Текст книги "Метод «длинного стола» в качественных полевых социологических исследованиях"

Глава 5. Работа «длинного стола» на этапе «после поля»

Еще раз напомню, что в качественном исследовании понятие «после поля» условно. Анализ первичных и вторичных данных начинается непосредственно «в поле» и продолжается после того, как принято решение завершить полевую часть проекта. Не проанализировав процесс сбора данных, невозможно скорректировать схему выборки и инструментарий, ключевые вопросы и гипотезы.

Поэтому для исследователей этап «после поля» – это продолжение тех же аналитических процедур, которые мы называем «преданализом». В него входят аналитическая триангуляция, ведение протокола рабочей встречи в виде «группового полевого дневника», ведение архива исследования, совершенствование навыков анализа качественных данных и аналитической рефлексии собранного материала.

Последнее – наиболее важная и сложная задача для групповой работы. Если на этапе создания программы исследования и даже на полевом этапе определенная унификация в методической рефлексии участников «длинного стола» достигается за счет формализации логических схем выборки или процесса сбора данных, то с унификацией аналитической рефлексии в групповой работе сходного результата достичь очень трудно.

Рецепты «длинного стола»

Для участников «длинного стола», не имеющих опыта самостоятельной работы по анализу качественных данных, есть несколько упражнений, дающих возможность проговорить в группе проблемы этого этапа исследования, смягчить «аналитический шок», возникающий при виде объема информации, который предстоит переработать. Речь идет об архиве исследования, состоящем из аудиозаписей интервью и их транскриптов, полевых дневников, листов наблюдений, протоколов рабочих встреч, фото-и видеоматериалов, вторичных данных, относящихся к изучаемой теме, в виде статистических таблиц, публикаций в СМИ, «информационных следов в социальных сетях». Надо найти способ наглядно продемонстрировать, с чем сталкивается исследователь, который приступает к анализу полевых данных. Одно из таких введений в тему групповой аналитической рефлексии – упражнение «Какофония».

Из записи ДС:

Ведущий: Мы уже набрали достаточно интервью, чтобы перейти к их преданализу. С чем сталкивается исследователь, когда приступает к качественному анализу? Предлагаю вам одно из наших упражнений, цель которого – «надеть шляпу аналитика» и поделиться своими ощущениями от «аналитического шока», который поджидает каждого из нас по выходу из «поля». А кто-то ощущает его уже сейчас.

Я попрошу каждого по очереди сказать кратко, что вы считаете ответом на наш ключевой вопрос из последнего интервью. Можете зачитывать свой полевой дневник. Это могут быть отрывки из вашего полевого дневника, «говорящая цитата» из интервью или свой вариант ответа. Только кратко, самую суть.

(Участники по очереди говорят или зачитывают ответы на КИВ.)

В.: Теперь попрошу одного из вас сесть на этот стул, остальным его окружить и по моему сигналу повторить то, что вы только что говорили.

(Доброволец садится на стул, участники, окружив его, одновременно начинают говорить, создавая какофонию.)

В.: Что вы разобрали из того, что услышали? Можете сказать, что отвечают на наш КИВ? Что чувствуете и что думаете по этому поводу?

Доброволец: Только отдельные фрагменты, несколько фраз запомнил, которые часто слышал. Чувствовал растерянность, путаницу в голове, хотелось встать и убежать. Думаю сейчас, что это было похоже на множество экранов, на них говорящие головы, понять можно, только когда кого-то одного слушаешь, потом другого, остальных надо на время отключить.

В.: Вот это и есть стадия «аналитического шока» и то, что чувствуют и думают аналитики, перед которыми разложены многочисленные транскрипты числом от 20 до 50, а иногда и больше. С какой «говорящей головы» начать, как потом сравнивать все остальные, как выбрать из транскриптов нужные ответы?

Аналитическая тревожность

Развитие аналитической рефлексии по методу «длинного стола» происходит постепенно на всех трех этапах исследования. Но непосредственное знакомство с основными методами анализа для новичков начинается еще на полевом этапе в процессе аналитической триангуляции на материале записей в полевых дневниках, отражающих первые впечатления от проведенных интервью или наблюдений. Это своеобразная подготовка к стадии «аналитического шока», который «в поле» ощущается слабо и только в момент переживания «кризиса понимания». Такое состояние можно назвать «аналитической тревожностью» по поводу количества и качества получаемых данных. Пока исследование не закончено, есть надежда, что к концу полевого этапа, когда будут собраны все данные, будет время их обобщить и осмыслить. Но на практике это получается довольно редко, времени на анализ материала всегда хронически не хватает. Особенно это касается поисковых исследований, в которых времени на анализ результатов исследования должно быть хотя бы в два раза больше, чем на сбор этих данных «в поле».

