Текст книги "Карми"

– Не будь идиотом, – тихо сказал Аранри, поймав взгляд Маву. – Девочка не станет спрашивать у тебя защиты. Ты ей не нужен.

– Ей нужен этот рыжий наглец?

– Похоже, ему она больше доверяет, – отозвался Аранри. – Что же ты мешкал? Где ты прятался все это время?

– Если б я знал, что она жива… Аранри промолчал.

«Что за поветрие охватило нынче молодых хокарэмов? – подумал он. – Одни увлекаются механикой, другие прячутся от замка Ралло. Неужели мир усложнился так, что я в нем ничего не понимаю?»

Глава 5

Смирол лежал на топчане в саду, закинув руки за голову и глядя в вечернее небо между черными кронами деревьев. Стало слишком темно, чтобы можно было заниматься вычислениями или читать свиток с трактатом по логике, который одолжил ему Картван, а никаких других занятий Смирол придумать не мог. Конечно, можно было пойти к Аранри – помочь в какой-нибудь работе, не требующей особого умения и зоркости, но Смиролу было откровенно лень. Появление Карми опять пробудило интерес к глайдеру Руттула. Он завидовал людям, которые умеют делать такие машины. Смирол решил подластиться к Карми, чтобы она разрешила ему заняться изучением глайдера.

«Но ведь я вряд ли что пойму!» – вздохнул он.

Карми подошла и села на топчан. По привычке Смирол потянулся к ней, обнял, привлек ее к себе. Карми, как обычно, отнеслась к его ухаживаниям равнодушно – легла около него и потянула на себя покрывало. Вечера последнее время прохладные, год клонится к осени, и Смирол заботливо укрыл девушку.

– От Байланто были вести? – спросила Карми после долгого молчания.

– Пока нет.

Карми немного помолчала.

– А я подарок тебе принесла, – сказала она вдруг полусонно. – Только он разбился.

– Да-а? – преувеличенно огорченно отозвался Смирол. – Как же так?

– А ничего. Он и ломаный хорош.

– Кто хорош?

– Кристалл.

– Да, конечно. – Смирол потянулся губами к щеке девушки, но ее странное движение остановило его: Карми неожиданно прижалась к нему, и Смирол испугался.

Хокарэмы не знают чувства страха, точнее, они допускают, что можно испугаться неодолимого напора стихий: урагана, например, или лесного пожара, но страх перед людьми неведом хокарэмам. Им не приходится испытывать унизительное чувство полной зависимости от воли других людей; они не боятся и любого оружия, – чего бояться, если хокарэм может справиться со всяким оружием?

Но испуг, который ощутил Смирол, был другого порядка. Конечно, нечаянное движение Карми могло иметь простую причину – зябкую вечернюю прохладу. Но могло быть и иначе, а Смирол не был готов к изменениям отношений с Карми. И он сбежал. Сбежал не позорно, без оглядки, а с достоинством, спросив как ни в чем не бывало:

– Хочешь грушу? Я принесу.

– Принеси, – шепнула Карми.

Смирол чмокнул девушку в щечку и ушел к летней кухне, где в большой корзине лежали снятые сегодня груши. Он тщательно выбирал плоды, откладывая в широкое глиняное блюдо; он не торопился – он думал, как ему надлежит поступать, если в самом деле окажется, что он нужен Карми.

Ну почему, почему тянет с ответом Байланто? Разве может Смирол без достаточных на то оснований считать себя свободным от обязательств перед высокой принцессой? И как он будет выглядеть, обремененный этими обязательствами, когда его отношения с Карми примут более серьезный оборот? Одно можно сказать: некрасиво будет выглядеть. Хокарэмы обычно легко относятся к моральным предписаниям, но даже для хокарэма ситуация, в которую попал Смирол, представлялась сомнительной. Как бы ни поступали, какое расположение ни испытывали бы друг к другу принцесса Байланто и Ур-Руттул, следует помнить, что в высшем свете дружба – вещь непрочная и в любой момент может смениться открытой враждой. И пока он, Смирол, официально считается слугой Байланто, любые его отношения с Карми будут выглядеть неискренними, а Смирол не хотел даже тени подозрений. Завязанная еще в первый год знакомства невинная игра во влюбленность могла позволить Смиролу мимолетные объятия и братские поцелуи, но перешагнуть через невидимую черту он не мог.

