Текст книги "Как поплывет ковчег мой.."

Когда мы окончательно переехали, случился первый серьезный конфликт с местным парнем. В те времена я, хоть и был на вид довольно щупленьким, да еще вечно болеющим пареньком (у меня часто случались мигрени, и почему-то постоянно болели ноги, и отец мне делал компрессы с водкой – то есть, особым здоровьем я не выделялся), но и гадким утенком меня тоже назвать было нельзя. Характер у меня был, прямо скажем, скверный и упрямый, нрав – неуравновешенный. В душе я был пацифистом, однако при этом упорно следовал традициям нашего рода, подлости не терпел и издевательств, и разных подколок в свой адрес категорически не выносил.

После переезда авторитетных братьев рядом со мной не было, и защитить меня, соответственно, тоже было некому. Я уже был знаком с некоторыми соседями, но этого видел в первый раз. Как, впрочем, и он меня. Драка завязалась в подъезде, после его вопроса «ты кто такой?» и моего довольно нахального на него ответа. Я и раньше постоянно дрался, но на этот раз все было довольно серьезно, и тогда, впервые в жизни, мне сильно досталось. Целый вечер я приходил в себя от побоев и пытался справиться со злостью, а потом вернулся с работы отец. Он посмотрел на мои синяки, отвел в комнату и тихо спросил: «Ну что, побили?». А потом решительно добавил: «Ничего, разберемся и с этим» и буквально через несколько дней принес домой настоящий турник с эспандером, и сразу подвесил его, чтоб я мог заниматься. Потом вручил мне боксерские перчатки, некогда принадлежавшие моему старшему брату, который служил тогда на Финской границе, показал стойку, несколько ударов и сказал, что я всегда должен быть готов за себя постоять. Отец в молодости был неплохим боксером, также, как и мой брат, у которого имелось много наград и титулов.

Я тренировался очень усердно, и через некоторое время понял, что мне это занятие очень нравится, а потому, вместе с другими мальчишками чуть старше меня, записался в секцию бокса «Динамо». Каждое утро я начинал с пробежек, а вечером ехал в боксерский зал. Отец, когда у него было свободное время, помогал мне с домашними тренировкам, корректируя стойку и технику. В результате я очень скоро окреп физически, освоил азы бокса и даже приобрел довольно резкий удар, а еще через полгода начал участвовать в городских турнирах, где меня почему-то всегда ставили с более опытными боксерами. На ринге я обычно проигрывал, зато тренировал волю и закалял характер, а также научился держать удар – как в прямом, так и в переносном смысле. Надо ли говорить, что во дворе ко мне больше никаких вопросов не возникало?

Отец мне всегда говорил, что мужчина обязательно должен заниматься спортом, ведь спорт вырабатывает уверенность и дисциплину, но применять свою силу надо только в самом крайнем случае. Благодаря боксу, я уже умел постоять за себя и решил переключиться на другой вид единоборств – дзюдо. Помню, как один из моих друзей, который когда-то записался на бокс вместе со мной и которому всегда сильно доставалось на ринге, долго меня отговаривал уходить. Но я все же ушел, а он – остался, и впоследствии Костя Зубов (так звали моего друга) стал сначала чемпионом Москвы, потом – чемпионом СССР, а еще через несколько лет, будучи уже совсем взрослым парнем, дважды выиграл чемпионат мира: сначала как спортсмен, а потом – как тренер.

Так или иначе, я оставил бокс и ушел в дзюдо, где тоже не обошлось без приключений. Денег у нас тогда не было, тем более – на покупку настоящего кимоно, поэтому я попросил сестру Лиду сшить мне его из специального материала. Лида, конечно же, очень быстро мне это кимоно сшила, но только не из специального материала, а из шелка. Надо мной смеялись все, и я от ужаса и стыда чуть было совсем не забросил тренировки. К счастью, в этот момент к нам на некоторое время переехал мой двоюродный брат Яша со своей сестрой Жанной – той самой, что родилась буквально через неделю после меня, и, поскольку у ее родной матери после родов вовсе не было молока, моя мама кормила грудью и ее тоже. Яша и Жанна рано осиротели, а мачеха так и не смогла смириться с их присутствием в доме, и всю любовь и ласку отдавала только своим родным детям. Мой дядя, помню, очень сильно тогда переживал по этому поводу, поэтому наша мама предложила ему приютить обоих под нашей крышей.

