Текст книги "Ученик"

Как глупо.

Никто не придет. Ей ничто не угрожает. Она уверена. По той простой причине, что никто, абсолютно никто не может знать об их с Себастианом отношениях. Они за этим тщательно следили. Существовал один человек. Единственный человек, знавший, что в то время они были больше, чем коллегами-друзьями. Ее сестра Барбру. Только с ней и ее мужем Андерсом Урсула и Себастиан общались вне работы.

Однажды летним днем, когда они накрывали стол на террасе, Барбру спросила напрямик:

– Что у тебя с Себастианом?

Урсула посмотрела в сторону Андерса и Себастиана, стоявших возле гриля в саду, каждый с бутылкой пива в руке. Вне пределов слышимости.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что у тебя с Себастианом?

– Мы вместе работаем, симпатизируем друг другу.

– Ты с ним спишь?

Урсула не ответила, что, естественно, было достаточным ответом.

– Что ты собираешься делать с Микке? – продолжая раскладывать приборы, спросила Барбру таким тоном, будто они говорят о погоде.

– Не знаю.

– Когда ты последний раз была в Линчёпинге?

– В прошлые выходные.

Клара, восьмилетняя дочка Барбру, вышла из дома с миской для салата. Барбру взяла миску и погладила Клару по голове, бросив на Урсулу выразительный взгляд.

– Спасибо, солнышко.

Клара кивнула и ушла обратно в дом.

– Ты считаешь, что я плохая мать.

– Я считаю только, что тебе надо сперва покончить с одним, а уже потом начинать следующее.

Больше они об этом не говорили. Ни в этот вечер. Ни позже. Никогда. В первое время после разговора Урсула довольно много о нем думала. Почему она не порывала с Микке? Того, что она ощущала с Себастианом, она прежде еще не испытывала. Нечто гораздо большее, чем секс. Он хорошо соображал и ценил то, что она хорошо соображает. Он не пасовал перед конфликтами. Лгал, когда ему это было удобно. Всегда следил за тем, чтобы держать малюсенькую дистанцию от всех, включая ее. Практически был сам по себе.

Он был таким же, как она.

Он представлял собой вызов.

Она любила Себастиана и была отнюдь не уверена в том, что чувства взаимны. Они проводили вместе много времени, но не все время. Ей хотелось встречаться с ним чаще, чем ему с ней. Они занимались сексом, ночевали друг у друга, но никогда не говорили о том, чтобы съехаться. Никогда не говорили о совместном будущем. Поэтому ли она не порывала с Микке? Это изменило бы предпосылки. Пока она была замужем и регулярно ездила домой, между ней и Себастианом не могло идти речи о чем-то большем. Если бы она вдруг стала доступной, смогла говорить о том, чего ей хочется, рассказать о своих чувствах, что бы произошло? Ей и хотелось, и не хотелось узнать. Она уговаривала себя, что им хорошо и так, одновременно желая чего-то более постоянного. Участия. А потребуй она этого, исчез бы из ее жизни Себастиан? Риск существовал.

Осенью они с Себастианом встречались гораздо реже. Микке пришлось больше заниматься фирмой, ему стало труднее справляться с домашними делами в Линчёпинге в одиночку, и в течение нескольких месяцев он опять здорово пил. Дома требовалось присутствие Урсулы. Она взяла отпуск за свой счет и переехала домой. Оказавшись там, она поняла, как ее отсутствие сказалось на их с Бэллой отношениях. Иногда она чувствовала, что дочь смотрит на нее как на чужую. Как на человека, временно появившегося, чтобы разбираться с делами, пока не вернется отец. Микке бóльшую часть времени дома не показывался. В те разы, когда он уходил в запой, он всегда так поступал. Не хотел, чтобы кто-нибудь его видел и, прежде всего, Бэлла. Урсула изо всех сил старалась сохранить дом и исправить отношения с Бэллой, но ее душа рвалась в другое место. Родителям Микке приходилось подключаться все чаще. Она ссылалась на работу. Уезжала в Стокгольм. К Себастиану. Но что-то изменилось. Трудно сказать, что именно, но перемены чувствовались. То ли потому, что они стали реже видеться? То ли имелась какая-то другая причина? После третьего возвращения у Урсулы возникло твердое ощущение, что он ей, возможно, изменяет.

