Текст книги "Тренировочный полет"

Государственный служащий

Перевод А. Гришина

Точно в девять утра двери открывались, и в почтовое отделение входили первые посетители. Ховардс знал это, и все же, аккуратно укладывая Книгу на конторку, он не мог удержаться, чтобы не кинуть опасливый взгляд на большие часы, висевшие на стене. В чем дело? Ведь это был всего лишь рабочий день, точно такой же, как все остальные дни. Слава богу, с последним прыжком длинной черной стрелки страхи скрылись, спрятались куда-то глубоко на дно души.

Да, это просто очередной рабочий день, почему же он так встревожен? Он нервно хихикнул и повернул ключ в замке стоявшего перед ним кассового пульта, и в этот момент с противоположной стороны барьера появились два человека.

– Я хочу отправить письмо в Сьерра-Леоне, – заявил мужчина.

– А мне надо оплатить страховку, – потребовала женщина.

Они немедленно принялись ругаться – каждый настаивал на том, что пришел первым, – и их голоса, сливаясь в единый дуэт, звучали все громче и визгливее. Ховардс хлопнул левой рукой по Книге и поднял правую.

– Стоп, – негромко, но внушительно проговорил он, и они сразу умолкли, почувствовав властность, звучавшую в его голосе. – Согласно пункту Бэ – восемьдесят шесть – у дробь двести тридцать четыре Книги почтовых инструкций, все разногласия относительно приоритета обслуживания должны разрешаться клерком, находящимся при исполнении служебных обязанностей. То есть мною. Дама первая. Вот ваша марка, мадам.

Пока он произносил эту речь, его пальцы уже порхали по кнопкам кассового пульта, а он втайне гордился той уверенностью, с которой высказал свою реплику. Мужчина отступил в сторону, женщина робко протянула ему книжку страхования, а он стоял, держа палец на кнопке ввода. Свободной рукой он раскрыл книжку, засунул листок в щель и нажал кнопку.

– Двадцать два кредита восемьдесят, мадам. – Купюры уплыли в приемник, а в лотке загремела сдача. – Следующий, – не без некоторой снисходительности провозгласил он.

Мужчина ничего не сказал; конечно же, он знал, что тут спорить не о чем. В Книге все было сказано верно. Он протянул свой конверт, расплатился и отошел. Ховардс подумал, что этот день и впрямь начался достаточно бурно, но откуда же этот легкий, беспредметный испуг, затаившийся, дрожа, где-то на самом дне души? Он произнес про себя эту фразу и потер костяшками пальцев грудь где-то между сердцем и желудком.

Над барьером навис крупный темнокожий человек с густой черной бородой.

– Ты знаешь, что это такое? – взревел он.

– Конечно знаю, – ответил Ховардс. (Его голос слегка дрогнул – или ему это только показалось?) – Это игольное ружье.

– Ты прав. – Теперь человек шипел, и его голос вызывал в сознании вид накатывающейся на берег ядовитой волны. – Оно беззвучно выкидывает иглу, которая летит с такой скоростью, что, втыкаясь в человеческое тело, порождает гидростатическую волну, которая полностью разрушает нервную систему. Тебе этого хочется? – В спутанной черной бороде мелькнули белые зубы.

– Я не хотел бы, чтобы моя нервная система полностью разрушилась.

– Тогда выплати мне четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов.

– У меня в кассе столько нет. Наличные деньги выдаются централизованно…

– Болван! Я все это знаю. Я знаю также, что на выплату любой суммы больше пяти тысяч кредитов в любом пункте нужно получить специальное подтверждение. Поэтому гони четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов. Живо.

– Выполняю, – решительно сказал Ховардс и принялся нажимать кнопки. При этом он громко говорил: – Четыре, девять, девять, девять…

– Теперь нажми ввод!

Ховардс заколебался на долю секунды, затаил дыхание, а затем, подавшись вперед всем телом, нажал пальцем на самую большую кнопку.

В лотке для мелочи раздался звон высыпающихся монет, человек невольно перевел туда взгляд, и в этот момент ему в лицо ударила струя белого пара. Он закричал, скорчился и сразу же упал, сраженный смесью газов раздражающего, слезоточивого и кожно-нарывного действия.

– Глупец, – проговорил Ховардс в носовой платок, которым поспешно прикрыл лицо, и отошел в сторону, подальше от облачка газа. – Охранники оказались рядом с ним, как только я набрал четыреста девяносто девять миллионов девяносто девять тысяч кредитов. Просто нажать переключение десятичного разряда…

Было уже почти девять; совсем скоро должен был появиться первый посетитель. День как день… но почему же он так странно себя чувствует? Как? Как будто он заключен в тюрьму в глубине своего собственного мозга, вопит, но его никто не слышит. Ну и глупость; государственному служащему совершенно не к лицу иметь такие мысли.

