Текст книги "Путь Моргана"

– С чего бы это, Джо? – спросил Айк Роджерс.

Джо покачал головой:

– Не знаю. Просто предчувствие, и все.

Но Ричард понял, в чем дело. Завтра наступало шестое января, а вот уже два года именно шестого января он попадал в следующий круг ада.

– Джо чувствует приближение перемен, – объяснил он. – Сегодня же надо собрать вещи, вымыться, постричь волосы как можно короче, вычесать вшей и пометить всю одежду, мешки и сундуки. Утром нас увезут отсюда.

У Джоба Холлистера задрожали губы.

– Нас могут еще не выбрать…

– Может быть. Но по-моему, Джо не ошибся.

«Спасибо тебе, Джимми Тислтуэйт, за эти полпинты рома. Сегодня вечером, когда обитателей «Цереры» сморит сон, я успею спрятать гинеи в сундуки, и об этом никто не догадается».

Часть 4
Январь 1787 года – январь 1788 года

На рассвете надзиратели выбрали шестьдесят человек, десять отрядов по шесть человек в каждом, и оставшиеся семьдесят три заключенных вздохнули с нескрываемым облегчением. Никто не знал, кто и каким образом составил списки, но мистер Хэнкс и мистер Сайкс сверялись с ними. Среди выбранных оказались заключенные всех возрастов, от пятнадцати до шестидесяти лет, большинство из них не знали никаких ремесел, некоторые были больны. Но мистера Хэнкса и мистера Сайкса это не заботило: они действовали согласно спискам и не вдавались в обсуждения.

Уильям Стенли из Синда и эпилептик Мики Деннисон чуть не запрыгали от радости, узнав, что их нет в списке. На нижней палубе «Цереры» им жилось привольно, тем более что вскоре ожидалось прибытие новых заключенных.

– Ублюдки! – прошипел Билл Уайтинг. – Только посмотрите, как они радуются!

Дверь открылась, в камеру втолкнули четверых новичков. Уилл Коннелли и Недди Перрот одновременно вскрикнули, узнав их.

– Краудер, Дэвис, Мартин и Моррис из Бристоля, – объяснил Коннелли. – Должно быть, их только что привезли.

Билл Уайтинг многозначительно подмигнул Ричарду и закричал:

– Мистер Хэнкс! Мистер Хэнкс!

– Чего тебе? – отозвался мистер Герберт Хэнкс, подкупленный щедрым Джеймсом Тислтуэйтом и пообещавший позаботиться об отрядах Ричарда и Айка, если они окажутся в числе выбранных. Хэнкс намеревался сдержать свое обещание – по той простой причине, что мистер Тислтуэйт предупредил его: на судне у него есть свои соглядатаи. – Ну, говори!

– Сэр, эти четверо из Бристоля. Они есть в списке?

– Есть, – нехотя выговорил мистер Хэнкс.

Шутник Билл Уайтинг искоса взглянул на Ричарда, а потом на его лице отразилось неподдельное благоговение перед мистером Хэнксом.

– Но их всего четверо, сэр, а нам так грустно расставаться со Стенли и Деннисоном. Нельзя ли взять их с собой?

Мистер Хэнкс сверился со списком.

– Двое парней из списка вчера умерли. А этих четверо – слишком много или слишком мало. Вместе со Стенли и Деннисоном будет в самый раз.

– Получилось! – шепотом возликовал Уайтинг.

– Ну спасибо тебе, болван! – процедил Айк сквозь зубы. – Всю жизнь мечтал отбывать каторгу бок о бок с этой парочкой.

Недди Перрот хихикнул.

– Поверь мне, Айк, таких ловкачей и задир, как Краудер и Дэвис, надо еще поискать. Они живо приструнят Уильяма Стенли из Синда.

– И потом, Айк, – добавил Уайтинг с ангельской улыбкой, – нам пригодятся прачки и поломойки.

На каторжников надели пояса с замками и наручники, но не пропустили ножные цепи через замки: вместо этого длинными цепями сковали пояса шестерых узников. Причитая оттого, что они не успели собрать все свои вещи, Стенли и Деннисон очутились в одном ряду с четырьмя новичками из Бристоля.

– Итак, нас шестьдесят шесть человек, или одиннадцать отрядов, – заключил Ричард.

