Текст книги "Приключения стиральной машинки"

Глава 8

Утром солнце высушило росу на траве и снова стало тепло и немного душно.

Артем проснулся и теперь лежал, жмурясь от яркого солнца, лучи которого, пробираясь между густой листвой высоких деревьев, все же умудрялись пощекотать глаза и нос сладко спящего человека. «Совсем как в детстве, – подумал Артем и вдруг вспомнил о своих ночных приключениях. – Интересно, как там моя находка?» – Подумал Артем и вскочил на ноги, легко и непринужденно. Словно только что встал с мягкой удобной постели в родительском доме.

Темнокожий юноша, лежащий около почти потухшего костра, пришел в себя и теперь молча разглядывал окружавших его людей. В глазах его, помимо тревоги, явственно присутствовало любопытство. Караганов сидел около него и помешивал в железной кружке какую-то пахучую микстуру. Рядом с ним расположился этнограф Порфирьич и изумленно разглядывал ночного гостя. Он благополучно продрых всю ночь напролет, и для него, единственного из всего лагеря, появление ночного гостя было необыкновенным открытием.

Артем присел рядом с ними и молча наблюдал за Карагановым. Около костра стоял котелок с травяным настоем.

– Вы, я смотрю, Сергей Викторович, прямо на все руки мастер. И мореход, и ученый, и врач. – Артем с уважением посмотрел на Караганова.

– Да, юноша, это так. И вам того же желаю. Знаете, в далеких путешествиях лишних знаний не бывает. А иногда они могут и жизнь вам уберечь. Медициной я смолоду интересовался. Не так чтобы совсем профессионально, но кое-что в журналах почитывал. И знаете, оказывается, с помощью нехитрых препаратов можно делать весьма полезные вещи. Много места это в вашей походной сумке не займет, а предметы, скажу вам, очень нужные в путешествиях. Вот эта микстура, например. Три порошка, смешанные в определенных пропорциях, и наш больной, я надеюсь, скоро встанет на ноги.

Заметив, что юноша пришел в себя, Караганов приподнял его голову и влил ему в рот снадобье из кружки. Юноша поморщился, но смесь допил до конца. Откинувшись на свернутое у него под головой войлочное одеяло, он едва слышно прошептал: «Спасибо», и через минуту уже опять впал в сонное забытье. Но теперь это был скорее сон выздоравливающего человека, спокойный и ровный, как и положено юноше его возраста. А цвет кожи здесь значения не имеет.

Караганова словно пружиной подбросило.

– Что-о-о? Вы слышали, что он сказал? – Обычно выдержанный и спокойный, ученый теперь был крайне возбужден и даже немного напуган.

– Я же вам сказал, что он по-нашему говорит, а вы не поверили, – тихо, как бы извиняясь за свою настойчивость, произнес Артем. – Я ночью и сам испугался от неожиданности. Да теперь уже привык. Странный факт, конечно, но это и есть настоящий факт.

Услышав необычный разговор, матросы со всей поляны вмиг оказались рядом с Карагановым и теперь смотрели на незнакомца, как на новое чудо света. Первым опомнился боцман:

– Батюшки святы! Пречистая дева, огради нас от всякой беды. – Боцман крестился подряд на все близко стоящие пальмы. – Это же надо, бусурман по-нашему заговорил. Вот это невидаль, так невидаль.

Тем временем Караганов успел прийти в себя, и изумление сменилось в нем любопытством ученого. Заметив, что вокруг больного создается нездоровая суета, он повысил голос и скомандовал:

– А ну, все разошлись отсюда! И побыстрей. Чего вы раскудахтались, как бабы. Подумаешь, невидаль. Везде же разные люди живут. Парень-то не немой какой, а вполне говорящий. Вот окрепнет, и тогда расспросим, что да как. А пока не наседайте. Дайте человеку покой.

