Текст книги "Путь Моргана"

«Пейте, лейтенант Кинг, пейте», – думал Стивен, глядя, как его начальник отхлебывает портвейн. Дождавшись, когда опустеет еще один стакан, Стивен протянул руку и умоляюще взглянул на Кинга.

– Мистер Кинг, а вы прислушались бы к этим советам, если бы они исходили от меня, а не от Моргана?

– Но я услышал их не от вас, мистер Донован.

– Потому что я занят другим делом, а Морган – старший пильщик. Это разумные советы, они направлены лишь на то, чтобы распиливать как можно больше бревен. И вправду, зачем запрягать в фургон лошадей, выезженных под седло? В вашем распоряжении превосходные лесорубы и плотники, я заметил, что вы всегда внимательно прислушиваетесь к словам Ната Лукаса. А Ричард Морган – такой же дельный человек, как Нат. На вашем месте я бы нашел применение его способностям. Через два года истекает срок каторги Моргана. Но если ему понравится здесь, он останется на острове надолго, как и Лукас.

И Стивен Донован решил, что пора сменить тему. Лицо Кинга смягчилось, он вовсе не был злобным и жестоким человеком. Жаль, что соблюдение субординации он ставил превыше советов, полученных от каторжника.

К концу ноября воздух стал таким влажным, что распорядок дня пришлось изменить. Работа начиналась на рассвете и заканчивалась в половине восьмого, после чего в течение получаса каторжники завтракали. В одиннадцать утра работа прекращалась и возобновлялась только в половине третьего, чтобы завершиться на закате.

Пришло время собирать первый урожай. Акр ячменя принес восемьдесят галлонов драгоценного зерна, несмотря на прожорливость крыс и гусениц. Затем в амбар перенесли три кварты пшеницы с двухсот шестидесяти колосьев, до которых не успели добраться гусеницы и крысы. Если бы вредителей удалось отпугнуть, плодородная почва дала бы удивительный урожай.

Маленькие красные плоды, похожие на сливы, – вишневые гуавы – созрели и были такими нежными на вкус, что приходилось удерживаться, чтобы не съесть их слишком много. Известный чревоугодник врач Джеймисон заявил, что по причине поноса не станет освобождать от работы ни каторжников, ни свободных колонистов. Поспели и бананы. С особым нетерпением Ричард ждал, когда лодки вернутся в лагерь с уловом рыбы. Его вкусы разделяли лишь немногие колонисты, поэтому рыбы всегда оставалось больше, чем Ричард мог съесть за один присест. Он обнаружил, что рыба остается свежей два дня, если погрузить ее в холодную морскую воду, поэтому с радостью начал выменивать свою порцию солонины на презираемую всеми рыбу. Какой вкусной она ему казалась! С виду она напоминала окуня, ее можно было запечь в углях и съесть целиком, обсосав все косточки. Акулье мясо тоже нравилось Ричарду, как и мясо стофунтовых уродливых существ, живущих в трещинах кораллового рифа, не говоря уже о местной солнечной рыбе, достигавшей в длину восьми футов. Единственное, что удручало Ричарда, – капризный рыбий нрав, ибо в некоторые дни лодка наполнялась до краев, а в другие не привозила ни единой рыбешки.

Накануне Рождества лейтенант Кинг решил отослать помощника врача Джона Тернпенни Олтри, Томаса Уэбба и Джуно Андерсона в Болл-Бей, на каменистый берег залива в восточной части острова, где был вынужден встать на якорь «Запас». По словам Кинга, трем мужчинам предстояло расчистить проход в прибрежных скалах, чтобы корабельной шлюпке было удобнее подплывать к берегу: базальтовые глыбы грозили повредить киль. Но подобное решение лейтенанта вызвало немало сальных ухмылок и многозначительных замечаний колонистов. Олтри, чудаковатый неудачник, отказывался лечить заболевших каторжниц на «Леди Пенрин», избегал женщин, точно источников заразы. Его повсюду сопровождал Томас Уэбб, который нашел в Олтри утешителя с тех пор, как его брат влюбился в Бет Хендерсон. Радуясь возможности бросить жену и опостылевшую работу пильщика, Джуно Андерсон охотно последовал за двумя добровольными изгнанниками в Болл-Бей. Расстояние от Сидней-Тауна до залива не превышало мили, но идти приходилось через лес, поэтому однажды Джо Робинсон, возвращавшийся от товарищей, проплутал в чаще целых два дня. Узнав об этом, лейтенант распорядился проложить тропу в Болл-Бей. Для этого не понадобилось рубить деревья, а толстые, запутанные лианы легко расступались под ударами топора. Колонисты, прокладывавшие тропу, обнаружили, что из коры лиан получается прочная, хотя и короткая бечевка.

