Текст книги "На Черной реке"

В кафе «Аргус» Тофик Мамедов, круглый человек с полными елея и умиротворения восточными глазами, поведал ему о том, чего не рассказал в своей пустой квартире Нил Тихарев.

– Тебе Нил не сказал всего, дорогой. Он ему, Шварцу, прослушку втюрил.

– ? Почему… сказал.

– Не сам же, конечно, ха-ха… А на третий день она замолчала. С одной стороны, плохо, что обнаружили. А с другой – их это могло сильно напрячь, и они могли в общем задергаться по этому поводу. Понимаешь?

– Чего ж не понять… Непонятно другое: почему они тебя держат, не увольняют…

– А… – Заблестел оливками глаз Мамедов. – В этом вся штука, слюшай. Они и хотели уволить… Уже и приказ на меня был, я знаю… Но отложили однако. И как раз после того, как оборвалась та про слушка у Шварца. Думаю, дорогой, хотят меня попасти – пока я под рукой. Знают, что я у Нила как раз и был по секретной части, хе-хе. Вот и решили пока подержать меня под рукой – под бочком…

– Так что же ты звонишь мне без всякой конспирации? – удивился Грек.

– А видишь, если они теперь уже нас слушают, в чем я не сомневаюсь, то пусть подергаются. Пусть что-нибудь делать начнут. Если они нас испугались, значит какие-то концы зачистить захотят. Или проверить – все ли чисто. Только так мы что-то сможем получить.

– А сможем ли?

– Хочешь правду? Не-а. Ничего мы не сможем. – Мамедов все так же по-восточному улыбался сладким рахат-лукумом. – Могила. Просто время пройдет, мы успокоимся, они успокоятся, и все забудется.

– И шансов наказать их нет?

– Почему нет? Есть. Вот такой вот. – Тофик свел большой с указательным, оставив между ними просвет величиной в один-два миллиметра. И сомкнул их.

– Тогда я… – Грек уже собирался отослать Мамедова к чертям, но тот умел быть убедительным в любой ситуации, схватил его за руку:

– Нет-нет-нет, дорогой, так не пойдет. Настроение мы все умеем портить друг другу. А кто поднимать будет, слюшай? Шансов, конечно, нет, но давай все же попробуем что-то сделать. От тебя что нужно? От тебя нужно, дорогой, чтобы ты у ненцев побольше спрашивал. Они точно что-то знают. Знают, а молчат. Ведь официальное следствие по тем трупам, что метиловую водку пробовали, стоит. Никто из ненцев не сказал, у кого они ее взяли. А должны были знать однако… Или у буровых что-то поспрашивай. Ты же сейчас народный заступник, у тебя теперь имидж… Да… там есть Усатая Нянька на Арьегане… ты его знаешь… Он тоже мой парень… Если что – с ним в контакт входи, не стесняйся.

Интуиция не подвела Мамедова. Он знал, в каком месте может прорасти зерно. Но Грек и теперь сдержался, ничего не сказал о том, что услышал от Шалымова. Он все еще не вполне доверял этим двум новоявленным правдоискателям, Нилу Тихареву и Тофику Мамедову.

В разговоре с ним Тофик намекнул, что злоумышленники, испугавшись, что Тихарев расковыряет их болячку, могут предпринять какие-то действия по заметанию следов. Если уже не предприняли. Вплоть до устранения ненужных или ненадежных «мавров».

Из «Аргуса» Мамедов привез его в офис на своей «ниве», на которой и увозил. Поскольку обеденный перерыв уже четверть часа как истек, Грек отказался от неизменной своей сиесты и сразу же приступил к делам. Однако он все еще пребывал в инерции этого разговора с Мамедовым… А что если этого мавра-исполнителя уже устранили? Что если…

– Петрович, ты часом не напутал здесь со сдвоенным пакером? – вывел его из задумчивости Борис Тяжлов.

– Что?

