Текст книги "Метод «длинного стола» в качественных полевых социологических исследованиях"

Для работы «длинного стола» по созданию выборки важно ознакомить его участников с типичными ловушками «снежного кома», подробно описанными в научной литературе[31]31
  См., например, Feld S. L. (1991) Why Your Friends Have More Friends Than You Do. American Journal of Sociology. Vol. 96. No. 6. P. 1464–1477. https://doi.org/10.1086/229693; Salganik M. J., Heckathorn D. D. (2004) Sampling and Estimation in Hidden Populations Using Respondent-Driven Sampling. Sociological Methodology. Vol. 34. No. 1. P. 193–239. https://doi.org/10.1111/j.0081–1750.2004.00152.x; Biernacki P., Waldorf D. (1981) Snowball Sampling: Problems and Techniques of Chain Referral Sampling. Sociological Methods and Research. Vol. 10. No. 2. P. 141–163. https://doi.org/10.1177/004912418101000205.


[Закрыть].

В целеориентированных выборках и выборках типичного случая риски попасть в ловушку «ложного снежного кома» достаточно велики по следующим причинам:

1) «Сложное поле». Задача поиска нужного информанта, который согласен свести социолога со своим кругом знакомых, усложняется по мере роста чувствительности темы исследования и закрытости социальной группы, интересующей исследователя.

2) «Неуправляемая выборка». В случае, когда выборка производится не исследователем, а информантами, подбирающими из круга своих знакомых кандидатов на интервью не случайным образом, а по критериям, которые способны повлиять на достоверность данных. Например, человек может рекомендовать своих знакомых по соображениям собственной безопасности, если у него возникли сомнения в ней, или для подтверждения своей позиции. Иногда можно столкнуться с заинтересованностью информанта в сокрытии или намеренном искажении фактов. Таким образом, запланированная исследователями выборка теряет свою целеориентированность. Эта ловушка получила название «парадокс дружбы»[32]32
  Feld S. L. (1991) Why Your Friends Have More Friends Than You Do. American Journal of Sociology. Vol. 96. No. 6. P. 1464–1477. https://doi.org/10.1086/229693.


[Закрыть].

3) «Слухи об исследовании». В локальных сообществах или в социальных сетях высокая плотность межличностных связей неизбежно приводит к формированию неконтролируемых слухов о целях и задачах исследования, а в случае вознаграждения – к сверхмотивации участия в интервью. Это приводит к фальсификации характеристик информантов в выборке второй и последующих волн, когда в цепочке «снежного кома» появляются респонденты, нарушающие достоверность данных.

Отбор информантов методом «снежного кома» способен сам создать снежный ком проблем, из-за которых возникает выборка типа «понять и простить», так как обоснование количества и качества опрошенных строится на ссылках, связанных с сенситивностью темы, труднодоступностью респондентов или недостатком времени на их поиски и ограниченным бюджетом проекта.

Для снижения рисков попадания в ловушки «ложного снежного кома» методический арсенал «длинного стола» предлагает следующую логическую схему выборки, которая основана не на ограничении временных и материальных ресурсов исследования, а на эмпирических и теоретических обоснованиях.

Эмпирический подход к логике обоснования объема выборки связан с поиском так называемого оптимального числа информантов для качественного исследования. Большинство авторов, среди которых А. Гриффин и Дж. Хаузер, Б. С. Томсон, К. Чермез, Д. Берто, Дж. Ричи, Дж. Льюис, Г. Элем[33]33
  Guest G., Bunce A., Johnson L. (2006) How Many Interviews Are Enough? An Experiment with Data Saturation and Variability. Field Methods. Vol. 18. No. 1. P. 59–82. https://doi.org/10.1177/1525822X05279903.


[Закрыть], сходятся во мнении, что минимальное число информантов 15 человек, а максимальное – 50.

Теоретический подход опирается на «культурную модель консенсуса» А. К. Ромни, В. Батчелдера и С. Веллера[34]34
  Romney A. K., Batchelder W., Weller S. C. (1986) Culture as Consensus: A Theory of Culture and Informant Accuracy. American Anthropologist. Vol. 88. No. 2. P. 313–338. https://doi.org/10.1525/ aa.1986.88.2.02a00020.