Айк поморщился.

– Почти столько же, сколько лондонцев.

Но вскоре они обнаружили, что Айк ошибся. С первой нижней палубы наверх вывели только шесть отрядов по шесть человек, причем отнюдь не бывших обитателей лондонского Ньюгейта: большинство каторжников были родом из окрестностей Лондона, многие – из Кента, особенно из Дептфорда. Никто не знал, почему выбрали именно этих людей, даже мистер Хэнкс, который просто выполнял распоряжения начальства. Вся экспедиция была загадкой для тех, кто отправлялся в нее и кто оставался на прежнем месте.

С сундуком и двумя холщовыми мешками за спиной Ричард оглядел собравшихся: один отряд из Йоркшира и Дарема, один – из Йоркшира и Линкольншира, один из Гемпшира, три из Беркшира, Уилтшира, Суссекса и Оксфордшира и еще три – из западного графства. Попадались и заключенные из других округов. Но Ричард, любивший разгадывать головоломки, уже давно понял: некоторые графства Англии исправно поставляли в тюрьмы заключенных, а другие – к примеру, Камберленд и окрестности Лестершира – отнюдь не способствовали росту числа узников. Почему так получалось? Может, в тех районах людям живется лучше? Или все дело в их малонаселенности? Нет, Ричард придерживался иного мнения: все дело в судьях.

Возле борта «Цереры» ждали два больших лихтера. Три отряда с запада и два из окрестностей Йоркшира с трудом поместились на первый, а шесть оставшихся втиснули на второй. Около десяти часов этим ясным и холодным утром гребцы вывели лихтеры на середину реки и погнали их вниз по течению к повороту Темзы на восток от Вулвича, где река достигала полумили в ширину. Вести о начале экспедиции уже разнеслись по округе, и владельцы лодок, черпалок и других легких судов махали руками, пронзительно свистели и кричали вслед лихтерам, а заключенные на тяжело осевшем втором лихтере молились лишь о том, чтобы ни одна посудина не подплыла близко и не подняла волны.

За поворотом располагался Гэллион-Рич, пристань для больших судов, у которой в тот день покачивалось только два корабля, причем один был на две трети длиннее второго. У Ричарда упало сердце. Судно не изменилось ни на йоту: барк с полным парусным вооружением поднимался над ватерлинией на целых четырнадцать футов – это означало, что на борту нет никакого груза. Он не имел ни юта, ни полубака – только шканцы да кормовую надстройку возле фок-мачты. Конструкцию корабля упростили до предела, чтобы увеличить скорость.

Ричард переглянулся с Коннелли и Перротом.

– «Александер», – глухо выговорил Недди Перрот.

Ричард сжал губы.

– Да, это он.

– Ты его знаешь? – спросил Айк.

– И мы тоже, – мрачно подтвердил Коннелли. – Это невольничье судно из Бристоля, в недавнем прошлом каперское. Он прославился тем, что на нем часто умирали матросы и пассажиры.

Айк сглотнул.

– А второй?

– Этот корабль мне не знаком, он не из Бристоля, – ответил Ричард. – Но к обшивке на корме должна быть привинчена бронзовая табличка с названием, и мы наверняка сумеем разглядеть его. Нас везут на «Александер».

На табличке незнакомого судна значилось «Леди Пенрин».

– Это судно из Ливерпуля, оно с самого начала предназначено для перевозки рабов, – сообщил Аарон Дэвис, один из новичков. – Судя по виду – новенькое, как с иголочки. Первое плавание девственницы! Должно быть, лорд Пенрин в отчаянии.

– На «Леди Пенрин» не видно ни души, – заметил Билл Уайтинг.

– Не беспокойся, скоро там будет негде ступить, – отозвался Ричард.

Им пришлось карабкаться вверх по веревочной лестнице длиной двенадцать футов. Даже тем, кто не был обременен сундуками, подъем дался нелегко: цепи запутывались в веревочных ступенях, и никто не спешил на помощь.

К счастью, цепи, сковывающие вместе шестерых заключенных, свободно двигались под поясами, расстояние между узниками могло увеличиваться или сокращаться.

