Текст книги "Путь Моргана"

– Благословенный край, – вздохнул Стивен, который наверняка слышал о встрече Ричарда с Лиззи, но предпочитал не упоминать о ней. – Здесь и находился райский сад – в этом я убежден. Эти места зачаровывают меня, манят, как голоса сирен. Не знаю почему, но все вокруг кажется мне неземным. Эту красоту ни с чем не сравнить. А теперь, когда здесь появились люди, они ее погубят. Ведь однажды человек уже был изгнан из рая.

– Нет, люди только попытаются погубить эту красоту, как сделали в других местах. Этот остров выживет – потому, что его любит сам Бог.

– Ты знаешь, здесь есть призраки, – неторопливо продолжал Стивен. – Одного я видел собственными глазами, да еще среди бела дня. Это был мускулистый великан с бронзовой кожей, облаченный только в набедренную повязку. Его лицо поражало строгой патрицианской красотой, на бедрах я заметил татуировку – причудливо изогнутые линии. Такого человека я никогда не видел даже во сне. Он шел навстречу, но когда я протянул к нему руку, повернулся и прошел сквозь стену дома Ната Лукаса. Оливия до смерти перепугалась.

– Значит, мне повезло, что я поселился в долине. Но Билли Уигфолл недавно рассказывал, что видел Джона Брайанта на холме, там, где он погиб. Он исчез мгновенно. Казалось, он сам испугался, поняв, что его заметили.

Волны бились о берег, вдоль острова плыл «Запас», направляясь к заливу Каскад. Ричард подумал о том, что беременной жене лейтенанта Кинга будет нелегко перебираться с каменной пристани в качающуюся на волнах шлюпку.

– Правда ли, что Дринг и Брэнаган вчера ночью нашли на «Сириусе» ром и чуть не спалили судно? – спросил Ричард.

– Правда. Рядовой Джон Эскотт, денщик Росса, заметил огонь в темноте и поплыл к кораблю. Росс не стал удерживать его, зная, что Эскотт отличный пловец. Эскотт обнаружил Дринга и Брэнагана мертвецки пьяными. Они развели костер на палубе, чтобы согреться. Эскотт сбросил их в воду, потушил пламя и пробыл на «Сириусе» до утра. Его увезли с судна вместе с запасами рома. А Дринга и Брэнагана заковали в кандалы и заперли в помещении гауптвахты, выстроенной Кингом. Майор разбушевался: он приказал оставить ром на борту «Сириуса», надеясь таким образом уберечь его. По-моему, как только прежний комендант отплывет на «Запасе», новый назначит виновникам суровое наказание – не менее пятисот плетей – или велит казнить их. Ведь он всех предупредил, что на острове вводится военное положение.

Глаза Стивена казались особенно темными в сгущающихся сумерках. Ричард сидел напряженно, сжавшись, как стальная пружина.

– Я слышал, сегодня утром тебя навестил майор? – спросил Стивен, и Ричард криво улыбнулся.

– У майора Росса слух, как у летучей мыши. Понятия не имею, от кого он узнал о том, что случилось вчера вечером у костра. Ты же знаешь, что он за человек. Он дождался, когда я вернусь домой на обед, ворвался ко мне, сел и уставился на меня так, словно изучал мерзкую гусеницу. «Я слышал, вчера ты при всех отрекся от своей жены», – заявил он. Я кивнул, он только хмыкнул в ответ. Помолчав, он произнес: «Ничего подобного от тебя я не ожидал, Морган, но похоже, у тебя были на то веские причины. Ты ничего не делаешь просто так».

Стивен усмехнулся:

– Да, он удачно подобрал слова.

– А потом он начал расспрашивать меня, способна ли моя жена стать экономкой офицера. Я объяснил, что она опрятна, расторопна, отлично шьет и штопает, хорошо готовит и, насколько мне известно, до сих пор остается девственницей. Он хлопнул ладонями по коленям и встал. «А она любит детей?» – спросил он. Я вспомнил, как она возилась с малышами в глостерской тюрьме, и ответил утвердительно. «И ты уверен, что она не соблазнительница?» В этом я абсолютно уверен. «Тогда она прекрасно подойдет мне», – заключил майор и ушел довольный, как кот, налакавшийся сливок.

