Текст книги "Метод «длинного стола» в качественных полевых социологических исследованиях"

В литературе по качественным методам упоминают тандемные интервью как сравнительно малораспространенный вариант, что вполне объяснимо с точки зрения ресурсов полевого исследования. Но в принципе говорить о тандемных интервью как об эксклюзиве, думаю, было бы неправильно – тандемы в интервью встречаются довольно часто, даже если не считать учебные мероприятия.

Тем не менее есть действительно нестандартные ситуации, о которых хочется поговорить отдельно.

1) Тридемное интервью. Редко, но все же случается, что интервью становится групповым: в нем участвуют три, а иногда и большее количество интервьюеров. Такое может произойти, когда «проводники» неточно поняли просьбу найти информантов и собрали их вместе «на встречу с социологами». Иногда подобная ситуация складывается спонтанно – например, если договоренность об интервью сорвалась и свободный интервьюер присоединился к тандему.

Здесь сложно говорить о каких-либо правилах, отличающихся от правил ведения тандемного интервью, кроме повышенного риска превратить беседу в перекрестный допрос. Но хочется отметить несколько моментов, которые, возможно, помогут тем, кто окажется в подобной ситуации.

– Если информант – публичный человек и привык участвовать в совещаниях и прочих групповых мероприятиях, то «тридемность» интервью незначительно скажется на его содержании.

– Есть ряд чувствительных для информантов тем, которые лучше обсуждать с глазу на глаз, а не в обществе одного или нескольких напарников интервьюера.

– Если «третий номер» занял позицию безмолвного наблюдателя, то он выпадает из поля внимания информанта, который воспринимает его как еще одно «пишущее устройство». Но если третий участвует в интервью репликами и вопросами, то он становится участником дискуссии.

– Третий участник может сыграть положительную роль «переключателя» темы интервью. Замечено, что если до того молчавший третий интервьюер вступает в разговор с новым вопросом, не являющимся продолжением беседы, то он воспринимается более позитивно – как «свидетель», у которого накопились интересующие его вопросы.

2) Интервью в тандеме с заказчиком

Ситуацию, в которой вторым номером в тандеме оказался заказчик исследования, можно назвать экстраординарной и крайне нежелательной, но изредка такое случается. Обычно заказчику интересен не процесс, а результат. (Как-то один из моих заказчиков усомнился, что я смогу получить из интервью с экспертами достоверную информацию, и я предложил ему пойти вместе со мной и проверить на месте. В ответ он поинтересовался, стал бы я, купив собаку, сам за нее лаять?) Это бывает, когда заказчик, например, хочет лично убедиться в компетентности интервьюера или проявляет любопытство по отношению к процессу интервьюирования, так как у него есть подозрения, что люди, отвечая на вопросы социологов, либо врут, либо не знают ответов и не имеют представления том, как на самом деле обстоят дела.

Как правило, дело ограничивается одним-двумя интервью, но был случай, когда заказчику стало настолько интересно, что с его участием пришлось провести около десятка интервью с экспертами. Вначале я воспринимал это как серьезную помеху, поскольку договоренность не вмешиваться в мою работу он ни разу не выполнил, вступая в ожесточенные споры с собеседниками, оценивая их бизнес-решения и попутно объясняя им, как надо вести дела. То есть он делал все, что, как я считал, делать в интервью категорически нельзя. Но обстоятельства вынуждали смириться и, когда я убедился, что избавиться от него мне не удастся, неожиданно для себя обнаружил, что от этого есть и определенная польза.

Во-первых, заказчик как эксперт в данной теме задавал специфические вопросы, которые были важны для исследования, но мне бы в голову не пришли. Во-вторых, свойственный ему провокативный стиль разговора эмоционально заводил собеседников, и они начинали приводить примеры или мнения, которые такие эксперты обычно держат при себе. В-третьих, стало понятнее, что нужно заказчику от этих интервью. В-четвертых, возникли новые гипотезы, опирающиеся на часто неожиданную интерпретацию заказчиком ответов собеседника. В-пятых, сложилось представление, как будет оцениваться наш отчет, на что заказчик будет обращать особое внимание.

