Текст книги "Амаранты. Одаренный"

Глава 43
Видеть, слышать, знать

Как и большинство отцовских собраний, вечер протекал непринужденно, с музыкой и общением. Элоквент отметил, что была открыта вторая бочка праздничного звездного вина, и подслушал немало позорящих его детских историй, от которых краснел не переставая. Эвер носился повсюду, радуясь, что его пустили к гостям, но потом угомонился и прижался к плечу Квена.

Согласно традиции, Суузу ни на шаг не отходил от Кимико, знакомя ее с членами стаи Стармарков. А Твайншафт оставался рядом с Квеном, спокойно наблюдая за происходящим.

В конце концов кот наклонился ближе:

– Не думаю, что он найдет в себе смелость, да и времени мало. Что, если мы?..

– Я был бы признателен.

Придерживая Элоквента под локоть, Хисока повел его в дальний угол, где укрывался Акио Миябэ. Квен подчинился спокойно, ведь это были роли, которые им нужно было играть, повинуясь правилам традиционной игры-ухаживания. Он не мог приблизиться к семье Кимико без сопровождения.

– Добрый вечер, наблюдатель Миябэ, – непринужденно обратился к нему Хисока. – Я уговорил Элоквента подойти. Вы поприветствуете его?

Мужчина тут же протянул ладони, что породило некоторую… ситуацию.

Мало того что руки Элоквента были заняты Эвером, ребенок решил, что сейчас самое время перебраться к другому взрослому. Мистер Миябэ не успел моргнуть, как обнаружил у себя на руках малыша, заключившего его в жаркие объятия.

– Мне надо тебя обнюфать.

Медленная улыбка согрела лицо хранителя храма, делая сходство Кимико с отцом еще более очевидным.

– Здравствуйте, молодой господин. Не должны ли мы для начала познакомиться?

– Я тебя не знаю. – Эвер задумчиво нахмурился. – Или?

– Позвольте мне, поскольку представление – одна из моих обязанностей сегодня вечером. – Хисока осторожно потрепал Эвера по уху. – Наблюдатель Миябэ, этот ласковый щенок на ваших руках – Эвер Стармарк. Эвер, господин, которого ты собираешься обнюфать, – отец Кимико. Вот почему он показался тебе знакомым.

Квен был горд тем, что Эвер уловил сходство запахов. Они с Лаудом начали обучать его основам выслеживания, для чего требовался тонкий нюх и внимание.

Хвост Эвера завилял так сильно, что в этом участвовало все его тело.

– Кими твоя?

– Одна из моих драгоценных дочерей.

– И моя! Нафа. – При этом он потянулся назад, а Квен шагнул вперед, чтобы Эвер мог жестом собственника положить ладошку ему на сердце. – Бватика и моя!

– Могу ли я встретиться с вашим братом? – спросил господин Миябэ.

– Конефно! Это Квен.

Тут вмешался Хисока:

– Элоквент – четвертый сын Хармониуса Стармарка и один из одноклассников вашей дочери в старшей школе Нью-Сага. Он – ее избранник, и клан Стармарк приветствует ее выбор.

Обычный обмен любезностями был прерван восторженными объятиями Эвера, от которых глаза мистера Миябэ засияли.

– Ах, – сказал Хисока, будто внезапно что-то припомнив. – Кажется, сейчас самое подходящее время отметить, что у вас вполне могут быть внуки со схожими чертами.

Первое изумление Акио Миябе быстро сошло на нет, и Квен с облегчением увидел приятие и даже предвкушение на лице мужчины. Их щенки будут в этой семье желанными.

Он украдкой взглянул на Кимико, которая оживленно разговаривала с его сестрой Рэмпант. Даже отсюда он чувствовал ее радость. Может быть, потому, что их связь уже начала формироваться?

Рука Хисоки легла ему на спину, и отвлекшийся Квен сосредоточился. Господин Миябэ наблюдал, как он любовался его дочерью.

Квен неловко обратился к нему:

– Есть ли что-нибудь такое, о чем не упомянул пресс-секретарь Твайншафт?

– Да, кое-что есть. – Испытующий взгляд. Негромкий вопрос: – Ты любишь мою дочь?