– Помогите мне, – попросила старуха, как только черные руки стрелок часов коснулись одна девятки, а другая двенадцати.

– Ну конечно, мадам.

Интересно, откуда она взялась так быстро?

– Это моя пенсия. – Она трясущейся костлявой рукой подтолкнула к нему поперек барьера истрепанную и грязную пенсионную книжку. – Они не хотят платить мне мои деньги.

– Денежные выплаты осуществляются всегда, – сказал Ховардс, листая засаленную книжку и стараясь при этом прикасаться к ней одними лишь кончиками пальцев. Вот она, причина затруднений. Он указал на вырванный листок. – Мы нашли объяснение. Страница отсутствует. Чтобы возобновить выплаты, вы должны получить форму девятьсот двадцать пять дробь один ка сорок три в скобках и заполнить ее.

– Она у меня есть, – ответила женщина и сунула ему – нет, скорее бросила – еще сильнее жеванный и замызганный листок. Ховардс взял его и принялся читать, надеясь, что чувства, которые он испытывает, не отражаются на его лице.

– Это та самая форма, мадам, но она не полностью заполнена. Вот тут, в этой графе, вы должны указать номер страхового свидетельства вашего покойного мужа.

– Я не знаю этого номера! – срывающимся голосом выкрикнула старуха и навалилась всем телом на край барьера. – Он умер, и все его документы уничтожены, вы можете это понять?!

– В таком случае вы должны получить форму двести семьдесят шесть дробь пэ о шестьдесят семь в скобках, которая является заявлением, в ответ на которое надлежащие органы выдадут вам нужную информацию. – Он положил перед старухой ее бумаги и, как ему хотелось верить, любезно улыбнулся. – Вы можете получить форму для этого заявления в…

– Я раньше помру! – завизжала старуха и швырнула все свои бумаги в воздух – они плавно опускались, словно грязное конфетти. – Я не ела целую неделю. Я требую своего. Я должна получить свои деньги, чтобы есть…

Эта сцена была до крайности неприятной.

– Я был бы рад помочь вам, но эта проблема находится вне пределов моей компетенции. Вам следует обратиться за соответствующим форменным бланком к представителю, занимающемуся неотложными вопросами…

– Я раньше помру! – повторила она и перегнулась через барьер. Он ощутил ее кислое дыхание и поспешно отодвинулся. – Неужели вы не сжалитесь над человеком моих лет? Я ведь могла бы быть вашей матерью!

– Слава богу, мадам, вы ею не являетесь. У моей матери все бумаги…

– Бумаги! – Она так взвизгнула, что ее голос сорвался. – Вам бумаги важнее человеческой жизни. Я поклялась, что покончу с собой, если сегодня не добуду денег на еду. Спасите меня!

– Прошу вас не угрожать. Я сделал все, что мог.

А так ли это? Может быть, у него были какие-то полномочия, которыми он должен был воспользоваться? Правильно ли он…

– Лучше быстро умереть сейчас, чем медленно издыхать от голода. Деньги – или я умру!

В руке у нее вдруг оказался большой хлебный нож. Это была угроза? Следовало ли вызвать охрану?

– Я не могу… – Ховардс сбился; его пальцы в нерешительности висели над кнопками пульта. Охрана? Врач? Полиция?

– Тогда я умираю, и мне совсем не жаль расстаться с этим миром!

Она положила левую руку на барьер и резко ударила по ней ножом, почти полностью перерубив запястье. Из глубокой раны хлынул густой поток крови.

– Что вы наделали?! – закричал он и потянулся к кнопкам.

Но она принялась вопить, размахивая рукой. Кровь заливала все вокруг, текла на конторку…

– Книга! – взвизгнул Ховардс. – Вы испачкали кровью Книгу. – Он схватил ее с оскверненной конторки и принялся оттирать носовым платком, но тут вспомнил, что все еще не вызвал помощь. Он заколебался в растерянности, затем положил Книгу подальше от залитого кровью барьера и кинулся на свое место. Там все было в крови – неужели он допустил ошибку? – а женщина, похоже, свалилась на пол, он не видел ее, но все еще слышал стоны.

– Медицинская помощь, – быстро проговорил он в микрофон. – Немедленно нужен врач. Срочно.

