Текст книги "Полный курс русской литературы. Литература второй половины XX века"

Когда Булгаков говорил о себе, что он – «мистический писатель», – он, в первую очередь, имел в виду свои фантастико-сатирические повести и сожженный им в ранней редакции «роман о дьяволе».

Первая книга прозы Булгакова называлась по ее заглавной повести – «Дьяволиада» (1925). Несмотря на заявленный в названии мистицизм, основное содержание книги составляли картины каждодневного быта. Именно в нем Булгаков, вслед за Гоголем, видел мистику. Он как бы пытался постичь мистицизм, нелогичность, «неразумность» социального бытия. На этом фундаменте покоится и булгаковская сатира.

Сюжет повести «Дьяволиада» зарождается в мистическом вихре бюрократической круговерти, шелесте бумаг на столах, беге людей по коридорам. Чуть подновленный департаментский герой Гоголя, маленький чиновник, делопроизводитель Коротков гоняется по этажам и комнатам за мифическим заведующим Кальсонером, который то раздвоится, то «соткется» перед ним, то вновь исчезнет. Коротков взлетает на лифтах, сбегает с лестниц, врывается в кабинеты, но в этой неустанной погоне за тенью он лишь постепенно теряет себя и даже свое имя. Утрата бумажки, документа, удостоверяющего, что он – это он, делает его беззащитным, как бы вовсе не существующим. Старая бюрократия возникает в повести в каком-то обновленном, гиперболизированном и пародийноуродливом виде, так что «маленькому человеку» Короткову, желающему вырваться из этого заколдованного круга, остается одно – броситься с крыши московского «небоскреба».

Евгений Замятин, откликнувшийся на это произведение и отметивший «быструю, как в кино, смену картин», а также «фантастику, корнями врастающую и быт», заключал, что хотя абсолютная ценность этой вещи «невелика, но от автора, повидимому, можно ждать хороших работ».

Некоторые моменты повести прямо предвещали появление на московских улицах Воланда и его подручных. Когда Булгаков описывает, как Кальсонер, «обернувшись в черного кота с фосфорными глазами», «вылетел обратно, стремительно и бархатно пересек площадку, сжался в комок и, прыгнув на подоконник, исчез в разбитом стекле и паутине», перед нами словно предстает кот Бегемот с его неуемным авантюристическим характером.

Примерно через год появляется еще одна повесть Булгакова – «Роковые яйца».

Сюжет повести авантюрен и во многом незатейлив. Александр Семенович Рокк, человек эпохи военного коммунизма с маузером в желтой битой кобуре на боку, реквизирует у профессора Персикова сенсационное научное изобретение в самых благих целях – возместить последствия куриного мора в стране. Но обычное невежество, хаос и халатность, из-за которых куриные яйца перепутаны с теми, что назначались для научных опытов, приводят к неизбежной беде. От захваченного, насильно отнятого добра удачи не бывает. То, что в теплице совхоза «Красный луч» вместо ожидаемого изобилия цыплят выводятся чудовищные гады, – в сущности, не случайное недоразумение, а месть бытия. «Луч жизни», открытый профессором Персиковым, в чужих неумелых руках становится лучом смерти. Протест против невежественных «кавалерийских» наездов в науку – лишь одна из мыслей Булгакова. Когда профессор Персиков заявляет, что из Рокка вышел бы «очень смелый экспериментатор», это можно понимать шире, чем просто авантюру с курами. При отсталости, невежестве масс социальный эксперимент всегда грозит дать противоположный ожидаемому результат. Опыт, проведенный неумелыми руками, плодит чудовищ, которые способны пожрать и самого инициатора эксперимента. Погибает отставной кавалерист, профессору грозит быть растерзанным гневной толпой, собственно, ради благосостояния которой и было отнято его изобретение. В своем произведении Булгаков, описывая будущее, указывает на те возможные ошибки в настоящем, которые могут привести к изображаемым неутешительным результатам.