– Всей душой. – Он неосознанно принял гораздо более доминирующую позу, чем того требовал этикет. – Я тоже ее выбрал.

– Тогда хорошо. Да, хорошо. – Улыбка отца вышла чуточку дрожащей. Он погладил шелковистые волосы Эвера и его круглую щеку. – Могу ли я показать Кикуко этого чудесного мальчика?

– Скоро, – посулил Хисока. – Настал час заявления Кимико. Вы, надеюсь, присоединитесь к Хармониусу на помосте?

Отпущенный на волю Эвер во всю прыть припустил к матери, а мужчины направились к низкой платформе, достигнув ее одновременно с Суузу, сопровождавшим Кимико.

Хисока вновь привлек всеобщее внимание:

– С незапамятных времен амаранты собирались в Песенном круге, чтобы отметить праздники – совершить обряды рождения и ухода, приема учеников, заключения договоров и основания домов. Этой ночью стая Стармарков образует круг, чтобы услышать клятву Кимико Миябэ, которая сообщит о своем предложении и намерении добиваться Элоквента Стармарка.

Квен наблюдал, как его товарищи по стае тихо расходятся веером. Белая копна волос дяди Лауда перемещалась от двери к двери: дядя открывал их, чтобы могли войти все Собратья. Он принадлежал им. Конечно же, им хотелось быть здесь – видеть, слышать, знать, в какой форме Кимико сделает свое предложение.

Хисока продолжил, одним своим присутствием повышая статус наступающего момента:

– Барышня Миябэ, Хармониус Стармарк желает, чтобы вы знали, что он не отдаст своего сына неискренней претендентке. Что вы можете сказать со своей стороны?

Элоквент был благодарен уже за то, что они обошлись без ярлыка сына-невестушки.

По знаку Кимико прошла на свое место в центре комнаты, высоко подняв голову и излучая уверенность. Не торопясь, она медленно покрутилась вокруг себя, встречая взгляды тех, с кем только что познакомилась, впитывая силу стаи Стармарк. Последним она посмотрела на Квена. Наклон ее подбородка, излом бровей – она будто делилась с ним, только с ним, шуткой или секретом. У него кровь запела, и в памяти зазвенела нежная нота ее души.

Затем она звучно обратилась к собравшимся:

– Сердце мое так же чисто, как и у него. Пусть сватовство покажет мою решимость, ведь я твердо решила его заполучить.

По кругу пробежал шум, признание и одобрение, повизгивания со стороны Собратьев и тычки локтями среди мальчишек-подростков.

Хармониус широко улыбнулся:

– Какую же форму примет ваше сватовство?

– Вариация Цикла Лун, который встречается в амарантийских сказаниях о деревьях. Двенадцать клятв, скрепленных двенадцатью поцелуями. – Она переждала, пока снова стихнет шепот, после чего добавила: – Я готова подарить мой первый поцелуй сегодня вечером под Кусуноки, деревом в святилище Кикусава.

– Ваша цель и подготовка достойны похвалы. – Хармониус поднял бровь, взглянув на Квена. – Ну что, сын? Что ты скажешь на это?

– Я буду ждать в назначенном месте.

И снова Хисока взял управление в свои руки:

– Клан Стармарк одобрил предложение Кимико. Остается только выбрать представителей. Кимико, Элоквент, назовите, каждый по очереди, члена своей семьи, который будет свидетельствовать о принесении двенадцати клятв.

Кимико заговорила без колебаний:

– Мой отец, наблюдатель Акио Миябэ.

Тот сделал небольшой шаг вперед, гордо улыбаясь дочери.

Хисока повернулся к Элоквенту, выжидательно приподняв брови.

Квен чувствовал, как его отец выпрямляется, желая, чтобы его назвали, ощущал он и то, как Лауд будто сжимается, уклоняясь от роли, которая привлекла бы к нему излишнее внимание.

– Элоквент, – поторопил Хисока. – Кого из своих товарищей по стае ты выберешь, чтобы приглядывать за тобой и твоей дамой?

– Наш клан силен, и многие – как Собратья, так и Сородичи, – достойны этой чести. После долгих раздумий я сделал очевидный выбор. Я назначаю своим представителем Эвера Стармарка.

Все взгляды обратились на Анну Стармарк, чей маленький сын сидел у нее на руках. Щенок навострил уши и повернулся:

– Мне? Моя очередь, мама?

