Текст книги "Метод «длинного стола» в качественных полевых социологических исследованиях"

Специфические и неспецифические навыки, или Как приделать ручку к чемодану

В идеале «утиный тест» должен помочь выявить неспецифические навыки, которые нужны для практического применения качественных методов в социологическом исследовании. На мой взгляд, недостаточное развитие неспецифических навыков – одна из причин того, что обучение качественным методам часто сравнивают с «чемоданом без ручки»: нести тяжело и неудобно, а выбросить жалко. Действительно, владение практическими навыками выглядит как умение отыскать в своем арсенале подходящий, нужный для решения задачи инструмент и правильно, к месту, им воспользоваться.

Так вот, на занятиях по методу «длинного стола» выбор нужного инструмента из методического багажа и умение им пользоваться мы относим к специфическим навыкам, а то, что определяет эффективность и конечный результат их применения – к неспецифическим. Это та самая «ручка чемодана», без которой его тяжело нести.

В полевой практике отсутствие ручки у чемодана похоже на имитацию использования метода без достижения ожидаемого результата. Примером такого «культа карго» стала история, рассказанная одной из участниц «длинного стола».

Из записи ДС:

Л.Н. посещала курсы самообороны для женщин, поскольку жила в неблагополучном в криминальном отношении районе, где у нее отобрали смартфон, боялась повторного ограбления и хотела научиться себя защищать. Курсы вел опытный тренер, мастер рукопашного боя, прошедший «горячие точки» и обладающий всем арсеналом приемов самозащиты. В тот вечер Л.Н. возвращалась с очередной тренировки, где отрабатывали удар ребром ладони по сонной артерии потенциального злоумышленника. По случайному совпадению, именно в этот вечер недалеко от дома на нее напал грабитель: стал вырывать рюкзак, где были телефон, кошелек и прочие нужные вещи. Вместо того, чтобы безропотно, как в прошлый раз, отдать свое имущество, она неожиданно для себя развернулась и ударила нападавшего. Однако тот оказался амбалом размером со шкаф, и прием самообороны, проведенный девушкой весом менее 50 кг, не заставил его потерять сознание, а лишь привел в легкое замешательство. Грабитель рефлекторно отмахнулся, она отлетела, но, вскочив, в боевом раже опять двинулась на него. Не понимая, чего еще ждать от этого опасного существа, грабитель бросил рюкзак и убежал. В результате имущество было спасено, но у пострадавшей остались синяки от удара и падения.

Этот экстремальный пример вызвал дискуссию за «длинным столом» о том, что считать неспецифическими навыками для использования методов исследования.

Ведущий: Почему, на ваш взгляд, у Л.Н. получилась только имитация удара, который она отрабатывала на тренировке, и сработал (но мог и не сработать) только психологический эффект?

Участник 1: Мне понятно, я когда-то занимался. Если бы она раскалывала ребром ладони кирпичи, как ее тренер, то, поверьте, даже при весе в 40 кг это было бы, как удар ломом. Нужны были скорость, резкость, сила. Это физика, масса на скорость.

В.: Скорость, резкость, сила – неспецифические навыки, и они присущи всем. Но для выполнения этого технического приема нужен определенный уровень. Кто еще занимался спортом?

У. 2: Я, гимнастикой. Там тоже, пока не сядешь на шпагат, многие вещи никак не сделать.

В.: Вот, в нашем деле тоже: чтобы интервью или наблюдение у вас было не пустым, надо предварительно уметь «садиться на шпагат», иначе есть риск не провести интервью, а сделать только его имитацию.

У. 3: А разве от респондента это не зависит?

В.: Конечно, зависит, но его вы изменить не сможете, а себя можете. Я же говорю о снижении риска, а не о гарантии успеха.

У. 4: Ну, она же характер проявила, пошла на него, смелая.

В.: Значит, кое-какие неспецифические навыки можно развить в процессе деятельности. Она же не считала себя бесстрашным бойцом.

У. 3: А что у нас будет «шпагатом»? Что мы должны развивать у себя?