Смирол старательно искупал каждую грушу в ведре с водой, аккуратно разложил горкой на блюде и понес к топчану. Как он и надеялся, Карми заснула. Услыхав ее ровное сонное дыхание, Смирол вздохнул с облегчением и поставил блюдо с грушами в изголовье широкого топчана, а потом бесшумно удалился.

«И чего я терзаюсь? – думал он. – Ничего особенного, ей и в голову не придет смотреть на меня. Зачем я ей, коли в грозном Миттауре Арзравен Паор в любой момент готов жениться на ней? По крови я ей не пара, да и красотой не отличаюсь. И… ох, великие небеса!., что мне в голову пришло думать о ней?»

Он пошел к дому. На полпути его встретил Маву, мрачный и злой.

– Ты что вытворяешь, братец? – прошипел Маву. – Оставь ее в покое!

– Ты о чем? – отозвался Смирол. – Не ори, Карми разбудишь.

– Госпожу, – поправил Маву раздраженно. – Для тебя она госпожа, а не Карми.

– Для меня она Карми, а не госпожа, – твердо ответил Смирол. – Она велела называть себя именно так.

Маву был готов взорваться; опасаясь, что его гнев разбудит девушку, Смирол предложил:

– А не пройти ли нам к дровянику? Уж если где и выяснять отношения, так, пожалуй, именно там.

Маву согласился, он мотнул головой и направился вслед за Смиролом на задний двор, туда, где у баньки под навесом находилась поленница. Пока они туда шли, Маву успел немного успокоиться, так что разговор он продолжил хоть и враждебно, но сдержанно:

– Неужели ты не видишь, на что это похоже? Будь ты райи, я бы и слова не сказал, черт с тобой, Рыжий. Но ты же из Байланто! Зачем ты липнешь к ней? На что рассчитывает твоя госпожа? Или ты действуешь исключительно по недомыслию?

– Ты читаешь мои мысли, брат Маву, – отозвался Смирол. – Я как раз об этом и думал. Одна лишь надежда, что вот-вот я стану райи.

– Ну что ты врешь? – поморщился Маву. – С чего вдруг ты станешь райи? Госпожа Байланто вроде помирать пока не собирается…

– Храни небо госпожу! – искренне воскликнул Смирол. – Нет, дело во мне. Я ведь хэйм, а кому из принцев нужен в хокарэмах хэйм?

– Хэйм? – переспросил Маву.

– Ну да.

Смирол рассказал о своей болезни, умолчав, впрочем, о чудесном исцелении и Руттуловом глайдере (Карми вроде бы говорила, что никто, кроме него, в эту тайну не посвящен). Пока он рассказывал, настроение Маву заметно изменилось.

– О, – сказал он сочувствующе, коснувшись Смиролова плеча, – стать хэймом – еще не самое страшное.

– Я тоже так думаю, – отозвался Смирол.

– Хорошо тебе – будешь свободным. Смирол впервые посмотрел на Маву с интересом:

– О! Не поговорить ли нам о свободе?

Когда примерно час спустя Аранри вышел посмотреть, куда пропали его постояльцы, то нашел их удобно расположившихся на чурбаках у поленницы и мирно беседующих. Маву многословно рассказывал о порядках в Сургаре при Руттуле; Смирол задавал вопросы, побуждая Маву еще более вдаваться в подробности.

– Что-то я не пойму современную молодежь, – заявил Аранри, послушав, о чем идет речь. – То, понимаешь ли, механикой занимаются, то политикой… Да зачем вам все это, мальчики? Что толку голову ломать над никому не нужными вещами? Майяром управляете не вы, да и науками, кроме вас, есть кому заниматься.

– А годами напролет шить штаны – это дело для хокарэма? – вскинул голову Маву. – И я плохо понимаю, на что потратили мою жизнь. Половину жизни меня муштровали в Ралло, чтобы вторую половину быть нянькой при высокорожденной девице. И что меня злит: когда моя помощь была всего нужнее, оказалось, что ее не желают принимать. Небом клянусь, никогда не чувствовал себя таким идиотом, как тогда, когда потерял след госпожи в долине Праери.

