Текст книги "Карми"

Ролнек взял у Стэрра тряпку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении рукавицей.

– Левая, – глубокомысленно заметил Смирол. – К нежданным хлопотам.

Таву-аро позвал издали. Они подошли и увидели, что он обнаружил веревку с ременной петлей, спрятанную под камнем. Смирол мельком осмотрел веревку, бросил ее на место и привалил камнем.

– Итак, побег, – отметил он. – Будем расследовать или бросим? Не наше дело, если подумать.

– Будем расследовать, – решил Ролнек. – А то распустились, разленились, смотреть противно.

– Вот и не верь после этого приметам, – проворчал Смирол.

– Разделяемся, – скомандовал Ролнек. – Мы с Рыжим пойдем посмотрим, как там в монастыре дела и что слышно о побеге. А вы идите по следу. Старший – Стэрр, – закончил он.

Коттари медленно пошли вдоль стены, замечая следы, оставленные беглянкой. А Ролнек и Смирол направились к воротам монастыря. Ролнек воспользовался случаем, чтобы укорить Смирола в разболтанности; Смирол молчал – слова Ролнека его ничуть не задевали.

– Ладно, хватит молоть глупости, – сказал он наконец. – Посмотри-ка.

На полосе отлива под утесом ходили озабоченные люди, внимательно осматривая обнажившееся дно.

– Что случилось? – спросил Ролнек подвернувшегося местного жителя.

– Монахиня сошла с ума и бросилась в море, – ответил тот. – А вам что за забота, господа?

– Любопытно, – бросил Ролнек таким тоном, что у человека отпала охота спрашивать. Впрочем, следить он за ними не перестал – такая уж натура у аборигенов Ваунхо. Поэтому гэнкары потеряли всякий интерес к происходящему на кромке прибоя и вошли в ворота, обсуждая особенности укреплений с узко специальной точки зрения – каковы возможности покушений при посещении храма важной особой.

– Тьфу, безбожники, – с досадой плюнул им вслед абориген. Увы, науськать на гэнкаров фанатиков было нельзя. Чертовы мальчишки имели право здесь находиться, более того – имели обязанность осматривать все, исходя именно из профессиональных интересов.

Гэнкары обошли храм вокруг, спросили у священников разрешения осмотреть алтарь, походили, разглядывая статуи и иконы. Ролнек принялся расспрашивать об одном из изображений. Скрывая раздражение, ему ответили. Смирол разглядывал фонтанчик со святой водой, поинтересовался у служки, не засоряется ли, в ответ получил гневный взгляд, усмехнулся и позвал Ролнека:

– Ладно, пошли на солнышко.

По узкой крутой лестнице они поднялись в хозяйственный двор монастыря. Здесь не было обычной деловой, размеренной атмосферы – монашки были озабочены и печальны. Ролнек попросил разрешения осмотреть стены. Его укорили: «В такой день…»

– В любой день, – твердо ответил Ролнек. – Каждый день кто-то умирает и кто-то рождается.

– Ах, смотрите, – бросили ему, лишь бы отвязался. Гэнкары пошли по стене, посматривая вокруг и вниз.

– Вот здесь она спустилась, – тихо проговорил Смирол. Ролнек бросил мимолетный взгляд на крюк, с которого была стерта старая ржавчина.

– Отчаянная девица, – заметил он, глянув вниз.

Они прошли еще шагов двадцать и остановились около двух монахинь, которые молились, плача, над обыкновенной шалью.

– Прошу прощения, уважаемые дамы,; – мягко проговорил Смирол. – Это шаль той несчастной, которую ищут на отмели?

Его участливый голос мог обмануть кого угодно. Ролнек к таким уловкам не прибегал. Он смотрел вниз.

– Скала в этом месте совсем отвесная, – заметил он. – Если эта женщина здесь падала, она попала прямо в море.

– Наверное, ее унесло отливом, – сказал Смирол. – Тут сильные течения.