Занятней всего было смотреть на этнографа. Обычно спокойный и сдержанный, человек сейчас вел себя совершенно непривычно. Сначала он превратился в соляной столп, а когда оттаял, то стал похож на резвого молодого петушка. Он бегал по поляне и кудахтал счастливым голосом:

– Нет, вы можете себе такое представить? Это же немыслимо! В этих краях, и вдруг славянская речь. И посмотрите на его череп! А черты лица! У него же совершенно европейские черты лица! И это при такой темной коже! Это открытие! Это величайшее открытие нашего времени. Господи, – вдруг взмолился он, – и честь этого открытия ты решил доверить мне. Это счастье. – И на глазах у немолодого ученого показались слезы.

Караганов с интересом выслушал всю его тираду и сказал:

– Порфирьич, ты погоди крылами-то махать. Вдруг тут подвох какой? А ты уже и перья распушил.

Матросы, сидя неподалеку маленькой группкой, тихо посмеивались. Они развели на поляне второй костер – чтобы не беспокоить раненого, и неторопливо готовили на обед немудреную флотскую кашу. Понемногу это происшествие переставало казаться им чем-то сверхъестественным. Они много лет бороздили на своем корвете моря и океаны и насмотрелись разных чудес. Первым на эту тему решил высказаться боцман. Он был среди матросов непререкаемым авторитетом, и поэтому они слушали его как послушные дети строгого родителя.

– Я вот помню, такой случай был. Шли мы как-то северными морями, и вдруг на льдину выскакивает лохматое чудище. И так же вся ученая братия на палубу вывалилась. Все орут, кричат – Содом и Гоморра! Новый вид, говорят, открыли. То ли зверя, то ли человека – это тогда они еще не поняли. Но радовались все, как малые дети. А это чудище по льдине бегало-бегало, а потом вдруг голову-то с себя и сняло. И что вы думаете? Никакое это не чудище было, а местный шаман. У него на голове такая маска лохматая, из чьей-то шерсти сплетенная и бахрома длинная вокруг космами висит. Маска эта здоровенная, как бочонок для засолки капусты. И на туловище он много шкур всяких напялил. Издали и, правда, на зверя похож – не отличить. Оказалось – камлает он так, это по-ихнему. А по-нашему – злых духов отпугивает. Это он нас, значит, за злых духов принял. Ученые тогда сильно расстроились. Помню, водкой долго лечились. – Боцман помешал кашу деревянной ложкой. – Разные случаи бывают, скажу я вам. А здесь тоже непонятно. Но, как говорится, все божьи твари. И господь вразумит, если на то будет его воля.

Караганов возразил боцману:

– Я не могу согласиться с вами, любезнейший. Господь, вероятно, и сотворил народы на земле, – на слове «вероятно» матросы неодобрительно зашушукались, – но маскарад шамана – это совершенно другая история. А здесь безо всякого маскарада человек на другом краю света по-нашему болтает. Разберемся!

К вечеру больному стало лучше. Караганов вновь перевязал его раны, и юноша смог, наконец, рассказать, кто он и что с ним случилось.

Оказалось, что он – сын вождя одного из небольших местных племен, коих здесь проживает великое множество, и зовут юношу Вамбе. Во время вчерашней охоты Вамбе увлекся погоней за леопардом, и сам не заметил, как оторвался от своих сородичей и углубился далеко в лес. Когда он это обнаружил, то нисколько не испугался, а наоборот. Он даже порадовался, что все так обернулось. Если он в одиночку одолеет здоровенного матерого леопарда, его отец будет им гордиться. Ведь он сын вождя, и поэтому теперь для Вамбе было делом чести догнать и убить хищника. Он уходил за леопардом все дальше и дальше в лес и даже ранил зверя.