Себастиан всегда верен себе. Это она знала. Его репутация дамского угодника была широко известна. Но она действительно думала, что ему будет достаточно ее. Надеялась. Однако довольствоваться надеждами и его словами она не собиралась. Она все-таки была лучшим криминалистом Швеции.

После проведенных у Себастиана выходных она забрала с собой простыню из корзины с грязным бельем. Простыню с отчетливыми следами сексуальных занятий. Урсула отвезла простыню в Линчёпинг, на прежнее место работы, и попросила одного из бывших коллег об услуге. Ей хотелось провести тест ДНК. Коллега довольно быстро сообразил, что речь идет не о полицейском расследовании, и, по понятным причинам, не захотел вмешиваться, но он разрешил ей воспользоваться лабораторией. Поэтому она все сделала сама. Это было просто.

ДНК Себастиана она добыла из нескольких волосков на его щетке.

Результаты теста показали, что одни следы ДНК на простыне появились от Себастиана. Разумеется. Но другие совпадали с Урсулой только в некоторых моментах. С нарастающим ужасом Урсула поняла, что именно она видит.

Перед ней был пример из учебника. Элементарная криминалистика. Если ДНК-профиль имеет не в точности тот же рисунок, но выглядит приблизительно похожим, можно заподозрить родственника. Чем ближе родство, тем больше похожи ДНК-профили.

Эти были очень похожи.

Как от сестры.

Она предъявила это Себастиану, который сразу же признался. Да, он спал с Барбру. Насколько ему помнилось, они с Урсулой не давали друг другу обещания хранить верность. Она практически отсутствовала в течение нескольких месяцев. Что же ему было делать? Жить в целибате?

Она оставила его.

Возможно, возможно, она пережила бы его измену. С кем-нибудь неизвестным, с кем угодно. Вероятно, пережила бы. Но не с Барбру. Не с ее сестрой.

Оставив Себастиана, она сразу поехала в Мелархёйден. Вся семья была в сборе, когда она ворвалась и сообщила Барбру то, что ей известно. Как же насчет того, что надо сперва покончить с одним, а уже потом начинать следующее? Барбру все отрицала. Урсула предъявила результаты теста ДНК. Андерс рассвирепел. Клара и Хампус заплакали. Барбру не знала, пытаться ей все объяснить Андерсу, утешать детей или ругаться с Урсулой. Урсула покинула дом в состоянии хаоса. Больше она с сестрой не виделась. Позднее она узнала от родителей, что Барбру и Андерс развелись и переехали. Куда, она не знала. Не хотела знать. Прощать сестру она не собиралась.

Она поехала обратно в Линчёпинг. К Бэлле. К Микке, который взял себя в руки. Они обсудили свою ситуацию, и Урсуле, в конце концов, удалось уговорить семью переехать в Стокгольм. Она обожала свою работу. И не собиралась ее бросать только потому, что Себастиан Бергман оказался свиньей. Они смогут работать вместе. Она это обеспечит.

Она поехала вперед и встретилась с ним. Расставила все точки над i. Им предстоит работать вместе. Она ненавидит его, ненавидит его поступок, но уходить с работы не собирается. Она не позволит ему испортить ей что-нибудь еще. Если он хотя бы пикнет кому-либо про их отношения, она его убьет. Именно так она и сказала. Всерьез. Себастиан проявил необычайную сговорчивость. Он сдержал слово и, насколько ей было известно, никому даже не намекнул на их связь. Микке и Бэлла приехали в Стокгольм. Жизнь потекла дальше. Вполне нормально на всех уровнях. Семья. Работа. Правда, никто не радовался больше нее, когда Себастиан в 1998 году ушел из Госкомиссии.

А теперь он вернулся.

Теперь ни горячая вода, ни эфирные масла не могут помочь ей расслабиться.

Теперь у нее на унитазе лежит пистолет с полной обоймой.

Теперь она думает о событиях, которые на протяжении многих лет пыталась вытеснить.

Да, Себастиан Бергман вернулся.

Самым худшим образом.