[Закрыть]. Суть ее в том, что в каждой культуре существуют разделяемые ее представителями взгляды, которые устанавливают некий консенсус по различным вопросам картины мира, примиряя между собой носителей индивидуального жизненного опыта. Это напоминает «общий тезис взаимных перспектив» А. Шютца, с его идеей взаимного сжатия «смысловых полей» в результате «взаимозаменяемости точек зрения» и «совпадения системы релевантности» индивидов для возможности взаимопонимания в процессе общения[35]35
  Schutz A. (1990) Symbol, Reality and Society. In: Schutz A., Natanson M. Collected Papers. Vol. 1. The Problem of Social Reality. Dordrecht; Boston; London: Kluwer Academic Publishers.


[Закрыть].

Для нашей темы качественной выборки из этого следует, что набор таких общих взглядов может быть в каждой культуре ограничен или, как говорят авторы, «конечен». Значит, для установления факта «консенсуса» число респондентов тоже может быть ограничено. Такая логика приводит к возможности определить минимальный размер выборки, где после достижения искомого числа «взгляды, мнения, оценки» должны в основном повторяться. С. Этран, Д. Медин и Н. Росс на основании своего исследования по построению «модели консенсуса» утверждают, что это число равно 10. По их словам, 10 информантов достаточно, чтобы «достоверно установить консенсус»[36]36
  Atran S., Medin D. L., Ross N. O. (2005) The Cultural Mind: Environmental Decision Making and Cultural Modeling within and across Populations. Psychological Review. Vol. 112. No.4. P. 744–776. https://doi.org/10.1037/0033-295x.112.4.744.


[Закрыть].

В 2006 г. в журнале «Field Methods» появилась статья «Сколько интервью будет достаточно?»[37]37
  Guest G., Bunce A., Johnson L. (2006) How Many Interviews Are Enough? An Experiment with Data Saturation and Variability. Field Methods. Vol. 18. No. 1. P. 59–82. https://doi.org/10.1177/1525822x05279903.


[Закрыть]. Ее авторы Дж. Гест, А. Бунке и Л. Джонсон определили примерно такой же достаточный минимум респондентов. Для своего исследования по теме репродуктивного здоровья в ходе анализа 60 интервью они разработали 36 кодов. Авторы утверждают, что 34 кода из всех 36 были получены после первых 6 интервью, а 35-й код появился после 12 интервью.

Я сам проверил эту теорию на изучении причин для дебюта потребления наркотиков. Выборка состояла из 37 героиновых наркоманов. Это были мужчины в возрасте от 18 до 30 лет, безработные, со стажем потребления инъекционных наркотиков более года. Закодированных причин было 12: «предложили знакомые», «хотелось более сильных ощущений, настоящего кайфа», «способ уйти от проблем жизни», «любопытство», «надо было расслабиться», «мои друзья все уже попробовали», «меня предала девушка» и т. д. Девять кодов появились после первых восьми интервью и стали повторяться в последующих, а новые коды появились в 14-м, 18-м и 20-м интервью. Получается, что при гомогенной выборке проведения шести-восьми интервью будет достаточно для перехода к анализу и интерпретации данных исследования, поскольку они закрывают не менее 80 % всех выявленных кодов.

Возможность расчета объема выборки до выхода в «поле» на основе «культурной модели консенсуса» предполагает, что информанты имеют сходные характеристики носителей определенной практики или мнения, свойственные гомогенной социальной группе, которая интересует исследователей. Для примера построения логики данной выборки воспользуемся исследованием мотивации волонтеров из отряда поисковиков-спасателей, которые занимаются розыском «потеряшек» – пропавших детей или стариков, вышедших из дома и не вернувшихся[38]38
  Данный пример основан на проведенном в 2010 г. исследовании мотивации поисковиков-спасателей отряда волонтеров «Сова» (г. Тверь). См., например, Штейнберг И. Е. Волонтеры-спасатели «онлайн» и «оффлайн»: новые социальные процессы в самоорганизации гражданского активизма: на примере общественного движения по спасению без вести пропавших людей в Тверской области // Имидж в стратегии инновационного развития регионов России / отв. ред. Ю. Дроздова, А. А. Огарков. Волгоград: ФГБОУ ВПО РАНХиГС, 2014.