Поэтому, попав в такую историю, не впадайте в уныние и не воспринимайте заказчика как досадную помеху – стоит рассмотреть это обстоятельство как возможность совершенствования вопросника для интервью, анализа результатов и структуры отчета.

Для этого достаточно договориться, что вы будете жестко прерывать дискуссию и споры с информантом, когда это необходимо в интересах общего дела. Вторым условием, о котором надо договориться заранее, будет запись на диктофон его впечатлений и выводов сразу после интервью.

Некоторые коллеги предлагают повысить стоимость интервью в зависимости от степени вмешательства заказчика в процесс.

Групповой полевой дневник. Зачем его вести?

Самый тупой карандаш лучше, чем самая острая память.

Знакомство с групповым полевым дневником за «длинным столом» начинается с более общего вопроса: «Зачем вообще вести полевой дневник, когда есть диктофон?». Еще не так давно этот вопрос не возникал, так как звукозаписывающая техника была несовершенна, относительно громоздка, требовала пленки, батареек, микрофона и контроля за записью. Сегодня, при обилии разнообразных гаджетов и возможности вести качественные записи офлайн и онлайн, может показаться, что полевой дневник – это ненужная трата времени и сил интервьюера.

Опытного полевого исследователя всегда видно по доведенной до автоматизма привычке делать записи по ходу интервью и в процессе обсуждения этапов исследования в рабочей группе. Инерция традиции ведения полевых дневников классиками социологических исследований, вероятно, пресекает пока саму постановку вопросов о том, нужно ли вести полевой дневник, что там обязательно должно быть и пр. В наше представление о «каноне» полевого исследователя почти всегда включен его личный архив, где видное место занимают «полевые дневники ученого». Например, вдова Бронислава Малиновского опубликовала его полевые записи исследований населения островов Тихого океана, из которых мы узнаем не только что делал исследователь в поле, но и что он при этом думал и чувствовал.

Поэтому, когда идет речь о ведении полевого дневника во время интервью, у аудитории социологов возражений обычно не возникает, но и прочная установка делать записи по ходу полевого исследования тоже появляется далеко не у всех. Особенно это заметно, когда начинающие полевые исследователи узнают, что эти записи нужно делать перед проведением интервью, в ходе интервьюирования и после него.

Создается впечатление, что сегодня, когда мы технически лучше оснащены, чем наши коллеги 15–20 лет назад (не говоря уже о времени Малиновского), полевые записи по ходу интервью либо ведутся редко, либо не становятся частью протокола исследования, и об их существовании знает только сам ученый.

Об этом можно судить по литературе, где авторы иногда указывают, что свои примеры взяли из полевых записей. Читатель может только догадываться, что это за документ: то ли это краткие «заметки на полях», то ли подробное описание событий, чувств и мыслей исследователя и пр. Мы знаем, что полевые дневники могут быть похожи на объемные тетради с рисунками и схемами, а могут по структуре напоминать «девичий альбом», особенно если у человека уже был опыт ведения личного дневника, которому поверялись мысли и чувства. Сегодня участие в социальных сетях также дает образцы личных записей. Но несмотря на то, что канона полевого дневника не существует и социологи могут делать записи по своему усмотрению, упоминания о полевых дневниках встречаются очень редко, и сами дневники нечасто рассматриваются в качестве «данных» исследования[47]47
  Например, в недавно вышедшей монографии (Ваньке А. В., Полухина Е. В., Стрельникова А. В. Как собрать данные в полевом качественном исследовании. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020) причинами трудностей ведения полевых дневников называют недостаток способностей к самоорганизации, усталость после рабочего дня, необходимость делать записи в этот же или на следующий день, так как новые интервью и наблюдения могут стереть из памяти важные детали предыдущего сбора данных.