– Встаньте вплотную друг к другу и дайте мне всю цепь, – распорядился Ричард, когда пришла очередь его отряда. Забросив оба мешка за спину, он обхватил рукой сундук и поспешно подошел к лестнице, чтобы никто не воспользовался случаем и не сорвал мешки у него с плеча. Поднявшись на борт корабля, он отставил сундук в сторону и начал принимать вещи, которые протягивали ему товарищи.

Два баркаса и шлюпка «Александера» были спущены на воду, поэтому Ричард без труда нашел на палубе свободное место и отвел туда свои три отряда. Оглядевшись, он поначалу пришел в замешательство: пехотинцы в алых куртках стояли поодаль, недружелюбно хмурясь, два морских офицера и два капрала возились с вращающимся орудием, заряженным картечью и установленным на планшире шканцев, а пестрое сборище матросов расселось на снастях, точно зрители во время боксерского матча.

Что же будет дальше? Поскольку спросить было не у кого, Ричард ждал, чувствуя, как его замешательство нарастает. Задолго до того, как все одиннадцать отрядов поднялись на палубу, она стала напоминать зверинец – сходство с ним палубе придавали десятки коз, овец, свиней, гусей и уток, за которыми носились лающие псы. Ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, Ричард поднял голову и увидел огромного рыжего кота, который уютно устроился на выступающем брусе и с циничным и скучающим видом созерцал царящий на палубе хаос. Знакомых надзирателей Ричард не увидел: они остались на «Церере», чтобы наблюдать за перевозкой.

– Солдаты… – прошептал Билл Эрл из уилтширской деревушки.

– Морские пехотинцы, – поправил Недди Перрот. – Видишь белые нашивки? У солдат нашивки бывают цветными.

Наконец первый лейтенант морской пехоты лихо спустился со шканцев и с отвращением обвел палубу взглядом светло-голубых глаз.

– Я – первый лейтенант пятьдесят пятой плимутской роты Джеймс Шарп, – заговорил он с резким шотландским акцентом. – Вы, каторжники, подчиняетесь только мне и морским пехотинцам его величества. В наши обязанности входит кормить вас и следить за тем, чтобы вы никому не мешали, в том числе и нам. Вы должны исполнять приказы и молчать, пока вам не разрешат говорить. – Он указал на рубку над люком возле грот-мачты. – Отправляйтесь вниз по одному отряду, не забудьте захватить свои вещи. Сержант Найт и капрал Фланнери проводят вас и покажут ваши места. Имейте в виду, вы должны занять те отсеки, которые вам укажут, и не менять их. Переклички и пересчеты будут проводиться каждый день. Каждому полагается двадцать дюймов места, не больше и не меньше: нам предстоит разместить двести десять человек, а места на нижней палубе мало. Порки полагаются за драки, за кражу еды, за пререкания, за неуместные требования. Пороть вас будет капрал Сэмпсон, а он знает свое дело. Если вы хотите лежать на спине, а больше вам ничего не разрешается, поберегите ее. А теперь ступайте. – Он повернулся и строевым шагом промаршировал на шканцы, к орудию.

Хотя среди заключенных шотландцы попадались редко, Ричард научился распознавать шотландский акцент и теперь сразу угадал в Шарпе уроженца гор. Особенно часто Шарп употреблял устаревшую форму слова «вы» – как и сам Ричард, когда спешил или не придавал своим словам значения. Значит, этот морской офицер родом из Шотландии: Ричард уже знал, что на флоте служит немало шотландцев.

Сержант Найт и капрал Фланнери скрылись в рубке над люком. Рассудив, что под лежачий камень вода не течет, Ричард взмахнул рукой и повел три своих отряда к шестифутовому отверстию в настиле палубы. «Господи, спаси нас и помоги!» – молился он, сбрасывая два своих мешка в отверстие люка и принимая из рук Билла Уайтинга сундук. Внизу, на расстоянии четырех футов, виднелся узкий дощатый стол. Ричард присел на край отверстия и спрыгнул прямо на стол, а затем велел Биллу подтянуть цепь и следовать за ним. Наконец все шестеро каторжников спустились вниз, переступили со стола на скамью, а затем на пол и обнаружили рядом еще один стол с длинными скамьями. Все предметы были накрепко привинчены к полу.

– Встать! – рявкнул сержант.