[Закрыть]. Нам известна только численность отряда: 250 волонтеров, непосредственно участвующих в поиске пропавших людей, и больше 2000 «информационных волонтеров», которые занимаются распространением информации о поиске пропавших в социальных сетях, расклеивают объявления и пр. Однако достоверных сведений о социально-демографическом составе участников до начала полевого исследования найти не удалось, сроки исследования были сжатыми, вследствие чего на полевой этап (интервьюирование и наблюдение) отводилось не более десяти дней.

Это значит, что на месте мало времени как на сбор данных о типичных носителях практики поискового волонтерства, так и на «выращивание теории снизу», которая сама будет управлять выборкой, потому что понадобится длительный период на «вживание» в контекст повседневной деятельности волонтеров.

В социологических исследованиях, в отличие от этнографических или антропологических экспедиций, полевой этап в целом редко предоставляет достаточное количество времени на «вживание» в ситуацию на объекте, необходимое для того, чтобы социологи могли определить, с кем нужно встретиться, чтобы получить необходимую информацию. Особенно это относится к исследованиям, носящим поисковый характер, где нет собственных надежных представлений о типичном носителе практики или обладателе необходимой информации. В этих случаях подбор информантов для интервью опирается в основном на репутационный подход, который может завести в одну из ловушек «снежного кома».

Как логическая схема восьмиоконной модели выборки помогает обойти эти ловушки, сделать примерный расчет объема выборки и ее состава, проверить свои предполевые представления об изучаемом объекте исследования?

Описание логики любого типа отбора информантов для качественного исследования сталкивается со сложностью формализации исследовательских процедур по построению выборки и определенного алгоритма создания выборочной совокупности, как это происходит в количественных исследованиях.

Метод «длинного стола» в качестве такого алгоритма включает последовательность этапов построения модели отбора информантов, состоящей из нескольких процедур групповой работы, которая проводится на этапах «до поля», «в поле» и «после поля». Важно еще раз подчеркнуть этот тезис, так как опыт использования этой схемы показывает, что участники «длинного стола» имеют склонность воспринимать первоначальную модель выборки с описанием количества и свойств информантов как техническое задание по их поиску, которое следует неукоснительно исполнить. При этом важно не забывать, что такая модель не является точной и окончательной – она может служить ориентиром для расчета и обоснования финансовых и временных затрат на проведение исследования, но в процессе будет заменена на ту, которая более адекватно отражает полевой этап сбора первичных данных.

Восьмиоконная модель выборки для исследовательского интервью

На этапе «до поля» исследовательская группа пытается конструировать модель выборки, исходя из рефлексии своих представлений о свойствах (профиле) информантов, которые будут участниками интервью. Основной фокус обсуждения за «длинным столом» сосредоточен на вопросе: «Кто нам нужен для ответа на ключевые вопросы исследования?».

С этой целью участникам «длинного стола» предлагается расположить все типажи информантов в пространстве между двумя координатами: типичность информанта как носителя изучаемой практики (свойства) и его экспертность, или дискурсивная, компетентность. Такие оси выбраны неслучайно. Они отражают два важных для продуктивного социологического интервью требования к информанту: быть наиболее распространенным типом представителя социальной группы, которая является объектом исследования, и иметь способность передать в беседе нужную информацию.

По сути, под «типичностью» понимаются наши предварительные гипотезы в виде представлений о самом распространенном носителе изучаемой практики. В нашем примере с волонтерами-спасателями эти представления выявляются вопросом: «Какими свойствами обладает типичный волонтер-спасатель (возраст, пол, опыт, образование, специфические качества и способности, связанные с его деятельностью)?».

