Текст книги "Мавры при Филиппе III"

Глава IX. Портрет

В приемной министра теснилась толпа народу, так что Деласкару, верно, пришлось бы долго ждать. Но при виде королевского духовника толпа почтительно открыла дорогу к двери министерского кабинета.

Аллиага, обратившись к экзекутору, сказал:

– Доложите его светлости, что сеньор дон Деласкар д’Альберик желает видеться с ним.

При этом имени министр с удивлением встал со своих кресел. Это посещение, которого он не предвидел, смутило его.

– Вы здесь, в Мадриде, сеньор д’Альберик? – спросил он старика.

– Да, ваша светлость, сейчас только приехал и поспешил поговорить с вами от имени всех мавров…

– То есть… попросить? – поправил министр.

– Нет, посоветоваться о пользе Испании и собственной пользе вашей светлости.

Министр взглянул на просителя с удивлением и, заметив величественный вид старика, невольно почувствовал почтение. Деласкар продолжал:

– Вы, ваша светлость, обременены делами, и от вас скрыта одна истина. Надеюсь, что она не покажется вам бесполезной новостью.

Потом, развернув небольшую записку, Деласкар доказал министру, что все земледелие и промышленность Испании, вся торговля находится в руках мавров. Что мавры давно уже поселились в Испании и в настоящую минуту их более двух миллионов обрабатывают земли Андалузии, Кастилии и Гранады. Все испанские города связаны ими торговыми сношениями, и когда мавров изгонят из Испании, то огромные пошлины, которые до этого времени приносили Валенсия, Малага, Барселона и Кадис, пресекутся. Фабричные города опустеют, поля не будут приносить плодов, и все источники богатства Испании исчезнут.

Все это было подтверждено цифрами, из которых многие были, верно, известны министру. Зато он и слушал не без страха. Он задумался над этой страшной перспективой, которую Деласкар так искусно объяснил ему. Старик дал ему подумать и потом спокойно продолжал:

– Говорят, что все советники требуют подписи повеления об изгнании, но вы, верно, не пожелаете разорить государство.

Лерма вздрогнул, а Деласкар, не спуская с него глаз, продолжал с жаром:

– Если вы захотите, чтобы через вас Испания прославилась более чем прежде, чтобы через вас улучшились ее финансы, армия и флот, то это стоит только одного слова.

– Что вы хотите сказать! что же надо делать? – спросил Лерма.

– Ничего, ваша светлость. Если правительство откажется от повеления, которое, говорят, уже готово, то все мавры охотно согласятся повысить подати на целую четверть.

Герцог удвоил внимание.

– Мавров считают ненадежными подданными короля, а они желают служить ему. Слабое войско ничего не значит, когда сундуки казны пусты. Чтобы наполнить их, мы предлагаем немедленно внести двенадцать миллионов реалов.

– Неужели? – вскричал изумленный Лерма. – Так вы, мавры, верно, все очень богатые?

– Я доверяю вашей светлости и откровенно скажу, – холодно отвечал Деласкар, – мы можем составить несметные капиталы и… если вывезем их из Испании, то эта мера будет так неискусна, что одна помрачит славу самого мудрого правления навсегда.

– Это справедливо! – подумал герцог и встал в волнении.

– Я еще не кончил, ваша светлость.

– Что еще? – спросил министр с удивлением и любопытством.

– До сих пор я говорил только от имени моих братьев, но так как я богаче их всех, то не хочу отстать от них. Я родился в Испании и желаю умереть в ней. Мне, в мои лета, не мешает позаботиться о могиле, и я хочу обеспечить ее, как бы дорого она ни стоила.

– А! Значит, вы хотите поставить великолепный памятник?

– Нет, простую плиту. Но эту плиту пусть положат в Валенсии, посреди могил моих отцов, а на ней сделают надпись. «И я в Испании!» Я так желаю этой надписи, что готов при жизни купить право вырезать ее на моей надгробной плите за миллион реалов.

– Что вы! – вскричал министр. – Такая огромная сумма…

– Напротив, слишком ничтожная, – перебил Деласкар, с умыслом изъясняя по-своему возражение герцога. – Эта сумма должна быть достойна того, кому я смею предложить ее; она достойна первого министра, который спасет Испанию. Я предлагаю вашей светлости два миллиона реалов.

