Текст книги "Экспертиза. Роман"

– Жив?

– Да, – коротко ответил я. Каждый звук отзывался в голове ударом. Он встал и пошел к трупам. Я слышал какое-то шуршание, наверно он пытался расшевелить их.

– Здесь еще кто-нибудь есть? – спросил он издали. Мне стало смешно. Регулятор не может этого не знать. Хотя, как сказать – если речь о людях без портиков. Я не ответил. Пусть сам разбирается. – Три троповозки, – сообщил он себе под нос. – Два буксира. – Я хотел попросить еще одну для Парсека, но понял, что это слишком тяжело объяснить. Он снова не спеша подошел, нагнулся и приподнял за гриф лежащий на песке бас. Я хотел сказать «осторожнее», но опять промолчал. – Ваше? – спросил он.

– Да, – снова ответил я, почувствовав, как в открытый рот засыпается песок.

– Где оконечник?

– У леса, – прошамкал я и попытался сплюнуть, но было не чем.

– Можете сесть?

– Нет. Голова болит… – Почему-то говорить «нет» приятнее, чем «да». Его шаги начали удаляться. Некоторое время снова была тишина. Потом шаги приблизились. Появилась рука с проектором. Она аккуратно поставила его рядом с кабиной. Бас пристроился там же. Он снова присел на корточки, постучал пальцем по мэну, потом провел рукой по чешуе тарэ. Наверно, я был похож на разоблачившегося рыцаря после тяжелого боя. Он встал и скрылся в кабине. Я попробовал шевельнуться, повернул голову и увидел шапку. Оперся на локти, ухватил ее пальцами и как мог спешно нацепил на голову. Песок заструился по лицу, попадая в глаза и нос. Я прикрыл веки. Без ресниц совсем противно. Когда же шапка подействует? Почему я сразу не надел ее? Надо сосредоточиться! Инспектор торчал в своей кабине, склонившись над портиком. Наверно изучал состояние моего здоровья. Пока он сидел там, мне и вправду начало легчать. Я сел. Все-таки эта шапка – великая вещь. Жаль, у меня киста в мозгу – то забываю снять, то одеть, когда надо. Кстати, почему я не слышу его мыслей? Ну, да, это же регулятор! Наверно, без всяких шапок он слышит меня лучше, чем я его. Потом, он вышел:

– Как себя чувствуете? – и протянул мне флягу.

– Спасибо, лучше. – Я жадно вцепился ртом в горлышко, прополоскал рот и начал пить.

– Вы убили их?

– Да. – Вода текла по подбородку и капала на песок. Кажется, я никогда не напьюсь. Точно, верблюд!

– Как вам пришло в голову? – спросил он, кивнув в сторону баса. Не переставая пить, я пожал плечами. Потом вода закончилась.

– Сам не знаю. Случайно. Ничего другого не нашлось.

– Совсем достали? – Он опустился рядом прямо на песок. Мне показалось, я различил сочувствие.

– Не то слово.

– И девушка?

– Ей просто не повезло. Попала в дурную компанию.

– Не повезло… – повторил он. – Они угрожали вам?

– Они стреляли в меня. Вот с того катера! – я показал на больший.

– Ого, – удивился он, встал и направился к катеру. – Где это случилось?! – крикнул оттуда.

– Там, – я махнул рукой. – Возле маяка. Они сбили мой паззл, там есть осколки. И еще они убили лебедя!

– Лебедя? – переспросил он.

– Да. Они видели, как я кормил его. Он жил где-то рядом. – Теперь я мог поворачивать голову: инспектор облазил сначала один катер, потом другой. Потом ловко спрыгнул на песок и отряхнулся. – Нашли пушку? – спросил я на всякий случай. Он нехотя ответил:

– Антипаззлер.

– У них нет портиков! – добавил я. Он молчал. – Доверитель оставил меня без связи…

– Я в курсе ситуации, – перебил он. Наверно, в моих объяснениях не было нужды. – Единственное, что не могу понять… – он снова подошел и впервые заглянул мне в глаза: – Неужели все было настолько плохо?

– В каком смысле? – удивился я. – Вам мало пушки? А если бы я уже сел на горшок? – мне было сложно подбирать слова. – Понимаю… Для вас одна троповозка лучше, чем три!