Прежде чем начинать интерпретацию и анализ результатов интервью и наблюдений, необходимо выявить представления участников «длинного стола» о том, что собой представляет анализ качественных данных, какова его глубина в достижении основной цели – получение ответа на ключевые вопросы исследования. В решении этой задачи мне однажды помогла обычная чашка кофе. С ее помощью удалось не только показать особенности качественного или количественного анализа, но и наглядно продемонстрировать надуманность и непродуктивность попыток противопоставить количественные и качественные методы анализа для конкретного исследования.

Рецепты «длинного стола»

Ведущий: Попробуем найти общий язык относительно представлений об анализе результатов нашего исследования. Давайте разберемся, что в нашем исследовании будет качественным анализом, а что количественным, и как они связаны между собой. Вот чашка кофе, надо провести исследование для проверки достоверности рекламы, которая утверждает, что у напитка «крепкий, бодрящий насыщенный вкус» и «тонкий аромат настоящего кофе». С чего надо начать?

Участник 1: Надо провести химический анализ и понять, от чего это зависит. Например, содержание кофеина, сорт кофе, купаж, помол, обжарка, заваривание и пр. Сравнить с другими образцами напитка.

В.: А вы, случайно, не бариста? Но какой анализ вы провели, качественный и количественный? Сорт кофе, кофеин, купаж, тонкий помол, степень обжарки – это качественный анализ.

У. 1: Да, но соотношение этих ингредиентов в чашке с мерой воды и дает крепость и аромат. Это вполне количественные данные. Вес, концентрация, плотность. Все в цифрах. Можно подсчитать веса в составе, даже ароматические синтетические добавки вычислить, но, правда, надо сначала их там найти, описать состав.

У. 2: Да нет, это же реклама, причем тут химанализ. Реклама – это конструкция, часто вообще симулякр, копия без образца. Надо сначала узнать качественные «ингредиенты» рекламы кофе и количественные параметры ее интенсивности для «ментального эффекта» на различных носителях этой рекламы. Например, определить, что значит для потребителя «бодрящий» и «ароматный», и знать, сколько раз их надо повторить, чтобы он в это смог поверить. Вообще, что значит достоверность рекламы? С этого и надо начинать.

У. 3: А я бы с потребителей начал. Дал бы им разные чашки с разными сортами кофе, пусть бы выбрали тот, который соответствует их ощущению «крепкий и бодрящий», а потом посмотрел, к какому кофе относится эта реклама. Может, не к этому бренду. Зачем эта химия или анализ рекламного продукта? Сам продукт протестировал на людях и сравнил. Те, кто пьет кофе, сами все скажут, соответствует вкус рекламе или нет. Просто описать, что они говорят и как говорят. Проинтерпретировать их ответы и сделать выводы.

В.: Получается, что в подходах «химиков», «рекламщиков» и «маркетологов» присутствует и количественный, и качественный анализ.

Но обратите внимание на разные методы в анализе. В первом случае было предложено сделать качественное описание состава напитка и провести количественный подсчет соотношения этих элементов в чашке кофе. Здесь видно намерение построить некую теорию, объясняющую, как напиток становится крепким и бодрящим. Во втором случае в фокусе был не кофе, а его реклама, но тоже в анализе было качественное описание и количественные параметры, объясняющие ее влияние на восприятие продукта. А в третьем подходе в центре анализа были ответы потребителей, из которых предлагается извлечь ответ на ключевой вопрос нашего исследования. Здесь анализ сводится к вычленению из ответов «говорящих» цитат, может быть, их количественному подсчету по частоте повторений в интервью, и задача будет решена.

У. 4: Тогда получается, что можно обойтись без всякого анализа: собрал эти цитаты потребителей вместе, они сами по себе и станут ответом. Зачем вообще объяснять, почему они так думают? Любители этого напитка сами все скажут, соответствует вкус рекламе или нет. Какое отношение имеет реальная крепость кофе и бодрость от кофеина к тому, как он воспринимается? Может, реклама, может еще что. Из глубинного интервью будет все понятно. А мы все усложним и переврем своими интерпретациями и теориями.

В.: Интересно, что наши представления об анализе в качественном исследовании и его глубине очень похожи на описание трех типов позиций исследователей-качественников по этому вопросу, описанных Ансельмом Страуссом и Джульет Корбин [65]65
  См. Страусс А., Корбин Дж. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники / пер. с англ. и послесловие Т. С. Васильевой. М.: Эдиториал УРСС, 2001.