– Бедная девочка, – всхлипнула одна из монахинь. – Как же мы не уберегли! Она казалась такой спокойной, такой… – Женщина утерла рукавом слезы. – Ах, молодые господа, она была настоящим ангелочком!

Ролнек откровенно скучал. Смирол напустил на себя печальный вид.

– Бедняжка, – выговорил он прочувствованно. – Как же нужно страдать, чтобы решиться на такое…

Его тактика принесла некоторые плоды.

Пока Ролнек, скучая, прогуливался по периметру, Смирол узнал, что девушке было лет пятнадцать, что она из богатой семьи и недавно лишилась родных. О ней заботился благородный господин из Горту, хотел женить на ней сына, но она, бедняжка, была слишком больна из-за обрушившихся на нее несчастий, да и срок траура нужно соблюдать; три месяца траура – вполне приличный срок, женитьба не будет казаться поспешной. В следующем месяце девушку должны были забрать и увезти в Горту…

Смирол наконец счел, что узнал достаточно, почтительно откланялся и утащил Ролнека вниз.

– Сиротка с хорошим приданым, – возбужденно сообщил он. – Обычная история. Но девочка оказалась умна… Можно на этом подзаработать.

– Глупости, – отмахнулся Ролнек. – Мы на Ваунхо. Хокарэмы не могут здесь охотиться на людей – право убежища, черти б его побрали, заповедник Святого братства.

– Да нет, – возразил Смирол. – Заплатит сама девица. Мы ей поможем.

– Этого еще не хватало! – проговорил Ролнек. – Укрывать беглянку из монастыря, чью-то невесту и богатую наследницу. Твоя шкура выдержит две сотни плетей?

– Моя шкура столько не выдержит, – согласился Смирол. – Я превосходно обойдусь и без плетей. Но ты только подумай, какой чудесный случай испытать наше умение! Вытащить беглянку с Ваунхо. Кому из райи это удавалось?

– Кому из райи это приходило в голову? – парировал Ролнек. – Связываться со Святым братством…

– Тогда я сделаю это сам. На свой собственный страх и риск.

– Какая муха тебя укусила? – изумился Ролнек. – Ты хочешь рисковать? Спятил!

Было чему удивляться. Смирол риска не любил, обостренный нюх на опасности заставлял его держаться подальше от любых авантюр.

Коттари проследили Саву до дороги, а дальше Смирол отправился один, высматривая среди толп паломников одинокую девушку лет пятнадцати. Упорядоченность, насаждаемая Святым братством, была ему на руку – движение по дороге шло только в одном направлении, и Смирол просто неспешно бежал по обочине, не пропуская взглядом ни одной женской фигуры.

Разумеется, он ее нашел.

– Это тебя оплакивают в Инвауто? – тихо спросил Смирол, переходя на шаг около одиноко идущей девушки. – Тебя, – отметил он, увидев ее испуг. – Сворачивай в лес. И без фокусов.

Девушка отшатнулась от него, как от прокаженного, но в этом не было ничего особенного – любая богомолка испугалась бы, заметив рядом с собой насмешника-гэнкара.

Смирол присел на камень и вытряхнул из сапога несуществующий камешек. Девушка пугливо оглянулась, прошла еще немного вперед и свернула в лес. Смирол пробежал еще шагов двести, потом тоже свернул с дороги и вернулся к девушке.

Она ожидала, прислонившись к дереву; по ее лицу катились злые слезы.

– Выследил, да? Доволен? Услужил хозяину? – В голосе ее страха не было, только ненависть.

– Так ты по выговору сургарка, – сказал Смирол.

– Твой хозяин не сказал тебе, кого ты стережешь?

– У меня нет хозяина, – произнес Смирол. – Я гэнкар. Девушка смотрела на него с удивлением.

– Выслушай меня, – предложил Смирол. – Может быть, сумеем договориться.

– Ладно, говори.