Стивен залился хохотом.

– Ричард, клянусь, в глазах майора Росса ты непогрешим! – воскликнул он, отсмеявшись. – По какой-то причине он очарован тобой.

– Да, он любит меня, – признал Ричард, – потому что я ничуть не боюсь его и всегда говорю правду, а не то, что ему хотелось бы услышать. Вот почему он не станет ценить Томми Краудера так, как ценил его Кинг. Когда я настаивал на своем, Кинг был готов выпороть меня, а с майором Россом мне незачем даже настаивать.

– Наш Кинг – английский король, а не ирландец, – вскользь заметил Стивен. – Он кельт из Корнуолла, но в его жилах есть и примесь валлийской крови. А это значит, что он обидчив и раздражителен. И потом, он офицер королевского флота до мозга костей. Росс же, напротив, типичный шотландец, умеющий только хмуриться. Его предки жили в холодной, унылой стране, где надо ожесточиться, чтобы выжить. – Он поднялся и протянул руку, помогая Ричарду встать. – Я рад, что он примирился с тем, что ты отверг жену.

– Я помню, как ты отговаривал меня жениться на ней, – со вздохом признался Ричард. – Если бы я знал, что она здесь, я подготовился бы к встрече, но гром грянул среди ясного неба. Едва я высмотрел в толпе Уилла Коннелли, как она вылетела откуда-то, обхватила меня за шею и принялась целовать. Я чувствовал ее прикосновения, ее запах. Лица я не видел. С тех пор как мы с ней познакомились, я ни разу не чувствовал приятных запахов. Только вонь Порт-Джексона, зловоние старой тюрьмы, немытых тел. Я слишком долго прожил один и привык к чистому аромату дерева. Нет, она чистоплотна, но ее запах оказался для меня невыносимым. Я и сам не понимаю, в чем дело и, Бог свидетель, ничуть не горжусь своим поступком. Но все время, пока она была рядом, я испытывал отвращение, словно в темноте наткнулся на липкую паутину. Не сумев справиться с собой, я оттолкнул ее. А потом, когда я спохватился, было уже слишком поздно заглаживать свою вину.

– Понимаю, – мягко отозвался Стивен. – Я не могу понять лишь одно: почему ты сразу не сообразил, что ее привезут сюда вместе с остальными каторжниками?

– И для меня самого это загадка.

– Во всем виноват я. Мне следовало предупредить тебя.

– Тебе помешало крушение «Сириуса». Но вот что меня удивляет: она провела на берегу несколько дней, зная, что я здесь, но почему-то не разыскала меня.

Они приблизились к дому Стивена, и тот вошел в дверь, не ответив, а затем долго смотрел в окно вслед Ричарду, удаляющемуся по тропе с факелом в руках. «Почему она не разыскала тебя, Ричард? Да потому, что понимала: если вы встретитесь наедине, ты отвергнешь ее. А может, она, как истинная женщина, мечтала о том, чтобы ты сам нашел ее и увел за собой. Бедная Лиззи Лок… Ричард прожил здесь один целых полгода, в компании своей собаки, и привык к одиночеству. Не знаю, что творится у него в душе, ведь до недавнего времени все его чувства пребывали в спячке, как медведь зимой. В этом полусне он женился на Лиззи, но так и не проснулся. А потом вдруг наступило пробуждение, и я видел это».

Время шло. Стивен взглянул на часы, сжал губы и задумался, стоит ли подогревать суп или можно обойтись сухим хлебом. Капитан Джон Хантер ушел на совещание к майору, Джонни тоже куда-то исчез. Наконец Стивен озяб и решил развести огонь.

Но едва пламя разгорелось, в дом ворвался Ричард.

– Я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое с моими книгами и собакой! – выпалил он. – Неужели я не заслужил уединения?

– Тогда что же ты делаешь здесь? – спросил Стивен, присаживаясь на корточки. – Ступай себе в долину, там тебе никто не помешает.

– Да, но… – Ричард осекся.