* * *

На улице было по-прежнему жарко и по-летнему светло, но заключенные cпецкорпуса начали, как обычно, готовиться к вечеру. Некоторые уже разошлись по камерам, но кое-кто еще сидел в общей комнате. Все закрывалось и запиралось уже в 19:00. Очень рано, посчитали заключенные, когда руководство сократило вечер на два часа, но их протесты никакого воздействия не возымели. Эдвард обычно всегда оставался в умывальном блоке последним. В этот вечер он, однако, был не один, компанию ему составлял новый заключенный, который еще не понял распорядка отделения и два дня подряд появлялся без четверти семь. Его поведение раздражало Эдварда, и он решил, что при удобном случае подчеркнет, что в это время умывальня принадлежит ему и только ему. Ветераны это знали и обычно непосредственно перед его появлением беззвучно покидали помещение. Хинде стоял перед умывальником и тщательно мыл лицо. Умывальня вмещала ряд из десятка раковин перед небьющимся зеркалом, растянувшимся во всю длину покрытой кафелем стены. По другую сторону, чуть поодаль, находились души и туалеты. Эдвард рассматривал мокрое лицо и даже не взглянул на проходивших мимо охранников.

– Запираем через пятнадцать минут, – кратко оповестили они умывальню и проследовали дальше, в общую комнату, чтобы сообщить то же самое тем, кто там сидел.

Каждый вечер одно и то же, Эдвард уже перестал слушать. Собственный распорядок он усвоил телом, вплоть до полминуты, и больше не нуждался в часах. Он точно знал, когда должен вставать, есть, читать, ходить в туалет, прогуливаться, беседовать и мыться. Единственным положительным в абсолютной одинаковости дней было то, что она давала ему время сосредоточиться на важном, значимом, а не на буднях – те проходили теперь на автопилоте.

Хинде достал свою черную электробритву, одну из немногих вещей, которая по-прежнему вызывала у него недобрые чувства. Ему хотелось побриться по-настоящему, но бритвенные лезвия или бритвенные ножи были в cпецкорпусе совершенно немыслимы. Он мечтал о том дне, когда опять ощутит на коже заточенное лезвие, проведет им по мощной щетине, которая каждый день появлялась вновь. Это означало бы свободу. Опять держать в руке что-нибудь острое. По этому он, пожалуй, тосковал больше всего. По стали в руке.

Электробритва взялась за дело.

В зеркале он видел, как охранники выключили прикрепленный к стене телевизор и кивнули троим сидящим в общей комнате, показывая, что пора. Те же трое, что всегда. Они безропотно встали и направились по длинному коридору к своим камерам. За ними, возле единственного входа и выхода, послышался звук защелкивающегося замка. Прибыл уборщик. Как всегда, в это время. Камеры заключенные убирали сами, но для уборки общих площадей персонал нанимали по подряду. Из компании «ЛС Стедсервис». Когда-то давно заключенных заставляли убирать и общие площади, но эту повинность отменили десять лет назад, когда возникла яростная ссора по поводу того, кому что следует делать. Двое заключенных серьезно пострадали. С тех пор это задание выполняла клининговая компания, правда, всегда после того, как запирались двери камер. Уборщик, высокий, худощавый мужчина лет тридцати катил металлическую тележку с моющими средствами и прочими принадлежностями и, провозя ее по коридору, кивнул охранникам. Те приветливо поздоровались в ответ. Они его знали. Он убирал здесь уже много лет.

Уборщик подкатил тележку к умывальне – он обычно начинал оттуда – и остановился на надлежащем расстоянии, чтобы подождать, пока уйдут Эдвард и новенький. Все согласно распорядку. Уборку можно было начинать только после того, как все заключенные окажутся в камерах и двери будут заперты. Уборщик прислонился к длинной стене и ждал. Минутой позже к нему присоединились охранники. Они посмотрели на мужчин в умывальне.

– Давайте, вы двое, уже пора.

– Еще только 18:58. – Хинде спокойно пощупал ладонью свежевыбритый подбородок. Он точно знал, сколько времени. Охранников он опять не удостоил и взглядом.

– Откуда ты знаешь, у тебя же нет часов?

– Я ошибаюсь?