И вот они приехали, и оказалось, что Яша уже несколько лет занимается дзюдо, к тому же считается одним из лучших учеников своей школы «Трудовые резервы», которая находится в самом центре Москвы. Яша меня выслушал и предложил мне свое, хоть и старенькое, но правильное кимоно. Так я продолжил свои тренировки, но уже вместе с ним, в одной секции. Каждая тренировка всегда начиналась с гимнастики и растяжек, мы отрабатывали фляги, рондады и всевозможные сальто, а потом разбивались по парам и боролись. Дома продолжалось то же самое – мы бегали в парки, тянулись и отрабатывали приемы. Воскресенье отводилось на акробатику. В свои одиннадцать лет я был быстрым и юрким, ходил на руках и садился в шпагат. Но все это не шло, конечно, ни в какое сравнение со способностями моего кузена Якова, к тому времени он уже мог пробежать по стене, скрутив потом сальто или проехать на скейте в стойке на руках. Все девчонки в нашей школе были от него без ума.

С тренировок мы возвращались голодные, путь до дома был неблизкий, и потому мы частенько сворачивали на Центральный рынок на Цветном бульваре. Денег не было, есть хотелось зверски, и потому, хоть я и дал себе зарок не воровать, но иногда все же таскал фрукты с прилавков. Обычно один из нас отвлекал продавца, пока другой брал пару яблок или кисть винограда. А однажды мы вынесли из магазина хлеб и две бутылки кефира. Много лет спустя, уже вернувшись из армии, я ходил по рынку и расплачивался по счетам. Продавцы удивлялись и деньги брать не хотели, но я настаивал и отдавал все до копейки, потому что всему свое время.

Через пару лет занятий дзюдо я присоединил к нему каратэ, а затем еще и вольную борьбу. Тогда никто еще не слышал о смешанных единоборствах, просто мой брат Яша считал, что все они прекрасно дополняют друг друга. Яша же был одержим ММА: к восемнадцати годам, живя уже отдельно от нас, он получил черный пояс по каратэ и дзюдо, и стал вице-чемпионом СССР, проиграв в финале своему другу всего один балл.

Иерусалим разрушали более восьмидесяти раз, но он не просто стоит на земле, а правит миром и процветает. Трава прорастет через асфальт и бетон, несмотря диктатуру, бедность и обстоятельства.

Глава шестая. Предчувствие большой воды

Время шло, и из безмятежного школьного детства я потихоньку подбирался к отрочеству. Переход этот ознаменовался двумя новыми увлечениями: я стал брать уроки игры на гитаре и завел себе аквариум с рыбками.

О гитаре я мечтал давно – еще с тех пор, когда наблюдал старшего брата в кругу друзей и девчонок. Примерно тогда я понял, что успех в обществе прямо пропорционален умению играть на музыкальных инструментах. А тут еще сосед Кирюха постоянно мелькал у меня перед глазами со своей гитарой – я встречал его, когда он шел на очередной урок. В результате, именно Кирилл Чуриков и отвел меня к своему учителю, и в моей жизни тоже появились ноты, звуки и основы сольфеджио. Я учился правильно держать гитару, выворачивая левую кисть и одновременно подкладывая что-нибудь под левую ногу, перебирать струны и брать аккорды. В течение примерно года мы занимались только классикой, но потом – наконец-то! – добрались и до песен. В результате я уже практически не расставался с гитарой, и мой репертуар рос в геометрической прогрессии.