– Да вот. В том горизонтальном стволе, где у нас есть участок поступления воды. Ты ж его изолировать решил… А с глубиной по стволу, кажется напутал…

Все это Тяжлов произнес в каком-то тихом восторге, все еще не веря, что Валерий Харлампиди мог ошибиться. Речь шла о программе бурения одной из новых скважин на Ужорском. Грек только что скинул ее по сети Тяжлову, и ему казалось, он внимательно проработал всю конструкцию скважины.

Черт! Вот же она, ошибка… целых пять метров… Грек подошел к окну и настежь раскрыл его. Оттуда потянуло нефтью с промзоны, пришлось закрыть. Слава богу, ошибка обнаружилась сразу же, а не на стадии работ.

– Ладно… – Он махнул рукой. – Видишь, какой из меня работник.

– Да нормальный работник… и начальник нормальный…

И все же он не безнадежен, этот Тяжлов. Иногда в нем открывались и светлые стороны натуры. Такому в общем и целый отдел можно поручить, хотя он будет рад и тому обрубку, который оставит Голди.

Вот снова стал проситься наружу какой-то вязнущий в подсознании мыслеобраз… Грек уже не мог вспомнить, о чем же это важном он помыслил только что… Кажется, это нечто имело форму вопроса… Ага, точно-точно… вот оно, вот он, этот вопрос, вспомнилось…

А что если этого исполнителя уже убрали? И что если убитый водитель «татры» и был тем исполнителем? Степану Малицыну Грек верил безусловно. Верил больше, чем себе. А тот одно и говорил: Дарья в человека стрелять не станет… Но стреляла же в вертолет… Впрочем, вертолет ее полудетским сознанием мог восприниматься как хищная машина-птица, как образ цивилизации самой. В тот момент она, возможно, и не думала о том, что там люди…

А чтобы попасть в голову шоферу, ведущему машину по бетонке на вполне приличной скорости, надо только в него и целиться, и брать с упреждением, и вообще не каждому хорошему стрелку оно по силам…

И не одна только логика… что-то еще внутри подсказывало Греку, что не стреляла Дарья в водителя «татры». А если не она, то кто? Очевидно, тот, кому нужно было увязать в один узел этот расстрел с ее беспорядочной пальбой по железу цивилизации, наползающему на тундру.

Как раз по случаю в городе появился Нянь, и Грек решил с ним обсудить кое-что. Встретились у Дворца культуры, говорили недолго, но толково, каждый спешил по делам. Грек в деталях расспросил о случае с водителем «татры» у карьера.

По словам Няня, у следствия возник ряд нестыковок. Эксперты-баллисты в Сыктывкаре дали заключение, что первоначальная версия о том, что водитель был убит за рулем своего грузовика во время движения по бетонке, была неверна. Траектория пули, пробившей стекло, и пули, влетевшей в затылочную часть его черепа, не совпадали. Допустить, что они совпадали, можно было только в том случае, если считать, что водитель вел машину, неестественно и даже нелепо наклонив голову.

Появилось предположение следующего рода: водитель был убит вне кабины, после чего его снова туда затащили, разогнали машину и спустили в кювет. И не забыли прострелить боковое стекло для имитации стрельбы по движущемуся автомобилю.

На следующий день Грек позвонил Шалымову.

– Слушай, мастер, у вас там случайно фотографии этого Гришуна нет?

– А тебе на кого ляду? – насторожился тот. В АРБУР поезжай и попроси. Может, дадут. Потом, ха, догонят и еще…

– Так есть или нет?

– Ладно. Тут один малый нас всех фотографировал с месяц назад. Там и Гришун твой. Пришлем по электронной почте. Только ты нас не вовлекай…

Фотографии, которую ему переслали с Падинского, явно не хватало пикселей, но черты лица у этого Гришуна были крупные, вполне приметные. Улучив время, Грек сгонял на автопредприятие, на балансе которого и числились большегрузные самосвалы «татра» и где работал тот несчастный.

Пройти туда было нетрудно и без рекомендаций. Люди «итээровского» вида (в белых рубашках и при галстуках) подозрений обычно не вызывают. Гораздо труднее было найти и разговорить людей, которые знали убитого. Только со второй попытки под вечер следующего дня Греку удалось собрать кое-что.