Эдвард уловил в зеркале движение, когда один из охранников посмотрел на свои наручные часы.

– Меньше болтай, лучше поторопись.

Это означало, что он прав. Эдвард улыбнулся про себя. 18:58. Осталось еще чуть более минуты. Он положил бритву в светло-коричневый несессер, застегнул молнию и в последний раз умылся. Его раздражало то, что новичок по-прежнему стоял, не делая никаких поползновений уйти. Эдвард ненавидел людей, не умеющих соблюдать время. Персонал в любую секунду может опять прицепиться, но Эдвард опередил их, развернулся, с капающей с лица водой покинул умывальню и подошел к тележке. Кивнул уборщику.

– Привет, Ральф.

– Привет.

– Какая сегодня вечером погода?

– Как вчера. Жарко.

Эдвард посмотрел на гору новых бумажных полотенец, которыми Ральфу вскоре предстояло заполнить пластиковые контейнеры. Кивнул на них.

– Можно мне взять несколько бумажных полотенец?

Ральф вяло кивнул.

– Конечно.

Эдвард наклонился и взял три верхних полотенца. Охранники тут же шагнули вперед, направляясь к новичку. Не к Эдварду.

18:59.

– Давай. У тебя осталась одна минута!

Они распрямили спины, увеличившись в размере в дверном проеме, чтобы показать, кто здесь главный. Эдвард все проигнорировал. Он уже направлялся к своей камере.

18:59:30.

Он слышал, как позади него охранники зашли в умывальню. Надеялся, что они дадут там парню кое-какую пищу для размышлений. Такую, от которой станет больно. Боль – лучший метод обучения, это он знал по собственному опыту. Боль не знает равных. Но это Швеция. Здесь использовать боль не смеют. Вероятно, все ограничится замечанием, сокращением времени прогулки или лишением других привилегий. Хинде опасался, что ему придется призвать парня к порядку самому. Пенитенциарная система не справится. Он еще больше утвердился в своем предположении, услышав, как они начали громкую дискуссию. С тремя бумажными полотенцами в руках он вошел в камеру.

Идеальный тайминг.

19:00.

Дверь за ним закрылась.

Эдвард сел на кровать и аккуратно положил бумажные полотенца на прикроватный столик. Он обожал этот миг, когда распорядок «Лёвхаги» сменялся на его собственный. Когда время принадлежало ему. Через два часа он приступит. Он медленно вытащил среднее полотенце и с надеждой развернул. Под складкой с обратной стороны тонким карандашом было написано:

«5325 3398 4771»

Двенадцать цифр свободы.

* * *

Последним в списке значилось: попытаться найти Тролле и заставить его прекратить изыскания. Себастиан звонил ему с работы и позже – с мобильного, но за весь день Тролле ему так и не ответил. Теперь он опять раз за разом слушал длинные гудки. Он начал волноваться. От одной мысли о том, что Торкель рано или поздно свяжется с бывшим коллегой, Себастиан холодел. Но это обязательно произойдет. Тролле все-таки был одним из лучших полицейских, занимавшихся в девяностых годах расследованием дела Хинде. Торкель в каком-то смысле уважал его. Не как человека, тут они слишком отличались друг от друга, но как полицейского. Думать о Тролле можно все что угодно, но нельзя отрицать того, что он всегда доводил дело до конца и добивался результатов. Рано или поздно Торкель захочет поговорить с ним. Особенно если расследование не сдвинется с мертвой точки. Ведь качественная полицейская работа так и происходит. Переворачивают камень за камнем, расставляют приоритеты и начинают с тех, которые представляются наиболее важными для расследования, и двигаются в сторону менее существенных. Дальше и дальше, пока не отработают весь набор. Тогда начинают все сначала. Тролле не является самой актуальной ниточкой, но со временем хороший полицейский должен прийти к тому, что поговорить с ним стоит, а Торкель – хороший полицейский. На самом деле один из лучших. В какой-то момент в будущем камень «Тролле» перевернут. Когда это произойдет, все запруды могут внезапно дать трещину, все, что Себастиан пытался скрывать, может хлынуть наружу, и все рухнет.

Поскольку полагаться на Тролле Херманссона нельзя.

