Текст книги "Легенда о Фейлель"

– Да, сэр, – подтвердил Стражник.

– Поясняю для остальных, – проговорил Динаэль. – Я уйду через час. Хаим закроет Переход. Никто без разрешения Совета не сможет покинуть наш мир. Проникнуть сюда с другой стороны на сегодняшний день не дано никому. Хаим почувствует, если кто-то, вышедший из нашего мира, пожелает вернуться, и тогда впустит этого человека – Ключ находится только у Главного Стражника. Так что мы никого не ограничиваем в возможности передвижения. Главное, чтобы это передвижение не приносило опасности остальным.

Динаэль помолчал.

– Теперь просьба к вам, господин Шенгей.

Командир Наблюдателей превратился в слух.

– Мне нужен костюм… бездомного, бродяги, – пояснил Дин. – Вы знаете, что таких людей в том мире много. Мне же нужно просто, не привлекая лишнего внимания, ранним утром подойти к дому Мариса. А в подобном наряде это очень легко: прилёг у забора бродяга… Частое там явление…

– Ты не можешь драться с Авенезером сегодня: ты ранен, – возразил Эркель. – Он же специально уходил от боя с тобой, чтобы измотать тебя.

– Но должен, – спокойно ответил Дин. – Другого времени у меня, скорее всего, не будет.

Тревожная тишина повисла в палатке.

– Сэр…

– Мадам Фейлель вернётся примерно через год – тогда она уже всё вспомнит, – теперь слова давались Дину с трудом. – Это война, дорогие мои. А с поля боя возвращаются не все… Так бывает… Всё, – твёрдо закончил Динаэль. – Если не вернусь, распоряжения для Совета относительно назначения преемника и рекомендации новому Верховному Магу лежат в верхнем ящике моего рабочего стола… Домашних пока не пугайте, – мягко попросил он сыновей.

Оянг и Хаим вышли из палатки первыми. Потом Шенгей отправился за одеждой бродяги. Элель и Эркель остались с отцом. Вошёл Майкл – накладывать обещанные повязки…

– 101 —

Динаэль ушёл ранним утром, не прощаясь. Не хотелось оставлять родных, друзей, знакомых в печали, словно бы тебя уже похоронили.

Хаим, как и много лет назад, когда был ещё только стражем Тоннеля в Зелёной Долине, последним видел волшебника. И опять тот уходил, переодевшись в чужую одежду, уходил один навстречу смертельной опасности, уходил сразиться с Тёмным Колдуном, потому что более никто не был способен сделать это, уходил на бой, хотя никогда не имел в себе тяги к воинскому делу. И Хаиму вдруг показалось, что Дин уходит навсегда. «Только вернись, пожалуйста, – мысленно произнёс старый страж. – Таких, как ты, мало… А людям нужна живая легенда…»

– 102 —

Динаэль почувствовал, как за ним закрылся Переход.

Дину вдруг подумалось, что Судьба снова благосклонна к нему. Ведь совсем недавно он страдал оттого, что его мир останется без Охранного Оберега. Но его тревоги рассеялись – возник новый Оберег, а сам Динаэль успел укрепить Границы своего мира… Совсем недавно душа волшебника разрывалась на части от сознания, что Эливь будет жить в чужом мире среди чужих людей, чувствовать своё одиночество и не понимать причин его. Но теперь Дин точно знал, что любимая вернётся домой, вспомнив родных и друзей. Конечно, она будет оплакивать его, своего мужа, единственного для неё, но она будет среди своих: дети, внуки – все будут рядом… Совсем недавно он боялся, что ему не достанет сил на бой с Авенезером. Сегодня он знал: пусть трудно, пусть через боль, но он победит, он сумеет заставить Смерть подождать, пока светлое дело завершится, пока зло будет уничтожено. И случится это сегодня…