Ричард лишился сразу двух подчиненных, и заменить их было некем до прибытия «Запаса» – если он вообще когда-нибудь прибудет. Однажды в воскресенье Джим Ричардсон ушел в лес за бананами и сломал ногу, да так, что кость срослась лишь через несколько месяцев. С тех пор он не брался за пилу. Но о потере Джуно Андерсона не сокрушался ни Ричард, ни жена Джуно.

Поразмыслив, Ричард пришел к выводу, что ему придется взяться за пилу самому, а точить пилы во время дневного перерыва продолжительностью три с половиной часа. Но где взять напарника?

– Необходимость заставляет действовать, – заявил комендант, давно забывший о том, какое оскорбление нанес ему Морган. – Я спрошу рядового Уигфолла, не согласится ли он поработать пильщиком за дополнительную плату. Он сложен, как боксер.

– Отличный выбор, сэр, – похвалил Ричард, а потом изобразил испуг. – А если рядовой Уигфолл не сможет держать пилу прямо и мне придется поставить его на дно ямы? Каторжнику не годится осыпать свободного пехотинца дождем опилок…

– Пусть надевает шляпу, – без обиняков отозвался Кинг и удалился.

К счастью, рядовой Уильям Уигфолл был дюжим парнем, довольно флегматичным и покладистым. Он родился в Шеффилде, среди жителей крохотного поселения у него не было друзей.

– Все мои друзья остались в Порт-Джексоне, – объяснил он Ричарду. – Сказать по правде, я рад переменам, тем более что на лесопилке я сумею подзаработать, чтобы пораньше выйти в отставку. Моя мечта – купить акр хорошей земли и маленький коттедж где-нибудь близ Шеффилда. А если я устроюсь матросом на какое-нибудь судно, то доберусь до родины, не тратя денег.

– Вы не против, если я встану на край ямы? – спросил Ричард. – У меня отличный глазомер, мне не терпится узнать, подведет ли он меня, когда мы начнем пилить. И потом, работать на дне ямы легче, чем вверху. К сожалению, вам придется обойтись без шляпы, чтобы встать вплотную к бревну. Но вы можете держать голову опущенной, чтобы опилки не попадали в глаза.

Глазомер не подвел Ричарда в отличие от Уигфолла, который не обладал им вовсе. Работа была тяжкой, как и предполагал Ричард, но в лице Уигфолла он обрел великолепного напарника, способного с силой тащить пилу вниз. «В Порт-Джексоне, на тамошнем скудном пайке я не выдержал бы ни дня на лесопилке. А здесь нам дают рыбу, иногда – черепах, и вдоволь зеленых овощей, не говоря уже о мягком хлебе, поэтому я могу пилить, не теряя лишних сил. В свои сорок лет я выгляжу более крепким, чем лейтенант Кинг в свои двадцать с небольшим».

В канун сочельника комендант распорядился заколоть огромную свинью для каторжников, и в этот пасмурный и ветреный день они искренне радовались, видя, как мясо шипит над огнем, как трескается кожа, как выступают на ней пузыри. Все мужчины и женщины получили двойную порцию мяса с картофелем и полпинты рома, чтобы запить еду. Ричард отведал мяса впервые с тех пор, как покинул «Герб бочара», и нашел его вкус бесподобным и восхитительным, как и вкус картофеля. «Боже милостивый, – молился он той ночью, лежа на мягком матрасе, – как я благодарен тебе! Только лишения учат наслаждаться маленькими праздниками».