В результате мы получим портрет типичного информанта, который отвечает представлениям исследователей до входа в поле.

Из записей «длинного стола»:

Участник 1: Наверное, типичный волонтер-спасатель – это мужчина до 35 лет, с в/о, работающий, со средним доходом, физически крепкий и здоровый, активный по жизни.

У. 2: Необязательно с в/о. А вот вопрос – он женат, имеет семью или холостой?

У. 3: Скорее нет, иначе откуда у него время на эти поиски? Но точно человек, не равнодушный к чужой беде. Может, у него тоже кто-то потерялся.

У. 4: У него еще должна быть своя машина. Но он скорее не имеет своего дела, а работает в офисе, менеджер какой-нибудь.

У. 5: А что, девушки не могут быть спасателями?

У. 2: Могут, конечно, но они не типичны.

В этом примере мы видим, что у участников «длинного стола» имеются определенные представления о типичном волонтере-спасателе. Более того, они выдвигают разнообразные гипотезы, объясняющие эту типичность. Это помогает развитию рефлексии относительно «чистого листа» в сознании исследователя перед «полем», на котором словно невидимыми чернилами написаны различные установки, стереотипы, оценки и суждения относительно предмета исследования. Разве эти научные и обыденные представления не управляют его рукой, когда он пишет на «чистом листе» свои вопросы, якобы без гипотез? Проявление в ходе групповой работы «длинного стола» таких «невидимых» гипотез дает возможность сравнить их с тем, что будет увидено и услышано «в поле», и на этой основе выдвинуть новые гипотезы. Особенно такая процедура полезна для тех, кто считает, что способен выйти «в поле» без гипотез, «с чистого листа».

Здесь будет уместно сравнить процедуру выявления «типичного респондента» с методом поиска идеальных типов М. Вебера. Сам по себе этот метод является не инструментом эмпирического исследования, а скорее принципом понимания конкретных социальных феноменов или целей и мотивов поведения индивидов, включенных в определенные социальные отношения. Важно, чтобы участники «длинного стола» воспринимали сконструированный ими образ «типичного» носителя изучаемой ими практики как идеальный тип, а обсуждение «типичности» – как принцип понимания данной практики.

Экспертность (дискурсивная компетентность) – это совокупность знаний и опыта информанта относительно изучаемой практики вместе с его способностью к рефлексии своей компетентности в данном вопросе. Под «дискурсивной компетентностью» здесь понимается важная для отбора способность информанта к словесно-контекстной рефлексии своего опыта. Например, в поле мы часто сталкиваемся с так называемой неосознанной компетентностью, когда информант обладает знаниями и опытом, но изложить это в беседе с интервьюером затрудняется.

Важным моментом в оценке «экспертности» информанта является его добровольное желание поделиться с интервьюером своими знанием, опытом, позицией по данному вопросу.

Работа участников «длинного стола» «до поля» начинается с изображения на доске двух осей координат, где Х – «типичность», а У – «экспертность». Образовавшееся между осями пространство делится на четыре «окна выборки» в зависимости от их степени типичности и экспертности. Наибольшая типичность и наименьшая экспертность – окно типичного носителя практики (типичный информант, ТИ). Например, типичный информант – носитель практики одиночества – это старушка, проживающая одна, не имеющая родственников и друзей. Наибольшая экспертность, и наибольшая типичность – специфический информант (СИ). Например, такая же старушка, но без признаков одиночества. Наименьшая типичность и экспертность – нетипичный информант (НИ, маргинальный тип). Например, пожилой человек, испытывающий чувство одиночества, но проживающий в семье вместе с детьми и внуками. И, наконец, наибольшая экспертность и наименьшая типичность – эксперты. Ими могут быть не только одинокие пожилые люди, но и ученые-исследователи, сотрудники социальных служб, общественных организаций, журналисты, психологи-консультанты. Чтобы одинокий пожилой человек попал в выборку как эксперт, важно обратить внимание на уровень его рефлексии, аналитичности и на то, выходят ли его рассуждения за рамки личного опыта. Ниже «окно» экспертов будет рассмотрено отдельно и более подробно (см. рис.).

