Текст книги "Карми"

Глава 10

Полгода назад, спеша из Миттаура, Карми высадилась из глайдера прямо на крышу конюшни во дворе Руттулова дома. Теперь она не рискнула повторить подобное безрассудство. Карми хорошо знала тавинцев: наверняка найдутся в летнюю безоблачную ночь желающие полюбоваться ясным небом. Так зачем же смущать их зрение темным пятном, заслоняющим звезды?

Поэтому она опустила глайдер на поляне Толельского леса, буквально в двух шагах от уже вновь построенного моста, связывающего Тавин со всем прочим миром.

Если не считать свежего дерева в настиле моста, ничто не напоминало о происшедших полгода назад событиях, даже плавучие секции моста не были подтянуты к острову, как будто тавинцы не ожидали нападения.

Но, подойдя вплотную к острову, Карми увидела, что знаменитых стен Тавина нет, вернее, в стенах пробиты большие бреши.

«Ах да, – вспомнила Карми. – Это все договор. Это согласно договору разрушили стены и не убирают на ночь мост. Святые небеса! – сообразила она. – Это же означает, что ночами по улицам Тавина прогуливаются не влюбленные парочки, а грабители…»

Однако тут же она убедилась, что город не так беззащитен, как на это рассчитывали завоеватели. В густой тьме, созданной тенью деревьев, она с ходу уперлась в растянутую сеть. Тотчас на это неожиданное столкновение откликнулось несколько колокольчиков.

Карми на шаг отступила от сети и замерла.

– Кто там бродит? – послышался голос, и Карми откликнулась, невольно передразнивая родной тавинский диалект:

– Прошу прощения, дядюшка, но мне нужно видеть господина Малтэра.

Невидимый стражник откуда-то выдернул зажженный фонарь и неспешно приближался к Карми, проговаривая по пути:

– Что за спешка по ночам… – Он подошел ближе и проворчал благодушно: – Ну где ты там, девка?

Карми окликнула его. Стражник шагнул в ее сторону, поднял фонарь и осветил хокарэмскую одежду. Тут его благодушие как рукой сняло.

– Что ты по ночам бродишь, госпожа хокарэми? До утра подождать не можешь?

– Могу, – отозвалась Карми. – Но не хочу. – Стражника она узнала: много раз видала его раньше. Но он не мог узнать ее – хокарэмам обычно в лицо не глядят. – У вас тут новшества, – продолжала она. – И надежны эти сети?

Стражник не ответил, зато спросил:

– А подорожные у тебя есть, госпожа?

– Дядь, ты смеешься надо мной? – рассмеялась Карми. – Какие у меня могут быть подорожные…

Стражник, хмурясь, посматривал на нее.

– Ну зачем тебе Малтэр, госпожа? – проговорил он ворчливо. – Приходишь среди ночи, беспокоишь людей… Нехорошо, госпожа…

Карми опять рассмеялась, узнавая тавинскую манеру подыгрывать собеседнику, если разговор складывается не очень приятный и грозит вот-вот перерасти в скандал или драку.

– Ну не ворчи, дядька, – сказала она мирно. – Я могу и подождать. Посидим, поболтаем, а? – предложила она, опускаясь на землю.

Стражник, не уверенный, что успеет вовремя подняться, оглянулся, подыскивая, куда бы присесть, и нашел неподалеку каменную тумбу. Там он и уселся, поставив рядом с собой на камень фонарь.

– Как здоровье, дядя? – начала Карми светский разговор.

– Не жалуюсь, госпожа, – отозвался тавинец. – А твое?

– Спасибо, в порядке, – откликнулась Карми, веселясь. – А здоров ли Малтэр?

– Не слыхал я, чтобы он болел, – ответил стражник осторожно и продолжил в том же духе: – А как здоровье твоего уважаемого хозяина?

– Я райин, – сказала она. – У меня нет хозяина.

– Что ж тебя принесло в Тавин? – безмятежно спросил стражник.

«Ну тавинцы! – восхитилась Карми. – Они и с богами будут разговаривать как с равными».

– Частные дела, – ответила она. – Малтэр мне кое-что должен.

Стражник кивнул, принимая к сведению. Действительно, почему бы Малтэру не иметь общих дел с хокарэми-райин?

– Почем я знаю, какие у тебя с ним расчеты, – объявил он тем не менее. – Может, он чем тебя обидел и ты за его головой пришла.