– Да, дитя мое, – сказала Анна. – Иди к своему брату. Ты ему нужен.

Эвер на полном ходу пересек комнату, преодолев последние метры в прыжке, бросающем вызов гравитации.

– Вот и я, бватик!

Квен подхватил его, высоко поднял, а затем прижал к себе:

– Ты будешь моим представителем?

– Да. – На выразительном личике отразилось замешательство. – А как это?

Квен подошел к Кимико, решив, что ему будет легче объяснить Эверу его роль, если малыш уяснит место Кимико в их будущем.

– Стае нужно, чтобы ты выполнил очень важную работу, Эвер, – сказал Квен. – Как мой представитель, ты будешь слушать слова Кимико, а затем послушаешь мои ответы.

Широко раскрытые глаза моргнули.

– Пофему?

– Мы хотим дать друг другу обещания, чтобы потом нам легче было строить наше логово.

– Где?

– Наше логово? – Квен положил руку на сердце. – Сначала здесь, потом в том месте, где живет Кимико, высоко на холме, там есть лестница со множеством ступенек и большущее дерево.

Кимико издала слабый звук. Она выглядела удивленной. Неужели ей никто не рассказал о тех условиях, которые Хисока согласовал от их имени?

Как можно более мягким, умиротворяющим голосом Квен продолжил:

– Кимико возьмет мое имя и приведет меня в свой дом.

– А меня? – спросил Эвер.

– Конечно. Ты мой.

– Дядю?

– Да, я думаю. – Квен не мог представить себе логово без Лауда.

– А Райза?

– Да, Райз тоже наш. Но Кимико будет особенно моей, а я буду особенно ее. Вот что значит иметь пару. Одного на все времена.

Эвер задумался, хмуря пушистые брови.

– Не я?

– Ты мой брат, – сказал Квен. – Братья не могут быть парой, но ты можешь быть моим представителем.

Малыш повернулся к Кимико:

– Я – пфта-ви-тель бватика.

Она ласково улыбнулась:

– Элоквент, должно быть, очень тебя любит.

– Конефно! – Малыш выпятил грудь. – Мы бватики.

Элоквент счел, что лучше заострить внимание на этом моменте как ради Эвера, так и для того, чтобы весь клан знал, как обстоят дела.

– Да, мы братья, а значит, Кимико станет твоей сестрой.

Эвер протянул руки, и Кимико взяла его.

– А когда у нас появятся щенки, – продолжил Квен, – ты будешь их дядей.

– Я? – пискнул Эвер и осторожно завилял хвостиком. – Ффенки?

Элоквент почувствовал, как изменилась поза Кимико, – она стала уверенной, собственнической. Не колеблясь, он расслабился и принял позу внимательного слушания, давая понять, что отвечать не ему.

Эвер тут же уловил перемену, ткнулся носом в подбородок Кимико и заскулил, обращаясь к ней с самой что ни на есть выразительной «пудинговой» просьбой.

– Я слышу тебя. – Кимико хитро улыбнулась. – Но давай будем двигаться шаг за шагом, Эвер. Сначала обещания. Потом щенки.

Глава 44
Разорванные чары

Тэмма чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Поскольку раньше у него никогда не было близких друзей, он не был уверен, сможет ли быть хорошим товарищем для Инти. Нынче вечером ему больше всего хотелось то поправить, то отругать его. Как въедливой старушке. Но он не пытался приручить Инти или изменить. Он хотел понять своего нового соседа. Вот почему они решили проводить все время вместе, от окончания уроков до самого комендантского часа.

– У тебя ноги не замерзли? – спросил Тэмма.

Инти вскарабкался по телу Тэммы, как белка по дереву. Заняв место у него на плечах, метис начал ерзать, пока не просунул ноги в пальто на груди Тэммы. Руки и хвост плотно прижались к телу. Тэмма понимал, что он выглядит настоящим пугалом, прогуливаясь по улице с пушистым хвостом вместо шарфа и мальчиком-обезьяной на голове вместо шляпы.

– Так хорошо? – спросил он.

– Тепло, – согласился Инти.

– Знаешь, у тебя ведь есть обувь.