– Что вы, что вы? Вы, кажется, с ума сходите.

– Нет, ваша светлость. Я только привык быть на одном месте и не желаю никуда переезжать.

Они были одни, следовательно, никто не мог подслушать их. Деласкар понимал что делал, на что метил верно.

– Да, правда, – сказал герцог, – мое мнение совершенно изменилось, и если бы дело это зависело от меня…

– О! вашей светлости нетрудно будет одержать верх над противниками. Вы заслоняете всех их.

– Но, если я приму на себя эту ответственность, если я решусь… Я обязан соблюдать пользу государства и не могу без ручательства обязываться.

– Два миллиона реалов завтра же будут доставлены вашей светлости через аббата Луи Аллиагу.

– Хорошо! – сказал герцог и с радостью прибавил про себя: «Удивительно, что Аллиага вмешался в это дело. С некоторого времени счастье так и идет ко мне, и все через него!..» – А потом? – спросил он вслух.

– Потом, – отвечал старик, – двенадцать миллионов будут внесены в казну государства через меня в течение восьми дней. Моего состояния довольно, даже слишком, чтобы поручиться в этом.

– Вы ручаетесь? – вскричал министр с удивлением.

– Да, ваша светлость, и всякий вам скажет, что я могу это исполнить.

В голосе, в глазах, в осанке старика было столько достоинства, мужества и правды, что герцог невольно вскричал:

– Я верю вам, сеньор д’Альберик!

– Так предложение мое принято?

– Принято, и решено.

– Вы клянетесь, ваша светлость?

– Клянусь, – отвечал министр, подавая руку Деласкару.

Старик пожал ее крепко и сказал:

– Бог слышал вашу клятву, и Испания скоро благословит вас. Я сегодня же отправляюсь к своим.

Вполне уверенный в успехе, Деласкар уехал в тот же вечер в Валенсию, чтобы осчастливить приятной вестью всех своих братьев.

На другой день Аллиага пришел к министру с двумя миллионами реалов в векселях важнейших европейских городов.

Он остался ожидать его во внутренних покоях и начал рассматривать картины, но вдруг вскрикнул от удивления. На одной стене висел портрет молодого монаха, совершенно похожий на Пикильо.

– Чей это портрет? – спросил он слугу, едва удерживаясь от волнения.

– Это портрет сына его светлости герцога Уседы. Он написан в то время, когда ему было лет двадцать пять.

– А! Понимаю… Отчего же он похож на меня? – сказал вдруг Аллиага.

– В самом деле странно, тот же костюм, – сказал слуга и вдруг вскрикнул от изумления: – Да и лицо то же самое… Вот чудеса!.. Вот странность!..

– Тут нет ничего удивительного, это просто игра случая! – отвечал Аллиага, стараясь улыбнуться. – Все монахи похожи друг на друга… Оставь меня.

Слуга вышел в совершенном замешательстве и несколько раз посматривал то на портрет, то на монаха Пикильо, который устремил взор свой на него и говорил себе с яростью:

– Если я сын этого человека, которого ненавижу… если его кровь течет в моих жилах, так, стало быть, мне можно было любить Аиху, искать ее любви! – И он опустил голову на грудь. Тут он увидел свою монашескую одежду, знак вечной преграды, и проклял виновников своего несчастия.

В эту минуту вошел министр.

Глава X. Изгнание мавров

Пикильо поспешил скрыть свое волнение, но министр заметил и спросил о причине.

– Я думал… об общих наших врагах, – отвечал он.

– Об Эскобаре и Жероме? прекрасно! – сказал герцог. – Мы скоро займемся ими. Вы будете отомщены.

– Ваша светлость, я не прошу этого.

– Вы не просите, но мы обязаны вам. Вы во многом помогли нам и даже в последнем случае, когда мы стояли на краю гибели. Вы увезли любимицу короля.

– Кто вам это сказал?

– Наши фискалы. Я им поручил следить за герцогиней, и они видели, как вы удачно исполнили это похищение. Вы не предупредили нас, ну да это все равно! Мало говорите, но много делаете. Вот и сегодня вы пришли по важному делу, а еще ни слова о нем не сказали.