Заполнение «окон» данной модели выборки начинается с профиля типичного информанта (ТИ). О роли и значении группового обсуждения социального портрета ТИ уже упоминалось выше. Примером послужит протокол «длинного стола» по созданию логической схемы выборки по теме исследования о мотивации волонтеров-спасателей.

В результате обсуждения ТИ для выборки социально-демографический профиль волонтера-спасателя выглядел так:

Мужчина до 35 лет, с высшим образованием, работающий по найму, имеющий средний доход, не женат или разведен, занимает активную жизненную позицию, альтруистичен, имеет личный автомобиль, хорошее физическое здоровье, занимался или занимается спортом, ведущий мотив волонтерства – помогать людям, попавшим в беду, и самоуважение. Стаж волонтерства больше двух лет.

Его «дискурсивная компетентность» обычно не представляется достаточно высокой, поэтому здесь более уместен акцент на полуформализованное интервью, где большое значение имеет описание практики и ее фактология. Заполнение этого окна соответствует логике «выборки типичных случаев» или «целенаправленной выборки» по квоте «носитель изучаемого свойства предмета исследования».

Следующее «окно» для обсуждения за «длинным столом» – профиль «специфического» информанта. Очень часто в обсуждении это «окно» вызывает больше всего вопросов. Дело в том, что этот информант обладает всеми характеристиками ТИ и высокой дискурсивной компетенцией, но не является носителем изучаемой практики, что не укладывается в логику отбора по признаку их включенности в практику. То есть в нашем примере мы ищем информанта, который по социально-демографическим характеристикам, включая его отношение к бескорыстной помощи другим людям, не отличается от ТИ, но не желает вступать в ряды волонтеров-поисковиков. Более того, для выборки особую ценность имеет информант, который относится к данному движению равнодушно или даже негативно. Он играет роль разрушителя первичных гипотез исследователей. Например, мы считаем, что мотивация такого вида волонтерства включает в себя позитивное отношение со стороны общества, а в беседе с «антиволонтером» узнаем, что спасением людей должны заниматься профессионалы, что не все волонтеры бескорыстны, их подозревают в том, что они принимают вознаграждение от родственников «потеряшек», хотят завоевать уважение и пр. Это тот самый случай, который помогает фальсифицировать наше теоретическое построение в соответствии с принципом Карла Поппера, который определял научность теории через «методологическую возможность ее опровержения»[39]39
  Popper K. R. (1972) Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge. London: Routledge and Kegan Paul.


[Закрыть].

Для этих информантов планируется применение глубинного интервью, так как здесь важно понять причины равнодушного или негативного отношения к волонтерам-спасателям. Проще говоря, чтобы лучше понять, почему одни люди становятся волонтерами, надо понять, почему такие же, как они, ими не стали. Это дает более полную картину мотивации волонтерства в целом.

Нетипичный информант – носитель изучаемой практики, отличающийся по ряду свойств от типичного информанта. Например, это мужчина старше 35 лет или девушка младше 25 лет, незамужняя, студентка, которая кроме желания помогать людям имеет другие мотивы участия в поисках пропавших людей. Обсуждение участников длинного стола этого «окна» в схеме выборки сосредоточено на проверке гипотезы о типичности портрета информанта. Ведущий «длинного стола» задает вопросы, может ли носитель практики быть другого пола, возраста, иметь другой опыт и т. п. Важно выделить гипотезы, связанные с нетипичными, по мнению участников, свойствами потенциального информанта. Например, на вопрос о том, может ли волонтер-спасатель не быть альтруистом и иметь другие мотивы для помощи в поисках, участники «длинного стола» высказали версии, что это возможно, если человек ищет приключений, нужен адреналин, квест или нет настоящих друзей, сплоченных общим правильным делом.

