Текст книги "Финиш"

Глава 22

Тобиас

Тим подготавливает их трейлер на ночь, настояв, что спать они будут в нем, и причина тому – разыгравшаяся сегодня драма. Помогаю ему разбить лагерь, и пока Сесилия занята матерью, убегаю проверить оба телефона.

Оз установил личность следившего за нами ублюдка и по моему приказу копается в его прошлом.

Тайлер исполнил мою просьбу обеспечить защиту с воздуха, и предполагаемый срок прибытия подкрепления – полчаса.

А начальник пойманного мной идиота приказал тому продолжать наблюдение и не забывать докладывать. Сняв напряжение под душем, весь оставшийся день довольствуюсь выгаданным временем, намереваясь выяснить, какие у Антуана мотивы и намерения.

Я должен буду разумно воспользоваться этим временем, чтобы добиться прогресса в отношениях с Сесилией, и собираюсь провернуть это сразу же, как уедут неожиданные гости.

После ужина мы собираемся вокруг импровизированного костра, который нам с Тимом удалось собрать возле их домика на колесах.

Я, Сесилия и Диана пьем вино, а Тим держит бутылку пива из запасов в его холодильнике. Мы все уже немного подшофе, когда заговаривает Диана, неминуемо положив конец всем достигнутым за день успехам.

– Вы ни словом не обмолвились про Доминика. – Она переводит взгляд с Сесилии на меня и спрашивает: – Где он сейчас?

Замираю с бокалом у рта, а у Сесилии вытягивается лицо, и она вопросительно на меня смотрит. Нам ни разу не приходилось отвечать на этот вопрос вместе, и, как бы я ни старался, ответ понятен по нашим лицам.

Диана смотрит на нас, и в ее глазах появляется страх.

– Пожалуйста, скажите, что с ним все хорошо! – молит она, и Тим сжимает ее руку.

– Он умер шесть лет назад, – одновременно отвечаем с Сесилией.

– Думаю, пришло время узнать вам правду. – Сесилия смотрит на меня, и я заканчиваю: – Всю правду.

– Тобиас…

– Пора, – мягко настаиваю я и смотрю на костер.

– Тобиас, – зовет меня Сесилия, и я перевожу взгляд на нее. Она молча смотрит на меня, а ее темно-русые волосы в свете огня переливаются красным.

– Пора.

Через несколько напряженных секунд Сесилия угрюмо кивает. И следующие несколько часов мы по очереди рассказываем о прошлом. Я раскрываю бо́льшую половину своей истории, все, что пережил, когда оказался в Вирджинии, пользуясь возможностью наладить отношения с Сесилией.

Я не упоминаю о своей истории с Антуаном, о тайне, которую хранил двадцать лет. Пока мы с Сесилией вспоминаем подробности нашего совместного прошлого, взгляд Дианы мечется между нами, а Тимоти время от времени задает вопрос или восклицает: «охренеть!»

В какой-то момент правды становится слишком много, что приводит Диану в ужас, и ее охватывают эмоции – особенно когда мы делимся событиями ночи, когда умер Доминик, и ее последствиями. К счастью, ей хватает выдержки, чтобы пережить воспоминания Сесилии о возвращении в Трипл-Фоллс, которое привело меня сюда три недели назад.

– А теперь… – Диана смотрит на меня и хрипло спрашивает: – Как вы поступите?

– Оставлю это на усмотрение вашей дочери, – честно отвечаю я. – Ей решать.

От страха Сесилию пробирает дрожь, она глотает подступивший к горлу ком и отказывается отвечать на вопрос матери. Она уязвима и выжата как лимон, поскольку весь день разбиралась с нашим прошлым и впервые поведала свою историю полностью. Самое печальное то, что мне еще многое предстоит рассказать.

В сущности, я совсем не волнуюсь из-за того, что на тайны Братства или наши секреты прольется свет. Диана заботилась о нас с самого детства. Зная это, я чувствую себя в безопасности, да и ей лучше знать правду о реальности, в которой мы живем.

