Текст книги "Тренировочный полет"

Если…

Перевод И. Зивьевой

– Мы прибыли, мы не ошиблись. Расчеты оказались верными. Под нами то самое место.

– Ты жалкий червяк, – сказала 17-я своей спутнице 35-й, походившей на нее во всем, кроме номера. – Место правильное. Только прибыли мы сюда на девять лет раньше, чем полагалось. Посмотри на счетчик.

– Ты права, я жалкий червяк. Я освобожу тебя от бремени своего бесполезного присутствия.

35-я достала из ножен свой нож и, потрогав пальцем лезвие, удостоверилась, что оно достаточно острое. Она приложила нож к белой полоске, опоясывающей шею, и приготовилась перерезать себе горло.

– Не сейчас, – зашипела 17-я. – У нас и так нехватка рабочих рук, а твой труп экспедиции не нужен. Немедленно доставь нас в нужное время. И помни – запас энергии у нас ограничен.

– Все будет исполнено как приказано, – ответила 35-я и скользнула к пульту управления.

44-я не вмешивалась в разговор – ее фасеточные глаза ни на секунду не отрывались от блока энергоконтроля, а чуткие плоские пальцы реагировали на показания многочисленных шкал.

– Готово, – объявила 17-я, потирая от удовольствия лапки. – Точное время и точное место. Нужно спускаться и решать нашу судьбу. Восславим же Великого Ящера, правящего судьбами всех.

– Слава Великому Ящеру, – пробормотали две ее спутницы, внимательно следя за приборами.

Из бездонной глубины неба упал шарообразный корабль. Гладкость его корпуса нарушал лишь большой прямоугольный иллюминатор, оказавшийся сейчас внизу. Голубой металл шара был, скорее всего, анодированным алюминием, хотя выглядел намного тверже. Было непонятно, что позволяет ему летать и зависать в воздухе, но спускался он равномерно и, несомненно, под контролем. Аппарат двигался все медленнее и медленнее, пока не скрылся за грядой гор у северной оконечности озера Джонсона, возле опушки сосновой рощи. Вокруг раскинулись поля с пасущимися на них коровами, которых, казалось, ничуть не встревожило появление небесного гостя. Ни один человек приземления корабля не заметил. К роще от озера вела протоптанная тропинка, которая затем, покружившись меж высокими стволами сосен, выводила к шоссе.

На куст села иволга, и из ее горлышка полились чудные трели; с поля прискакал крольчонок пощипать травки. Эту буколическую мирную сценку нарушил шорох шагов на тропе и монотонное насвистывание. Птичка – яркое пятнышко краски на зеленом фоне холста – вспорхнула и улетела; крольчонок спрятался в кустарнике. На берег вышел мальчик. Он был одет так, как обычно одеваются мальчики; в одной руке он держал школьный портфель, в другой – небольшую самодельную проволочную клетку. В клетке, вцепившись в сетку, сидела ящерица, поводя вытаращенными от ужаса глазами. Не переставая громко насвистывать, мальчик неторопливо шагал по тропке, постепенно углубляясь в тень сосновой рощи.

– Мальчик, – окликнул его чей-то писклявый дрожащий голос. – Ты слышишь меня, мальчик?

– Конечно слышу, – ответил мальчик и остановился, оглядываясь вокруг в поисках невидимого собеседника. – Где ты?

– Рядом с тобой, но я невидима. Я – твоя крестная фея…

Мальчик высунул язык и грубым звуком выразил свое недоверие.

– Я не верю в невидимок и крестных фей. Кто бы вы там ни были, выходите из леса.

– Все мальчики верят в крестных фей, – вкрадчиво, с оттенком беспокойства произнес голос. – Мне известны все секреты. Я знаю, что тебя зовут Дон и…

– Все знают, что меня зовут Дон, а в фей давно больше никто не верит. Теперь мальчики верят в ракеты, подводные лодки и атомную энергию.

– А в космические полеты?

– Конечно.

Немного успокоенный голос продолжил с большей уверенностью и вкрадчивостью:

– Не хотела пугать тебя, но дело в том, что я с Марса и только что приземлилась.

Дон снова издал насмешливый грубый звук.

