Текст книги "Финиш"

Глава 21

Тобиас

На миг опешив от своего же признания, Сесилия подрывается с места прежде, чем успеваю опомниться и помешать ей распсиховаться. За считаные секунды она выскакивает за дверь, пока я отбрасываю пушки и одеваюсь. Рванув в спальню, кладу пистолеты в сумку, не удосужившись проверить телефон – оплошность, которую более не повторю. Забивать на любую потенциальную угрозу – рискованно и беспечно. Нацепив толстовку, надеваю кеды и бросаюсь за Сесилией. Выбегаю на крыльцо в сопровождении скулящего Бо, и слышу за огромным трейлером резкий разговор на пониженных тонах.

– Мам, пожалуйста, просто уезжайте. Потом тебе позвоню и все объясню.

– Это просто смешно. Мы только приехали, и ты уже несколько месяцев знала о наших планах. Что изменилось?

– Все, мам. Пожалуйста, уезжайте, я тебе позвоню, – умоляет Сесилия в попытке защитить меня, отчего моя любовь к ней становится только сильнее.

– Ни к чему, – вмешиваюсь и подхожу к женщинам, которые, раскрыв от удивления рты, поворачиваются ко мне.

– Тобиас, – с грустью произносит Сесилия и закрывает глаза, тогда как у ее матери глаза лезут на лоб.

Ее мать резко бледнеет и судорожно переводит с меня на Сесилию взгляд, по которому я понимаю, что Сесилия ей про нас не рассказывала.

Я всегда предполагал, что Сесилия хранит тайну о нас даже от самых близких людей, и доказательство тому стоит передо мной на грани обморока. Сесилия скрывала от матери связь со мной даже после случившейся между ними ссоры восемь месяцев назад. Я ни разу не просил поделиться подробностями, потому что был слишком занят, пытаясь смириться с ее прощанием.

Сесилия смотрит на меня, и в ее глазах видна паника, когда она видит, как я иду поздороваться с ее матерью.

– Здравствуйте, Диана, – говорю я, медленно подходя к ней.

Она задерживает взгляд на дочери, после чего с ужасом смотрит на меня.

– Сесилия, так вот что ты так долго скрывала?

Сейчас ее выбивает из колеи не столько вопрос, сколько правда. Сесилия пытается помешать мне подойти к матери, но я хватаю ее за руки и сжимаю, желая успокоить.

– Тобиас, я предлагал ей уехать. – Из трейлера выходит Тимоти, парень Дианы, о котором я только читал в уведомительных письмах, и, осмотрев нас, сосредотачивает внимание на мне. Странно, на протяжении многих лет я так пристально следил за жизнью этих людей, что теперь чувствую, будто знаю их, и в какой-то степени так и есть.

Диана поворачивается к Тимоти и говорит дрожащим от страха голосом:

– Тимоти, милый, не принесешь пачку сигарет из чемодана? Мои кончились.

– Для начала обниму эту маленькую леди. – Он подходит к нам и прижимает к себе Сесилию, а потом с любопытством косится на меня. – Привет, я Тим.

– Тобиас Кинг, – отвечаю я и протягиваю руку. Тимоти выпускает Сесилию из объятий и с энтузиазмом жмет мне руку.

– Полагаю, это мистер Кинг помешал тебе вчера вечером ответить на наши звонки? – интересуется у Сесилии Тимоти, растерянно улыбнувшись.

– Тим, пожалуйста, принеси сигареты, – хриплым голосом произносит Диана, не отрывая от меня взгляда.

– Хорошо, милая. – Он многозначительно смотрит на меня, словно говоря «О, женщины!», и отходит.

– Я забыла, – говорит Сесилия, и я смотрю на нее. – Клянусь, Тобиас, совсем выскочило из головы. Извини.

– Все хорошо, trésor, – искренне шепчу и целую ее в висок. Обхожу ее, чтобы подойти к Диане, которую теперь откровенно потряхивает.

– Давно не виделись, – тихо говорю я, и Диана прикусывает губу, а в ее глазах появляется испуг.

– После того дня я столько раз хотела связаться с вами.

Киваю, а Сесилия вмешивается:

– Ты знаком с ней? Знаком с моей матерью? С каких пор?