В темноте зимнего утра волшебник ощутил спящих вдалеке солдат Тёмной Армии, угадал мечущегося в гневе Авенезера, обнаружившего, что путь в мир, который он мечтал поработить, закрыт. И закрыт надёжно. Теперь все помыслы Колдуна обратились на Верховного Мага. Он жаждал отомстить тому за разрушенные планы. И путь к этой зловещей цели лежал только через Элизу Марис. Чародей понял, что Динаэль вернётся за ней: увидеть и умереть. Так рассчитывал Авенезер. И был близок к истине. С той только разницей, что Динаэль шёл к дому Мариса как к единственному месту, где сможет свидеться с Тёмным Колдуном, чтобы сразиться с ним…

Дин вздохнул и легко исчез, растаял в воздухе, оставив Авенезера ещё немного позлиться и пометаться в бессильной ярости вдоль надёжно запертой Границы, пока он, волшебник и врач Динаэль Фейлель, сам не позволит Колдуну обнаружить своё присутствие…

– 103 —

Элиза снова видела во сне малыша с мягкими рыжими кудряшками и светлыми ясными глазами. Мальчик улыбался, словно говорил: «Всё хорошо, когда всё правдиво…»

Элиза открыла глаза. Ночник в её спальне бледно горел. На улице было ещё темно.

Мадам Марис подошла к окну и приподняла занавеску. Тёмное высокое морозное небо усыпали искры ярких мерцающих звёзд.

В спальню негромко постучали. Элиза откликнулась. Вошла Виля Оски, которая временно, ухаживая за больной мадам Марис, поселилась в комнате напротив спальни своей госпожи.

– Простите, мадам, – проговорила Оски. – Я услышала шаги в вашей комнате и забеспокоилась, всё ли в порядке?

– Спасибо, Виля, – благодарно проговорила Элиза. – Ты так заботишься обо мне…

Мадам Марис помолчала. Потом решилась и произнесла:

– Я хочу сказать Эшеру правду. Это, мне кажется, лучше, чем мучить и его, и себя… Я не помню нашей прежней любви и не могу возродить это чувство… Как ты думаешь, Виля, он простит меня?

Оски напряжённо смотрела в глаза Элизы.

– Девочка моя, – наконец проговорила она, – я искренне привязалась к тебе. Ты самое светлое существо, какое мне приходилось видеть… И я, честно признаюсь, не понимаю, что и как могло связать тебя с Марисом… Если он узнает, что я говорю сейчас, он, как минимум, вышвырнет меня из дома… Но я скажу. Тебе не нужно его прощение. Тебе как можно скорее надо уходить отсюда… Этот дом, этот жестокий и грубый мир, мир Эшера Мариса, не для тебя… Просто уходи… Поживи пока у меня или… сразу иди к Денису Джою…

Элиза покачала головой.

– Спасибо, Виля, – она нежно обняла Оски. – Но я должна поговорить с Эшем. Он мой муж.

Элиза опять выглянула в окно. По небу прокатилась звезда.

– Звёздочка, милая, – прошептала мадам Марис, – пусть всё станет на круги своя…

– 104 —

В конце заснеженной улицы в жёлтом свете фонаря появился бездомный бродяга: сгорбленная нелепая фигура, неуклюжая походка, широкие грязные штаны и огромные, явно не по размеру, стоптанные ботинки, замусоленная мешковатая куртка, замызганная, натянутая на самые брови вязаная шапка и дырявые дряхлые перчатки – типичный представитель своего класса в огромном многоликом городе.

Бродяга доковылял до красивой ограды богатого дома недалеко от площади, на которую выходила улочка, и, прислонившись к кирпичной кладке одного из столбов, бросил отрешённый взгляд на полуосвещённое окно второго этажа, где очень красивая женщина в дорогом синем шёлковом халате задумчиво и мечтательно следила за падающей звездой… Дин по губам прочитал её желание…

– Милая моя, бедная моя, – прошептал он, – прости меня… Я мечтал подарить тебе счастье, а принёс столько бед и боли…

Элиза бросила взгляд вниз, на заснеженный двор и улицу. Было тихо и пустынно. Она опустила занавеску, поправила волосы и вышла из комнаты.

Мадам Оски, перекрестив свою госпожу со спины, тихонько направилась к себе.

Бродяга судорожно вздохнул. Сердце Дина сжало словно тисками.

Элиза вошла в спальню Эшера. Тот сразу проснулся и, сев на кровати, зажёг ночник.