Следующие несколько дней шел дождь, ветер был слишком сильным, чтобы продолжать работу под открытым небом, но пильщики под навесами пилили бревна на доски и брусья. В доме лейтенанта Кинга продолжался ремонт, Стивен Донован получил собственный дом рядом с резиденцией коменданта, а пильщикам разрешили распилить несколько бревен на доски для строительства своих жилищ. Хотя у Ричарда уже был свой дом, он не отказался помочь товарищам.

Первый день нового, тысяча семьсот восемьдесят девятого года выдался ясным и тихим; каторжники проработали только полдня, а потом их отпустили по домам и выдали по четверти пинты рома. Подчиненные лейтенанта Кинга уже научились ненавязчиво втолковывать ему, что если они закончат одно дело, то потом смогут всецело посвятить себя новому.

На восьмой день тысяча семьсот восемьдесят девятого года Энн Иннет родила Кингу крепкого и здорового сына. Поскольку никто из обитателей острова не отличался набожностью, Кинг сам окрестил мальчика, назвав его Норфолком.

– Норфолк Кинг – это звучит красиво, – заметил Стивен, сидя рядом с Ричардом на пляже Черепашьего залива. – Я рад за лейтенанта. Ему нужна семья, хотя его карьере вряд ли поможет женитьба на мистрис Иннет. Более заботливого отца трудно вообразить. Хотелось бы знать, что будет с ним, когда придет время покинуть остров и вернуться в Англию. Как он поступит с любимым, но незаконнорожденным сыном, не говоря уже о его матери? Кинг успел привязаться к Энн.

– Он сам разрешит эту задачу, – невозмутимо откликнулся Ричард. – Более взбалмошного офицера не сыщешь во всем флоте, но ему не занимать ни благородства, ни чувства ответственности. Когда он с чем-нибудь не может справиться – к примеру, с распорядком, – он готов взорваться. Как в случае с Мэри Гэмбл.

Мэри Гэмбл разгневала лейтенанта, швырнув топор в хряка и серьезно ранив его. Чуть не лишившись драгоценного животного и придя в ярость, Кинг отказался выслушивать отчаянные мольбы Мэри. Она пыталась оправдаться тем, что хряк напал на нее и ей пришлось защищаться. Лейтенант, не успевший остыть, назначил ей неимоверно суровое наказание – двенадцать дюжин плетей. Но, едва успокоившись, он пришел в ужас: неужели он и вправду приказал раздеть женщину на виду у таких мужчин, как Дайер, и отвесить ей сто сорок четыре удара плетью, пусть даже самой мягкой из плетей? О Господи, он просто не мог так поступить! А если хряк и вправду напал на нее? Топор действительно мог оказаться под рукой у Мэри, поскольку она очищала от коры поваленные деревья. Боже мой! Столько ударов плетью он никогда не назначал даже мужчине! Как же он влип! Поразмыслив, лейтенант вызвал Мэри к себе и величественным голосом объявил, что помиловал ее.

После этого случая несколько каторжников уверовали, что лейтенант Кинг глуп, мягкосердечен и слабоволен; самые смелые принялись строить дерзкие планы бунта, уверенные, что Кингу не хватит ни смелости, ни ума воспрепятствовать им или наложить суровое наказание.

Садовник Роберт Уэбб сразу же поспешил к лейтенанту.

– Сэр, на острове заговор.

– Заговор? – растерянно переспросил Кинг.

– Да, сэр. Несколько каторжников замышляют взять под стражу вас, мистера Донована, остальных свободных колонистов и всех пехотинцев. А потом они решили дождаться следующего корабля, захватить его и отплыть в Отахейт.

Лицо коменданта побелело, он недоверчиво уставился на Уэбба.

– Господи Боже! Кто это задумал, Роберт, кто?

– Насколько мне известно, сэр, трое каторжников с «Золотой рощи» и… – он замялся, сглотнул и сморгнул слезы, – несколько старожилов.

– Быстро же они поддались дурному влиянию, – с горечью заметил Кинг. – Если они готовы поднять бунт вскоре после прибытия новых каторжников, что же будет, когда его превосходительство пришлет сюда сотню колонистов? – Он провел ладонью по лбу, стирая обильный пот. – Как прискорбно слышать это! Несколько старожилов… Зачем они сделали это? Полагаю, в их числе Ной Мортимер и этот болван Чарли Маклеллан. – Он распрямил плечи и выпятил подбородок. – Но как ты узнал об этом?

