Текст книги "Мавры при Филиппе III"

Глава V. Лагерь Иесида

На другой день, вечером, Аллиага, оставив свою свиту в гостинице, отправился в горы с Гонгарельо, который невольно все как-то держался позади своего господина и покровителя.

Гонгарельо был человек преданный, но трусливый. Впрочем, и другой, похрабрее его, мог бы без зазрения совести струсить ночью, посреди диких гор, на крутых извилистых тропинках, которые были опасны даже днем. Наши спутники с трудом пробирались по одному боку горы и по краю пропасти, которая становилась чем далее, тем страшнее.

Чем выше они поднимались к хребту Альбарасина, тем воздух становился холоднее и ветер порывистее. Он резко свистел и гудел в щелях утесов и крутился вихрем в узких ущельях. По временам, чтобы не упасть, путники принуждены были цепляться за края утесов и за вересковые поросты или корни дерев, между тем как над головами у них испуганные хищные птицы зловещими дикими криками еще увеличивали ужас страшного места.

Наконец они прибыли на небольшую платформу, увенчанную тремя остроконечными белыми утесами, которые, как серебряные шпили, светились посреди звездной ночи. Гонгарельо задрожал, когда услышал бряцанье оружия и когда несколько человек, лежавших у подножия трех утесов, вдруг вскочили.

То были Альгамар и его товарищи.

– Добро пожаловать, брат, – сказал он. – Наш начальник ждет тебя.

И они стали спускаться на другую сторону горы, по менее крутой тропинке, до пещеры, загороженной утесами. Так как идти было легко, то Аллиага дорогой расспрашивал Альгамара о событиях того дня.

– Сегодня, – отвечал Альгамар, – утром, на рассвете Иесид выступил с большим отрядом. Мы думали, что он отправляется на Куллед Беназаль, чтобы атаковать корпус Фернандо д’Альбайды, который мы видели в долине.

– И что же, – спросил Аллиага с беспокойством, – они сражались?

– Нет. Иесид остановился на горе в долине при восходе солнца, где стоял лагерь Фернандо. Я, как и всегда, был подле Иесида и видел, как по щеке его прокатилась слеза. И мы все тоже были тронуты, потому что с платформы, где стояли, перед нами простирались долины Валенсии. Поля, которые обрабатывали, поприще нашего детства, родная земля наша. Мы не понесем на твое ложе пожаров и опустошения. И, бросив последний взгляд любви на землю, удобренную нашим потом, мы поворотили по тропам, которые ведут в Арагонию. Там стоял другой испанский корпус под начальством бригадира Гомары, который левым своим флангом должен был примкнуть к колонне дона Фернандо, и прибыли к главному корпусу дона Августина де Мехии, который сегодня к утру хотел выступить из Оканьи.

– Знаю, знаю, ну что же?

– Гомара, вероятно, не предполагал, что мы осмелимся атаковать его. Его колонна преспокойно спала. Мы разбудили его пушками, которые отняли у Диего Фохардо. Они хотели отбить у нас эти пушки. Четыре раза кидались на приступ по крутой горе, но мы четыре раза опрокидывали их с укреплений, которые сам Аллах построил для нас в оборону от притеснителей. Посмотрели бы вы, как яростно Гомара отбивался в продолжение двух часов, и все напрасно! Сам Иесид, потомок Абенсеррагов, потомок наших царей, гнал его с утеса на утес, с холма на холм и, наконец, своеручно, в виду своей армии поразил его шпагой в грудь, и горы огласились кликом: «Аллах! Аллах! Слава Иесиду! Слава Абенсеррагам!» Прекрасный был день! – вскричал рассказчик с восторгом. – Такой прекрасный, что я готов умереть, увидевши его.

– А дон Августин де Мехия? – спросил Аллиага.

– Отступил! – отвечал с торжествующим видом Альгамар.

Аллиага с своей стороны вовсе не радовался этому отступлению. Дон Августин де Мехия был не такой человек, чтоб отступить даром, и Аллиага был прав.

Узнав о поражении другого из своих капитанов и заметив твердую позицию мятежников, старый генерал понял, что их не собьешь без значительного урона и, верный своему правилу: «жди, чтобы скорей достигнуть!», предпочел несколько дней трудного пути в обход горы, чтобы напасть на неприятеля с тыла, между тем как дон Фернандо ударит с фланга и поставит мавров между двух огней.

Этот маневр, конечно, давал маврам несколько дней срока, но уверенность Альгамара и его товарищей страшила Аллиагу.

