Текст книги "Карми"

Глава 11

Томас Кениг еще раз осмотрел предметы, найденные в отцовском глайдере. Какое-то домотканое тряпье, несколько крупных голубовато-зеленых кристаллов аквамарина и большая золотая с рубинами и изумрудами подвеска в форме цветка.

– Ты бродишь как привидение, – заметил Крамер-младший, укоризненно качая головой. – Чего ты изводишься? Найдется твой отец. Глайдер еще два месяца назад был в деле, это я тебе как технический эксперт говорю…

– Да слышал я, слышал, – кивнул Томас. – Нечего со мной как с маленьким.

– Ну и строили предки! – с воодушевлением продолжал Крамер. – Глайдер до сих пор на ходу. При их-то техническом уровне…

– Вэл, помолчи…

– А что? Глайдеру столько же лет, как мне или тебе… Томас раздраженно повернулся и ушел. Крамер-младший закрыл на ключ шкаф с «экспонатами из глайдера Кенига» и продолжил подготовку к высадке на планету. Крамер кривил душой, когда заверял Томаса в своей уверенности относительно того, что Эрих Кениг жив. У Крамера, как и у всех, кто разбирался в записях «черного ящика», не было сомнений в том, что последние три года Кениг в глайдере не появлялся – не было никаких признаков действия рабочего ключа, зато четко прослеживалась работа стажерского. Томасу об этом не говорили, но сформировалось мнение, что три года назад Эрих Кениг умер или погиб, передав глайдер кому-то из аборигенов.

Вторую высадку совершили в девяносто семи километрах от того озера, где был найден глайдер. Этот край был не таким пустынным: модуль опустился недалеко от огромного замка, окруженного довольно большим по здешним меркам городом. Посадка модуля произвела значительный переполох – на этой планете аэронавтики еще явно не знали.

– Какая древность! – проговорил Майкл Миу, командовавший в этой высадке, рассматривая город в бинокуляр. – Найдем ли мы с ними общий язык, а, Кениг?

Томас молчал.

– Договоримся как-нибудь, – улыбнулся пилот Георг Таллер. – Такие же люди, как мы, – две руки, две ноги, голова одна.

– В город пойдут Джиллис, Яновский и Герн, – не отводя глаз от бинокуляра, сказал Миу. – Приготовьтесь.

– Я бы тоже хотел пойти, – попросил Томас.

– Нет, – отрезал Майкл Миу.

– Какое у них тут вооружение? – спросил живо Яновский. – Не пристрелили бы с перепугу.

– Похоже, винтовку еще не изобрели…

«Выход в гости» назначили через два часа, в полдень, но задолго до этого местное население проявило неожиданную активность.

По покрытому толстым снежным ковром полю от города к модулю приближался лыжник.

– К нам гость, – предупредил Георг. – Готовьте угощение.

Лыжник оказался весьма отважным – подошел к модулю, снял лыжи, воткнул в сугроб, добавил туда и палку, на которую опирался.

Миу приказал открыть люк.

На экранах хорошо было видно, как пожаловавший в гости повернул на еле слышный шелест открываемого люка простецкое курносое лицо.

– Внушающая доверие физиономия, – одобрил посетителя Георг. – Послушайте, а может быть, мы недооцениваем эту планетку? Парень уж больно безбоязненно держится.

Посетитель и впрямь держался столь свободно, как будто встречать инопланетные корабли было для него повседневной обязанностью.

– О черт! – сообразил Миу. – Он может принять камеру санобработки за какую-то ловушку…

Но было уже поздно: посетитель скрылся за дверями камеры и вышел из нее через двенадцать минут с той же безмятежной, простодушной физиономией. Он снял свою вязаную шапочку, коротко поклонился и произнес несколько фраз, приветливо улыбаясь.

– Добрый день, – ответил Миу, рассудив, что посетитель здоровается.

Гость склонил голову к плечу и вопросительным тоном говорил еще несколько минут.

Миу не стал ни пожимать плечами, ни делать каких-нибудь других жестов, означающих непонимание на Земле, но неизвестно какое значение имеющих здесь. Миу просто сказал:

– Не понимаю!

Посетитель уставился на него, потом добродушно улыбнулся и проговорил несколько слов. Будь на его месте Миу, эти слова обозначали бы следующее: «Ну и как с вами разговаривать?»