– Мне рассказала моя подруга, Бет Хендерсон. Уильям Фрэнсис по секрету сообщил ей о заговоре и спросил, соглашусь ли я поддержать его. Она пообещала уговорить меня, а потом рассказала мне все.

Пот заливал глаза Кинга; в здешних широтах форма морского офицера превращалась в орудие пытки, а лейтенант был обречен носить ее изо дня в день.

– Кто же из прибывших на «Золотой роще» не знает о заговоре? – тонким голосом спросил он.

– Католик Джон Брайант, пильщик Ричард Морган и его сосед Джозеф Лонг.

– Ну, из двух последних один слишком занят на лесопилке, а второй чересчур простодушен. Расспрошу Брайанта, ведь он работает с ними. Ступай к нему и приведи его сюда, да так, чтобы вас никто не заметил. Сегодня суббота, в Сидней-Тауне ни души – должно быть, все каторжники тайком улизнули в долину Артура. А еще попроси мистера Донована немедленно явиться ко мне.

Способности лейтенанта Кинга раскрылись во всей полноте при первом же столкновении с реальным злом: с ним было покончено прежде, чем заговорщики заподозрили, что их разоблачили.

Вооруженные заржавевшими мушкетами, пехотинцы взяли под стражу самых опасных бунтовщиков – Уильяма Фрэнсиса, Сэмюэла Пикетта, Джошуа Пека, Томаса Уотсона, Леонарда Дайера, Джеймса Дэвиса, Ноя Мортимера и Чарлза Маклеллана. Изнурительный допрос помог выявить истинных виновников; хотя почти все обитатели острова выражали желание помочь заговорщикам при условии, что они одержат победу, ядро заговора составляли лишь пятеро. Фрэнсиса и Пикетта заковали в двойные кандалы и заперли в самом прочном из складов, а на Уотсона и Мортимера надели наручники и отпустили их до понедельника, пока не выяснятся все подробности.

Ошеломленному Ричарду Моргану приказали немедленно явиться в Болл-Бей, а своих трех подопечных оставить в Сидней-Тауне. Кинг устроил совещание со своими подчиненными – несколькими свободными колонистами и пехотинцами. Каторжникам запретили покидать хижины.

– Но это еще не все! – возмущенно выпалил Кинг, рассказывая о случившемся Доновану. – Капрал Гауэн обнаружил, что Томпсон крал в долине кукурузу! По словам Роберта и Брайанта, такие каторжники, как Томпсон, не сомневались, что банда Фрэнсиса захватит остров прежде, чем я прикажу наказать его за воровство! Но он ошибся.

– Им следовало дождаться прибытия «Запаса» и того времени, когда нам будет не до них, – задумчиво произнес Стивен, слишком тактичный, чтобы объяснять: причиной заговора стало поведение Кинга в случае с Мэри Гэмбл. – А как же женщины?

Кинг пожал плечами:

– А при чем тут женщины? Они почти не доставляют нам хлопот.

– Кого вы намерены наказать?

– Немногих, – озабоченно откликнулся Кинг. – У меня просто нет другого выхода, если я хочу сохранить в своих руках власть. Наши мушкеты никуда не годятся, на стороне заговорщиков – численный перевес. Но большинство этих людей тупы, как овцы, им нужны вожаки. Следовательно, наказывать овец ни к чему. Придется дождаться прибытия «Запаса», отправить с ним донесение в Порт-Джексон, а потом туда же переправить заговорщиков, чтобы предать их суду.

– А по-моему, вы ничего не добьетесь, отправив заговорщиков в Порт-Джексон, – заметил Стивен.

Глаза Кинга зло блеснули.