Каторжники поднялись и выстроились между столами, в проходе шириной не более шести футов. Они уже сообразили, что стоят вдоль левого борта судна. К внутренней обшивке левого борта были приколочены два яруса нар, напоминающих нары на «Церере», но двойные. Все нары были крепко прибиты к подпоркам и имели изогнутый наружный край, повторяющий изгиб борта, что придавало им почти изысканный вид. Даже в порыве бешенства никто не сумел бы разметать эту солидную конструкцию. Через каждые десять футов нары разделяли перегородки, верхний ярус располагался на два фута с небольшим ниже верхней палубы, а нижний – на два фута выше настила нижней палубы. Расстояние между двумя ярусами нар немногим превышало два фута. Поскольку даже Айк Роджерс мог стоять прямо между потолочными балками, Ричард подсчитал, что высота нижней палубы достигает семи футов; от его собственной головы до балок оставалось полдюйма.

– Здесь вы будете спать, – объяснил сержант зловещего вида и осклабился, обнажив гнилые зубы. – Лезьте вон туда, на верхний ярус, в первый отсек от переборки, и называйте свои имена и номера. Капрал Фланнери – ирландец, грамота не дается ему. Ну, живо!

– Ричард Морган, номер двести три, – произнес Ричард, поставил ногу на нижние нары и вместе с вещами забрался на верхний ярус. Скованные с ним цепью товарищи разместились в том же отсеке. Отряд Айка занял соседний верхний отсек, отделенный от отсека Ричарда тонкой дощатой перегородкой, прибитой к балке, которая тянулась от левого до правого борта. Стенли, Мики Деннисон и четверо новичков из Бристоля расположились под нарами Ричарда, а шесть северян, в том числе двое матросов из Халла, Уильям Дринг и Джо Робинсон, – под нарами Айка.

– А здесь уютно! – заметил Билл Уайтинг и ухмыльнулся. – Всю жизнь мечтал спать с тобой, милый Ричард.

– Заткнись, Билл! На палубе полно овец.

Шестеро человек втиснулись в пространство длиной десять футов, шириной шесть футов и высотой двадцать семь дюймов. В такой тесноте они могли только лежать или сидеть согнувшись, как гномы, и каждый из них боролся со свинцовым грузом отчаяния. Сундуки и мешки тоже занимали место, а его и без того недоставало. Джимми Прайс расплакался, Джо Лонг и Уилли Уилтон причитали, повторяя: «Господи, что же с нами будет?»

Середину помещения занимали три стола и шесть скамей, а вдоль правого борта располагались еще два яруса нар. На нижней палубе господствовала темнота, никому из каторжников не удавалось определить, насколько велико помещение и как оно выглядит. На стол один за другим спрыгивали скованные цепью каторжники, их выстраивали в проходе между столами и отправляли на нары. Когда шесть из одиннадцати отрядов заняли все нары по левому борту, сержант Найт начал отправлять прибывающих к правому и указывать им на отсеки между кормовой и носовой переборками.

Оправившись от первого потрясения, Ричард призвал на помощь силу воли. Если он не вмешается, вскоре все вокруг будут рыдать, а это недопустимо.

– Сначала разберемся с сундуками, – решительно заявил он. – Пока поставим их вертикально, прислонив к обшивке, – между ними хватит места, чтобы вытянуть ноги. Нам повезло, что все твердые предметы у нас в сундуках, а мешки набиты одеждой и тряпьем, – они и послужат нам подушками. – Пощупав жесткий тюфяк, на котором он сидел, Ричард передернулся. – Если одеял нам не дадут, будем греться, прижавшись друг к другу. Джимми, не плачь, прошу тебя. Слезами здесь не поможешь. – Ричард перевел взгляд на перегородку между его отсеком и отсеком Айка. – Если я сумею раздобыть отвертку и крючки, мы подвесим часть вещей к балке. Ну, выше нос! Мы выживем!

– Я хочу спать у стенки, – всхлипывая, заявил Джимми.

– Ни в коем случае! – поспешил возразить Уилл Коннелли. – Мы будем лежать головами к краю нар, чтобы свешиваться над полом. Не забывай: скоро мы выйдем в море, и всех одолеет морская болезнь.

Билл Уайтинг рассмеялся.