– Ну, дядя, – протянула Карми укоризненно. – За кого ты меня принимаешь?

– А вот туссин идет, – сказал он спокойно. – Пускай решает, можно тебя впустить или нет.

Карми с интересом повернула голову к подошедшему человеку. Туссин (десятский, или – если переводить буквально – дюжинный) тоже оказался знакомым Карми. Он учтиво поздоровался с невесть зачем припершейся в Тавин хокарэми, глянул, против майярского обыкновения, ей прямо в лицо и остолбенел, оборвав свои речи на полуслове.

– Это ты, госпожа? – растерянно проговорил он.

– Язык дан человеку для того, чтобы держать его за зубами, – сказала Карми, вставая, – а не для того, чтобы болтать о том, что видишь.

Стражник присмотрелся повнимательней.

– О небеса! – ахнул он. – А я тебя держу, госпожа…

– Руби сеть, – приказал туссин.

– Но-но, – прикрикнула Карми. – Нечего мне трезвон разводить. Ведь все сбегутся, верно? – Туссин подтвердил. – А что, у вас нет калиток – для гонцов, скажем?

– Ну как же можно тебя в обход вести, госпожа моя? – растерялся туссин.

– Можно, – сказала Карми. – Как и всех прочих. Давайте без лишнего шума.

– Но, государыня…

– Во-первых, я сейчас не государыня, а во-вторых, не спорь со мной! Покажи, куда идти.

Туссин, сокрушаясь о неучтивости, повел Карми к проходу между сетями.

– Хорошо придумано, – заметила Карми, – но кажется ненадежным.

– От ночных грабителей кое-как защищаемся, – отозвался туссин. – Но если б можно было хотя бы мост убирать…

– Слышала, в Сургаре была чума?

– Да, госпожа, – помолчав, отозвался туссин. – Но не в Тавине, небо помиловало, а на востоке, куда беглецы от наводнения подались. В Тавине холера была в начале лета, но сейчас окончилась, кажется. И еще желтуха, – добавил мрачно тавинец. – Вода сейчас в озере плохая.

Карми кивнула.

– Как вы тут? – спросила она.

– Строимся помаленьку, – отозвался туссин. – Но Тавин совсем не тот, что раньше.

– А Малтэр что?

– Похудел и франтить стал меньше, – ответил туссин. – И чуть не развелся с интавинкой.

Карми кивнула.

– А у нас тут слухи ходили, что тебя убили, – добавил туссин.

– Малтэр отмалчивался? – поинтересовалась Карми.

– Говорил, что неправда.

– Ишь ты, лис, – улыбнулась Карми. Малтэр-то должен был считать, что она мертва: ему наверняка сообщили, что она покончила с собой в Инвауто-та-Ваунхо. Горту говорил, Высочайший Союз решил, что, пока не найдется знак Оланти, о смерти принцессы будут молчать, а Малтэру пообещали, что если он найдет Оланти, то станет наследником принцессы. Правда, условием было поставлено, что он должен будет развестись в этом случае с женой, которая была родом из Миттаура, и жениться на другой даме, которая была бы безупречно благородного майярского происхождения.

– Как тавинцы смотрят на Малтэра? – спросила Карми.

– А как на него смотреть, госпожа? – удивился туссин. – Он твой наместник.

Карми посматривала вокруг. Тавин скрывала темнота, но главное бросалось в глаза именно потому, что была ночь. Не так было раньше в ночном Тавине. Не так.

Город по-прежнему казался переживающим бедствие.

Туссин привел Карми к дому Руттула.

– Нет, – качнула головой она. – Мне нужно к Малтэру.

– Сейчас он живет здесь, – сказал туссин. – Семья осталась в его доме, Малтэр живет здесь. – Он помолчал и добавил тревожно: – Что-то не так?

– Безразлично, – отозвалась Карми. – Но… Что же мы не идем в дом?

Туссин взбежал на крыльцо и стукнул в дверь. Из дома почти немедленно ответили, и туссин заговорил тихо, оглядываясь на Карми.

Дверь тут же отворилась.

– Входи, государыня, – с поклоном пригласил туссин. Карми вошла в тускло освещенную одной свечой прихожую и сказала туссину:

– Можешь идти. Спасибо, что проводил… Карис, – добавила она, вспомнив наконец имя туссина. Тот, просияв, поклонился еще ниже и исчез.