– Я тебя вовсе не знаю, но кое-что сегодня узнал. Итак, ты из Сургары. Вероятно, твой отец был богатым человеком… Молчи! Слышал я, что там в Сургаре творится. Твой отец погиб, и тебя некому защитить. Знатный майярец – из Горту, я слыхал – решил преумножить свое состояние, женив на тебе своего сына. Ты не хочешь этого и сегодня ночью бежала из монастыря. Так?

– Это близко к истине, – медленно проговорила девушка. Ее настроение вдруг заметно изменилось. Злость сменилась заинтересованностью.

– Ты мне заплатишь, если я помогу тебе выбраться с Ваунхо?

– Ты же гэнкар, – с неясной усмешкой сказала девушка. – Как посмотрит на это твой мастер?

– Боюсь, без одобрения, – признал Смирол. – Но мне нужны деньги. Ты в состоянии заплатить мне пять эрау? Это тебя не разорит?

– Это ловушка? – резко спросила девушка.

– Это не ловушка, – уверенно ответил Смирол. – Я берусь вытащить тебя отсюда.

– Я дам двенадцать эрау, если ты поможешь мне выбраться с Ваунхо, – сказала она.

– По рукам, – кивнул гэнкар. – Меня зовут Смирол.

– А меня… – она помедлила, – Карми.

– Это сургарское имя?

– Это не имя и не сургарское слово, – сказала Сава. – Это просто… ты будешь так меня называть.

– Слушаюсь, – улыбнулся Смирол. – Тогда, милая моя госпожа, давай займемся твоим преображением. В этих тряпках у тебя нет ни малейшего шанса.

Они углубились в лес, нашли укромное место, где и устроили свой лагерь. Преображение началось с волос: Смирол нагрел на костре воду и собственноручно вымыл голову девушке и расчесал, смачивая гребешок какой-то дурно пахнущей ваксой.

– Гадость какая… – процедила сквозь зубы Карми.

– Потерпи, – сочувствующе проговорил Смирол, продолжая массировать голову. – К сожалению, придется немного подрезать волосы.

– Делай что хочешь, – промолвила Карми.

Жалеть уже было нечего. Месяц назад она в каком-то умопомрачении, к ужасу монашек, обрезала свою роскошную косу. На душе легче от этого не стало, и она с большим трудом привыкала к своей куцей шевелюре.

Смирол для сравнения отрезал прядь своих волос.

– Почти один цвет, – с удовлетворением отметил он.

– Зачем? – вяло осведомилась Карми.

– Я собираюсь раздвоиться. К стыду моему, я почти не отличаюсь от тебя ростом…

– Ты еще вырастешь, – равнодушно утешила его Карми.

– Хотелось бы… – вздохнул Смирол. – Я одолжил у Ролнека его запасные штаны. Мне придется носить их, а ты будешь ходить в моих. Я не могу подставлять моих приятелей.

– Что за Ролнек?

– Ты его не знаешь, он тебя не знает, и оба вы счастливы… Он не такой дурак, как я, и ему не нужны лишние хлопоты.

Карми искоса глянула на него:

– А чем ты рискуешь?

– Мастеру не понравится – меня высекут.

– Как, хокарэмов секут?

– Секут коттари и гэнкаров, – объяснил Смирол. – Не очень часто, но бывает. Боль учит смирению, сама знаешь.

– Не самая важная черта в характере хокарэма, – заметила Карми.

– Пара капель смирения полезна каждому, – философски заметил Смирол.

Когда смыли краску и волосы высохли, то Карми увидела в луже, что стала светлой шатенкой.

– Похожа на чучело? – спросила она.

– Я же не фрейлину из тебя делал, – возразил Смирол. – За моего двойника сойдешь.

Карми переодевалась, сожалея, что не может разглядеть себя в настоящем зеркале, – впрочем, если сравнивать со Смиролом, любоваться было нечем: сильно потрепанная и не очень чистая одежда, светлые рыжеватые волосы – какой-то ничтожный полукровка, хоть и в хокарэмском обличье, – ужасно!

Однако этому рыжему наглецу внешнего сходства было мало. Он приказал Карми пройтись перед ним и тут же начал лезть с поучениями.