– Нет, нет, – он приподнял руку, как будто извинялся. – Я имел в виду – до того, как они начали стрелять. Что у вас произошло? – Он, наконец, отвел свой взгляд, а я понял, что не в состоянии припомнить последовательность событий. Они словно стерлись, остались только обрывки эмоций. Как в настоящей войне: никто не вспомнит, почему началась.

– Это важно? – спросил я.

– Хотелось бы разобраться полностью, – сказал он в меру безразлично.

– Я просил их уехать.

– И что?

– Они не уехали. – Я попытался вспомнить, в каком виде получил отказ. Но тоже не смог. Не уехали и все. Отказали действием.

– Позвольте ваш портик, – сказал он.

– Пожалуйста. – Нехотя, я снял его с руки. Стало неприятно. Власть, какая бы она не была, всегда найдет способ напомнить о себе.

– Держите, – сказал он после некоторых манипуляций. Я спешно нацепил портик на руку. – У вас есть транспорт?

– Нет.

– Я буду ждать вас у маяка. Приходите туда. – Он подошел к кабине. – Перевезти ваши вещи?

– Если можно. – Однако, как он любезен! Бас, проектор и куски шкиза поочередно, бережно, но без излишней аккуратности были перемещены в кабину. Столь же неторопливо инспектор отчалил и поскользил вдоль берега. Я поднялся на ноги. Немного шатало. Сделал пару шагов. Наверно, все нормально. Можно идти. До чего противно, когда песок налипает на вспотевшее тело. Уныло я побрел вдоль берега, обойдя свои жертвы через лес. Мне не хотелось смотреть туда. И идти напрямик тоже не хотелось. Хватит, находился уже. Теперь дело за троповозками. Вскоре я увидел, как над морем движется одиночный паззл. Мне показалось странным, что они будут прилетать по одной. К тому же нигде не было видно кабины троповозчика. Этот паззл летел прямо ко мне. Метрах в десяти он завис. Снизу я увидел нарисованную желтой мультикраской молнию. Это был шокер. Не может быть! Давно не испытывал подобного чувства. Вообще-то меня никогда не било шокером. Так уж сложилось. В детстве я их боялся до безумия, потому как добрую сотню раз наблюдал, как они лупят окружающих. Всякий раз я пытался представить себе человека, не постеснявшегося заказать его. Говорили, что на самом деле удар шокера не больнее удара статическим электричеством. Но люди подпрыгивали как надо. Особенно незадачливые женщины. Те даже визжали. Наказание шокером неотвратимо. С ним нельзя договориться и спрятаться от него нельзя. То есть, спрятаться, конечно, можно, но не будешь же прятаться всю жизнь. Он не улетит, пока не накажет. Можно закопать свой портик, но тут уж надо выбирать, что хуже – остаться без сервиса или принять искру. Кто-то выбирает первое, да еще атакует сам. Антипаззлером можно сбивать не только горшки. Вообще, их используют, чтобы выбивать из цепочек паразитные или уже негодные паззлы, склонные к зависаниям и неуправляемости. Это весьма удобное средство для прореживания цепочек от застоявшегося мусора. Но у любой технологии есть свои отрицательные стороны. Точнее у тех, кто их применяет. Теперь у меня был персональный шокер. Невероятно. Видимо, если решу перебраться на материк и брошусь в море, он быстро образумит меня. Я ускорил шаг. С шокером за спиной идти оказалось заметно веселее, меня перестало шатать. Было немного неприятно. Я знал, что он не ударит без предупреждения, но все равно напрягался. Обычно это больше всего и мучает наказанных: ожидание боли – стандартная порция страха. Тех, кто привык, шокер лупит сильнее, анализируя через портик реакцию организма. Для здоровья он практически безвреден. Немного принудительного адреналина. Я слышал, есть даже шокеристы. Правда, и они не отрицают воспитательного эффекта. Шокер сумеет убедить каждого. Он всего лишь гарантирует правила. Так мы и шли. То есть, я шел, а он летел, как проектор над Супремом, когда тот пересекал пустыню. Из головы не выходили слова инспектора про девушку. Она действительно была совсем не причем. Я подумал, как можно было бы спасти ее, но не нашел выхода. Война не слишком избирательна в своих жертвах. Так, кажется, я описывал Парсеку бывнють. Это что же получается, я стал как она? Нет, я защищался, как я могу быть таким же! Эту войну начали они, они стреляли первыми, они вторглись на доверенную территорию и хотели установить свои правила – правила людей без портиков. Они воспользовались моей неспособностью им противостоять и вклинились в мою жизнь. Они убили лебедя! Просто так, чтобы показать, кто здесь главный. Мне не в чем себя винить. Если бы я мог, я, безусловно, вызвал бы шокер. И он убил бы их? Нет, он не убил бы. Он сжег бы им задницы. Но я не мог сжечь им задницы, я не обладаю такой избирательной способностью к правосудию. У меня в руках оказалось единственное грубое оружие и я его применил. Мог ли я применить его не с такой силой? Здесь мысли почему-то запутывались и не хотели развиваться дальше, как будто что-то препятствовало их свободному течению. Я даже позабыл о шокере. Потом отвлекся и стал смотреть в море. Было опять неимоверно жарко, ни ветерка, ни волнения на воде. Лет через сто здесь будет болото. Джерро-конг будет доволен. Маяк появился неожиданно. Я понял, что, пытаясь ходить насквозь, только удлинял свой путь. По берегу все равно быстрее. Инспектор сидел на том самом дереве, на котором любил посиживать с басом я. Кажется, он уже все осмотрел. Хотя, что тут, собственно, осматривать. Рядом с ним лежали осколки горшка, сваленные в одну кучу. Он не поленился собрать их. Кабина стояла в отдалении у самой воды. В этом прослеживалась некоторая деликатность. Он мог бы поставить ее прямо посреди пляжа. Инстинктивно я искал глазами бас, но нигде не видел. Не думает ли он конфисковать его, как оружие? Испытывая некоторое волнение, я подошел к дереву. Садиться рядом не хотелось, стоять тоже было глупо. Нужно было найти какое-то занятие, чтобы не выглядеть бараном.