Сатира констатирует – сатирическая фантастика предупреждает. Такова природа сатирической утопии. Одним из ярчайших примеров произведений такого рода был, например, роман Е. Замятина «Мы».

Тему ответственности науки (и шире – теории) перед живой жизнью Булгаков по-новому повернул в повести «Собачье сердце» (1925 г.). В ней снова шла речь о непредсказуемых последствиях научных открытий, о том, что эксперимент, забегающий вперед, опасен.

Профессор Преображенский, который отличается здравым смыслом и житейской мудростью («Террор совершенно парализует нервную систему»; «разруха не в клозетах, а в головах»; «…не читайте до обеда советских газет»), «прокалывается» лишь единожды. Научная интуиция и здравый смысл изменяют ему, когда он пытается пересадить уличной дворняжке гипофиз человека. Он никак не мог предполагать, что этим человеком окажется люмпен-пролетарий Клим Чугункин. В «Роковых яйцах» по ошибке экспериментатора выводились гады. В операционной Преображенского по прихоти науки возникает чудовищный гомункулус с собачьим нравом и замашками хозяина жизни.

Булгаков скептически смотрел на попытки искусственного и ускоренного воспитания «нового человека», открыто заявляя (письмо советскому правительству), что предпочитает «великую эволюцию», а не «великую революцию». Заведующий подотделом очистки Шариков – наглое и чванливое существо с пролетарской анкетой, к которому вполне можно отнести слова, которые профессор Ефросимов в пьесе «Адам и Ева» произносит по поводу «художеств» пекаря Маркизова: «Я об одном сожалею, что при этой сцене не присутствовало советское правительство… чтобы я показал ему, с каким материалом собирается оно построить бесклассовое общество».

Председатель домкома Швондер не в меньшей мере, по Булгакову, несет ответственность за то, что получилось в результате эксперимента. Профессор Преображенский создал его физически, Швондер же «вылепил» духовно. Швондер – идеолог Шарикова. Однако усмешка жизни (рок) состоит в том, что, едва встав на задние конечности, Шариков тут же принимается «утеснять» породившего его Профессора. Осознав это, Преображенский называет преддомкома человеком «глупым»: помогая утвердиться существу с «собачьим сердцем», вооружив его «теорией» (почти как Иван Карамазов Смердякова у Достоевского), он и себе копает яму. Следующей жертвой Шарикова неизбежно падет сам Швондер.

Сатирическая фантастика Булгакова предупреждала общество о том, что может произойти в результате необдуманных «социальных» и прочих экспериментов.

В 30-е годы прозу Булгакова не печатали. Не издавали и его сатирические повести. Пытаясь применить свои силы в театре, Булгаков пробует облачить сатирическую фантастику в «одежды» драматургии. Так одна за другой появляются пьесы: «Адам и Ева» (1931), «Блаженство» (1934), «Иван Васильевич» (1934—1936).

В пьесе «Адам и Ева» Адам и его жена воплощают не только первородное мужское и женское начало, но и две различные стихии жизни. Адам относится к другим людям как к «человеческому материалу» и уповает на возможность «организовать человечество». Ева же верит в естество, природу, склонна к милосердию и осуждает жестокость. «Я вот сижу, – говорит она в пьесе, обращаясь к спорящим мужчинам, – и начинаю понимать, что лес, и пение птиц, и радуга – это реально, а вы с вашими исступленными криками – нереально». Бросая Адама и уходя к Ефросимову, Ева объясняет это следующим образом: «А я не хочу никакого человеческого материала, я хочу просто людей». Таким образом, пьеса касается тех же раздумий Булгакова о возможности с помощью теории и общего энтузиазма «организовать человечество», каким были посвящены повести 20-х годов.