– Такой жизни ты хочешь? – спрашивает она у Сесилии. – Даже после всего, что случилось, разве это не опасно?

Он опасен, хочет она сказать, но я не смею ее винить.

– Это мое решение, и я его уже приняла.

Диана несколько секунд кусает губы, а потом переводит взгляд на меня. Тимоти прочищает горло.

– Мужик, я в восторге. Правда. Это… поразительная история. – Он качает головой и смотрит на меня. – Я восхищен тем, что ты учился в одной школе с президентом и все это спланировал. – Делает глоток пива. – Охренеть как круто.

– Трудностей было немало.

– Этого я и сама не знала, – говорит Сесилия, и в ее голосе слышны обида и подспудный гнев.

– Ты не знаешь много деталей, – тихо признаюсь я, зная, что еще за это получу.

– Да, не знаю, – соглашается она, и в ее голосе появляются гневные нотки.

– Спрашивай, о чем хочешь, – напоминаю я ей, сколько раз за последние несколько недель пытался ей раскрыться. Ее глаза вспыхивают, а потом она отводит взгляд в сторону.

– Если только это не… – кротко говорит Диана. – Это не выдумка, да, Тобиас?

– Нет. – Я допиваю вино. – Не выдумка.

Диана поворачивается к Сесилии и безучастно смотрит на огонь.

– Что…

– Не надо, мам, ладно? – вздыхает она. – Просто не надо.

– Ничего не могу с собой поделать!

– Что ж, тебе придется мне довериться. Теперь не тебе меня защищать.

– Это… чушь, ребенок. Я всегда буду твоей мамой.

– Дело не в этом, и ты это знаешь. – Сесилия встает и смотрит на меня. – Я устала. Уже поздно. – Она обходит костер, чтобы поцеловать мать в щеку, а потом треплет Тима по плечу. – Мы можем продолжить разговор завтра.

Диана кивает, почти не обратив внимания на дочь, и я вмешиваюсь, пытаясь ее успокоить.

– Нас защищают девять человек, наблюдая за домом. Двое постоянно охраняют Сесилию, некоторые прочесывают улицы в поисках любых возможных угроз. Прямо сейчас два дрона сканируют каждый квадратный метр этой земли и смежной.

– Господи боже, – вздыхает Диана.

– Здесь вам ничто не угрожает. Но если вам будет спокойнее уехать, я пойму. – Я кусаю губу, страшась следующего своего признания. – А когда вы приедете домой, я попрошу представиться двух Воронов, которые присматривали за вами последние два года.

Они обе резко поворачивают головы ко мне, и я пожимаю плечами.

– Извините, это было необходимо.

В глазах Дианы читается шок вперемешку с восхищением.

– Ты все это время защищал меня?

– Я обещал Роману, что буду защищать его дочь, а значит и вас. У меня есть веские причины тоже быть заинтересованным в вашем благополучии.

Диана смотрит на меня.

– Познакомившись с тобой, я сразу поняла, что ты особенный, но ты превзошел все ожидания. – Это первая ее шутка за день, и я рад ее слышать.

– Я буду защищать ее всем своим естеством.

– Получается, Сесилия сделает то же самое ради тебя. Кстати, этот ген крутости ей достался от меня. – Еще одна улыбка, еще одна шутка, и я убежден, что в этом замешано вино.

– Безусловно.

– Тобиас… – снова начинает она, и ее взгляд заметно смягчается.

– Больше никаких слез и извинений, Диана. Хорошо?

Она кивает.

– Попробую.

– Спокойной ночи.

Они хором желают мне спокойной ночи, и я захожу в темный дом, где свет горит только в спальне. Понятия не имею, что меня ждет, но, проходя через гостиную, немного замедляю шаг.

Какого хрена, Кинг? Будь мужиком.

Быстро направившись в спальню, вижу, что Сесилия смотрит на одеяло так, словно оно ее приворожило. Обхватываю ее руками за талию и прижимаюсь сзади.