– Вам необязательно находиться в слушанке постоянно, – сказал он. – Услышать меня удастся вряд ли, а больше тут слушать некого.

– Да я не поэтому… – пролепетал я. – У меня голова от нее проходит. – Может быть, я не смутился бы так, если б он не сказал «слушанка». Так обыденно, словно все вокруг ходят в шапках и слушают друг друга.

– Понятно, – сказал он. – У меня есть несколько вопросов по происшедшему, сможете ответить?

– Конечно, – сказал я. Люблю отвечать на вопросы. Особенно, когда знаю ответы.

– Я просмотрел трафик. Не везде объяснимо то, что вы делаете. Присядьте, вы устали. – Он сделал любезный жест рукой. Я сел рядом. Украдкой, боковым зрением, я взглянул на его профиль. Лицо показалось мне отдаленно знакомым. Настолько отдаленно, что бесполезно вспоминать. Так бывает с лицами. Если нет уверенности – скорее всего, обман зрения. Я всмотрелся внимательнее, но только вспугнул память окончательно. Вряд ли мы встречались. Жаль, первая встреча происходит при не самых приятных обстоятельствах. Было совершенно не понятно, что он обо всем этом думает. Наверно, за всю свою практику он перевидал такое, что уже ничто не способно хоть как-то его удивить или заставить проявить хоть немного эмоций. Шокер в воздухе чуть подвинулся. Снова стало неприятно.

– Постараюсь объяснить, – сказал я.

– Скажите, – он чуть отклонился назад и положил ладони на колени. – Когда вы впервые увидели вторженцев, почему не вышли к ним сразу? – Спрашивая, он даже не взглянул в мою сторону, словно запись происходящего до сих пор крутилась у него в мозгу. Я начал вспоминать, когда это было. Потом вспомнил, как впервые увидел катер, что тогда он был всего один, как «вторженец» ходил в кусты, а я закапывался в песок, чтобы не быть замеченным.

– Хотелось понять, кто это, – ответил я. – Чего от них ожидать. Вы знаете, – я сцепил пальцы и опустил голову, – люди для меня большая редкость. Я уже больше года здесь и за все время их было только двое. А здесь сразу такая махина. Я думал, их человек сто.

– Когда вы поняли, что их только двое?

– Вроде бы там же, за холмом… Наверно, когда они пошли купаться.

– Вас что-то еще смущало?