В.: Это те вещи, о которых, уверен, вы не раз слышали. Рефлексия, критико-аналитическое мышление, «социологическое воображение» [9]9
  Социологическое воображение – «качество ума, которое необходимо для осмысливания взаимосвязей между человеком и обществом, между биографией и историей, между отдельной личностью и целым миром» (Миллс Ч. Р. Социологическое воображение / пер. с англ. О. А. Оберемко; под ред. Г. С. Батыгина. М.: Изд. дом Nota Bene, 2001. C. 8). Это позволяет, как в примере с чашкой кофе у Энтони Гидденса (Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 2005. С. 18–19), увидеть, что кофе – не только напиток, но и социальный ритуал общения (пригласить на кофе), что зерна кофе в экономическом обмене в период колонизации ценились, как золото и нефть.


[Закрыть], беспристрастность, любознательность. Это как проверка музыкального слуха у учеников музыкальных школ: у большинства он есть, но нужен определенный уровень владения им. Важно отметить, что он развивается в процессе занятий, и недостаток музыкального слуха может компенсироваться чувством ритма.

Этот фрагмент работы «длинного стола» показывает необходимость предварительной диагностики неспецифических навыков, а также специальных упражнений для их развития. В практике работы «длинного стола» используется несколько умных «утиных тестов», которые выявляют уровень развития таких неспецифических навыков, как «социологическое воображение», рефлексия, эмпатия, любознательность, критико-аналитическое мышление. Эти навыки влияют на продуктивность использования качественного подхода в социологическом исследовании.

В качестве примера приведу несколько из них – те, что связаны с диагностикой наличия «социологического воображения» и любознательности: «Big Data в рекламе» и «Спроси у прохожего дорогу».

Инструменты и упражнения «длинного стола» для развития «социологического воображения»

Участникам «длинного стола» предлагается решить задачу из области таргетированной рекламы, использующей мобильные средства связи. Для такой рекламы важно знать пол владельца мобильного телефона, чтобы предлагать товары и услуги, соответствующие интересам мужчин и женщин.

В этой задаче можно наблюдать проявление «социологического воображения» как способности искать решение не в психологическом различии полов (представление о том, что женщины говорят по телефону дольше, чем мужчины), а во внешнем социальном факторе, который влияет на гендерное поведение, связанное с звонками по телефону.

Рецепты «длинного стола»

Ведущий: Хотите сами пройти «утиный тест»? Он из области рекламы на телефонах, для которой важно знать пол абонента, чтобы, к примеру, реклама помады попала женщине, а лезвий для бритья – мужчине. Провайдер может дать информацию только по дате звонка, его длительности и соотношению входящих и исходящих вызовов абонента. Можно ли по этим трем данным определить пол владельца телефона?

Участник 1: Конечно, женщины разговаривают дольше.

У. 2: Ну, как сказать. Есть разговоры по работе, делам всяким.

У. 3: Есть болтливые мужчины и молчаливые женщины.

В.: Нет, по длительности не получится. Много ошибок. Как еще можно более точно определить пол? Даю подсказку. Это можно сделать только у нас в России.

У. 2: А, поняла. Это 23 февраля и 8 марта?

В.: Точно. В эти дни количество входящих и исходящих заметно изменяется. Можно более точно вычислить пол владельца телефона. Вот, видите, те, кто нашел решение задачи, искали не индивидуальные особенности пола, хотя они тоже важны, а внешние факторы, которые влияют на гендерное поведение. Конечно, женщины могут поздравлять других женщин, а мужчины – мужчин со своим праздником. Но на больших данных разница в эти дни заметна. Вот вам «социологическое воображение» на практике.

Интересно, что первоначально это упражнение предназначалось для преодоления застенчивости при установлении контакта с незнакомым собеседником, если участник «длинного стола» отмечал у себя такой недостаток. Однако выяснилось, что упражнение также помогает выявить способность к «социологическому воображению».

Процедура простая. Нужно спросить у нескольких прохожих дорогу к определенному месту и попросить указать ориентиры, по которым его легко найти. При обсуждении результатов этого упражнения мы выясняем, какие объекты (аптеки, банки, магазины, памятники и т. п.) были названы и чем это можно объяснить. Как правило, обладатели «социологического воображения» сравнительно больше выделяют ориентиры, на которые указывают все прохожие вне зависимости от пола, возраста и других признаков. Например, торговый центр, церковь, банкомат, памятник, а не детская площадка, магазины косметики или охоты и рыбалки. Они больше интересуются вопросом, почему разные люди – мужчины, женщины, дети – называют одни и те же объекты, а не те, которые соответствуют их нуждам.