Имелась еще одна причина, почему Себастиан обратился именно к нему. Тролле не испытывал угрызений совести, не терзался моральными сомнениями. Открыть Торкелю или, еще хуже, Ванье, что Себастиан Бергман поручил ему раскопать дерьмо про ее родителей, несомненно, доставило бы ему удовольствие. Большое. Так рисковать Себастиан не мог.

После еще одного безответного звонка Себастиан решил поехать к Тролле домой. То, что он не отвечал, совсем необязательно означало, что его нет дома. Себастиан сел в такси. Стало немного прохладнее, и он открыл окошко, чтобы подышать свежим воздухом. Он видел вышедших прогуляться вечерком людей в легкой одежде. Теплыми летними ночами город буквально оживал. Все выглядели молодыми и счастливыми, шли группами, по двое и больше. Глядя на них, Себастиан задумался над тем, куда летом деваются одинокие, старые и удрученные.

Когда он почти доехал и уже готовился выйти из машины, он увидел Тролле – на тротуаре, на другой стороне улицы. Одетого в большое черное пальто, пропустить его было невозможно. Большинство тех, кого Себастиан видел во время поездки, были вообще без верхней одежды, а если уж шли в ней, то светлых цветов и из тонкого материала. Тролле, казалось, приготовился к суровой зиме. Себастиан быстро попросил шофера остановиться и бросил ему несколько сотенных купюр. Он выскочил из такси и побежал за Тролле, который в нескольких сотнях метров от него скрылся из виду, свернув на Экхольмсвэген. Похоже, он направлялся домой. Себастиан побежал следом. Его ногам и сердцу давно не приходилось работать с такой нагрузкой, и небольшую прохладу, которую он ощущал в такси, сразу как ветром сдуло. Обливаясь потом и пыхтя, он завернул за угол на Экхольмсвэген и увидел, как Тролле входит в свой подъезд. Себастиан остановился и перевел дух. Теперь он знал, где Тролле, и чувствовал, что чисто тактически при разговоре выгоднее не казаться слишком потным и загнанным, слишком заинтересованным. Выждав еще несколько минут, Себастиан подошел к подъезду.

Тролле открыл дверь после всего двух звонков. Выглядел он намного свежее, чем во время их прошлой встречи, но квартира у него за спиной была такой же темной, и на лестницу из нее проникал тот же довольно неприятный запах.

– Видел на телефоне, что ты звонил. Как раз собирался тебе звякнуть, – начал он и удивил Себастиана тем, что пригласил его зайти, открыв дверь.

Себастиан вошел.

– Нам надо поговорить.

– Очевидно, девять пропущенных звонков что-нибудь да значат.

Озираясь в маленькой темной квартире, Себастиан попытался обезоруживающе улыбнуться. Квартира, вероятно, была двухкомнатной и, несомненно, знавала лучшие времена. Повсюду валялись газеты, одежда и мусор. Жалюзи опущены, занавесок нет, стены совершенно голые. Пахло сигаретами, старыми отходами и грязью. Тролле провел его в гостиную. Телевизор бы включен, но без звука, и фрагмент какой-то кулинарной программы со знаменитостями выполнял функцию единственного источника света. Меблировка состояла из дивана, на котором Тролле, очевидно, спал, и стеклянного стола, когда-то наверняка стоившего кругленькую сумму, но теперь служившего пристанищем для винных бутылок, коробок от пиццы и переполненной пепельницы. Потолок над диваном был жирным и пожелтевшим от никотина. Тролле повернулся к Себастиану и, заметив его критический взгляд, развел руками.

– Добро пожаловать в мой мир. Когда-то я жил в белой двухэтажной вилле в престижном пригороде. А теперь живу здесь. Жизнь полна неожиданностей. – Тролле покачал головой, осмотрелся, подошел к дивану и сдвинул в сторону грязное постельное белье.

– Садись. Я для тебя кое-что нашел. Хорошие вещи. – На его губах появилась улыбка, которую можно было расценить только как злорадную. – Очень хорошие.

Себастиан садиться не стал и помотал головой.

– Мне это больше не нужно. Я пришел, чтобы попросить тебя прекратить копаться.