– Фамилия у него была хорошая – Напарников. А так – парень был мудреный… да про покойников плохо и не скажешь…

Это говорил ему предпенсионного возраста мужик с правильными чертами лица и седой щетиной на щеках. Грек и сам не заметил, как соврал ему, представившись человеком из милиции.

– Так мы вашим все рассказали. Под протокол.

– А теперь давай без. А этого рядом с ним не приходилось видеть? – допытывался Грек.

– Этого-то… – Водитель прищурился, примечая и вспоминая. – Ну… мордастый такой… громила… вон и рубильник его… Не люблю эту породу…

– Так видел?

– Ну. – Говоривший ткнулся щетиной в вороток телогрейки. – С этим его раза два видел. А тут я его, этого, в пивном баре видел – этого-то, на фотке…

– А не видел, случаем, как тот вашему Напарникову передавал, может, что-то?

– Нет, такого не видел.

Веревочка, связавшаяся из каких-то малообъяснимых предчувствий, продолжала виться. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что все эти совпадения неслучайны. Странно… что-то вело и направляло его в этой самостоятельной попытке разобраться в том, чей злой умысел стоял за тем отравлением ненцев. И это что-то сдерживало в нем все позывы рассказать о собственных догадках кому бы то ни было – Няню ли, Тихареву, помощнику прокурора, который также однажды выходил с ним на контакт.

Оставалось всего несколько дней работы в ДЕЛЬТАНЕФТИ, когда ему неожиданно позвонил институтский однокашник Алеша Треплов. Они не встречались и не созванивались минимум лет восемь, да и прежде близкими друзьями не были. Треплов хвастался, что достиг неких высот в РОСНЕФТИ. Трудится как раз над ними (если брать по карте) на шельфе, работой вполне счастлив, зарплатой вдвойне. В этом звонке было что-то не вполне сердечное. Зная этого Треплова как мужичка себе на уме, живущего по принципу «с глаз долой – из сердца вон» (что в дружбе, что во всех иных формах общения), трудно было поверить в его искренность.

Свой веселый треп этот белобрысый толстяк (каким он помнился) завершил прозрачным намеком на то, что для институтского приятеля Валерия Харлампиди может сыскаться неплохая вакансия.

Те, кто хорошо знал Валерия Харлампиди, знали также и о том, что у него была мечта поработать на морском бурении. Если бы кому-то из этих «знающих» вздумалось купить его чем-то, то первым предложением было бы то, что поступило от этого парня. Но почему первым? Сначала то же самое ему хотели предложить через Андрея Погосова. Было бы глупо считать, что у этих предложений разные источники. Сначала это была неприкрытая попытка задобрить его через Погосова, заставить отказаться от тяжбы с компанией за тот украденный у людей подоходный. А теперь вот Треплов… Одновременно настораживали появившиеся в последние дни в телефонной трубке фон и помехи.

Инстинкт самосохранения подсказал, что стоит сделать вид, что он подумает над этим предложением Треплова. Если бы речь шла только о судебном иске, инстинкт бы еще помалкивал. Но тут все явно круче заварилось.

Он не спешил рассказывать о своих открытиях. Хотелось самому дознаться. Кажется, он угадал, кто был тем передаточным звеном, через которое ненцам слили эту отраву. Во второй свой визит к тому щетинистому мужику в телогрейке удалось узнать, что Напарников частенько сбывал бензин оленеводам. Значит, как минимум, был знаком с ними…

Было бы неплохо провести настоящее расследование, но уже и теперь выстраивалась вполне четкая и логичная схема.

У арбуровских была перевахтовка. С вахтой в Усинск на денек приезжал и Шалымов. Вызвал на встречу по телефону, но о предмете не сказал ни слова. Встретились на железнодорожном вокзале, где тот ждал прибытия поезда до Ухты, куда отпросился у начальства на три дня к семье.

– Пришлось на такси к тебе. Едва успел, – повинился Грек.