Миу улыбнулся и пригласил гостя сесть. Тот глянул на кресло, кивнул и потянул с себя теплую куртку. Куртку принял из его рук Яновский и за неимением вешалки повесил ее на достаточно выдающийся из переборки замок мусоропровода.

Перед тем как сесть в кресло, гость ткнул себя пальцем в грудь, представляясь:

– Мангурре!

– Мангурре, – повторил Миу, указывая на гостя. – Миу, Георг, Томас, Деррик, Адам, Томас, – представил он всех.

– Томас? Томас? – повторил Мангурре, указывая на двух человек, носящих одно имя.

– Томас Джиллис, – сказал Миу чуть погодя, – Томас Кениг.

– Томас Кениг, – повторил Мангурре удовлетворенно.

Первый контакт… Первый контакт землян с цивилизацией, которая явно находится на более низком уровне, и вот на тебе, как он происходит!

Мангурре уютно сидел в кресле, пробовал предложенное угощение, пил кофе и развлекал хозяев приятной беседой. Ему будто и дела не было до того, что хозяева и он говорят на разных языках; он лукаво рассказывал какую-то длинную историю и закончил ее, столь выразительно вскинув брови, что Миу вежливо улыбнулся и в ответ рассказал анекдотический случай из своей практики. Тут пришел черед улыбаться Мангурре.

В это время все остальные делали вид, что не видят в визите Мангурре ничего чрезвычайного. Георг и Джиллис вели наружное наблюдение, Кениг, пользуясь случаем, разбирал на молекулы организм гостя, – разумеется, на дистанционном анализаторе и, разумеется, чтобы Мангурре этого не заметил. Герн занялся дешифратором.

И только Адам, который не придумал, чем бы ему заняться, присел к Миу и Мангурре и делал вид, что прислуживает за столом. Он полагал, что ему удается сдерживать свои эмоции, но его лицо так и сияло. Мангурре не обошел это юное сияние своим вниманием и любезно сказал ему что-то непонятное, но явно доброжелательное.

От обращенных к нему слов Адам и вовсе зарделся. Миу, кинув на своего стажера снисходительный взгляд, рассказал историю о том, как сам, когда-то столь же юный, в щенячьем восторге высказал приятелю отца свое восхищение ловкими, как ему показалось, маневрами глайдера. Его восхищение было воспринято как издевательство: глайдер, оказывается, барахлил и плохо слушался управления.

Мангурре вежливо улыбнулся. Он глянул на экран, где небо уже заметно потемнело, встал, проговорил несколько слов и протянул руку за курткой. Адам услужливо подал ее гостю. Мангурре проворно оделся, проговорил еще что-то, поклонился и повернулся к выходу. Миу открыл перед ним люк.

Мангурре степенно удалился. На снегу он встал на лыжи, взял в руку палку и бодро помчался в город.

– Приступим к анализу, – будничным голосом сказал Миу. – Каковы визуальные впечатления?

Визуальные впечатления были богатыми, но несколько однообразными. Все отметили, что Мангурре отнесся к земной технике без особого интереса. Все, за исключением Кенига.

– Мангурре был вежлив и держал себя в руках, но это немало ему стоило, – сказал Томас. – Он чувствовал себя неуютно.

– Не сказал бы, – возразил Адам. – Он с таким смаком рассказывал анекдоты…

– А анекдоты ли он рассказывал? – усомнился Томас.

– А что ему еще оставалось говорить?

Беседу с Мангурре подвергли анализу и сочли доказанным, что если гость рассказывал не анекдоты, то что-то весьма на них похожее.

Томас и Георг не принимали участия в этом обсуждении: Георг завалился спать, Томас, подведя итог своим наблюдениям, тоже вскоре последовал его примеру. Когда они утром проснулись, Адам похвастался, что теперь экипаж может объясниться с Мангурре или любым другим его соотечественником.

– И анекдоты сможете рассказывать? – поинтересовался Кениг.

– Ну… до этого мы, пожалуй, еще не дошли…

– А о чем Мангурре вчера говорил?

– В этом мы еще не вполне разобрались, – признался Адам, задумчиво почесав за ухом. – Пожалуй, последние слова Мангурре означали примерно следующее: «Надеюсь, вы не будете возражать, если я приду завтра?»– Он довольно откинулся в кресле. – Так что он скоро придет, ясно вам, сони?