Карми медленно поднялась по лестнице к Красной гостиной. Бесшумно возникшие слуги почти тотчас зажгли пятисвечный шандал и принесли поднос с фруктами. Старый слуга тихо осведомился, не желает ли государыня поужинать, и, получив отказ, сообщил, что Малтэр сейчас выйдет.

Малтэр появился несколько минут спустя, еще застегивая на ходу пуговицы кафтана.

– Ты жива, – констатировал он. Карми почудился оттенок безумия в благородных чертах его лица.

– Здравствуй, Малтэр, – сказала она и указала на кресло напротив себя. – Садись. Надеюсь, я не очень разочаровала тебя своим появлением?

Малтэр тяжело опустился в кресло и ответил:

– Я знал, что ты жива. Я не верил известию о твоей смерти.

– С чего бы это ты так был уверен? – полюбопытствовала Карми.

– Ты сердишься на меня? —.тревожно спросил Малтэр.

– Нет, – удивленно отозвалась Карми. – Почему это тебя волнует?

– Ты хэйми, госпожа, а гнев хэймов бывает убийствен.

– Еще один, – вздохнула Карми. – Объясни, почему я хэйми?

– Я понял это, когда ты жгла архив Руттула, – сказал Малтэр отважно. – В тебя переселился хэйо Руттула.

– Вы будто сговорились все, – устало усмехнулась Карми.

– Ты все-таки сердишься, государыня?

– Нет. И зови меня Карми, – твердо сказала девушка. – Я не хочу взваливать на себя высокие титулы. Это не мой путь.

– А где твой путь? – осторожно спросил Малтэр. – В мщении?

– Нет, Малтэр, мстить я не буду, – отозвалась Карми. – Месть не принесет мне удовольствия. Когда я убила Горту…

– ТЫ УБИЛА ГОРТУ? – Малтэр настолько поразился, что позволил себе перебить хэйми.

– …Когда я убила Горту, – повторила Карми, – я почувствовала, что поступила дурно. А разве ты не знал, что Горту умер?

– Знал, – ответил Малтэр. – Третьего дня здесь был гонец. Но он не сказал, отчего умер Горту, и не сказал, что ты причастна к его смерти. Отчего умер Горту?

– От гнева хэйми, – усмехнулась Карми. – Видишь ли, я совсем не ожидала этого. Я говорила с ним, он требовал отдать ему Оланти, и я ему сказала сургарскую поговорку о граде, знаешь ее?

– Пройдет град – и тебе уже не нужно будет ничего? – проговорил Малтэр.

– Да, именно, – кивнула Карми. – И надо ж было так случиться, что на той же неделе пошел град… Это Горту и доконало.

Малтэр промолчал. Карми оценила выражение его лица и решила переменить тему:

– Ладно, хватит об этом. Ты не знаешь, Малтэр, жив ли Красту?

– Красту? – переспросил Малтэр. – Что за Красту?

– Портной, – пояснила Карми. – Помнится, он шил для Маву и Стенхе.

– А, этот жив, – проговорил Малтэр. – Послать за ним?

– Да, пожалуйста. И скажи, в этом доме найдется что-нибудь, во что я смогу переодеться?

– Конечно, – ответил Малтэр. – В твоих покоях никто не тронул ни одной вещи.

– С трудом верится… – протянула Карми. – Я все сберег.

– Спасибо, Малтэр. – Карми встала. – Нет, провожать не надо.

…Малтэр постучал в дверь принцессиной комнаты.

– Да, входи, – отозвалась она.

Он открыл дверь и увидел Карми, которая сидела в кресле уже переодетая в легкое розовое платье. В руках она держала замшевые туфельки; еще несколько пар валялись на полу, вынутые из сундука.

– Знаешь, Малтэр, я выросла за эти полгода, – сказала Карми, подняв голову. – Туфли стали тесными, а платья – короткими.

– Ничего удивительного, госпожа моя, – отозвался Малтэр. – В твоем возрасте это в порядке вещей. Я прикажу сшить новые туфли…

– Не надо, – качнула головой Карми. – Не стоит. У тебя хватит расходов и помимо этого. Но… Красту пришел?

– Да, госпожа моя.

– Зови, – приказала Карми. И когда вошел говорливый толстячок Красту, она отдала ему потрепанный Смиролов костюм, велев его подлатать. – К следующей ночи справишься? – спросила она. – Мне не к спеху, но все равно хочется быстрее.