Но этот спортивный азарт чуть не стоил юноше жизни – неожиданно жертва и преследователь поменялись местами. Когда стемнело, раненый леопард изменил свои намерения, развернулся, оскалил пасть, показывая всему миру свои ужасные клыки, и напал на молодого охотника. Вамбе не растерялся. Первую атаку зверя ему удалось отбить. Хищник только глубоко ранил плечо и спину охотника своими острыми когтями. Но юноша не потерял самообладания, и, несмотря на сочащуюся из раны кровь, он все же попытался достать леопарда длинным копьем. Ему удалось нанести зверю еще одну рану, и тогда хищник внезапно поменял тактику. Он скрылся в зарослях, и теперь потихоньку преследовал раненого человека, зная, что тому далеко не уйти – кровь, сочащаяся из раны, понемногу забирала силы, и Вамбе мог теперь только медленно идти, все же надеясь где-либо встретить помощь. Когда силы оставили его, он упал, но все же продолжал ползти, не желая сдаваться. И его ожидания совершенно неожиданно оправдались, но если бы не Артем, Вамбе бы пришлось туго – хищник не отставал.

Рассказ Вамбе был почти фантастическим, и Караганов слушал его с легким недоверием. Когда Вамбе умолк, у Караганова было к нему только два вопроса: куда же делся леопард? Неужели хищник так вот запросто отказался от своей легкой добычи? А второй вопрос уже давно мучал всех – откуда юноша знает русский язык, на котором он говорил хоть и с акцентом, но довольно чисто.

На первый вопрос Вамбе ответа не знал. Но все неожиданно разъяснилось само собой. Пара матросов отошли в лес по нужде и неожиданно из лесу раздались их громкие крики. На крики прибежали еще человек пять, и вскоре показалась процессия, которая на двух длинных жердях волокла здоровенного матерого леопарда. У зверя было две раны на спине и одна, особенно глубокая и, вероятно, смертельная, на его крепкой широкой груди.

Караганов удивленно рассматривал зверя, и Вамбе, кивая головой в сторону хищника, сказал:

– Это он. У него на боку вырван клок шерсти, и еще есть две раны. Это от моего копья.

– Не две, а три. Одна – на груди, глубокая. Тут еще кое-кто постарался, – сказал Караганов, поднял глаза на Артема и пристально посмотрел на него. – Твоя работа? – коротко спросил он, и Артем виновато потупился. Караганов устроил ему форменную выволочку: – Ну, ты, брат, даешь! Ты же рисковал, как в заезжем цирке дрессировщик бешеных слонов. Это же зверюга матерый – вот, смотри, лапы, как моя голова. А если бы он тебя задрал? Что бы я твоей мамке сказал?

Он наговорил Артему еще много всякой всячины, но помимо укоризны, совершенно неожиданно, в его глазах читалось уважение и даже одобрение. И Артем воспрял духом.

– Вы, Сергей Викторович, меня не ругайте. Как же я человека в лесу брошу, если он меня на помощь зовет. Я даже думал, что может кто с того корабля, ну, с «Феофана».

– Да ты с ума сошел! – Рассмеялся Караганов. – Тот «Феофан» знаешь, сколько лет тут на вечном приколе стоит? Тебя еще и на свете не было! Это точно. Ты на рынду смотрел? То-то! А ты внимательно посмотри. Ее хотя и потрепало основательно, но на боку дата обозначена – 1822 год. Можно предположить, что это год постройки. Но я такого корабля среди военных судов что-то не упомню, хотя морскому делу вроде прилежно обучался. Значит, это может быть торговый корабль. А торговые корабли в ту пору в эти края вроде бы не ходили – что им тут было делать? Торговать-то не с кем! А торговцы – народ пугливый да расчетливый. Просто так, для развлечения в такую даль ни за что не попрутся – они все свои походы рассчитывают, и только за прибылью куда-нибудь собственные корабли и гоняют. А какая здесь в то время прибыль была? Никакой. Значит, еще лет пятнадцать-двадцать накинь, вот в те времена уже могло кого-нибудь сюда занести. Помню, что-то говорили о новом дереве, которое в этих местах растет. Вроде бы, очень ценное. Хотя и не факт. Кто его знает, как они сюда забрели? Дело это, скорее всего, темное.

– Матушка моя была с «Феофана». Это он ее сюда привез, – тихо сказал темнокожий юноша, который был невольным свидетелем этого разговора. Он по-прежнему лежал рядом с костром, и было похоже, что он задремал.