Тест на любознательность

Большинство «утиных тестов», которые включены в метод «длинного стола», появились случайно, в ходе наблюдения за различным поведением участников рабочей группы в процессе подготовки к «полю». Но некоторые из них появились как продолжение уже созданных, в качестве дополнительного бонуса, – например, описанное выше «Спроси дорогу». Один и тот же тест иногда может выявлять уровень развития различных неспецифических навыков. Приведу два примера.

На конференциях и семинарах меня всегда удивлял факт безмятежного равнодушия, даже демонстративного безразличия значительной части присутствующих к поискам и результатам коллег по цеху, особенно если их исследования выполнены в другой парадигме или по неблизкой слушателю тематике. Многие эксперты считают, что это продукт современной системы образования, которая отбивает у детей любознательность еще в нежном возрасте, но я помню, что безразличных и 30 лет назад было достаточно, а любознательных мало. Может, это просто редкий дар? Как его разглядеть и не пропустить? Я сталкивался с проявлением любознательности в чистом виде и сумел убедиться в значимости этого фактора для «взаимной любви социологии и социолога».

Мне нужны были шесть исследователей с базовым социологическим образованием для работы с труднодостижимыми респондентами по «тонкому» вопросу. Собралось десятка полтора претендентов. Для отбора у меня было несколько задач на выявление специфических и неспецифических «скиллов». Одна из них, описанная выше, была как раз на «социологическое воображение». В тот раз ее смогли решить только трое. В конце концов я отобрал нужных мне специалистов, но процедура затянулась часа на три. Когда все закончилось, пошел к своей машине на стоянке и вдруг услышал, как кто-то окликнул меня по имени-отчеству. Узнал молодого человека, которого отсеяли в самом начале отбора.

Состоялся диалог, который я записал в свой полевой дневник почти дословно:

– Чуть вас не упустил, не заметил, как вы вышли.

– А в чем дело?

– Я насчет ответа про «Big Data».

– А, догадались все-таки, молодец.

– Нет, не догадался.

– ???

– А какой же правильный ответ, как же они это узнали?!

<Пауза>

– Знаете что, приходите завтра на встречу рабочей группы, я вас беру седьмым.

Впоследствии я ни разу не пожалел о своем спонтанном решении. А тогда подумал, что человек, способный три часа ждать из чистого любопытства, зная, что это уже никак не повлияет на его цель, заслуживает того, чтобы его посмотреть в деле.

Заметить способность к чистому любопытству и любознательности не так сложно. В ходе работы «длинного стола» проявление этого неспецифического навыка можно увидеть достаточно часто, так как любопытство связано с вопросами участников ведущему и друг другу. Но есть моменты, когда я намеренно создаю ситуации для проявления этого качества, об этом второй пример.

Рассказываю историю о создании КИВа (ключевого исследовательского вопроса) на тему снижения темпов роста распространения ВИЧ-инфекции среди потребителей инъекционных наркотиков. КИВ отражал непонимание исследователями факта использования наркоманами для инъекций «грязного» инструмента, хотя шприц в аптеке «стоит 3 рубля», и аптек, «как грибов после дождя». При этом наркоманы знают, что через грязный шприц можно «подцепить» гепатиты, ВИЧ-инфекцию, ЗППП. Я специально не говорю о полученном ответе на этот вопрос. Как правило, часть аудитории не интересуется, что мы узнали в результате нашего исследования, и просто ждет продолжения темы про технологию создания КИВа. Но всегда находятся и те, кто просит объяснить, в чем там было дело.