Мангурре оказался пунктуальным – он появился точно в то же время, что и вчера, оставил свои лыжи в том же сугробе и вошел в модуль. Миу встретил его местным приветствием. Мангурре на несколько мгновений замешкался, но в долгу не остался: лукаво глянул на него и сказал «Добрый день» на языке пришельцев, практически не переврав произношение.

Миу, поглядывая на экран дешифратора, где появлялась подсказка, завел разговор о том, что они прилетели издалека, чтобы найти давно пропавшего человека из своих краев.

Адам опасался, что Мангурре ничего не поймет в неуклюжих построениях из слов и фраз; Мангурре и вправду мало что понял, но его готовность к сотрудничеству в тяжком деле постижения лингвистических тонкостей оказалась нелишней: через три часа языковая мешанина несколько утряслась, разговор принял характер довольно оживленного диалога.

Мангурре наконец уяснил, в чем цель появления чужестранцев, внимательно изучил фотографии Эриха Кенига, сделанные тридцать лет назад, потом посмотрел на фотографию, где была изображена гипотетическая внешность уже немолодого Эриха.

– Боюсь, я ничего не могу о нем сказать, – наконец выговорил Мангурре. – Сожалею, – поклонился он Томасу Кенигу.

Миу заявил, что для того, чтобы вести поиски Эриха, им придется обосноваться в этой стране (на этой планете, подразумевал он, но объяснить не смог).

– Да, я понимаю, – вдумчиво отвечал Мангурре. – Но обязательно ли вам оставаться именно на этом поле?

Миу объяснил, что им это в общем-то безразлично, они выбрали поле только потому, что рядом город. Город же находится в ста километрах от того места, где нашли… «э-э… небесную лодку Эриха».

Слова о «небесной лодке» весьма заинтересовали Мангурре, но он не позволил себе увлечься подробностями; зато он спросил о карте и уверенно ткнул пальцем в ту точку, где находился город:

– Карэйнвир! – Так, по всей видимости, назывался городок, из которого он пришел.

Потом он изучил на карте место, где нашли глайдер Эриха Кенига, и спросил, не сочтут ли они возможным переместиться лиг на двадцать к северу.

Миу спросил, в чем дело.

Мангурре сказал, что в настоящий момент «небесный корабль» стоит на охотничьем поле господина Готтиса Пайры, наместника принцев Карэна. Пайра обеспокоен тем, что поле будет безвозвратно испорчено.

– Что за вопрос! – воскликнул Миу. – Конечно, мы освободим поле. Только вот… А не будет ли рассержен владелец тех земель, куда нам предлагается перелететь?

– Долина Валлоа, о которой я говорю, – объяснил Мангурре, – тоже принадлежит Пайре, но это совершенно пустынная местность, и вам там никто не помешает.

– Хорошо, – согласился Миу.

По своей ли инициативе или по предложению начальства, Мангурре сказал, что, если господа чужеземцы будут возражать, Пайра предложит иное место.

– А чем плоха долина Валлоа? – поинтересовался Миу, уловив колебания гостя.

– Нехорошее место, – признался Мангурре. – Глушь, камни, земли нет, да еще вдобавок крысиная чума.

– И вы переселяете нас туда… – укоризненно произнес Миу.

– А что? – Мангурре устроился в кресле поудобнее. – Насколько я понимаю, вас вполне устраивает пустынное место, при ваших возможностях, – он повел рукой, подразумевая окружающую их технику, – расстояния не представляют для вас проблемы, разве не так? Что же касается неплодородной почвы, то мне кажется, вы не собираетесь разводить огороды…

Миу усмехнулся.

– Да и болезнь, я полагаю, вам не страшна, – продолжал Мангурре. – Она не очень заразна, да и вряд ли вы будете охотиться на белоухих крыс…

– Болезнь переносят крысы? – смешался Кениг.

– Да, белоухие крысы, – пояснил Мангурре. – У них довольно красивый мех, но я, если честно, не рискнул бы охотиться – может больная попасться…

– Крысиная чума очень опасна?

– Из четырех заболевших трое умирают, – сказал Мангурре. – Но люди заболевают редко – все знают, что крыс лучше не трогать.