– Мне было одиннадцать. Дом заболел ветрянкой, а твоя мать подвезла меня до аптеки. – Поворачиваюсь к Сесилии. – Она была беременна тобой. И чуть не назвала тебя Лиэнн. – Перевожу взгляд на Диану. – Похоже, я несколько повлиял на ваш выбор?

Диана кивает, и по ее лицу от чувства вины стекает слеза.

– Ты ни разу не рассказывал, – хрипло говорит Сесилия. Услышав в ее голосе обиду, тут же пытаюсь загладить вину.

– Возможности не представилось, когда… в тот день в моем кабинете перед твоим отъездом, – отвечаю, давая понять, на какой именно день ссылаюсь. – Нам не довелось это обсудить. – Эти подробности и откровения не имели существенного значения, потому что Сесилия избавлялась от меня навсегда. Тогда, как и сейчас, мы многое не успели друг другу рассказать. Да и я из-за своих же заморочек не смог дать ей должных объяснений.

Сесилия задумывается над новостью, свалившейся на нее, как гром среди ясного неба, и поворачивается к матери, глядя на нее с сомнением.

– И ты тоже не рассказывала мне, что виделась с ним.

Диана смотрит на меня таким пугающим взглядом, что я чувствую, как ей неприятно. Она передает свои чувства взглядом и выражением лица – в точности как и ее дочь.

– Это было всего раз, и я не думала упоминать о нашей встрече, поскольку понятия не имела, что вы… О боже. – Она ведет рукой по своим подстриженным каштановым волосам. – Я уеду. Мы уедем. Сейчас же. – Диана смотрит на меня поверх плеча Сесилии. – Мне очень жаль.

– Заходите в дом, – предлагаю я, и обе женщины резко поворачивают головы ко мне. Непостижимое сходство, как и смирение на лицах обеих. – Пожалуйста, Диана, проходите.

– Твои сигареты, – говорит Тимоти, выходя из трейлера с пачкой. – С трудом нашел их в ловушке, которую ты называешь чемоданом, – шутит он, внимательно смотрит на женщин, а потом на меня, чтобы я поддержал его инициативой.

– Могу сходить за блинчиками и беконом, Тим. Как вам?

Он рад, что я нашел легкий выход из положения, переводит взгляд с матери на дочь, а потом неуверенно улыбается.

– Наш человек.

Смотрю на Диану, которая сворачивает шею, изучая меня, пока я веду ее к дому.

– Как насчет завтрака?

Она ошеломленно кивает, когда мы подходим к двери, и оглядывается через плечо на Сесилию.

* * *

– В жизни не пил кофе вкуснее, – хвалит Тимоти, смотря на френч-пресс у меня в руке.

– Тобиас – сноб в отношении кофе, и меня заразил, – стоя у плиты, машинально отвечает Сесилия. Она настояла, что приготовит сама, хотя с самого начала пребывала в ступоре и настороженно поглядывала в мою сторону. Я всячески стараюсь передать ей взглядом, что меня все устраивает, но все равно вижу в ее глазах только просьбу о прощении. В ее лежащем на стойке переднике вибрирует телефон, и Сесилия отвлекается. Вытаскивает мобильник, читает сообщение и начинает печатать ответ.

Я же просто хочу прижать ее к себе и заверить, что со мной все в порядке – удивительно, но так и есть. Я не раз спрашивал себя, что бы почувствовал, столкнувшись лицом к лицу с женщиной, виновной в том, что мы с братом стали сиротами. Для меня неожиданно, что я чувствую по отношению к ней лишь легкую неприязнь, но уже давно с этим смирился. Сейчас, смотря на Диану, вижу лишь ту измученную и беременную девушку-подростка. Я и по сей день помню, какое опустошение читалось в ее лице в тот день и как она постоянно сдерживала слезы. Этого воспоминания вкупе с любовью, которую я испытываю к ее дочери, хватает, чтобы не таить злобу. Неловко, но только потому, что эти две женщины заряжаются эмоциями друг друга.

Сев, Диана почти окаменела, а я изо всех стараюсь не задерживать на ней взгляд, понимая, что ее, как и тогда, раздирают чувства. Отчасти меня тянет ее утешить, но понятия не имею, как это сделать, учитывая то, как она держится в моем присутствии. Тимоти, болтая о погоде и новеньком прицепе, словно находится в полнейшем неведении, будто не понимая, в какой жутко неловкой ситуации мы очутились.