Разговаривая таким образом, они подошли к лагерю мавров, где господствовал самый деятельный дозор. Почти на каждом шагу путников останавливали часовые вопросом:

– Кто идет?

– Братья, – отвечал Альгамар.

Пройдя через лагерь, они подошли к палатке, в которой, несмотря на позднее время, горели свечи, и через минуту два брата обнялись.

– Какими судьбами ты здесь, Пикильо?

– Я знал, что ты в опасности.

– К чему же ты сам подвергаешься ей? Ты, верно, принес мне вести об Аихе и о моем отце?

– К сожалению, нет, я сам их ищу, еду в Валенсию, чтобы по повелению короля возвратить их из изгнания и привести в Мадрид, но поговорим о другом. Отец наш, Деласкар, вручил мне перед отъездом два миллиона реалов для передачи герцогу Лерме за обещание, которому тот изменил. Я принес эти деньги тебе.

– Благодарю за наших товарищей, им это очень нужно.

Аллиага подал деньги и продолжал:

– Я слышал о твоих победах и горжусь ими, но я боюсь, что ты погибнешь. Дон Августин не такой человек, чтобы покинуть свою добычу, он поклялся истребить всех мавров.

– Только сдержать эту клятву ему будет стоить недешево.

– Кровь с обеих сторон польется понапрасну, я знаю, что в скором времени король сменит всех своих советников. Герцог Лерма также будет свергнут, повеление об уничтожении мавров будет отменено и братья наши воротятся в свои дома.

– Возможно ли? – вскричал Иесид в изумлении. – Почему это ты так думаешь?

Тут Аллиага рассказал, какую страсть Филипп питал к Аихе, и объяснил поручения, с какими ехал.

– Король Испанский хочет вступить в тайный, но законный брак с Аихой д’Альберик.

Иесид не верил своим ушам.

– Король только требует, чтобы она приняла крещение.

– И ты думаешь, что она согласится? – спросил Иесид, помолчав.

– Я крестился, чтобы спасти ее, неужели же она откажется сделать то же для спасения целого народа? Нет, нет, я сказал тебе, что в несколько дней все переменится, король не оставит ее братьев в изгнании, я отвезу ее к нему в Мадрид, и когда мы приедем, то герцог Лерма сам потребует отмены повеления или будет сменен.

Аллиаге необходимо было отдохнуть, он остался, и братья провели несколько часов в сладостных излияниях дружбы.

На рассвете Аллиага собрался в путь. Иесид хотел проводить его, как вдруг услышали в лагере необыкновенное движение. Мавры выбегали из палаток, встречали кого-то и радостно приветствовали и расспрашивали.

Это был молодой мавр, бледный, изнуренный. Увидав его, Иесид и Аллиага воскликнули: «Педральви!»

Педральви от изнеможения упал к ногам Иесида; его отнесли в палатку, дали отдохнуть, и потом он уже мог отвечать на его вопросы.

– Где Аиха? Где отец? Что с ними? – воскликнули Иесид и Пикильо. – Ты нам клялся их не покидать.

– И я держался своей клятвы, – отвечал Педральви. – Я был отправлен вместе с Аихой и Деласкаром в изгнание. Мы сели на корабль и тогда только узнали, что попали к бандитам, предводителем которых был Хуан Батиста Бальсейро. Когда я узнал, что попал к нему, то решился его убить, потому что этот бандит, думая, что Деласкар везет с собой свои сокровища, хотел его ограбить, но, к несчастью, я по ошибке убил другого бандита, а Бальсейро, подскочив сзади, бросил через борт в море вместе с капитаном Джиампиетри, которому поручено было судно и который хотел дать нам помощь.

Иесид и Пикильо вскрикнули от ужаса.

– Это бы еще ничего, – продолжал Педральви, – но мои господа, Деласкар и Аиха, остались в руках бандита, также и Хуанита.

– Ты не знаешь, что с ними потом случилось?