– Я с самого начала понимал, – мрачно ответил он, – что губернатор прислал сюда тех каторжников, от которых хотел избавиться. Он вряд ли примет их обратно, особенно после того, как они чуть не подняли мятеж. Губернатору придется повесить этих людей, а он не из тех, кто злорадствует, видя ближних, болтающихся в петле. Если уж он решится казнить виновных, то лишь тех, кто совершил преступление на виду у всех, а не в тысяче миль от Порт-Джексона, благословенной и процветающей колонии. Остров Норфолк слишком изолирован, чтобы его жители послушно выполняли распоряжения властей, которых здесь нет, людей, находящихся в тысяче миль отсюда. Правительство острова Норфолк должно иметь право самостоятельно решать судьбу заговорщиков. Но у меня нет таких полномочий. Мне придется ждать месяцами, и вряд ли я получу ответ, который принесет Норфолку спокойствие.

– Вот именно, – вздохнул Стивен. – Мы в тупике. – Он подался вперед и с жаром заговорил: – Сэр, зато здесь, на острове, есть мастер-оружейник, который не участвовал в заговоре, – Морган, тот самый пильщик. Может быть, стоит поручить ему привести в порядок наше оружие? Тогда каждое субботнее утро свободные колонисты, пехотинцы и сам Морган могли бы по два часа упражняться в стрельбе. Я прослежу за тем, чтобы испытательный тир соорудили у восточной окраины Сидней-Тауна, и буду присутствовать при учениях. При условии, что вы отдадите мне Моргана.

– Превосходная мысль! Так мы и сделаем, мистер Донован, – откликнулся комендант. – Если его превосходительство не пожелает судить бунтовщиков в Порт-Джексоне, тогда он наверняка согласится прислать мне еще несколько пехотинцев под командованием офицера, а не какого-нибудь сержанта. А еще мне понадобятся пушки, порох, гильзы и заряды для мушкетов. – Он явно воспрянул духом. – Я немедленно напишу ему письмо. А вы проследите за тем, чтобы в колонии ужесточилась дисциплина. Если каторжники жаждут наказаний, они их получат. Я задет за живое. Я пригрел на груди змею, притом не одну.

Когда расследование завершилось, вся ярость просчитавшихся заговорщиков пала на религиозного фанатика, католика Джона Брайанта. Его преступление было тем более непростительным, что он сообщил, как во время плавания переселенцы замышляли захватить «Золотую рощу», а также добавил, что сам донес на злоумышленников капитану Шарпу. Виновными в подстрекательстве к бунту на острове Норфолк были признаны Уильям Фрэнсис и Сэмюэл Пикетт; их приговорили к длительному заключению. Ноя Мортимера и Томаса Уотсона заковали в легкие кандалы, а остальных подозреваемых отпустили с миром.

Самыми трагическими последствия январского заговора стали для крохотного Сидней-Тауна, прежде осененного высокими соснами и могучими белыми дубами. Лейтенант Кинг распорядился вырубить все деревья и даже низкорослые кустарники, чтобы пехотинцы, стоящие в одном и другом конце единственной улицы поселения, могли следить за перемещениями каторжников. Том Джонс, близкий друг Лена Дайера, получил тридцать шесть хлестких ударов плетью за недвусмысленные намеки по адресу Стивена Донована и врача Томаса Джеймисона.

– Все изменилось, – сказал Ричард Стивену, когда они готовили мушкеты к первым занятиям по стрельбе, – и это печалит меня. Мне нравится этот остров, я был бы счастлив здесь, если бы не другие каторжники. Больше я не желаю жить в этой колонии. Лейтенант приказал вырубить все деревья, нам негде спрятаться, негде даже помочиться вдали от десятков любопытных глаз. Я хочу быть предоставленным самому себе, хочу заниматься своей работой и общаться только со своими напарниками.

Стивен заморгал.

– Неужели они настолько неприятны тебе, Ричард?

– Некоторых я даже полюбил. Но всегда найдутся люди, которые все испортят – и ради чего? Неужели они не умеют учиться на своих ошибках? Возьмем, к примеру, беднягу Брайанта. Ему поклялись отомстить и наверняка отомстят.

– Как надзиратель, я приложу все усилия, чтобы он не пострадал. У Брайанта чудесная жена, они безумно любят друг друга. Если с ним что-нибудь случится, она этого не переживет.