Время от времени кивая, внимательно наблюдаю за Сесилией: ее поза становится напряженной, когда она пишет сообщение. Ей с минуты на минуту пора на работу, она ни дня не пропустила с тех пор, как я приехал.

– В «У Мэгги» все хорошо? – спрашиваю я, и она еле заметно кивает.

Тимоти пытается вовлечь ее в разговор.

– Сесилия, после нашего последнего визита ты провернула с кафе что-то невероятное.

– Спасибо, – тусклым голосом отвечает она, позабыв про блинчики и печатая со скоростью тысяча знаков в минуту. От следующей эсэмэски она кидает телефон на стол. Встав из-за внезапной перемены в ее поведении, я подхожу к ней, и Сесилия долго смотрит на меня, после чего бросает хмурый взгляд на мать.

– Что случилось? Что-то с Мариссой?

– Все в порядке, – холодно отвечает она. – Одна из официанток не пришла на работу.

– Хочешь, съезжу и помогу?

Она прикусывает губу и качает головой.

– Нет. Они справятся. Сядь, – кивает она на стул. – Я разберусь.

– Уверена?

– Тобиас, – вздыхает она, и я обвиваю ее талию руками и кладу подбородок на плечо.

– Все в порядке. И я тоже, – шепчу я.

– Ну, а я черт возьми, не в порядке, – шипит она, напрягаясь в моих объятиях.

Хватает со стойки лопатку и переворачивает идеально круглый блинчик, пока я вожу пальцами по ее животу.

– Посмотри на меня, trésor.

Она злобно косится на меня, и я оказываюсь в замешательстве. Не могу понять ее чувства. Прижимаюсь своим лбом к ее.

– Рано или поздно это все равно бы произошло.

Она задумчиво кусает губу, а потом ее взгляд становится мягче, когда сосредотачивается на мне.

– Я прошу у тебя слишком многого.

– Нет, отнюдь. Если ты смогла простить меня, то все возможно, верно?

Она отстраняется и, резко дернув подбородком, вырывается из моих объятий. Подчинившись ее невысказанным приказам, сажусь за стол, недоумевая, что происходит у нее в голове. С матерью у Сесилии явно натянутые отношения, и присутствие нас обоих в одной комнате делает только хуже.

Тимоти настороженно обводит всех взглядом и, почувствовав всеобщее напряжение, ерзает, но не изменяет себе, решив не грузить вопросами. После его очередной попытки растопить лед Диана заговаривает.

– И давно? – нерешительно спрашивает она, и я перевожу взгляд с Сесилии на нее. – Давно вы встречаетесь?

– Вопрос сложный, но если коротко: мы сошлись незадолго до того, как Сесилия поступила в колледж, и возобновили отношения три недели назад.

– Сложный, – фыркает Сесилия. – Еще бы! – Очень-очень сердитая, она переворачивает блинчик, а я хмуро смотрю на ее спину. Сесилия поворачивается и обращается ко мне: – Ей лучше не знать. – Она бросает лопатку и скрещивает руки на груди. Похоже, Сесилия вышла на тропу войны и мы все под угрозой. Тимоти, не донеся до рта чашку с кофе, громко глотает.

– А я бы хотела, – парирует Диана, переводя взгляд с Сесилии на меня.

– Уж в этом я не сомневаюсь, – издевательски бросает Сесилия, с грохотом поставив молоко в холодильник и хлопнув дверцей.

– Теперь самое важное, – играю я роль миротворца, – что мы снова вместе.

Сесилия выключает конфорку, выложив оставшиеся блинчики на тарелку, и ставит ее на стол рядом с беконом.

– Кто хочет апельсиновый сок? – рявкает она, словно в чем-то обвиняя нас, и мы дружно качаем головой.

Тимоти набрасывается на еду, воспользовавшись этим в качестве предлога, чтобы не смотреть на нас и не вмешиваться в разговор. Диана забывает о завтраке, смотря на меня и дочь, а я выкладываю блинчики себе на тарелку и принимаюсь с аппетитом их уплетать, надеясь, что в животе перестанет бурлить. Сесилия, подкармливая беконом Бо, продолжает смотреть на меня.