– На Марсе нет атмосферы и никаких видимых форм жизни. А теперь выходите. Хватит играть со мною в прятки.

После долгого молчания голос произнес:

– А ты веришь в путешествия во времени?

– Верю. Неужто вы прибыли из будущего?

– Да, – с облегчением подтвердил голос.

– Тогда выходите – хочу на вас посмотреть.

– Существуют такие вещи, на которые человеческому глазу лучше не смотреть.

– Чепуха! Человеческий глаз может отлично смотреть на что угодно. Или вы выходите, или я ухожу.

– Не советую. – В голосе послышалось раздражение. – Я могу доказать, что путешествую во времени, подсказав тебе, например, ответы завтрашней контрольной по математике. Правда здорово? Номер один: одна целая семьдесят шесть сотых. Номер два…

– Не люблю шпаргалок, а даже если бы и любил, с новейшей математикой не сжульничаешь. Ее либо знаешь, либо – нет. Считаю до десяти, потом ухожу.

– Нет, тебе нельзя уходить! Я должна попросить тебя об одном одолжении. Выпусти ящерицу, что сидит у тебя в клетке, а за это я исполню три твоих желания – вернее, отвечу на три вопроса.

– С какой стати мне ее выпускать?

– Это твой первый вопрос?

– Нет. Просто я люблю сначала во всем разобраться, а потом уже делать. Это особая ящерица. Такой я ни разу здесь не видел.

– Ты прав. Это ящерица акродонт из Старого Света, из отряда червеязычных, обычно называемая хамелеоном.

– Верно! – Дон теперь заинтересовался по-настоящему. Не сходя с тропинки, он присел на корточки, достал из портфеля книгу в красной обложке и положил ее на землю. Затем он повернул клетку так, что ящерица оказалась на дне, и осторожно поставил клетку на книгу. – Она действительно поменяет окраску?

– Да. И довольно заметно. А теперь, если ты выпустишь эту самочку…

– Откуда вы знаете, что это самочка? Опять эти сказки насчет путешествия во времени?

– Если хочешь знать, то да. Ее в паре с самцом купил в зоомагазине некий Джим Бенан. Два дня назад, когда Бенан добровольно выпил жидкость, содержащую изрядное количество этилового спирта, и в совершенно невменяемом состоянии уселся на клетку, обе ящерицы оказались на свободе. Одна из них, к несчастью, погибла от ран, а вот эта выжила. Если ты отпустишь…

– По-моему, шутка слишком затянулась, и поэтому я пошел домой. Или выходите оттуда, чтобы я мог на вас взглянуть.

– Предупреждаю тебя…

– До свидания. – Дон подобрал клетку. – Вот это да! Она стала красной, как кирпич!

– Не уходи. Я сейчас выйду.

Дон с неподдельным любопытством наблюдал, как из-за деревьев выходит странное существо всего лишь около семи дюймов ростом. Оно было фиолетовое, с громадными выпученными глазами и местами покрытой чешуей кожей. На нем был сшитый по фигуре коричневый комбинезон, а за спиной висел ранец.

– А вы не очень-то похожи на человека из будущего, – заметил Дон. – Честно говоря, вы вообще не похожи на человека. Вы слишком маленькая.

– Я могла бы ответить, что это ты чересчур велик. Размеры – вещь относительная. А все-таки я из будущего, хотя и не человек.

– Это уж точно. Вы куда больше похожи на ящерицу. – Повинуясь внезапно промелькнувшей в голове мысли, Дон внимательно посмотрел на путешественницу во времени, затем перевел взгляд на клетку. – Вы и правда здорово смахиваете на этого хамелеона в клетке. Что между вами общего?

– Это секрет, который тебя не касается. А теперь ты подчинишься моей команде, иначе тебе придется худо. – 17-я повернулась к лесу и махнула рукой. – Тридцать пятая, я приказываю. Выйди и уничтожь вон те кусты.