Парадоксы методической рефлексии

Читая методическую литературу для качественных исследований, порой удивляешься обилию ритуальных призывов «постоянно заниматься методической рефлексией», «работать над ошибками» и пр. – они сходны с благими пожеланиями быть «эмпатичными», самокритичными, наблюдательными и любознательными. Чтобы следовать таким призывам, недостаточно понимать важность обладания этими качествами – нужны знания о методах их применения, так как затруднительно рефлексировать о том, в чем слабо ориентируешься. Осознанность (mindfulness) того, что мы делаем, как мы это делаем, зачем мы это делаем, почему у нас получается или не получается, базируется на сравнении с методическими «образцами» подходов к решению сходных исследовательских задач.

Но если знание о методе можно, как пирамиду из камней, построить из прочитанных статей, монографий и учебников по методам, то методическую рефлексию как осознанность своих действий можно только «выращивать», так как это умение, навык, который накладывается на привычный образ мышления и поведения. Один раз научившись кататься на велосипеде, мы и через 20 лет сможем на нем хоть как-то поехать. Но выучив иностранный язык и не пользуясь им, вряд ли через 20 лет кто-то сможет его вспомнить – он будет вытеснен другими языковыми привычками. Так и в анализе своих мыслей, чувств и действий нужно упражняться.

Методическая рефлексия для полевой работы исследователя – как контрольная лампа на пульте охраны, функция которой в своевременном оповещении о том, что на объекте все в порядке или возникла нештатная ситуация. Формирование и закрепление навыка осознания своих действий в поле осложняются рядом барьеров, препятствующих этому процессу, а некоторые еще и гасят само стремление к методической рефлексии.

В качественных социологических методах исследования, особенно в проведении свободных интервью, в разных формах наблюдения, в анализе первичных данных и выводах так много от искусства, что многие полевые исследователи, мне кажется, стараются не задумываться, как у них получается проникнуть в суть социального явления, найти взаимосвязи между разрозненными факторами.

Мне приходилось слышать опасения, что регулярная методическая рефлексия может подорвать доверие к своему опыту и интуиции, ограничить свободу творческого поиска, разрушить уникальность непосредственности своего «социологического воображения». В качестве аргумента часто приводят историю сороконожки, которая задумалась над тем, как она синхронизирует движения многочисленных пар своих ног, запуталась в них и не смогла сделать и шага.

Но мало кто знает о продолжении этой притчи: сороконожка после своей транспортной катастрофы не впала в уныние, а начала упорно изучать, как двигаются ее ноги, пока не смогла снова пойти. Более того, теперь она умела не только уверенно ползать, как и раньше, но даже прыгать и танцевать. То, что было неосознанной привычкой, инстинктом, стало знанием.

Вторым аргументом «антирефлексии» являются проблемы обучения методу, связанные с известным афоризм Бернарда Шоу: «Кто умеет, тот делает; кто не умеет, тот учит других». Давайте снова вспомним сороконожку из притчи. Тот, у кого неосознанная профессиональная компетенция стала знанием, которое он неоднократно проверил на практике, смог усовершенствовать и развить, имеет больше шансов передать ученикам свое искусство.

Способность к рефлексии также является одним из ключевых понятий в методе «длинного стола». Неслучайно Теодор Шанин уделял уровню развития рефлексии большое внимание, считал ее центральным элементом в подготовке полевого исследователя и, шире, методологическим подходом к сбору и анализу данных в качественном исследовании. Для этого он даже ввел специальный термин «двойная рефлексивность», которая возникает в интервью между собеседниками.

«Мы поэтому назвали двой ной рефлексивностью отношение между: а) тем, что наблюдается исследователем; б) интерпретативными действиями исследователя, а также влиянием их на изучаемый объект; в) субъективностью объекта, выражающейся главным образом в том, как объект исследования определяет сделанный им выбор. Сюда же относятся значения и смысл, признаваемые группами, к которым принадлежат исследуемые. Мы считаем этот „треугольник“ а-б-в ядром методологии и ее отправной точкой, как в полевой работе, так и в интерпретации результатов, основой ее эвристической силы и ограничений. Важным следствием этого тройственного соотношения является предположение о том, что ни исследователю, ни исследуемому не принадлежит монополия коммуникации, которая осуществляется между ними, и ни у одного из них нет привилегии на окончательное их познание»[10]10
  Штейнберг И., Шанин Т., Ковалев Е., Левинсон А. Качественные методы. Полевые социологические исследования. СПб.: Алетейя, 2009. С. 25.