– Вы только подумайте, как нам повезло! Нас будет рвать на тех, кто лежит внизу, а над нами никого нет!

– Вот и славно, – подхватил Недди Перрот и свесился с нар. – Эй, Томми Краудер!

Краудер вскинул голову.

– Чего тебе?

– Мы будем блевать прямо на вас!

– Только попробуй, и я сам отделаю тебя!

– Кстати, – продолжал Ричард, прервав опасный разговор товарищей, – вся балка свободна – до самого правого борта. Попробуем превратить ее в полку для лишних вещей – для сундуков, мешков с книгами и запасных фильтров. Похоже, сержант Найт не откажется от лишней пинты рома, а мы попытаемся выменять на ром доски, скобы и веревки. Ничего, ребята, мы справимся!

– Ты прав, Ричард, – отозвался Айк, выглядывая из-за перегородки. – Мы справимся. Это лучше, чем воровать и мошенничать.

– Тем более что воров рано или поздно ждет петля. А нам еще улыбнется удача, – пообещал Ричард, радуясь, что его слышат Айк и его товарищи.

В новой тюрьме царил почти непроглядный мрак, свет сочился только в отверстие люка. В закрытом помещении с затхлым воздухом стояла чудовищная вонь пота, гнилой рыбы и испражнений. Никто из каторжников не знал, сколько времени они провели на нижней палубе. Наконец люк закрыли железной решеткой, пропускавшей свет, и открыли еще один люк в передней части помещения. Но даже дополнительное освещение не помогло заключенным определить, как выглядит их тюрьма. Каторжники негромко переговаривались, многие плакали, некоторые внезапно вскрикивали и тут же замолкали – Ричард не знал, кто и каким образом заставлял их умолкнуть. Тяжкая безысходность охватила всех новых обитателей нижней палубы.

– О Господи! – вдруг с отчаянием воскликнул Уилл Коннелли. – Я же не смогу читать! Я сойду с ума, я точно свихнусь!

– Вряд ли, – уверенно перебил его Ричард. – Когда мы устроимся на новом месте и разложим вещи, то сразу подумаем о том, как использовать единственное средство от безумия, которое у нас осталось, – наши голоса. Мы с Тэффи умеем петь, и я уверен, остальные нас поддержат. Будем петь хором, загадывать загадки, играть в шарады, рассказывать разные истории и шутить. – Он попросил своих товарищей поменяться местами, чтобы самому сесть возле отсека Айка. – Слушайте меня все, кто слышит! Мы научимся коротать время так, как сможем, и не сойдем с ума. Мы привыкнем к вони и к темноте. Если мы свихнемся, победа останется за нашими противниками, а этого я не хочу. Мы должны победить!

Некоторое время все молчали, но никто не плакал. «Слезы еще будут, – думал Ричард, – будут непременно».

Два моряка прошлись по камере от кормы к носу, собирая железные пояса и сковывавшие узников цепи. От кандалов их не освободили. Обретя свободу движений, Ричард подполз к краю нар, взглядом разыскивая ведра, заменяющие ночную посуду. Сколько их здесь будет? Часто ли их разрешат опорожнять?

– Ведра под нашими нарами, – сообщил Томас Краудер. – По одному на шестерых – здесь, под нарами, стоят два ведра. Нары! Удачное название для этого ложа, достойного Прокруста!

– Ты наверняка умеешь читать, – отметил Ричард, спускаясь на нижний ярус нар и со вздохом вытягивая ноги.

– Да, и Аарон тоже. Он из Бристоля, а я – нет. Но меня привезли в Бристоль после того, как я бежал с «Меркурия». Меня поймали с поличным. На нас с Аароном донес сообщник. Мы пытались подкупить полицейских – в Лондоне это сошло бы нам с рук, а в Бристоле дело не выгорело. Там слишком много квакеров и сплетников.

– Значит, ты родом из Лондона.

– А ты, судя по выговору, из Бристоля. Я знаком с Коннелли, Перротом, Уилтоном и Холлистером, но тебя в бристольском Ньюгейте не встречал.

– Я Ричард Морган из Бристоля, но меня судили в Глостере.