В «Адаме и Еве» звучит и другая тема. Это тема будущей борьбы миров, последней войны, ответственность за которую ложится на ученых, создавших сверхмощное разрушительное оружие. С тревогой наблюдает Ефросимов разделенный взаимной ненавистью мир с двумя противоположными и одинаково бедными идеями: «коммунизм надо уничтожить» и «капитализм надо уничтожить». В его сознании возникнет зловещий образ «старичка-профессора», который изобретет смертоносный «солнечный газ», который приведет к гибели все человечество. Едва ли не первым в русской литературе Булгаков дает апокалиптическую картину мертвого города: рухнувшие стены, разбитые дома, трамваи, немое безлюдье вокруг. Ответственность науки и «интеллектуалов» за результаты своего труда получают в пьесе новое освещение. Ефросимов, уничтожая бомбы с газом, несущим гибель человечеству, объяснял свое решение примерно так, как спустя десятилетия это делал Альберт Эйнштейн с Бертраном Расселом в своем знаменитом манифесте: «Люди во все времена, – говорит Ефросимов, – сражались за идеи и воевали… Но когда у них в руках появилось такое оружие, которое стало угрожать самому существованию человечества, самой планете… я говорю вам – нет».

Попытка «организовать человечество» с помощью ненависти неизбежно кончится катастрофой, считает Булгаков. Чем ограниченнее, непросвещеннее люди, тем легче им поддаться соблазну непримиримой борьбы. И напротив, образованность, просвещенность, желание понять другого ведут к исчезновению ненависти, к общечеловеческому идеалу. Именно этот идеал Булгаков попытался воплотить в образе Голубой Вертикали, фантастического, бесклассового, социалистического мира. Такой мир он изобразил в пьесе «Блаженство». Булгаков переносит читателя в 2222 год, в котором материализовалась мечта о всечеловеческом счастье.

Попавший в XXIII век из 30-х годов века XX преддомкома Бунша искренне потрясен зрелищем социалистического рая, о котором грезили его современники. В будущей счастливой стране не оказалось, к удивлению Бунши, таких вещей, как прописка, милиция, профсоюз, документы. Там не пьют, хотя из крана течет чистый спирт, и не сажают людей в тюрьму, поскольку преступников лечат в больницах. Попавший в счастливый мир Бунша не может найти себе в нем применения. Действительность 30-х годов вступила в резкие противоречия с бытом и нравами новой утопии. Так, верный обычаям своего времени, Бунша ищет «уклон» в речах наркома Изобретений Радаманова, пишет донос на его дочь, негодуя на поцелуи как на оскорбление нравственности. Не сознавая того, он готов внести бациллу разрушения в будущее, положить конец счастливой жизни в «Блаженстве».

Интрига булгаковской пьесы построена на непредсказуемости чувства, непобедимости любви. Даже в утопическом обществе, создавшем институт Гармонии, люди все еще бессильны перед древней, как мир, загадкой: любит – не любит. Выходит, даже в будущем, по Булгакову, неуничтожимо только одно – внутренний мир человека.

Когда машина времени наконец возвращает Буншу и его спутников в их время, преддомкома счастлив увидеть милиционера не в витрине музея, а живьем, в своем доме. Но тут же ему приходится услышать и фразеологию, столь привычную в годы большого террора: «Берите всех. Прямо по списку».

Если в «Блаженстве» Булгаков отправлял своих героев на 300 лет вперед, то в пьесе «Иван Васильевич» машина времени переносит современников Булгакова на 400 лет назад. В то время как Сталин все откровеннее склонялся к идеализации Ивана Грозного с его опричниной (именно в это время появляются художественные произведения, посвященные «грозному царю» и оправдывающие террор, например, «Иван Грозный» В. Костылева, знаменитый фильм С. Эйзенштейна «Иван Грозный» и т. д.), Булгаков осмелился сочинить пьесу, осмеивавшую прославившегося своей жестокостью царя. Он лишил фигуру Ивана Васильевича величия, придал ей даже нечто легковесно-опереточное, что окрасило пьесу в шутовские тона, выдававшие непочтение к власти и силе. Смех уничтожал страх. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1936 году пьеса «Иван Васильевич», доведенная в Театре сатиры до генеральных репетиций, была снята накануне премьеры.