Инти издал басовитое урчание – этот звук, как понимал теперь Тэмма, был для Инти эквивалентом слова «гадость». Даже наледь на тротуарах Кейши не убедила его соседа по комнате надеть обувь, выданную в Нью-Саге.

Тэмма решил не обращать внимания на все эти взгляды, улыбки и застенчивые кивки. Людям нужно привыкать к виду амарантов в городе. Открытие для того и совершилось, чтобы жить открыто. А интеграция не должна ограничиваться стенами классной комнаты.

Красиво в теории. Но нестандартное поведение Инти держало Тэмму в напряжении. Ему приходилось постоянно извиняться за своего соседа, который то и дело что-то трогал, пробовал или хватал без разрешения.

– Как насчет небольшого урока? – предложил Тэмма.

– Снова?

– Совсем маленький. О том, как сидеть на публике. – Тэмма показал на скамейку в парке. – Здесь потише, хорошее место.

– Инти будет слушать. – Метис соскользнул со своего места и поклонился. – Научите меня, сенсей.

Рассмеявшись, Тэмма сел.

– У людей есть такое понятие, как личная дистанция, или почтительное расстояние.

Инти радостно уселся рядом, плотно прижавшись к его боку.

– Инти почтительный.

– Слишком близко, Инти. Люди не всегда чувствуют себя комфортно при таком близком контакте. То, что кажется тебе вполне естественным, других может напрягать.

– От тебя не пахнет тревогой.

Тэмма улыбнулся:

– Мы друзья. Это урок про незнакомых. Давай я покажу?

Забравшись на скамейку с босыми ногами, Инти с интересом наблюдал, как Тэмма отступил на несколько шагов, а затем приблизился:

– Можно мне посидеть здесь?

– Сядь, сядь, сядь.

Тэмма сел, оставив между ними довольно большой промежуток.

– Иногда люди кладут рядом с собой предметы в качестве барьеров, например сумку с покупками или книгу. Так они подают сигнал, что не хотели бы слишком близкого общения, но даже если такого сигнала нет, все равно оставляй между вами место.

– Сижу с незнакомыми. – Инти изучал зазор между ними. – А как насчет друзей?

– Это зависит от того, насколько вы близки.

Инти поднял палец:

– Одноклассник, но не Тэмма, Квен или Айла.

Тэмма встал, снова отступил и шагнул вперед:

– Привет, Инти! Можно мне присесть рядом с тобой?

– Сядь, сядь, сядь, друг. – Инти наслаждался происходящим.

Тэмма по-прежнему сохранял личную дистанцию, но на этот раз он изменил язык тела, откинувшись назад и наклонившись ближе, так что их плечи соприкоснулись.

– Как поживаешь?

Инти ухмыльнулся:

– Голодный.

Урок окончен. Они вернулись к основной теме вечера. Тэмме не удалось придумать никаких развлечений, которые понравились бы Инти… кроме еды. Так что они бродили по Кейши, часто останавливаясь, чтобы попробовать фастфуд, уличную еду и таинственные лакомства, которые можно добыть в торговых автоматах.

Инти прыгнул на свое уютное место на плечах Тэммы:

– У тебя еще есть монеты?

– Полно.

– Тэмма богатый?

– Очень – тебе и не снилось.

Потыкав Тэмму в щеку, Инти спросил:

– Тэмма шутит?

– Конечно шучу. Но деньги у меня пока еще не кончились, даже при том, с какой скоростью ты поглощаешь еду.

Они обнаружили блинную, а следом за этим Тэмма узнал, что Инти категорически против употребления бананов в пищу. Из принципа.

– Вопреки стереотипам? – спросил Тэмма.

– Мне нравится то, что нравится, – пробормотал его друг, набив рот клубникой со сливками.

Тэмму определенно радовали такие моменты, когда Инти переставал притворяться и использовал личные местоимения. В школе он четко усвоил, насколько важны для амарантов нюансы и тонкости. Через мелкие детали можно было выразить большие понятия – например, заботу, доверие и дружбу.

– Куда бы тебе хотелось пойти? – Тэмма даже не пытался скрыть свое любопытство. – Я имею в виду, что ты обычно делаешь, когда выходишь куда-то вечером?