– Это твой бекон, – упрекаю ее я. – Ешь.

– Я не голодная. – Не могу сдержать улыбку, увидев упрямую девятнадцатилетнюю девчонку, после которой я забыл о существовании других женщин.

– Trésor…

– Сам ешь, – огрызается она, но ее взгляд снова смягчается, когда она переводит взгляд с меня на мать.

– Пожалуйста, – прошу я и легонько подталкиваю ее, воспользовавшись в своих интересах ее заботой. Она щурит глаза, показывая, что раскусила меня, но все равно запихивает в рот кусок.

– Предполагаю, раз у тебя самой гости, теперь ты с нами не поедешь? – спрашивает Тимоти, привыкнув к обстановке за столом.

– А куда вы собирались? – спрашиваю, пока мать и дочь продолжают играть в гляделки.

– Сесилия хотела отправиться с нами в поход на несколько дней, а потом мы собирались на запад: Колорадо, Аризона, Юта и Нью-Мексико.

– Собрались объехать «Четыре угла»?[92]92
  Регион США, занимающий территорию юго-запада штата Колорадо, северо-запад Нью-Мексико, северо-восток Аризоны и юго-восток Юты.


[Закрыть]

Тим наставляет на меня вилку.

– Именно. Побывать в четырех штатах за раз. Это мечта любого туриста.

Сесилия качает головой, когда я смотрю в ее сторону. И хотя два дня могут выгадать мне нужное время, чтобы разобраться с проблемой, при мысли о разлуке с ней становится горько. Но если есть шанс разобраться, то эта путаница может стать даром свыше, если смогу отпустить Сесилию.

– Если хочешь поехать…

Шлепнув ладонью по столу, она тычет ножом в мою сторону.

– Только посмей закончить фразу, Кинг, и я проткну тебя этим ножом для масла.

Не удержавшись, хихикаю.

– Тогда ладно. – Смотрю на гостей. – Оставайтесь. Хотя бы на ночь. Ни к чему урезать ваш и без того короткий визит, – обращаюсь к Диане, которая не сводит заблестевших глаз с Сесилии, пытаясь взять себя в руки.

– Тобиас… – начинает Сесилия.

– Это же твои родители, – решительно заявляю я, всячески стараясь облегчить ее страдания, но вместо этого получаю еще один уничижительный взор. Хмуро смотрю на Сесилию, которая испепеляет меня взглядом, а потом поднимает руки и угрожающе расправляет манжеты рубашки.

Она ухмыляется, заметив, что я умолк, поскольку прекрасно знает, как на меня действует эта чертова пижама.

Какого. Хрена?

Тимоти прочищает горло и высказывается относительно повысившегося градуса напряженности.

– Если мы навязываемся, то нет проблем. Можем отправиться в поход чуть пораньше.

– Вы не навязываетесь, – возражаю, четко высказывая свое мнение, а Сесилия сползает по стулу.

– Ты уверен, что это лучший вариант? – интересуется Сесилия, делая недвусмысленные намеки. Похоже, она готовится к войне, пока я всеми силами пытаюсь установить мир. Не могу дождаться, когда утащу ее и отшлепаю.

– Да, – киваю и для пущей убедительности делаю резкое движение рукой. – И точка.

Она прищуривается.

– Не смей…

– Сесилия, – голосом терпеливой матери произносит Диана, – почему ты…

– С меня довольно, – отрезает она и встает, кинув тарелку в раковину, а потом смотрит на Диану. – А еще довольно притворства. Ты же не рассказывала ему, да, мам? Своему новому мужу.

– Мужу? – спрашиваю я, удивленный новостью, и замечаю кольца на их пальцах. Наверняка об этом упоминалось в недавних докладах. В свою защиту скажу, что последние восемь месяцев был очень занят.

– Да, мужу, – подтверждает Сесилия, смотря на мать. Судя по ее поведению, я жду, что в любую секунду ее глаза станут кроваво-красного цвета, а вокруг головы появится змеиный клубок. Мысленно подмечаю, что надо посмотреть, нет ли в ее противозачаточных таблеток-пустышек и не ПМС ли у нее.

– Ты так ничему и не научилась? Как ты планируешь прожить с ним жизнь, если будешь хранить такое в тайне?