– Почему бы тебе просто не признаться, – перебил Стивен, который был не в настроении слушать сбивчивые объяснения, – что тебя мучают угрызения совести – оттого, что ты так жестоко обошелся с Лиззи Лок? Ты не из тех людей, что легко мирятся с собственной совестью. Сказать по правде, я впервые вижу такого совестливого человека. Ты настоящий мученик-протестант!

– Довольно проповедей! – воскликнул Ричард. – Твоя беда в том, что ты не католик и не протестант и уж тем более не мученик! Признайся честно, ведь ты тоскуешь по Джонни и ревнуешь его к Хантеру!

Взгляды синих и серых глаз скрестились, Ричард и Стивен целую минуту смотрели друг на друга в упор, не шелохнувшись. Наконец губы обоих задрожали, и друзья залились хохотом.

– Ну вот, теперь мы наконец-то высказались, – заявил Стивен, вытирая слезы.

– Да, без обиняков, – подтвердил Ричард.

– Раз уж ты пришел, съешь суп Джонни. Кстати, почему ты вернулся?

– Потому что ты не ответил на мой вопрос. Но мне уже не нужен ответ. Стивен, ты прав. Лиззи – это мой тяжкий крест. Я должен выдержать эту пытку, в том числе и ненависть к себе.

Едва Джон Лоурелл переселился к Ричарду, как ему пришлось перебираться на новое место: всего за месяц Ричард выстроил для него удобный дом на краю огорода. Окно и дверь нового жилища выходили в противоположную сторону от дома, принадлежащего Ричарду. Теперь Ричарду не приходилось по ночам прислушиваться к храпу товарища. Впрочем, Лоурелл оказался покладистым и работящим, у него был лишь один недостаток: он обожал играть в карты и часто проигрывал свой скудный паек.

А Сидней-Таун рос с каждым днем, вдоль узких улочек вырастали ряды деревянных домов. Нат Лукас и его плотники возводили жилища так быстро, что пильщики Ричарда не успевали снабжать их строительным материалом. Плотникам не хватало ни времени, ни инструментов, чтобы соединять доски взакрой или «ласточкиным хвостом», придавая строениям законченный вид, щели закрывали тонкими рейками, прибитыми гвоздями, но в целом дома выглядели живописно, особенно если доски удосуживались обработать шкуркой. Резиденция губернатора, к которой Кинг распорядился сделать пристройку, чтобы приглашать на обед дюжину гостей, наконец обрела застекленные, хоть и узкие окна – с разрешения губернатора Филлипа. Всем остальным островитянам, в том числе офицерам, приходилось довольствоваться голыми оконными проемами и ставнями. На одной из лесопилок работники занимались исключительно распиливанием бревен на тонкие гонтовые доски, которыми крыли крыши, но прежде древесину приходилось в течение шести недель вымачивать в морской воде, чтобы она стала мягче и податливее. Временно крыши крыли льняным волокном, сбор которого поручили матросам с «Сириуса»: Росс не мог видеть, как они сидят без дела.

Поскольку на время поставки извести в Порт-Джексон прекратились, в каменоломнях добывали глыбы для фундаментов и мелкие камни для дымоходов. Обнаружив на острове твердую древесину, четыре бочара-островитянина занялись изготовлением бочек. Росс велел женщинам размалывать зерно ручными жерновами, надеясь, что мука в бочках сохранится лучше, чем зерно в амбаре, где по-прежнему было полно крыс. Аарон Дэвис, который в Порт-Джексоне занимался выпечкой хлеба, был назначен пекарем. Но хлеб колонисты видели далеко не каждый день – его выдавали только по воскресеньям и средам. Понедельники и четверги были «рисовыми днями», субботы – «гороховыми», а по вторникам и пятницам все ели кашу из кукурузы, в которую подмешивали овсянку.

Заметив, как быстро плодятся свиньи, Росс распорядился построить коптильню и начать заготавливать впрок солонину и копченое мясо. То мясо, которое было непригодным для засаливания, перемалывали в начинку для колбас.