Миу посмотрел на Кенига. Тот пожал плечами.

– С тем же успехом можно наткнуться на опасность и здесь. Это может быть что-то совершенно безобидное для местных жителей, вроде ветрянки, но смертельное для нас. Хотя пока мы ничего такого не нашли, – добавил он, кивнув на экспресс-анализатор.

– Ладно, – согласился Миу. – Посмотрим долину Валлоа.

Мангурре изъявил желание показать чужестранцам новую местность. Миу не возражал. Мангурре попросил только забрать с собой лыжи. Адам, пока Георг готовился к отлету, принес лыжи и пристроил их в тамбуре.

Мангурре добродушно вслушивался в разговор Миу с орбитальной базой. В середине диалога тот обернулся к гостю:

– Мангурре, как ты посмотришь на предложение отправиться сейчас с нами на наш корабль, а в долину Валлоа – завтра с утра?

– Можно и завтра, – отозвался Мангурре невозмутимо. – И в самом деле, нечего там делать на ночь глядя.

– Но ты не против побывать у нас в гостях?

– О нет, – широко улыбнулся Мангурре. – Совсем не против. Я – любопытный.

Если Мангурре и страдал любопытством, то по нему это было незаметно. Без видимого воодушевления, без блеска в глазах, он просидел в кресле весь перелет, наблюдая за меняющейся планетой на экране.

– Хорошо вам путешествовать, – только и промолвил он. Можно было подумать, орбитальная база не произвела на него особого впечатления: миновав шлюз, он принюхался, поморщился, но ничего не сказал.

Миу не терпелось побыстрее изложить свое мнение о планете и людях, ее населяющих, поэтому Кениг взял заботу о госте на себя. Если честно, более всего ему хотелось провести многостороннее обследование гостя, но Томас мялся, не зная, как это предложить Мангурре.

Поужинал гость в общей столовой. Кениг, уловив его нерешительность, тихо попросил не стесняться, есть так, как привык.

– Да не стесняюсь я, – так же тихо проговорил Мангурре. – Только в разных странах разные приличия – я могу есть и по-кейвирски, и по-саутхански… – Он окинул взглядом стол, за которым было шумнее, чем обычно: все старательно делали вид, что присутствие инопланетян за ужином – дело обычное. – Ваша еда пахнет непривычно, – заметил Мангурре. Он рассмотрел столовый нож, попробовал лезвие пальцем, отложил в сторону и, вынув откуда-то небольшой нож с очень коротким, не более четырех сантиметров, лезвием, занялся бифштексом.

Он ел руками, но красиво и непринужденно. Нож, вероятно очень острый, чиркал по тарелке; к тому времени как бифштекс был уничтожен, на тарелке была настоящая сетка из неглубоких порезов.

– У вас непрочная посуда, – заметил Мангурре как ни в чем не бывало.

– Пустяки, – отозвался Кениг. – Ее все равно выбрасывают после употребления.

– Расточительно, – покачал головой Мангурре.

Кениг глянул на экран подсказчика.

– Расточительно? – переспросил он. – Возможно.

Предоставленная гостю каюта была бы безлико-стандартной, если бы Кениг сам не позаботился о некотором уюте. На стену он пустил ротор-слайд с видом весеннего лиственного леса, а на столик поставил пышный букет цветов, сорванных в только что смонтированной оранжерее. Техник-садовник горячо протестовал против разорения первой клумбы, но согласился, что гостю, прибывшему с планеты, где не знают высоких технологий, будет не по себе среди непривычной архитектуры орбитальной базы.

Ротор-слайд Мангурре оценил.

– Забавная картина, – промолвил он, разглядывая шелестящие на ветру ветки. – И глазу приятно. – Он повернул голову: – Кажется, ты хочешь что-то мне сказать, господин?

Кениг помялся.

– Да, – сказал он наконец. И объяснил Мангурре, что хотел бы изучить его организм.

– Зачем? – удивился Мангурре.

– Хочется узнать, чем жители вашей планеты отличаются от нас, – пояснил Кениг. – А взамен, если хочешь, я буду тебя лечить. У тебя болит что-нибудь?