Следовало ли ему что-то сделать для нее? Но он не мог покинуть свое место. И кровь, повсюду кровь, и на его руках, и на рубашке. Он в ужасе глядел на себя. Он никогда еще не видел так много крови, человеческой крови…

А ровно в девять часов почтовое отделение должно было открыться. Еще один день, точно такой же, как и все остальные.

Что с его руками было не так? Может быть, он забыл нечто такое, что ему следовало помнить? Ему казалось, что в его памяти что-то мелькнуло и растаяло, подобно замершему эху, – эху чего? Все шло как нужно: он стоял на своем месте, где ему полагалось находиться, рядом, под рукой, лежала Книга, а впереди сверкала светлая панель кассового пульта. Он был на своем месте, готовый к выполнению своих обязанностей, – но тогда откуда снова и снова возникало мимолетное, неуловимое пугающее воспоминание о том, что свершилось что-то неподобающее?

Почему он то и дело смотрел на руки?

Ховардс содрогнулся, отпер пульт, сбросил память, щелкнув ручкой, включил тест, затем перевел аппарат в рабочий режим – загорелась зеленая лампочка, – проверил очистку регистров и набрал 4,999…

Нет, что-то было не так. С какой стати он набрал это число? Украдкой бросив взгляд через плечо, он снова очистил регистры. Длинная черная рука часов, щелкнув, перепрыгнув на следующее деление, встала вертикально, и сразу же перед ним образовалась огромная очередь. Люди теснились друг к другу, все глаза смотрели на него. Было тихо, хотя откуда-то из хвоста очереди уже доносился ропот.

– Доброе утро, сэр, – обратился он к краснолицему джентльмену, стоявшему первым. – Чем я могу…

– Только без дурацкой болтовни. Мне нужно обслуживание, а не пустые разговоры. Это письмо, специальной доставкой, срочно, в Капителло, Салерно, Италия. Сколько это будет стоить?

– Это зависит… – начал было Ховардс, протягивая руку к конверту. Мужчина быстро придвинул его к себе.

– От чего зависит, черт бы вас побрал? Я хочу отправить эту штуку, а не трепаться о ней.

Из очереди послышались голоса недовольных задержкой людей. Ховардс неискренне улыбнулся:

– Зависит от веса, сэр. Специальная доставка осуществляется орбитальными ракетами, и стоимость отправления определяется его весом.

– Тогда прекратите наконец молоть языком и взвесьте его! – рявкнул краснолицый, швырнув конверт по барьеру.

Ховардс поймал его, сунул на весы и назвал высветившуюся сумму.

– Это чертовски дорого! – крикнул мужчина. – Я отправлял письмо в Капителло только вчера, и оно стоило куда меньше.

– Вероятно, оно весило меньше, сэр.

– Я хочу отправить посылку, – сказал маленький ребенок, с усилием выкладывая на барьер неопрятный сверток.

– Вы назвали меня лжецом? – возмутился первый клиент, покраснев еще сильнее.

– Нет, сэр… подожди минутку, малыш… я просто сказал, что раз оно стоило меньше, значит меньше весило.

– Какая наглость! Назвать человека лжецом! Я должен немедленно увидеть вашего начальника!

– Мой начальник не встречается с посетителями. Если желаете, то можете оставить жалобу. Бюро претензий находится в комнате восемь-девять-три-четыре… Не делай этого! – воскликнул он, увидев, что ребенок толкнул свой пакет дальше, и он, соскользнув с внутреннего края, упал на пол. Внутри что-то с громким звоном разбилось; потянуло ужасным зловонием.

– Вы сломали мою посылку! – завизжал ребенок.

– Я этого не делал, убери это немедленно, – ответил Ховардс, поднимая сверток за конец веревки. Ребенок не обратил никакого внимания на его слова и громко разревелся.

– Человека, который так обращается с детьми, нужно высечь кнутом!

– Комната восемь-девять-три-четыре, – повторил Ховардс сквозь сжатые губы, надеясь, что человек уйдет.

Высокий рыжий молодой человек, стоявший в очереди за ребенком, уже давно подпрыгивал от нетерпения.

– Я хотел бы послать моему дяде телеграмму такого содержания: «Дорогой дядя, срочно требуется в долг сто…»

– Будьте любезны заполнить телеграфный бланк, – прервал его Ховардс. Он нажал кнопку, и на барьер выполз отпечатанный бланк.

– Будет трудновато, – ответил молодой человек, поднимая обе руки; они были замотаны в бинты, скрепленные лентами лейкопластыря. – Я не могу писать, но мог бы продиктовать вам текст. Это займет всего одну минуту. «Дорогой дядя…»

– Мне очень жаль, но я не могу принимать телеграммы под диктовку. Однако вы можете продиктовать ее из любого телефона-автомата.