– Больше всего в свиньях мне нравится то, что их можно есть целиком. В пищу непригодно лишь хрюканье, – часто повторял майор Росс. Поскольку все колонисты знали, что майор лишен чувства юмора, его слова воспринимали всерьез.

С «Сириуса», который по-прежнему колыхался у берега, зацепившись кормой за риф, постепенно перевозили в поселок все, что удавалось спасти, – от шестифунтовых пушек до бочек с гвоздями, которые были необходимы колонии, состоящей сплошь из деревянных хижин. Самой досадной была потеря полос железа, предназначенных для норфолкской кузницы: они лежали в глубине трюма, куда никто не отваживался спуститься. Почти все паруса, ванты и реи судна прибило к берегу, как и весла со шлюпок, но сами шлюпки были вдребезги разбиты рухнувшими мачтами.

Последними с корабля вывезли несколько бочек табака и ящиков дешевого бристольского мыла. Мыло доставили на правительственный склад, чтобы понемногу выдавать колонистам, а табак так и не попал в трубки – к вящему неудовольствию моряков, которые непрестанно попыхивали трубками и ценили табак так же высоко, как ром. Крестьяне Джордж Гест и Генри Хейтуэй сообщили майору Россу, что в Глостере слизней, гусениц и других вредителей отпугивают, опрыскивая растения настоем табака. Его выварили в кипятке, смешали с мылом, процедили и полили все овощи полученным снадобьем. Зловредные насекомые трогали молодые побеги, которые приобрели отвратительный вкус, пока первый же дождь не смыл табак.

С тех пор колонистам запретили выливать на землю мыльную воду. Нескольким женщинам поручили готовить настой табака, который терял свойства лишь после того, как несколько раз был выварен в кипятке. А что до мыла – его можно было сварить так, как это делали на фермах по всей территории Британских островов: из жира и щелока. В поселении с избытком хватало свиного сала, из которого вытапливали жир. И щелок раздобыть оказалось очень просто: достаточно только вымочить золу от сожженных листьев картофеля, моркови, брюквы и свеклы, прокипятить смесь и процедить ее. Получившаяся жидкость и была щелоком. Леек на острове не было, но женщинам хватало ведер с мыльным раствором табака и оловянных ковшей с проделанными в дне отверстиями, чтобы опрыскивать все овощи и злаки. В ожидании очередного нашествия гусениц отраву для них запасали в пустых бочках из-под рома.

В подобных практических делах новый комендант превзошел самого себя. После производства солонины, колбас и отравы для гусениц он задумался о том, какое применение найти опилкам, скапливающимся в ямах на лесопилках. Провизию, которую не удавалось засолить, можно было закоптить – в том числе и рыбу. Росс располагал целой армией работников и не желал, чтобы хоть кто-нибудь из них сидел без дела. Прежде всего следовало увеличить производство еды, а потом позаботиться о том, чтобы большинство колонистов могло прокормиться самостоятельно, не рассчитывая на правительственные склады. Последняя мера была единственным оправданием всего эксперимента в Ботани-Бей. Что толку увозить тысячи каторжников на другой конец земли, если правительство вынуждено кормить их до гробовой доски?

«Запас» отправился в Порт-Джексон на две недели раньше, чтобы сообщить страшные вести о гибели «Сириуса» губернатору. Вскоре после отплытия судна птицы начали слетаться на гору Питта, вершину высотой в тысячу футов на северо-западной оконечности острова. Через несколько дней островитяне убедились в том, что Кинг сказал правду об этих огромных буревестниках: целыми днями птицы ловили рыбу над морем, а в сумерках возвращались в норы и были настолько глупыми и доверчивыми, что даже не пытались улетать от людей или сопротивляться им.

По распоряжению майора лесорубы прорубили в зарослях лиан (прозванных жилой Самсона за поразительную толщину) тропы, ведущие к вершине горы от новой дороги к заливу Каскад. Работа была закончена вовремя, в первый же день птицеловы вернулись с охоты с набитыми мешками. Порции солонины к тому времени урезали до трех фунтов в неделю, порции хлеба, риса, гороха и овсянки – наполовину. Восполнить недостаток пищи предстояло птицам с горы Питта.