[Закрыть].

Там тоже есть подход, где надо просто предоставить отчет с точным описанием того, что исследователь увидел и услышал, а анализ свести к минимуму, так как собранные данные должны говорить сами за себя. Подход неплох, но сложен в реализации. Однажды мне знакомый журналист сказал, что вы, социологи, делаете тоже самое, что и мы, журналисты, только хуже – потому что пишете нечеловеческим языком про вещи, которые и так понятны без всяких исследований.

Еще один тип анализа, о котором говорят Страусс и Корбин, – выборочное подробное описание предмета исследования. Этим описаниям и ярким цитатам придается особенный смысл, который представлен в комментариях в зависимости от аналитической рамки исследователя (хотя некоторые обходятся и без нее).

И, наконец, третий тип взгляда на аналитическую работу в качественном исследовании – направленность на создание объяснительной теории. Здесь идея в том, что интерпретации, опирающиеся на теорию, лучше помогают познать реальность. В этом, по их убеждению, суть научного подхода в исследовании.

У. 1: Наверное, то, что мы предлагали, ближе к третьему подходу?

В.: Наверное. Здесь нельзя сказать, что лучше или хуже, кто прав или неправ. Все зависит от исполнения. Это выбор каждого исследователя. Мы тоже cтремимся не только описать феномен, но и объяснить его. Отчасти потому, что этого от нас ждет заказчик, отчасти – потому, что нам самим недостаточно описания, интересно установить взаимосвязи между фактами, посмотреть в какую теоретическую парадигму это вписывается, возможно, даже удастся найти свое объяснение. Здесь можно посмотреть, чем обосновывают такой путь в анализе его апологеты: Берни Глейзер, Норман Дензин или Герберт Блумер.

Метод «рекле» и антропоморфный дендромутант

Поиски общего языка относительно рабочих представлений о методах анализа за «длинным столом» начинаются с перечисления методик с обязательным упоминаем метода «рекле». Как правило, в рабочей группе есть те, кто впервые слышит об этом способе анализа интервью и полевых записей. Представьте их удивление, когда ведущий заявляет, что они уже воспользовались этим методом, когда вместе работали над групповым полевым дневником и отбирали из своих полевых записей фрагменты, относящиеся к ответу на КИВ.

До 1990-х годов метод «рекле» (режем-клеим) был наиболее распространенным способом обработки и анализа транскриптов интервью. В докомпьютерную эпоху мы печатали на пишущих машинках тексты расшифровок под копирку, вырезали те части текста, которые считали важными для ответов на ключевые вопросы, давали им названия и наклеивали их на отдельные листы, озаглавленные отдельными словами или фразами, передающими сходный смысл всех ответов респондентов на данный ключевой вопрос темы.

В 1990-х годах, когда сокровищница современного мирового опыта по применению качественных методов открылась для всех, мы узнали такие имена, как Ансельм Страусс, Джульет Корбин, Берни Глейзер, Кэти Чармез, Герберт Блумер. В их работах обнаружилось много общего с нашими подходами к анализу текстов. «Нарезки и поименования» частей текста интервью были похожи на описанные ими процедуры открытого, или исходного, кодирования. В наклеивании на отдельные листы бумаги этих вырезок были признаки осевого кодирования – ведь мы тоже искали ключевую «ядерную» категорию, вокруг которой можно собрать нарезку из цитат респондентов. А когда в заголовки этих наклеек цитат выдвигалась метафора или фигура речи, то само по себе напрашивалось сходство с «интепретативными репертуарами» Джонатана Поттера и др., которые используются в дискурс-анализе, когда хотят показать, что для описания феномена или действия используется ограниченный набор терминов.

Однако по мере освоения новых стратегий анализа, в первую очередь метода анализа, предложенного Б. Глейзером и А. Страуссом в рамках Grounded theory[66]66
  См. например: Glaser B. G., Strauss A. L. (1968) Awareness of Dying. Chicago: Aldine; Glaser B. G. (1998) Doing Grounded Theory: Issues and Discussions. Mill Valley, CA: Sociology Press; Strauss A. L., Corbin J. (1990) Basics of Qualitative Research: Grounded Theory Procedures and Techniques. London: Sage; Страусс А., Корбин Дж. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники / пер. с англ. и послесловие Т. С. Васильевой. М.: Эдиториал УРСС, 2001.


[Закрыть] (ее название часто переводят как «обоснованная теория»), нашлись и существенные отличия от нашего способа анализа качественных данных.