– Держишься ты хорошо, – признал он. – Но вот… Оказывается, в хокарэмском поведении было множество нюансов. Карми старательно пыталась выполнять рекомендации Смирола, пока он не махнул рукой:

– Сойдет!

И вместо одного рыжего гэнкара на острове Ваунхо появились два. Они никогда не появлялись вместе, встречались редко и только ночью, когда их схожесть скрадывала темнота. Смирол пользовался этими встречами, чтобы давать дальнейшие распоряжения.

На материк Карми переправилась на пароме. Чиновник отметил имя Смирола в числе выбывших. Как с острова выбирался рыжий гэнкар, осталось неизвестным. Он объявился в условленном месте спустя три дня и выглядел при этом более потрепанным, чем обычно. От рассказов, однако, воздержался. Карми пришла к выводу, что он не так болтлив, как кажется с первого взгляда.

Прежде всего гэнкар накинулся на еду. Ел он много и жадно, при этом не забыл отметить, что пища ему не нравится.

– У нас была прекрасная кухарка, – парировала Карми, – я у нее училась.

– Плохо училась.

– А по-моему, еда как еда, – заметила Карми. – Не привередничай.

Гэнкар надолго замолчал.

– Когда я получу свои деньги? – спросил он.

– Я доберусь до Сургары и вышлю. Куда?

– В Ралло. Мне.

– Ладно, – вяло сказала Карми. – Теперь ты куда?

– В Гертвир. Я и так порядочно отстал от Ролнека. Карми проговорила, вычерчивая на земле прутиком подобие карты Майяра:

– Можно мне пока идти с тобой?.. Или я должна заплатить еще?

– Неплохо бы, – усмехнулся Смирол. – Но у меня есть капелька совести. Я так много на тебе заработал, что было бы просто бесстыдством взять у тебя еще хоть одну монетку… Пошли так.

Через два дня они догнали Ролнека и остальных. Карми рассчитывала дойти с ними до города Тиэртхо и там переправиться через Ланн. Однако Ролнек заявил, что Карми – его пленница и должна идти вместе с ними до замка Ралло. Смирол попробовал возразить – Ролнек возражений не слушал. Карми, понимая, что в этой ситуации ничего не сделаешь, презрительно молчала. Можно было, конечно, попробовать подбить Смирола на неподчинение, но она чувствовала, что это ей не по силам. Смирол, хоть и казался легкомысленным, все же всегда поступал так, как это было выгодней, – а какая выгода помогать беглой монашке удрать от Ролнека? Одно дело – монахи, другое – свой брат хокарэм. К тому же деньги свои он уже заработал.

Глава 2

Эрван, хокарэм принца Марутту, сидел на носу трехмачтового цангра. Цангр, который чаще называли плавучим дворцом, поднимался с приливной волной от моря к городу Тиэртхо, расположенному в одиннадцати лигах от морского побережья. Ланн, Золотая река, в этот час повернул вспять свое тихое течение, смешав воды с соленой водой, растекся по низинным болотам Тланнау. Низкорослые полузатопленные рощи служили приютом морским бродягам, пиратам и разбойникам самых разных рангов, от беглых рабов до чересчур предприимчивых солдат, но ни один из них не рискнул бы напасть на гордо проплывающий цангр принца Марутту, блистающий богатством убранства.

Высокий принц не вышел на палубу даже после того, как цангр остановился у выстланной коврами пристани.

Встречающие своего государя горожане полтора часа ожидали, когда он соизволит сойти на землю; ждали и семьи моряков, пришедшие встретить своих кормильцев, – ибо никто не смел покинуть корабль, пока на борту находится принц. Эрван все это время цепко рассматривал обстановку на пристани. Ничего угрожающего не было, зато, к своему удовольствию, Эрван заметил шестерку юных хокарэмов, с любопытством наблюдающих за маневрами великолепного цангра. Предстоящей встрече с ними Эрван искренне обрадовался – не так уж часто встречаются в Майяре хокарэмы. Разговор в любом случае обещал быть интересным, и вдобавок имелась возможность послать весточку в замок Ралло.