– Вот и лучше бы, хо-хо, – гоготнул Шалымов, но не как обычно – крупным сивучем, а неуверенно. – А то сам не знаю, то делаю или не то, что тебе все это рассказываю.

– То, – уверил Грек.

– Ну, тады слухай. Не все я те сказал. Я где – то в февралике видел Гришуна еще с одним. А тот мужик был бригадиром у рабочих на геофонах, что в сейсморазведку навербовали. Фамилии не помню. Я как раз напрямки по снегу на вездеходе, на «газоне 74-ом» ломанулся в Арьеган. И вижу: на опушке у леса два снегохода встретились. Один наш моднявый, на нем Гришун. А второй «буран», на нем тот здоровый бригадир в лохматой шапке. Я на Толве его видел раза два. А зачем ему сюды переть, когда их блок, где они сейсмопрофиля прозванивали, за сорок верст отсюдова? Ну, в общем все… Больше ничего не скажу. Мой литерный чалит.

Послышался гудок приближающегося пассажирского состава.

Тот бригадир геофонщиков уже не вписывался в придуманную им схему. Впрочем, и это с виду избыточное звено тоже могло быть наделено какой-то функцией. Дальше этого Греку вряд ли удастся что-то разведать. Делу, безусловно, могла бы помочь хорошая бригада следователей. Нужны профессионалы.

А еще через несколько дней Греку позвонил Тофик Мамедов и сказал, что от Тихарева поступил сигнал «отбоя». Нил просил передать, что прекращает все разбирательства…

– Он еще здесь, в городе? – спросил Грек.

– Завтра вылетает в Москву.

Утренняя «тушка» вылетала в Москву где-то в районе восьми. Грек прибыл к началу регистрации, за минуту до того, как туда прибыл Тихарев.

– Что это значит, Нил? – налетел на него, сонного, со сна оплывшего. – Тофик сказал…

– Да тихо ты. – Тихарев приложил к губам короткий, с желтым ногтем, указательный. Ухватил под локоть и потащил вниз по ступенькам, подальше от неказистенького зальчика с людьми, где многие могли его узнать. Обернулся – сделал знак рыжему лбу-охраннику: стой там.

– Все, Валерий Петрович, забудь. Не нужно в этом возиться ни мне, ни тебе.

– Но что случилось? Что – появились реальные угрозы?

– Да какие там угрозы… Все в порядке. Забудь и думай о будущем, у тебя все впереди. Ну… что ж делать, коли подохли эти ненцы… Они ж остановиться не могут, у них гены такие… А мне нужен был компромат. Понятно? Компромат-ру, ха-ха… И мне все равно, какого это рода компромат. Я ж не мытьем, так катаньем возьму, вот мой принцип… – Нил хлопнул осердясь модной кепочкой из тартана о полу плаща. – Что? Хочешь узнать, как я катаньем их взял? Да очень просто. Этот Голди мою идею перехватил использовать для транспортировки нефти железную дорогу…

– Железная дорога не может конкурировать с трубой. Ну, пять – десять тысяч тонн в месяц.

– Вот именно. – Тихарев усмехнулся. – Так и есть, но Голди вцепился в эту идею, как если бы ему дали возможность слать на танкерные терминалы каждый час по эшелону. Он так загорелся этой ухваченной у меня идеей, что готов был пуститься во все тяжкие. А «железка» здесь больше от других крупных операторов кормится. Свободного трафика мало. Вот ему и подсказали советнички нетрадиционными методами воздействовать на «железку». Или наоборот – традиционными, нашими… И он сунул взятку кой-кому – чтоб пробить эту идею с цистернами. Конечно, не по-колхозному… довольно цивильно все, ему Андрюша Матвейчик подсказал. А мой Тофик не дремал, все это – сам момент, то есть – со своим слухачом записал на электронный носитель… Теперь сечешь? И я спокоен, Валера, потому что держу под ж…й компроматик… по другому сказать, собственное спокойное будущее… Вот так, мой милый-дорогой… Видишь, Тихарев не все-то скрытничает… У него душа открыта людям, и сердце больше не скорбит…

– Я сегодня в отличном настроении, Риен. – Алан Дебюсси широко улыбался навстречу вошедшему. – Смотрите только, не испортите его мне.