– Поэтому ты все бросил и спрятался, – сказал Аранри.

– Да, – ответил Маву вызывающе. – Но пока жива принцесса Оль-Лааву, кто обвинит меня в пренебрежении обязанностями? Она ведь не обвиняет меня в этом.

Рыжий Смирол, посмеиваясь, следил за горячностью Маву. Хороший был случай еще раз убедиться в том, что ряды хокарэмов вовсе не так монолитны, как кажется со стороны. Однако идти на раскол, понимал Смирол, слишком неразумно. Участвовать в малочисленной оппозиции против замка Ралло – значит собственными руками затягивать на шее петлю. Впрочем, с неожиданной горечью вспомнил Смирол, он-то уже практически находится вне хокарэмской касты. Но что же молчит Байланто? Передумала его отпускать?

Он напрасно тревожился. Весть от Байланто пришла к следующему вечеру. Смирол высчитывал дни пути гонца от Ларау до Забытой Столицы, а госпожа принцесса почти сразу после его заболевания вернулась в Трани-Виалу-Орвит, чтобы уложить его вещи и вернуть в Ралло. Известие, что Смирол выжил, внесло в ее планы лишь небольшие изменения. Байланто собственноручно упаковала его сундук и прислала не только письмо для мастера Логри, но и записку Смиролу. Приложением была сафьяновая коробочка, в которой лежал перстень с опалом.

Опал – знак разлуки. Смирол нацепил перстень на палец и развернул адресованное ему послание:

«Хокарэму Смиролу от принцессы Байланто-Киву привет и пожелание всех благ. Крайне сожалею, что нам пришлось расстаться. Сделай милость, не тревожь меня больше: твой вид будет мне укором. Прости мне мои предрассудки. До конца жизни тебе будет выплачиваться ежегодное содержание в двадцать четыре эрау, пункт об этом будет введен и в завещание. Да хранит тебя божественное небо, в святость которого ты не веришь».

Смирол повертел в руках пергамент. Принцесса Байланто оставалась верна себе: сознавая свои предрассудки, все же не считает нужным пойти против них – в ее хокарэме не должно быть недостатков. Он может быть слабым физически и рыжим, как раб, но быть даже заподозренным в умственной ущербности он не может. А выздоровление от заячьей болезни гарантии душевного здоровья не дает. От такого хокарэма следует избавиться – и она избавлялась со свойственной ей щедростью.

Смирол заглянул в сундук. Помимо одежды там лежал еще и довольно увесистый кошель с золотом.

Аранри развернул адресованный Логри сверток.

– Да, – протянул он, ознакомившись с текстом. – Полная отставка.

– Прими поздравления, – сказал Маву.

– Премудрое небо! – вскричал Аранри. – С чем тут поздравлять? Да чем ты теперь заниматься будешь, рыжий бездельник? И на что жить? Кто тебя наймет, слабого да слепого? Вспомни, сколько ты в гэнкарах сидел, пока тебя не взяла к себе Байланто? А теперь-то кто на тебя польстится? Или думаешь механикой своей жить? Так ведь на гороскопах больших денег не заработаешь. Нищим будешь!..

– Папаша, не горячись, – отозвался Смирол. – Проживу как-нибудь.

Он побросал свитки в сундук, хлопнул крышкой и вернулся к своим занятиям. Сегодня он целый день задумчиво вырисовывал на вощеных дощечках контуры оправ для очков – ему хотелось чего-нибудь особенного, а не простых очков с традиционно круглыми стеклами.

Алатан рассердился, увидав его эскизы.

– Сударь ты мой! – воскликнул он. – Ну что за выдумки? Неужели те очки, что я сделал, плохи для тебя?

– Хороши, – успокоил его Смирол и немедля нацепил на нос очки с небольшими круглыми стеклами. – Но сегодня утром Карми сказала, что взгляд у меня совиный. Так почему бы не изобрести что-то невероятное, пока у меня есть деньги и камни?

Он расстелил перед Алатаном узелок, в котором лежал подаренный Карми кристалл. Если б он остался целым, был бы размером с два Смироловых кулака, однако, похоже, Карми уронила свой подарок, и он раскололся, как обычно и колются кристаллы колайхо, на пластинки толщиной до двух дюймов.

