Динаэль с сыновьями прошли в кабинет, как они сами определили, по важному и секретному делу – готовить маме подарок…

Дин достал краски и кисти, закрепил холст на мольберте и, посадив сынишек на стулья перед собой, попросил не вертеться. Мальчики старались держаться смирно, но совершенно не шевелиться не могли: слишком много хотелось рассказать отцу, о многом расспросить. Динаэлю это не мешало. Он рисовал самозабвенно, краски ложились точно и ровно, и лица на портрете выходили живыми и задорными, такими, какие и были у Элеля и у Эркеля, смеющихся и болтающих ногами.

Наконец мальчикам позволили сойти со своих мест. Они радостно подбежали к отцу.

– Здорово! – воскликнул Элельдиэль. – Маме понравится.

– Папа, – спросил Эркелиэль, – а рамка у нас есть?

– Есть, – улыбнулся Дин, готовя новый холст. – Дядя Ролив принёс.

Мальчики следили за кистью. А Динаэль рисовал новый портрет. Это была Эливейн.

– А мама, правда, очень красивая, – мечтательно и гордо произнёс Эркель.

– Папа, – удивился Элель, – а у мамы нет такого платья. Разве можно на портрете изображать то, чего нет?

Дин снова улыбнулся.

– В этом платье мама была, когда я впервые увидел её, – сказал он.

– И ты помнишь всё? До мельчайших деталей? – удивились близнецы. – Ведь это было так давно!

Динаэль засмеялся.

– Когда-нибудь и вы запомните кого-то или что-то на всю жизнь, словно видели только что, – ответил он.

Мальчики переглянулись.

А Дин вставил портреты в рамки, и заговорщики на цыпочках отправились в спальню родителей. Там портрет Дина, выполненный Эливь и стоящий на столике в изголовье кровати, и два новых живописных изображения были бережно повешены на стену над постелью супругов.

– Хорошо? – спросил отец сыновей.

– Очень, – кивнул Эркель и тревожно посмотрел на Дина. Элель тоже несколько испуганно глядел на волшебника.

– Что случилось? – озадаченно спросил Динаэль, так как не видел ничего, что бы портило приготовленный подарок.

– Папа, твои руки… – Элельдиэль глазами указал на забинтованные ладони отца.

Динаэль увлёкся: он думал только об Эливейн, о том, как сделать ей приятное, и забыл об осторожности, не обратил внимания на ноющую боль. А кисти пришлось ему держать в руках долго, да и отвёртка требовала приложить к ней определённые усилия. Поэтому поджившие слегка ладони стали кровить, и бинты промокли.

– Главное, – предупредил Динаэль, подмигнув близнецам, – не напугать маму. Делаем так. Вы идёте одеваться к празднику, потом сообщаете маме, что уже готовы, а папа ждёт её в клинике, чтобы не терять времени и сделать вечернюю перевязку по дороге… Понятно?

– Да, – ответил Эркель.

– А тебе очень больно? – спросил Элель.

– Иногда можно и потерпеть, – глядя в глаза сыну, сказал Дин.

– Да, – согласился тот.

И мальчики побежали в свою комнату, где нянюшка Галия уже приготовила им парадные костюмы.

– 154 —

Динаэлю удалось до прихода Эливейн самому снять окровавленные бинты и выбросить их. Так что он сидел, безмятежно развалившись в кресле возле её рабочего стола, и, словно с любопытством, изучал свои подживающие, но ещё далёкие от идеала, ладони.

– Дин, – тревожно-укоризненно сказала она, – зачем ты сам снял повязки? Вон и кровить начало. Какой ты непослушный больной, – она погрозила ему пальцем.

Пока Эливейн вновь смазывала ожоги чудодейственным снадобьем и бинтовала, Динаэль любовался ею.

– Какая ты красивая… – мечтательно проговорил он. Она подняла на него глаза.

– Я люблю тебя, Эливь, – прошептал он.

– Я тоже люблю тебя, Дин, – нежно ответила она.

– 155 —

– А, правда, что фейерверк сегодня будет красивее, чем прежде? – спрашивали, прыгая вокруг неспешно идущих под руку родителей, близнецы. – Ярче и необычнее? Так все говорят.

– Правда, – улыбнулся Дин.

– Это просто так? Или потому что папа победил Колдуна? Потому что папа вернулся? – не унимались мальчики.

– Потому что папа вернулся, – лукаво ответила Эливь.

– 156 —

Праздник во дворе Замка удался на славу. Такого веселья, таких забавных игр и конкурсов, такого пышного фейерверка здесь не было давно – с того года, когда Рождество встречали с молодым Фейлелем. Теперь Динаэль вернулся, и его шуткам, выдумкам, затеям не было конца. Веселились и дети, и взрослые. А в двенадцать ночи в небе стали вспыхивать такие невиданные, яркие и причудливые огни, что свет гирлянд и свечей превратился в ничто в сравнении с этим блистательным чудом. Ребятишки были в восторге. Да и взрослые тоже. А Динаэль стоял в сторонке, нежно обняв правой рукой Эливейн и незаметным движением левой кисти раскрашивал темноту «фейерическими красками».

– 157 —

Домой вернулись к часу ночи. Сели за праздничный стол. Особенно радовались Элельдиэль и Эркелиэль. Конечно, когда ещё им разрешат веселиться за полночь и есть сразу столько вкусностей!

Но часам к двум мальчики всё же отправились спать.

Динаэль и Эливейн, погасив свет в детской, обнявшись, тихонько прошли к себе.

– 158 —

Едва загорелся свет, как Эливейн уже замерла на коленях на кровати и любовалась портретами. Она улыбалась, а в глазах стояли слёзы…

Эливь подошла к Дину, остававшемуся у двери и наблюдавшему за супругой.

– Любимый мой, – прошептала она, – спасибо.

Вместо ответа он наклонился к её губам и поцеловал. Сладостная нега разлилась по её телу, охватила всё её существо. Динаэль бережно поднял Эливь на руки и осторожно перенёс на постель…

– 159 —

Динаэль открыл глаза. Было около шести утра. Бледный рассвет едва брезжил за окном.

Эливейн, прекрасная и нежная, дремала, положив голову на его плечо. Дин ощущал тепло её прильнувшего к нему тела, слышал биение её сердца.

Ресницы Эливь дрогнули, и любящий взгляд вновь согрел душу Дина.

– Ты – моя единственная, моя несравненная, – прошептал он.

Эливейн улыбнулась, а Динаэль пальцем ласково провёл по её бровям, носику, губам, подбородку, шее… Он почувствовал всем своим существом её ответный трепет… И снова страстно поцеловал… Они оба опять погрузились в блаженство своего единства, неповторимости принадлежания друг другу…

– 160 —

Утром мальчиков ждали поистине волшебные подарки.

Мама раскрыла перед ними заветную шкатулочку, где хранился родовой магический медальон Фейлелей. Близнецы знали, что когда-то эта вещица принадлежала их дяде Донуэлю, погибшему при закрытии Перехода.

Теперь в шкатулке лежали два медальона.

– Эркель и Элель, – сказал Дин. – Эти волшебные талисманы отныне ваши. Надеюсь, вы будете достойными продолжателями добрых традиций древнейшего рода магов. Берите и владейте ими, и да помогут вам эти камешки в трудный час.