С рыбками приключилась отдельная история. Я по-прежнему ходил рыбачить на наш лианозовский пруд и в особо удачные дни приносил домой трофеи – серых безымянных рыбешек, которых запускал в банку с водой в надежде, что они будут жить долго и счастливо. Рыбешки, разумеется, умирали на следующий же день, и отец, видя, как я расстраиваюсь по этому поводу, объяснил мне разницу между декоративными рыбками и теми, что живут у нас в пруду. Тогда и возникла идея с аквариумом, и я втайне надеялся, что среди окружавшей меня обыденности и серости я вдруг найду свою золотую рыбку, и она исполнит, наконец, все мои желания, которых, надо сказать, к тому времени накопилось уже немало. Я принялся копить деньги. Но когда бутылка из-под шампанского, которую я использовал в качестве копилки, спустя полгода, наконец, наполнилась, и я засобирался на Птичий рынок, обстоятельства изменились, и я был вынужден отдать весь свой капитал старшей сестре на продукты. Не таким уж я был тогда альтруистом – даже, откровенно говоря, был довольно прижимистым малым, однако все равно понимал, что ей эти деньги нужнее.

В общем, вожделенная покупка была отложена на некоторое время, однако все же состоялась, и я стал обладателем огромного аквариума на ножках. Сначала я водрузил его на почетное место в гостиную, где он, как мне казалось, очень органично вписался, однако вскоре выяснилось, что аквариум мой многим мешает, так что пришлось перенести его в коридор.

Я начал с простых гуппи, потом к ним подселились долгожданные вуалехвосты, в обиходе называемые «золотыми рыбками». Я украшал аквариум камушками, водорослями и подводными замками, а также снарядил его лампой дневного света и прибором для подачи кислорода, и запустил туда улиток-чистильщиков.

Вообще-то, у нас дома и раньше была разная живность: попугаи, кошки и морские свинки. Единственное существо, на которое мама ни в какую не соглашалась, – собака, потому что ее надо было кормить, а мы иногда сами жили впроголодь. Но теперь все это осталось в прошлом, и я был полностью увлечен своими драгоценными рыбками, наблюдая за ними все свободное время и находя в этом прекрасном занятии успокоение. И вот, в то время, как вся семья в гостиной спорила, что смотреть по телевизору – футбол, хоккей, фигурное катание или бессмертный индийский сериал про Зиту и Гиту, я уединялся в коридоре и любовался подводным миром. Я наглядеться не мог на своих рыбок с огромными золотыми хвостами, и в том, как вальяжно дефилировали они вдоль аквариумных стен, видел наглядную иллюстрацию тому, что красок в этом мире много, и что только о нас зависит, какие из них выбрать, чтобы воплотить в жизнь все свои фантазии.

Справедливости ради, стоит сказать, что свободного времени у меня было не так уж много. Я постоянно был чем-то занят: ходил на свои тренировки, занимался аквариумом, играл на гитаре, посещал художественную студию, где мастерил всякие интересные штуки, а также собирал монетки, марки, открытки и этикетки. Я рисовал, выжигал, лепил разные скульптуры и любил читать исторические произведения. Я постоянно искал себя и без тени сомнения хватался за все, что хотел попробовать. Возможно, именно так я учился быть мужчиной. Во дворе мы с друзьями делали хлопушки, рогатки и ружья, стреляющие настоящей дробью. Еще мы катались на товарных поездах, зачем-то лазали на склады и прыгали в сугробы с крыш старых домов, ловя кайф. Летом ходили в парк кататься на аттракционах и прыгать с парашютной вышки, зимой – на ледяные горы, норовя на спуске поплотнее прижаться к кому-нибудь из одноклассниц. Разумеется, мы постоянно дрались.