– Ничего не знаю, я тонул несколько раз, наконец заметил корабль, шедший на всех парусах, меня увидали и бросили веревку, я очутился на корабле, который вез изгнанников в Африку. Меня окружили мои соотечественники, я видел все их утешение и ласки. Нас высадили в окрестностях Орана, всех было около шести тысяч брошенных на пустынный берег без пищи, без оружия и почти без одежды. Испанские корабли ушли; на нас напали кабилы и бедуины. Наконец мы решились идти в Алжир, половина уже наших перемерла с голоду, а дойдя до Алжира, из шести тысяч осталось только в живых тридцать человек. В Алжире было совсем другое дело, там я нашел истинных братьев, меня просили остаться, мне сулили блестящую будущность, вскоре я определился слугой к одному негодяю, капитану Компанелья, и хотел ему отмстить за жестокость его к маврам, которых он вез на своем корабле и половину бросил в море. В Мурвиэдо он оставил свой корабль, я был вместе с ним, он хотел ехать в Мадрид, чтобы отдать отчет герцогу Лерме о своих действиях, но я не хотел его упустить и, зарядив пистолет, подошел к нему и сказал: «Капитан, вы едете в Мадрид, чтобы получить награду, вы получите ее здесь». «Что это значит?» – воскликнул он. «То, что для вас настал день суда». И, поставив ему колено на грудь, я напомнил все его жестокости, объявил свою клятву истребить Лерму, Сандоваля и Рибейру и…

– Ты убил его? – воскликнул Аллиага.

– Без пощады и угрызения совести, как бешеную собаку!

Едва Педральви окончил свой рассказ, как в палатку вошел Альгамар и объявил, что на большой дороге пойман какой-то знатный испанец.

Этот человек ехал, как видно, из Валенсии в Мадрид и пустился мимо Альбарасина потому, что считал эту сторону во власти дона Августина. Он, по-видимому, очень испугался, что попал в руки мавров.

Все бумаги, бывшие с ним, были отобраны Альгамаром, который подал Иесиду также большой портфель. Через минуту его ввели. Пикильо остолбенел от изумления: перед ним стоял Великий инквизитор Сандоваль. Педральви, увидав его, весь задрожал от гнева и радости, на губах у него появилась пена, глаза налились кровью, и он стал пожирать взглядами свою жертву.

Часть девятая

Глава I. Портфель Великого инквизитора

Сандоваль был бледен и оглядывался со страхом и видимым беспокойством.

– Бог справедлив! Он услышал мою молитву! – вскрикнул Педральви. – Он послал мне одну из главных обреченных жертв. Палач наших братьев, твой приговор готов, и я его исполню. – При этих словах он бросился на Сандоваля, быстро схватил его одной рукой за ворот, а другой взмахнул кинжалом.

Но Аллиага также быстро подскочил и отвел удар своей рукой, кровь брызнула, и Иесид вскрикнул от испуга.

– Ничего, – холодно сказал Аллиага и поднял кинжал, который Педральви уронил. – Выслушай меня: заклинаю моей кровью отказаться от мести.

– Месть моя – не преступление, а правосудие, – отвечал Педральви.

Аллиага видел, что мавр никогда не поймет его мысли и того святого закона, который повелевает прощать злейшим врагам. Он просил его пощадить Сандоваля и беречь как заложника.

– Правда, – вскрикнул с живостью Иесид, – его жизнью мы можем выкупить жизнь наших братьев.

– Теперь посмотрим бумаги, – сказал Аллиага, указывая на портфель и перевязывая рану.

В нем заключались, большей частью, письма к Сандовалю и рапорты инквизиции от разных губернаторов об исполнении повеления касательно мавров.

При каждой черте жестокости Сандоваль потуплял глаза и наклонял голову, чтобы не видать отвращения и ужаса, который возбуждал.

В том числе было письмо Эскобара, который советовал и клялся уничтожить Луи Аллиагу, просил по прибытии в Мадрид арестовать королевского духовника и посадить его после в темницу инквизиции, чтобы король забыл его и выбрал другого.

– Хорошо! – сказал Аллиага своему брату. – Дай мне это письмо, и нет ли еще писанных этой рукой?

– Есть только одна бумага, – отвечал Иесид.

И он подал ему подписанный Эскобаром и Жеромом донос, который оправдывал герцога Лерму и объяснял, каким образом графиня д’Альтамира и герцог Уседа отравили королеву, думая погубить герцогиню Сантарем.

Виновников этого преступления Аллиага знал давно, он еще в Хенаресском монастыре, в келье настоятеля, своими ушами слышал все подробности этого злодейского заговора.