– Да, ваша светлость, я принес вам два миллиона реалов…

– Знаю. Я дал клятву Деласкару и готов был согласиться на эти условия, даже сам желал бы… но я сейчас виделся с братом Сандовалем… мне прислали кардинальскую шляпу… так нам нужно исполнить обещание, данное Римскому двору.

– А обещание, данное Деласкару?

– Да, но вы понимаете, аббат, что между Папой и каким-нибудь мавром нельзя колебаться в выборе. Я скорей не могу изменить ему в клятве. Дело идет о всей моей будущности…

– А будущность Испании, которая разорится навсегда, если изгонят мавров? а богатства, ей обещанные?

– Это-то и нужно разрешить! – вскричал герцог. – Это-то и есть мой вопрос, и Сандоваль нашел средство.

– Какое? – спросил с изумлением Пикильо.

– Об этом я и хочу посоветоваться с вами, почтеннейший аббат, для того, чтобы вы убедили короля употребить это средство, если он будет колебаться, что с ним нынче часто случается. Вот видите: так как мавры очень богаты, то чтобы не позволить вывести эти богатства за границу, Сандоваль говорит, что стоит только прибавить в повелении: что имущества их конфисковать в казну.

– Что вы говорите! – вскричал Пикильо с негодованием.

– Я говорю, что мы под смертной казнью запретим маврам увозить все свое имущество. Это самое лучшее. Мавров изгонят, а богатства их останутся в Испании. Что вы думаете об этом?

– Я думаю, что это самое низкое средство! – вскричал Пикильо.

– Как так! – возразил с гневом озадаченный министр. – Вы… вы, аббат, на которого мы рассчитывали!

– Вы и теперь можете рассчитывать, если угодно, это от вас зависит, герцог. Отвергните совет вашего брата!.. Откажитесь лучше от кардинальской шляпы, чем от своей чести, и исполните данную клятву!

– Я не могу отказаться! Я принял и обещал Папе сдержать свою клятву.

– Но вы вчера клялись Деласкару! И Папа не может одобрить того, что запятнает христианство и уничтожит все законы на свете.

– Что вы говорите!..

– Изгнание мавров – беззаконная несправедливость и хуже всякого грабежа! Я иду к королю и скажу ему всю правду, объясню ему пользу государству и его собственную.

– Это не ваше дело!.. Вы не пойдете к королю! – сказал министр и загородил аббату дорогу. – Он теперь занят с инквизитором и с папским легатом.

– Я пойду, потому что имею право во всякое время входить к нему.

– Но вы забываете, чем обязаны мне! – сказал надменно министр.

– Я не хочу иметь дела с тем, кто для кардинальской шляпы изменяет своему государю и отечеству.

– За это слово вы дорого заплатите! – вскричал министр.

– Я знаю. Но не забудьте, что самые высокие деревья падают от грозы!

И он вышел.

Лерма с беспокойством проводил его глазами и сказал:

– Однако я сделал большую ошибку!.. Он королевский духовник… и я сам определил его.

Но вдруг лицо его просияло самодовольной улыбкой.

– Да, – сказал он, – герцога Лерму можно свергнуть, но я кардинал. Кардинала не свергнешь. Теперь король если и захочет, так не посмеет поссориться с Римским двором и с человеком, у которого в руках судьба всего государства. Но Аллиага? что он теперь сделает? Я одним ударом могу уничтожить всех врагов.

Пикильо между тем спешил к королю.

Филипп со времени похищения Аихи сильно беспокоился неизвестности. Он боялся сделать попытку, которая бы очернила имя герцогини Сантарем и, прождав два дня, послал Латора с письмом к ней в дом и с нетерпением ожидал ответа. Латор возвратился с нераспечатанным письмом. Герцогиня исчезла из Мадрида, и никто не знал, где она.

Это известие так поразило Филиппа, что он чуть не сошел с ума. Его лицо, поведение так переменились, что все приближенные ужаснулись. Он вдруг сделался раздражительным и сердитым. Более всего он возненавидел Лерму и Сандоваля, которые своим посещением задержали его в то время, когда Аиха была в его комнате.

Однажды утром король бледный, вне себя, держал в руках записку следующего содержания:

«Ваше Величество, вы обмануты. В тот вечер, когда вы ожидали герцогиню Сантарем к себе, она уехала из Мадрида с доном Фернандо д’Альбайдой тайно в Валенсию, и теперь, вероятно там обвенчалась».