Тысяча семьсот восемьдесят девятый год начался плачевно. Дожди и сильные ветры погубили урожай ячменя и несколько бочонков муки, ловить рыбу стало невозможно. Потянулась череда нудных дней в ветхих деревянных хижинах, среди промокшей одежды и сырых постелей, плесени на драгоценных книгах и обуви. Островитян мучили простуды, мигрени и ломота в костях. В середине февраля комендант отпустил Фрэнсиса и Пикетта на свободу, сняв с них наручники, но оставив закованными в ножные кандалы. От «Запаса» не было ни слуху ни духу; последней на острове побывала «Золотая роща» четыре месяца назад. Неужели следующий корабль не придет никогда? Что стряслось с «Запасом»? Что творится в Порт-Джексоне?

Все колонисты стали раздражительными из-за плохой погоды, но больше всех брюзжал и ворчал комендант, которому, к счастью, хватило ума понять, что невозможно приступить к строительству запруды под проливным дождем. И кроме того, младенец не давал ему спать по ночам. Почти все работы пришлось отложить, людям осталось лишь ворчать и ссориться друг с другом. Припеваючи жила только троица в Болл-Бей, уютно разместившись в прочном доме, имея изрядные запасы провизии и возможность удить с берега рыбу даже под дождем.

Двадцать шестое февраля стало потрясением для островитян. На рассвете поднялся сильный юго-восточный ветер, море так разбушевалось, что волны перекатывались через риф и гуляли по лагуне. Стивен и Ричард, дошедшие до самого Пойнт-Хантера, изумились: западное побережье острова представляло собой леденящее душу зрелище. Волны с белыми гребнями взмывали вверх и разбивались об утесы, клочья пены взлетали на триста футов, ветер доносил их даже до горы, расположенной на расстоянии четырех миль.

– Господи помилуй, такой бури здесь еще не бывало! – ахнул Стивен. – Пора задраивать все люки!

К тому времени как они обогнули по берегу Черепаший залив и оглянулись, в тумане и брызгах исчез не только надменный остров Филлипа, но и второй островок неподалеку от берега. Повсюду бушевали волны – такие же огромные, как в южных широтах, на пути от мыса Доброй Надежды, а ветер продолжал усиливаться, обрушивая на колонию весь гнев моря и небес. Сгибаясь под порывами урагана, колонисты загоняли свиней и птицу в сараи, запирали засовы, захлопывали ставни.

Завывания ветра и грохот волн стали такими оглушительными, что ни Ричард, ни Стивен не услышали жалобный скрип ставосьмидесятифутовой сосны у берега Черепашьего залива. Внезапно они увидели, как громадное дерево, вывороченное с корнем, взметнулось на тридцать футов вверх и обрушилось на землю. Не успокоившись на этом, вихрь вырвал из земли еще несколько сосен; это походило на обстрел крепости армией гигантов – ветер был их луком, сосны с заостренными верхушками – стрелами, а белые дубы – картечью.

Стивен с трудом прошел вдоль ряда хижин, убеждаясь, что все засовы задвинуты. Обнаружив, что Джо и Макгрегор уже заперлись изнутри, Ричард предпочел остаться у дома, радуясь, что его друзья в безопасности. Лично он хотел смотреть в лицо судьбе, а необходимость ждать взаперти, в безвестности ужасала его. Сидя на земле с подветренной стороны, он как завороженный следил за разбушевавшимися стихиями, наблюдал, как падают в болото гигантские дубы и сосны, как свирепствуют волны и ветер.

А потом начался дождь. Струи падали отвесно, и Ричард ухитрился не промокнуть. Такой ураган мог бы сорвать тростниковые крыши домов, как перышки, но он ярился в тридцати футах над землей – это и спасло поселок, да еще отсутствие деревьев вблизи жилищ. Если бы лейтенант Кинг не приказал вырубить их, дома, склады и мастерские давно были бы погребены под толстыми стволами.

Ураган поднялся в восемь часов утра и продолжался до четырех дня. Хижины посреди поселка, в том числе та, в которой жили Ричард и Джо, не пострадали, как и крупные постройки, крытые дранкой, а не тростником.