Сейчас в пижаме и с взъерошенными волосами он был как-то трогательно нелеп и беззащитен. А, может, Элизе так только казалось…

Мадам Марис подошла к постели мужа и села рядом с ним.

– Прости, что разбудила тебя, – тихо проговорила она. – Но мне подумалось, что нет смысла ждать и мучиться долее…

– Я всегда рад тебе, – Эшер взял жену за руку. Элиза прямо посмотрела ему в глаза.

– Эш, – быстро заговорила она, – ты хороший… очень хороший… Но я не помню… не помню нашей любви… И не могу полюбить тебя снова…

Марис держал её за плечи. Руки его дрогнули.

– Милая моя, – прошептал он, – подожди… ещё немного…

В висках у Элизы стучало. Она, кажется, плохо соображала, что происходит.

Эшер вдруг провёл тыльной стороной ладони по её бровям, щеке, подбородку…

Элиза закрыла глаза. Голова болела… Но она вспомнила этот жест: его жест, только его, когда весь мир исчезал, и оставались только они – он и она…

Дин едва устоял на ногах – боль, нестерпимая боль Яда, пронзила его с головы до ног…

Элиза слегка наклонила голову набок… Сейчас его пальцы скользнут по другой скуле, ладонь повернётся к её лицу, она прижмётся к ней щекою и он поцелует её в губы…

– Я люблю тебя, Дин… – прошептала она и прижалась щекой к повернувшейся к ней ладони.

Яркая вспышка озарила комнату.

Бродяга замер. Боль, сковывающая всё его тело, внезапно исчезла.

Он отчётливо услышал слова Эливейн:

– Я люблю тебя, Дин…

В окне второго этажа, где недавно тоже зажгли ночник, блеснула яркая вспышка.

Дин перемахнул через забор и, утопая по колено в снегу, пустился к расчищенному и ярко освещённому крыльцу дома Марисов.

Эшер застыл, словно его облили ледяной водой.

Эливь в ужасе распахнула глаза и сдавила руками виски… За одно мгновение в её сознании промелькнула вся её жизнь: детство и юность, любовь и семейное счастье, лица всех, кого она знала и любила, и те двое – старик и подросток, пришедшие на приём в её кабинет, – а потом Марис, Авенезер… Вика и Вера… Денис Джой с так знакомо закушенной губой…

– Дин, – прошептала она, пятясь к двери, и остановилась, наткнувшись на кресло.

Эливь медленно сняла с пальца обручальное кольцо, и оно с лёгким звоном стукнулось о паркетный пол…

В коридоре послышались быстрые шаги.

Эливейн резко обернулась – она узнала…

Бродяга распахнул дверь и, запыхавшийся, остановился на пороге…

Элиза шагнула навстречу прислонившемуся к дверному косяку оборванцу.

– Дин, – прошептала она.

Тот сдёрнул с головы шапку, обнажив рыжие с обильной сединой слегка волнистые волосы, и обнял своё сокровище.

– Ты моё счастье, – тихо проговорил он. – Ты моё Чудо…

– 105 —

Эдилейн, не мигая, смотрела в Магический Шар. Пространство, разделяющее волшебницу и тех, чья любовь преодолела непреодолимое, было велико. Поэтому Эди чрезвычайно устала. Но сердце её ликовало: мама вспомнила! Как? Каким чудом так быстро? Эди не знала. Но теперь – она видела – они, Эливейн и Динаэль Фейлель, её родители, стояли, обняв друг друга…

Эдилейн поднялась из-за стола и вышла из комнаты: она должна была сообщить об этом домашним, которые, несмотря на ранний час, не спали…

Поединка Магов ещё не было. Тревога оставалась. Но силы отца, обретшего вновь свою любимую, явно увеличились…

– 106 —

– Господи! – прошептала Эливь. – Дин, ты же ранен?! Он улыбнулся.

– Это пустяки… Теперь это совсем не важно…

Марис продолжал сидеть на кровати в каком-то оцепенении.

За спинами Дина и Эливь раздалось робкое покашливание. Они обернулись.