Со все возрастающим интересом Дон наблюдал, как из-за деревьев медленно выплыл металлический шар, похожий на голубой баскетбольный мяч. Дискообразная пластина на шаре скользнула в сторону, и в образовавшемся отверстии показалось блестящее сопло, очень напоминающее брандспойт игрушечной пожарной машины. Сопло нацелилось на живую изгородь в добрых тридцати футах от шара. Внутри сферы раздался пронзительный вой, постепенно нараставший по высоте, пока не стал едва слышимым. Из сопла внезапно вырвался тонкий луч света и коснулся кустарника, тот затрещал и мгновенно вспыхнул. Через секунду от него остался лишь почерневший остов.

– Это устройство называется роксидайзером и смертельно опасно, – сказала 17-я. – Сейчас же выпусти хамелеона!

Дон нахмурился:

– Ладно. В конце концов, кому нужна эта старая ящерица?

Он поставил клетку на землю и уже начал ее открывать, но вдруг застыл и… втянул ноздрями воздух. Подхватив клетку, он направился по траве к сгоревшему кустарнику.

– Вернись, – заверещала 17-я. – Еще один шаг – и мы сожжем тебя.

Дон пропустил мимо ушей слова ящероподобного существа, которое сейчас буквально пританцовывало от злости и нетерпения, и побежал к кустам. Он вытянул перед собой руку – и та прошла сквозь обуглившиеся стволики.

– Так и знал, что здесь нечисто, – произнес он. – Все горело, я стоял с наветренной стороны – и не чувствовал даже запаха гари. – Он повернулся к застывшей в мрачном молчании путешественнице во времени. – Да ведь это всего лишь проецируемое изображение, что-то вроде трехмерного кино.

Неожиданная мысль заставила его замолчать. Он подошел к зависшей над землей машине времени и ткнул в нее пальцем. Рука прошла насквозь.

– И этой штуки здесь нет. А как насчет вас?

– Экспериментировать ни к чему. Я и наш корабль существуем здесь только в виде временнóго эха, если так можно выразиться. Материя не может перемещаться во времени, но само понятие ее можно проецировать куда угодно. Уверена, что для тебя все это слишком сложно…

– До сих пор все было понятно. Валяйте дальше.

– Наши проекции, находящиеся здесь, вполне реальны для нас самих, хотя для любого наблюдателя из того времени, куда мы прибыли, мы можем существовать лишь в виде изображения или звуковой волны. Для перемещения во времени требуется колоссальное количество энергии, и на нашу экспедицию затрачены почти все ресурсы нашего мира.

– Но зачем? И скажите ради разнообразия правду. Без всяких там крестных фей и прочей чепухи.

– Я сожалею, что пришлось пуститься на уловки, но наша тайна слишком важна, и мы не могли раскрывать ее, не испробовав сперва другие способы убеждения.

– Вот теперь мы наконец добрались до истины. – Дон уселся поудобнее и скрестил ноги. – Выкладывайте.

– Мы нуждаемся в твоей помощи; в противном случае вся наша цивилизация оказывается под угрозой. Совсем недавно – по нашей шкале времени – наши приборы зафиксировали странные возмущения. Мы, ящеры, живем простой и бесхитростной жизнью в будущем – примерно через миллион лет после вас, и наша раса доминирует. Ваша же давно вымерла, причем так ужасно, что тебе не следует знать об этом – лучше я поберегу твои юные уши. Наша раса находится под угрозой. Ученые обнаружили, что нас вот-вот сметет волна вероятности – огромная волна отрицания стремительно надвигается из нашего далекого прошлого.

– Вы не могли бы разъяснить мне, что такое волна вероятности?

– Я приведу пример из вашей литературы. Если бы твой дед умер, не успев жениться, ты бы не родился и не разговаривал сейчас со мной.

– Но я родился.

– В масштабах Вселенной это еще спорный вопрос, но мы не будем сейчас обсуждать его. Наши запасы энергии ограниченны. Короче говоря, мы проследили нашу родословную через все мутации и изменения и нашли ту единственную протоящерицу, от которой и пошел наш род.

– Дайте-ка подумать, – проговорил Дон и указал на клетку. – Это она и есть?