[Закрыть].

Таким образом, можно сделать вывод, что многие исследователи считают полевой дневник не столь обязательным инструментом полевого исследования, как, например, транскрипт диктофонной записи или дневник наблюдений, тематический вопросник (гайд), протокол встречи группы и т. п.

Из записи ДС:

Ведущий: Хочу спросить, кто из вас ведет полевые дневники?

Участник 1: До интервью и после не веду. В процессе иногда делаю пометки, но не знаю, можно ли это назвать полевым дневником.

У. 2: Не вижу необходимости. Надо будет – записи всегда под рукой.

У. 3: Если проведешь пять интервью, то уже не до записей, устаешь.

У. 4: У меня был хороший опыт. Крупный проект, полевых исследователей больше десяти. Мы писали руководителю проекта после каждого интервью свои впечатления о том, что получилось, что нового узнали. Это не полевой дневник, конечно, но его самая важная часть, мне кажется. Если бы была более четкая структура для описания впечатлений, примерный формат, может, было бы продуктивней.

В.: Значит, из восьми присутствующих только четверо ведут записи по ходу интервью, а один делает после.

Итак, зачем вести полевой дневник, например, по ходу интервью, когда есть хороший диктофон и надежная видеокамера? Возможно, сегодня это «лишняя опция» в инструментарии исследователя и усилия, потраченные на овладение искусством одновременно задавать вопросы, слушать ответы и вести запись интервью вручную, вызывают сомнения в их необходимости.

Обобщая итоги многочисленных дискуссий по этому вопросу как опытных «полевиков», так и тех, кто находится в начале пути за нашими «длинными столами», мы можем разделить все соображения на этот счет на три кластера.

Полевой дневник нужен:

1. Для более полной и надежной фиксации всех исследовательских процедур (для протокола исследования).

Исследовательское интервью отличается от обычной беседы наличием протокола. Это запись самой беседы в виде аудио-или видеоматериала и транскрипт интервью (подробная расшифровка записей). Кроме этого, в протокол заносятся факты, которые не содержит запись беседы. Это фиксация общего контекста интервью.

Например, описание внешности респондента, благоприятной или неблагоприятной обстановки интервью (информант спешил, был расстроен, озабочен, не заинтересован, боялся сказать лишнее). Где, когда происходила запись интервью. Присутствовали ли третьи лица и т. п. Каким образом был получен «доступ к телу», известна ли была позиция респондента по данному вопросу до начала интервью и т. д.

Даже если велась видеозапись интервью, она не может охватить весь его контекст: как правило, камера работает избирательно, а исследователь видит гораздо больше.

В некоторых случаях полевые записи на бумаге необходимы – например, если респондент отказывается от записи на диктофон или камеру. (Как-то довелось брать интервью у наркодилера. Меня практически обыскали на предмет наличия звукозаписывающих устройств. Но, к моему удивлению, он не препятствовал ведению записей в блокноте и даже не посмотрел, что я там записываю.) Вполне вероятны ситуации отказа техники или низкое качество записи из-за постороннего шума или тихой/невнятной речи респондента.

2. Для создания доверительной и безопасной обстановки беседы.

– В некоторых культурах и субкультурах не принято при разговоре смотреть в глаза собеседнику, это считается бестактным.

Постоянное или частое разглядывание респондента может его смущать (в частности, это касается людей с особенностями внешности), мешать сосредоточиться на мыслях и чувствах.

Эту функцию полевого дневника мы называем «эффектом икебаны». Существует представление, что в японской культуре не принято постоянно поддерживать контакт глазами, поэтому собеседники, обсуждая значимые для себя темы, смотрят не друг на друга, а на икебану. Схожая ситуация возникает, когда два незнакомых попутчика в поезде, сидя друг напротив друга и беседуя на разные темы, чаще смотрят в окно, чем на своего собеседника. В данном случае «икебаной» служит полевой дневник. Интервьюер записывает, контакт глазами может быть эпизодическим, собеседник, если это его волнует, не беспокоится по поводу того, что его рассматривают.