Старших мальчиков Эрван знал: Ролнек, тайная гордость старика Логри, и Смирол, считающийся слабаком, – у него из-за этого были проблемы с поиском места службы. Имени третьего паренька, такого же рыжего и такого же тонкокостного, Эрван припомнить не мог, но лицо показалось ему знакомым. Остальные же мальчишки слишком малы, чтобы Эрван что-то мог знать о них.

Когда принц наконец соизволил сойти с корабля на берег, Ролнек протолкался через толпу отбивающих поклоны горожан и мелкой знати. На его сдержанное приветствие принц ответил ласково, пригласил мальчишек-хокарэмов пообедать за его столом. Такое гостеприимство вовсе не в диковинку среди майярских аристократов: хокарэмы, несмотря на малочисленность, немалая сила в Майяре, и знать не упускала возможности показать им свое расположение.

Принц Марутту особо приказал Эрвану позаботиться о гэнкарах (впрочем, при ближайшем рассмотрении один из них – рыжий, похожий на Смирола – оказался девушкой).

По пути в свой замок Марутту расспросил Эрвана о трех старших, младшие его не интересовали: новый хокарэм нужен был Марутту в этом году.

Эрван предупредил, что Ролнека Логри не отдаст.

– Жаль, жаль, – пробормотал принц. – А девочка, что она?

Эрван признался, что об этой девочке ничего не помнит.

– Она хороша, – заметил принц. – Полукровка, конечно, но с изрядной примесью благородной крови. Эти рыжие волосы делают лицо каким-то диким… Хороша! – повторил Марутту.

– Не очень, – отозвался Эрван. – Она слаба. Не иначе как ее растили в щадящем режиме. Не представляю, как она дожила до этих лет. – Он подумал и добавил: – Похоже, у нее есть хозяин, а то почему с ней нянчатся?..

Марутту понял его мысль: очень вероятно, эта девушка из незаконных детей какого-нибудь знатного человека, тот отдал ее обучиться хокарэмским наукам, чтобы потом продать за хорошие деньги. Последнее время начал возрождаться в Майяре древний обычай – иметь наложниц-телохранительниц. В таком качестве, конечно, лучше настоящая хокарэми, подготовленная без скидок, но и такие, с неполной выучкой, тоже хороши. К тому же они много дешевле, и потом, зачем, собственно, они нужны – телохранительницы, если у каждого мало-мальски знатного человека и так есть надежная охрана.

– Все-таки разузнай, кому она принадлежит, – сказал Марутту. – Может быть, удастся купить. И… пожалуй, я сделаю ей подарок, – добавил он, ибо обычаем не запрещалось одаривать питомцев замка Ралло.

Подарок принесли, когда юные хокарэмы, расположившись в отведенном им покое, деловито приводили одежду в порядок, чтобы не стыдно было показаться в трапезном зале. Смиролу было не очень ловко: ему пришлось поделиться с девушкой одеждой, и ободранные штаны, в которых он выбирался с острова Ваунхо, его сильно смущали. Сейчас он, обернув бедра повязкой, сосредоточенно штопал свои многострадальные штаны, а девушка ему помогала, отчищая его куртку, густо замазанную глиной. Ролнек чинил Смироловы сапоги.

– А может, я буду ходить босиком? – риторически вопрошал Смирол.

– И в набедренной повязке, как рыбак, – ехидно добавлял Таву-аро.

– Любопытно, – продолжал Смирол, разглядывая штаны на просвет. – Даст ли нам Марутту денег? Не могу же я в драных штанах через весь Майяр топать.

– Эрван одолжит, – спокойно отозвался Ролнек, вырезая из своей куртки кусочек кожи для заплатки. – И вообще, хокарэм может быть совсем голым, главное – чтобы он был хокарэм.

– Неприлично, – смеялся Смирол, показывая мелкие белые зубы, ровные и безупречные. – С нами дама.