– Она, – торжественно, как и требовал того момент, произнесла 17-я. – Так же как в каком-то времени и в каком-то месте существует проточеловек, от которого произошел ваш человеческий род, так и она является праматерью нашего. Скоро она произведет на свет потомство, оно будет расти и размножаться в этой прекрасной долине. Скалы неподалеку от озера ощутимо радиоактивны, и это обстоятельство послужит причиной мутаций. Пройдут столетия, и однажды наступит день, когда наш род достигнет высот своей славы. Но только если ты откроешь клетку.

Дон подпер рукой подбородок и задумался.

– А вы меня больше не разыгрываете? Это правда?

17-я выпрямилась и замахала над головой обеими руками – или передними ногами.

– Клянусь господом нашим, Великим Ящером, – произнесла она нараспев. – Звездами неугасимыми, обновлением вечным природы, облаками, небом, матриархатом, что я…

– Да вы просто перекреститесь и поклянитесь, что умрете, коли соврали, – и этого будет вполне достаточно.

Ящероподобное существо завращало глазами и послушно исполнило требуемый ритуал.

– Ну вот – другое дело! Когда речь заходит о вымирании целой расы, я, как и любой парень в нашей округе, становлюсь мягким, словно воск.

Дон отогнул проволоку, которой скреплялась дверца клетки, и открыл ее. Хамелеон выкатил на мальчика один глаз, а второй устремил на распахнутую дверцу. 17-я наблюдала за происходящим в благоговейном молчании, а машина времени между тем подплыла поближе.

– Иди же, – сказал Дон и вытряхнул ящерицу на траву.

На этот раз хамелеон сообразил, чего от него хотят, и поспешно скрылся в кустах.

– Теперь ваше будущее обеспечено, – сказал Дон. – Или прошлое, с вашей точки зрения.

17-я и машина времени бесшумно исчезли. Дон снова стоял на лесной тропинке один.

– Ну и ну, могли хотя бы спасибо сказать на прощание. Люди, скажу я вам, намного воспитаннее ящериц.

Он подобрал опустевшую клетку, подхватил портфель и пошел домой.

Он не услышал шороха в кустах и не увидел, как из них крадучись вышел кот с обмякшим хамелеоном в зубах.

Перегрузка

Перевод Г. Корчагина

За бортом росло давление, и точно такими же темпами росло напряжение внутри корабля. Второе, пожалуй, объясняется тем, что Ниссиму и Альдо совершенно нечем было заняться и в голову лезли тревожные мысли. Посмотрит человек на манометр – и тотчас отведет глаза, и это повторяется снова и снова.

Альдо мял пальцы и обливался противным холодным потом, а Ниссим курил сигарету за сигаретой. Только Стэн Брендон, отвечавший на борту за все, оставался спокоен и внимателен. Проверяя приборы, он выглядел расслабленным, но в движениях появлялась четкость и сосредоточенность, когда он регулировал работу устройств. Это почему-то злило ученых, хотя никто из них не признался бы в этом.

– Сломался датчик давления! – с ужасом воскликнул Ниссим, подавшись вперед и натянув до отказа ремни безопасности. – Он на нуле!

– Док, успокойся, все нормально. – Улыбнувшись, Стэн протянул руку и щелкнул переключателем; стрелка ожила и сместилась по шкале. – Так и должно быть. По-другому давление за бортом измерить невозможно. Внешняя оболочка корпуса состоит из металлических и кристаллических блоков, у них разные коэффициенты сжатия, а стало быть, разная прочность. Когда один блок разрушается от перегрузки, мы переключаемся на соседний…

– Да-да, я в курсе.

Ниссим взял себя в руки, хорошенько затянулся табачным дымом. Ему, конечно же, на инструктаже рассказали про датчики давления. Просто сейчас эти сведения выскочили из головы.

По шкале манометра неторопливо двигалась стрелка. Ниссим взглянул на нее и отвернулся. Подумал о том, что происходит вне этой глухой, без окон и швов сферы. Снова посмотрел на прибор и почувствовал, что ладони мокры от пота.

Ниссим Бен-Хаим, ведущий специалист по физике в Тель-Авивском университете, имел слишком богатое воображение. В этом ему ничуть не уступал Альдо Габриэлли, прекрасно знавший о своем недостатке и остро жалевший, что не может ничего предпринять.