Полевой дневник не раз выручал меня, когда собеседнику не нравилось, как я себя веду во время беседы. Например, довелось брать интервью у участников боевых действий в первой чеченской кампании, я чувствовал напряжение и раздражение с их стороны, причины которых не понимал. Пока один из них резко не высказался: «Чего ты меня все время разглядываешь, я тебе не обезьяна в цирке!». По истечении нескольких недель я поймал себя на том, что веду себя с ними, как врач на приеме, который заполняет историю болезни и на пациента смотрит только по необходимости. Конфликтов больше не случалось.

– Ведение записей показывает внимание интервьюера к содержанию беседы, делает речь информанта более внятной и замедленной – он говорит так, чтобы за ним успевали записывать. Кроме того, для многих респондентов это подтверждение компетентности исследователя (традиционные атрибуты полевой работы – записи, протоколы).

– Исследователь имеет возможность при ведении записей прояснить свой вопрос или ответ респондента рисунком, схемой или другими способами визуализации.

– С помощью полевых записей можно управлять темпом беседы – например, замедлить его, если возникнет такая необходимость. Отложив записи, можно показать переход к другой теме, подчеркнуть неформальный характер беседы (не для протокола) или дать понять, что «ждал чего-то другого», «ответ очень удивил, даже записывать перестал» и т. п.

3. Для самого исследователя как многофункциональный инструмент для развития рефлексии и анализа первичных данных.

– С помощью полевых записей исследователь может эффективно развивать методическую рефлексию. В выдержках из полевых дневников некоторых авторов встречаются размышления о том, почему не работает та или иная методика, почему «не пришел респондент» и другие формы «разбора полетов».

Например, после анализа транскрипта своего интервью с клиентами банка один из участников «длинного стола», который занимается продажами финансовых услуг в банке, отметил в своем дневнике, что вместо выяснения потребностей клиента и его способа оценки доверия и надежности банков через короткое время перешел к «продажам» услуг своего банка, разъясняя их преимущества, пытаясь вызвать интерес к ним, хотя в цели и задачи исследования это не входило. Также он сделал пометку, что был предупрежден о возможности «скатывания» в привычное русло бытовой беседы или профессионального общения, будь то продажи, консультирование, обучение, дознание и пр., но все равно не смог удержаться. Следующая запись была о том, что в других интервью проявление приемов беседы «продажника» удалось взять под контроль. Таким образом можно отследить формирование нового навыка.

– Полевой дневник способен помочь естественным образом переключить тему разговора на уточнение ответа на прошлый вопрос. Например, всегда можно сказать: «Подождите, я в начале разговора записал, что вы говорили о… а сейчас я услышал… Хочу уточнить…»

– В полевой дневник можно записать вопрос, который важно не забыть задать.

– Полевой дневник служит инструментом анализа первичных данных. Некоторые исследователи по своим полевым записям могут провести первичную кодировку и классификацию данных, выделить наиболее важные части интервью, интерпретации ответов и пр. Для этого в дневнике делают короткие отметки или упоминают момент аудио-или видеозаписи, чтобы потом было легче ее найти в транскрипте или при прослушивании (например, «важный факт миграции», 43 мин.). Фиксация идей или гипотез по ходу интервью или сразу после него может очень пригодиться на этапе «после поля».

– Важная функция полевого дневника – профилактика «полевого шока», «исследовательского кризиса» и «профессионального выгорания». Записи о своих переживаниях, состояниях усталости, разочарования, депрессии помогают их проработать, снизить остроту эмоций, лучше осознать причины возникновения этих мыслей и чувств. Например, когда мне пришлось в течение восьми месяцев собирать устные истории свидетелей раскулачивания в селах Поволжья, в полевом дневнике появилась запись о том, как возникли усталость и эмоциональное отупение от страшных рассказов очевидцев голодных смертей, казней, разорения крестьянских дворов, и как эти рассказы не отпускают, застревают в памяти, появляются во сне. Фраза из дневника, что «я, как каторжник ядро, волочу за собой чужую память», отражала состояние автора дневника, близкое к эмоциональному выгоранию.