Дебюсси был в своем кабинете с Рольфом Раббе, человеком серьезным, тучным и скучным. Раббе и был непосредственным начальником Риена, но речь шла о делах нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ, а этот проект теперь курировал Дебюсси. Он уже выслушал краткий комментарий Рольфа о действиях, предпринятых в плане прояснения последних «эксцессов» в Москве и Усинске. Он в общем остался доволен, но возникло желание уточнить некоторые детали, с этой целью и вызвали Риена.

– Ваш вердикт будет решающим, Риен. Как вы сочтете нужным ответить на вопрос о том, стоит ли продолжать усилия – в том, что было вам поручено, так мы и решим судьбу этого дела.

Дебюсси выразился не вполне внятно и как бы с соблюдением конфиденциального тона – тем самым демонстрируя блюдение святости корпоративных тайн, составляющих смысл трудов и усилий Раббе и Хербера.

Раббе вскинул бровки из-под массивных роговых очков:

– Да, Риен. Расскажите.

Пахнущий молодой энергией и хорошим одеколоном Риен Хербер уселся в кресле поудобнее и поправил узел лазурного галстука, так шедшего к белизне сорочки. Только в ней и видно было, сколь атлетичен и широкоплеч Риен Хербер.

– Мы не ошиблись, придя к допущению, что со стороны экс-директора ДЕЛЬТАНЕФТИ предпринимались шаги, нацеленные на выявление причин и источников, работавших в пиаре против него. Однако нам не стоит опасаться, этот кризис преодолен. Прекратил свое существование посредник, передавший несчастным аборигенам деструктивный алкоголь.

– Но, кажется, я читал в вашем отчете, что к этой акции привлекались еще двое? – спросил Раббе.

– Да, но у этих нет никаких причин свидетельствовать против себя. Поверьте. Думаю, мы еще воспользуемся их услугами. Мы провели ряд акций, направленных на зачистку последствий форсмажора с аборигенами. Думаю, у Гордона Стюарта нет больше причин опасаться неприятностей.

Дебюсси душевно хохотнул и удовлетворенно хлопнул себя по мощным ляжкам культуриста:

– Ну что ж, Горди вполне заслуживает Ордена Королевы Виктории. Не уверен однако, что у меня достаточно влияния, чтобы доставить ему это удовольствие.

– Кажется, этот орден присуждают в Британии за доблесть. – Счел нужным улыбнуться и Раббе.

– Не будьте ханжой, Рольф. Проявленная им бдительность вполне может рассматриваться как вид доблести. Мы играем в большую игру, господа, и ставка в ней – энергоресурсы Востока, без которых Западу не существовать. Мы живем в эпоху новых крестовых походов, и нам не хватает только нового папы Пия, который бы освятил их…

– Почему же… СМИ делают все возможное, – не без иронии добавил Раббе и посмотрел на часы: – У меня не так много времени. Через час я вылетаю в Техас, а по пути предстоит встреча с госсекретарем…

– Тогда я заканчиваю, господа, – послушно спохватился Риен. – Похоже, мы можем закрыть этот вопрос. Кажется, появился еще один ресурс. Нам удалось перетянуть на свою сторону еще одного русского из ДЕЛЬТАНЕФТИ. Он не совсем русский, он азербайджанец, впрочем, это не принципиально. Он занимался вопросами безопасности у прежнего исполнительного. Была проведена работа, он согласился работать на нас. По его информации, Нил Тихарев поручал ему активно расследовать ситуацию вокруг гибели аборигенов. Ему нужен был компромат на нас – на всякий случай.

– Хо-хо… и только? Это не было попыткой укусить нас? Или совершить акт планетарного возмездия? – иронично спросил Дебюсси.

– Сейчас уже точно установлено – нет. У этого человека нет надличностных интересов.

– А какие есть?

– Меркантильные.

– Значит, он не будет затевать против нас крестовых походов – или антихристовых, ха-ха? – спросил Дебюсси скорее беспечно, чем серьезно.