Оставалось только ждать и наблюдать.

Смуглый, черноволосый и носатый, типичный итальянец на вид, Альдо был американцем в одиннадцатом поколении и считался светилом не тусклее Ниссима, а то и поярче, только не в физике, а в области электронной инженерии. Его даже называли гением; созданный им скантронный усилитель вызвал революцию в технологии передачи материи на расстояние.

Ему было страшно.

В сгущающуюся атмосферу Сатурна проваливался «Х. Гюйгенс». Таким было официальное название корабля, но люди, собиравшие его на «Сатурне-1», предпочитали простое слово «Шар». Да он и был по сути сферой – прочной, с оболочкой десятиметровой толщины и мизерной полостью в середке. Массивные клиновидные секции корпуса производились в Поясе астероидов и доставлялись на «Сатурн-1» для сборки. Там, на высокой орбите, на фоне неописуемо красивых колец и огромного горба планеты Шар мало-помалу приобретал сообразную прозвищу форму. Молекулярная сварка скрепила блоки в единое целое, а перед тем, как на свое место скользнул последний клин, внутрь осторожно поместили ПМ-экран.

Теперь в полость можно было проникнуть только при посредстве передатчика материи.

Конструкторы убрали сварочные аппараты вместе с их убийственным излучением и приступили к завершающей стадии монтажа. Специально для этой экспедиции изготовленный ПМ-экран располагался под палубой, а на палубе вскоре выросла гора продовольствия и техники. Роботы сделали интерьер Шара пригодным для жизни людей, а экстерьер – для научных экспериментов. Затем внутри были установлены органы управления, а снаружи – топливные резервуары и дюзы; получился космический корабль с атомным двигателем, способный пролететь через всю толщу атмосферы и достичь поверхности планеты.

Еще восемьдесят лет назад невозможно было построить «Х. Гюйгенс» из-за отсутствия технологии уплотнения сплавов под давлением. Сорок лет назад инженеры не знали молекулярной сварки. Десять лет назад экипаж не смог бы попасть внутрь сферы – атомная дифференциация тогда не применялась на практике. А теперь никакие провода и волноводы не ослабляют прочности корпуса Шара. Вместо них есть зоны дифференциации в сплаве, с такими же химическими и физическими свойствами, как у окружающего металла, но способные пропускать разные электрические импульсы. В целом же Шар – плод человеческих знаний, которые достигли высочайшего уровня.

Чтобы опустить трех человек на глубину двадцать тысяч миль, до самого дна сатурнианской атмосферы, необходимо было запереть их наглухо в тесной кабине. При подготовке экспедиции все ее будущие участники показали высокую устойчивость к клаустрофобии, и тем не менее она сейчас давила на психику каждому из них.

– Контроль, как слышите, прием, – произнес Стэн в микрофон и резко нажал подбородком на переключатель.

Несколько секунд ожидания, пока лента с записью проходила сквозь экран передачи материи, а с той стороны в воспроизводящее устройство закатывалась катушка с ответом.

– Одна целая три десятых, – сообщил динамик, сопровождая шипением каждое слово.

– Это уже сказывается сигма-эффект. – У Альдо наконец-то успокоились руки; впервые он посмотрел на прибор намеренно. – Сто тридцать пять тысяч атмосфер. Обычно он начинается на этой глубине.

– Хотелось бы взглянуть на поступившую ленту. – Ниссим раскрошил сигарету в пальцах и потянулся к замку, чтобы освободиться от пристежных ремней.

– Не надо, док! – поднял руку Стэн. – Скоро наверняка затрясет, сами знаете, какие ветра в этой атмосфере. Мы пока сидим на струе двигателя и спускаемся отвесно, но это продлится недолго. Я попрошу, чтобы на ваш транслятор отправили новую ленту.

– Это же одна минута, – буркнул Ниссим, но его рука застыла на пряжке.

– Ее вполне хватит, чтобы раскроить череп.

Будто в подтверждение слов Стэна, корабль вдруг замотало из стороны в сторону, при этом сильно креня. Ученые вцепились в свои кресла, а пилот поспешил выровнять ход Шара.