– Я не могу засовывать монеты в щель. «Дорогой дядя…»

– Это жестоко и бессердечно, – возмущенно фыркнула молодая девушка из очереди.

– Я был бы рад помочь вам, – сказал Ховардс, – но это запрещено инструкциями. Однако я уверен, что кто-нибудь из стоящих дальше согласится написать для вас текст на бланке, и тогда я с удовольствием приму вашу телеграмму.

– Как вы суровы, – заметила девушка. Она была чрезвычайно привлекательна, и когда она наклонилась, ее груди впечатляюще приподнялись на краю барьера. Она улыбнулась. – Я хотела бы купить несколько марок.

Ховардс ответил ей улыбкой, на сей раз совершенно искренней.

– Я был бы счастлив удовлетворить вашу просьбу, мисс, если бы не тот факт, что мы больше не выпускаем марок. Стоимость пересылки теперь печатается машиной прямо на конверте.

– Как хорошо придумано. Но разве нельзя купить юбилейные марки, которые все еще сохраняются на почте?

– Конечно, это совсем другое дело. Продажа публике юбилейных изданий марок… пункт Игрек – двадцать три эйч дробь сорок восемь Книги.

– Какой вы умный. Столько всего помните! Так вот, я хотела бы серию, посвященную столетию Службы по доставке пеленок на дом…

– Наглец, проклятый наглец! Хотели избавиться от меня! – вновь загремел голос краснолицего. Он орал издалека, протискиваясь через толпу. – Комната восемь-девять-четыре-четыре закрыта.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что комната восемь-девять-четыре-четыре может быть закрыта, – спокойно ответил Ховардс. – Я не знаю, что находится в комнате восемь-девять-четыре-четыре. А Бюро претензий находится в комнате восемь-девять-три-четыре.

– Тогда почему, будьте вы прокляты, вы сказали мне – восемь-девять-четыре-четыре?

– Я вам такого не говорил.

– Нет, сказали!

– Исключено. Я не мог допустить такой ошибки.

«Ошибка? – подумал Ховардс. – Ошибка! О нет, только не это». Он почувствовал, что бледнеет.

– Боюсь, что я допустил небольшую ошибку, – сказал он, обращаясь к девушке. – Существует дополнительный приказ, отменяющий продажу всех юбилейных марок в почтовых отделениях.

– Но ведь это же глупость. – Девушка мило надулась. – Разве вы не можете продать мне маленькую марочку с пеленками…

– Если бы я имел на это право, то ничего не доставило бы мне большего удовольствия, но нарушение инструкции недопустимо.

– Башку тебе разбить, как ты разбил посылку! – рявкнул огромный разъяренный детина. Оттолкнув девушку, он сунул прямо под нос Ховардсу растрепанный пакет. Зловоние было ужасающим.

– Уверяю вас, сэр, что я не разбивал ее. Будьте любезны, уберите…

– Мой сын сказал, что это ты.

– Однако я этого не делал.

– Ты хочешь сказать, что мой сын солгал?! – оглушительно взревел детина и, перегнувшись через барьер, схватил Ховардса за грудки.

– Прекратите! – задыхаясь, воскликнул Ховардс. Он попытался вырваться и услышал треск материи. Он пошарил рукой на столе, нащупал кнопку вызова охраны, попытался нажать на нее, но она отломилась и свалилась на пол. Ховардс дернулся сильнее, и большая часть его сорочки осталась в кулаке детины.

– Отправьте, пожалуйста, – сказал кто-то, и в щель пульта просунулось письмо.

– Два кредита, – отозвался Ховардс. Он пнул ногой упавшую кнопку и набрал на пульте стоимость отправки письма.

– Вы сказали – комната восемь-девять-четыре-четыре! – кричал краснолицый.

– Не умеете обращаться с приборами, – с кислым выражением на лице проворчал ремонтник, появившись из-за спины Ховардса.

– Вовсе нет. Я только прикоснулся к ней, и она отломилась.

– Эти устройства никогда не ломаются.

– Помогите мне, – попросила хилая старуха, трясущейся костлявой рукой подтолкнув к нему поперек барьера истрепанную и грязную пенсионную книжку. – Это моя пенсия. Они не хотят платить мне мои деньги.

– Денежные выплаты осуществляются всегда, – ответил Ховардс. Он на мгновение прикрыл глаза – почему? – а потом потянулся за книжкой. Краем глаза он заметил проталкивавшегося к барьеру человека с густой нечесаной черной бородой и выражением ненависти на лице.