– Нет. Он убежден, что у него теперь новый компромат на нас – иного рода. Была проведена имитация взятки. Ему это нужно, чтобы иметь что-то против нас, если мы начнем копаться в его послужном.

– Отлично. – Дебюсси еще раз хлопнул себя по крупным ляжкам – один из способов взбодриться. – Думаю, это его утешит. Но знайте, Риен, работать с двойными агентами всегда очень хлопотно…

24. Грек

Завтра расчет… Шел предпоследний денек пребывания Валерия Харлампиди в статусе начальника отдела добывающей нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ. С некоторых пор он уже был лишен права подписи, будучи побуждаем отправлять руководящие функции в прокрустовом ложе ограничений. Это нисколько его не унижало. Валерий Харлампиди по прозвищу Грек отлично знал, что внутренняя свобода – главное завоевание разумного человека и главное его благо. Он знал, что не всякий удар судьбы – причина для огорчений, но все они – повод для раздумий.

В отделе бурения уже три дня вертелись худолицые менеджеры из фирмы Baker. Тяжлов сначала терялся, но потом взялся бойко на них покрикивать через переводчика. Те смотрели на него пустыми глазами – как на говорящего робота.

Грека это даже радовало: в Иваныче пробудилась и напряглась какая-то незнакомая командирская жилка. Он крутился вокруг чужаков росомахой, что-то разъясняя, что-то утаивая про себя, о чем-то даже спорить успевал. Эх, Иваныч, и ты здесь не засидишься. Побарахтаешься с полгодика, потом и тебя «мейнстрим» сметет…

Но и сам Борис здорово изменился в последнее время. Посматривал на Грека с добром в глазах, а то и со скрытым восхищением. Однажды он прямо оттуда – из своего рабочего угла – так и сказал:

– А ты молодец, Петрович. Прямо герой. Прометей. Кто бы, если не ты, за мужиков вступился…

– А нужны они, герои-то? – Грек взял его на прищур, чтобы не разводить сантименты.

– А конечно нужны. Только маловато их у нас. Так – давно уже ниже критического уровня…

– Во-во. – Неожиданно появился в дверях Погосов. – А на хрена ж оно нужно, геройство, когда его нет критической массы? Когда все равно пшик один получается?

– Да хоть такое геройство – и то не холуйство. – Вступился за честь идеи Тяжлов. – Иначе – холуйство все и задавит.

Тяжлов пока еще не почувствовал, что полемизирует Погосов не с ним, а с Харлампиди. Погосов все еще пытался отговорить Грека от предстоящей судебной войны, приводя резоны вплоть до нелепых и устрашающих, затевая абстрактные разговоры о ценностях, о подлинном и мнимом и тэдэ… Кончилось тем, что Грек и кивком перестал отвечать на его приветствия.

– Ну, а сам ты, Иваныч, – манерничая под свойского парня, обращался к Тяжлову Погосов. – Чего ж не герой-то?

Тот задумался, отодвинул клавиатуру компьютера и снял очки. Взгляд его затуманился до неземной самогонной мути:

– Я-то? Я-то что… Тут ведь не каждому дано. Я ни ростом, ни мордой не вышел.

– Ну и что? Сократ вон тоже мордой не вышел, а вон какой след в истории оставил.

– Дык он и героем не был, Сократ твой, – возразил Тяжлов. – Так – мыслитель…

Погосов взнуздал полемического конька и впал в азарт:

– Так геройство мысли – еще большее геройство, поди? Ведь он же мог отказаться от своих убеждений. Ему ж говорили: отрекись – простим.

– Ну, – радостно согласился Тяжлов. – Как вы вон – Валерию Петровичу Харлампиди…

Погосов попался на собственной болтовне и неожиданно смолк. Тем временем сам Тяжлов сделал вид, что заспешил к геологам, прихватив какую-то карту.

– Останься пока, Борис Иваныч, – окликнул его в дверях Грек – Пусть он сам выйдет. Я и так знаю все, что он мне хочет сказать. Ничего нового он не скажет.