Параллели и ассоциации с нравами и реалиями современности в некоторых случаях доходят в пьесе до гротеска. Так, забывая о лексиконе XVI века, Грозный заявляет, подобно какому-нибудь зарвавшемуся комиссару: «Им головы отрубят, и всего делов». Царев дьяк сетует на нерадивость и казнокрадство, в то же время «докладывая» о принятых мерах: «Уж мы воров и за ребра вешаем, а все извести их не можем», на что получает ответ квартирного вора Милославского: «Это типичный перегиб». А вот так Милославский отзывается об опричниках: «Без отвращения вспомнить не могу. Манера у них сейчас рубить, крошить! Секиры эти… Бандиты они, Федя! Простите, ваше величество, за откровенность, но опричники ваши просто бандиты».

Тем не менее, вернувшись из волшебного сна, подобно тому, как это было в «Блаженстве», изобретатель Тимофеев погружается в привычный быт, оказываясь в окружении пошлых существ – грозящей уйти от него жены Зинаиды и ее любовника Якина, к делу и не к делу вставляющего фразу «…клянусь кинофабрикой».

В биографической книге «Жизнь господина де Мольера» (1932—1933) и драме «Мольер» («Кабала святош», 1929– 1936) Булгаков поднимает на примере французского комедиографа важную тему: искусство и власть, свобода художника и принуждение его временщиками, трусами и ханжами. Безусловно, в названных произведениях отразились не только судьба «господина де Мольера», а также нравы Пале-Рояля, но и личный опыт Булгакова взаимодействия с властью, его взаимоотношения со Сталиным. Польщенный телефонным звонком Сталина и еще более его вниманием к «Дням Турбиных» (пьеса по личному распоряжению вождя была возвращена на сцену в 1932 году), Булгаков допускал у «отца народов» то соображение, что художник, как будет сказано в пьесе о Мольере, «может служить к славе царствования». Так, Людовик XIV у Булгакова понимает, что сценический дар редок, а преданный лакей может и не оказаться хорошим драматургом или даже более или менее сносным актером. Несмотря на доносы Муаррона, Король-Солнце все же отказывается принять его в королевскую труппу, так как он «слабый актер», но как «ничем не запятнанному» человеку он предлагает ему должность в сыскной полиции. Свой гнев Булгаков обрушивает не столько на короля, сколько на его придворных и слуг, на «кабалу святош», призванных блюсти общественную нравственность и крепость устоев. Это люди с «идеологическими глазами», как выразится Булгаков о цензоре реперткома в пьесе «Багровый остров». Архиепископ Шаррон отпускает грехи или грозит судом божиим, имея целью дела вполне земные: убрать с дороги задевшую его комедию, а заодно и самого автора «Тартюфа». И тем не менее, Мольер, терпение которого в конце концов иссякает, восклицает: «Из-за «Тартюфа». Из-за этого унижался. Думал найти союзника. Нашел! Не унижайся, Бутон! Ненавижу королевскую тиранию!» Булгаков не меньше ненавидел сталинскую тиранию. Но, чтобы сохранить хоть какую-то надежду, должен был обманываться, уговаривать себя, что зло заключено не в верховной власти, а в окружении вождя, в «кабале святош», в чиновниках и газетных фарисеях. В 30-е годы значительная часть интеллигенции верила в «непричастность» Сталина, и Булгаков также не избежал этих иллюзий.

Другая проблема поднимается Булгаковым в теме, связанной с сюжетом любовной связи Мольера с Армандой (его возможной дочерью). Эта тема была в свое время определена еще Пушкиным в его знаменитом противопоставлении «поэт – чернь». Лицемерие блюстителей нравственной чистоты охотно цепляется за ошибки и слабости великого человека. Толпа жаждет, чтобы художник, владеющий в иные минуты полной властью над ней, оступился, ведь есть и своя сладость в свержении кумира (по Пушкину – «он… так же грешен, как и мы»). Булгаков показывает, что Мольер – такой же человек, он имеет право на слабости и ошибки, на страсть, но даже в своих падениях он не перестает быть талантом, крупной личностью.