Структура группового полевого дневника

Всегда записываете все данные. Такие записи – свидетельство, что вы работаете[48]48
  Правило Финэйгла // 4048 законов жизни: в 2 т. / сост. А. П. Кондрашов. М.: Рипол Классик, 2002. С. 199.


[Закрыть].

Групповой полевой дневник представляет собой формализованный протокол встречи участников «длинного стола» на этапе «в поле» (см. Приложение 1). Он предназначен для выполнения двух основных задач на этом этапе исследования:

1) Обеспечение посильной сопоставимости данных, получаемых группой исследователей, работающих с разными информантами.

2) Проведение методической и аналитической триангуляции хода полевого исследования, так как в качественном исследовании сбор информации и ее анализ начинаются непосредственно «в поле».

Эти задачи решаются с помощью включения в полевые дневники участников рабочей группы обязательных вопросов, на которые нужно будет ответить во время групповой встречи. Вопросы участниками ДС обговариваются заранее и содержат основные данные, важные для оценки достоверности и надежности результатов интервью или наблюдений.

Надо отметить, что формат группового полевого дневника прочно связан с целями и задачами конкретного исследования и спецификой используемых методов сбора данных. В связи с этим он может в значительной степени меняться и включать в себя разный набор элементов – то есть он не является неизменным и стандартизированным. Однако за время работы методом «длинного стола» сложился перечень пунктов группового дневника, которые обязательно входят почти во все протоколы встреч рабочей группы на этапе «в поле».

Базовые пункты группового полевого дневника:

1) Дата, время и вид интервью (глубинное, свободное, экспертное, в тандеме).

2) Описание информанта; в какое «окно» выборки его можно поместить и почему.

3) Контекст интервью, который мог повлиять на ответы информанта (как был получен контакт с респондентом, где проходила беседа, был ли информант настроен на интервью, присутствие посторонних и пр.). Иногда дается оценка контекста интервью в баллах. Например, от 0 до 5, где 0 – неблагоприятный контекст (помехи, присутствие третьих лиц, информант не расположен отвечать, торопится, настроен агрессивно), а «5» – максимально благоприятный (ничего не мешает беседе, информант готов к встрече, настроен благожелательно).

Фиксация в полевых записях контекста интервью помогает при анализе ответов, особенно в случае онлайн-интервью, где не видно, кто еще находится в помещении вместе с информантом, но понятно, что ответы даются с оглядкой на невидимых наблюдателей, то есть ответы респондента нельзя полностью рассматривать как его личную позицию по данным вопросам.

– Что считать ответом на КИВ в данном интервью? Краткое описание позиции информанта по КИВу.

– Обоснование позиции информанта в виде первичных кодов с приведением конкретных выдержек из интервью.

– Неожиданные ответы, новые и старые гипотезы, метафоры, интересные факты.

– Методические вопросы, связанные с инструментарием исследования, методические находки, предложение по коррекции ключевых вопросов, вопросника, выборки и т. п.

– Собственные коммуникативные проблемы полевого исследователя (сложности установления контакта с информантом, беспристрастности, «забавности», поддержания интереса и др.)[49]49
  Этот пункт необходим, если возникают сложности. Например, интервьюер обратила внимание, что у нее повторяются полевые записи о затрудненности установления контакта с определенным типом информантов. Это были мужчины, похожие на ее отца, с которым у нее сложились конфликтные отношения. Фиксация этого момента помогла ей осознать проблему и улучшить взаимодействие с подобным типом респондентов.


[Закрыть].