– Я знаю, что хватанул лишнего.

Она вырывается из моих объятий и накидывается с упреками, меча глазами молнии.

– Что?

– Твое знакомство с моей матерью – одна из тысячи недомолвок, о которых ты случайно забыл упомянуть. Или как насчет этой? Знаешь, я идейный вдохновитель тайного сообщества народных мстителей, и Президент тоже является его участником!

– Я не…

– У тебя было несколько месяцев, чтобы сообщить мне об этом, когда мы. Были. Вместе!

– Ну в те месяцы меньше всего я хотел говорить с тобой о чертовом клубе, ведь мог провести с тобой всего несколько украденных часов. До нашей встречи вся моя жизнь состояла из работы. С тобой я стал эгоистом. Это я уже говорил. Я признался в этом и попросил прощения. Но тогда, в те годы с тобой я был просто… собой, Тобиасом. Обычным мужчиной, влюбленным в женщину и свободу, которую мне даровала эта любовь. – Я вздыхаю. – Я не мог рисковать, рассказывая тебе о Престоне, Сесилия. Я и без того вручил тебе свою жизнь. И отношения между нами не имели статуса вплоть до того дня, пока мы не потерпели крах.

– Престон, – хмыкает она. – Даже так, ты до сих пор ничего не понял? Тайны и недомолвки разлучили нас в прошлом и сделают это снова. – Всей своей позой Сесилия выражает ярость, а я пытаюсь предотвратить беду прежде, чем она случится.

– Я этого не допущу.

– Ой ли?

– Я пытаюсь, Сесилия, охренеть как пытаюсь. – Стянув толстовку, провожу рукой по волосам и, схватившись за воротник футболки, откидываю ее в сторону. Сесилия тут же опускает взгляд в пол, уничтожив все мои надежды на возобновление близости, которая начала зарождаться между нами сегодня утром.

Искушаемый желанием пробить стену из гипсокартона, сжимаю кулак, чувствуя, как готово выплеснуться наружу разочарование.

– То, что ты сегодня сделал ради моей матери, – тихо говорит Сесилия, – было… неописуемо, так… бескорыстно. Один из самых невероятных поступков, с которыми я сталкивалась, и оттого люблю тебя только сильнее.

Делаю шаг вперед, и она вскидывает голову, смотря на меня уничижительным взглядом.

– Но ты все испортил! Испортил, потому что вел себя как мудак, каким и был всегда!

– Будучи честным?!

Шагнув вперед, жаждущий ссоры, вторгаюсь в ее пространство. Потому что сейчас она ведет борьбу со своими чувствами, и они побеждают, а для меня важнее они, чем причина их появления.

– Ты все испортил, держа меня в неведении. Да если бы я знала даже половину, то лучше бы тебя понимала, ты, чертов придурок!

– Ты и так меня понимаешь! Ты видела, что творится у меня в душе, была там, куда я никого не впускал.

– Может, и так, но то, что ты считаешь мелочью, для меня жизненно важно, Тобиас.

– У тебя что, скоро месячные?

– Что?!

– Ничего. Говори потише. На улице твои родители. – В голове начинает пульсировать.

Добро пожаловать в безмятежную семейную жизнь, Тобиас.

Но я слышу не свой голос, а голос Шона.

– Мне не хватило времени…

– И снова отговорки вместо доводов. – Сесилия качает головой и фыркает. – Неужели ты ни разу в жизни не ляпнул лишнего? Никогда?

– Пару раз, но только во время ссор с тобой. И тебе прекрасно известно, я приучил себя этого никогда не делать, так что ты должна знать…

– О, я знаю! Уж поверь, глупый французский дикарь!

Прикусив губу, отвожу глаза.

– Не смей надо мной смеяться! Тут нет ни черта смешного! В этом-то и причина, Тобиас. Вот почему у нас появляется куча проблем – из-за твоей долбаной скрытности! – Она бьет себя рукой в грудь. – Ты хочешь быть здесь?