Вместо рома всем пехотинцам и офицерам выдавали по полпинты сильно разбавленного водой грога. Но лейтенанта Ральфа Кларка это ничуть не заботило: свою долю он предпочитал обменивать на насущно необходимые рубашки, белье, чулки и тому подобные вещи – багаж лейтенанта пропал бесследно, хотя ему казалось, что он видел свой сундук на спине одного из каторжников. Майор Росс тоже остался без вещей, но переносил потерю стоически в отличие от вечно скулящего Кларка.

Картофель выдавали по мере того, как он вырастал, другие овощи тоже делили на всех. Но поскольку зеленые овощи почти не насыщали, а о цинге островитяне давно забыли, этих овощей всегда оставалось в избытке: люди предпочитали есть что угодно, но не рыбу, шпинат или фасоль.

Предстояла отчаянная, долгая борьба за выживание. Майор знал, что «Запас» не вернется. Тридцатичетырехлетнему судну из Ла-Манша предстояло отплыть в Ост-Индию за провизией, иначе колонистам в Порт-Джексоне грозит голодная смерть. Обитатели острова Норфолк могли выжить, но лишь в том случае, если бы унизились до первобытного существования. Великий эксперимент провалился.

Роберт Росс и Артур Филлип свято верили, что какие бы беды и лишения ни готовило им будущее, их подопечные обязаны оставаться истинными христианами не только на территории Англии, но и здесь, в новой колонии. Нравственность, правила приличия, грамотность, технику и все прочие достоинства европейской культуры следовало сохранить во что бы то ни стало. Иначе колонисты просто погибнут духовно, продолжая влачить жалкое существование. Но на более абстрактные добродетели, такие, как оптимизм и вера, у Росса были иные взгляды, отличающиеся от представлений Филлипа. Филлип не сомневался в том, что эксперимент увенчается успехом. А Росс просто знал, что время и деньги потрачены напрасно, что его подопечные зря терпят лишения и страдания. Однако каким бы глубоким ни было это убеждение, оно не мешало майору прилагать все силы, исправляя ошибки напыщенных болванов из Лондона, которые невнимательно выслушали сэра Джозефа Бэнкса и Джеймса Матру и не удосужились тщательно продумать план. Как легко передвигать живые пешки на шахматной доске мира, когда сидишь в удобном кресле, когда твой желудок полон, а рядом, у камина, ждет графин портвейна!

* * *

Переход на птичью диету ни у кого не вызвал протеста. Мясо птиц с горы Питта было темным, с легким рыбным привкусом, почти без жира. В начале зимы птицы стали откладывать яйца. Эта пища имела лишь один недостаток: ощипанные тушки были невелики, одной тушки хватало, чтобы накормить ребенка, двух – женщину, трех – мужчину, а четырех или пяти тушек – чтобы насытить обжору. Ловцы были обязаны приносить столько птиц, чтобы мяса хватало и для коптильни. Поначалу Росс пытался ограничить и количество пойманных птиц, и количество охотников, забирающихся на гору. Но ни военное положение, ни публичное наказание Дринга и Брэнагана, которые получили по пятьсот ударов плетью, не испугали колонистов и не заставили их прекратить походы в гору, за мясом, которое казалось особенно вкусным после опостылевшей солонины, рыбы и овощей. Росс пожал плечами и перестал запрещать ловлю птиц. Лейтенант Ральф Кларк, начальник правительственного склада, попробовал вести подсчеты, пользуясь известными ему цифрами: добыча возросла со ста сорока семи птиц в день в апреле до тысячи восьмисот девяноста птиц месяц спустя. Часть тушек отправляли в коптильню, но большинство просто выбрасывали: ловцы предпочитали поедать только яйца, которые еще не успевали отложить самки. Сам Кларк пристрастился к птичьим яйцам и часто присоединялся к охотникам.

Для Ричарда, который каждый день совершал пешие прогулки в гору и с аппетитом поедал добытое мясо, прилет птиц совпал с временной потерей сторожа, садовника и слуги. Однажды после наступления комендантского часа патруль заметил Джона Лоурелла, волочащего мешок. Когда ему приказали остановиться, он бросился бежать, был пойман и брошен в помещение гауптвахты. Через неделю его выпустили, отвесив дюжину ударов плетью.