Мадам Оски ни о чём не спрашивала: она и прежде предполагала обман, но не смела сказать о своей догадке вслух. Сейчас одного взгляда на ту, что именовали Элизой Марис, было достаточно, чтобы душа доброй служанки возрадовалась.

– В конце концов, – вдруг Эшер вскочил на ноги, – по какому праву?.. Кто вы такой?

Конечно, ответ был очевиден для него. Но более никаких реплик возмущение у Мариса не породило.

Дин скинул куртку и перчатки, снял с шеи, висевшие на тонкой цепочке обручальные кольца с витиеватыми надписями, неспешно надел одно на пальчик Эливь, второе – на свой, демонстративно-вежливо поклонился и ровным голосом произнёс:

– Сэр Динаэль Фейлель, Верховный Маг мира, который вы пытались захватить, Представитель древнейшего из известных родов волшебников и законный муж вашей мнимой супруги.

В его спокойном тоне не было ни тени высокомерия. Скорее, это представление походило на объяснение терпеливого доброго учителя нерадивому, глупому и упрямому ученику. А Эливь, прижавшаяся к любимому, ощутила в столь полном, чего Дин практически никогда не делал, представлении супруга страдание, ибо много зла видавший за свою жизнь волшебник не мог не чувствовать боль за несчастья и смерти, приносимые одним человеком многим людям.

– Вы никогда не получите её, – взвизгнул Эшер, выхватывая откуда-то пистолет.

Хлопнул выстрел. Раздался звук, похожий на звон разбившегося стекла.

– Глупо, – наставительно произнёс Дин, неспешно опуская руку. – Заставили меня раньше времени открыться вашему напарнику. Теперь вот-вот появится разъярённый Авенезер, а вы можете к этому моменту не успеть покинуть дом. А злиться ведь он будет и на вас: вы не справились со своим заданием…

И Марис, и Оски с изумлением смотрели на того, кто секунду назад виделся им просто оборванцем. На пороге спальни Эшера, всё так же крепко и нежно обнимая супругу, стоял стройный воин в лёгких светлых доспехах, с ясным взором совершенно необычного цвета глаз и с широким мечом у пояса.

Снизу, с улицы, донёсся шум колёс подкатившей прямо к крыльцу машины. Хлопнула входная дверь. Несколько человек, видимо, в тяжёлых сапогах быстро поднимались по лестнице.

– 107 —

Первым в комнату вошёл человек в штатском. За ним – четверо полицейских.

– Доброе утро, сэр Фейлель, – почтительно поклонился незнакомец.

– Рад, сударыня, – добавил он, обращаясь к Эливейн, – что вы, видимо, в полном порядке.

– Благодарю вас, генерал, – ответила Эливь, узнав в человеке министра внутренних дел, лицо которого она несколько раз видела в новостях.

– Забирайте, – коротко приказал тот полицейским.

– Но… – хотел возмутиться Эшер.

– Не беспокойтесь, господин Марис, – остановил его министр. – За вами давно тянуться грехи, но вы постоянно ускользали от правосудия. Теперь, благодаря помощи мистера Фейлеля, свидетелей и доказательств ваших преступлений достаточно на десяток таких, как вы… Уведите арестованного, – повторил генерал, – и зачитайте его права, – добавил он.

Полицейские вышли вместе с совершенно опешившим Марисом.

– Спасибо Вам, сэр Динаэль, – уже мягко, чисто по-человечески поблагодарил министр. – Вам точно не нужна помощь… со вторым?

– Нет, – улыбнулся Дин. – Теперь – точно.

И волшебник счастливо взглянул на Эливейн, так и стоявшую рядом, обнимая его за талию.

– Тогда у меня будет небольшое дело к мадам Оски, – министр обернулся к молча стоявшей в коридоре Виле. – Вы ведь хорошо знаете всю прислугу в доме?

– Да, сэр, – робко кивнула служанка.

– Прошу вас, – проговорил министр, – спуститесь сейчас в гостиную. Там наш сотрудник выплатит из конфискованных денег вашего бывшего работодателя заработную плату и выходные пособия всем, оставшимся без работы по причине ареста Эшера Мариса.

И министр пояснил:

– Вам нужно лишь уточнять, кто и какую работу в доме выполнял…

– 108 —

– Осталось самое опасное? – тревожно спросила Эливь. – Тебе придётся сразиться с Тёмным Колдуном?