В повести и пьесе о Мольере Булгаков пытается осознать и другую особенность художника – его роковое одиночество среди людей. Так, Мольер проявляет необъяснимое великодушие к предавшему его ученику. Для него не составляет тайны, что Муаррон дважды виноват перед ним: живет с Армандой, которую зовет «мамой», и доносит на приемного отца. Но ужасное одиночество Мольера таково, что он готов закрыть на это глаза.

Именно этот автобиографический сюжет – злосчастная судьба драматурга – занимал Булгакова и в неоконченном «Театральном романе» (1936—1937). Роман этот вырос из автобиографического письма-конспекта «Тайному другу» (1929), адресованного Е. С. Булгаковой, и обогащен перипетиями сложных отношений с Художественным театром.

Главный герой романа, драматург Максудов, проходит по пути познания тайн Независимого театра, которым руководят два враждующих между собою корифея – Иван Васильевич и Аристарх Платонович (современникам не составляло труда узнать в них Станиславского и Немировича-Данченко, да и другие лица и обстоятельства были переданы очень близко к натуре).

Несмотря на то, что детали романа порой очень смешны, а образы выписаны ярко-сатирически, по мере развития действия нарастает ощущение одиночества героя – и в кругу писателей, и в театральной среде. Уделом его становится горькое разочарование от непризнания того нового, что он нес в себе и желал высказать. Как и в пьесе о Мольере, но уже на современном материале, здесь снова возникала тема судьбы Мастера, опередившего талантом свое время и не принятого современниками. Самая веселая книга Булгакова должна была кончаться траурно – самоубийством Максудова, бросившегося в родной Днепр с Цепного моста.

Свою главную книгу, называвшуюся тогда «Черный маг» или «Копыто инженера», Булгаков задумал и начал писать в 1928—1929 годах. Последние вставки в роман он диктовал жене в феврале 1940 года, за три недели до смерти.

Роман явился своего рода итогом, синтезом, который вобрал в себя весь предыдущий опыт Булгакова-прозаика и драматурга. Запечатлен оказался и московский быт, возникший еще в очерках из «Накануне», колорит квартиры номер 50 с «бичом дома» Аннушкой Пыляевой и Василием Ивановичем, «кошмаром в полосатых подштанниках»; сатирическая фантастика и мистика, опробованная в повестях 20-х годов; мотивы рыцарской чести и неспокойной совести в романе «Белая гвардия»; драматическая тема судьбы гонимого художника, развернутая в «Мольере» и «Театральном романе». Кроме того, картина жизни незнакомого восточного города, запечатленная в «Беге», подготовила описание Ершалаима. А перенесение во времени к первому веку истории христианства напоминал о путешествиях по эпохам в пьесах «Блаженство» и «Иван Васильевич».

Напомним сюжетную канву романа.

Начинается он с описания Патриарших прудов, возле которых прогуливаются два литератора. Старший, Михаил Александрович Берлиоз, учит младшего, Ивана Бездомного, как должен настоящий атеист писать о Христе. Рассказ Берлиоза неожиданно прерывает незнакомый иностранец. Его замечания кажутся странными, и оба литератора подозревают в нем либо шпиона, либо сумасшедшего. Незнакомец рассказывает им историю, при которой он якобы сам присутствовал и которая произошла в весенний месяц ниссан в Древней Иудее.