Его слова были полной неожиданностью, все дружно замолчали и повернулись в его сторону. Караганов первым пришел в себя:

– Чудны твои дела, господи! Так вот откуда ты по-нашему болтать научился! Ты-то, оказывается, из наших, из российских, будешь! Вот это чудеса!

Вамбе ему слабо улыбнулся.

– Да, это необычно, но это так. Моя матушка до последнего своего часа надеялась вернуться туда, откуда она уехала много лет назад. Она рассказывала мне о далекой стране, где бывает очень холодно и падает снег. Я не знаю, что такое снег. – Вамбе на минуту замолчал и закрыл глаза, видимо, раны давали о себе знать. – Она же научила меня вашему языку, – сказал он через несколько минут, и снова умолк. Неожиданно Караганов заметил, как слеза скатилась по его темной щеке. – Матушка недавно покинула этот мир, и мы проводили ее в дальний путь со всеми возможными почестями. Ее все очень любили, и она была добра ко всем. Мой отец – вождь нашего племени. Он тяжело пережил ее уход. И он будет вам очень благодарен за то, что вы меня не бросили.

Караганов покачал головой:

– Ты, парень, это из головы выбрось. Мы не за благодарность людей из беды выручаем. И свое спасибо ты вот ему скажи, – и Караганов указал на Артема, – это он тебя спас. И леопарда он убил. Тоже мне, охотник за неожиданностями! – И Караганов искренне рассмеялся. – Кстати, шкура, Артемий Кузьмич, теперь твоя – охотничий трофей! Жаль такую красоту просто так бросать. Эй, братки, – Караганов кликнул матросов и приказал им снять шкуру с огромного зверя. Покончив с этим, он вернулся к Вамбе. – Ты сейчас много не болтай, а то у тебя силенок-то еще маловато. Да и расстраиваться тебе сейчас не резон, тебе, наоборот, про всякие хорошие дела думать надо. Так оно надежней будет, и дело на поправку быстрей пойдет. Ты нам сейчас лучше расскажи, как тебя теперь побыстрей домой доставить, а то мы и так здесь, почитай, на один лишний день задерживаемся. А нас на корабле ждать будут. А вот как только мы с тобой к твоим родственничкам доберемся, то мы там обо всем и поговорим. – Вамбе кивнул головой, выражая свое полное согласие с офицером.

Юноша был очень слаб, и решено было сделать для него носилки из жердей и пальмовых листьев.

Через два часа носилки были готовы. На них аккуратно погрузили раненого, и отряд, быстро собрав свои немудреные пожитки, двинулся в путь.

Судя по рассказу Вамбе, путь им предстоял не очень далекий. Караганов подсчитал, что с учетом скорости передвижения молодого охотника даже в пылу охоты, Вамбе мог преследовать зверя не более шести часов. А потом уже, после ранения, он, видимо, прошел совсем немного – его силы были почти на исходе.

Все отлично выспались, и теперь были готовы шагать куда угодно по этой совершенно новой для всех стране.

Расчеты Караганова оказались верны. Примерно через шесть часов быстрого шага они вышли на большую поляну, на которой явно угадывалось присутствие человека – по обеим сторонам поляны стояли две довольно высоких хижины. Хижины были похожи на двух часовых, охранявших вход и выход на поляну, со всех сторон окруженную лесом. Строительным материалом для хижин служили те же жерди и листья. А ничего другого в этом теплом климате человеку для комфортной жизни и не требовалось. Вамбе, который почти всю дорогу спал, теперь уже достаточно окреп и чувствовал себя вполне сносно. Караганов через каждые два часа поил его своим чудодейственным зельем, и парень прямо на глазах шел на поправку. Он потерял много крови, но никакие жизненно важные органы затронуты не были. Вамбе сейчас просто нужен был покой и здоровый сон.

На поляне и около хижин было тихо и никого не было видно. Но эта тишина была обманом, маневром, к которому прибегает любой малочисленный народ, чтобы защитить себя от незваных гостей.