– К следующей ночи я новый успею сшить, ясная моя госпожа, – улыбнулся Красту.

– Новый? Но мне совсем не нужен костюм новый, с иголочки. Он должен быть старым.

– Пошью новый, как старый, – заверил Красту. – Будет в меру поношенный, как Стенхе любил.

– И к следующей ночи? – усомнилась Карми.

– Постараемся, – сказал Красту с улыбкой.

– Ах, – вспомнила Карми, – о сапожнике-то я забыла!

– Не беспокойся, ласковая госпожа, – поклонился Красту. – Я отнесу. Я знаю, кому отдать. Не беспокойся, госпожа. Все будет сделано.

Он сложил пыльное хокарэмское тряпье в узел и поспешил в свою мастерскую, чтобы побыстрее взяться за работу.

– Вот и еще один расход для твоей казны, – сказала Карми, обернувшись к Малтэру. – Я собираюсь ее хорошенько потрясти.

– Сургара принадлежит тебе, государыня, – отозвался Малтэр. – Правда, сейчас это не очень завидное владение. Зато у Павутро из Интави на твоем счету записано достаточно, чтобы ты могла безбедно жить всю свою жизнь. Не на широкую ногу, как ты привыкла раньше, но тоже вполне достойно.

– Ты меня успокоил, Малтэр. Но не пошлет ли Павутро меня к черту? И до него могли дойти слухи о моей смерти.

– Дошли, – кивнул Малтэр. – Он недавно присылал ко мне узнать, как относиться к этим известиям.

– И ты?

– Я ответил, что, пока не увижу тебя мертвой, буду считать, что, ты жива. Ты хэйми, а хэйми так просто не умирают.

Карми вздохнула, не желая опять ввязываться в споры.

– Ладно, – мрачно проговорила она. – Займемся делами. Закажи восемнадцать поминальных колокольцев для погибших в лагере Праери.

– Какие имена на них выгравировать? – без удивления спросил Малтэр. Карми достала из бюро вощеную дощечку и быстро написала стилом имена. Малтэр взял дощечку, прочитал и положил на стол, ожидая дальнейших распоряжений.

– Там в долине у озера обосновались миттауские монахи, – сказала Карми. – Так что ты пошли туда кого-нибудь учтивого, не задиристого, пусть развесит колокольцы вокруг кургана.

– Кургана? – переспросил Малтэр.

– Да, монахи похоронили мертвых по своему обычаю.

Малтэр поднял брови, собираясь уточнить.

– Нет, – качнула головой Карми. – Перезахоранивать не надо. Только развесить колокольцы. И еще надо передать Павутро, чтобы оплатил мой подарок монахам. – Карми рассказала о статуе какого-то бога, заказанной интавийскому скульптору (Малтэр, у которого возникли какие-то возражения чисто религиозного свойства, решил все-таки промолчать). – Далее, – вспоминала Карми, – пошли кого-нибудь в гортуский Лорцо заплатить оружейнику Горахо две дюжины золотых за саутханский нож. Причем прошу тебя запомнить, что покупала нож не сургарская принцесса, а некая Карми. – Малтэр и это принял к сведению. – И наконец, самое главное, – сказала Карми. – Мне нужно десять локтей золотой парчи и Руттулов плащ из золотых тохиаров. Парча, кажется, была у меня в сундуке, а вот плащ… Что ты мнешься? Небось сплавил уже куда?

– Пришлось подарить его Марутту, – признался Малтэр. – И сервиз для ранаги-кори тоже.

– Сервиз? – удивилась Карми. – Зачем он Марутту? Что он будет с ним делать? Пить вино из расписных чашечек?

– Сервиз немало стоит, – пояснил Малтэр. – Марутту его поставит в буфетный шкаф, запрет и изредка будет показывать особо знатным гостям. Но где сейчас взять плащ, не приложу ума, – продолжал он. – Серых тохиаров, обычных, много, конечно, но и ценности-то в них…

Карми подошла к сундуку, где хранила меха, и начала вываливать все на пол.

– А где мой плащ из золотых лисиц? – вспомнила она.

– Госпожа, – решился напомнить Малтэр, – в нем тебя увезли зимой.

– Ах, чертовщина! – воскликнула Карми. – Как некстати!

– Вот выдра, – указал Малтэр. – Очень хороший мех.