К прокуратору Иудеи Понтию Пилату приводят арестованного Иешуа Га-Ноцри, которого обвиняют в том, что он произносил крамольные речи на базарной площади Ершалаима. Пилат крайне удивлен тем, что арестованный всех, даже своих врагов, называет добрыми людьми. Иешуа оправдывается, заявляет, что большую часть того, за что его арестовали, он никогда не говорил. Что это все выдумывает Левий Матвей, который считает себя «учеником» Иешуа, записывает его «проповеди» и распространяет среди горожан. Прокуратора мучают головные боли. Иешуа помогает ему и снимает головную боль. Прокуратор пытается спасти Иешуа от расправы, но тот не умеет лгать и давать ложные показания. Пилату ничего не остается делать – он дает приказ заточить Иешуа в темницу и дает согласие на казнь, хотя внутренний голос подсказывает ему, что это главная ошибка всей его жизни.

Прервав рассказ, незнакомец называет свое имя – Воланд, а также свою профессию – маг. На возражения Берлиоза о том, что бога нет и что человек сам властелин своей судьбы, Воланд заявляет, что Берлиоз не знает даже того, что с ним произойдет всего через пять минут, – он умрет, так как ему «отрежет голову комсомолка». Ивану же «маг» обещает, что он попадет в сумасшедший дом. Берлиоз, окончательно уверившись, что перед ним шпион, спешит к телефону – позвонить «куда надо», но поскальзывается на рельсах (на которых Аннушка разбила бутылку подсолнечного масла) и падает под трамвай. Трамваем ему отрезает голову, а за рулем трамвая сидит вагоновожатая-комсомолка.

Бездомный, увидев, что произошло с Берлиозом, начинает погоню за странным незнакомцем, к которому присоединяется его «свита»: кот, умеющий ходить на задних лапах и платить за проезд в трамвае, и мерзкого вида «регент» в клетчатых брюках. Попытки Ивана остановить «свиту» не приводят ни к чему. В пылу погони он попадает в какой-то дом и, взяв там бумажную иконку и свечу, выходит к Москвереке. Иван не в себе, он чувствует, будто находится во сне. Полагая, что имеет дело с нечистой силой, Иван раздевается и ныряет в воду (своего рода обряд крещения). Выбравшись на берег, Бездомный обнаруживает, что одежда исчезла. Завернувшись в простыню, со свечой и иконкой в руках, он идет к дому литераторов – «Грибоедову».

«Дом Грибоедова» известен всей Москве, так как здесь не только располагается МАССОЛИТ (Московская ассоциация литераторов), но и ресторан, где лицам, имеющим удостоверение писателя, можно поесть дешево и вкусно. МАССОЛИТ занимается распределением всяческих благ: гонораров, командировочных, дач, «творческих» путевок на юг и в санатории. В Грибоедове правление в полном составе ждет Берлиоза, так как нужно решать вопрос о распределении дач. В 12 часов ночи приходит известие о смерти председателя. Затем перед изумленным правлением появляется Иван Бездомный со свечой, завернутый в белую простыню. Его слова об иностранце, «убившем Мишу Берлиоза», воспринимаются как бред сумасшедшего. Ивана пытаются успокоить, он буянит, устраивает драку, чем окончательно убеждает присутствующих в своем безумии. Поэту Рюхину поручено препроводить Ивана в психиатрическую клинику доктора Стравинского. По дороге Иван обвиняет Рюхина в том, что он неискренен в своих произведениях, что он конъюнктурщик и бездарь с «кулацкой психологией».

Ивана с диагнозом «шизофрения» оставляют в клинике, а Рюхин возвращается в Грибоедов, где напивается, так как в глубине души понимает, что Иван сказал о нем правду.

Директор Варьете Степа Лиходеев просыпается в квартире №50 дома № 302-бис по Садовой улице, известной странными исчезновениями прежних хозяев, с ужасной головной болью после вчерашней попойки. Внезапно перед ним возникает незнакомец в черном берете и уверяет, что он известный артист, с которым Степа заключил контракт на серию выступлений в Варьете. Степа не помнит этого, но вынужден верить контракту, в котором стоит его собственная подпись. Завтрак с иностранцем и приятная беседа вдруг обрываются тем, что незнакомец заявляет, будто ему тесно в квартире в обществе Лиходеева, и Степа в мгновение ока оказывается на берегу моря в Ялте.