Инти слизнул с кончиков пальцев остатки крема и прыгнул на плечи Тэммы. Побарабанив по его макушке, он сказал:

– Отведи меня к деревьям. Куда-нибудь, где можно побегать и полазить.

На следующем перекрестке Тэмма свернул к дому, поскольку лучшим таким местом был лес за их общежитием. Хотя это была территория Стармарков, нигде не было ни заборов, ни ограждений. Возможно, кто-то из Собратьев, живущих там, захочет присоединиться к Инти и побегать с ним взапуски.

Вот только дойти до кампуса они не успели.

Внезапно хвост Инти вырвался и слетел с плеч Тэммы. Пошатнувшись, мальчик все же удержался на ногах и ухватил своего соседа за щиколотку. Инти стоял у него на плечах, вглядываясь в темный переулок. Тэмма хотел было возмутиться, спросить, что происходит, но что-то в поведении метиса подсказало ему, что это не глупая шутка.

Инти соскочил на землю и отбежал на небольшое расстояние, а затем вернулся и, пританцовывая, стал скакать вокруг Тэммы.

– Слишком поздно, слишком поздно, – пробормотал он. – Слишком медленно.

Решив, что раз Инти говорит, то и он может подать голос, Тэмма тем не менее перешел на шепот.

В ответ тот лишь принялся еще больше прыгать и суетиться. Глаза Инти стали совершенно круглыми, он начал нервно грызть кончик хвоста.

Схатив и прижав Инти к себе, Тэмма прошептал ему на ухо:

– Скажи, что там?

– Началось. Ловушка. Охотник идет.

– Ты имеешь в виду следопытов?

Отрицательно мотнув головой, Инти тихонько причитал что-то похожее на отчаянную молитву.

Он прижал палец к губам Тэммы, умоляя о тишине. Другой рукой Инти залез Тэмме за пазуху, пошарил во внутреннем кармане и извлек оттуда драгоценную сложенную бумагу. Он отступил на шаг и, к ужасу Тэммы, разорвал созданные Квеном чары пополам, позволив половинкам упасть на землю.

И сейчас же на Тэмму лавиной обрушились ощущения, лишая его самообладания. Там был кто-то – амарант, злобный, прожорливый, и он быстро приближался. Если это охотник, они с Инти станут легкой добычей.

Хвост Инти обвил его руку, крепко сжимая. Поднявшись на цыпочки, он зашептал Тэмме в самое ухо:

– Нам нужно бежать. Нужно спрятаться.

– Да.

– Ты слишком медленный.

На мгновение Тэмма решил, что Инти его бросит.

Страх, должно быть, отразился на его лице. Инти погладил его по щеке:

– Моя очередь, друг. Я сильнее, чем кажусь.

От головокружительного взлета у Тэммы, которого и так уже мутило, желудок ухнул куда-то вниз – он обнаружил, что беспомощно цепляется за Инти, а тот бесстрашно несется вприпрыжку по крышам.

Глава 45
Искушение

Акира был польщен, что его включили в состав гораздо меньшей группы для визита в святилище Кикусава. Похоже, эта процедура с клятвами обычно была чуть ли не секретной, и только представители могли на ней присутствовать, чтобы все подтвердить официально. Но сегодня план был другим, чтобы Миябэ могли вернуть Стармаркам долг гостеприимства.

Арджент присоединился к тем, кому Акио Миябэ рассказывал об истории святилища и сокровищницах. Сайндер тоже заинтересовался рассказом, и было совершенно ясно, что после того, как Кими поцелуется с Квеном, остальные потребуют провести для них экскурсию.

Засунув руки поглубже в карманы, Акира побрел к дому, где Суузу наблюдал за какими-то последними деталями. Возможно, прихорашивал Кими.

Он подошел к входной двери, как вдруг та распахнулась. Отскочив в сторону, Акира уступил путь женщинам Миябэ – мягкий шелест нарядной одежды, сверкающие украшения для волос и накидки с меховой отделкой. Они болтали, хихикали и источали пьянящую смесь девичьих ароматов.

Должно быть, уже почти пора.

Вышел и Суузу. Дверь, захлопнувшись, оставила их в полумраке. Но, несмотря на недостаток света, глаза феникса смотрели так же зорко, как всегда. Он приблизился к Акире и принялся охорашивать друга с сосредоточенностью, выдававшей его душевное состояние.