Между нашим домом и железнодорожной станцией, откуда мы иногда отправлялись на рыбалку в ближнее Подмосковье, располагался довольно обширный лесопарк. Ранним утром пересекать его было, в общем-то, безопасно, однако вечером соваться туда не следовало. В парке было полно местной шпаны, которая нюхала клей и бензин. Однажды мы заметили в кустах сильно избитую девушку, так что пришлось быстро вызывать «Скорую» и милицию. В другой раз – стали очевидцами откровенного ограбления: какой-то парень спросил у прохожего, который час, а затем вежливо, но очень настойчиво предложил ему снять часы. Впрочем, при нашем приближении он сбежал, обещая на ходу с нами встретиться и поквитаться. Одним словом, многие в те годы предпочитали Лианозовский парк обходить стороной.

Разборок хватало и во дворе. Район у нас был довольно разношерстный, поэтому, хоть мы с друзьями и были спортсменами, но все равно старались держаться вместе. Особенно после того, как кто-то из местных отморозков облил бензином пса одного из моих приятелей и поджег его. Времена были сложные, иногда невозможно было выйти на улицу без палки, кастета, цепи или самодельных нунчаков. Дрался я постоянно – в школе, на улице, во время поездок по Подмосковью. Один раз, помню, пришлось выйти впятером против десятерых деревенских – досталось нам тогда сильно.

Когда мне исполнилось тринадцать, проявилась внезапная тяга к чтению. При этом, книг у нас дома не было (библиотека, собранная отцом, осталась при переезде в старой квартире), да и достать их в тех времена было не так-то просто – только по специальным абонементам. Но я нашел выход. На счастливую мысль сдавать макулатуру и взамен получать ценные ваучеры на книги меня натолкнула старшая сестра Наташа, которая тоже очень любила читать. Еще одним способом раздобыть интересную книжку было выменять ее у кого-то из одноклассников или, наконец, купить, воспользовавшись знаменитой копилкой. Во всей нашей огромной семье я, наверное, был единственным которому не нравилась школа, поэтому особой грамотностью я не отличался, но, читая, узнавал кучу интересных вещей, а заодно пополнял свой словарный запас.

Сначала я прочитал (вернее сказать – проглотил) практически всего Дюма и Жюля Верна, потом сильно увлекся классиками русской литературы и поглощал уже Зощенко, Тургенева, Толстого, Гоголя, Достоевского и Чехова. Разумеется, в своем юном возрасте я мало что понимал, однако крупицы нравственности классики в мою душу все же заронили, и много лет спустя, уже будучи взрослым человеком, я еще раз перечитал все эти книги в надежде во всем разобраться. Затем принялся читать разные исторические романы. Однажды, по совету старшего брата Коли, приобрел полное собрание сочинений Ленина и пытался понять суть марксизма-ленинизма. Впрочем, это уже явно был перебор, поэтому я оставил это занятие и вернулся к приключениям.

В школе мне больше всего нравились уроки географии и истории, но с не меньшим удовольствием посещал я уроки литературы, где разучивал наизусть стихи Пушкина. Лермонтова, Крылова и Некрасова. Оценки меня особо не волновали, гораздо больше интересовал сам мир, с его приключениями и страстями. Мои отношения с учителями были сложными – откровенно говоря, большинство из них меня просто бесили, но были и такие, кого я обожал. К примеру, географию и историю нам преподавал один и тот же человек – помню, я прямо-таки заслушивался, когда он рассказывал разные интересные истории: про языческие племена, про каких-то тропических муравьев, которые могли сожрать человека за одну ночь. Особенно меня поразил тогда рассказ про одно племя, которое выбирало себе правителя сроком на один год, а потом приносило его в жертву богам – вместе с семьей и свитой. Не знаю, осознал ли я тогда разницу между варварством и гуманизмом, но о различиях между ролью мужчины и женщины задумался всерьез.