– Выдра? – переспросила Карми. – Ну-ка посмотрим, не пожрала ли моль… – Они вдвоем внимательно рассмотрели мех.

– Прекрасно, – сказала Карми. – Выдра ничуть не хуже тохиаров или лис, правда смотрится не так роскошно, но…

Она вдруг решила, что на нее напал приступ болтливости, и замолчала. В молчании она разыскала кусок золотой парчи и, развернув, оценила, не слишком ли легкомысленный рисунок. Плащ и ткань она старательно сложила и положила на тахту.

– Какие-нибудь еще указания? – спросил Малтэр.

– Послушай-ка, а кто тебе готовит? Твой кухарь или Руттулов?

– Руттулов, – отозвался Малтэр.

– Тогда пойдем разбудим его, – сказала Карми.

– Ты думаешь, кто-нибудь в доме спит? – спросил Малтэр. – Я думаю, в Тавине сейчас спят лишь малые дети.

– Да, – согласилась Карми. – Уж нашумела я нынче.

Она спустилась в кухню, к ужасу Малтэра, по-свойски заговорила с кухарем, попросив его приготовить жареное мясо по-марнвирски, «летний суп» и «деревенский салат» со сметаной. Кухарь с готовностью заверил, что все будет сделано должным образом.

Карми попила сливок, поболтала с кухонной прислугой и вняла наконец умоляющим взглядам Малтэра. Она опять поднялась наверх, снова в Красную гостиную.

– Утро уже, – сказала она, подходя к окну. – А в городе шумновато, однако.

– Еще бы, ведь ты вернулась, – проговорил Малтэр. Карми молчала, и он, сочтя это добрым знаком, решил наконец выговориться: – В городе назревает бунт. Горожане мною недовольны. Планы строятся глупейшие. Хотят перебить майярский гарнизон на Лесном мысу, да и вообще перебить всех чужаков в Сургаре.

– А у кого в руках Ворота Сургары и устье Вэнгэ? – быстро спросила Карми.

– В том-то и дело, что у майярцев, – в сердцах бросил Малтэр. – Они сомнут Сургару в два счета. Раз, два – и мы опять вернемся к последним дням прошлого года. Но я совсем не уверен, что смогу удержать Тавин. Меня сметут. А тут еще ты.

– Что – я? – отозвалась Карми.

– Ходили слухи в городе, что тебя тайком убили и я этому убийству помогал, – рассказал Малтэр.

– А, – догадалась Карми, – поэтому-то город и переполошился, когда я объявилась здоровехонькой.

– С чего бы это в Тавине такая любовь к тебе? – спросил Малтэр. – Я живу в Сургаре побольше тебя, однако считают меня майярцем, а ты здесь – своя.

– Ты в Сургаре жил, а я выросла, – ответила Карми. – Они знают меня чуть ли не с пеленок. Но… послушай-ка, Малтэр, а о Сауве какие-нибудь вести были?

– Его убили в Саутхо, – отозвался Малтэр. – Глупо получилось. Сидел бы там тихо, не горячился – никто его не тронул бы. А он договоры начал вспоминать…

– Странно, – откликнулась Карми. – А я-то думала, что Сауве – человек очень сдержанный.

– Да, – согласился Малтэр. – Но иногда его прорывало. Руттул иной раз этим пользовался. Соберемся, поссоримся, раскричимся – потом, когда остынем, начинаем думать…

Малтэр осекся. У Карми окаменело лицо – разговор о Руттуле был слишком болезненным для нее, и Малтэр искренне обрадовался, когда слуги доложили, что заказанный завтрак подан.

За завтраком Карми снова оттаяла. С удовольствием съела холодный «летний суп», в то время как Малтэр с недоумением водил ложкой в серебряной миске с холопским кушаньем. При виде мяса он оживился и съел его с аппетитом, опять-таки с недоумением разглядывая салат по-деревенски. Карми уделила внимание и мясу, и салату. Мясо она ела, как было заведено в доме Руттула, ножом и вилкой. Малтэр обходился без вилки, отрезанные куски брал руками, и это получалось у него настолько изящно, что Карми засмотрелась.

После завтрака, раздав похвалы поварам, Карми объявила, что ей захотелось спать.

– Последнее время я сплю когда хочется, – сказала Карми. – Да и в ближайшем будущем мне придется ночью не спать. Так что… Я вздремну, а к вечеру ты меня разбуди.