– Я здоров, – отозвался Мангурре. – Вот если бы ты мог подлечить мои зубы…

– Зубы? – переспросил Кениг. – Можно и зубы…

Он отвел Мангурре в медотсек, усадил в сооружение, именуемое некоторыми остряками «электрическим стулом», и занялся работой. Мангурре переносил все процедуры с завидным терпением.

Челюсти его представляли собой весьма печальное зрелище. В один вечер тут явно было не управиться. Кениг сказал об этом Мангурре, тот пожал плечами: «Решайте сами». Кениг переговорил с Миу, потом спросил, не согласится ли Мангурре погостить на базе лишний денек.

– Я не против, – отозвался тот.

– Мангурре, твои родственники беспокоиться не будут? – осведомился Кениг.

– У меня нет родственников, – ответил Мангурре. – А Пайра тревожиться о моей шкуре не станет.

– Вот как?

– Я же должен был отправиться с вами в долину Валлоа, – сказал Мангурре. – Три дня туда, три дня обратно, да еще пару дней на зимние непогоды… В общем, скоро меня домой не ждут.

Он остался на день, потом еще на день. Кениг за это время основательно поработал над его челюстями и подготовил реплантанты. Томас опасался, что сыграет злую роль какой-нибудь неизвестный фактор и приживление не пойдет, – кто их знает, эти инопланетные организмы; однако все получилось хорошо, и Мангурре с комически опухшими щеками чувствовал себя точно так, как чувствовал бы себя обычный землянин, которому пришлось выдержать несколько операций по восстановлению зубов.

Пока все не прижилось, Мангурре приходилось питаться исключительно мягкой пищей. О бифштексах пришлось забыть – Мангурре питался, посасывая через трубочку разнообразные жидкие деликатесы, которыми старался разнообразить его диету Кениг.

К неудовольствию Миу, совершенствование майярского словаря пришлось пока отставить – Мангурре было больно шевелить челюстями, однако он безропотно терпел то, что вытворял с его зубами Кениг.

Попутно Томас поправил и неправильно сросшуюся после перелома голень Мангурре. В результате всех этих процедур на исходе пятого дня, когда наконец-таки окончательно было решено устраивать планетарную станцию в долине Валлоа, Мангурре, кутаясь в свою куртку по самые глаза (потому что было велено беречь пока новые зубы от простуды), прощался с орбитальной базой как добрый знакомец. Его окружали улыбающиеся люди, похлопывали по плечам и спине, сочувствовали «жертве медицинских экспериментов», желали всего хорошего и только что не дарили сувениры на память: Мангурре от любых сувениров улыбчиво отказывался.

Глава 12

В это время Карми, бывшая принцесса Карэна, приближалась к Карэйнвиру. Переход от замка Ралло до Карэйнвира заканчивался вовсе не так, как начинался: в путь Карми и Смирол вышли вдвоем, тогда они были еще одним целым, счастливой влюбленной парой, но тень отчуждения появилась между ними, когда Смирол рассказал о письме Тилины.

– Значит, они прилетели, – молвила Карми, задумчиво теребя меховую рукавичку. – Так скоро…

Смирол не понял ее печали, наоборот, он горел воодушевлением.

– Идем в долину Валлоа! – говорил он. – Интересно же…

– Нет, – покачала головой Карми. – Пошли к Пайре.

– Ладно, – согласился Смирол покладисто. – Пойдем сначала к Пайре.

Этот день – от сумерек до сумерек – промелькнул перед Карми как единый миг. Задумавшись, она не смотрела по сторонам, шла уставившись на кончики лыж, механически переставляя ноги.

Вечером Смирол развел костер и повесил над огнем котелок, в который набил снегу. Когда вода закипела, Карми насыпала в котелок несколько пригоршней покрытых замерзшим жиром шариков кеттохо – «сухого супа» – и повесила в пару над котелком окаменевшие от стужи лепешки.

Дни стояли безветренные, и Смирол, налаживая ночлег, ограничился тем, что нарубил гору веток со стоящих вокруг елей. Пока он деятельно наводил уют, Карми разминала ложкой в котелке слипшиеся шарики кеттохо и помешивала варево.

– Жутко хочу есть! – воскликнул Смирол, валясь на лапник.