– Да ты просто идиот, Грек, – заорал Андрей Погосов. – Я слышал, твои мужички уже и телевидение какое-то из Москвы зазвать решили… Останови их. Ты погрузился в полную задницу. Ты же ставишь крест на карьере – большой, нетесаный и корявый крестище… Тебя ж в нормальную компанию теперь и не возьмут – как сутяжника завзятого… За что ты воюешь и с кем? Ты же бьешься за люмпенов, за быдло, которое чем глубже его опускают в дерьмо, тем счастливее… Оно ж убеждено при этом, что это не дерьмо, а божья роса… Ты не понял, что быдло оно ж и есть быдло по самой своей экзистенции… Его же ни собственная рожа не устраивает, ни вообще то, что у него от боженьки… Ни что другое… На самого боженьку оно ж и злится… Оно не может жить лучшей жизнью, потому что ему нужен только его скотский потребительский уровень. И самое поганое в том, что всегда находятся благородные идиоты, которые думают об интересах быдла больше, чем о своих собственных! И тянут, и тянут эту скользкую рептилию из болота, хотя болото – это ее единственная среда обитания… Ну, чего ты хочешь – справедливости? Раздать нефть поровну? Ну и получат они прибавку в полтораста баксов в месяц на быдломорду – совсем работать не будут. Думаешь, станут счастливее? Твой эгалитаризм воняет, как труп Маркса. Ты уже совсем, старик, осенсимонился… Да и заграница эту нефть не даст обратно в ничью госсобственность… Думаешь, убедишь кого на примере Норвегии, где все ресурсы в казне? Ни фига! Норвегия – это Европа. Что положено Европе – не положено ж…пе. Норвегии это прощают, а России нет. Пожалуй, соглашусь с Иванычем – мордой не вышла да и самой историей. Все же просто. Для чего все здесь сунули в частные руки? Да потому что новый частник вырученное от нефти бабло там будет хранить, а не здесь. Там сохраннее. И они там, за бугром, это прекрасно знают, и укрепляют собственную экономику… И правильно делают, внедряя нефтекратию, потому что у частника одна задача – сбыть добытое. Он не будет эмбарго объявлять по политическим соображениям. А Москва будет пугать народ терроризмом, шантажировать развалом России, дурить и дурить бошки этой многоглавой скользкой гидре по имени быдло…

Погосову уже не хватало дыхания. Он перешел на крик, и в дверях на этот крик собралась большая толпа сотрудников, только сам он ее не замечал. Все стояли завороженные – словно провинциальная музыкальная молодежь, которой в концертном зале филармонии позволили бесплатно потолкаться в дверях галерки на концерте мирового виртуоза. Все ждали кульминации.

– … Ты думаешь, я этого всего не понимал? Да лучше тебя понимаю, Грек. Только я еще понимаю, что ничего уже не изменить. Прав Тяжлов, в заднице оно давно, все наше геройство… Это же просто. Это же – как у вас, древних благородных эллинов… Судьба… Против воли богов не попрешь. А попрешь – так сам не рад будешь… Да что я перед тобой расшаркиваюсь… Можно сказать, подвиг дружбы совершаю – глаза на жизнь открываю… Все о благе всего человечества думаем… эх, идиотство ж наше русское… Ну, скажи что-нибудь… Чего молчишь?

Толпа в дверях дружно перевела взгляд на Валерия Харлампиди. Тот вполне спокойно и даже надмирно улыбался. Потом встал с кресла, закрыл дверь, подошел к Погосову и тихо сказал ему:

– …Нет, Погосов, я не идиот, что думаю о человечестве… Однажды этому человечеству, чтобы остановить какую-то грядущую очень большую беду, не хватит именно тех ресурсов, которые будут растрачены «лучшей» и самой беспутной его частью – и причем на всякую дрянь… Я не хочу, чтобы так случилось. Это надо предотвратить, старик. А вдруг получится…

– Ты идиот, Грек… – шумно выдохнул Погосов, все еще опасаясь, что Грек его ударит.

– Нет, Погосов. Я нормален.