Только на следующий день, когда вихрь сменился ласковым бризом, шестьдесят четыре колониста с острова Норфолк увидели, что натворил ураган. На месте болота образовался бурный поток, плещущийся у подножия холма, на котором был разбит огород; повсюду валялись сосновые ветки, вырванные с корнем кусты, кучи песка, обломки кораллов и листья; наветренные стены строений были покрыты мусором, настолько глубоко въевшимся в древесину, что отскоблить его стоило немалых трудов. Поваленные сосны громоздились повсюду; их корни были такими могучими и длинными, что оставалось только удивляться неистовой силе ветра. На месте сосен образовались воронки глубиной в несколько десятков футов, пострадали даже отдаленные леса, которых еще не коснулись топоры колонистов. Множество деревьев ветер вывернул с корнем у самых окраин Сидней-Тауна; три акра недавно расчищенной земли у болота было завалено соснами. Даже пятьдесят лесорубов, работающих в течение месяца, не смогли бы произвести такое опустошение.

– Это не что иное, как каприз природы, – жизнерадостно сообщил лейтенант Кинг своим подопечным, даже тем, кого считал змеями, пригретыми на груди. – Нигде на острове я больше не видел следов подобного урагана, здесь повсюду растут двухсотфутовые сосны, возраст которых исчисляется сотнями лет. Значит, прежде таких ураганов здесь не случалось. – И на его лице появилось выражение проповедника, упрекающего прихожан в греховности. – Но почему он разразился именно в этом году? Ищите ответа в своих душах. Это гнев Божий! Да, гнев Божий! А если так, спросите себя, почему он обрушился на первых людей, поселившихся на богатом, изобильном, любимом Богом острове? Молите о прощении и впредь не грешите! В следующий раз по повелению Бога разверзнется земля и поглотит вас всех!

На протяжении нескольких недель колонисты помнили эту вдохновенную проповедь, а потом забыли о суровом уроке.

А лейтенант Кинг не переставал гадать, не его ли вспыльчивость прогневила Бога: упавшее дерево убило его собственных овец и поросят.

От урагана пострадал весь остров: это было очевидно, поскольку ручей, протекающий по долине Артура, нес множество стволов и веток деревьев, смытых ливнем с окрестных холмов. Чтобы расчистить ручей, мужчинам и женщинам пришлось несколько недель трудиться не покладая рук; прошел целый месяц, прежде чем вода в лагуне, покрасневшая от смытой с берега почвы, вновь приобрела привычный аквамариновый оттенок.

К тому времени как второго марта к берегу острова приблизился «Запас», Ричард и остальные пильщики уже вернулись к привычной работе. Новый Южный Уэльс испытывал острую нехватку досок, дранок и брусьев, не говоря уже о корабельных реях и мачтах. По крайней мере теперь лесорубам было незачем надрываться: деревья уже лежали на земле, хотя большинство оказались старыми и гнилыми.

Помимо прочих пассажиров, на «Запасе» прибыл опытный пильщик Уильям Холмс – еще один Уильям в маленькой колонии. Холмс сразу заявил, что по сравнению с деревьями Порт-Джексона пилить древесину с Норфолка проще простого.

Зная, что коменданту не терпится обзавестись третьей лесопилкой, Ричард попросил Холмса подыскать трех помощников из числа каторжников, привезенных «Запасом», и приступить к строительству лесопилки на берегу. Холмс был славным малым, он привез с собой жену Ребекку и быстро подружился с островитянами. На лесопилке в долине Артура продолжали работать Билл Блэколл и Уилл Марринер, а сам Ричард твердо решил забрать рядового Уигфолла, Сэма Хасси и Гарри Хамфриса на новую лесопилку в глубине долины. Ричард давно рассудил, что там ему будет удобнее, и намеревался попросить у лейтенанта Кинга разрешения построить поблизости дом. «Джо Лонг пусть решает сам за себя. Я возьму с собой только книги, кровать, матрас и подушку, половину одеял и свои личные вещи. И одного из щенков Макгрегора, ведь мистер Кинг позволил Джо выбрать двух из пяти щенков Дельфинии. В долине мне пригодится пес, умеющий ловить крыс».