Точные науки тоже не выпадали из сферы моих интересов, так же, как и иностранные языки. Практически все мои одноклассники изучали английский, так как он считался более модным, но я выбрал немецкий, потому что он мне показался намного более интересным и сложным. Я учил его с удовольствием, быстро стал лучшим учеником в школе, так что меня даже хотели отправить на пару недель на стажировку в социалистическую Германию. Я мечтал об этой поездке, но она так и не произошла, так как для получения визы требовалось пройти долгую бюрократическую процедуру. В итоге, в Германию я не поехал, зато смог помочь своему старшему брату Коле с подготовкой к экзамену в институте. Коля хорошо разбирался в точных науках и экономике, но с иностранным у него были большие проблемы. Он объяснял это тем, что принципиально признает только один великий и прекрасный язык – русский.

Во время летних каникул, закончив уже с пионерскими лагерями, я ездил к сестре на Кавказ, с ребятами – на озера, купаться и рыбачить, или ходил в походы с одноклассниками. Но одним прекрасным летним днем случилось то, что навсегда перевернуло мою жизнь.

Мой друг Серега занимался тогда парусным спортом и в тот день предложил мне съездить с ним на тренировку в яхт-клуб – там, на Клязьменском водохранилище, он готовился к каким-то московским стартам. Я все равно особо ничего не делал, только гонял на подаренном отцом велосипеде, поэтому сразу согласился. Мне вообще всегда нравились разные озера и водохранилища, хотя на яхте я до того момента не ходил ни разу.

Целый день я смотрел с берега, как мой друг ловко управляется с парусом, и ловил себя на том, что количество адреналина в моей крови приближается к критическому значению. Раньше такой восторг я испытывал только когда съезжал с самой высокой горки в парке аттракционов или прыгал вниз с большой высоты – в сугроб или в воду. Я понимал, что незаметно для себя влюбился в парусный спорт.

Уже на следующий день я записался в начальную группу обучения. В мои тринадцать я был староват для новичка, брать меня не хотели, но, в конце концов, определили к восьмилеткам в надежде, что я скоро уйду. Но не тут-то было. Никуда я не ушел, наоборот – тренировался все дни, оставшиеся от летних каникул (благо во времена СССР все спортивные секции были бесплатными), и довольно быстро освоил азы хождения под парусом. Примерно месяц я ходил на «оптимисте», еле-еле в него помещаясь и сталкиваясь с другими лодками. Потом пересел на «кадет» – сначала матросом, потом рулевым. К концу лета я уже мог сам справляться с яхтой и ловить парусами ветер.

Осенью в мою жизнь снова вернулась школа, тренировки по единоборствам, акробатике и вольной борьбе, но все мысли все равно были заняты яхтами. Я с наслаждением вспоминал, как прошлым летом скользил по воде с надутыми от сильного ветра парусами, и, едва дождавшись весны, поехал в тот же самый клуб «Водник», чтобы вновь записаться, но уже во взрослую группу. Лед на водохранилище еще не сошел, нужно было ждать примерно месяц, но мне пообещали, что как только спортсмены начнут готовиться к новому сезону и расчехлять после зимы свои лодки, мне непременно сообщат. Тем более что, сказали мне, у одного из экипажей не хватает шкотового матроса. Я понял, что мне не особо рады, и даже немного расстроился, но потом решил не падать духом и все равно стоять на своем.