– Конечно! Они были без портиков!

– Когда вы это поняли?

– Когда они вышли из воды.

– Понятно, – сказал он, чуть поворачиваясь ко мне всем телом. – И тогда вы решили прекратить наблюдение?

– Да, я решил, что лучше не связываться, – твердо ответил я. Он помолчал. Потом, предваряя вопрос, раскрыл ладони:

– Вы уходили два раза, один раз вернулись, верно?

– Д-да, – подтвердил я, с трудом вспоминая, что действительно возвращался.

– Зачем вы вернулись?

– Я решил посмотреть, есть ли у них портики.

– Значит, уходя в первый раз, вы еще не знали об этом? – Он мог бы задать этот вопрос каким-то особым тоном, но никоим образом не выделил ни одного слова. Я почувствовал себя обставленным, хотя, честно не пытался ничего скрывать.

– Не знал, – согласился я.

– Но вы уже знали, что их только двое? – спросил он.

– Знал, – подтвердил я.

– И решили уйти? – Его глаза замерли, но по-прежнему не выражали ничего, кроме некоей усталости. Усталости от жизни, а не от меня, жары или формы.

– Решил, – нехотя согласился я.

– Почему? Вы бы могли выйти к ним. – Он снова положил ладони на колени и сел как раньше. – Что вас остановило? – Я не мог ответить точно. Мне самому было непонятно.

– Не знаю… – сказал я. – Этот катер… Если бы не он, я б вышел. Но это ненормально, когда люди пользуются такими вещами. Это подозрительно. И кстати, подозрения, из-за которых я вернулся, подтвердились!

– Хорошо, – сказал он и замолчал надолго. Краем глаза я заметил, что он отвернулся и смотрит куда-то вбок, в сторону своей кабины. – То есть, для вас такие вещи неприемлемы? – Услышал я заданный в сторону вопрос.

– Абсолютно! – подтвердил я.

– Вы сразу поняли, что эти люди не могут быть вам друзьями?

– Наверно, – согласился я. Он снова помолчал.

– Вам не хотелось с ними общаться?

– Не хотелось, – снова согласился я.

– Вам хотелось, чтобы они исчезли, как будто их не было?

– Инспектор, я не собирался их убивать.

– Я не об этом. Вам хотелось, чтобы они исчезли?

– Мне хотелось, чтобы они уехали!

– Вы не сказали им. Как они могли узнать?

– Они без портиков, для них должно быть очевидно, что они нарушают границы сервисных зон.

– В целом, вы не собирались их убивать. В целом, для них очевидно, что они нарушают границы сервисных зон. Это в целом. Как они могли узнать, что вам бы хотелось, чтобы они уехали, в частности? Лично вам? Мы об этом говорим.

– Есть правила… – сказал я, впервые подумав, что все это, возможно, бесполезный разговор. – В конце концов, чтобы придерживаться их, совсем не обязательно узнавать частное мнение пострадавшей стороны.

– Вам бы хотелось, чтобы ими занимался регулятор, а не вы лично?

– Да, – раздраженно согласился я. – Мне бы этого очень хотелось. Я не собирался ничего им сообщать, и лучше бы им было исчезнуть, словно их не было! К сожалению, – я перевел дух, – из-за особенностей моей работы я не мог вызвать регулятора и объяснить ситуацию! И, согласитесь, это очень странно, что такая ситуация вообще возникла. Вы никак не занимаетесь подобными людьми?

– Как в целом вы бы могли охарактеризовать подобных людей? – Он выделил слово «подобных», но никак не отреагировал на то, что я повысил голос. – Кем конкретно, по-вашему, нам нужно заниматься в целом?

– Теми, кто плюет на правила! – воскликнул я. – Теми, кто разъезжает без портиков, ничем не занимается, гадит везде, бросает свою рухлядь, где попало… Но почему-то хорошо живет!

– Есть какие-то общие черты у тех, кого вы перечислили? – спросил он все тем же почти безразличным тоном, без всякого напора или интереса. Словно ему до сих пор было не понятно, о ком я.

– Конечно, есть! – воскликнул я. – Это же бывнють! – Человек в курсе такой вещи, как шапка, но не в курсе, чем отличаются люди?! Они отличаются манерой потребления! Регулятор не знает об этом или не хочет знать? Или прикидывается? В это время шокер привлек к себе внимание легким свистком, а желтая стрелка на его корпусе зашевелилась.