– Сперва прочти. А потом решишь. – Тролле наклонился и достал стоявший возле дивана белый пакет из универсама, который был полон каких-то бумаг. Он протянул пакет Себастиану. – Вот.

– Мне этого не надо. Уничтожь их.

– А ты все-таки прочитай, это займет около получаса. Оно того стоит.

Себастиан нехотя взял пакет. Тот весил, наверняка, граммов сто, но ощущался у него в руке гораздо тяжелее.

– Ладно. Но ты должен прекратить. Ты получишь деньги и потом должен пообещать мне, что никогда никому не расскажешь об этом задании. Мы с тобой даже не встречались.

Несмотря на полумрак в квартире, Себастиану показалось, что он увидел, как у Тролле сверкнули глаза. Интерес. Ничего хорошего это предвещать не могло.

– Кто может меня об этом спросить? – Тролле смотрел на него с любопытством. – Что происходит, Себастиан?

– Ничего. Я просто хочу, чтобы ты пообещал ничего не рассказывать.

– Конечно, могу, – Тролле пожал плечами. – Но ты же меня знаешь. Обещания ничего не значат.

– Я заплачу тебе вдвойне.

Тролле покачал головой и отвернулся от Себастиана. Потом тяжело вздохнул.

– Я помогал тебе, а теперь ты хочешь от меня откупиться. За кого ты меня принимаешь? Я думал, мы друзья.

– Если мы друзья, ты можешь просто пообещать молчать. И сдержать слово, – мрачно возразил Себастиан.

– Лучше расскажи мне правду.

– Если кто-нибудь узнает, для меня это обернется полной катастрофой. Полной. – Себастиан умоляюще посмотрел в несговорчивые глаза Тролле.

– Почему? Кто она такая, Ванья? Почему ты ее преследуешь? Кто собирается меня спрашивать? Я хочу знать. – Тролле впервые казался относительно откровенным. – Тогда я прекращу. Но только тогда.

Себастиан смотрел на него. Все пропало, как ни крути. Если он солжет, это приведет к катастрофе. Тогда Тролле из чистой зловредности скорее всего пойдет и расскажет Ванье. Открой он правду, ему казалось, что он все равно не сможет быть уверенным. Но это хотя бы даст ему небольшой выигрыш во времени.

– Ну так как же? – наседал Тролле.

Себастиан лихорадочно думал. А еще содержимое белого пакета. То, что обнаружил Тролле. Возможно, там уже есть правда. Возможно, он уже знает. Вранье только усугубит дело. Он решился.

– Она моя дочь. Ванья – моя дочь.

Он сразу увидел, что Тролле не знал.

Но теперь скрывать было больше нечего, поэтому он рассказал все.

Все.

Открылся полностью.

Когда он закончил, пришло умиротворение. Спокойствие. Он почувствовал себя легче. Тайны тяготили его больше, чем он предполагал.

Тролле стоял молча и смотрел на него.

– Черт побери, вот это история.

Тролле опустился на диван. Казалось, он размышляет. Потом он поднял взгляд на Себастиана.

– Что ты собираешься делать? – Совсем другой тон. Никакого вызова.

– Не знаю.

– Думаю, тебе надо отпустить ее. Прекратить то, чем ты занимаешься. Ни к чему хорошему это привести не может.

В словах Тролле присутствовала искренняя боль, которую Себастиан оценил. Он утвердительно кивнул.

– Вероятно, ты прав.

– Посмотри на меня, – продолжил Тролле. – Я не отпустил. Никого не послушался.

Он умолк и посмотрел в сторону подоконника, на котором стояла фотография в рамке. Два юноши и девочка, а в центре – женщина, которую он заштриховал черной тушью.

– Теперь у меня от них осталась только фотография. И все.

Себастиан не ответил. Он смотрел на Тролле с нежностью.

– Если слишком много борешься, то только портишь, – тихо, словно про себя, произнес Тролле.

Себастиан подошел к дивану и сел рядом с ним. На мгновение он задумался, не сказать ли Тролле, что существует некоторая разница между тем, чтобы ходить за кем-то на расстоянии, и тем, чтобы пытаться посадить в тюрьму нового парня своей бывшей жены за хранение наркотиков и похитить собственных детей, но воздержался. Тролле расслабился. Ему бы не понравилось, если бы Себастиан этим воспользовался.