Через некоторое время, приказав вывести инквизитора, он остался с Иесидом наедине и сказал ему:

– Теперь сами враги наши, или лучше сказать, само Провидение доставляет нам средство к спасению. Бумаги, которые у меня в руках, могут сильно изменить расположение герцога Лермы, надо только искусно употребить их. Посредством их он может восстановить честь своего имени перед глазами Испании и прежде, нежели я отдам их, заставлю его подписать прощение тебе и всем скрывшимся в горы. Успех возможен, если ты только удержишь в своих руках Великого инквизитора. Я поспешу теперь в дорогу, постараюсь узнать о милых нашему сердцу и передам инструкцию вицерою, которую мне надобно немедленно исполнить.

– У меня только и надежды на тебя! – воскликнул Иесид, обнимая Аллиага. – Ты наш избавитель.

Выйдя из палатки, братья увидали Великого инквизитора под стражей у Педральви, который с жадностью спросил, произнесен ли приговор.

– Мы приказываем тебе стеречь этого пленника, – отвечал Аллиага. – Я иду спасать твоих братьев и прошу тебя поклясться, что ты не дотронешься до Сандоваля.

Педральви несколько минут колебался, но потом вскричал:

– Поезжай, я клянусь тебе охранять того, которого клялся убить, – и, обратившись к Сандовалю, прибавил: – Теперь вы можете быть совершенно спокойны, здесь, сеньор Сандоваль, гораздо надежнее и безопаснее, чем посреди вашей инквизиции.

– Хорошо, – сказал Аллиага, – я верю твоему слову.

– Так и быть, – проворчал Педральви, – но что касается до Рибейры и Лермы, клятва моя остается в прежней силе!

Глава II. Возвращение в Мадрид

Аллиага и Гонгарельо спустились с горы на большую дорогу в сопровождении Иесида и Альгамара, которые их провожали. Аллиага прибыл в Валенсию в тот же день вечером.

Первым делом его было отдать вицерою, маркизу Касарену, племяннику герцога Лермы, королевское повеление: послать лучшую яхту из всего флота, «Вера-Круз», в погоню за судном капитана Джиаме-Пиетри, Сан-Лукаром.

Прошло две недели, а вестей не было. Потеряв терпение, Аллиага велел снарядить второе судно «Сан-Фернандо» на поиск за Деласкаром и его семейством. Наконец вицерой сообщил Аллиаге известие, что в виду Карфагена был какой-то корабль, очень похожий на Сан-Лукара, но поврежденный бурей. На другой день Карфагенский губернатор прислал с курьером подробное известие, что замеченное судно было то самое, которого искали. Оно село на мель близ берега, но, к изумлению лоцманов, которые спешили подать помощь, пассажиров на корабле не нашли. Трудно было решить, куда они девались, тем более что вещи на корабле сохранились все в целости и видно, что его не грабили.

Это опечалило Пикильо; он отдал маркизу Касарену последнее приказание от имени короля, чтобы он продолжал поиски, а если прибудет герцогиня Сантарем, то оказал ей должное уважение и исполнил все ее желания касательно места прибытия. Потом Аллиага поскакал в Мадрид. В продолжение всей дороги он только один раз останавливался в Караскосе у трактирщика Москито, чтобы расспросить его кое о чем. Первым его ответом было: что Великий инквизитор, к прискорбию всего христианства, остался в руках мятежников, но главное, что утешило Пикильо, – это то, что войско дон Августина де Мехии, по словам трактирщика, изнурено.

Аллиага отправился далее; он прибыл в Мадрид поздно ночью. Городские ворота были уже заперты; отворяя их, караульные спросили его, кто едет. Когда же получили ответ, что королевской духовник, Луи Аллиага, то спросили еще, прямо ли его преподобие отправляется к королю.

– Нет, теперь поздно, – отвечал Аллиага и приказал ехать в дом герцогини Сантарем. Дорогой он вспомнил и удивился, зачем его спрашивали, но скоро это обстоятельство объяснилось.

Аллиага едва уснул после чрезвычайного утомления, как к нему вбежал Гонгарельо. На дворе уже начинало светать.

– Что тебе? – спросил Аллиага, вскочив.

– Дом окружен со всех сторон альгвазилами. Это, верно, меня ищут!

– Нет, это скорее за мной, – отвечал Аллиага и стал поспешно одеваться, думая: «Вероятно, инквизитор получил письмо Эскобара до отправления в дорогу и поспешил исполнить совет иезуита – послал приказание: подстеречь и арестовать меня».

Через минуту дверь с шумом отворилась, и вошел главный начальник стражи святой инквизиции, сеньор Спинельо, личный враг Аллиаги. Он с торжествующим видом указал на толпу вооруженных в другой комнате людей и сказал:

– Брат Луи Аллиага, монах ордена Святого Доменика, именем его высокопреосвященства, Великого инквизитора Бернарда де Рояса-Сандоваля, я вас арестую.