В ее спальне ничто не напоминало о случившихся за последний год событиях. Карми разделась, села на мягкую кровать и провела ладонью по льняному летнему покрывалу. Как давно ей не доводилось спать в белой, неправдоподобно чистой постели! «В лебедях», – приговаривала когда-то нянька, укладывая маленькую принцессу спать в эту постель.

«Что ж, посплю напоследок “в лебедях”, вероятно, не скоро еще доведется…»

Она отвыкла от простыней, пахнущих мыльным корнем и лавандой. Она отвыкла спать раздевшись. Она отвыкла чувствовать себя свободной, и ей приснилось, что она идет по Майяру голая, а все встречные указывают на нее пальцами и смеются…

Карми с усилием вырвалась из неприятного сна и села в постели. В комнате было душно, – может быть, эта духота и вызвала острое чувство стыда и незащищенности.

Она встала, опять натянула розовое платье. Подошла к туалетному столику и распахнула створки, открывая зеркало.

«О небеса, – вздохнула она, изучая свое отражение. – Да как же меня еще люди узнают? Я бы себя не узнала».

Совсем другая девушка, вовсе не прежняя Сава смотрела на нее: чужая, с непривычной прической, но – как отметила Карми – куда красивее той, прежней. Правда, сходство с хорошеньким мальчиком увеличилось, но увеличилось и своеобразие ее внешности.

«Надо бы посмотреть на себя в хокарэмской одежде, – подумалось Карми. – А пока надо бы чем-нибудь прикрыть голову, чтобы не пугать людей».

Она подобрала белый кружевной шарф и удовольствовалась полученным результатом. Правда, шарф подчеркивал смуглую от загара кожу, но Карми никогда не боялась показаться чернушкой. Приведя в порядок свою внешность, Карми, бесшумно ступая босыми ногами по гладкому паркету, пошла по дому.

В доме было неспокойно. Карми тут же уловила приглушенные далекие голоса и пошла на звук. Какие-то люди собрались в неузнаваемо переменившейся приемной Руттула, которую теперь занимал Малтэр.

Карми потянула на себя тяжелую дубовую дверь и заглянула в щель. В приемной было человек двадцать: Малтэр, стоящий спиной к окну, выходящему во внутренний дворик, трое его солдат, с нарочито безразличными лицами сидящие на полу недалеко от него, а остальные были тавинские горожане, почти всех их Карми знала – это были городские старшины. Большинство из них – бывшие мятежники из отрядов Сауве и Лавитхе, люди довольно опасные и, как говорил когда-то Руттул, трудноуправляемые. Коренных сургарцев можно было легко отличить от них – сургарцы держались спокойнее и пытались урезонить вспыльчивых сограждан. (Правда, горячие головы были и среди коренных сургарцев, как были рассудительные люди и среди мятежников.) В общем, картина складывалась такая: одни желали немедленно начать истребление майярцев, другие понимали, что шансов на победу почти нет, но и те и другие хотели видеть принцессу Ур-Руттул и говорить с ней.

Малтэр отмалчивался, то и дело напоминая:

– Потише, господа, государыня спит.

Шум ненадолго стихал, но вскоре возбужденные голоса опять переходили на крик.

Карми отступила. Что они собираются говорить ей? Как с ними говорить? И разве есть у нее что сказать им?

Но тавинцы не успокоятся, пока не поговорят с принцессой Ур-Руттул, поняла Карми.

«Ну что ж, – решила она. – Тогда поговорим».

Она резко распахнула двери и решительно вошла в комнату.

– Здравствуйте, господа, – сказала она холодно. – Почему вы кричите?

Малтэр устремился ей навстречу, подвел к креслу, усадил. Тавинские старшины отвешивали поклоны.

– В чем дело, господа? – повторила Карми. – Вы хотели говорить со мной? О чем, интересно? Что может сказать Тавину неразумная девчонка? – Но голос ее был сух и обдавал презрением собравшихся.

Они хотели поговорить с Ур-Руттул? Они с ней поговорят. Ответили сразу несколько человек. Карми властно подняла ладонь:

– Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один. После паузы заговорил Ласвэ из Гертвира:

– Госпожа, Руттул завещал правление тебе, а правит Малтэр.

– Ну и что? – отозвалась Карми. – Разве на него есть жалобы?