Карми протянула ему ложку и лепешку. Похлебка из кеттохо была не очень вкусной, зато очень жирной и очень горячей, да и не требовала почти никаких кулинарных навыков. Кому-то это кушанье могло бы показаться тошнотворным, но Карми уже давно привыкла есть что бог пошлет, да и Смирол тоже особой разборчивостью не отличался.

Перекусив, они начали устраиваться на ночлег. Смирол вытащил из мешков заячьи одеяла. Карми неспешно переобувалась, меняя дорожные сапоги на мяконькие чулочки из беличьего меха.

– Карми, простудишься, – окликнул ее Смирол. Он раздевался, развешивая свои вещи на. жердочках вокруг костра. Раздевшись догола, в одних шерстяных носках, он с победным кличем юркнул в одеяла.

Когда-то Карми сочла за жуткую экзотику рассказы о том, что хокарэмы даже в лютую стужу раздеваются на ночь, считая нездоровым спать в пропитанной за день потом одежде; теперь же она привыкла – быстро, стараясь не дышать, сбросила одежду, покидала на жерди у костра и бросилась под одеяла в горячие объятия Смирола.

Он встретил ее жадными поцелуями, прошептал, прижимаясь к ней: «У, ледышка моя!»

Это была их последняя ночь.

Смирол еще не догадывался об этом – это знала только она одна.

Все. Вот и нет больше непозволительной, противозаконной любви.

– Карми… Душа моя… – Смирол осторожно потеребил её за плечо.

– О-о?..

– Вставай, пора в дорогу.

– Темно еще.

– Пора. Вставай.

Завтрак был уже готов. Карми, просыпаясь, потянула носом аппетитный запах кеттохо и, вскочив, ринулась облачаться в зимние одежды. Это было не очень мучительно – Смирол, вставший рано, уже прогрел одежду над костром.

– Давай не мешкай, – проговорил Смирол, собирая дорожные мешки. – Надо попасть в Карэйн-Орвит до того, как запрут ворота.

Еще один день, солнечный и снежный, смятый в безразличную череду пригорков и спусков. Еще не сгустились долгие зимние сумерки, когда они миновали городские ворота, и еще не подняли мост через ров, из которого на зиму спустили воду, когда они прибыли в замок. Они прошли через двор, оставив лыжи в сенях шумной людской, дальше, в господские покои. Их заметили. Юный оруженосец встал перед ними.

– Господа?.. – предупредительно начал он.

– Мы должны поговорить с кем-нибудь из хокарэмов, – сказал Смирол. – Например, Мангурре…

– Его нет, – ответил юноша. – Позвать Стэрра?

– Да, пожалуйста, – вежливо отозвался Смирол. Несколько минут спустя из темного коридора вынырнул Стэрр, настороженно замер, увидав, кого привела в замок судьба.

– Добрый вечер, браток, – поприветствовал его Смирол и продолжил, отчетливо шевеля губами, но совершенно без звука: – Госпожа хочет говорить с Пайрой.

– Добрый вечер, – кивнул Стэрр, приглашая их за собой. – Пойдемте. – Он выдернул из подставки факел и пошел впереди. Карми последовала за ним, затем – Смирол.

По крутым лестницам они поднялись в покои наместника принцев Карэна.

– Прошу подождать здесь, – попросил Стэрр в мрачной прихожей. Он вставил факел в бронзовую подставку в виде драконьей лапы и скрылся в дверях. Минуту спустя он показался снова: – Входи, госпожа.

Пайра ожидал ее стоя, в почтительном поклоне.

– Здравствуй, Пайра, – сказала Карми. – Извини, что пришла незваная. Мне нужно поговорить с тобой. Стэрр, Смирол, можете идти.

– Что?.. Карми! – удивленно воскликнул Смирол.

– Ты можешь идти, – жестко повторила Карми.

Она отвернулась. Стэрр подергал за рукав ошеломленного Смирола. Тот, поведя головой и не имея слов для ответа, наконец тронулся с места. Они тихо вышли.

Карми подошла к креслу, села.

– Пайра, – сказала она, – расскажи… расскажи о сыне Руттула.

– Что рассказывать? – вздохнул Пайра. – Кто бы мог рассказать, так это Мангурре.

– А он?..

– А он еще не вернулся из долины Валлоа. И не думаю, что скоро вернется.

Настойчивый стук в дверь прервал его.