Гнев, ревность, презрение решительно исказили вид бедного короля. Он был почти помешан, послал курьера за Фернандо, но получил ответ, что Фернандо уже три дня как уехал в Валенсию.

Король вскрикнул от ярости и поклялся отмстить Фернандо и особенно Аихе, даже всему ее роду и племени. Он изыскивал в уме все средства, чтобы унизить ее и доказать свое презрение и ненависть.

В эту минуту доложили ему о приходе Великого инквизитора и папского легата.

Они уведомили короля, что папа Павел Пятый возвел первого министра герцога Лерму в сан кардинала, и Римский двор, предоставляя Испанскому это новое доказательство искренней приязни и дружбы, надеется наконец, что Филипп исполнит обещание, данное Святой церкви – изгонит еретиков – мавров.

Король с радостью перебил речь инквизитора, который готовился оправдать это предложение новыми доказательствами.

– Хорошо! Хорошо! – вскричал он. – Повеление с вами? Прочитайте!

Сандоваль с восхищением взглянул на легата и начал громко читать повеление, которое состояло из семи статей.

Статья первая повелевала всем вообще маврам под смертной казнью оставить Испанию и в три дня быть готовыми к изгнанию.

Вторая определяла конфискование всего их имущества, денег и драгоценностей в пользу казны и баронов, которые были владельцами тех земель, где мавры проживали. Она также грозила смертной казнью тем, которые дерзнут что-нибудь утаить или уничтожить.

Третьей статьей дозволялось детям менее четырех лет оставаться в Испании, но с одним условием…

– Давайте! Давайте! – сказал король, полагая, что инквизитор кончил чтение. – Давайте! Я теперь в восхищении, что при почтеннейшем легате могу сделать это из внимания к Святейшему Папе.

– Я обо всем доложу его святейшеству, – сказал легат, почтительно кланяясь, – сегодня же отправлю курьера, чтобы в церкви Святого Петра гремело: «Тебе Бога хвалим».

– И мы будем молиться, – прибавил инквизитор.

Король взял перо и, укрепленный гневом и ненавистью, почти сам себя не понимая, подписал изгнание двух миллионов своих верных подданных.

– Теперь, Ваше Величество, позвольте осмелиться посоветовать не внимать никаким просьбам.

– Как так? – спросил король.

– У мавров есть много покровителей, даже из наших. Они будут беспокоить вас.

– Я никого не буду слушать. Я всем откажу.

– Ваше Величество так добры, что это будет тревожить вас. Вам лучше уехать в Валладолид.

– Да! Да! – вскричал с живостью Филипп. – Уеду! мне здесь душно. Мне нужно воздуху… я задыхаюсь здесь! Мне тяжело! – прибавил он, положив руку на грудь.

Инквизитор не дал королю опомниться, и в минуту все приготовил к отъезду под видом прогулки, так что никто из свиты не знал, куда едет король.

Через несколько минут по всем дорогам Испании скакали курьеры ко всем епископам с известием о торжестве веры и строгим приказанием немедленно исполнить королевское повеление.

Инквизиция торжествовала; Рибейра плакал от умиления, а Лерма с улыбкой говорил сам себе:

– Однако Аллиага худо действует. Уже выбрал время, нечего сказать! Теперь ему также трудно будет свергнуть меня, сколько спасти мавров.

И действительно, Аллиага пришел поздно. Все было кончено; дело беззакония свершилось.

Глава XI. Особое преимущество

Пикильо, как духовнику короля, так и всем оставшимся во дворце, говорили, что Филипп поехал прогуляться. Аллиага не хотел терять ни минуты по возвращении короля и остался дожидаться; но, напрасно пробыв во дворце до вечера, решился уйти домой.

Дома, к величайшему своему огорчению, Пикильо нашел записку, в которой король писал пред отъездом:

«Я еду в Валладолид. Я самый несчастнейший из людей. Приезжайте ко мне скорее, любезнейший Аллиага. Я жду вас. Никто, кроме вас, не утешит меня».

Что случилось и что побудило короля к такому скорому отъезду, Пикильо не мог узнать ни от кого. Ужаснее всего было то, что он потерял даром двенадцать часов и столько же надо было употребить на дорогу.