Ролнек, бросив взгляд на девушку, промолчал. Теперь уже не было необходимости выдавать ее за мальчишку. На даму она никак не тянула. Но поведение Карми ставило Ролнека в тупик: девушка явственно представлялась плодом хокарэмского воспитания и в то же время повадка ее была совершенно чужой.

Она казалась уверенной в себе, но эта уверенность тоже была чужой, не хокарэмской, она не опиралась ни на силу, ни на хитрость или умение. Ролнек не представлял, какое ее качество могло придать ей бесстрашное спокойствие. Она не боялась их – хокарэмов, позволяла себе сказать порой что-нибудь презрительное, но неизменно оставалась послушной, не желая испытывать на себе хокарэмское принуждение. Ролнека порой подмывало сделать и ее язык таким же покорным, но ему припоминались слова Логри: «Раздражение от бранных слов – признак слабости», и Ролнек гнал от себя эту слабость.

Мужской костюм был ей, похоже, не в диковину, она его носила легко и уверенно. Осанка у нее не хокарэмская, но Ролнек не стал бы утверждать, что она хуже. И Ролнек был уверен, что на посторонний, неопытный, взгляд эта беглая монашка кажется хокарэми.

И еще одно обстоятельство, совсем уже не лезущее ни в какие ворота: иголку в руках она держала неуклюже, как будто это был непривычный ей инструмент. Скажите-ка, в каком из майярских сословий могла вырасти девица, не обученная шитью? Даже очень знатные дамы, даже королевские дочери почти все свое время посвящают шитью или вышиванию.

– Я не прошу золота! – взорвался вдруг Смирол, уколовшись иголкой. – Я прошу лишь новые штаны!

Будто в ответ на его просьбу, вошли слуги Марутту, несущие на подносе сверток. И Смирол выжидающе выпрямился: а вдруг, чем черт не шутит, это действительно штаны для него. Но слуга обратился к девушке:

– Госпожа, государь шлет тебе подарок. – Он поклонился.

Девушка перевела взгляд на Ролнека. Тот бросил Смиролову обувку на пол, подошел, взял с подноса сверток и развернул. В нем оказалось платье из очень тонкой шерсти, сшитое на сургарский манер.

Девушка тронула платье, взяла его в руки, каким-то чисто женским движением приложила к себе.

Слуги, не дожидаясь ее ответа, ушли.

– Здорово! – оценил Смирол, по-прежнему сидящий на полу. – Тебе очень пойдет. – Он уже сообразил, что, если девушка наденет платье, его почти новые штаны вернутся к нему. – Померь!

– Нет, – сказала она равнодушно, аккуратно сложив платье и бросив на лавку.

– Ты обманешь ожидания нашего радушного хозяина, – заявил Смирол, возвращаясь к штопке. – Он определенно положил на тебя глаз.

– Мерзкий паук, – отозвалась девушка.

– Я уверен, он пошлет гонца к Логри, чтобы тебя отдали ему, – проговорил Смирол лукаво. – Что же ты тогда будешь делать? Откажешься?

– Нет, – ответила девушка спокойно. – Не откажусь. Ролнек вскинул на нее глаза. Что-то недоброе почудилось ему в интонации. Почудилось? Или в самом деле скрытая угроза? Ох, святые небеса, да что же это за девка такая?

Марутту сразу заметил, что его подарок остался без внимания.

– Почему ты не приняла платье? – спросил он.

– Не хочу, – сказала она. – В платье неудобно. Марутту улыбнулся:

– Зато, я уверен, в нем бы ты была красавицей.

– Ты смеешься надо мной, государь? – кротко спросила она.

Она не была красивой, и вряд ли это могло исправить самое красивое платье. Неровно стриженные рыжеватые волосы, черты лица, более подходящие смазливому мальчику, чем женщине, уже неновая хокарэмская одежда… Да, пожалуй, красивой ее не назовешь. Но что-то безусловно привлекательное было в ней, – может быть, ее спокойная непринужденная гибкость, может быть, что-то другое, что станет более заметным с годами.