– Не ругайтесь, пожалуйста, – спокойно сказал инспектор. – Все-таки я регулятор. – Словно извиняясь, он даже чуть пожал плечами. Власть – неприятная штука. Показалось, меня ткнули физиономией прямо в оставленное в тех кустах дерьмо. И пояснили при этом, что вовсе не по недоразумению.

– Извините, – сказал я.

– Пожалуйста, – равнодушно ответил он и тут же продолжил: – Значит, вам сразу стало ясно, что это люди не вашего круга?

– Да, – ответил я. Чего спорить. Конечно, это так.

– Было бы проще жить, верно?.. Если бы все они вдруг исчезли куда-то? – внезапно совсем другим тоном спросил он. Так, словно, до сих пор мы целый час сидели и откровенничали друг с дружкой. Я обомлел. Мне показалось, сейчас он встанет и поблагодарит меня за совершенные действия, и чуть было сам не встал. Потом вспомнил-таки, кто передо мною и успокоился. Ясно, что провокация. Но я уже купился всем своим видом, хоть ничего еще не успел сказать.

– Верно, – только и смог ответить я. – Только сервис подорожает.

– Значит, есть в них все-таки что-то позитивное? – усмехнулся он. Впервые за время нашего общения.

– Есть, – согласился я. Потом тоже усмехнулся: – Все хорошо, если рассуждать «в целом», но «в частности» – иногда иначе. – Кажется, мы начали находить общий язык.

– Договорились бы, если б на их месте был кто-то, похожий на вас?

– Наверняка. – Я начал потихоньку расслабляться. Теперь он спрашивал не так отстраненно.

– Немного странно для эксперта, – заметил он вдруг. Я вздрогнул. И тут же узнал его! Это был тот самый человек с бородкой, который беседовал со мной когда-то и уличил в преобладании мыслей о сексе над всеми остальными! Только бородка куда-то делась. Без нее его было трудно узнать. К тому же прошло столько времени. Не изменилось лишь то, что и тогда и сейчас моя дальнейшая жизнь зависела от его решения.

– Это вы! – поразился я, вскакивая. Шокер недовольно качнулся. – Вы работаете с Олле!

– Нет, – сказал он. – Я регулятор. Олле… Да, когда-то я был экспертом.

– Но вы меня помните?!

– Честно говоря, нет. – Впервые я увидел на его лице признаки беспокойства или смущения. – Вы знаете, – продолжал он, – все эксперты очень похожи, а я их повидал столько… – Тут он вдруг поджал губы, как будто сдержался, чтоб не засмеяться: – Эксперт без бровей – редкость, я б точно запомнил. – Ему и впрямь было смешно. Да, наверно, меня трудно узнать. Я и забыл про брови в частности и голову в целом.

– Когда-то вы зарубили меня, как узлового эксперта, – пояснил я.

– Видите, – сказал он, – как чувствовал. Но вам это, похоже, не помешало? – Здесь его голос вернулся в прежнее настроение. Кажется, начавшееся, было, сближение прекратилось. И хотя, я был несказанно рад невольно продемонстрировать ему, какой с тех пор проделал путь, мне не понравилось сказанное. Выходит, он не считал происшедшее несчастным случаем. Я сел на место и притих. Не надо больше эмоций. Регулятор – прежде всего, машина. Тем более, эксперт в прошлом. Вот, с кем не нужно пытаться договориться. Словно, услышав мою мысль, он переспросил: – Значит, вы бы сумели договориться с людьми своего круга в той же ситуации?

– Смог бы, – подтвердил я.

– А так – не посчитали необходимым, потому что проще применить власть, тем более, если формально она на вашей стороне?

– Наверно, – пожал плечами я. – Почему бы нет? И почему «формально»?

– Для вас применение власти соблазн или единственный выход? – продолжал он, не слушая.

– Ну, знаете! – возмутился я. – Меньше всего я думал об этом, когда в меня стреляли…

– Мы еще не дошли до выстрела, – оборвал он. Я закрыл рот. – Повторить вопрос? – Снова меня ткнули в ту кучу. Надо поменьше возмущаться.