Ласвэ вывалил все обвинения против Малтэра: он заключил с майярцами позорный, кабальный договор и точно придерживается его, разоряя Сургару безбожными поборами. Тавин разграблен и наполовину разрушен, а Малтэр требует еще и еще, отстаивая интересы майярцев. Да и сам он майярец. Хоть и незаконный, но сын бывшего принца Марутту, родич всех этих высокорожденных правителей Майяра.

Малтэр бледнел, выслушивая обвинения. Они были и верными, и несправедливыми одновременно. Он не мог позволить себе нарушить заключенный договор ни в единой букве. Майярские гарнизоны были сильны и тотчас же привели бы его к послушанию – и все зимние ухищрения Малтэра сошли бы на нет. Рано нарушать договор – еще не высохли чернила, которыми он подписан, и нет в Сургаре силы, которая могла бы это сделать, и нет человека, который бы направил эту силу. Малтэр отчетливо понимал, что этим человеком ему не стать, потому что авторитет его в Тавине стремительно падает, и можно уже даже ожидать расправы. Правда, до появления в Тавине Карми (да, именно Карми, пусть хэйми называет себя как хочет, ведь эта девушка уже явно не принцесса и принцессой не будет), так вот, до появления Карми тавинцы держали при себе свои мысли. Теперь же, когда обвинения были выдвинуты, все зависело от того, как поведет себя хэйми. Если она найдет недовольство тавинцев справедливым, а действия Малтэра – преступными, до следующего утра Малтэр, пожалуй, не доживет.

И Малтэр взмолился мысленно: «О ангел-хэйо, помоги, ведь не для выгоды своей все делал, а для пользы сургарской».

Карми выслушала обвинения не перебивая. Потом, когда Ласвэ завершил речь, она сказала жестко:

– Не понимаю, господа, чем вы недовольны. Майяр обошелся с вами на редкость мягко. – Она жестом оборвала ропот тавинцев. – Разве вас повесили, как это полагается делать с мятежниками? Вас никто пальцем не тронул. Вспомнили о гордости сургарской? А не поздно ли, господа? Где была ваша гордость прошлой осенью? Когда надо было драться на Вэнгэ, вы спасали от наводнения свои сундуки с добром! Вольность тавинская и свобода… Вольно вам было не слушать Руттула? Так что вы сейчас вспоминаете о свободе, господа? Нет в Тавине мужчин, нет и не было! Стыдно мне даже имя произносить тавинское! Разве люди в Тавине живут? Нет, бараны безмозглые! Люди достойные все погибли в Воротах Сургары, а лучше б вам умереть, а им остаться. Когда надо было драться, вы добро свое берегли, а теперь, когда и свободу потеряли, и добро не уберегли, размахиваете кулаками и кричите о предательстве. Хорошо же кулаками махать после драки! И кричать о предательстве тем, кто и сам предавал! Уходите прочь, господа! Лучше быть нищей, чем править в Тавине!

Так говорила Ур-Руттул, которая теперь называла себя Карми, и, слушая эти горькие слова, буяны притихли. Она была права – тавинцы взялись за оружие, когда враг подходил к городу, а Руттул требовал этого уже тогда, когда о майярцах и слышно не было, – требовал усилить приморские гарнизоны, чтобы не допустить высадки.

– Уходите, – повторила Карми устало, и пристыженные тавинцы подались к дверям. Теперь вперед выступил Архас, все предки которого были сургарцами.

– Госпожа моя, – сказал он, – сейчас мы уйдем. Но позволь нам еще немного занять твое внимание.

– Говори, – отозвалась Карми.

– Сегодня перед рассветом, когда мы узнали о твоем возвращении, госпожа, мы гадали – и странным получилось наше гадание. Помоги нам, прошу.

Карми ожидала.

– Дощечки сказали нам, что правителем будет мужчина.

– Разумеется, – подтвердила Карми. – Мой наместник – Малтэр, я не собираюсь его смещать.

– Имя твое легло в Третий Круг – и не просто легло, а пересекло пополам Линию Власти. И в Звездном Кругу твоими оказались Одинокая Звезда, Северная Стрела и Соляной Тракт. Значит ли это, что ты слагаешь с себя власть и уходишь в монахини?

– Нет, – проговорил Малтэр, и все взгляды обратились к нему. – Скажи им, госпожа… Скажи…

Карми взвесила все обстоятельства. Да, пожалуй, момент подходящий. Именно сейчас стоило обозначить свое место в мире поднебесном; именно сейчас, чтобы придать особую значимость гневной речи Ур-Руттул. Итак, решено. И пути назад уже не будет.