Отряд вышел на поляну, и Вамбе, который до этого спокойно лежал на носилках, приподнялся и громко выкрикнул длинную витиеватую тираду на гортанном, никому не понятном языке. Этнограф Порфирьич аж присел от неожиданности. Он уже привык, что Вамбе общается со всеми на привычном и довольно чистом русском языке. И этот неожиданный крик был для него, как для ученого, приятным сюрпризом. Ему одному из всей экспедиции общение с Вамбе доставляло не только человеческий, но и чисто научный интерес. Он как ребенок радовался тому, что, наконец, в кои-то веки не придется догадываться о том, что именно тебе хотят сказать туземцы, ломать голову над тарабарским переводом какого-нибудь доморощенного толмача, а есть толковый переводчик, который и сможет все объяснить. Это же уникальный случай! И его научное любопытство вскоре было удовлетворено сполна.

Не успело затихнуть эхо от гортанного крика Вамбе, как откуда ни возьмись, словно по мановению сказочной волшебной палочки, поляна стала заполняться людьми. Это были темнокожие, очень рослые люди, с блестящими, словно бы смазанными жиром и заплетенными в косы волосами, в длинных, замотанных вокруг бедер пестрых одеяниях и с копьями в руках. Выглядели они довольно грозно, поскольку на всех лицах застыло странное свирепое выражение. При ближайшем рассмотрении эта свирепость оказалась простым гримом – на лицах были довольно искусно нарисованы жуткие маски, но от этого открытия на душе легче не становилось. И самое главное – они все молчали. Тишина на поляне, несмотря на постепенно прибывающую толпу, была почти абсолютной. Только птицы беспечно посвистывали в ветвях высоких деревьев, но и они на всякий случай не высовывались – мало ли чего!

Неожиданно послышался ответный гортанный крик, и толпа взволнованно зашевелилась. Из хижин, стоявших по краям поляны стали выходить темнокожие воины. Торс каждого из них был выкрашен в ярко-красный цвет. Казалось, что их взяли за ноги и окунули в чернильницу с красными чернилами. Но кое-кому это могло напомнить совсем не чернила, а ярко-красную кровь. При виде их толпа расступилась, и сам собой образовался широкий коридор. «Красные» стали по бокам этого коридора и замерли в торжественных позах. В толпе послышался шепот, который понемногу стал напоминать тихое пение. И через минуту уже и впрямь толпа стала медленно раскачиваться и негромко напевать заунывную протяжную мелодию, чем-то напоминавшую церковные песнопения. В одной стороне этого импровизированного коридора теперь находились моряки с «Одеона», сгрудившиеся вокруг носилок с лежащим на них темнокожим Вамбе. А с другой стороны по образовавшемуся широкому коридору шел очень высокий, хорошо сложеный, чернокожий, как и все прочие, человек. Возраст его определить было затруднительно, поскольку он был статен и крепок. Но голова его была совершенно белой. Длинные белые косы были аккуратно уложены вокруг головы. И все это грандиозное сооружение венчало невероятных размеров перо какой-то птицы, размеры которой явно соответствовали размерам прически этого человека.

Вамбе, видимо, исчерпав запасы своих немногочисленных сил громким гортанным криком, снова откинулся на подушку из листьев, которую заботливо соорудили для него матросы. Носилки теперь стояли на земле, а матросы, которые их несли, сбились вокруг них беспомощной кучкой. Не то чтобы они совершенно испугались, но им явно было не по себе в присутствии такого многочисленного количества родственников Вамбе. Только боцман спокойно уселся на землю около носилок, скрестив ноги на манер индийского йога, и по-привычке пускал из своей трубки клубы густого сизого дыма. Караганов и Артем стояли немного поодаль, и по их лицам нельзя было определить, что они чувствуют. Порфирьич стоял рядом с ними, и по его виску стекала одинокая струйка пота – может, от жаркого влажного воздуха, а может и по другой причине. Кто знает!

Высокий беловолосый человек подошел к носилкам и простер над ними свои руки. Минуты две он стоял, закрыв глаза, и губы его шевелились, словно бы он читал молитву. Но неожиданно мужчина открыл глаза и громко, на всю поляну выкрикнул словесную тираду, которая была раз в пять длиннее всех предыдущих воплей.