– Да, – гаркаю я, чувствуя, как закипает в жилах кровь.

– Ты хочешь сюда вернуться? – снова спрашивает Сесилия.

– Проклятье, да, это все, чего я хочу!

Она обходит кровать и встает напротив, а потом тыкает меня пальцем в голову.

– Тогда впусти меня сюда! – Оторопев, смотрю, как она отходит и бросает через плечо: – А пока ты только зря тратишь время.

– Сегодня вечером я был с тобой честен!

Сесилия отшатывается так, словно я ее ударил, а после отворачивается.

– Всего хотя бы раз, – она шумно шагает к ванной и включает свет, – всего раз хотелось бы заставить тебя прочувствовать на собственной шкуре, каково это.

– Думаю, когда я узнал, что тебя привели в мой клуб, что ты завела отношения не с одним, а двумя самыми близкими мне людьми, я решил: одного хренового сюрприза мне хватит до конца жизни. – Я стою у двери в ванную, и Сесилия замирает с зубной щеткой во рту. Она вытаскивает ее и выплескивает на меня оставшийся гнев.

– Это другое, и ты поклялся, что больше никогда не затронешь эту тему.

– Не для того, чтобы попрекать тебя, а чтобы выразить свою точку зрения!

– Принципиальную точку зрения!

– Ладно, извини, – ворчу, чувствуя, как меня потряхивает от злости и расстройства. – Просто хочу сказать, что меня это удивило. И сразу хочу прояснить: когда дело касается тебя, я и после смерти не буду готов к чертовым неожиданностям.

– А по мне, никакой неожиданности тут не было!

– Неважно. Ты исчерпала лимит.

– То было в прошлом, – возражает Сесилия. – А я говорю о настоящем. Об этом моменте. – Отбрасываю идею признаться в своей связи с Антуаном, поскольку и так вляпался по самое некуда.

В любом случае теперь мне каюк. Если честно расскажу, какая нам может грозить опасность, Сесилия только сильнее отстранится.

По ссоре за раз, Тобиас.

– Я говорю о том, что ничего не знала, а у тебя было время рассказать мне правду!

Как же ты просчитался. Пакуй шмотки и целуй ее на прощание.

Моя вторая ипостась – мужчина, который до отчаяния хочет наладить отношения и не собирается сдаваться. Он хочет накинуться на нее с поцелуями, языком заставить молчать и строго наказать членом. Однако это противоречит прогрессу, и, боюсь, все мои старания за последние три недели не окупились – судя по тому, как она сейчас со мной общается, что только распаляет меня пуще прежнего.

– У меня было время? Было время? Putain! – Она проносится мимо меня, избегая взгляда, но я не отступаю. – У меня было время, да, пока я убирал со столов, таскался за тобой, как потерянный щенок, а в ответ перед моим носом хлопали дверью?

– Не смей! Никогда я не захлопывала дверь перед твоим носом!

Сесилия схлестывается со мной в поединке, стоя по другую сторону кровати, а я расстегиваю часы и бросаю их на тумбочку, выворачиваю всю свою подноготную.

– Но с тем же успехом могла бы. Веришь или нет, trésor, но с тобой не так легко разговаривать. Если бы всплыла та тема…

Она срывает с себя свитер, и я смотрю на ее идеальную грудь.

– В глаза мне смотри, и уж извини, если я неправильно задаю вопросы по поводу тайн, которые ты тогда хранил. – Она всплескивает руками. – Черт тебя знает!

– Сесилия, чего ты на самом деле от меня хочешь? Ты рассчитывала, что я вернусь к тебе полностью исправившимся человеком с кучей ответов? Человеком, который никогда не ошибается? Я все тот же мужчина – ублюдок. Я всегда буду вести нечестные игры, чтобы защитить тебя и уберечь. Я постараюсь принять во внимание твои нужды, чтобы у нас все получилось, но ты, мать твою, ошиблась, решив, что я буду стыдиться безжалостного, неумолимого и отчасти жестокого человека, которым до сих пор становлюсь, когда возникает необходимость. Ты просила мужчину, в которого влюбилась шесть лет назад, но у него две ипостаси, и останутся обе. – Я рассекаю рукой воздух. – И точка.