Тимоти спокойно откладывает столовые приборы и смотрит на меня.

– Может, кто-нибудь уже объяснит, что здесь происходит?

– К сожалению, меня и вашу жену объединяет одна трагическая история.

По щеке Дианы стекает слеза, а Сесилия делает вид, что ей все равно, но я-то знаю, что напряжение в отношениях с матерью причиняет ей боль – да такую сильную, что принимает опасную форму неконтролируемого гнева.

– Он знает. – Диана виновато смотрит на дочь. – Когда мы приезжали сюда в последний раз, по пути домой я рассказала ему после того, как подписала документы на ресторан и дом, хотя ты отказалась признаваться, для чего я это делаю. – Она смотрит на меня. – А еще после того, как ты отказалась рассказать, почему похудела на семь килограммов, которые тебе нельзя было терять.

Намек ясен, и этот неожиданный удар приходится к месту, вот только Сесилия выпаливает в ответ:

– Не прикидывайся заботливой мамочкой. Тебе не кажется, что для этого уже поздновато?

– Нет, ты всегда будешь моим ребенком. И я не знала о твоих страданиях, потому что ты никогда ими со мной не делилась.

– У всех нас есть секреты, – говорит она, и этот выпад задевает всех присутствующих.

– Взгляни на меня, родная. – Сесилия смотрит на меня негодующим взглядом, и в ее глазах столько боли, что мне хочется укрыть ее от всех невзгод. – Что ранит тебя – ранит меня.

Она смахивает слезу.

– Тобиас, это чересчур.

– Нет. Обещаю тебе, trésor, нет.

Ножки стула, на котором сидит Диана, скользят по полу, и мы поворачиваемся к ней, но она выдавливает едва слышное «извините», а потом, схватив со стойки сигареты, вылетает с кухни в заднюю дверь.

Тимоти встает, чтобы пойти за ней, но я останавливаю его, положив ему на плечо руку. Он настороженно смотрит на меня.

– Выходит, ты…

– Да. Но, что важнее всего, я – человек, который любит ее дочь. Пожалуйста, позвольте мне.

Тимоти внимательно смотрит на меня и медленно кивает. Не дав Сесилии возможности возразить, иду на задний двор.

* * *

Нахожу Диану посреди двора, где она сражается с зажигалкой и, управившись, с закрытыми глазами делает первую глубокую затяжку. На ее щеках видны дорожки от слез. Почувствовав мое приближение, она открывает глаза и смотрит, как я подхожу к ней, засунув руки в карманы штанов.

– Вы не против, если я угощусь?

Она кивает и протягивает открытую пачку. Вытаскиваю сигарету, и Диана поджигает ее, не сводя с меня мрачного взгляда. Я отступаю.

– Спасибо.

– Даже вообразить не могу, как это случилось.

Затягиваюсь сигаретой и выдыхаю струйку дыма, радуясь легкому успокоительному эффекту никотина.

– Это очень запутанная история.

– Ты связался с ней, чтобы причинить боль, из-за нас, из-за того, что сделала я?

– Нет. На самом деле я приложил все усилия, чтобы ее в это не впутывали, но оплошал.

Она говорит резким тоном:

– Наверное, я не имею права задавать вопросы, но мне плевать, если дело касается моей дочери. Что ты хочешь сказать, Тобиас? У тебя были планы поквитаться с Романом из-за того, что сделала я?

– Первоначально да. Роман был моей целью, пока я не узнал правду о случившемся. Но у меня и в мыслях не было навредить Сесилии. Ее защита всегда была моим главным приоритетом.

– С каких это пор?

– С тех пор, как я впервые ее увидел.

– И когда это случилось?

– Когда ей было одиннадцать.

– Господи. – Диану трясет, она делает затяжку и настороженно на меня смотрит. – Ты любишь ее, это очевидно.

– Люблю.

– Роман никогда не рассказывал мне про ваши отношения. Господи, что за человек!

– Он умел хранить секреты. Но за несколько лет до своей смерти, когда мы с Сесилией разошлись, он прекрасно знал, что между нами все кончено. Мы сообща старались защитить Сесилию.

– Думаю, мне остается просто тебе поверить.

– Надеюсь, вы и правда верите. Я бы никогда ее не обидел.