Были версии, объясняющие возможность попадания девушек в отряд волонтеров-спасателей. Это надежда «правильной» девушки встретить «правильного» молодого человека с такими же, как у нее ценностями и картиной мира. Немаловажную роль имело предполагаемое желание девушек, которые не обладали модельной внешностью и средствами на «косметическую хирургию», привлечь внимание юношей необычными увлечениями и занятиями. (Самое интересное в том проекте было то, что такие «нетипичные» информанты при входе «в поле» оказались «типичными» и составляли более половины волонтеров-спасателей отряда.)

В свою очередь «окно» экспертов делится на четыре квадранта по двум осям координат «думает – знает». Такие оси выбраны по принципу необходимости быстрой оценки ценности экспертизы информанта в полевом исследовании, где эксперты рекрутируются репутационным методом. Это помогает избежать ловушек «ложного снежного кома», так как эксперты благодаря «эффекту ореола» (звания, должность, статус, репутация, возраст и пр.) могут повлиять на интервьюера, на его восприятие и оценку данных, на уточняющие вопросы и т. п. Обычно много говорят о влиянии интервьюера на информанта, но упускают обратный процесс, особенно если информант – эксперт, вызывающий доверие.

Под «знает» здесь имеется в виду владение фактами, относящимися к предмету исследования. Например, волонтер-спасатель знает, сколько обычно бывает поисков в месяц, знает своих товарищей по отряду, кто они, почему они стали волонтерами, а также нормы, традиции, правила отряда и т. п. Для поиска «типичного эксперта» важен его опыт в данной практике и дискурсивная компетенция. Неслучайно таких информантов называют «экспертами опыта».

«Думает» – это способность размышлять над фактами вне зависимости от глубины их знания. Например, если спросить читателя этих строк о том, что отвечают волонтеры-спасатели на вопрос, какими главными качествами должен обладать волонтер-спасатель, то, если он не обладает таким опытом, будет думать, вспоминая, что слышал или читал о мотивации волонтерства.

«Типичный эксперт» – это знаток данной практики, который «не думает – он знает». Имеется в виду, что ему не надо размышлять над вопросами о фактологии практики, достаточно их вспомнить. Он интересен тем, что в силу своего знакомства с данной практикой может наиболее полно ответить на вопросы, касающиеся ее описания, то есть где, когда, как часто, кто, сколько, как сложилось и пр. Это не значит, что он не способен ответить на вопрос «почему?» и его не надо задавать. Практика показывает, что типичные эксперты чаще всего анализируют свой собственный опыт, чем, безусловно, тоже интересны. В нашем примере это волонтер, работающий в отряде с момента его создания, охотно рассказывающий об истории возникновения отряда и хорошо разбирающийся в специфике деятельности волонтеров-спасателей. Но среди «экспертов опыта» встречаются те, кто выходит за границы личного, интересуется опытом других, систематически собирая информацию и анализируя ее. В нашей модели выборки мы называем их «ключевой эксперт».

Встретить «ключевого эксперта» – большая удача, поскольку он оказывает неоценимую помощь в интерпретации собранных данных, в критике выводов исследователей, в выдвижении новых гипотез, в прогнозе относительно развития событий. Стоит заметить, что ключевого эксперта обнаружить сложно, так как он предпочитает оставаться в тени и вне зависимости от своего статуса часто отказывается от интервью под благовидными предлогами. По моему опыту, такой эксперт появляется, когда сам исследователь освоился в поле, у него возникли содержательные вопросы, которые относятся не к описанию практики, а к ее анализу.

Другой способ найти такого эксперта – получить рекомендации «проводников», которые могут придерживаться разных позиций, но называют одного и того же человека в качестве эксперта по данному вопросу. В нашем примере таким ключевым экспертом был один из ветеранов движения, который участвовал в отборе волонтеров в отряд, но не имел никакого формального статуса. В другом примере в исследовании причин распространения ВИЧ-инфекции среди потребителей инъекционных наркотиков ключевым информантом стал один из клиентов проекта, который интересовался проблемой профилактики, стал волонтером и вел группу анонимных наркоманов. Однако ключевым экспертом он стал не сразу, а спустя некоторое время, когда увидел, чем интересуются социологи, и узнал, как они собираются использовать результаты исследования.