Честное слово, вижу, как у нее из ушей валит дым, и жду ответного огня. Сесилия прищуривается, молниеносно стягивает с себя джинсы и расстегивает лифчик, а потом выдвигает ящик комода.

– Не смей, черт тебя побери! – громыхаю я. – А лучше вытащи из своей сумочки хренову «беретту» и прострели мне член!

– Не искушай меня, Кинг! – Сесилия поворачивается и бросает на кровать чистую фланелевую голубую пижаму с тем же сраным рисунком, и я никогда еще не испытывал такой ненависти к неодушевленному предмету. Сесилия кидает поверх пижамы пушистые носки, а я обхватываю рукой затылок и смотрю в потолок.

– Ты просто хочешь и дальше держаться за эту обиду, – огрызаюсь я. – Сегодня утром мы стали ближе, а ты решила все испоганить. Ты снова от меня отгородилась.

Мы молчим под тиканье небольших часов возле ее головы, а через секунду она бросает их в меня и промахивается буквально на сантиметр.

Делаю шаг к Сесилии, которая резкими движениями натягивает через голову пижаму, и чувствую, будто в грудь вонзили нож. И без того понятно, что не только я веду нечестную игру.

– Тобиас, мы только что заново прожили все плохое, что между нами случилось. Думаю, будет лучше пока просто помолчать.

– Да, потому что до сих пор нам это помогало. И это опровергает все твои аргументы. Ты считаешь, что молчание должно помочь.

Когда она протягивает руку за штанами, я уже на пределе.

– Если ты влезешь в эти клятые штаны, то объявишь войну, и все ставки отменятся!

Она запихивает ногу в штанину, и у меня лопается терпение.

– Merde. Bon sang, femme. Tu me testes au-delà de mes limites![93]93
  Черт! Проклятье, женщина. Ты испытываешь мое терпение (фр.)


[Закрыть]

Она запихивает вторую ногу и завязывает шнурки, присыпав мое кровоточащее сердце солью.

– Что ж, добро пожаловать в чертов клуб, Француз!

Отрадно видеть, что мы наконец-то на одной волне.

– Как раз и нет. Мы не то что не на одной волне – мы даже не в одной плоскости.

– Меня устраивает. – Сесилия показывает на дверь. – Ты знаешь, где выход.

Сесилия резко втягивает воздух, и я вижу, что она тут же жалеет о сказанном. Вряд ли можно унять боль, разрывающую грудь, но я опускаю взгляд и беру подушку со своей половины кровати.

– Тогда, мое сокровище, избавлю тебя от неудобства дважды указывать мне на дверь.

Глава 23

Сесилия

Я маюсь и ворочаюсь почти всю ночь, зная, что могу с легкостью унять до боли знакомую тоску по Тобиасу, просто взяв его за руку и приведя обратно в постель. И как только он обнял бы меня, забрала бы сказанные слова, которые не хотела произносить вслух. Однако о многом вчера я говорила всерьез.

Меня поразило, что он поведал матери нашу историю, – теперь многое стало ясно. Именно этого я и хотела, но Тобиас был прав. Почти при каждом удобном случае я отказывала ему, не давая пояснить причины его поступков. Черт возьми, я почти лишила Тобиаса возможности сделать признание, избегая и его, и его слов.

Пока он рассказывал нашу историю, я вспоминала, что нам пришлось вынести, но вместе с тем вспомнила причину, почему мы не сможем полностью излечиться – из-за всей этой чертовой скрытности.

Тобиас не сможет в одночасье измениться. Все его привычки, включая дурные пристрастия, глубоко укоренились и со временем стали частью его личности.