– Но ты обидел.

Киваю, поскольку это печальная правда.

– Я сделал это для того, чтобы ее защитить.

Взгляд Дианы становится рассеянным, она сутулится, а потом говорит:

– Я очень часто хотела связаться с вами, признаться тебе, Доминику, умолять вас о прощении, но ты исчез. А однажды исчез и он.

И вот теперь я понимаю, что мое предположение было верным.

– Наверное, трудно было обеспечивать троих детей каждый месяц.

Диана опускает взгляд.

– Я не хотела, чтобы вы голодали. Я и так столько у вас отняла и видела, каким несчастным ты был в том доме с Дельфиной.

Выдыхаю и стряхиваю с сигареты пепел.

– Много лет я думал, что коробки без обратного адреса присылали нам друзья и родственники родителей. Коробки с кучей одежды, подарочных карт, игрушками и обувью. Но вряд ли люди бывают так щедры, правда, Диана?

Она шмыгает носом.

– Дельфина меня ненавидела, и я понимала, что она меня прогонит, но просто не могла оставить вас на произвол судьбы. Я знаю, что это не исправит того, что я натворила.

– Вы совершили ошибку, – многозначительно говорю я, когда ее глаза наполняются слезами. – Эти коробки выручали нас иногда по нескольку месяцев. Я могу смело утверждать, что это доброе дело во многом вдохновило меня делиться полученным опытом.

Она всхлипывает, а я снова затягиваюсь сигаретой, держа дистанцию, чтобы ей было комфортно, но стоя рядом, чтобы подхватить ее, если она сломается, что кажется вполне вероятным. С самой первой встречи с этой женщиной я видел лишь мучительное чувство вины, и, зная, что все эти годы она прожила с такой виной, мне хочется убедить ее освободить себя.

– Знаете, у нас с вами много общего, – признаюсь я. – Мы оба страдаем от страшной пытки – вины выжившего.

– Н-не могу передать словами, как я сожалею о том, что тогда произошло.

Откинув сигарету, хватаю Диану за плечи, видя в ней сходство с женщиной, которую люблю, поскольку уверен, что Сесилии досталось сердце ее матери.

– Какая прискорбная ирония, что я познал вашу боль, поскольку если бы этого не произошло, то не смог бы смотреть на вас сейчас и сказать, что давным-давно вас простил. Это был несчастный случай. В тот день, когда мы встретились, я чувствовал, что вы всем сердцем жалеете о случившемся. Ваша ошибка безвозвратно изменила мою жизнь, но еще и сделала из меня человека, которым я стал, – к счастью или к сожалению, но я люблю вашу дочь. Уму непостижимо, что вопреки всему вы с Романом подарили единственного в мире человека, который может любить меня и дарить покой. Сесилия – мой дом и причина попытаться простить себя, и ей нужно быть вашей причиной тоже. Насколько я знаю, вы довольно давно себя наказываете, и это отразилось на ваших отношениях с дочерью. Диана, для нас еще не поздно. Сесилия заставила меня в это поверить.

За изгородью слышно красноречивое шмыганье, и я расплываюсь в улыбке.

– Выходи, mon trésor, я знаю, что ты подслушивала.

Сесилия смотрит на меня покрасневшими глазами, а потом подходит к матери.

– Так вот почему ты так много работала, а нам все равно не хватало денег?

Диана кивает.

– Я не могла оставить их без помощи, а ты из-за этого страдала.

– Роман не знал?

Диана качает головой.

– Господи, нет. Он был бы в ярости, потому что это выглядело бы как признание вины. Он же был параноиком. Но я не жалею о том, что сделала это. Жалею лишь о том, что это сказалось на тебе.

– Мам, – громче произносит Сесилия и обнимает мать, – мы справились. Боже, жаль, что ты мне не рассказала.

Они начинают перешептываться, а я поворачиваюсь и иду обратно к дому, дав им время побыть наедине.

Я не верю, что слова могут исцелить в той же мере, в которой причиняют боль. Но очень хочу верить, что для нас еще не слишком поздно и удастся вернуться к жизни без боли. Оглянувшись на женщин и увидев на лице Дианы успокоение, я чувствую, как расцветает надежда, и прикрываю за собой дверь.