– Я слышал, что ты говорил о развлечениях. Мы присоединимся к вам, если света не хватит, чтобы играть в карты. – Краудер вздохнул. – А я считал «Меркурий» земным адом! На «Александере» всем нам придется несладко, Ричард.

– А чего еще ты ждал? Эти корабли были построены для перевозки рабов, но вряд ли они вмещали столько же рабов, сколько и каторжников. Нам еще повезло: судя по тому, что в камере есть столы, есть мы сможем сидя.

Краудер фыркнул:

– Знаем мы, как стряпают корабельные коки!

– А ты думал, тебе будет готовить пищу повар с постоялого двора «Куст»? – Ричард полез наверх, чтобы сообщить своим товарищам о том, где находятся ведра, и достать фильтр. – Теперь профильтрованная вода придется особенно кстати. Зато нам незачем опасаться, что кто-нибудь украдет у нас фильтры. – И он сверкнул зубами, усмехнувшись. – Насчет Краудера и Дэвиса ты был прав, Недди. Им палец в рот не клади.

Когда наступило время обеда, двое дюжих рядовых пехотинцев, явно недовольных своими новыми обязанностями, внесли в камеру фонари. Каждый стол имел длину около сорока футов, всего в камере поместилось шесть скамей, и хотя все они были заняты, сосчитав заключенных по головам, Ричард обнаружил, что шестого января тысяча семьсот восемьдесят седьмого года на «Александер» доставили только сто восемьдесят человек. А лейтенант Шарп сказал, что их будет больше двух сотен. Далеко не все обитатели камеры были привезены с «Цереры» – многих прежде держали на «Блюстителе» и «Юстиции». Каторжники с «Юстиции» едва сумели дотащиться до столов. Среди них свирепствовала какая-то болезнь, от которой поднимался жар и ломило кости, но на тюремную лихорадку она не походила. Впрочем, среди каторжников хватало и тех, кто страдал тюремной лихорадкой.

Каждому заключенному полагались деревянная миска, жестяная ложка и жестяной ковш, вмещающий две кварты[14]14
  Современные английские меры жидкости – пинта, кварта и галлон – больше американских, но в XVIII веке они были примерно одинаковыми. После войны за независимость США сохранили многие британские обычаи и по-прежнему пользовались английскими единицами измерения. Кварта в то время составляла 32 жидкие унции, а не 40, как теперь (1 жидкая унция = 28 мл). На человека в день выдавали две кварты воды. Обед состоял из черствого темного хлеба и небольшого ломтика вареной солонины. Заключенные с гнилыми зубами пытались разломать хлеб на кусочки ложками, но тонкие ложки гнулись.


[Закрыть].

Ричард сразу понял: обосновавшись рядом с кормовым люком камеры, он получил дополнительные преимущества. Поразмыслив, он решил рискнуть и предложить помощь двум пехотинцам, которые действовали на редкость неумело.

– Можно вам помочь? – спросил он, робко улыбаясь. – Дело в том, что я служил в таверне…

Мрачное лицо рядового удивленно вытянулось и вдруг просияло.

– Да, нам не помешает помощь. Двух человек явно недостаточно, чтобы накормить без малого две сотни каторжников, это уж точно.

Некоторое время Ричард молча передавал сокамерникам миски и ковши, быстро распределив обязанности между собой, молодым пехотинцем, к которому он обратился, и его товарищем.

– Вы чем-то недовольны? – неожиданно спросил он у пехотинцев, понизив голос.

– Нашим кубриком – там потолки еще ниже, чем здесь, помещение набито до отказа. И кормят нас не лучше, чем каторжников, – черствым хлебом да солониной. Правда, – честно добавил он, – нам еще дают муку и полпинты сносного рома.

– Но вы же не каторжники!

– На этом корабле, – раздраженно вмешался второй рядовой, – морских пехотинцев не отличают от каторжников. Матросов поселили там, где должны были жить мы. Свет и воздух попадают в наше помещение через люк в полу их каюты – она находится вон за той кормовой переборкой, а мы ютимся в трюме. Нам говорили, что «Александер» – двухпалубное судно, но никто не предупредил, что вторую палубу превратят в трюм, потому что груза много, а настоящего трюма на «Александере» нет.