Один из «свиты» Воланда, Коровьев (он же «регент»), отправляется к председателю жилтоварищества дома номер 302-бис по Садовой Никанору Ивановичу Босому и предлагает сдать квартиру № 50 богатому иностранцу. Босой, пораженный предложенной суммой, соглашается, а деньги прячет за трубу в уборной. Коровьев, позвонив «куда надо» и назвавшись Квасцовым из квартиры номер 11, сообщает о том, что председатель жилтоварищества незаконно хранит дома валюту. Через несколько минут трясущегося Никанора Ивановича увозят люди в штатском, которые и впрямь вместо рублей обнаруживают у него дома валюту. С удовольствием рассказывающий об аресте председателя Квасцов вскорости также исчезает неведомо куда.

В Варьете тем временем Степу Лиходеева ждут администратор Варенуха и финдиректор Римский. Неожиданно почтальон приносит телеграмму-молнию от Степы из Ялты. Начинается обмен телеграммами и телефонными звонками. Римский и Варенуха уверены, что Ялта – это какая-то чудовищная мистификация, розыгрыш, что Степа напился пьян и шлет телеграммы из хулиганства. В конце концов, собрав все телеграммы, Варенуха отправляется в органы. По дороге на него нападают двое из «свиты» Воланда – Азазелло и Гелла. Они жестоко избивают Варенуху, а затем убивают.

Иван Бездомный находится в клинике Стравинского. Несколько раз он пытается написать заявление в милицию. Однако события, о которых он рассказывает, кажутся настолько невероятными, что Иван с досадой оставляет это занятие. Ему приходится смириться со своим положением душевнобольного. Однажды легкая решетка балконной двери, ведущей в палату Ивана, поднимается – и перед ним появляется другой пациент больницы – человек в шапочке, на которой золотом вышита буква «М». Он рассказывает свою историю. Однажды он выиграл в лотерее приличную сумму денег, бросил утомительную службу и занялся писательским трудом. Мастер (так назвал себя человек) создает роман о Понтии Пилате. Написать роман ему помогает женщина, его тайная возлюбленная, с которой он случайно познакомился на улицах Москвы. Отправив роман в издательство, Мастер получает ответ, что напечатать роман невозможно. Тем не менее в газетах начинают в большом количестве появляться статьи, направленные против его творения. Затравленный критиками, Мастер впадает в депрессию. Он исчезает из счастливой квартиры, в которой он писал свой роман и в которой встречался со своей возлюбленной. Через некоторое время он снова появляется в своей опустевшей квартире, сжигает роман и через весь город сам приходит в клинику Стравинского. Узнав, что Иван – поэт, но поэт (по признанию самого же Ивана) плохой, Мастер берет с него слово, что тот больше не будет писать стихов, и удаляется по балкону к себе.

На сеанс «черной магии» (с последующим разоблачением) в Варьете собирается полный зал народу. Появляется Воланд, усаживается в кресло посреди сцены и устраивает представление: из-под купола сыплются в зал денежные купюры. Изумление и веселье наполняет театр. Все хватают деньги и прячут по карманам. Когда конферансье Бенгальский объявляет, что это только фокус, и Воланд сейчас уничтожит деньги, публике его речь не нравится, кто-то даже говорит, что Бенгальскому голову за такие слова надо оторвать. Кот (по кличке «Бегемот») тут же приводит этот приговор в исполнение. Голова Бенгальского моргает выпученными глазами, а из обезглавленного тела фонтанами хлещет кровь. На просьбы публики простить Бенгальского Воланд произносит: «…они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…». Голову надевают на Бенгальского, тот в полусумасшедшем состоянии уходит за кулисы, а представление продолжается. Кот открывает на сцене дамский магазин, где старые платья и обувь обменивают на новые – модные, парижские. Нахватав дармовых вещей, довольные зрители выходят из Варьете на улицу. И тут деньги начинают превращаться в этикетки от бутылок, пчел и прочие бесполезные предметы, а дамские наряды исчезают. Дамы мечутся голые по улицам, мужчины пытаются их прикрыть – в целом получился неслыханный, небывалый скандал.