Ричарду удалось осуществить все свои замыслы. Он жалел только о том, что теперь будет реже видеться со Стивеном Донованом, которому раньше было достаточно сделать несколько шагов, чтобы пригласить друга поплавать в Черепашьем заливе.

Зимой на остров прибыли лейтенант Джон Кресуэлл и четырнадцать пехотинцев; рабочих рук прибавилось, порядки ужесточились, и комендант приступил к выполнению своих планов, в том числе и к строительству запруды. Дом Ричарда располагался в нескольких сотнях ярдов от нее выше по течению, на опушке леса. Это было мирное и уединенное местечко.

Внезапно лейтенанту Кингу вздумалось проложить по острову удобные тропы. Одна такая тропа длиной в три мили уже вела к заливу Каскад, названному так потому, что ручей образовывал целый каскад, стекая с утеса в залив. Довольно ровные вершины прибрежных скал позволяли высаживаться на берег в этом месте, когда ветры не давали возможности судам подойти к рифу, огораживающему лагуну возле Сидней-Тауна. Кроме того, в окрестностях залива Каскад рос лучший лен на острове, а лейтенант Кинг задумал ткать из него парусину, оборудовав мастерскую неподалеку от удобной природной пристани, названной Филлипбергом.

Теперь Ричард редко бывал в Сидней-Тауне, который быстро разрастался, образуя целый лабиринт улочек. Если не считать обязательной воскресной службы да походов на склад за пайком, ему было незачем приходить в поселение. Мактавиш оказался таким же отличным сторожевым псом, как его отец, и Ричард не желал никаких других компаньонов – кроме Стивена.

Его дом имел размеры десять на пятнадцать футов, свет вливался в него через несколько больших окон. Джонни Ливингстон сделал по просьбе Ричарда стол и два стула. Крышу пришлось крыть льняным волокном, но к концу года Кинг пообещал своему лучшему работнику дранки. Дощатый пол покоился на прочных лагах из круглых сосновых бревен; поскольку в почве древесина быстро сгнивала, такой фундамент позволял Ричарду своевременно заменять подгнившие бревна, не разбирая дом. Снаружи стены были обшиты тонкими сосновыми досками, излюбленным материалом коменданта. Линии древесины образовывали причудливый рисунок, напоминавший Ричарду солнечные зайчики на спокойной воде. Ричард считал, что подобный рисунок образовался на древесине под воздействием постоянных ветров: он не знал деревьев, способных вырастать абсолютно прямыми, несмотря на натиск ветра, и все-таки норфолкские сосны поражали прямизной, даже те, что росли на вершинах утесов. Во время ужасающего урагана все молодые деревья на острове согнулись до земли или лишились верхушек, но уже через два месяца распрямились и покрылись новыми молодыми побегами.

Население острова достигло ста душ, после прибытия новой партии каторжников кражи участились, но воры неизменно обходили дом Моргана стороной. Всякий, кто видел, как он поднимает четырнадцатифутовую пилу на высоту трех футов, как играют под бронзовой кожей мышцы на его обнаженной груди и спине, приходил к выводу, что с этим человеком шутки плохи. Кроме того, все уже знали, что Ричард предпочитает уединение. Колонистам подобные одиночки внушали суеверный страх: должно быть, они не в своем уме, если стараются оставаться наедине с собой, не желают видеть свое отражение в чужих глазах, слышать похвалы и просто вести неспешные беседы. Такое отношение абсолютно устраивало Ричарда. Если люди считают его странным и опасным – тем лучше. Его же, напротив, удивляло, почему остальные не стремятся к одиночеству даже после того, как были вынуждены подолгу существовать в шумной компании. Одиночество казалось ему не только блаженством, но и исцеляющим средством.

Зачинщики январского заговора той же зимой отправили Джона Брайанта в последний путь. Фрэнсис, Пикетт, Уотсон, Пек и остальные каторжники с «Золотой рощи» рубили дерево на горе Георга, а Брайант – неизвестно как и почему – очутился на пути падающей сосны. Ему размозжило голову, он умер через два часа и был похоронен в тот же день. Обезумев от горя, его вдова бродила по Сидней-Тауну, издавая нечленораздельные стоны, словно скорбящая ирландка, не понимающая ни слова по-английски.