Марутту устремил глаза на небрежно развязанный ворот ее рубахи, намекающий, что за ним скрывается вовсе не плоская мальчишеская грудь.

«Куплю, – решил Марутту. – За любые деньги. Велю нашить платьев, как на сургарском сервизе. Сургарские платья – как раз для нее… Появляются порой в Майяре девушки, в жилах которых возрождается кровь языческой богини Карасуовиангэ, – думалось Марутту, – девушки, которые сводят мужчин с ума неженской духовной силой, девушки, „которые сотрясают княжества и волнуют океаны”. Такой была Анги Таоли Сана, такой была Лавика-аорри, такой была Хэлсли Анда Оль-Карими… И такой могла бы стать сургарская принцесса Карэна Оль-Лааву, вдова Руттула, могла бы стать, если бы ее не сломило горе».

Эта девочка, пока еще безымянная для Марутту, была чуть пониже сургарской принцессы, покрепче той и куда худшей породы; конечно, полукровка, что с нее взять. И благородного воспитания она не получила, но все же, если окрасить волосы в черный цвет, лишив их этого ржавого невольничьего оттенка, ее можно будет принять за чистокровную аоликану.

Черные волосы, платье в сургарском стиле, немножко благородных манер… и, пожалуй, чуть-чуть смуглой пудры, прикинул Марутту. Да, это именно то, что нужно. Лет через пять вряд ли кто отличит эту рабыню от настоящей принцессы Карэны.

«Может, стоит выкрасть полубезумную сургарскую принцессу и подменить ее поддельной», – подумал принц.

– Как ее зовут? – спросил Марутту Ролнека.

– Сэллик, – немедленно отозвался тот, припомнив первое подвернувшееся женское имя.

«Сэллик… – принц попробовал имя на вкус. – Низкое имя, разве что для торговки. Как ее назвать? Высокую госпожу принцессу называли Савири или Сава… Саур, – придумал принц. – Саур – буду называть ее так».

После обеда Марутту захотел увидеть умения рыжей Сэллик.

– Принеси мне лаангра, Сэллик, – сказал он ей, указывая в конец двора. – Посмотрим, какая ты ловкая.

Ролнек обеспокоенно привстал.

Эрван проговорил тихо, уловив это беспокойство:

– Я полагаю, она с этим не справится, государь.

– Пусть попробует, – сказал Марутту.

Сэллик, не говоря ни слова, отправилась в тот угол двора, где стояли клетки с лаанграми – небольшими ушастыми зверьками, похожими на куцехвостых лисят. Используются лаангры на охоте, их запускают в лисьи или тохиарьи норы, и зверь этот, пожалуй, еще более дикий, чем сами лисы. В норы лаангров запускают не иначе как на цепях, а брать их в руки в замке Марутту мог только один специально приставленный к ним человек.

Марутту наблюдал за действиями Сэллик. Эрван, оставив его, подошел к Ролнеку.

– Что ты тревожишься? – негромко спросил он. – Ну покусает ее лаангр… Она же из Ралло-Орвит, должна быть привычной.

– Она не из наших, – сдавленно отвечал Ролнек. – Сколько себя помню, в Ралло ее не видал.

– Как же так? – спрашивал Эрван. – А мне показалось, я видел ее там. Лицо знакомое…

– Не было ее там, хоть у Рыжего спроси…

Эрван глянул на Сэллик. Она, пройдя неспешно около клеток, выбрала зверька, открыла дверцу и сунула туда обе руки сразу. Извлеченного из клетки лаангра она держала одной рукой за загривок, другой – за ухо, где сжимала пальцами определенное, редко кому известное место. От боли зверьку пришлось забыть, как кусаться.

Марутту шепнул что-то стоящему рядом с ним охраннику. Тот кивнул и пошел навстречу девушке.

Эрван все еще стоял рядом с Ролнеком.