– И то, и другое, – ответил я с готовностью, подчеркивающей, что мне нечего скрывать или стесняться. – Соблазн – потому что бесполезно о чем-то договариваться в системе отвергнутых правил. Единственный выход – потому, что регулятор – гарант их исполнения. Разве нет?

– Если нет возможности применить власть сейчас же, – продолжил он, не обращая внимания на мои слова, – как, по-вашему, разумнее всего поступить, если нет желания вступать в конфликт?

– Дождаться этой возможности, – сказал я.

– А до тех пор..? – спросил он, приподнимая брови.

– Не проявлять себя, – ответил я.

– Поэтому вы решили незаметно посетить их со слушанкой?

– Да, у меня была возможность удостовериться, нет ли у них опасных замыслов.

– Вы получили эту информацию?

– Отчасти. Дело в том, что, как мне кажется, я не очень хорошо владею… слушанкой.

– Здесь все достаточно просто, – сказал он неожиданно энергично, сменив эту монотонную пластинку. – Очевидные вещи в ней услышит любой. Нюансы оставьте для профессионалов. Так, что вы услышали?

– Ничего особенного, – сказал я небрежно.

– Что они замышляли? – Он снова вернулся к своей манере спрашивать.

– Ничего. У них сломался катер.

– То есть, у них не было опасных замыслов?

– Нет, не было.

– Но что-то вас смущало?

– Наверно… – я не понял, о чем он. – Что вы имеете в виду?

– Вы все равно к ним не вышли, а вернулись. Почему? – На этот раз он впился в меня взглядом более требовательно, чем до сих пор. Наконец, я как следует рассмотрел его лицо. Спокойное лицо человека, уверенного в том, что делает. Редкие, но глубокие морщины скупой мимики одних и тех же нечастых эмоций. Машина. Видя, что я не могу ответить, он отклонился и снова сел ровно. – Может быть, ключ к ответу лежит в вашем весьма искреннем диалоге с лебедем? – спросил он. Я снова вздрогнул. До чего непривычно слышать такое, хотя доступность трафика для регулятора – не новость. Пока я вспоминал, чего там наплел Парсеку, он продолжил: – Я напомню. – Внезапно он поднялся с дерева и встал напротив, загородив собою половину пейзажа. Наверно, так ему было легче следить за реакцией. – Вы озвучили лебедю несколько важных тезисов. Позволю себе процитировать. Вы сказали: «Я ненавижу бывнють только потому, что боюсь оказаться на ее месте», «Не будет бывнюти – очень скоро придется мыть горшки самому», «Бывнють сама себя регулирует, одна беда – отбор обязательно зацепит тех, кто не причем…» и последнее: «Наверно, не буду обращать на них никакого внимания». – Что ж, у него была отличная память. Я бы не смог все это повторить. – Извините за брань, но это цитата, – добавил он без тени чистоплюйства. Как будто шокер мог вдарить и по нему. – Так почему вы не вышли?

– Вероятно, вы уже ответили на свой вопрос, – сказал я, понимая, что мне уже нечего добавить. – Возможно, я несколько утрировал… Есть некоторая неприязнь с моей стороны. Это вполне нормально для человека системы. Эксперту не всегда приятно видеть, как его работа летит ко всем чертям из-за кучки бездельников. – Я быстро взглянул на шокер. «Черти» его не заинтересовали. Инспектор не без удовлетворения заметил мой взгляд.

– Какой у вас горизонт? – невзначай поинтересовался он.

– Год… – Черт бы взял его и его вопросы!! И особенно этот! Но он не моргнул и глазом. Интересно, а какой горизонт был у него, когда он перешел в регуляторы?

– Однако на следующий день вы все же побежали к ним? – продолжил он, отворачиваясь и отходя в сторону, словно в раздумьях. – Вы по-прежнему не имели возможности применить власть. Вы собирались «не обращать на них внимания», но тем не менее… Какова была ваша цель? – Он опять развернулся ко мне лицом и замер.

– Я решил вести себя так, будто их нет, – сказал я. – Как вы, наверно, заметили, иногда я бегаю вокруг острова.

– Бегали, – поправил он. – В тот день вы побежали в первый раз после значительного перерыва.

– Пусть так, – согласился я. – Мне нужно было показать, что ничего не меняется. Они не служат препятствием.