Пока лед таял, со мной произошло несколько неприятных историй. Сначала я стал свидетелем настоящего убийства: на моих глазах милиционер выстрелил в человека, идущего ему навстречу с ножом в руке. Я тогда в первый раз увидел, как убивают людей, и долго еще потом ходил поникший, не в силах осознать случившееся. А затем я и сам чуть было не погиб, возвращаясь из школы. Мы с моим одноклассником, как всегда, сокращали путь домой, переправляясь через замерзший пруд. Обычно все заканчивалось нормально, но в этот раз лед не выдержал, треснул, и прямо под моими ногами раскрылась полынья. Я сразу оказался по пояс в воде и стал погружаться, увлекаемый на дно отяжелевшим зимним пальто. Друг испугался и убежал, я хватался за края полыньи, но лед ломался и я, без всякого сомнения, тонул. До сих пор не понимаю, как мне удалось выбраться из этой ловушки. Промерзший и насмерть перепуганный, я примчался домой и залез под горячий душ прямо в одежде. Не сказав ни слова своим любимым родителям, я вспомнил, однако, наставления матери, данные мне в тот далекий день безмятежного детства. Никогда не сдавайся, но надейся только на себя – наверное, я впервые по-настоящему осознал, что она тогда имела в виду. То, что мой друг струсил и оставил меня одного в минуту смертельной опасности, стало еще одним открытием. Всю ночь мысли о его подлости не давали мне покоя, я был совершенно расстроен и жутко зол на него. На следующий день я встретил его возле дома, отвел за угол и без объяснений заехал в челюсть. Но история на этом не закончилась.

На следующее утро в школьном коридоре мне пришлось сцепиться с парнем намного старше и сильнее меня. Это был отвратительный тип, которого звали Вадиком, но гораздо больше он был известен всем по прозвищу Торба. Мой бывший друг, подлый притворщик, при этом стоял в сторонке, и я понял, что он нашел себе покровителя и сводит со мной счеты чужими руками. Разозлился я тогда страшно, драка завязалась нешуточная, потом нас разняли и растащили по углам, но конфликт явно не был исчерпан. Никогда бы не подумал, что в нем столько зла. Я хотел проучить этого непрошеного заступника и быстро придумал, как это сделать. А что бы вы сделали на моем месте?

В те годы я неплохо разбирался в химии и время от времени изобретал разные хлопушки, смешивая для этого серу, селитру, свинец и магний. Поэтому я быстренько смастерил дымовую шашку с запалом и подложил под дверь его квартиры. Я знал, что мой обидчик живет вдвоем с матерью, которая работает целыми днями и домой возвращается поздно. Я позвонил и был абсолютно уверен, что именно он откроет эту дверь. Но все вышло иначе. Когда дверь открылась, и прогремел взрыв, раздался крик, но совсем не тот, который я ожидал услышать. Кричала женщина. Я в ужасе выскочил из своего укрытия и бросился на помощь, однако изменить что-либо было уже нельзя. Милая мать моего обидчика позвонила в милицию, и уже на следующий день, на глазах у всей школы, меня уводили с уроков в наручниках.

К чести милиционеров надо признать, что отнеслись ко мне скорее сочувственно. Беседа с участковым заняла не более получаса, мне инкриминировали мелкое хулиганство и отпустили домой, пригрозив, однако, что, если я не возьмусь за ум и буду продолжать в том же духе, колонии мне не избежать. Родителям я все объяснил, как мог, но о том, как тонул в полынье, рассказывать не стал, а просто пообещал вести себя более достойно. Страшно представить, что сказала бы моя бедная мама, услышь она тогда правду. Поэтому я соврал ей в очередной раз. Это была ложь во спасение – но не мое собственное, а моей матери, которую мне очень не хотелось расстраивать. Уже тогда я понимал, что есть вещи, которые просто нельзя говорить женщинам. Это, и правда, было мое последнее выступление такого рода, никаких петард, хлопушек и дымовых шашек я больше никогда не изготавливал, а всю свою энергию и жажду самоутверждения направил на занятия спортом.

В конце весны я опять отправился в яхт-клуб, чтобы добиться-таки зачисления. В клубе спросил у первого попавшегося тренера, что нужно сделать, чтобы меня взяли. Тренер посмотрел на меня снизу-вверх и ответил, что, если бы я пришел к нему лет пять-шесть назад, он, пожалуй, сам взял бы меня без особых раздумий, но в таком возрасте и с таким маленьким ростом надеяться мне уже не на что. Я, разумеется, хорошо понимал, что парусным спортом начинают заниматься с шести лет, а в тринадцать некоторые становятся чемпионами страны, но все же продолжал настаивать. Тогда меня отправили к совсем молодому парню, который стоял возле двухместных швертботов класса 420. ««Иди и поговори с ним», – сказали мне. – В любом случае, это твой единственный шанс». Парень представился Алексеем Андреевичем Нечаевым, от занятий отговаривать не стал, а, наоборот, сказал, что все зависит только от меня самого. Так судьба меня свела с одним из лучших людей, который еще не раз становился моей поддержкой и вдохновителем. Меня подвели к яхте и представили всем как нового шкотового.