– Да вы мастер пророчить неприятности, – проворчал Альдо. – А как насчет хороших вестей?

– Только по вторникам, док, – невозмутимо ответил Стэн и переключился на следующий манометр – в оболочке вышел из строя очередной блок. – Скорость снижения не меняется.

– Получается чертовски долго, – посетовал Ниссим, зажигая сигарету.

– Так ведь двадцать тысяч миль, док. К тому же мы не хотим слишком крепко стукнуться при посадке.

– Я прекрасно знаю плотность атмосферы Сатурна, – рассердился Ниссим. – И хватит называть меня доком! Хотя бы потому, что к доктору Габриэлли вы обращаетесь так же и создаете путаницу.

– Да как скажете, док. – Пилот повернулся к раздраженно сопящему физику и подмигнул. – Я же просто шучу. Мы в одной лодке, скоро притремся и станем друзьями, почти что родня. Зовите меня Стэном, а я вас буду звать Ниссимом. А вы, док, согласны на Альдо?

Габриэлли сделал вид, что не услышал. Этот пилот способен кого угодно вывести из себя.

– Что это? – спросил Альдо, когда Шар охватила слабая, но непрерывная вибрация.

– Сложно сказать, – нахмурился Стэн, быстро перекинув рычажки на пульте, а затем считав результаты своих манипуляций со шкал. – Что-то влияет снаружи, может, облака, через которые мы проходим. Наблюдаются удары различной интенсивности по корпусу.

– Кристаллизация, – глянув на манометр, сказал Ниссим. – В верхнем слое атмосферы двести десять градусов ниже нуля по Фаренгейту, но низкое давление пара препятствует кристаллизации. Здесь оно существенно выше. Должно быть, мы идем через облака, состоящие из кристаллов метана и аммиака…

– Я остался без последнего радара, – констатировал Стэн. – Их все сорвало.

– А были бы у нас телекамеры, мы бы видели сейчас, что происходит за бортом, – упрекнул его Ниссим.

– Что тут увидишь? – возразил Альдо. – Водородные облака, начиненные льдом? Телекамеры тоже не выдержали бы, как и любые другие приборы. Остается надеяться только на радиоальтиметр.

– И он отлично работает, – бодро сообщил Стэн.

Ниссим вытянул из подлокотника кресла трубку, глотнул воды. Альдо последовал примеру, обнаружив вдруг, что у него тоже пересохло в горле. Бесконечное падение продолжалось.

– Долго я спал? – спросил через некоторое время Ниссим, удивляясь тому, что нервное напряжение не помешало ему отключиться.

– Несколько часов, – отозвался Стэн. – Судя по буйволиному храпу, это был крепкий и здоровый сон.

– Моя жена говорит, что я храплю как верблюд. – Ниссим глянул на хронометр. – А вы, получается, не спали семьдесят два часа. Неужто не устали?

– Я в порядке, еще успею вздремнуть. Есть таблетки, да и долгие вахты мне не в новинку.

Ниссим откинулся в кресле и взглянул на Альдо; тот, бормоча под нос числа, решал какую-то задачу с помощью карманного калькулятора.

«Никакое чувство нельзя испытывать бесконечно, даже страх, – подумал Ниссим. – В начале спуска нам было очень страшно, но это не могло продолжаться слишком долго».

Стоило взглянуть на манометр, как его охватила дрожь, но это вскоре прошло.

– Давление не меняется, – доложил Стэн, – но мы снижаемся, это точно.

Под глазами у него появились темные пятна, будто нарисованные сажей дуги. Последние тридцать часов он держался на химических стимуляторах.

– Там, наверное, жидкий аммиак и метан, – сказал Ниссим. – Ну или полужидкий – переходит в газообразное состояние и возвращается обратно. При таком давлении все возможно. Без малого миллион атмосфер за бортом. Просто не верится.

– А мне верится, – проговорил Альдо. – Скажите, мы способны двигаться вбок? Может, найдем опору, что-нибудь твердое?

– Вот уже час я только этим и занимаюсь, – ответил Стэн. – Или мы и дальше тонем в этом супе, или выныриваем и находим новое окно для спуска. Лично мне второй вариант не нравится. Это ведь надо снижаться, балансируя на дюзах, – слишком рискованно при той гравитации, что ждет нас внизу.