– Кому показать?

– Себе в первую очередь.

– И заодно, все-таки, встретиться?

– Да.

– Но вы сомневались, стоит ли?

– Наверно, – неуверенно ответил я.

– Напомнить вам, как вы сидели, обхватив голову возле скалы? Кажется, вы сильно сомневались. – Он подошел ближе и встал совсем рядом. – Что вы имели с собой, кроме собственной неприязни?

– Да, я сомневался, – ответил я после паузы. Мне почему-то понравился этот вопрос, хоть он и не нес для меня ничего хорошего, но был настолько точно задан, что оставалось только согласиться. – Да, мне не стоило себя проявлять, – подтвердил я. Зачем я побежал? Если власть не применима, применим бунт. Я побежал, чтобы плюнуть на них также как они на меня и на мои правила.

– То есть, вы побежали не договариваться, а высказывать неприязнь?

– Можно и так сказать, – махнул рукой я.

– Какая, по-вашему, может быть реакция на высказывание неприязни?

– Отрицательная.

– Это значит конфликт?

– Да, – нехотя согласился я.

– Значит, отправившись туда, вы сознательно пошли на конфликт?

– Да, – сказал я, хотя мог уже и не отвечать. Эти вопросы были настолько же неизбежны, как вся эта история. Ни малейшего выбора!

– Вы больны раком? – спросил он. Черт, черт, черт!

– Нет, – сказал я, опустив голову. – Это была шутка! Она, кстати, поняла ее.

– Вашей целью была она? Смог ли он оценить вашу шутку? Вы достигли цели, высказав неприязнь подобным косвенным образом?

– Инспектор, в конце концов! – Я вскочил с дерева, взмахнул руками и, говоря по правде, мне было все равно, получу ли я в тот же миг порцию электричества. – К чему все эти копания?! Что вы хотите узнать из того, что якобы не знаете?! На что тратите время?! Что может быть непонятного?! Да, я терпеть не могу баранов, да я поиздевался над ним. Бред какой-то! У человека атрофирован мозг! Раковый больной не может бегать с отказавшими почками как страус! Может, мне надо было ему букварь подарить или энциклопедию? И поблагодарить за то, что выбрал именно меня? Инспектор, вы меня извините, я чуть не обоср… – шокер рядом! – чуть не обгадился от страха, когда они пульнули. А нам с вами все «не дойти до выстрела». Сколько можно ковыряться в этой белиберде? Они выстрелили, я выстрелил. Все! Они не попали, а я попал. – Закончив и традиционно не найдя никакой реакции, я бессильно опустился на дерево. Глядя на меня, он постоял еще немного, потом подошел и сел рядом.

– Вы согласны, что все это действительно полная ерунда? – спросил он после долгого молчания и приглаживания песка башмаком. Наконец-то, хоть что-то дельное!

– Это полная чушь, инспектор! – согласился я, с трудом скрывая радость. – Вам, как бывшему эксперту, должно быть очевидно, что все эти колебания пространства ничто перед непосредственной точкой ветвления, а их, заметьте было аж две! Первая – выстрел, и второе – убийство лебедя. И не сомневайтесь, была бы и третья и четвертая, пока они не достали бы меня окончательно! Вам это известно, инспектор! Согласитесь же! – Теперь уже я вперился в него взглядом и даже на мгновение почувствовал регулятором себя.

– Тем более, нет повода для беспокойства, – спокойно заметил он, даже не шелохнувшись. «А кто беспокоится?» – хотел спросить я, но сдержался. – Вы куда-то торопитесь?

– Куда мне торопиться? – возмутился я. – Тут торопиться некуда. Уже год не тороплюсь.

– Значит и время – не проблема, можно тратить на что угодно. – Он издевался надо мной! – Давайте продолжим, – заключил он, не дождавшись ответа. Я отвернулся, потому что снова споткнулся о власть и оказался лицом в той куче. Впрочем, это оказалось уже не так неприятно. Наверно, привыкал. – Следующий эпизод между вами случился утром, – продолжил он. – Кажется, вас разбудили?

– Не страшно, – сказал я. Как он все это упомнил? Сколько времени он потратил на трафик? Мне-то казалось, что он отсмотрел его, пока я ковылял.

– Но вы были в бешенстве. И даже громко ругались.