– Что с тобой? – спросил Акира. – Из-за Кими можешь не переживать. Она все держит под контролем, особенно Квена.

– Он с радостью это позволяет.

– Я тоже за него рад, но волнуюсь за тебя. Серьезно, что не так? – Акира ткнул своего лучшего друга в бок. – Ты какой-то странный с тех пор, как Кими нам рассказала про эту штуку из их семейной сокровищницы.

– Да. – Подхватив его, Суузу подпрыгнул, поднявшись высоко над залитым лунным светом двором, прежде чем удобно угнездиться в ветвях Кусуноки.

Акира не протестовал. Суузу, видимо, нужен был укромный уголок, чтобы ответить. Не удивило его и то, что феникс начертил на их ладонях одинаковые символы. Значит, этот разговор предназначен только для их ушей.

Но время шло, а Суузу все молчал.

Отсюда не было видно гостей, скрытых от глаз листьями и навесами, где горячие угли и теплые напитки позволяли укротить ночной холод. Акира разглядел, как Гинкго играет с Кирие и Эвером, гоняя с ними по садовым дорожкам, освещенным каменными фонарями. Им давно уже пора было спать, и Кирие надолго не хватит, несмотря на все его возбуждение. Малыш не любил холодную погоду.

Суузу снова принялся за него, поправил прическу, куртку, шарф.

– Тебе тепло?

– Вообще-то все нормально, хотя, признаться, эта амарантийская ткань какая-то… уж очень тонкая.

– Ты замерз.

– Да все в порядке. Честно, – возразил Акира. – Нам надо потом сфотографироваться, чтобы сестренке показать. И Цзуу-ю.

– Гм. – Суузу старался своим телом укрыть Акиру от ветра. – Ты хорошо выглядишь в моих цветах.

Акира разволновался:

– Есть что-то такое, о чем ты не можешь говорить?

Его друг прощебетал тихую трель:

– Все мои тайны – твои, но эта… деликатная.

– Мы справились с массой деликатных вещей. – Акира улыбнулся. – Помнишь историю с шерстяным свитером?

Суузу прикрыл глаза рукой:

– Это вопрос понимания, а не непонимания. Боюсь, Хисока Твайншафт нашел повод усомниться в моей честности.

– С чего бы это? Ты такой благородный.

– Искушение приходит во многих формах. – Суузу тянул слова и мялся, потом еще ближе привлек к себе Акиру, чтобы можно было говорить еще тише. – Он увидел, что моя воля пошатнулась, и действовал соответственно.

– Сенсей наш друг.

– Каждый предатель когда-то был чьим-то другом.

Плечом Акира уперся в плечо Суузу:

– Ты жутко мрачный, но толком ничего так и не объяснил. Скажешь ты, наконец, или нет?

– Ты знаешь легенды об Ауриэле Золотом Семени?

– Не-а.

Суузу заговорил тихо, еле слышно:

– Есть забытое предание, древнее океанов, воспетое звездами. Эти древнейшие из легенд повествуют о времени, когда воды расступились и небеса послали сеятелей на появившуюся землю. Некоторые называют это первым Открытием.

– Если истории забыты, как же ты их знаешь? – хмыкнул Акира.

– Потому что одна из десяти обязанностей, возложенных на десятого сына, – помнить то, что остальные девять не могут. – И Суузу продолжил: – Одним из сеятелей был ангел по имени Ауриэль. Ему даны были орехи, стручки и шишки всех видов поющих деревьев, ибо так было нужно.

– Амарантийские деревья?

Суузу кивнул.

– Туда и сюда летал он, чтобы найти добрую почву в тайных местах мира. И после него выросли старые сады и древние рощи, дары Создателя на благо всего Творения.

– Взаправду?

Укоряющая трель. Задумчивая улыбка.

– Одна эпоха перетекала в другую, и задача Ауриэля приближалась к концу. В его мешочке осталась лишь горстка семян – блестящих, как золото, и звенящих, ибо они были наделены даром. Он искал новую землю, вдали от тех мест, где его усилия уже принесли плоды, и наткнулся на группу женщин, сбежавших из гарема жестокого властителя. При появлении Ауриэля они заплакали от радости, говоря: «Веди нас, ибо мы заблудились».