– А у нас есть топливо, чтобы вынырнуть?

– Есть, но хотелось бы приберечь его на всякий случай. Мы одолели почти тридцать процентов высоты.

– Голосую за снижение, – сказал Ниссим. – Если там жидкость, то она, по всей видимости, покрывает всю планету. При таких параметрах давления и ветра любые отклонения должны нивелироваться за относительно короткие промежутки геологического времени.

– Не согласен! – возразил Альдо. – Но изучать эти флуктуации будут другие исследователи. Я голосую за снижение по одной-единственной причине: надо беречь топливо.

– Трое против нуля, джентльмены. Летим вниз.

Продолжалось ровное снижение. Когда приблизились к изменчивой поверхности, пилот включил дюзы и сократил громадный вес Шара. Сильной аэродинамической тряски при вхождении в жидкость не возникло, поскольку плотность среды нарастала постепенно.

– Есть показания датчиков. – Впервые Стэн заговорил с воодушевлением. – Мы на высоте пятнадцати километров. Наверное, дно тут все-таки есть.

Остаток пути прошел в молчании, двое ученых не рисковали отвлекать пилота. И все же это был самый легкий этап. Чем глубже они опускались, тем слабее воздействовали на Шар атмосферные возмущения. На высоте одного километра полностью прекратились и тряска, и боковая качка. Экипаж безмолвствовал, дожидаясь соприкосновения с планетарной твердью. Пятьсот метров. Стэн доверил компьютеру процедуру посадки, но сам остался подле пульта, даже рук с него не убрал, готовый отреагировать на любую неожиданность.

Дюзы дали короткий выброс, погасив скорость корабля. Разок громыхнув и скрежетнув, тот опустился на грунт, пилот перешел на ручное управление и выключил двигатель.

– Готово. – Стэн потянулся всем телом. – Мы на Сатурне. Как не выпить по такому случаю?

Он закряхтел от натуги и тихо выругался. Выбраться из кресла было непросто, на это ушли почти все оставшиеся силы.

– Гравитационная постоянная – две целых шестьдесят четыре сотых, – считал Ниссим со своей консоли показание сложного прибора – кварцевого балансира. – Спрашивается, как можно работать при таком тяготении?

– Дел у нас немного, управимся быстро, – ответил Альдо. – Давайте и правда выпьем. Потом Стэн отдохнет, а мы займемся передачей материи.

– Годится, – согласился пилот. – Моя задача выполнена, с этой минуты и до возвращения я просто зритель. Давайте, парни, за нас!

Они с трудом подняли стаканы.

Гравитация, более чем в два с половиной раза превышающая земную, не стала для них сюрпризом – Шар и строился с расчетом на многократные перегрузки. Альдо и пилот поменялись креслами – инженеру нужно было сидеть перед ПМ-экраном и консолью управления кораблем.

Отстегнув ремни безопасности, Ниссим развернулся вместе с креслом так, чтобы можно было дотянуться до экрана.

Стэн не дожидался, когда будут закончены приготовления; он провалился в мертвый сон. Остальные члены экипажа не заметили этого, они были полностью поглощены своим делом. Габриэлли, специалист по материальной передаче, занялся предварительным тестированием, а Ниссим внимательно наблюдал за его действиями.

– Все отправленные нами вниз дистанционные устройства встретили сигма-эффект, не пройдя и одной пятой высоты атмосферы, – сообщил Альдо, хлопоча над приборами. – Он был такой сильный, что еще на полпути возникли проблемы с контролем, а потом и вовсе пропала связь. – Габриэлли перепроверил показания датчиков и откинулся в кресле, глядя, как по экрану осциллографа бежит волна.

Надо было дать отдых натруженной спине и рукам.

– Синусоида вроде нормальная, – заметил Ниссим.

– Так и есть. Значит, дело в чем-то другом. Отсюда следует вывод, что твоя теория верна по меньшей мере наполовину.

– Отлично! – Ниссим улыбнулся – впервые с той минуты, как оказался на борту корабля.