– Придётся, – согласился Дин. – Но теперь это не так трудно, как полчаса назад.

Он улыбнулся. Он обнимал ту, с которой уже простился навеки. Он обнимал ту, которая четыре месяца была рядом и к которой он не смел даже прикоснуться, он обнимал ту, которой принадлежало его сердце и его жизнь. И они снова были вместе. Разве мог он теперь оказаться слабее Авенезера?!

Лёгкий ветерок пролетел по комнате и… перед Дином и Эливь возник Тёмный Чародей. Хмурый и злой.

Авенезер увидел Эливь и понял: она вспомнила всё. Так быстро. И Дин остался жив.

– Но как?! – воскликнул он, и в голосе Колдуна слышался страх.

– Вам не понять, – грустно ответил Динаэль. – Любовь для вас непостижима. Тем более вы не сможете поверить в любовь и самопожертвование ещё не рождённого человека.

Эливейн восхищённо взглянула на мужа. Вот о чём она не догадалась! Вот почему малыш улыбался ей во сне! Он взял на себя большую долю Яда. Он спас свою мать, так и не появившись на свет, так и не испытав материнской любви… Душа, ещё не получившая тела, защитила ту, которая могла бы это тело дать…

Дин показал ей взглядом куда-то вверх. И там, за окном, чуть выше головы Авенезера, Эливь увидела полупрозрачное существо: не во сне, а наяву рыжеволосый мальчуган улыбался ей и Динаэлю…

– 109 —

Авенезер поднял меч. Динаэль быстро и осторожно усадил Эливь в кресло, шагнул к противнику и вынул из ножен свой клинок. В то же мгновение стены комнаты словно раздвинулись, и место поединка оградила тонкая прозрачная стена.

Эливейн знала, что Дин выставил ледяной щит, прочнее которого нет ничего: эту преграду не преодолеет ни одно тёмное заклинание, ни один смертельный луч. Эливь поджала под себя ноги и замерла в безумной тревоге за любимого.

Авенезер был могуч и страшен. К тому же он знал, что его противник не оправился от вечерних ран. Чародей не понимал только, как Динаэль вообще стоит на ногах и ещё, надо признать, отлично отражает удары, если по всем законом человеческого естества, должен быть слаб от потери крови и прикован к постели.

Но Дин сражался. Удар за ударом. Шаг за шагом. Авенезер начал ощущать усталость. А его противник словно и не утомился вовсе.

Эливейн знала, каких усилий стоит её мужу эта битва. Она помнила и про раскаляющуюся рукоять меча, про прожжённые перчатки и тонкие шрамы на ладонях Дина, чувствовала его боль от, видимо, открывшейся при одном из выпадов раны, и бешеный ритм бьющегося сердца.

Очередной мощный удар меча Авенезера обрушился на Динаэля. Эливь зажала рот руками, чтобы не вскрикнуть. Дин резко отклонился в сторону, и остриё его клинка легко скользнуло по плечу Колдуна. Авенезер вздрогнул и замер в изумлении – тёмное полупрозрачное пятно отделилось от его тела и шипящим шаром медленно, но неуклонно поплыло на Динаэля.

Чародей злобно улыбался: он прекрасно понимал, что противостоять чёрной высвобожденной силе практически невозможно.

– Глупо, – прошипел Авенезер. – Глупо умирать только потому, что ты – светлый маг. Разумнее было убить меня и тем самым уничтожить моё зло…

Динаэль только улыбнулся. Эливь ощутила его напряжение. О! Она хорошо помнила тот давний вечер над морем, то чёрное остриё, которое готово было пронзить её… Но теперь она не могла встать между смертью и любимым – ледяная стена её не пустит. Как прежде не пустила завеса никого, кроме Дина, закрывшего собой дочь…

Напряжение нарастало. Тёмный шар висел уже в пяти сантиметрах от груди Динаэля, и волшебник словно держал его в своих ладонях. Его широкий меч лежал на полу у самых ног.