– Линзы сделаем из них, – сказал Смирол.

– Божьи небеса! – вздохнул Алатан. – Или я твой личный ювелир, сударь мой? Мне же и другие заказы делать надо.

Алатан кривил душой. Изыскания Смирола в области оптики были золотым дном – он намного уменьшил за счет точного расчета трудоемкость изготовления линз, да и идея насчет изменения формы оправы должна была принести ювелиру немало денег. Поэтому новые, невиданные, экстравагантные очки Смирол получил быстро.

Он немедленно ринулся на летнюю кухню, где Антуно с Карми и Сэллик варили варенье.

– Карми, душа моя, – позвал он, – посмотри-ка. Карми оглянулась.

– О-ох, – выдохнула она. – Ну, Рыжий… Красота-то какая…

Антуно и Сэллик тоже оглянулись на Смирола.

Очки были великолепными. Огромные линзы закрывали почти пол-лица, золотая оправа сияла. В двух зеленых закругленных четырехугольниках таилось что-то хищное.

– Дракон, иначе не скажешь, – определила Карми. – Но… признавайся, а что это у тебя с носом?

Смирол приподнял очки, показывая царапину на переносице, и вернул очки на место.

– Уронил одну склянку, вот и отскочило мне в рожу.

– Боже! – ахнула Антуно. – Могло и в глаз попасть! Смирол повернул голову и показал точку у виска, куда попал второй осколок.

– Бывает, – рассмеялся он. – А смотри, что я придумал, чтобы линза царапину не натирала.

Он перенес опору со спинки носа на обе стороны; Алатан высоко оценил нововведение – теперь очкарикам не придется жаловаться, что у них краснеет кончик носа.

Карми очки понравились – очень элегантная вещица.

– Неплохо, – сказала она. – А тебе не кажется, что люди будут пугаться твоего облика?

– Они не такие пугливые, – ответил Смирол. – Пусть привыкают.

Глава 6

Погостив недельку у Аранри, Карми засобиралась в обратный путь.

– А как ты собираешься поступить с Маву? – небрежно поинтересовался Смирол. – Возьмешь его с собой?

– Нет, – твердо ответила Карми. – Надо его как-то обмануть.

– Бери меня в попутчики, – предложил Смирол. – Тогда помогу.

– Хорош помощник, – усмехнулась Карми. – С твоим-то сундуком.

– Сундук я могу здесь оставить, – не унимался Смирол. – Возьму только отказную грамоту.

– Тогда и думай, как исчезать будем, – согласилась Карми. Для Смирола эта задачка была легкой. С тех пор как он получил у Байланто свободу, Маву терпимее относился к его дружбе с Карми и не навязывался третьим, когда им приходило в голову гулять по городу. Поэтому Смирол всего-навсего сунул грамоту за пазуху и под вечер отправился с Карми гулять над рекой, откуда, не теряя времени, они и ушли в лес. А когда стемнело, Карми вызвала глайдер.

В прошлый раз Смирол был слишком слаб, чтобы всерьез интересоваться чужеземной техникой. Теперь же он в полном восторге лазил по всем углам, все хотел потрогать.

– Сиди смирно, – прикрикнула Карми. – А то выкину наружу, понял?

Смирол присмирел, но ненадолго. Несколько минут спустя он вздумал продолжить обследование машины, однако Карми сказала:

– Приехали.

Они выбрались из глайдера, и Карми отправила его в тайник кэйвеского озера.

По ночной дороге они пошли к темнеющему вдали Ралло-Орвит.

– Кто идет? – окликнули их у ворот.

Они назвались, а когда подошли ближе, разглядели двух парнишек-коттари – обычную охрану Ралло. В принципе можно было бы вообще никого не ставить на посты – кому же в голову придет нападать на хокарэмов?

– Есть какие-нибудь новости? – спросила Карми.

– Да нет, госпожа, – отозвался один, а второй шмыгнул в караулку и вернулся с факелом.

– Не проводить ли тебя, госпожа? – спросил мальчик.

– Я провожу, – сказал Смирол. Он взял у коттари факел и обернулся к Карми: – Ты где живешь?