Вамбе открыл глаза и попытался сесть. Матросы, заметив это движение, со всеми возможными предосторожностями подняли юношу, аккуратно усадив его на носилках. А боцман даже собственноручно подложил под его спину пучок туго свернутых пальмовых листьев. Для удобства.

И тут произошло еще одно чудо, к которым путешественники уже стали привыкать. В этом удивительном краю, видимо, чудеса были обычной вещью, на которую уже никто не обращает внимания.

– Я рад, что вы спасли моего сына. Теперь вы – мои гости, – сказал старик на чистом русском языке.

Глава 9

На следующий день меня разбудил радостный Машкин голос. Вернее, я сначала услышала телефонный звонок, а уж потом, в телефон, Машка безо всяких «здрассте», радостно заорала:

– Ленка, ура! Колька прорезался! А то я уже думала, что он меня бросил – не звонил целых две недели. А он, оказывается, по какой-то тайге с геологами шарахался. Представляешь, а там связи нет! – Я не поняла, чему больше обрадовалась Машка. Тому, что Коля ей, наконец, позвонил. Или тому, что она узнала, что в тайге ни «би лайны», ни «мегафоны» не работают. Еще бы! В той глухомани еще только сотовых операторов не хватало! И так всю планету обсидели!

Нет, я не против телефонов. Удобно, что и говорить. Но иногда тоска берет. Так раньше было хорошо. Закрыл дверь на замок, и все. Нет меня дома. Хоть обстучись в эту дверь. А теперь нет. Спишь в воскресенье утром самым сладким в мире сном, и вдруг эта маленькая зараза трезвонит где-нибудь у тебя под ухом: алле, алле! Аж, зло берет. Скажете, отключи – и все, и спи себе на здоровье. Ага, а вдруг звонок какой-нибудь важный пропустишь? И вот так все мы и думаем. Потому что привыкли к этому маленькому засранцу, который нахально трезвонит всегда в самый неподходящий момент! А выключить его ни у кого уже не хватает силы воли. Я пробовала. А вы? Как мы раньше без него жили, ума не приложу!

Пока все эти мысли ползали по моей еще не вполне проснувшейся голове, Машка продолжала удобрять мои бедные мозги новой порцией полезной информации.

– Ты представляешь, он все-таки его нашел! – Орала в телефон счастливая Машка.

– Кого? – Мои мысли двигались в тысячу раз медленнее ее языка.

– Как, кого? Я же тебе уже пять минут рассказываю, а ты что там, не слушаешь, что ли?

Я поняла, что добром это не кончится, и решила сократить холостые пробеги.

– Послушай, Маш, давай ты ко мне приедешь. Завтракать.

Машка на секунду замешкалась, видимо, обдумывая мое предложение. Наконец она его обдумала.

– Ага, знаю я твой завтрак. У тебя, небось, только один жареный таракан в холодильнике, и больше ничего нет. Знаю я вас, музыкантов. Только музыкой и питаетесь!

Машка считала, что, если из холодильника не вываливаются продукты при попытке его открыть – совсем как белье из шифоньера, – и их, эти продукты, так же как и белье, не запихиваешь назад в холодильник с помощью коленки при попытке его закрыть, то значит, что у тебя абсолютно нечего есть, и твои близкие находятся на грани голодной смерти. Переубедить ее в обратном было невозможно.

Но я попробовала.

– Маш, у меня не один таракан, а два – на твою долю тоже хватит. А если серьезно, то ты забываешь, что я теперь не одинокая женщина, и мне есть кого кормить. Мой мужчина считает, что я прекрасно готовлю. Приезжай, а? И заодно все мне расскажешь. Ну, хочешь, возьми что-нибудь с собой. Блинчики там, или еще что-нибудь. Я знаю, у тебя точно есть. – Последняя мысль Машке очень понравилась. Она гордилась своей стряпней и была в этой области непререкаемым авторитетом. Машка быстро согласилась на предложенный мной компромисс и, бросив невыключенной телефонную трубку, понеслась на кухню собирать снедь для нашего утреннего пира. А я поплелась в ванную чистить зубы.