– Подозреваю, там он и застрял.

– Да, а увидев, что они лишаются чувств от голода, Ауриэль начал искать что-нибудь, чтобы дать им поесть. Но земля была пуста, а все, что у него было, – те самые семена, которые ему еще предстояло посеять, – всего двенадцать.

– И сколько женщин он спас?

Суузу кивнул:

– Ты прав, их было двенадцать.

– А что будет, если съесть золотое семечко?

– Не забегай вперед, – проворчал феникс. – Ауриэль дал женщинам съесть семена, и они настолько окрепли, что им хватило сил для дальнего пути. Он привел их к горе, где в скалах строили гнезда фениксы – в те дни диких фениксов было еще много.

Акира встретил несколько фениксов-Собратьев, но не знал, остались ли в мире вообще дикие фениксы. Спросить об этом он тогда постеснялся.

Суузу продолжил свой рассказ:

– В тех горах жили два амаранта, пара соратников. Они присматривали за дикими птицами, за которых отвечали. Амаранты приветствовали усталых путников, дали им место и заботились о них. А забот вскоре прибавилось, так как оказалось, что все двенадцать женщин беременны.

– Ну и дела.

– Прежде чем уйти, Ауриэль передал им первую песнь деревьев – пророчество, которое до сих пор известно любому амарантийскому ребенку. Теперь это одна из наших колыбельных. – Суузу пропел несколько тактов. – Язык старый, и при переводе почти вся красота теряется. Предупредив, что людям опасно попадать под очарование деревьев, Ауриэль объясняет, что происходит с неосторожными – последствия для них окажутся такими же, как и для тех двенадцати женщин.

– Ты специально так тянешь? – проворчал Акира.

Суузу опустил голову, а затем тихо запел:

 
Из рук своего дитя возьми золотое семя.
Возьми золотое семя, у дома его посади.
Дитя свое научи семя кормить и поить,
Вырастет из него сильное древо-близнец.
Долгие годы жизни дереву суждены,
Много даров принесут дому его плоды.
 

– Подожди, ты вроде что-то пропустил. Откуда у детей взялись семена?

– Они родились с семенем в руке.

– Все двенадцать?

– Да. А когда дети подросли, они послушались ангела и посеяли семена.

У Акиры расширились глаза.

– И долго жили. Как сестренка и мама Квена, когда связали жизнь со своими соратниками. Только те дети связали жизнь со своими деревьями.

– Мы зовем их сородичами деревьев.

– А они правда есть?

Суузу призвал его успокоиться, прижав палец к губам.

– Старых садов и древних рощ давно нет, их погубило человеческое стремление к бессмертию. Но семян сохранилось достаточно. Мало кто знает о рощах. Еще меньше тех, кто знает, где они спрятаны.

– Твой остров?

Суузу кивнул.

– Здорово, это очень круто. Но почему из-за этого у тебя проблемы с Хисокой-сенсеем?

Его друг слабо рассмеялся и снова приобнял его.

– Если в этих реликвариях хранятся золотые семена, то они могут исполнить обещание Ауриэля для того, кто их посадит.

– Они еще действуют?

– Да. И Твайншафт это явно знает, вот он и выставил охрану, чтобы я не поддался искушению.

– А ты… украл бы семечко?

Голос Суузу был полон тоски:

– Я хочу одно.

– Но зачем?

Суузу издал негромкий сдавленный звук. Горячие слезы брызнули на щеку Акиры, и его сердце дрогнуло.

– Для меня?

– Да, для тебя. Даже несмотря на то, что я нарушил бы законы, сломал бы веру, предал бы доверие. Несмотря на все это, я взял бы его и попросил тебя посадить у порога нашего дома.

– Теперь я понял. – Акира наклонился, чтобы поцеловать своего лучшего друга в щеку. – Это отличная идея. Мне это нравится больше, чем то, что ты перед этим предлагал.

Суузу хмыкнул вопросительно.

– Ну, легенда и все такое, – сказал Акира. – Я немного забеспокоился: вдруг ты попытаешься сделать как-нибудь так, чтобы я забеременел.

Суузу протяжно застонал и вновь разразился слезами. Но сейчас, по крайней мере, это был смех сквозь слезы.