– Мне снилась мама, – сказал я, нахмурившись. Меньше всего хотелось это комментировать.

– Зачем они приплыли?

– Показать отремонтированный катер.

– Как вы реагировали?

– Одобрительно, – с удовлетворением отметил я, прикидывая, что даже сопровождающую жест мысленную тираду, если бы инспектору удалось с помощью своих спецсредств прослушать и ее, можно отнести к голосу разума: то, что инспектор как раз так любит.

– Что они сделали после?

– Уплыли.

– Сразу?

– Да.

– Больше они не мешали?

– Нет.

– Что было потом? Вы снова побежали в их сторону?

– Да.

– Но до этого они вас больше не беспокоили присутствием?

– Нет.

– Скажите, – тут он снова повернулся ко мне всем телом, опустив правую ногу коленом на песок. Это была какая-то нелепая поза, как будто у него затекла часть задницы. Теперь бы ему еще пересесть также, но в другую сторону, чтоб отдохнула целиком. – Вы разговариваете сами с собой, когда взволнованы, или наоборот, когда спокойны? – Теперь еще и это!

– Инспектор, я больше года один на острове. Да, я разговариваю сам с собой. И когда взволнован, и когда спокоен. А еще я ношу с собой копье и охочусь на… – хотел сказать «джерро-конга», но вовремя осекся, – …мелких животных.

– Зачем вы вымазались глиной перед встречей? – спросил он. Он вообще не слушает меня! Я вздохнул. Хотел сказать что-то про здоровье, но представил, как это после всего прозвучит и понял, что не надо бредить. Он ждал ответа.

– Не забывайте, что я дома, инспектор.

– Но у вас гости.

– Им тоже полезно напомнить.

– Что произошло, когда вы встретились?

– Я предупредил, что обращусь к регулятору. Это был блеф, вы знаете, у меня нет связи. Но и он не подействовал. В ответ были ругань и угрозы. А потом они приплыли и выстрелили в меня.

– В горшок, – поправил он. Хорошо, в горшок.

– На следующий день ко мне приходил второй.

– Что он хотел?

– Тоже угрожал.

– Сразу?

– Нет. Сначала просил мячик.

– Дали?

– Отказал, конечно. Да, он пытался знакомиться, молол всякую чушь. Закончилось все равно угрозой. Кажется, он обещал, что я займу место горшка. – Я попытался вспомнить, что еще он говорил, достойного упоминания, но ничего не пришло в голову. Какой-то бредовый обмен заумными фразами. – Потом он ушел и убил лебедя! – закончил я.

– Чем вы занимались, когда он ушел? – Мы никогда не дойдем до лебедя!

– Готовил мясо.

– А еще.

– Вечером поиграл на басе.

– Громко?

– Еще как. Даже шкиз пришлось одеть.

– Где в это время был лебедь?

– Он улетал… – начал я, но вдруг остановился, потому что понял, что никуда он не улетал, а все это время был где-то рядом. Ведь его убили недалеко от маяка! У меня спина похолодела.

– Как, по-вашему, он погиб? – продолжал инспектор. И я не знал, что ответить, потому что мрачное озарение пришло мне в голову. И хотя я кое-что понял, смеяться не хотелось вовсе, потому что понятое перечеркнуло бы любую радость, в том числе от какой-то там высвободившейся энергии в мозгу. А еще я вспомнил, что несчастный Парсек так и лежит возле времянки, завернутый в тряпье и никто до сих пор о нем не позаботился, даже невольный убийца. – Хотите посмотреть? – предложил он.

– Нет, нет… – я отшатнулся. – Просто, скажите.

– Он был за кустарником на берегу. Когда пошел инфразвук, хотел спастись на воде, но даже не смог толком взлететь. Вы разминулись совсем немного. Или шлем помешал вам его заметить. Было уже темновато. Когда вы вышли на берег, он уже кое-как добрался до воды. Там вы его и добили. – Наконец, он сменил позу и сел нормально. Все потеряло смысл. Я даже не стал отворачиваться, чтобы скрыть слезы. Сердце как будто налилось свинцом и прекратило работать. Хотелось встать и бежать прочь. Только как убежать с такой тяжестью? Мы сидели и молчали, а он как будто чего-то ждал от меня. Вряд ли вопросы кончились.