– Что на тебя нашло, Джон? – допытывался Ричард, ведя постанывающего Лоурелла к Черепашьему заливу. Рабочий день пильщиков уже закончился. – Шестьдесят восемь птиц! Подумать только! – И он безо всякого сочувствия плеснул на спину Лоурелла ковш морской воды. – Да стой же ты смирно! Мне не пришлось бы так поступать с тобой, если бы ты набрался храбрости зайти подальше в воду и окунуться.

– Проклятые карты! – проскулил Лоурелл, стуча зубами. Еще днем задул очень холодный ветер.

– Опять карты? – Ричард вывел его на берег и растер сухой тряпкой. – Ну вот, теперь ты будешь жить, – заключил он. – Джимми Ричардсон явно пожалел тебя, спина почти не пострадала. Даже будь ты женщиной, ты бы так легко не отделался. А при чем тут карты?

– Я проигрался, – просто ответил Лоурелл, шагая вслед за Ричардом по улице поселка. – И должен был расплатиться. Джош Пек велел мне идти за птицами вместо него. Но я не думал, что они такие тяжелые, потому и опоздал.

– Тогда накрепко запомни этот урок, Джон. Если уж ты играешь в карты, играй с порядочными людьми, а не с мошенниками и обманщиками. А теперь иди спать.

Стивен Донован перебрался в отличный крепкий дом к востоку от дороги к заливу Каскад, а Нат Лукас выстроил себе такое же надежное жилище на акре земли чуть поодаль. Здешние земли не были болотистыми, а болото возле Сидней-Тауна майор Росс уже велел осушить, прорыв отводной канал к Черепашьему заливу. Ровная земля в окрестностях была пригодна для возделывания злаков, для орошения хватало ручьев, а болото только занимало место.

– Входите! – откликнулся Стивен, когда Ричард постучал в дверь.

– Я только что отправил моего заблудшего сторожа спать, – сообщил Ричард и со вздохом сел. – Пек и его шайка обыграли его в карты и заставили идти на охоту за птицами. Какой он все-таки олух!

– Зато он покладист и неприхотлив. Хочешь рыбы? Сегодня лодка выходила в море, и поскольку Джонни ходит по пятам за капитаном Хантером, я могу съесть и его долю. Сколько можно питаться птицами с горы Питта?

– Я бы предпочел рыбу любому мясу, – признался Ричард, принимаясь за еду. – Не понимаю, почему все так охотятся за самками птиц и ищут в них яйца. Завтра я пришлю тебе молодого картофеля. На моем огороде он отлично уродился, вот почему я рад, что Лоурелла отпустили – иначе мне не удалось бы сберечь и треть урожая.

– С тобой по-прежнему никто не разговаривает? – спросил Стивен, когда они покончили с ужином, вымыли посуду и расставили на доске шахматы.

– Те, кто встал на сторону моей жены – Коннелли, Перрот и другие каторжники с «Цереры» и «Александера», – нет. Но как ни странно, ее знакомые из глостерской тюрьмы – Гест, Рисби, Хейтуэй – поддержали меня. – Он недовольно покачал головой. – Как будто это их касается! Что за нелепость! Лиззи довольна своей работой, она убирает резиденцию вице-губернатора и заботится о Малыше Джоне, но даже не пытается обольстить майора.

– Она влюблена в тебя, Ричард, и оскорблена до глубины души, – объяснил Стивен, считая, что раны уже зажили настолько, чтобы завести этот разговор.

Ричард изумленно воззрился на него.

– Чепуха! Мы никогда не питали друг к другу никаких чувств. Знаю, ты надеялся, что я полюблю ее после женитьбы, но этого не случилось.

– И все-таки она любит тебя.

Озадаченный Ричард промолчал, сделал ход, потерял пешку, но спас коня. Если Лиззи и вправду любит его, значит, ей пришлось хуже, чем он думал. Ричард вдруг вспомнил ее рассказы о плавании на «Леди Пенрин», о том, как каторжниц лишали гордости, и понял, что совершил тяжкое преступление – публично унизил свою жену. А ведь она никогда не говорила с ним о любви, не выразила свои чувства ни словом, ни взглядом… Он потерял коня.