– Это невольничье судно, – объяснил Ричард, – настоящий трюм ему ни к чему. Его капитан привык помещать грузы на нижнюю палубу, негров – там, где сейчас находимся мы, а экипаж – в кормовой отсек. Полубака для команды здесь нет. А ют – владения капитана. – Он искренне сочувствовал морякам. – Насколько я понимаю, ваши офицеры поселились на юте?

– Да, в кладовой, а питаются они вместе с нами: доступа к кладовой капитана у них нет, – объяснил рядовой, который раскладывал по мискам солонину и хлеб. – Их не пускают даже в большую каюту – ее занимают сам капитан и его первый помощник, настоящий франт. На такие корабли мне еще не доводилось попадать. Впрочем, обычно я бывал на боевых судах.

– Когда на борт привезут груз, вы окажетесь ниже ватерлинии, – задумчиво произнес Ричард. – «Александер» возьмет в плавание не только каторжников, но и грузы. Если плавание затянется хотя бы на два месяца, нам понадобится почти двадцать тысяч галлонов одной воды.

– Для хозяина таверны ты слишком многое знаешь о кораблях, – заметил пехотинец, который разливал воду.

– Я родом из Бристоля, а там все разбираются в судах. Кстати, меня зовут Ричард, а вас?

– Я – Дэви Эванс, а он – Томми Грин, – ответил рядовой, разливающий воду. – Пока мы ничего не можем поделать, но через неделю, как только прибудем в Портсмут, все изменится. Майор Росс сразу приструнит капитана Дункана Синклера.

– Майор Росс? Ваш начальник и вице-губернатор?

– А ты и это знаешь?

– Да, от друга.

Пока Ричард пропускал через фильтр свою воду, в голове у него вертелась уйма вопросов. «Владельцы судна получили подряд, сообщив вымышленную историю «Александера» и умолчав о том, что на нем не хватит места и пехотинцам, и каторжникам. Похоже, подрядчики действительно не видели между ними разницы. Значит, через неделю судно будет в Портсмуте. Судя по всему, и капитан Дункан Синклер, и майор Роберт Росс – шотландцы. Похоже, раздоры между ними неминуемы».

Но ни на этой, ни на следующей неделе «Александер» так и не отплыл в Портсмут – он по-прежнему стоял на якоре у берега Темзы. Лишь десятого января корабль снялся с якоря под аккомпанемент стонов и жалоб тех, кто боялся морской болезни, но доплыл лишь до Тилбери, да и то на буксире. Находясь в спокойных водах Темзы, «Александер» только слабо покачивался.

К тому времени на борт доставили сто девяносто каторжников, но вскоре двое из них умерли, и лейтенант Шарп распорядился соорудить отдельные нары для больных, дабы успокоить недовольных и избежать бунта. С каждым днем на нижней палубе то прибавлялось по одному человеку, то убавлялось по два, поэтому, несмотря на все старания, Ричарду не удавалось насчитать больше двухсот каторжников.

Немало страданий узникам причиняли кандалы, но сержант Найт, охотно предоставивший заключенным доски, скобы и все остальное в обмен на деньги, тем более что в пристрастии к рому его уличил не только Ричард, наотрез отказался освободить их от этой обузы. Закипающее недовольство каторжников вылилось в яростную демонстрацию гнева, когда один из них вдруг был помилован. На нижней палубе поднялся оглушительный стук, крик и топот ног. Чтобы раздать заключенным еду и воду, пехотинцам пришлось установить над люком оружие и вооружиться мушкетами. Лишь после этого они поняли, как трудно справиться с двумя сотнями разъяренных мужчин.

Представитель верховной власти на корабле капитан Дункан Синклер распорядился снять с каторжников наручники и каждый день разрешил им по несколько минут гулять по верхней палубе. Но поскольку за каждого сбежавшего каторжника капитану предстояло заплатить сорок фунтов из своего кармана, на воду спустили все шлюпки, которые непрестанно кружили вдоль бортов «Александера».