– Я ее видел, – повторил он. – Но где? Видишь ли, приятель, у меня непростительно плохая память на лица…

– Я не знаю, кто она, – сказал Ролнек. – Но может быть, тебе помогут два обстоятельства: волосы у нее не рыжие, а сама она беглая из Инвауто-та-Ваунхо.

Да, эти сведения Эрвану помогли. Ролнек впервые в жизни увидел, как у хокарэма от изумления отвисает челюсть.

– Что? – спросил Ролнек тревожно.

Эрван, опомнившись, возвратил челюсть на место и повернул голову к Сэллик.

– О небеса! – выдохнул он. – Ее сейчас убьют!

Воин, пошедший навстречу девушке, выдернул из ножен меч и преградил ей дорогу. Сэллик чуть недоуменно попробовала обойти его, но он не позволил, протянул меч вперед и слегка кольнул ее. Девушка отступила, поняв, что стражник не отстанет от нее, что ему приказано вызвать рыжую Сэллик на поединок, она бросила взгляд на Марутту.

Воин не собирался пережидать ее сомнения: он взмахнул мечом – девушка едва успела отскочить в сторону.

Марутту хотел, чтобы она показала, какова она в защите. Но чем, собственно говоря, защищаться – хокарэмы-ученики, как всем известно, оружия при себе обычно не носят, особенно вот так, в гостях. Все, чем могла защищаться Сэллик, это небольшой бурый зверек в руках. Зверек, которого Марутту требовал принести ему.

Чтобы принять решение, понадобилась доля мгновения. Сэллик, не отнимая пальцев от уха зверька, сунула лаангра за пазуху, освободив вторую руку. Эта рука, взметнувшись над головой, сделала знак «стрела», на который у всякого нормального хокарэма есть одна реакция – метнуть лапару.

И Эрван мгновенно бросил свою лапару в руку Сэллик и только потом сообразил, что жест «стрела» – чисто хокарэмский жест, как и лапара – чисто хокарэмское оружие.

Сэллик, едва поймав лапару, сразу приняла на нее удар меча – таким же отработанным движением, каким бы встретили удар и сам Эрван, и Ролнек, и Смирол. Увидев это, Ролнек наполовину восхищенно, наполовину удивленно чертыхнулся. Лапара, хокарэмская лапара была знакома загадочной девчонке.

Конечно, ее умение вовсе не было совершенным, да и сила у нее не мужская: удар она могла принимать только на вытянутую навстречу руку. Но в ее уверенных движениях чувствовалась та автоматическая тренированность, которая свидетельствует о долгих занятиях.

Другой человек, менее опытный, уже давно бы лишился пальцев, пытайся он отбивать удары лапарой. Но меч стражника неизменно опускался на железо – пусть даже в полудюйме от нежной девичьей кисти.

И Сэллик не только отбивала удары стражника, но и ухитрилась неожиданным маневром оказаться за его спиной. Острие лапары тут же оказалось в опасной близости с сонной артерией…

– Хватит, – закричал Марутту, вовсе не ожидавший такого оборота. – Прекрати!

Сэллик, оттолкнув стражника, чуть заметно пожала плечами и продолжила путь к Марутту.

Полузадохшегося зверька она бросила под ноги принцу. Лаангр, не имея силы убежать, вцепился в сапог Марутту. Принц брезгливо пнул зверя, протянул Сэллик перстень и кошелек с десятком золотых эрау.

Девушка поклонилась коротким, не очень старательным – совершенно хокарэмским – поклоном и отошла. Золотые она отдала Ролнеку, перстень надела на большой палец правой руки.

Смирол сказал озабоченно:

– Рука не болит?

– Пока нет, – ответила она.

– Будет болеть, – знающе проговорил Смирол. – У тебя плечо слабое.

Девушка кивнула.

– Компресс сделать? – спросила она.

– Конечно. И лучше сейчас, пока синяки не запеклись. Пойдем, я помогу.

Они ушли. Эрван проводил их взглядом.

– Так ты знаешь, кто она? – спросил Ролнек.

– Знаю, – кивнул Эрван. – Да, знаю…