Он создан из тайн и секретов, потому что сам долгое время существовал в тайне.

Если я хочу, чтобы у нас все получилось, то должна это помнить и не обижаться из-за тех тайн, что он хранит до сих пор.

Сознательно или нет, но он все равно оберегает эти тайны. Выборочно.

Впустив Бо в дом, тихонько прохожу через гостиную, а потом опускаюсь перед Тобиасом на одну из брошенных на пол подушек. Он шумно дышит и полностью беззащитен, густые черные ресницы бросают тень на острые скулы. Тобиас завернулся в одно из лоскутных одеял, которое я купила в антикварном магазине, когда сюда переехала. Тобиас не помещается на коротком диване, который выглядит крошечным на фоне его спящего тела. Пальцы так и чешутся к нему прикоснуться, но Бо опережает меня, облизав ему лицо. Тобиас брезгливо ворчит и натягивает одеяло на голову, а я давлюсь смехом. Жду, что он снова продолжит дремать, но из-под толстого одеяла раздается его голос.

– Va te faire voir, connard. Je sais que tu as dormi avec elle[94]94
  Отвали, придурок. Я знаю, что ты спал с ней (фр.)


[Закрыть].

Прыснув, глажу Тобиаса по голове, и он спускает одеяло, бросив недовольный взгляд на мою пижаму, а потом смотрит на меня янтарными глазами, полными раскаяния.

– Привет.

– Привет, – шепчет он, вытянув длинные ноги на подлокотник, а потом поворачивается ко мне. – Ты наконец-то стала давать отпор. Означает ли это, что ты начинаешь меня прощать?

Водя пальцами по его густым черным волосам, наклоняюсь, вдыхаю пряно-цитрусовый аромат, который наполняет меня воспоминаниями.

– Почему мы не можем просто ненавидеть друг друга?

– Все просто, – шепчет Тобиас. – Мы чертовски сильно друг друга любим.

– Мы пережили нашу первую паршивую ссору. – Я киваю на дверь за спиной. – Пока мои родители спали в трейлере на улице.

Его брови сходятся на переносице.

– Это хорошо?

– Думаю, да.

Он опускает одеяло и обхватывает рукой мой подбородок, сжимая мне губы так же, как много лет назад на кухне Романа.

– Mon trésor, я всего-то хочу… развести костер размером с Техас и сжечь все эти дурацкие пижамы. Буквально живу ради этого.

Смеюсь, и он опускает руку, а потом с легкостью поднимает меня с пола и усаживает себе на колени. Смотря испытующим взглядом, Тобиас убирает волосы с моих плеч.

– Мне нужно многое тебе рассказать, и кое-что может тебя разозлить, но я прожил столько жизней и так долго скрывал тайны, что трудно распознать, какие секреты хранил, а какую ложь в какой из этих жизней поведал.

– Тогда расскажи мне все. – Укрываю его своим телом, положив голову на грудь, и Тобиас обхватывает меня руками, упираясь подбородком в макушку.

– Я собираюсь, Сесилия, но это…

– Понимаю: это трудно. Но я постараюсь быть терпеливой – в разумных пределах. – Прижимаюсь губами к его груди. – Я хочу, чтобы ты жил здесь, Тобиас. Правда хочу, – шепчу я и, чтобы почувствовать, как бьется его сердце, кладу ладонь ему на грудь, куда его только что поцеловала. – Если тебе станет легче, Бо получал только поцелуйчики. – Я еще сильнее льну к Тобиасу, пока тот водит руками по моей спине, согревая в утренней прохладе.

– Это едва ли можно назвать справедливостью. У него есть преимущество – он на своей территории.

– Верно, но это и твой дом тоже.