– Недавно мне гадал миттауский монах, – негромко сказала Карми в хрупкой тишине. Она повторила изречение из священной книги, и громко ахнул Малтэр, услышав имя Тио Данови Кола. Он, знакомый с миттаускими божествами, понял все так, как никогда не поняла бы это Карми.

– Тио Данови Кола, – повторил он. – Третий Круг, Северная Стрела.

Карми, по его реакции понявшая пока только то, что случайности складываются в какую-то невероятную картину, продолжала:

– Я не буду править, ибо зовет меня далекий путь, но одиночество мое будет не одиночеством монахини, а одиночеством хэйми. – Слово было сказано. Тавинцы попятились и, кланяясь, стали поспешно выходить, толпясь в дверях. Следом, повинуясь знаку Малтэра, вышли и солдаты.

– Госпожа моя, – сказал Малтэр, когда они остались вдвоем, – ты сама еще не понимаешь, что сказала.

– Похоже, это так, – отозвалась Карми. – Что ты ахал, как барышня? Что я особенного наговорила?

– Теперь я знаю, кто твой хэйо, – осторожно сказал Малтэр.

– И кто же? – поинтересовалась Карми, – Скажи, а то я не догадываюсь.

– Я не сумасшедший, чтобы звать хэйо, когда разговариваю с хэйми, – ответил Малтэр. – Подумай сама, что общего у Северной Стрелы с Третьим Кругом? Какой небожитель?

– Третий ангел, – медленно произнесла Карми. – Ангел Судьбы.

– И миттауское пророчество…

– Хорошая шуточка получилась, – усмехнулась Карми. – Ничего, это даже лучше. Лучше иметь в хэйо ангела, чем безвестного демона.

Малтэр смотрел во все глаза: Карми говорила так, будто могла выбирать между разными хэйо.

«Святые небеса, – вздохнул Малтэр. – Вот еще задачка… Почему она открыла имя своего хэйо? Ведь это означает, что хэйо становится беззащитным перед заклятием! Ох, темны дела хэйо…»

– Ладно, – сказала Карми, налюбовавшись на растерянное лицо Малтэра. – Есть еще одно дело, которым стоит заняться. Скажи-ка, Малтэр, что принадлежит мне в Сургаре?

– Принадлежит?

– Ну да, – подтвердила Карми. – Что мне принадлежит помимо княжеского правления?

Теперь Малтэр понял, что надо давать отчет.

– Прошу в кабинет, госпожа моя.

Карми вошла в бывший кабинет Руттула и с любопытством огляделась.

– Все переменил… – заметила она. – Мебель-то зачем было перетаскивать? А в моих покоях все по-прежнему, – отозвалась Карми.

– А кто тронет вещи хэйми? – вопросом ответил

Малтэр.

– Вот как? – отметила Карми. – Ладно, продолжай. Малтэр разложил перед ней вощеные таблички с записями, касающимися ее имущества.

– Полный отчет я собирался сделать к концу года, госпожа, – сказал Малтэр. Он держался уверенно, но Карми, вслушавшись в его голос, учуяла какие-то странные интонации, как будто Малтэр чувствовал себя виноватым, но не собирался в этом признаваться.

Карми, разобравшись в денежных счетах, нашла объяснение этой виноватости: Малтэр вовсю использовал ее состояние (поместье в Савитри, долю в каперских экспедициях и в фарфоровой мастерской), использовал, как полагал Малтэр, исключительно для того, чтобы сохранить свое положение наместника. Дань майярцам была на треть уплачена ее деньгами и на восьмую – деньгами Малтэра: Малтэр не рискнул давить на тавинских горожан, опасаясь бунта. В результате сургарская принцесса оказалась на грани разорения, но Малтэр надеялся, что неопытная девушка этого не заметит. Однако он не знал, с кем связался.

– Ты хороший управляющий, – заявила Карми, изучив счета, и Малтэр насторожился, заподозрив усмешку. Но Карми была серьезной. – Я сама, пожалуй, не сделала бы лучше. Деньги мне не нужны, сам понимаешь – двор я держать не собираюсь. Для меня важнее, чтобы Сургара быстрее вернулась к своему величию. Поэтому мне нравится все, что ты сделал, но… все-таки у меня есть замечания…