Дин закусил губу. По лицу текли струйки пота. Эливь не выдержала и вскочила на ноги…

Яркая белая вспышка озарила комнату…

Чернота рассеялась. Беловатый туман спустился к ногам Дина и растаял…

Динаэль тяжело перевёл дыхание и улыбнулся, повернувшись к Эливь.

Комната приняла свой обычный вид.

Авенезер вдруг бросился к двери. Дин с трудом развернул правую руку ладонью к пытающемуся сбежать проигравшему злодею.

– Простите, Авенезер, – тихо сказал он. – У меня нет сил догонять вас. Но и отпустить вас я не могу.

Колдун замер, словно скованный внезапным холодом.

– Прошу вас, господа, – проговорил Дин в пустоту коридора.

Блеснул голубоватый свет, и глазам присутствующих предстали семь воинов в тёмно-синих мундирах.

Авенезер побледнел.

– Благодарю вас, сэр Фейлель, от лица всех жителей нашего мира, – с поклоном произнёс один из воинов. – Уже много лет мы живём мирно. Но до сих пор не можем окончательно залечить раны, нанесённые нашим странам и народам Колдуном Авенезером. Он не только наша беда. Он – наш позор. Ибо из нашего мира вышел этот злодей. И мы не смогли остановить его. Теперь час возмездия пробил. Клянусь вам, что Суд будет суров, но справедлив.

– Я рад, что смог помочь вам, – улыбнулся Динаэль.

Ещё раз поклонившись, воины увели Авенезера туда, где тот когда-то и начал свой чёрный путь.

Эливейн подошла к мужу.

– 110 —

Хаим облегчённо вздохнул и повернулся к стоящим позади него воинам: людям и волшебникам.

Лицо Стража сообщило о победе Верховного Мага ещё до того, как радостная весть облеклась на его губах в слова.

– 111 —

– Ты хотела проститься с мадам Оски, – скорее утвердительно, нежели задавая вопрос, проговорил Дин.

– Да, – кивнула Эливь, нежно поддерживая мужа и помогая ему вложить в ножны меч. – Но ты едва стоишь на ногах. И твои руки… Дай я посмотрю…

Дин послушно опустился в кресло и протянул Эливейн ладони.

Он безумно устал. Но он не сводил счастливого взора с лица любимой и вряд ли видел что-либо вокруг, кроме того, что касалось Эливь.

Ладони, конечно, были вновь обожжены.

– 112 —

В комнату робко вошла мадам Оски.

– Простите, – проговорила она, – я слышала шум, но человек там внизу… полицейский… сказал, что нельзя подниматься сюда, пока всё не стихнет… Могу я помочь?

– Спасибо, Виля, – улыбалась Эливь. – Пожалуйста, принеси кипячёной воды, бинты и мазь от ожогов. Тюбик в холодильнике…

Оски поспешила на кухню.

– 113 —

Динаэль так и смотрел, не отрываясь, на Эливь.

– Я болен, – прошептал он, наконец. – Я болен тобой, моя любимая.

Я не могу без тебя…

Эливейн осторожно держала в своих руках обожжённые ладони мужа. Она наклонилась к его лицу и тоже тихо ответила:

– Твоя болезнь заразна. Потому что я тоже не могу без тебя.

И она прижалась своими губами к его. Долгие четыре месяца они оба жаждали этого поцелуя! Долгие четыре месяца они видели друг друга почти ежедневно и трудно шли друг к другу через, казалось бы, непреодолимые преграды…

Так и застала их вернувшаяся с водой, бинтами и мазью мадам Оски: сидящих на одном кресле и не могущих налюбоваться друг другом…

– 114 —

Эливейн оставила Виле Оски то, что имела: написанные в этом мире свои картины, рассказы и пьесы. Теперь правом распоряжаться ими обладала только Оски.

И Эливь, и Виля, действительно, стали подругами. А расставаться с друзьями всегда нелегко. Но нарушить законы мироздания нельзя – нельзя постоянно перемещаться из одного мира в другой. Это нарушает равновесие сил, влечёт за собой катастрофы… Поэтому, защитив от Зла свой мир, оказав помощь в поимке преступников жителям других миров, Динаэль должен был вернуться с супругой домой и не тревожить лишний раз установленные Границы.