– Я никому об этом не рассказывал, – сказал он.

– Понимаю.

Дальнейшие действия Тролле удивили Себастиана. Тот взял его за руку. По-дружески, доверительно, утешающе сжал ее. Они посмотрели друг на друга. Но тут Тролле резко вскочил с дивана. Его худощавое тело опять обрело энергию.

– Если кто-то тебя действительно преследовал, то ты привел его к Анне Эрикссон.

Ну, разумеется. Тем не менее Себастиан до этого не додумался. Когда Торкель говорил ему, что, вероятно, следует попробовать предупредить кого-то из женщин, с которыми он спал, то, естественно, имел в виду по телефону. Но после разговора с Урсулой в столовой Себастиан почему-то настроился на то, чтобы посетить их. Лично. Ему казалось, что это самое меньшее, что он может сделать. Он не додумался до того, что за ним могут по-прежнему следить. После того, как его чуть не протаранил голубой «Форд» перед Управлением полиции, он каким-то образом исключил эту возможность. Мужчина разоблачен, застигнут врасплох, все кончено. То, что мужчина продолжит слежку, скажем, на новой машине, ему просто не пришло в голову.

– Ты думаешь? Но я уже предупредил Анну. Она собирается уехать из города.

– Так ты за этим ходил туда сегодня вечером?

– Ты меня видел?

Тролле кивнул, но в голове у него крутилось нечто другое.

– Я видел и кое-кого еще.

Себастиан оцепенел. Ему не понравился ставший внезапно озабоченным тон Тролле. Совсем не понравился.

– Я тогда об этом не подумал, – продолжил Тролле. – Просто обратил внимание, но раз ты говоришь, что тебя преследовали…

Тролле не закончил фразу. Себастиан ощущал нарастающее волнение.

– Ты о чем? О чем ты не подумал?!

Тролле побледнел.

– Дважды за то время, что я был там, и ты тоже, там в голубом «Фокусе» сидел парень. Я все время предполагал, что он кого-то ждет.

Себастиан резко встал с дивана.

– Это он. Он следил за мной.

– Сегодня вечером он тоже был там. Только поменял машину. На серебристую японскую.

– Как он выглядел?

– Трудно сказать. На нем были солнцезащитные очки.

– И бейсболка?

Тролле кивнул.

– И бейсболка.

Они выбежали на улицу, чтобы найти такси. Себастиан хотел сразу же ехать на Стуршерсгатан, но Тролле настаивал, что им надо сперва как следует убедиться в том, что они одни. Хотя никакой серебристой машины на улице они не увидели, до конца уверенными быть нельзя. Они нашли свободное такси и запрыгнули на заднее сиденье. С шофером разговаривал Тролле. Тому поездка наверняка показалась весьма странной. Тролле постоянно менял конечную цель и заставлял его ехать то туда, то сюда, а в центре просил его максимально пользоваться полосой, отведенной для автобусов и такси. Он непрерывно бросал взгляд назад и удовлетворился только через полчаса.

Они одни.

Под конец он направил такси на площадь Карлаплан, и последний отрезок они пошли пешком. Себастиану каждый шаг казался беззвучным и чужим, словно он шел во сне, и ему было трудно собраться с мыслями.

На Стуршерсгатан было пустынно. Немного поодаль прогуливался в парке мужчина с собакой, но он направлялся в другую сторону. Тролле повернулся к Себастиану.

– Оставайся здесь. Тебя он знает.

Себастиан хотел запротестовать, но не знал, как. Он промолчал. Посмотрел на квартиру, где, как он знал, живут Анна и Вальдемар. Из окон струился теплый свет, но он никого не увидел. Как он мог привести сюда угрозу? Он идиот!

– Ты понял?

Себастиан кивнул, не спуская глаз с квартиры. Тролле казался спокойным. Его глаза сверкали. Себастиан еще не видел его таким оживленным и сосредоточенным.

– Я проверю там наверху тоже, обещаю, – сказал Тролле и удалился.