Через час мы балдели от аромата свежесваренного кофе и нежного вкуса свежеиспеченных булочек. Булочки мы купили во французской кондитерской. Наплевать на фигуру! Можно иногда позволить себе настоящее райское наслаждение, особенно теплым летним утром. Машка приволокла с собой гору салатиков, но мы обе посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, рванули к французам. Салатики сиротливо кисли на столе, а мы пожирали свежие булочки и не чувствовали никаких угрызений совести. Когда мы доели последние крошки, раздался настойчивый звонок в дверь. За дверью стоял Олег с огромным букетом цветов.

– Знаешь, аромат твоего кофе проник даже в мою квартиру, – целуя меня, сказал он.

– Еще бы, у нас же на кухне дымоход общий. Вот аромат и проник беспрепятственно к тебе прямо в спальню. Привет, заходи, у меня Машка кофейничает.

Мы с Олегом еще раз поцеловались и потом пошли в кухню. Находчивая Машка достала из хлебницы вчерашний бородинский хлеб и резво строгала ветчину, которую она, оказывается, тоже контрабандой принесла ко мне. У нас есть негласный уговор – если тебе в рот попало что-нибудь вкусное, немедленно его выплюнь! Это девиз всех женщин, следящих за своей фигурой. Обычно мы свято чтим этот кодекс. Но только не сегодня! И Машка, видимо, как и я, с самого утра питая отвращение к нашим обычным салатикам, решила на всякий случай захватить ветчины к завтраку. Но все произошло, как произошло, и вот теперь ветчина нас здорово выручила. Я знаю точно – предлагать мужчине на завтрак салатик – это нарываться на стопроцентный качественный скандал. А вот ветчина на завтрак – это знак особого уважения к их мужским персонам. И это правильно!

Олег умял четыре бутерброда, и только после этого я приступила к расспросам.

– А каким ветром ты сегодня дома? И почему не позвонил? – Я с пристрастием допрашивала его, потому что позавчера он сказал, что уезжает в командировку на неделю. Олег не торопясь дожевывал, а я аж приплясывала под столом от нетерпения.

– Все просто. Финансирование не подтвердили, и нашу экспедицию завернули с полпути. Деньги за билеты вернут, а вот раскопки пока подождут. Что-то у них там не срослось. Но знаешь, раньше бы я страшно расстроился, а теперь совсем другое дело. Я радовался, как мальчишка, который на рыбалке вместо карася поймал щуку. Догадываешься, почему? – Я зарделась. Олег одобрительно кивнул. – Ответ правильный. Потому что раньше я был кто? Я был одинокий никчемный холостяк. А теперь я кто? Теперь я кое-кому очень нужный мужчина. – И он обнял меня, назидательно посмотрев на Машку. Та откровенно любовалась нами и не скрывала этого. Наконец я вспомнила, по какому поводу мы сегодня собрались. – Маш, послушай, что ты мне там в телефон пыталась рассказать? Если честно, я ничего не помню. Знаешь, это как солдата – поднять подняли, а разбудить не разбудили. Так что, давай сейчас. А то я сгораю от любопытства.

– Я что-то пропустил? – Удивился Олег. – А я думал, у вас тут обыкновенный девичник выходного дня. А вы, оказывается, не просто так собрались.

Машка махнула рукой.

– Нет, ты все не так понял. Я ничего Ленке еще рассказать не успела. И даже хорошо, что ты тоже пришел. Не придется два раза одно и тоже пересказывать. – Машка поставила варить вторую порцию кофе. Мы терпеливо ждали. – Понимаете, я, так же как и вы, не могла Кольке две недели дозвониться. А тут вчера он сам звонит, и слышно его было так, словно он звонит с Марса. В общем, связь была хреновая. Но не в этом дело. Он мне вкратце рассказал, что был в какой-то экспедиции, то ли в тайге, то ли в тундре – я не поняла. Но завтра он вылетает из Хабаровска и, скорее всего, завтра же вечером уже будет здесь. Лишь бы там у них погода не подвела. Вот. – Машка выпалила это все одним махом и теперь сидела, тяжело дыша – воздуха у нее хватило только на эту короткую содержательную речь. Олег по своей хорошей привычке археолога решил систематизировать полученную информацию.