Глава III. Война

После поражения капитана Диего Фахардо и бригадира Гомара дон Августин понял, что нападать на мавров прямо нет никакой возможности, и потому вместо решительных нападений он стал только теснить и гнать неприятеля выше в горы, наступая шаг за шагом и затыкая постепенно все выходы в долину.

В самом деле, лишения становились уже очень чувствительными. Два дня уже солдаты не делили своего хлеба с женами и детьми. А внизу перед ними стоял лагерь испанцев. Иесид не знал, что придумать.

Вдруг ему послышался шум, и каково же было его изумление, когда он разглядел вдали огромное стадо, которое длинной цепью тянулось в гору прямо на мавританский лагерь.

Непостижимо было, что провиант шел сам. Гнали стадо пастухи с долины: Иесид увидал вскоре быков, навьюченных хлебом. На вопросы его пастух отвечал, что ему не приказано говорить имени того, кто послал его, и он не примет никакой платы. Пастух отдал ему еще палку, которую его господин велел передать Иесиду и сказать, чтобы он сломал ее и сжег.

Пастухи вскоре удалились, Иесид, оставшись один, поспешил сломать палку пастуха и нашел записку, написанную особым манером.

Это нисколько не удивило Иесида, послание могли перехватить.

«Добрые старые слуги мои, примите от друга подарок и совет. Как ни надежно кажется ваше положение, но советую переменить его. Испанское войско обходит вас справа, и через сутки вы будете окружены со всех сторон, если тут останетесь».

Иесид тотчас догадался, что это помощь от искреннего друга, испанца, и воскликнул:

– Фернандо д’Альбайда! Благослови тебя Бог за спасение тысячи семейств от голодной смерти!

По указанию одного из предводителей отрядов, Хаджи Гасано, отыскали пещеру в горах и нашли, что она довольно просторна, светла и удобно сообщается с внешним воздухом через трещину в своде. Все слабые, старые и малые, около восьми тысяч душ, поместились в пещеру и взяли с собой артиллерию и большую часть провианта. Потом солдаты Иесида завалили вход в нее большими каменьями, засыпали землей и, чтобы совершенно скрыть, посадили растения.

Командующим в пещере Иесид назначил Педральви, под надзором которого находился Великий инквизитор, остававшийся при обозе и спрятанный в ту же пещеру.

Устроив все это и забрав с собой провиант на несколько дней, Иесид с своим войском приготовился сбираться на указанную Гасаном плоскую возвышенность, находившуюся с тылу у лагеря, в обширную равнину, орошаемую ручьем, где можно было остаться совершенно спокойным насчет всякого нападения. Исполнить это было нужно ночью или, по крайней мере, вечером. Дорога была опасная и стоила многих жертв. После нескольких часов неимоверных усилий мавританская армия достигла указанной цели.

Между тем на рассвете дон Августин со своими колоннами двинулся вперед, чтобы атаковать лагерь мавров и с трех разных сторон, совершенно в одно и то же время, вступил на равнину, где предполагал захватить и истребить неприятеля, но к величайшему изумлению дона Августина они не нашли никого. Это казалось непостижимым, что десять или двенадцать тысяч солдат и восемь тысяч женщин и детей вдруг исчезли. Испанские солдаты приписывали это колдовству. Дон Августин, осмотрев местность, убедился, что Иесид с войском ушли не иначе как через утесы, которые возвышались на западе равнины. Забравшись на противоположные, довольно доступные вершины, дон Августин рассмотрел или, иначе сказать, угадал положение мавров: они находились на каменистой бесплодной почве, которая не могла им доставить никакого продовольствия; у них оставалась навсегда только вода, потому что протекавший через высокую поляну горный поток брал свое начало в вечных снегах крайних вершин. Эту воду дон Августин задумал отнять у мавров, чтобы вместе с голодом и жаждой принудить их к сдаче. Он намеревался даже отвести поток в другую сторону, но на это требовалось много труда – предприятие было чрезвычайно опасное, поэтому дон Августин поручил его капитану Диего Фохарду.

Диего, конечно, лучше бы согласился сражаться с маврами на открытом месте, чем взбираться на утесы с заступом в руках, но должен был повиноваться. Он захватил с собой сотню лучших солдат, взял веревки, окованные шесты и все снаряды, какие необходимы во время экспедиции на снежные горы.