– Кто там? – грозно отозвался Пайра. – В чем дело, Стэрр?

– Это я, – как-то невнятно, будто у него во рту была каша, откликнулся Мангурре. – Мне подождать?

– Легок на помине! – воскликнула Карми. – Иди, иди сюда.

– А нам можно? – немедленно встрял Смирол.

– Ладно уж, входите, – согласилась Карми. – Стэрр, распорядись там, чтобы вкусненького чего-нибудь принесли.

Мангурре сел на медвежью шкуру у очага. Смирол примостился у ног Карми. Стэрр внес большой поднос с разными зимними лакомствами и поставил на низенький столик.

Карми выбрала коржик поподжаристей и чашку с пышно взбитым ягодным муссом. Смирол немедленно пододвинул к себе блюдо с горячими пирогами. Стэрр принес и пристроил у огня серебряный чайник с подогретым вином.

– Рассказывать сначала или как? – осведомился Мангурре.

– Что ты шепелявишь? – спросила Карми насмешливо. – Зуб выбили? Ух, ты такой буян, небось там дрался…

– Что-то ты, браток, личиком слегка опух, – заметил Стэрр. – И в самом деле, что у тебя с зубами?

Мангурре нарочито широко улыбнулся, демонстрируя безупречно белые зубы.

– Вставные? – поинтересовался Смирол.

– Свои собственные, – похвастался Мангурре.

– Что? – Смирол вскочил и полез заглядывать в рот коллеге. Если бы это зависело только от него, он бы залез в рот Мангурре по пояс.

– Эй-эй, осторожно, – извернулся от его назойливого внимания Мангурре. – Они еще не приросли как полагается, повышибаешь еще!

– Чудеса мирские! – восхищенно выдохнул Смирол. – У тебя отродясь столько не было. Сколько себя помню, у тебя рот щербатый… А те зубы, что еще оставались, вырвали ?

– Не-а, – помотал головой Мангурре. – Подлатали, починили да заново покрасили.

Это сообщение вызвало еще один всплеск энтузиазма у Смирола – он опять полез заглядывать в рот Мангурре, чтобы на практике различить старые зубы и новые.

– Но самое интересное не это, – продолжал Мангурре, отбив атаки рыжего хэйма. – Самое любопытное в том, кто мне чинил зубы.

– Кто? – немедленно спросил Смирол.

– Молодой Руттул собственной персоной. Присутствующие помолчали, переваривая новость. Первым отреагировал Пайра.

– И ты позволил высокому принцу ковыряться в твоей вонючей пасти? – взревел он.

– Он что же, зубодер? – задал вопрос Смирол.

– В своей стране Руттул и сам принцем не был, и сын его не принц, – сказала Карми.

Стэрр промолчал.

– Насколько я понял, Руттулов сын у них лекарь, – сказал Мангурре.

– Какой именно лекарь? – попробовала уточнить Карми. – Лекари разные бывают. Знахари, шептуны, хирурги. Да и брадобреи лекарским делом не брезгуют.

– Да уж не простой цирюльник, – проговорил Мангурре. – Есть в нем и от знахаря, и от хирурга, и от шептуна.

– Это же сколько знать надо! – не удержался Стэрр.

– Знает он немало, – согласился Мангурре. – Зубы он мне отремонтировал в обмен на разрешение изучить мое грешное тело.

– О небеса! Да кому это нужно…

– Ему нужно. Он хотел знать, чем мы отличаемся от них, – ведь в нас так много похожего…

– Мы отличаемся ? – живо спросил Смирол.

– Мы отличаемся, но на удивление мало, – ответил Мангурре. – Я спрашивал Томаса Кенига, он сказал, что на том уровне, которого достигла у них медицина, вся лекарская «аппаратура» – это вроде бы механизмы по-ихнему, – так вот их аппаратура, которая обычно применяется, различий не замечает. В качестве примера молодой Руттул привел записи в медаппаратуре «летающей лодки» отца. Некий молодой туземец был вылечен от болезни, которую младший Руттул назвал «местным видом энцефалита». – Мангурре сделал паузу. – Скажи-ка, Рыжий, случайно это не ты – молодой туземец? Томас Кениг объяснил мне, что он называет энцефалитом. Уж очень похоже на болезнь хэйо.

Смирол, усмехаясь, развел руками.