По двору они прошли молча; Смирол только удивился, что Карми не протестует, когда ее называют госпожой.

– Так называют меня только коттари, – проговорила она, заметив его вопросительный взгляд. – Логри полагает, что это полезно для дисциплины.

Факел для прогулок по ночному Ралло был данью уважения к высокой пленнице, сами хокарэмы обычно ходили впотьмах.

– Вот здесь я и живу, – указала Карми.

– Ишь ты, – восхитился Смирол. – Дверь навесили… Может, еще и замок приладили?

До сих пор, он знал, в замке Ралло двери были только в кладовых, где распоряжалась Нелама; все прочие проемы, как дверные, так и оконные, были свободны от каких бы то ни было заслонов.

Они поднялись по лестнице.

– Факел вон там, на столбе, укрепи, – показала Карми.

Смирол вставил факел в кольцо, потом огляделся, оценивая обстановку.

– А Стенхе где? – осторожно спросил он.

– А что ему здесь делать? – отозвалась Карми. – У нас был тяжелый разговор, и я дала ему отпускное письмо.

– И… и что он?

– Обиделся смертельно.

– Зачем же ты его обидела?

– Не могла я на него смотреть. Как ни посмотрю, злость берет.

Ей было трудно объяснить, что ее до сих пор приступами посещает ярость, когда приходится вспоминать о падении Сургары.

Она, принцесса Сургарская, в это время развлекалась в Миттауре, и Стенхе, который все знал, даже слова не промолвил об этом. Да еще Маву, которого она оставила охранять Руттула, в это время прохлаждался в Интави. И как же, скажите на милость, после всего этого доверять хокарэмам?

– Да-а, – протянул Смирол. – Похоже, у тебя с хокарэмами отношения сложные.

Он попрощался, хотя еще несколько минут назад, когда случилось ему некстати завести разговор о Стенхе, твердо решил, что остаток этой ночи проведет с Карми; однако неловкое напоминание о ссоре со Стенхе разрушило у Карми всякое желание говорить с ним. Смирол это понял и пошел на кухню: там всегда можно чем-нибудь подкрепиться и найти угол для ночлега. Он вошел и спросил негромко:

– Я поем, можно?

Услышав в ответ неясное междометие, Смирол с чистой совестью направился к ларю, где обычно бывали сложены лепешки, нашел на столе плошку с тягучим летним медом и, макая в нее лепешку, поужинал. В том углу, где можно было устроиться на ночлег, уже кто-то спал. Смирол взял себе несколько шкур, чтобы помягче было лежать, разделся, положил на одежду замшевый футляр с очками и моментально заснул.

Проснулся он оттого, что кто-то осторожно что-то из-под него тянул. Он открыл глаза.

– Герхико, – узнал он. – Откуда ты, душа моя? Герхико рывком выдернула из-под него свой келани.

– Умник ты, – сказала она, – нашел куда пристроиться. – Она натянула одежду. – Тахар в том углу ночевал, так ты к нему не пошел.

– Не коли мне глаза моей оплошностью, – заявил Смирол, одеваясь. – Был бы я бабником, я бы только соседством не ограничился. – Он зевнул. – Не выспался я, сестренка. Полночи с сургарской принцессой по дорогам шатался.

– Карми вернулась? Занятная девица, – заметила Герхико, заглядывая в ведро с молоком. – О, подоить уже успели. Молочка хочешь?

– Лучше сливок, – отозвался Смирол.

– Взбитых… – бросила Герхико.

– …и с ягодами, – прибавил Смирол. – Но я могу и кашки съесть. – Он принюхался: – По-моему, это кашей пахнет?

– Ешь кашу, – послышался из кладовой голос Неламы. – Мяса все равно нет.

– Каша полезна, – ехидно заметила Герхико. – Каша силу дает.

Опять, как в детстве, Смирола попрекали хилым сложением, но Смирол слушать не стал, водрузил на нос очки и, вооружившись ложкой, принялся накладывать в миску кашу.

– Ой, Рыжий, какой ты красивый, – ахнула Герхико, увидев очки. – С чего бы ты это?

– Слепну, – коротко отозвался Смирол. – Сама знаешь, какой я везучий.

Герхико пожалела, что только что смеялась над Смироловым здоровьем.