«Эксперт-теоретик» не является непосредственным носителем практики, но может дать интересный комментарий, неожиданный взгляд на проблему с точки зрения своей сферы занятости, связать информацию с другими данными, расширить поле видения проблемы, задать теоретическую рамку для исследования и т. п. Например, теоретическими экспертами по волонтерской теме могут быть ученые, журналисты, организаторы волонтерского движения и т. п. В нашем случае ими стали сотрудники МЧС и УВД, которые непосредственно контактировали с отрядом волонтеров-спасателей, исследователи, изучающие волонтерское движение, и руководители НКО, имеющие опыт привлечения волонтеров для различных мероприятий.

Четвертый тип эксперта – тот, кто попал в нашу выборку по формальным признакам или по рекомендации, но оказалось, что он не знает практики и «не думает» по ее поводу. В традиции «длинного стола» он получил название «ложный эксперт», или «облом». «Ложный эксперт» обнаруживается только в ходе полевой работы и полезен тем, что фактом своего незнания темы интервью и нежеланием думать на этот счет характеризует тот институт, где он должен по роли и статусу быть экспертом. С помощью «ложного эксперта» можно выйти на скрытые причины демонстрации им своей некомпетентности. Например, представитель местной администрации, который по должности обязан знать об общественных организациях на своей территории, заявляет, что имеет слабое представление, что собой представляет данная организация. Это повод изучить причины такой позиции. Они могут иметь институциональный характер, то есть свидетельствовать о формальном отношении к общественным организациям или, например, говорить о скрытом конфликте между НКО и администрацией. Важно иметь в виду, что один эксперт – например, сотрудник администрации, только недавно вступивший в должность, – не может представлять весь институт.

Работа с «окнами» экспертов для участников «длинного стола» – хорошая школа развития критико-аналитического мышления и навыков для интерпретации полученных в исследовании данных. Этому способствует сравнение информации, полученной как от внешней (теоретические эксперты), так и от внутренней экспертизы со стороны людей, непосредственно погруженных в практику или тесно с ней связанных. Здесь мы опираемся на известную идею И. Канта, изложенную в работе «Спор факультетов»[40]40
  Кант И. Спор факультетов / пер. с нем Ц. Г. Арзаканяна, И. Д. Копцева, М. И. Левиной; отв. ред. Л. А. Калинников. Калининград: КГУ, 2002.


[Закрыть], суть которой в том, что любая система имеет существенные ограничения в способности понять сама себя. Важен взгляд со стороны, который может дать объективную критику и направления для ее оценки и развития. С другой стороны, полевой исследователь может столкнуться с новой практикой, где еще не сложилась внешняя экспертиза, или для внешнего эксперта существенная часть практики будет закрыта ее носителями.

По сути, «портреты» информантов в «окнах» – это картины мира самих исследователей, «портреты» их стереотипов, установок, знаний о предмете исследования, их понимания целей и задач исследования. Групповое обсуждении типичного и нетипичного портрета информанта для гомогенной выборки – продуктивный метод выдвижения конкурирующих гипотез относительно различных характеристик и личностных качеств информантов, которые делают их типичными носителями данной практики.

Например, при обсуждении социального портрета типичного информанта одними участниками «длинного стола» выдвигается гипотеза, что в волонтеры-спасатели идут те, кто хочет помогать людям, попавшим в беду. Другие считают, что им нужны приключения, адреналин, а сам поиск пропавших – это своеобразный квест. Третьи убеждены, что основной мотив вступления в отряд спасателей – стремление занять себя нужным делом, обрести настоящих друзей. Практически в этих «окнах» отражается вся предыдущая работа участников «длинного стола» над ключевыми исследовательскими вопросами и их тестирование. Таким образом, восьмиоконная модель выборки – это способ проверить степень готовности рабочей группы исследователей к выходу в «поле», увидеть «белые пятна» этой подготовки, так как дискуссия по типам информантов вызывает новые вопросы относительно изучаемой практики и характеристик ее носителей, которые можно выяснить из вторичных данных.