На практике проведения встреч «длинного стола», посвященных анализу результатов исследования, из всего разнообразия способов мы выбираем те, которые больше всего соответствуют задачам исследования. Но, как правило, в начале групповой аналитической работы используется «метод рекле»: на нем мы отрабатываем навыки аналитической триангуляции, постепенно переходя к этапам аналитической работы в соответствии с Grounded theory.

Сегодня такая стратегия качественных исследований считается наиболее распространенной и ее сводят к последовательности следующих процедур[67]67
  Киблицкая М. В., Маслаков И. К. Методология и дизайн исследования в стиле кейс-стади. М.: Издательство Международного университета бизнеса и управления, 2003. С. 114.


[Закрыть]:

– изучение транскриптов интервью, полевых записей и протоколов наблюдений;

– кодирование текстов документов и сравнение кодировок;

– поиск индикаторов и номинация категорий в событиях и моделях поведения;

– постоянное сравнение уже имеющихся категорий и открытие новых;

– насыщение категории (новые темы в первичных данных повторяют по смыслу уже имеющиеся категории);

– построение концепции;

– проверка получаемой теории.

Примерно по этой схеме проходит аналитическая триангуляция в групповой работе «длинного стола». Важное значение имеет консенсус между участниками ДС по поводу того, что мы будем понимать под термином «код».

Типы кодов

Несмотря на существующее разнообразие, участники «длинного стола» в большинстве случаев при анализе текстов придерживаются представления, что «код» – это слово или фраза, отражающие основной смысл того, что хотел сказать респондент, реагируя на вопрос исследователя, приводя пример, сравнение или рассуждая на предложенную тему.

В практике нашей школы-студии мы используем при анализе три вида кодов.

1) «Естественные коды» – основное высказывание респондента. Например, в исследовании волонтерского движения одним из признаков «событийного волонтерства», то есть участия в разовых акциях или мероприятиях, на этапе «до поля» мы считали добровольность и безвозмездность. Однако в интервью эксперты решительно отвергли категорию безвозмездности для всех волонтеров, указывая на то, что их активность может преследовать выгоду определенного свойства, которую обозначили как «отстроченная выгода». Так появился «естественный код» «отсроченная выгода», куда попадали цитаты, в которых эксперты отмечали мотивировки, связанные с карьерой, получением рекомендации, возможностью поездок на другие «тусовки в красивом месте с бесплатным проездом, проживанием и питанием» и пр.

2) «Неестественные коды» – это то, что придумали сами исследователи в попытке интерпретировать смысл ответов экспертов. Среди них могут быть как научные термины, так и метафоры, не имеющие отношения к науке, но точно передающие смысл сказанного. Например, один из экспертов привел классификацию волонтеров, где критерием является «регулярность участия в мероприятиях: хотя бы не менее чем раз в год», принадлежность к среднему и выше слоям населения по доходам и добровольность. Поэтому рабочая группа пришла к решению присвоить ведущим качествам активистов код «ежегодный, небедный и добровольный». И вот тут у одного из участников «длинного стола» вырвалась шутка: «Дед Мороз, что ли?» И в самом деле: появляется ежегодно, небедный, раз с мешком подарков, приходит добровольно. Вот так появился неестественный для «событийных волонтеров» код «Дед Мороз».

3) «Противоестественные коды» – те же «неестественные коды», которые предназначены не столько для понимания и объяснения изучаемого исследователем социального феномена, сколько для достижения иных задач. Например, для придания видимости научности тексту презентации или для привлечения внимания к оригинальности и самобытности самого автора исследования, чтобы его запомнили. Такие коды иногда отражают поиски нового понятия, адекватного для описания результатов исследования, или претензии на «новое слово» через введение неожиданного словосочетания, создающие иллюзию приобщения к высокой науке как искусству выражаться красиво, туманно и крайне многозначительно. Например, эксперты указывали, что «событийные волонтеры» могут действовать стихийно, сами по себе, но могут и быть интегрированы в формальные или системные отношения с общественными организациями, движениями или партиями, которые привлекают их на эти мероприятия и организуют всю их деятельность. В групповом полевом дневнике среди вариантов кода эти экспертные мнения было предложено назвать «квазиинституциональной дистантностью акторов волонтерского активизма в политических движениях» – яркий образчик «противоестественного кода».

Рецепты «длинного стола»

Однако в нашей школе есть и лучший пример «противоестественного кода». Он возник достаточно давно при выполнении простого и веселого [68]68
  Некоторые упражнения несут дополнительную функцию психологической разгрузки участников «длинного стола».