Но Пикильо не задумался. Хотя он был измучен усталостью и с утра ничего не ел, однако тотчас же отправился в Валладолид и к вечеру уже был там. Король не приказал принимать никого, но это приказание не касалось духовника Его Величества. Аббата впустили.

Он с трудом мог узнать короля, так одни сутки страдания изменили все черты лица Филиппа. Оно отражало одну только скорбь. При виде Пикильо король зарыдал и бросился в его объятия.

– Брат мой! Брат мой! – вскричал он. – Помоги спасти мою душу! Все кончено! все погибло.

– Что случилось, Ваше Величество? – спросил с испугом Пикильо.

– Она уехала! – вскричал король. – Она вышла замуж за д’Альбайду!

– Кто, Ваше Величество?

– Герцогиня Сантарем.

Аллиага побледнел, но скоро оправился и поспешил с ответом:

– Вам ложно донесли… моя сестра не выходила замуж. Фернандо уехал в Валенсию.

– Но я вам говорю, что он увез герцогиню.

– Нет! Я могу доказать противное.

– Как так?

– Очень просто; я сам увез ее.

– Вы? – вскричал король с изумлением. – Зачем?

– Ваше Величество! Она, отдаваясь вам, сама дала клятву умертвить себя; но я… я не хотел, чтобы на вашей душе был такой тяжкий грех.

Король побледнел.

– Лишить девушку чести и жизни – смертный грех.

– Не вините меня, отец мой! Уверяю вас, что я хотел жениться на ней, но мне помешали Лерма и Сандоваль. Они уверили, что мне нельзя жениться на мавританке. А теперь, если б я и хотел, так уж совершенно невозможно; они в присутствии панского легата доказали мне, что мавры – еретики и что они только губят мое государство.

– Напротив, Ваше Величество! – вскричал Пикильо с жаром. – Не они губят государство, а его правители. – И он в немногих словах объяснил королю настоящее положение Испании, чего Филиппу никто не открывал. Он доказал ему, что Испания погибнет не от мавров, которые обогащают ее, но от ослепления инквизитора, от фанатизма Рибейры и от тщеславия герцога Лермы.

Каждое слово аббата пугало послушного Филиппа. Он блуждающими глазами смотрел на своего духовника и потом вдруг вскрикнул:

– Довольно!.. Теперь уже поздно!.. Я подписал!

Пикильо вскрикнул от глубокой скорби.

– Да… я был вне себя… меня убедили. Теперь нет средств воротить это повеление!.. Папский легат уже донес об этом в Рим. Послание уже обнародовано… и, – прибавил он с отчаянием, – может быть, приводится в исполнение.

В эту минуту аббату доложили, что его спрашивают. Он вышел и, скоро возвратившись, сказал королю, что знатнейшие бароны Валенсии, боясь ужаснейшего удара, который им грозит изгнанием мавров, приехали просить короля, чтобы он не разорял их и не отнимал хороших работников на полях и заводах.

– Их не допустили к Вашему Величеству, – прибавил Пикильо, – и они обратились ко мне. Угодно вам выслушать их?

– Но что им сказать! – вскричал король с отчаянием. – Я не могу исправить зла.

– Можно по крайней мере облегчить его, если будет угодно Вашему Величеству.

– Ну, хорошо, пусть войдут.

Мы не будем описывать отчаяния благородных дворян, которые любили своих вассалов более, нежели свое богатство. История сохранила память об их усердии и стараниях в пользу мавров. Она сохранила также имена некоторых благородных испанцев, которые защищали права человечества и честь государства открытым восстанием против жестокостей инквизиции.

Это были: Фернандо д’Альбайда, герцог Гандия, огромное имение которого совершенно расстроилось с изгнанием мавров; также графы: д’Аланьяс, де Буколь, д’Анна, де Синаркас и герцог Маньеда.

По приходе их к королю Пикильо, чтобы защитить честь своего государя, сказал, что испанский король в пользу веры принужден был принять эту меру и теперь сам ее оплакивает. Желая, сколько возможно, облегчить ее, для того чтобы поля и работы на фабриках не остались покинутыми, Аллиага предложил королю оставить некоторую часть мавров в Испании. Король позволил это, предоставив баронам право избрать из десяти семейств одно, чтобы оно могло научить христиан этому занятию.