[Закрыть].

В ситуации интервью «двойная рефлексивность» обозначает взаимное влияние интервьюера и информанта друг на друга, где сам процесс исследования изменяет его участников. В результате этой коммуникации возникает новое понимание темы интервью, которое не принадлежит полностью ни исследователю, ни информанту. Это также касается интерпретации и анализа ответов информантов исследователем. Можно сказать, что в процессе интервью сталкиваются рефлексия знаний и опыта интервьюера (в виде вопросов и интерпретации ответов) с рефлексией знаний и опыта информанта, его восприятием интервьюера (в виде ответов на вопросы). Применительно к сбору данных в ходе интервью этот процесс можно назвать «двой ной рефлексивностью».

Примером «двой ной рефлексивности» может служить отрывок из интервью 2020 г. с главой КФХ (крестьянское фермерское хозяйство) Кизнерского района Удмуртии, связанный с отношением к труду жителей сел на местных предприятиях и на «вахтах» за пределами района:

Интервьюер: Вот вы говорите, что основная проблема – это отношение работников к труду, низкая производственная дисциплина. Часты случаи прогулов из-за пьянства, лени и т. д. Но я был на Ямале, видел тех же людей из вашего района на буровых и на стройках. Здесь они не хотят работать как следует, пьют, а там усердно трудятся и не пьянствуют.

Эксперт: Люди просто отвыкли работать. Это безответственность, скажем так.

И.: Да, но там-то, на вахтовках, они работают.

Э.: Получается, да.

И.: Здесь они не работают, там работают.

Э.: Да.

И.: Но это те же самые люди.

Э.: Да, да. Вот такая вот у нас ситуация. По крайней мере, я сужу по нашему району. Если хотите дисциплину хорошую, надо платить, скажем так, реально большие деньги. Есть хозяйства, где платят серьезные деньги, – там очень серьезная дисциплина. Когда 50–60–70 тысяч получают, они приходят на работу не в 8 часов, а в половине седьмого, и даже в 6 утра. Человек уже не сидит на месте, он знает, что может потерять эту высокооплачиваемую работу, и такую уже не найдет.

И.: Получается, что люди не отучились работать, если дисциплинированный и трудолюбивый работник на «вахтовке» и нетрезвый, ленивый житель села – это один и тот же человек. Наверное, дело в условиях труда, а не в том, что люди такие по своей природе.

Э.: Но не все же, есть те, которых уже ничем не поднимешь. Ни зарплатой, ни наказанием. Хотя, кто его знает… Вот ко мне приходили с просьбой отвезти в город «закодировать», чтобы уехать на заработки. Там он работает, да.

И.: Значит, могут ваши люди работать как надо. Почему здесь они этого не делают? Только из-за условий или есть еще что-то?

Э.: Ну не знаю. Вижу, приезжает человек с вахты, а тут друзья, родственники, соседи, дела всякие, он и расслабляется.

И.: Я подумал, еще дело в том, что он приезжает на вахту заработать, а тратить и жить он будет там, откуда приехал.

Э.: Да, да, там он в основном работает, а здесь еще другие дела есть.

В этом интервью отчетливо видна «двойная рефлексивность» – собеседники, обдумывая вопросы и ответы друг друга, в процессе разговора приходят к выводам, корректирующим первоначальную точку зрения обоих.

Эксперт и интервьюер размышляют не только о хорошо известной роли условий труда, но и о «монорольности» работника на «вахте». Иными словами, там человек выступает только в одной роли – наемный работник, а по месту жительства он включен в разнообразные отношения за пределами предприятия, где выполняет семейные, соседские и другие социальные роли. Как изменить отношение к труду и поднять производственную дисциплину работников с учетом фактора их «полирольности» по месту жительства, чтобы они работали, как на «вахтовках», – этот вопрос появился в процессе столкновения двух рефлексий собеседников. Видно, что понимание причин различного отношения к труду исходило из установок и опыта собеседников, которые придавали фактам свои значения и смыслы, признаваемые группами, к которым принадлежат исследуемые и исследователи. Это стало важным условием для более объемного видения проблемы.