– Как уживаются офицеры флота и пехотинцы?

– Как кошка с собакой. Хантер всегда недолюбливал майора Росса, а теперь, оказавшись в изгнании, возненавидел его. Пока они настороженно следят друг за другом, но открытого столкновения не избежать. В распоряжении Хантера осталась шлюпка с «Сириуса», поэтому он часто выходит в море и подолгу плавает вокруг злополучного острова – подозреваю, ищет способы оправдаться перед английским трибуналом. А когда он прощупает все дно вокруг острова и составит карту, он займется составлением карт всего побережья Норфолка.

– А почему Джонни постоянно сопровождает его? Разве это не вторжение в твой мир?

Пожав плечами, Стивен перестал улыбаться.

– Пожалуй, нет. Моряки привыкают беспрекословно подчиняться капитану, сопротивляться ему способны лишь бунтовщики, а Джонни не из таких. Для него Хантер – полубог.

– А еще я слышал, что лейтенант королевского флота Уильям Брэдли покинул дом, выстроенный для офицеров, и переселился поближе к дороге в Болл-Бей.

– Ты сделал этот вывод потому, что тебе пришлось пилить доски для нового дома? Да, он переехал, но об этом никто не жалеет. Странный человек этот Брэдли – он часами разговаривает сам с собой, поэтому собеседники ему не нужны. Насколько я понимаю, майор поручил ему обследовать остров. И тем самым нанес оскорбление Хантеру, который убежден, что моряку не пристало путешествовать по суше.

Проиграв партию, Ричард поднялся и зажег факел.

– Я был бы рад отыграться, но если я не уйду немедленно, то не успею вернуться домой до начала комендантского часа. Хочешь, завтра мы отправимся в горы за птицами?

– С удовольствием – ведь рыбу мы уже съели.

Стивен немного проводил друга, стараясь представить себе, как удивится Ричард, войдя в свой дом. Парус «Сириуса» уже отслужил свое в роли палатки, его разрезали на части, чтобы сшить гамаки и матрасы. Поскольку пшеница на острове приносила хорошие урожаи, а лошадей и коров в поселении не было, недостатка соломы для набивки матрасов здесь не ощущалось. Официально считалось, что парус нашел Стивен, поэтому ему разрешили взять столько парусины, сколько он пожелает, и он позаботился не только о себе, но и о Ричарде. После стирки с мылом парусина наверняка станет мягкой, из нее можно будет сшить и простыни, и удобные просторные штаны. Нескольким женщинам, умеющим держать в руках иголку, поручили сшить новые штаны для моряков и пехотинцев, а те отдали свою старую одежду каторжникам. Только теперь, когда парусу с «Сириуса» было найдено применение, колонисты поняли, насколько он был громаден.

– Не знаю, как благодарить тебя за парусину, – сказал Ричард на закате следующего дня, встретившись со Стивеном на дороге к заливу Каскад. – Если стелить одно из одеял вместо простыни, оно быстро износится. А парусина протянет несколько лет.

– Пожалуй, ты прав.

Они взобрались вверх по самой дальней тропе, которую редко выбирали ловцы птиц, и поймали по полдюжине буревестников высоко в горах, где они по-прежнему водились во множестве. Чтобы схватить птицу, было достаточно наклониться, протянуть руки, быстрым движением свернуть ей шею и сунуть тушку в мешок. Начался сезон кладки яиц, но охотники продолжали азартно ловить добычу, каждый день принося в поселение по несколько десятков тушек. Кларк вел подсчет только тем птицам, которых сдавали на правительственный склад, и их число уже перевалило за несколько тысяч.

На обратном пути Стивен и Ричард миновали обширную поляну, где уже были вырублены все деревья. Она располагалась на плоском гребне холма, который отделял ручьи, текущие на север, к заливу Каскад, от тех, что текли на восток и впадали в Болл-Бей. Южный ручей, впадающий в болото, уже получил название Филлимор. С поляны открывался вид на северные горы – возможно, для того ее и приказал расчистить майор Росс.