– Так. Значит, Колька завтра прилетает из Хабаровска, куда он попал после какой-то экспедиции. Интересно, а что он там делал?

Машка набрала в грудь побольше воздуха и выдала вторую часть спича.

– Так он ездил на Север, нашего супостата искать. Ну, того, кто на наши машинки покушался. Я подробностей не знаю, но Колька сказал, что он его вычислил. То есть, получается, что он теперь знает, кто к нам с тобой в квартиры залез, понимаешь? – Я теперь все поняла. Наша домашняя милиция, как и положено прирожденному Шерлоку Холмсу, не оставила попыток расследовать это дело. И это несмотря на совершенно наплевательское отношение ко всему произошедшему самих потерпевших. Более того, потерпевшие теперь до конца дней своих должны быть благодарны этому таинственному взломщику за его удивительное преступление. Он лучше любого брачного бюро справился с задачей по устройству нашей с Машкой личной жизни. Да еще так удачно! Так что никакого зла мы на этого похитителя не держали.

Наиболее разумную версию нашей дальнейшей жизни предложил Олег.

– Девочки, давайте не будем торопиться, а просто дождемся Николая. Он нам все и прояснит. Ждать-то осталось каких-нибудь 24 часа. Даже меньше. А пока я приглашаю вас обеих в театр. – Олег поднялся из-за стола и, перекинув кухонное полотенце через плечо, словно рыцарский плащ, галантно поклонился нам с Машкой. – У вас ровно четыре часа, чтобы, не торопясь, привести себя в порядок, потому что перед театром мы заглянем в кафе. А сейчас я пошел к себе – надо немного с монографией повозиться. А то в последнее время я что-то совсем забросил свою научную работу. – И Олег ласково глянул на меня.

– Ты об этом жалеешь, – поддразнила я его.

– Нет, дорогая, – ответил он мне фразой из Голливудских фильмов и откланялся.

Назавтра мы собрались у Машки – встречать Колю и, чтобы убить время, я на Машкином раздолбанном рояле, доставшемся ей в наследство от меня еще пять лет назад – я купила себе нового Беккера! – сыграла несколько своих новых композиций, которые в последнее время записывала в нотную тетрадь с завидным постоянством. Рояль Машка последний раз настраивали во времена царя Гороха, и он звучал неблагозвучно, как голос доисторического монстра. Но Олег был в восторге. Машка была более критична – журналюга, все-таки, но и она все же признала мои опусы достойными внимания. А дождаться от Машки комплимента – это все равно, что попасть на концерт звезды в первый ряд. Несмотря на то, что она умела вкусно готовить – обычно творчество и быт вступают у людей в противоречие – Машка была въедливым и цепким журналистом, с богатым слогом и резким пером. За что редактор и ценил ее, хотя материал она могла обсасывать неделями, чем доводила редактора до белого каления – сроки есть сроки!

Время за музицированием летит быстро – я это еще в детстве подметила. Не за тем музицированием, когда нужно разучивать противные гаммы часами, а тогда, когда ты уже владеешь своими пальцами в такой степени, что они, как хороший инструмент, позволяют тебе оперировать музыкальными фразами. Именно на этой стадии занятия превращаются в искусство, и ты получаешь от них большое удовольствие. Чего нельзя сказать об окружающих.

Мой парень, с которым я встречалась в эпоху моей учебы в Гнесинке, был студентом физмата, будущим Ландау или Эйнштейном – я так этого и не узнала, и замечательно засыпал под мои бесконечные репетиционные рулады. Когда я обижалась на то, что он не хочет приобщаться к прекрасному, он соглашался, что ведет себя по-свински, утверждал, что прекрасное ему по душе, но все всегда повторялось с завидным постоянством. Как только я пыталась сыграть ему мою очередную пьесу или этюд, его непреодолимо клонило в сон. И мы расстались.