– Бедняга, – протянула она. – Что с тобой стряслось? Смирол, однако, не чувствовал себя ущербным, как прежде.

– Логри в замке? – спросил он.

– Где ж ему быть, – проворчала Нелама, появляясь в дверях кладовой. Она придирчиво глянула на Смирола: – Вечно с тобой что-то случается, Лисенок. Но ничего, не расстраивайся, дела наладятся.

– Не сомневаюсь, – кивнул Смирол, доедая кашу. – Не с чего мне расстраиваться.

Логри он нашел во дворе, где тот хмуро следил за тренировками коттари. Мальчишки заинтересованно косили глаза на сооружение, венчающее Смиролов нос, но сбиться с ритма не посмели. Зато Логри спросил резко:

– Что это ты нацепил на себя?

– Очки, мастер.

– Ты плохо видишь?

– Да, мастер. Вот отпускное письмо принцессы Байланто.

Логри развернул свиток, прочитал.

– Так что с тобой все же случилось? – поинтересовался он, опуская свиток.

– Заячья болезнь.

– О, это серьезно, – задумчиво проговорил Логри. – Как ты себя сейчас чувствуешь?

– Хорошо, только вот зрение испортилось. Пришлось заняться механикой. Вот. – Он протянул Логри еще один свиток. – Это мой трактат о преломлении света в прозрачных средах.

Логри лишь мельком глянул на оглавление:

– Я в этом не разбираюсь.

Логри предстояла сейчас нелегкая обязанность. Обязанность, исполняя которую он обычно чувствовал себя палачом; случаи, подобные этому, бывали в его жизни очень редко, но каждый такой случай оставался в памяти навсегда. Можно ли со спокойной совестью сказать этому юноше, что все годы его подготовки пошли прахом?

– Смирол, – проговорил Логри, – к сожалению, должен тебе сказать, что никто из государей майярских или их вассалов никогда не пригласит тебя на службу…

– Да, я знаю, – беспечно отозвался Смирол. – Меня это не беспокоит.

– Тем лучше, – не моргнув глазом продолжил Логри. – Однако, если тебе понадобятся деньги, я попробую найти работу для тебя.

– Спасибо, мастер, – кивнул Смирол.

– Где ты будешь жить?

– Большей частью у мамы, если Аранри не прогонит, – сказал Смирол. – Но вообще-то я пока не строил планов.

– Но ты уже думал, чем будешь заниматься?

– О да, мастер, – без тени смущения заявил Смирол. – Я буду ухаживать за Карми. Она цветок моего сердца.

– Будет она обращать внимание на подслеповатого рыжего наглеца, – проворчал Логри.

Ему показалось подозрительным намерение Смирола. Какая корысть была в этом для рыжего хэйма? Или он просто шутит? Не дело для хокарэма, бывшего или настоящего, навязываться даме королевской крови. Правда, Карми, если вспомнить, тоже ведет себя странно, но все же следовало оградить ее от излишней назойливости.

– Послушай, сынок, – сказал старый хокарэм, положив руку на плечо Смиролу, – я должен поговорить с тобой о Карми…

Смирол оборвал его:

– Прошу прощения, мастер. Моя бывшая госпожа, ясная принцесса Байланто-Киву, – заявил он, специально сняв свои замечательные очки и устремив на Логри кристально-чистый взгляд, – запретила мне вести с кем бы то ни было беседы о госпоже Ур-Руттул Оль-Лааву, бывшей принцессе Карэна.

– С чего бы это вдруг?

– Госпожа Байланто-Киву не хочет знать более того, что госпожа Карми соизволит ей сказать. Госпожа Байланто-Киву не желает, чтобы секреты госпожи Карми стали предметом чьего бы то ни было обсуждения. Госпожа Байланто-Киву уважает право госпожи Карми иметь тайны. – Смирол выдал эти официальные фразы на едином дыхании.

Логри осталось только покачать головой и удалиться. Час спустя встретив Карми, он решил расспросить ее о Смироле.

– Если он будет назойлив, я найду способ приструнить его, – предложил он.

– Он мне нравится, – просто ответила бывшая принцесса.

«Интересно, – подумал Логри. – Что принесут замку Ралло эти двое?»