Наступил безоблачный вечер, на небе высыпали такие обильные и сверкающие звезды, что человеку с воображением могло показаться, будто за темной завесой неба скрывается ослепительно белая даль, а в самой завесе Бог проделал отверстия, дабы люди узрели это сияние. На фоне неба вырисовывалась мрачная тень горы, на склонах которой мелькали крохотные огоньки, стекающиеся в целые ручейки пламени, – это были факелы в руках людей, возвращающихся в поселок.

– Какая красота! – выдохнул ошеломленный Ричард. – Разве она способна кому-нибудь наскучить?

Друзья любовались горой, пока огоньки не угасли в долине, а потом двинулись дальше – вместе с десятком отдувающихся, тяжело нагруженных мешками двуногих хищников с факелами в руках.

Зима выдалась более холодной и сухой, чем в прошлом году; пшеницей и кукурузой засеяли много акров, однако ростки тянулись вверх медленно – до первого долгожданного дождя. На следующий день выглянуло солнце, и долина и склоны холмов внезапно изменили окраску с красноватой на изумрудно-зеленую.

По официальным подсчетам, было уже поймано более ста семидесяти тысяч птиц – в среднем по триста сорок птиц на человека за сто дней. На острове по-прежнему действовало военное положение; майор Росс не спешил увеличить пайки, сознавая, что тысячи буревестников, гнездящихся в горах, улетят оттуда, как только окрепнут и научатся летать подросшие птенцы. Джиму Ричардсону, который работал на лесопилке, пока не сломал ногу, а потом был назначен палачом, приходилось каждый день пороть провинившихся. Плохо сросшаяся нога не мешала ему орудовать кошкой-девятихвосткой, в целом ему нравился такой необычный труд. А ненависть, которую испытывали к нему почти все колонисты, как свободные, так и каторжники, ничуть не смущала Джима.

На острове состоялось несколько казней, но казнены были не каторжники, а матросы. Подчиненные капитана Хантера, которым помогал подчиненный Росса, рядовой Эскотт с «Сириуса», разграбили склад рома, выпили почти все скудные запасы веселящего напитка и продали остальное. Выступив в роли судьи, присяжного и палача, вице-губернатор Росс приговорил к повешению трех преступников, в числе которых не было ни Эскотта, ни любимца Хантера Эллиота. Для Эскотта майор нашел другое наказание – лишил его былой славы, объявив во всеуслышание, что грузы с «Сириуса» помогал спасать каторжник по имени Джон Эрскотт. Эскотт и Эллиот получили по пятьсот сильнейших ударов плетью, содравшей с них кожу от шеи до щиколоток. В течение пяти дней им давали по сто ударов, поскольку большее число ударов за один раз не мог выдержать никто. Сначала палач обрушивал плеть на плечи виновников, а потом медленно оттягивал вниз по спине, ягодицам, бедрам и икрам. Матросы стали роптать, но преступление наказанных было таким чудовищным, что капитан Хантер не посмел вступиться за своих подчиненных, а разъяренные пехотинцы только и ждали случая, чтобы расстрелять матросов, посягнувших на драгоценный ром. Благодаря рядовому Дэниелу Стэнфилду мушкеты находились в отличном состоянии, а гильзы оставались сухими. По субботам пехотинцы неизменно упражнялись в стрельбе под надзором Стивена и Ричарда.

Вскоре после кражи рома майор Росс навестил Ричарда. Вице-губернатор был мрачен, как никогда прежде.

Он недолго протянет здесь, думал Ричард, предлагая майору сесть. За время, проведенное на острове, Росс постарел на десять лет.

– Мистер Донован сообщил мне нечто весьма любопытное о тебе, Морган, – начал Росс. – Он сказал, что ты умеешь гнать ром.

– Да, сэр, мне недостает только сырья и оборудования. Но я не ручаюсь, что на вкус он будет лучше пойла из Риоде-Жанейро. Подобно всем спиртным напиткам ром следует долго выдерживать в бочках, а в процессе перегонки получается первичный продукт – напиток с резким, неприятным привкусом.