Эливь и Виля тепло обнялись на прощанье.

– 115 —

Дин поднялся с кресла. Эливейн подошла к нему и вопросительно посмотрела в его глаза.

– Ты хочешь что-то взять с собой? – спросил Динаэль и виновато улыбнулся.

– Смотря, что это за вещь, – грустно проговорил он.

Эливь сбегала в свою комнату, достала из-под подушки фотографию в рамке светлого дерева и вернулась.

– Ты не видел этого снимка, – пояснила она. – Я никому не показывала – прятала… Не знаю почему…

И она протянула Дину фотографию.

Снимок был сделан на празднике Нового года на площади, когда Дэн-Динаэль так замечательно устроил иллюминацию. Тогда был приглашён фотограф, который снимал детей – гостей праздника. Но, как профессионал и мастер своего дела, фотохудожник не смог не запечатлеть лица и моменты, достойные внимания зрителей. Среди таких интересных снимков Эливь-Элиза и обнаружила тот кадр, что сейчас показала любимому.

На снимке мадам Марис, Денис Джой, Вера и Вика, спрятавшись за густыми ветками украшенной огнями ели, достают и тихонько передают Деду Морозу подарки для ребят. В тот момент, который поймал фотограф, скрытый от ребятишек мохнатой колючей ветвью Дэн, стоя на коленях, протягивал очередной блестящий свёрток «волшебнику». Вера, едва сдерживая смех, пыталась не дать иголкам тыкаться в шею Джоя. Вика грозила сестре пальцем, чтобы та не шумела и не выдала бы «тайн чародейства», а Элиза доставала следующий подарок из огромной коробки и, видимо, шептала имя того малыша, чьё желание сейчас должно будет осуществиться. Лица на фотографии были такими живыми, чувства столь искренними, что не признать красоту и мастерство исполнения фотоработы оказывалось невозможным.

Динаэль улыбнулся.

– Пожалуй, одна картинка не нарушит мирового равновесия, – сказал он.

Эливейн обняла мужа.

– Это единственная фотография, где мы в этом мире в кадре вместе? – спросил Динаэль. – Только она немного изменится, когда мы окажемся дома, – добавил он.

– Ты станешь собой, а не останешься Дэном? – догадалась Эливь.

– Да, – кивнул Дин. Эливейн улыбалась.

– Готова? – спросил Динаэль, крепко прижимая любимую к себе.

– Конечно, – отозвалась та. – Только ты устал…

– Ничего, – голос Дина был полон радости. – Обещаю, что дома отдохну… Главное, что ты – со мной…

И они медленно растаяли в воздухе.

– 116 —

Пока Динаэль и Эливейн летели над огромным чужим им миром, не видимые никем, Эливь вдруг с щемящей болью подумала о том, как слаб человек, как слабо его сознание, как он невнимателен к знакам и как часто не слышит голоса собственного сердца! Ведь целых четыре месяца она видела перед собой совершенно чуждого её душе человека, но сознанием убеждала себя в том, что этот человек – её любимый. Он явно не понимал её, ни разу не поинтересовался тем, что ей нравится и что не нравится, не посмотрел ни одной её картины, не прочитал ни её рассказов, ни пьес… Он никогда, кроме больницы, не ходил с ней на прогулки, не ездил в конный клуб, не сидел поздним вечером у окна, наблюдая за звёздами, не встречал восход… Он не проявлял интереса к тому, что её тревожит, что радует, что огорчает, что настораживает. Для этих бесед он нанял психолога. И она считала, что Джой просто хорошо выполняет свою работу. Только под Новый год она поняла, что Денис был внимателен к ней не потому, что это его обязанность… А о понравившихся книгах и фильмах, о детях-сиротах, которые нуждаются во внимании и любви, о стариках-инвалидах, которым нужна забота, она говорила с Вилей Оски… А сколько мелочей в поведении Мариса, мелочей, которые казались её сердцу страшно глупыми, неразумными, мешающими окружающим или просто неприятными, она объясняла тем, что у всех людей свои недостатки. Но ведь Эшер и не собирался их исправлять, он даже обиделся как-то, что Элиза попросила его поднять упавший перед порогом зонтик, так как идущий следом за хозяевами слуга с сумками может споткнуться. «Я должен думать ещё и о носильщике?» – проворчал тогда Марис. Элиза простила: просто муж очень устал…