– Я сразу подумал о тебе, – сказал Мангурре. – Это похоже на тебя, проныра, правда? Поздравляю. Ты уже успел анонимно прославиться в двух мирах.

– Почему – в двух мирах? – спросил Пайра.

– А! Так я же еще не сказал! Они из другого подлунного мира.

– Святые небеса! – воскликнул Пайра. – Мы не еретики, чтобы принять это за правду.

– Ну я не знаю, так они сказали.

Щадя благочестие Пайры, Мангурре существенно сократил ту часть доклада, где говорилось о нахождении того места, откуда явились чужестранцы. Сами-то они тайны из этого не делали, но Мангурре решил пока придержать при себе то, что шло вразрез с представлениями майярцев о мироздании. Все же остальное Мангурре вывалил на своих слушателей, не жалея деталей и подробностей. В ход пошел весь богатый словарь определений: впечатлений было много. Мангурре не забыл даже описать сказочное сантехническое оборудование (Пайра крякнул и смущенно покосился на Карми, пока хокарэм красноречиво распространялся об изумляющем великолепии) .

Под конец рассказа Карми заснула, и приснился ей фотонный корабль в виде громадной иглы с продетым в ушко длинным полупрозрачным шлейфом. Карми летела к нему, как летают дети во сне, – без крыльев, без чего-то похожего и уж во всяком случае без глайдера.

В корабле ее встретил Руттул – такой родной, такой обычный, в своем вечном черном костюме, расшитом золотом.

«Я думала, ты мертв», – говорит Карми, а сердце бьется от радости: как Руттул может быть мертвым – он живой, руки у него теплые, глаза улыбчивые.

«Хорошо, что ты пришла», – ласково говорит Руттул, но невесть откуда выскочил полуголый, растрепанный Смирол.

«Уходи отсюда, душа моя, – кричит он и, схватив за руку, тащит за собой по кривым полутемным переходам. – Это чужаки».

«Это Руттул», – возражает Карми.

«Нет! – орет Рыжий. – Это не Руттул. Это обман. Тут все обман…»

Крик, толкотня и неразбериха… Карми с трудом разлепила веки.

В комнате, где они беседовали вчера, никого, кроме нее, не было, а в соседней – шумно. Там прыгал Стэрр, тренируясь в прыжках, через кинжалы и возлежащего на полу Мангурре.

– Где Рыжий? – спросила Карми.

– Ушел, госпожа моя, – ответил Мангурре, поднимаясь. Стэрр ойкнул и, чтоб не упасть на торчащие острия, рухнул в сторону, круша стулья.

– Прошу прощения, Карми, – сказал он, выбираясь из-под поваленной мебели.

– Далеко он ушел? – продолжала спрашивать Карми. – Когда вернется?

– Не думаю, чтобы он скоро вернулся, – отозвался Мангурре, делая знак Стэрру: «Сгинь». Стэрр бесшумно исчез.

– Что? – переспросила Карми.

– Рыжий забрал у тебя что-то, пока ты спала, госпожа, – пояснил Мангурре, делая неопределенный знак около шеи.

Карми схватилась за грудь, где еще несколько часов назад висели в ладанке Руттуловы четки.

– Он ушел насовсем, – продолжил Мангурре. – Ты вчера будто бы попробовала поставить его на место, а, госпожа?

– Это даже хорошо, что он ушел, – медленно сказала Карми. – Как бы я ему объяснила, что нам надо расстаться?

– Надо ли? – усомнился Мангурре.

– Надо, – твердо проговорила Карми. – Пойдем, Мангурре, поговорим с Пайрой.

– Не стоит пока, – возразил Мангурре. – Пайра только-только спать отправился.

– Да? О чем же вы говорили всю ночь?

– Большей частью о военных премудростях.

– Странно, – промолвила Карми. – А поесть ты мне не раздобудешь?

Между тем ничего странного не было в том, что разговор от инопланетных пришельцев перешел к военным вопросам. Любой новый фактор, мешающийся в жизнь Майяра, должен рассматриваться со всех точек зрения, в том числе и военных. Пайре не понравилось вторжение чужаков прямо в сердце управляемой им провинции, пусть среди чужаков и был сын Руттула, которому волею судеб эта провинция теперь принадлежала.