Валенсийским баронам, Фернандо и даже самому королю слишком было нужно, чтобы некоторые лица из мавров остались в Испании. И Фернандо, осчастливленный мыслью, что может спасти Аиху и Иесида, в тот же день поспешил в Валенсию. Он радовался, что теперь имеет случай и право оказать Аихе покровительство, и следовательно, скорее предложить ей свою руку.

Глава XII. Отъезд в изгнание

Нам уже известно, что Сандоваль и Рибейра не замедлили обнародовать повеление, а все меры к исполнению его были приготовлены заранее. Всему флоту был дан тайный приказ явиться в назначенное время во всех портах Валенсии, где уже находились и все сухопутные войска на случай восстания мавров.

Деласкар был в Гранаде, когда получил известие от Пикильо. Он ужаснулся, увидя, что гонители не имеют ни совести, ни чести. Старик поспешил в Валенсию, где уже господствовало всеобщее отчаяние. Народ ходил толпами по улицам и плакал навзрыд. Солдаты разгоняли сборища и били всех саблями или топтали лошадьми.

– У нас нет отечества! Нет убежища! – кричали несчастные.

Иесид и Аиха встретили старика со слезами. Важнейшие старшины также собрались на совет к Деласкару, которого почитали своим главой. Они решились оставить Испанию и искать убежища у своих братьев, детей Измаила, надеясь у них найти защиту, потому что они одной с ними веры.

– Отправимся! Отправимся! – кричала толпа.

– Нет, не все! – возразили вошедшие в это время в залу бароны Валенсии, а с ними вместе и Фернандо.

– Друзья мои! – вскричал Фернандо, обращаясь к собранию. – Мы желали спасти всех вас, но не могли. По крайней мере, мы попытались некоторых из вас избавить изгнания. Великодушный д’Альберик и вы, почтенные старейшины, по определению короля, вы можете остаться и сохранить ваши богатства, а вашим братьям должны помогать издали.

На эти слова Фернандо последовали крики радости и благословения, но вдруг Деласкар встал и произнес:

– Братья мои! Прежде всего я от вашего имени поблагодарю дона Фернандо и всех наших великодушных покровителей за старание смягчить нашу участь. Но, – прибавил он твердым голосом, – меня удивляет это согласие короля. Они оставляют некоторых из нас для того, чтобы руками и искусством мавров управлять и научать своих. Этого достаточно, чтобы отвергнуть предлагаемую милость. Но кроме этого есть еще другие побуждения. Кто из вас захочет улучшить свою участь от участи своих братьев? Кто пожелает остаться там, откуда они изгнаны? Что касается меня, то я не хочу оставаться. Я иду туда, куда и все братья.

При этом слове зала огласилась криками одобрения и восторга.

– Да! – прибавил старик, подавая руки Иесиду и Аихе. – И дети мои, верно, от меня не отстанут!

– Никто! Никто! – вскричали все.

Фернандо в отчаянии взглянул на Аиху, а та со слезами на глазах указала на небо и на отца.

В скором времени твердое намерение валенсийских мавров сделалось известным по всей Испании.

Все решительно мавры покинули свои дома и собрались на берегу для отправления, чтобы жить и умереть с братьями. Ни одна мать не хотела оставить свое дитя на чужой земле.

Приготовленных кораблей оказалось мало. Пользуясь этим случаем, Фернандо и прочие бароны Валенсии пытались замедлить исполнение повеления, но вицерой Валенсийский и архиепископ не соглашались на это. Наконец Фернандо и друзьям его удалось добиться того, что маврам дозволено было на свой счет нанимать суда, и потому Педральви нанял судно для семейства Деласкара.

Между тем Фернандо пришел к Аихе и сказал, что он тоже с ними едет.

– Как, Фернандо? – спросила Аиха. – Ваше звание и обязанности требуют, чтобы вы были в Испании. Оставить для меня отечество… это нехорошо. Я не допущу такой жертвы!

– Я не оставлю вас, если вы меня любите!

Аиха, вероятно, не сочла нужным отвечать на это. Она потупила глаза и продолжала:

– Но вы христианин, вы подданный короля Филиппа, разве у вас нет обязанностей? Позволительно ли вам упустить их, и не запятнает ли это честь кастильца и дворянина?