И сжал кулаки, предвкушая словесную трепку, которую задаст коллегам-физикам. Эти господа совершили большую ошибку, отмахнувшись от его идей.

– Значит, это не передатчик барахлит?

– Точно.

– Отправь что-нибудь на пробу, посмотрим, проходит ли сигнал. Приемник-то в порядке, исправен и настроен.

– «Сатурн-один», это «Х. Гюйгенс». Проверка связи.

Они напряженно смотрели, как лента с записью, пощелкивая, уходит в экран. Затем Альдо переключился на прием. Минуту ничего не происходило, и он снова отправил сообщение, с тем же результатом.

– Вот и доказательство, – весело проговорил Ниссим. – Передатчик работает, приемник тоже, на них мы грешить не можем. Не проходит сигнал. Очевидно, воздействует выявленный мною фактор пространственного искажения. Как только будет сделана коррекция, восстановится связь.

– Надеюсь, это случится скоро, – не без уныния проговорил Альдо, оглядывая изогнутые стены тесной кабины. – Пока не закончится коррекция, мы так и будем сидеть внутри этого громадного яйца. Даже если бы здесь была дверка, куда, спрашивается, идти?

Пробудившись, Стэн не почувствовал себя отдохнувшим – от сна мало пользы при такой гравитации. Зевание и потягивание если и возымело действие, то обратное желаемому. Он повернулся к спутникам: Ниссим сосредоточенно работал с компьютером, Альдо прижимал к носу окровавленный платок.

– Кровотечение из-за перегрузки? – спросил Стэн. – Можно сделать укол адреналина.

– Перегрузка ни при чем, – последовал приглушенный тканью ответ. – Меня ударил этот мерзавец.

– Да, прямо в огромный носище, – не отрываясь от пульта, добавил Ниссим. – По такой мишени не промахнешься.

– А что не так? – Взгляд Стэна перескакивал с одного ученого на другого. – Передача материи не работает?

– Ага, не работает, – вкрадчивым тоном ответил Альдо. – Наш приятель решил обвинить в этом меня, и когда я…

– Теория верна, ее практическое применение – нет.

– …И когда я предположил, что он допустил одну-две ошибки в своих уравнениях, началась инфантильная истерика…

Стэн решил прекратить спор, пока тот снова не перешел в драку.

– А ну-ка успокойтесь! И не говорите одновременно, а то ничего не понять. Кто-нибудь один пусть растолкует мне, что тут произошло.

– Хорошо, – кивнул Ниссим и через силу дождался, когда утихнет брюзжание Альдо. – Что вам известно из теории передачи материи?

– Да ровным счетом ничего. Мое дело пилотское, и я от него не отвлекаюсь. Кто-то строит корабли, кто-то их чинит, а я вожу. Может, как-нибудь попроще объясните?

– Попытаюсь. – Ниссим помолчал в задумчивости, поморщил лоб и заговорил: – Прежде всего необходимо понимать, что передача материи – не съемка и пересылка изображения, как в телевидении. Здесь не отправляется сигнал в привычном для нас значении этого слова. На самом деле происходит вот что. Материя экрана передатчика переходит в состояние, при котором она уже не является частью известного нам космоса. Аналогичные условия создаются и для экрана приемника, производимые обоими приборами колебания точно настраиваются на одну и ту же частоту. В некотором смысле они становятся одним целым, и не важно, какое расстояние разделяет их. Если войти в один экран, то выйдешь из другого, не заметив ни временнóго, ни пространственного разнесения. Я объясняю очень плохо…

– Ниссим, вы отлично справляетесь. Так в чем же наша проблема?

– А вот в чем. Хотя расстояние между приемником и передатчиком никак на процессе транспортировки материи не сказывается, весьма важным фактором является состояние пространства…

– Извините, кажется, я теряю нить.

– Ну, тогда я попробую объяснить с помощью аналогии. Луч света движется в космосе по прямой, если на него не воздействует какое-нибудь физическое явление: рефракция, рефлекция и тому подобное. А еще этот луч может искривляться, проходя через сильное гравитационное поле, например вблизи Солнца. Похожий эффект мы отмечали у передачи материи и всегда делали поправки на массу Земли или других космических тел.