[Закрыть] упражнения на понимание сути междисциплинарного подхода. Цель заключалась в иллюстрации факта, что из перспективы разных дисциплин одному и тому же предмету можно присвоить разные названия и по-разному объяснить его свойства.

Для проведения этого упражнения мы используем детскую деревянную куклу в виде человечка с длинным носом, колпачком на голове, в курточке, штанах и деревянных башмаках. Участникам раздаются профессиональные роли, в соответствии с которыми они должны назвать этот объект.

Из записи ДС:

В.: У вас будет роль филолога, у вас – инженера-робототехника, у вас – мага, а вы будете врачом. Исходя из своей роли, назовите этот объект.

У. 1: Как филолог я скажу, что это Буратино или Пиноккио – герой детских сказок.

У. 2. Как маг могу сказать, что эта штуковина – ожившее под воздействием магии полено, оно может ходить, говорить.

У. 3. Я инженер, и здесь все просто. Это робот-андроид, корпус которого изготовлен из дерева. Длинный нос – это брак, антенна или какой-то неизвестный девайс.

У. 4: Как врач даже не знаю, что сказать. Но в свое время я учился на биофаке и как биолог говорю, что вижу антропоморфного дендромутанта.

В.: Гениально! По сути, все верно. Похож на человека, из дерева и мутант, потому как дерево не ходит и не говорит. Вот пример того, как можно по-научному описать любую известную вещь.

Можно предположить, что и название статьи «„Антропоморфный дендромутант“ в качественном анализе результатов глубинных интервью» привлечет более широкую аудиторию читателей, чем работа с более понятным названием «Основные способы кодирования первичных данных глубинных интервью».

Достоверность и валидность

Вопрос о том, как обеспечить достоверность и валидность качественного исследования, находится в фокусе внимания на всех этапах исследования от его замысла до презентации результатов и выводов. Когда в 1990-х годах мы начинали регулярные полевые исследования с применением качественного подхода, на наших первых «длинных столах» сам вопрос о валидности и достоверности их результатов ставился с большой осторожностью, так как эти понятия применяли в основном для количественных исследований, претендовавших на объективность.

Поэтому важно прояснить значение этих понятий и договориться, что участники данного конкретного исследования будут понимать под этими терминами и каким образом будут обеспечивать валидность и достоверность в своей полевой работе.

В рамках метода «длинного стола» под валидностью в широком смысле понимается степень соответствия всего того, что исследователь делает, изучая свой предмет, тому, что с этим предметом (явлением) происходит в действительности. В количественных исследованиях это обозначает правильность измерения (конструктная валидность) и внятность логических связок между причинами и следствиями (внешняя и внутренняя валидность).

Известные методологи качественного подхода, например Ивонна Линкольн, Эгон Губа или Майкл Паттон, трактовали валидность в качественных исследованиях как достоверность. Например, внутреннюю валидность можно отождествить с конвенциальной достоверностью как результатом конвенции разных ученых относительно соответствия выбранных ими методов целям и задачам исследования. Валидность и достоверность также могут достигаться общим согласием с операционализацией основных понятий и с интерпретацией смысла полученных данных.

Другой подход обеспечения достоверности уже претендует на объективность, так как требует подтверждения результатов исследования сведениями, полученными из разных источников, включая документы, статистику или «свидетельства независимых экспертов». Особое место в вопросе о достоверности качественных исследований занимает необходимость тщательного обоснования переноса моделей социальных механизмов и выводов на более широкий социальный контекст.

Разберем вопрос о валидности и достоверности на уже упоминавшемся в предыдущих главах примере, прижившемся в нашей школе-студии полевого исследователя. Он опирается на подход, который прививал нам Теодор Шанин: чтобы понять, чем это является, нужно разобраться, чем оно не является. В данном случае для понимания того, что такое валидность и достоверность, надо определить, что будет невалидностью и недостоверностью.

Рассмотрим пример. Перед исследовательской группой поставлена задача изучить случай жестокого обращения персонала детского дома с подопечными, понять его причины и дать, по возможности, прогноз о вероятности распространения этого негативного явления в других заведениях. Для исследователей эта тема новая, только у одного из них был опыт участия в исследовании причин «дедовщины» в армии. Срок исследования – два месяца. Группа выбирает качественный метод исследования – интервью и наблюдение, так как знаний предмета исследования и продуктивных гипотез, годных для проверки в анкетном опросе, практически нет.

Посмотрим на исследовательский процесс с точки зрения обеспечения достоверности результатов и их соответствия «реальности» как на картину развертывания симптомов невалидности и недостоверности. Понимание того, что считать невалидностью и недостоверностью, должно помочь определиться с тем, что делает результаты исследования достоверными и валидными.