Зайдя в тень возле одного из угловых домов, Себастиан наблюдал за человеком, которому был рад, что доверился. Тролле медленно шел по короткой улице. Казалось, он совершает маленькую вечернюю прогулку, но Себастиан видел, как он по пути тщательно проверяет каждую стоящую машину. Себастиан опять поднял взгляд на квартиру. Внезапно он ощутил в левой руке тяжесть белого пакета. Тролле не захотел забирать его обратно, и пакет по инерции поехал вместе с ними.

Странно, как быстро ситуация может меняться. Несколько дней назад Себастиан был одержим желанием навредить живущим там, наверху. А теперь ему хочется их спасти. Чуть в стороне он увидел урну. Собрался было пойти и выбросить пакет, но увидел, что Тролле возвращается к нему, теперь по другой стороне улицы. Он шел спокойно, разговаривая по телефону, но по-прежнему проверяя каждую машину. Он подошел поближе, и Себастиану стали слышны обрывки разговора.

– …Я понимаю, конечно, если вы довольны выбором своего пенсионного обеспечения, то… О’кей, спасибо. – Он закончил разговор и засунул мобильный телефон в карман. Прошел мимо Себастиана.

– Пошли, чтобы нам тут не светиться.

Себастиан быстрым шагом присоединился к нему. Они свернули к Вальхаллавэген.

– Она дома. Вальдемар тоже.

– Что мы будем делать?

– Мы ничего делать не будем. Ты пойдешь домой. А я здесь понаблюдаю.

– Но…

– Никаких но, Себастиан.

Тролле остановился и подошел к нему вплотную. Положил руки Себастиану на плечи.

– Положись на меня. Я тебе помогу. Будем разбираться с этим вместе. Можешь звонить мне в любой момент.

Он ободряюще похлопал Себастиана по плечам и развернулся. Пошел опять в сторону Стуршерсгатан. Себастиан остался стоять. Он ощущал доверие, чуть ли не любовь к удаляющемуся от него человеку. Обычно он ни к кому подобных чувств не испытывал. Только не он. Не Себастиан. Он всегда норовил справляться со всем сам. Во всех ситуациях. Но теперь этому пришел конец.

Он всегда будет благодарен Тролле. Станет ему настоящим другом.

Он пошел домой. Дойдя, оказался совершенно без сил. Снял куртку и брюки и рухнул в постель. Белый пакет он не выбросил.

Не смог себя заставить. Пакет весил слишком много – в решительную минуту. Себастиан поставил его возле кровати.

Внутрь не заглянул.

Этим вечером.

Пока.

* * *

Торкель сидел на кухне у Ивонн. От вина он отказался, но взял бутылку легкого пива и устроился в гостиной, пока Ивонн упаковывала вещи для того, чтобы на следующий день отправиться на остров Готланд. Они с дочками сняли на неделю маленький домик на западной стороне, и обе девочки в последнюю секунду сообразили, что в квартире Торкеля имеются вещи, которые им совершенно необходимо взять с собой. Поэтому он заехал домой, все собрал и привез в большом пакете.

– Когда завтра отходит паром? – спросил он, отпивая глоток пива.

– В половине десятого.

– Вас отвезти?

– Нас отвезет Кристофер.

Торкель кивнул. Ну, разумеется.

– А он к вам туда приедет?

– Нет, почему тебя это волнует?

– Просто поинтересовался.

Ивонн ненадолго оторвалась от вещей и посмотрела на него с любопытством.

– Девочки говорят о нем?

– Нет.

Торкель быстро попытался вспомнить, упоминали ли дочери хоть раз имя Кристофера, когда они проводили время вместе, но ни одного раза припомнить не смог. Они с ним вообще не слишком много разговаривали. Меньше, чем ему бы хотелось. Пожалуй, ничего странного в этом не было. При разводе они с Ивонн без всяких споров договорились о совместном праве опеки, но дочери гораздо больше жили у Ивонн, чем у него. Его работа не позволяла строго соблюдать положенную каждую вторую неделю. Он часто уезжал, а когда бывал дома, девочкам не всегда оказывалось удобно жить у него. Поэтому получилось, что, живя у Ивонн, они говорили, что живут «дома», а у него – «у папы». Ивонн была им ближе, чем он. Он не сомневался. Немного больно, но ничего не поделаешь.