– Я знаю, что… – начал Ховардс, затем остановился. Возможно ли, чтобы это ему уже было знакомо? В голове начали оформляться какие-то мысли, похоже, что наступала какая-то ясность.

– Я не знаю этого номера! – визжала старуха. – Он умер, и все его документы уничтожены, вы можете это понять!

– Ты знаешь, что это такое? Это игольное ружье.

– Нет, вы сказали – комната восемь-девять-четыре-четыре.

– Всего одна марочка с пеленочкой…

Ховардс с силой стиснул виски ладонями. Он не знал, то ли это он завизжал, то ли кто-то другой.

А затем его поглотила благословенная тьма.

– А теперь сделайте глоточек-другой, и через несколько секунд станете как новенький.

Ховардс взял чашку, которую Экзаменатор протягивал ему, и с удивлением обнаружил, что может удержать ее лишь двумя руками. Он заметил, что его руки – тыльные стороны кистей – густо усыпаны крупными каплями пота. Потягивая напиток, он почувствовал, как шлем поднимается с его головы, а запрокинув голову, успел кинуть на шлем быстрый взгляд, прежде чем он скрылся в отверстии в потолке.

– Экзамен… разве мы не будем продолжать?

Экзаменатор хихикнул и постучал толстыми пальцами по столу.

– Распространенная реакция, – заметил он. – Экзамен окончен.

– Я ничего не помню. Мне показалось, что шлем опустился, а потом снова поднялся. Хотя мои руки покрыты пóтом. – Он посмотрел на них, а потом содрогнулся, осмыслив сказанное. – Значит, экзамен окончен. И я…

– Вы должны запастись терпением, – сказал Экзаменатор с тяжеловесным достоинством. – Результаты необходимо проанализировать, сравнить, составить отчет. Даже электроника не может сделать этого сразу. Вам не следует жаловаться.

– О, я не жалуюсь, Экзаменатор, – быстро ответил Ховардс, опустив глаза. – Я благодарен.

– Вы и должны быть благодарны. Только подумайте о том, каким все это было прежде. Многочасовые устные и письменные экзамены, на которых лучшие отметки получают зубрилы, у которых нет ничего, кроме хорошей памяти. А при экзамене на симуляторе зубрежка не поможет.

– Я знаю это, Экзаменатор.

– За какие-нибудь несколько минут, которые вы проводите в гипнотическом сне, машина помещает вас мысленно в различные ситуации и определяет, как вы ведете себя в них. Реальные ситуации, в которых оказывается почтовый клерк при исполнении своих повседневных обязанностей.

– Ну да, повседневных обязанностей, – повторил Ховардс. Он хмуро посмотрел на свои руки и быстро вытер их о бока.

Экзаменатор уставился на цифры, пробегавшие по стоявшему перед ним дисплею.

– Не так хорошо, как я ожидал, Ховардс, – медленно проговорил он. – В этом году вы не станете почтовым клерком.

– Но… я был совершенно уверен… двенадцатый раз.

– Для этой службы требуется больше, чем одно только знание Книги. Идите. Учитесь. Готовьтесь. Ваша оценка в этот раз достаточно высока для того, чтобы оставить вас в студентах еще на год. Работайте упорнее. Очень мало таких студентов, которым не удается сдать после пятнадцати лет обучения.

Ховардс стоял, беспомощно переминаясь с ноги на ногу, но не уходил.

– Жена просила меня поговорить с вами, сэр… Мы становимся все старше… Разрешение на ребенка…

– Не может быть никаких разговоров. Вы же знаете, что все определяется демографической ситуацией и вашим общественным положением. Если бы вы были клерком, то могли бы рассчитывать, что ваше заявление рассмотрят.

– Но ведь клерков так мало, – подавленно сказал Ховардс.

– Для них так мало рабочих мест. Будьте счастливы, что вы являетесь зарегистрированным студентом, имеете квартиру и рацион. Вы знаете, что такое быть утвержденным безработным?

– Спасибо, сэр. До свидания, сэр. Вы были очень добры, сэр.

Ховардс быстро закрыл за собой дверь. Почему ему продолжало казаться, что у него на руках кровь? Он помотал головой, чтобы прогнать наваждение.

Будет трудно рассказать это Доре. Она так надеялась. Но по крайней мере, у него все еще остается его Книга. И целый год, чтобы заново заучить ее. Это будет полезно. А также изменения и дополнения, что может быть еще полезнее.

Мимо почтового отделения, расположенного в вестибюле, он прошел, старательно отводя глаза.