Эливь вдруг вспомнилось, как один единственный раз в жизни, когда Эди было годика полтора, Дин забыл в гостиной на подоконнике возле кресла свои новые запонки. Дочка немедленно добралась до них и потянула в рот. Испугавшись, что ребёнок может подавиться, Эливь негромко, но с укором, воскликнула: «Дин!..» Динаэль был так смущён своей неосмотрительностью, так огорчён… А больше – ничего: Дин никогда не позволял себе не подумать о других… Ошибалась она. Но ни разу не увидела в глазах мужа недовольства или разочарования. Он просто обнимал её нежно и говорил: «Ты устала, любимая… Отдохни…»

– Я люблю тебя, Дин, – прошептала она.

Динаэль ещё крепче обнял её, и они плавно опустились на землю.

– 117 —

Динаэль покачнулся. Эливь поддержала его и тревожно взглянула в светлые глаза.

Дин был бледен и тяжело дышал. Он прислонился к стволу одного из деревьев и прошептал:

– Прости… Ничего… Просто повязки Майкла и, правда, очень тугие…

Эливейн уже расстёгивала ремни нагрудных доспехов.

Дин медленно сел на землю. Дышал он с трудом.

– Где-то на правом боку… – едва слышно проговорил Динаэль, – …три или четыре узелка… их можно ослабить…

Эливейн ловко распустила один, потом второй, третий и четвёртый… Бинты с лёгким шорохом расползлись. Эливь тревожно взглянула на любимого: её рука нащупала что-то мокрое и горячее на груди Дина справа.

Динаэль сделал несколько глубоких вдохов. Щёки его порозовели.

– Спасибо, – смог, наконец, сказать он.

– Милый, – Эливь тревожно смотрела на мужа, – у тебя открылась рана.

Дин успокаивающе улыбнулся.

– Мы почти дома, – ответил он. – Сейчас пройдём Переход, а там уже Майкл… Да и потом, – он обнял супругу, – я уже не один: мой лучший доктор рядом.

Эливейн поцеловала мужа и помогла ему подняться на ноги.

– 118 —

Улеглась шумная радость по поводу окончания войны, победы Верховного Мага над Чёрным Колдуном и счастливого возвращения домой мадам Фейлель.

Дин сдержал своё обещание отдохнуть – целых пять дней он не занимался делами.

Эливь не отходила от мужа, детей и внуков.

Потом жизнь, жизнь в любви и заботе друг о друге, потекла своим чередом.

Позже Динаэль Фейлель передал дела главврача клиники своему преемнику, оставив себе как медику, три приёмных дня в неделю. Чаще он и не мог появляться в больнице, ибо работа Хранителя Магических Знаний и Верховного Мага требует немалых затрат сил и времени.

Эливейн принимала своих маленьких клиентов теперь тоже не ежедневно. Но никто не обижался: мадам Фейлель воспитала достойных учениц.

А через три месяца после возвращения в Зелёную Долину, как-то утром, проснувшись, как и всегда, в нежных объятиях своего мужа, Эливейн вдруг робко спросила:

– Милый, скажи честно, ты не считаешь меня очень старой? Ведь я уже трижды бабушка…

– А я трижды дедушка, – улыбнулся Динаэль.

Но он ждал, потому что почувствовал за вопросом супруги трепетное и нежное, волнующее и счастливое…

– Дин, – прошептала Эливь, – у нас будет ещё один малыш… Динаэль ласково поцеловал жену и улыбнулся:

– Спасибо, любимая… За меня и за него…

И Дин нежно прижал свою ладонь к животу Эливь.

Малыш с мягкими рыжими кудряшками и глазами цвета моря в ясный солнечный день радостно засмеялся…

Беременность и роды прошли удивительно легко. И через девять месяцев в семье Фейлелей появился славный мальчик с очень умными, словно многое уже знающими, глазами и очаровательной доброй улыбкой…

Октябрь 2009 – январь 2010 гг.