Услышав мои слова, он расслабляется и приподнимает меня, повернув к себе лицом. Чувствую бедром, как твердеет его член, и по телу пробегает волна желания. Наклоняюсь поцеловать Тобиаса, и он тянется мне навстречу. Поцелуй выходит чувственным и неспешным: обхватив рукой и крепко прижимая меня к своей груди, он ласкает своим языком мой. Он просит у меня прощения, а я отвечаю взаимностью, издавая стоны ему в рот. Обиды прошлой ночи медленно растворяются, когда мы отрываемся друг от друга и смотрим в глаза.

– Помнишь, когда…

– Все, – нежно говорит он, поглаживая меня по волосам. – Я помню все о тебе, Сесилия. Каждое слово, что говорила, каждый взгляд, которым на меня смотрела. Три вида смеха, все детали снов, негодующий вид, когда начинаешь злиться. Колкость пощечин, соль слез, то, как ощущается грудь у меня в руках. Вкус губ и лона, – шепчет он, скользя большим пальцем по моему подбородку. – Так о чем я должен напомнить тебе?

Водя ладонями по его рукам, растворяюсь в его ласках, когда Тобиас снова тянется к моим губам. Чувствую робкие прикосновения его теплых рук, пока он проводит дорожку поцелуев от подбородка к моей шее. Возбудившись, спускаюсь рукой по его груди и животу, накрываю ладонью член. Его внушительный пенис пульсирует, когда я сжимаю его через ткань. С моих губ срывается мучительный стон, а после я шепчу его имя, уже готовая попросить о большем, как вдруг в дверь стучат.

Тобиас привстает, держа меня в объятиях, и выдает череду ругательств на французском. Я, тоже возмущенная, отстраняюсь и не могу сдержать смех.

– Похоже, они ранние пташки?

Встаю и, схватив с дивана подушку и одеяло, протягиваю их Тобиасу. Он встает с недовольным выражением лица, и я вижу по его боксерам, как он возбудился. Киваю на его налившийся кровью член.

– Разберись с этим, ладно?

– О, в этом не сомневайся, – угрожающе произносит Тобиас голосом, полным похоти и ярости.

Резко вздохнув, обводит взглядом мое тело, а потом уходит в спальню и захлопывает дверь ногой.

* * *

Пообещав матери писать и звонить каждый день до конца жизни, я вместе с Тобиасом провожаю родителей. Ее беспокойство оправдано, но защищать ее от правды, которая все еще может всплыть, – теперь моя задача. Такова обязанность посвященного в тайну.

Тобиас долго смотрит вслед их машине, а я изучаю его лицо в лучах восходящего солнца.

– О чем задумался?

– О Романе. – Он в одежде для пробежки – спортивные штаны, термофутболка и поношенные кроссовки – отходит от меня и обхватывает ногу сзади, потягивая ее. Благодаря энергичным пробежкам тело Тобиаса становится более поджарым и рельефным, и я, не удержавшись, окидываю взором его успехи.

– Что именно?

– О том, каким он был дураком и что упустил. – Довольный разминкой, Тобиас шагает ко мне и кладет ладони на мои крылья. Опускаю взгляд на его полные губы, когда он продолжает: – О том, как бы я хотел познакомить тебя со своими родителями. Но если бы они не погибли, то я бы, скорее всего, не обрел тебя. – Он наклоняется и осторожно выдыхает: – О том, как я ненавижу некоторые твои представления обо мне и собираюсь их изменить.

– Слишком много размышлений для семи утра.

Когда он опускает взгляд, я тут же чувствую себя виноватой, но меня можно понять – я выдохлась после насыщенного событиями дня. Тобиас понуро отходит, достает из карманов наушники и вставляет их в уши, запустив в телефоне плейлист, а потом говорит:

– Так уж устроен мой разум. – Он смотрит на меня. – Я думал, ты хотела того же.

– Хотела. Хочу. Извини.

Он хватает меня за шею и рывком притягивает к себе, целуя так, что у меня захватывает дух. А потом слышу в его наушниках начало до боли знакомой песни “Again” группы Archives.

– Увидимся после работы.

Через мгновение он бежит трусцой по дороге в ту сторону, куда уехала моя мать, а мое сердце рвется к нему.