Несколько минут пребывания на открытой палубе доставляли Ричарду ни с чем не сравнимое наслаждение. Его ножные кандалы становились легкими, как перышки, свежий воздух благоухал, как желтофиоли и фиалки, мутная река напоминала серебряную ленту, а видеть резвящихся животных было гораздо приятнее, чем совокупляться с Аннемари Латур. Оказалось, что почти каждому пехотинцу и половине членов экипажа принадлежат собаки: среди них были и бурые гончие, и брыластые бульдоги, и глупые спаниели, и терьеры, и великое множество дворняжек. У огромного рыжего кота и его полосатой подруги недавно родилось шесть котят, многие свиньи и овцы вскоре должны были принести приплод. Утки и гуси свободно разгуливали по палубе, а цыплят держали в клетке возле камбуза.

После первой же прогулки тюрьма показалась Ричарду гораздо более сносной, и он был не одинок в своих чувствах. Едва каторжников освободили от ручных кандалов, их недовольство утихло: никому не хотелось лишаться драгоценной прогулки.

Во время третьей прогулки Ричард наконец увидел капитана Дункана Синклера и изумленно замер. Какая жирная туша! Наверняка любитель плотно закусить. Но как же он мочится, если его руки с трудом достают до пениса? Притворяясь кротким и смиренным, делая вид, будто в его лексиконе и в помине нет слова «побег», Ричард прошелся по палубе от левого до правого борта, держась поближе к шканцам, где застыл капитан Синклер. На мгновение их взгляды скрестились; заглянув в проницательные серые глаза, Ричард почтительно склонил голову и зашагал прочь. Нет, несмотря на внушительные размеры, капитан вовсе не был ходячим сальным пудингом. Да, он казался неповоротливым, но наверняка принял бы даже вызов, брошенный самим дьяволом. Какая буря разразится в Портсмуте, когда капитан и майор Росс заспорят о том, где будут жить пехотинцы! Ричард пожалел, что никогда не узнает о том, что произошло между капитаном и майором. Впрочем, Дэви Эванс и Томми Грин наверняка сообщат ему исход спора.

К концу января к причалу Тилбери подошло еще два судна: огромный боевой корабль шестого ранга и узкий патрульный. Когда пришла очередь Ричарда гулять по палубе, он подошел к борту на носу и пристально уставился на суда – слух об их прибытии уже разнесся по тюрьме. По взаимному согласию Ричард и его пятеро товарищей на палубе расходились в разные стороны, чтобы немного отдохнуть друг от друга. Никто из каторжников даже не пытался сбежать, и пехотинцы немного успокоились. Пока каторжники вели себя тихо и никому не мешали, их старались не тревожить. Поэтому сейчас Ричард стоял в полном одиночестве, положив руки на борт и глядя вдаль. Ему и в голову не приходило, что именно за ним пристально наблюдает один из членов экипажа.

– Эти суда будут сопровождать нас в Ботани-Бей, – произнес незнакомый приятный голос, явно принадлежавший обаятельному человеку.

Обернувшись, Ричард увидел перед собой человека, про которого знал только, что это четвертый помощник капитана «Александера». Предстояло дальнее плавание, поэтому экипаж был многочисленным и включал четырех помощников капитана и четырех вахтенных офицеров. Рослый, гибкий, не лишенный той привлекательности, которую кое-кто счел бы смазливостью, четвертый помощник был темноволосым, с большими глазами, окаймленными густыми ресницами. Синие, как васильки, глаза лукаво поблескивали.

– Стивен Донован из Белфаста, – представился он.

– Ричард Морган из Бристоля. – Слегка попятившись и тем самым подчеркнув неравенство положений, Ричард улыбнулся. – Вы что-нибудь знаете об этих кораблях, мистер Донован?

– Большой – старое грузовое судно «Бервик». Недавно его подремонтировали, чтобы превратить в линейный корабль, и переименовали в «Сириус» – это название южной звезды первой величины. Вооружение – шесть карронад и четыре шестифунтовых орудия, но думаю, губернатор Филлип не покинет порт, пока на борт не доставят не менее четырнадцати шестифунтовых пушек. Впрочем, я не виню его: на «Александере» четыре двенадцатифунтовых орудия и пушка, стреляющая картечью.

– «Александер» был не только невольничьим судном, – непринужденно вступил в разговор Ричард, – но и капером с шестнадцатью двенадцатифунтовыми пушками. Даже с четырьмя орудиями он способен одолеть любого противника – разумеется, если тот его догонит. «Александер» способен покрывать двести морских миль в день при попутном ветре.