Все лето я тренировался и участвовал в московских регатах. Экипаж наш состоял из двух человек – меня и рулевого, и в первое время все было неплохо, пока не оказалось, что мы с моим напарником не сходимся характерами. Ему достаточно было просто ходить под парусом, я хотел побеждать. Он жаловался на старую лодку и состояние парусов, я считал, что результат зависит только от нас самих. У нас даже случилось несколько серьезных конфликтов, в результате одного из которых я случайно выбросил его за борт. Дул сильный ветер, и он собирался сдаться и отвалить. Я, естественно, был против и говорил что-то о воле к победе. Со стороны это выглядело ребячеством, но, вероятнее всего, я еще раз хотел доказать себе, что в жизни все зависит только от меня самого, и потому так торопился взять инициативу в свои руки.

Одним словом, надо было что-то менять. Я пошел к Алексею Нечаеву и попросил перевести меня на одноместный класс яхт – хотел сам распоряжаться своими победами и отвечать за свои поражения. Разговор вышел долгий и душевный. «Руслан, – сказал мне мой тренер. – Ты, я вижу, парень упрямый. Поэтому отговаривать тебя я не буду. Но если ты действительно не можешь без паруса, учись быть более сдержанным и направлять свою агрессию не на экипаж, а на подготовку к соревнованиям». Он посоветовал мне почитать книги, написанные великими спортсменами, чтобы понять не только тактику и технику ведения гонок, но сложности, возникающие на пути каждого человека, который хочет чего-то добиться в жизни.

Через несколько дней Алексей Андреевич и отвел меня на склад списанных лодок и указал на одну, которая лежала на боку, в стороне от других, вся в пыли и трещинах. «Ты не смотри, что она старая – сказал он, – Один из моих бывших воспитанников стал на ней призером чемпионата Москвы. Лодка быстрая, а комплекция у того парня была как раз как у тебя». Он вручил мне мачту с гиком, старенький парус, руль и весь необходимый для навигации такелаж. Следующие несколько дней я латал пробоины и готовился спустить свою яхту на воду.

Мне сразу все понравилось: лодка, действительно, была быстрая, легкая и послушная. Яхта принадлежала одиночному международному классу «Лазер», который в те времена еще не относился к олимпийскому, но быстро набирал популярность в мире, благодаря простоте управления. В СССР он фигурировал под названием «Луч». Один из наших ветеранов парусного спорта привез эту яхту из Америки в качестве прототипа, ее оценили и начали производить на собственных верфях в Сочи и Эстонии, а название изменили, чтобы не платить американцам. Класс этот быстро набирал обороты, на старт любых соревнований всегда выходило очень много лодок, и конкуренция среди юношей была велика.

Прошло несколько месяцев изнурительных тренировок, пока, наконец, у меня стало что-то получаться. Яхта идеально мне подходила, я был силен и вынослив, штудировал предложенные Алексеем Андреевичем книги и изучал законы физики, математики, аэродинамики, астрономии и географии, без которых в парусном спорте делать нечего. Мне постепенно открывались секреты ведения гонок. Я мог долго висеть за бортом, наполнять ветром парус, ловя идеальный крен и увеличивая скорость. Я научился вести яхту ровно, без лишнего сопротивления на корпус, маневрируя по ходу дистанции.