Римский тем временем набирается смелости и решает сообщить в органы обо всем происшедшем (и, в частности, об исчезновении Варенухи, так как уже ночь, а он до сих пор не вернулся). Внезапно перед ним появляется Варенуха. Он ведет себя странно: рассказывает о бесчинствах Степы Лиходеева в подмосковном трактире, накручивает одну ложь на другую. Случайно Римский обнаруживает, что Варенуха не отбрасывает тени, а в окно лезет страшная рыжая ведьма (Гелла). Однако Римскому удается спастись, так как в последний момент кричит петух, предвещая рассвет, и ставший вампиром Варенуха и рыжая ведьма исчезают. Поседев от ужаса, Римский мчится на вокзал и уезжает в Ленинград.

Председатель жилтоварищества Никанор Иванович Босой (также попавший в сумасшедший дом) видит сон: он в большом театральном зале, где идет выступление «валютчиков». Исполняются отрывки из «Скупого рыцаря» Пушкина. Артист, ведущий программу, убеждает сидящих прямо на полу людей сдавать имеющуюся у них валюту. Никанор Иванович кричит: «Нету! Нету у меня!.. Пусть Пушкин им сдает валюту!» Прасковья Федоровна, фельдшерица в клинике Стравинского, впрыскивает ему успокаивающее.

Ивану Бездомному снится продолжение истории о Понтии Пилате, которую им с Берлиозом рассказывал на Патриарших «черный маг». На Лысой Горе легионеры под предводительством Марка Крысобоя казнят Иешуа. Никто не пытается остановить казнь, лишь один Левий Матвей, украв нож в хлебной лавке, хочет убить своего учителя, чтобы избавить от мучений. Но ему не удается даже приблизиться к осужденному. На столбах, под палящими лучами солнца, распяты преступники. Постепенно они сходят с ума. В это время на город надвигается тьма. Казнь приказано прекратить и добить осужденных. Под проливным дождем Левий взбирается на Лысую Гору и забирает тело Иешуа, чтобы похоронить.

В Варьете и в «его окрестностях» продолжаются чудеса. Последний человек, оставшийся из администрации, бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, безуспешно пытается сдать выручку за злополучный концерт. Но в такси у него отказываются брать червонец: после сеанса червонцы повсеместно превращались в разноцветные бумажки, пчел и проч. В канцелярии Зрелищной комиссии вместо председателя за столом сидит пустой пиджак и ловко подписывает документы. Рыдающая секретарша рассказывает, что перед этим приходил какой-то «наглый», «с кошачьей мордой», от которого председатель пытался отговориться обилием дел. Когда же кот возразил, что «нету у вас никаких дел», председатель крикнул : «Вывести его вон, черти б меня взяли!». Мнимый кот тут же исчез, «прихватив с собой и Прохора Петровича». В филиале Зрелищной комиссии тоже не все в порядке: все слаженно и красиво, хотя и против своей воли, поют песню «Славное море, священный Байкал». Оказалось, что заведующий филиалом, одержимый манией организации всякого рода кружков, приволок какого-то типа в клетчатых брюках, назвавшегося Коровьевым, чтобы тот организовал хоровой коллектив. Когда спели первый куплет, Клетчатый извинился: «Я на минутку!» и исчез. С тех пор пение остановить никто не может. В конце концов весь филиал на трех грузовиках отправляют в клинику Стравинского. Наконец открывают кассу, бухгалтер начинает сдавать деньги и …видит, что выручка от концерта оказалась валютой. Василия Степановича немедленно арестовывают.