– Выслушайте меня, – отвечал Фернандо спокойно. – Я знаю, о чем вы говорите. Но есть одно слово, которое уничтожает все мои расчеты и рассуждения. Это слово, Аиха, – я люблю вас! Будьте уверены, что если бы Испании грозила война, я не подумал бы отказаться от моей службы. Я не унижу этим звания испанского гранда. Но теперь, благодаря Бога, король живет в мире со всей Европой. Я подам в отставку, получу ее и тогда…

– Тогда? – повторила Аиха с трепетом.

– И тогда поеду с вами. Мое отечество будет там, где ваше. Ваша участь будет моей участью.

Тронутая этими словами, Аиха подала ему руку.

– Я завтра еду с вами, – продолжал Фернандо.

– Нет, – возразила Аиха, опустив глаза на землю, – это невозможно!

– Что же мешает? В счастливые дни вы признались мне в вашей любви и теперь в изгнании не можете отнять ее у меня. Я требую. Вы должны быть моей.

– Не могу.

Фернандо посмотрел на нее с изумлением.

– Не теперь, по крайней мере! – поспешно прибавила Аиха. – На этот брак нужно согласие…

– Вашего отца?

– Нет… Согласие Кармен, вашей невесты.

– Кармен! Но она отказалась от света и освободила меня от данного слова.

– Она мне не дала права отнять у себя жениха, которого любила. Без ее позволения я буду смотреть на этот союз, как на измену против сестры и друга.

Потом, подав руку Фернандо, она прибавила:

– Вы понимаете меня? Так вместо того, чтобы следовать за мной, поезжайте в Благовещенский монастырь, где у Кармен скоро кончится срок послушничества, и скажите ей всю правду.

– И если она позволит?..

– Тогда приезжайте ко мне за ответом. Я буду ждать вас в Алжире.

Время разлуки приводило Фернандо в отчаяние.

– Поторопитесь с отъездом, – сказала Аиха, – еще несколько дней разлуки, и тогда… мы соединимся навек.

Но роковой срок приближался к концу. Бесчисленные семейства мавров с отчаянием в сердце и со слезами на глазах прощались с прекрасным небом и полями Валенсии, где родились и надеялись умереть. Более полутораста тысяч собралось их на берегу. По обеим сторонам его стояли войска, готовые выстрелить из всех орудий в беззащитных при первом сопротивлении. Только и были слышны рыдания и слезы. Несчастных тысячами нагружали под тесные палубы кораблей, где они почти задыхались от недостатка воздуха. Всякое требование отвергалось, и всякая жалоба наказывалась немилосердно. Кто из мавров осмеливался защищать своих или грозить испанскому солдату, того бросали в море.

Деласкар д’Альберик с Аихой также пришел к берегу и готовился уже войти на судно, как вдруг, оглянувшись, с удивлением заметил, что Иесида нет.

– Сын мой… где он? – вскричал старик.

Педральви подбежал к нему и шепнул:

– Не спрашивайте!.. Христиане услышат.

Потом, отведя их подальше от толпы, прибавил:

– Сегодня ночью Иесид получил известие из Альбарасинского ущелья. Там скрывается двадцать тысяч мавров. Они хотят отмстить за братьев и звали Иесида быть их предводителем.

– И он уехал! – сказал старик, затрепетав.

– И хорошо сделал, – прибавила Аиха. – Бог сохранит его!

– Я хотел быть с ним, – заметил Педральви, – но Иесид взял с меня слово проводить вас в Африку.

– Ты хочешь вернуться?

– Да. Как только вы будете в безопасности, я непременно вернусь. Хочу сражаться подле Иесида. Может быть, я пригожусь ему.

Деласкар и Аиха пожали руки верному слуге с особенной признательностью.

– Верно, так угодно Аллаху! – сказал старик и пошел с дочерью к кораблю.

Наконец берег опустел. Остались только войска и некоторые валенсийские помещики, которые со стесненным сердцем и слезами прощались с своими вассалами и богатством.

Фернандо в тот же день отправился в Пампелуну, но в Каэнсе догнал его курьер из Мадрида с повелением от короля и министра. Что с ним сделалось, когда он прочел это повеление, – неизвестно.

Известно только то, что его назначили начальником над тремя полками в поход против мавров, которые взбунтовались под начальством Иесида в Альбарасинском ущелье.