Однажды, уже поздней осенью, дул сильный ветер, и на тренировку вышли только две яхты – моя и еще одного парня, чемпиона первой в советской истории спартакиады в этом классе. Мы сошлись и устроили спарринг, который повторяли потом не единожды. В такую погоду никто больше не хотел выходить на воду из боязни перевернуться, только мы вдвоем. Сначала я за ним едва успевал, но две недели экстремальных тренировок сделали свое дело, так что, когда ветер ослабевал, я уже ему ни в чем не проигрывал.

Это неожиданное знакомство дало мне очень много. Чемпион СССР оказался хорошим парнем. Он делился со мной секретами: объяснял, как правильно стартовать и проходить дистанцию с учетом особенностей акватории, рассказывал о подводных течениях и изменениях ветра, показывал, как обрабатывать волны, идя в лавировку, и съезжать с самого гребня на полном курсе. Я учился. И в конце сентября меня выставили на мои первые соревнования.

Это были мелкие клубные старты, которые проходили прямо в нашем заливе. О престиже речи не шло, но для меня это была прекрасная возможность продемонстрировать свои новые навыки в схватке со спортсменами, многие из которых были значительно сильнее меня. Снова дул сильный ветер, и, к моему огромному удивлению, многие с ним не справились. Я же не только брал старты по секундам, но и удерживал лодку, ни разу не перевернувшись, и в результате выиграл несколько гонок. Меня отметили – хвалили и вручили грамоту, и этот скромный приз стал моим первым успехом в начале пути. Главные старты были еще впереди, но в тот момент я совершенно о них не думал и просто наслаждался победой.

Я думаю о Древней Спарте, где слабых младенцев сбрасывали со скалы. Но чтобы следующее поколение было сильным, его надо просто правильно воспитывать.

Глава седьмая. Сам выбирай свой путь

Потянулись школьные будни, но думал я только о гонках. На полях тетрадей – там, где раньше чертил символику восточных единоборств, теперь рисовал я свою яхту, идущую под парусом. Навигация уже заканчивалась, но мы все равно приезжали в клуб, учили теорию, чинили лодки, готовили их к следующему сезону.

В те годы студентов и старших школьников часто отправляли «на картошку». Мы тоже по субботам ездили в какой-нибудь подмосковный колхоз и помогали собирать урожай. Считалось, что таким образом молодые люди приучаются к сельскому труду. Зачем это надо было столичным школьникам – не совсем понятно, но во время наших вылазок нам даже пару раз показывали, как надо доить коров. В остальном, приучение к труду не выходило за рамки школьной программы: мальчиков учили обращаться с рубанком и стамеской, а девочки строчили на швейных машинках и иногда пекли пироги. В сущности, все советское образование и воспитание молодежи тогдашнего времени было основано на трудах Жан-Жака Руссо, которые позже практически без изменений воплотил в жизнь всем известный воспитатель беспризорников Макаренко. Система эта получила такое широкое распространение, что даже ЮНЕСКО признала ее одной из определяющих в развитии педагогической науки ХХ века.

В ноябре началась комплектация сборной нашего яхт-клуба и подготовка списка спортсменов для предстоящих всесоюзных соревнований, которые должны были пройти весной в Севастополе. Я ни о чем таком даже не думал, потому что в клуб пришел совсем недавно, однако, к моему удивлению, меня тоже зачислили в команду. Оказалось, что произошло это после настойчивых рекомендаций моего тренера Алексея Нечаева, который вовсю расхваливал мою прыть и усердие, рассказывал всем, как быстро я учусь и прогрессирую. По крайней мере, физически он точно готов, говорил Алексей, к тому же умудрился каким-то невероятным образом выиграть последние клубные соревнования под названием «Золотая Мочка». Я сначала в такую удачу не поверил, но затем, поддерживаемый своим удивительным тренером, принялся готовиться к новым гонкам. Прежде всего, предстояло заняться небольшой реконструкцией корпуса яхты, рангоута и такелажа, и подлатать ее старенький парус.