Фрагмент из полевого дневника исследователя перед встречей рабочей группы, изучающей уроки Олимпиады в Сочи для подготовки ЧМ по футболу:

1. Информант Р. Около 60 лет, офицер запаса, военный пенсионер, приехал в начале 90-х из К., обучился на юриста, президент фонда поддержки малого предпринимательства.

Семейное положение – женат, дочь. Образование высшее.

2. Общий контекст интервью.

Интервью состоялось сразу после фокус-группы по теме интервью, где Р. был участником. Возможно влияние мнений участников ФГ на респондента (проверить позиции участников ФГ по отчету).

Проводник – Ольга.

Оценка для условий проведения интервью – 5 (кабинет Р. в бизнес-центре, 17 ч.).

Установка на контакт. Заинтересованность Р. – 5 (к интервью готовился, не спешил, старался создать впечатление эксперта, неравнодушного к проблемам малого бизнеса и города в целом, активиста, человека принципиального, конкретного, с претензией на глубокий анализ ситуации).

Безопасность для Р. – 4 (не уходил от неудобных вопросов, открыто критиковал местную власть. Просьбы «не для записи» были пару раз).

3. Место в модели нашей выборки (экспертность – типичность) – теоретический эксперт в теме «малый бизнес» (в практику малого бизнеса включен как юрист по защите интересов (бизнесом занимается его жена), хорошо владеет дискурсом по теме, экспертиза по ситуации в малом бизнесе в Адлере и аналитические компетенции представлены на хорошем среднем уровне (недостаток для экспертизы – слишком часто опирается на личный опыт). Высокий авторитет в бизнес-сообществе и у городских властей.

4. Позиция Р. по КИВу:

Позитивное отношение к Олимпиаде в Сочи как к моральному фактору повышения престижа страны, города и т. п. Сильное разочарование вследствие обманутых надежд малого бизнеса, чьи интересы он представляет.

К ответу на КИВ: Импульсом для развития малого бизнеса в Адлере Олимпиада не стала. «О малом бизнесе вспомнили, когда закончился „золотой дождь“ из бюджета».

5. Обоснование позиции:

Код[50]50
  Подробнее о кодах см. Главу 5, с. 240–243.


[Закрыть] «Эйфория от причастности к событию». Олимпиада – это сильнейший импульс для развития гордости, патриотизма, ожидание праздника и новых перспектив для бизнеса.

Код «Бизнес рубит местное самоуправление». Примеры из практики местной власти по «звездности» гостевых домов, препятствия мелкой розничной торговле, абсурдные решения по разрешению торговли мелкой розницей только в крупных торговых центрах.

Код «Собственность без собственника». Важный пример!

Код «Абсурд в смене статуса санаториев».

Код «Импульс для развития неформальной экономики». Закрытие ИП жилого фонда в ответ на компанию по звездности.

6. Неожиданные ответы, парадоксы, метафоры:

Сезон в малом бизнесе длится всего 40 дней.

Формула подготовки к Олимпиаде; «2Д» – «2П» («давай-давай» – «потом посмотрим»).

«Малый бизнес идет, как по лабиринту».

«Океан существует не только для кита, но и для маленького окуня или ракушки». К вопросу о месте малого бизнеса в мегасобытии.

7. Новые идеи

Советы «калининградцам» накануне Чемпионата мира по футболу:

Создать координационный совет при главе города, пропорционально включающий в себя представителей от коммерческих структур.

На период подготовки и проведения события объединить предпринимателей по сферам деятельности в ассоциации, коалиции.

Позаботиться о правильных руководителях объединений (должен быть неаффилирован, чтобы решал не личные проблемы предпринимателей, а вопросы всего их сообщества).

Объединение содержать за счет участников.

8. Методическая рефлексия

Вопрос о наиболее прибыльных видах бизнеса в городе: «Каким видом деятельности вы бы занялись, если бы не были мэром (нач. департамента торговли и пр.)?»

9. Новые контакты

Успешный застройщик (коттеджи под гостевые дома) в период подготовки Олимпиады, продолжающий успешно развивать бизнес в настоящее время.