Текст книги "Путь Моргана"

На дне шляпной картонки лежало толстое письмо с печатью, на ней отчетливо просматривалась эмблема – буквы Дж. Т. и гусиное перо. Судя по отпечаткам грязных пальцев, письмо тщательно прощупали. На миг Ричард задумался о том, кто и зачем открывал картонку.

Должно быть, это сделал кто-нибудь из служащих склада в Порт-Джексоне, надеясь найти внутри золотые монеты. Если бы они лежали на виду, то наверняка попали бы в бедную казну колонии. Ричард знал, что где-то в ящике находятся монеты, но сомневался, что их обнаружили при обыске, – он уже давно понял, что служащим склада недостает воображения.

Среди книг он нашел труд Джетро Талла по сельскому хозяйству, «Британскую энциклопедию», дюжину трехтомных романов, целую подшивку «Бристольского журнала» Феликса Фэрли и лондонские газеты, а также книги Джона Донна, Роберта Геррика, Александра Поупа, Ричарда Драйдена и Оливера Голдсмита, шедевр Эдварда Гиббона по истории Древнего Рима, несколько парламентских отчетов, пачку превосходной бумаги, стальные перья, бутылочки чернил, лауданум, тонизирующие средства и настойки, слабительные и рвотные, флаконы с мазями и десяток форм для отливки свечей.

Немного разочарованная тем, что в ящике не оказалось обеденного веджвудского сервиза, Китти нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Впрочем, она вполне разделяла радость мужа.

– От кого это?

– От моего давнего друга Джимми Тислтуэйта. И моих родных из Бристоля, – объяснил Ричард, снова взяв письмо. – А теперь извини, Китти, я хочу побыть один и прочесть письмо Джимми. Вечером к нам придет Стивен, и за ужином я сообщу вам обоим все новости.

К ужину Китти приготовила хлеб с салатом, но услышав, что Ричард ждет гостя, принялась тушить мясо с клецками – превосходного поросенка, выращенного супругами.

Увидев шляпу, Стивен покатился со смеху, настоял, чтобы Китти примерила ее, и сам завязал ленты пышным бантом.

– По-моему, это шляпа носит тебя, а не ты – шляпу, – весело заявил он.

– И мне так кажется, – подтвердила Китти.

– Ну, как твои родные? – спросил Стивен у друга, убирая шляпу в картонку.

– Все здоровы, кроме кузена Джеймса-аптекаря, – грустно отозвался Ричард. – Он почти ослеп, поэтому передал дело сыновьям, а сам поселился в чудесном особняке на окраине Бата вместе с женой и двумя дочерьми, старыми девами. А мой отец перебрался в таверну «Колокол», потому что корпорация затеяла перестройку улицы и решила снести «Герб бочара». Отцу прислуживает старший сын моего брата, его единственное утешение. Кузен Джеймс-священник пожалован чином каноника, к его бурной радости и гордости. Мои сестры тоже не бедствуют. – На его лицо легла тень. – Из всех моих знакомых умер только Джон Тревильян Сили Тревильян – как пишет Джимми, от невоздержанности, но не уточняет, от какой именно.

– Скорее всего от плотских удовольствий и чревоугодия, – предположил Стивен, уже знающий всю подноготную Ричарда. – И я очень рад этому.

– В письме множество других новостей и даже пикантных сплетен. Во Франции действительно произошла революция, там свергли монарха, но король с королевой до сих пор живы. К вящему изумлению Джимми, Соединенные Штаты Америки так и не распались: в них принята новая конституция, страна быстро богатеет. – Ричард усмехнулся. – Если верить Джимми, единственная причина, по которой взбунтовались лягушатники, – меховая шапка Бенджамина Франклина. Как он там пишет? – Ричард зашелестел страницами. – А, вот оно: «В отличие от американцев, которые научно подошли к разработке парламентской системы, основанной на принципе взаимозависимости и взаимоограничения исполнительной и законодательной власти, французы решили не вводить ее. То, что не определено законом, определяется логикой. Но, поскольку французы лишены способности мыслить логически, ручаюсь, республиканское правительство Франции долго не протянет».

– В этом он прав.

Китти посматривала то на Ричарда, то на Стивена, не вполне понимая смысл разговора, но радуясь тому, что они наконец-то получили вести с другого конца света.

– «В тысяча семьсот восемьдесят восьмом году король тяжело заболел, и кое-кто пытался добиться назначения принца Уэльского регентом, но король поправился, а принц окончательно погряз в долгах. Он по-прежнему не женат и влюблен в сторонницу римско-католической церкви, миссис Марию Фицгерберт».

– Религия и религиозные различия, – со вздохом заметил Стивен, – величайший бич всего человечества. Почему мы не можем просто жить и не мешать жить остальным? Посмотри на преподобного Джонсона! Он охотно сочетает каторжников браком, но не дает им возможности сначала получше узнать друг друга, поскольку объявляет незаконные совокупления греховными. Ха! – Подавив вспышку гнева, он сменил тему: – Что там еще в Англии?

– Бразды правления по-прежнему находятся в руках мистера Питта. Налоги опять повысили. Введен налог даже на новые вестники, газеты и журналы, а тот, кто дает в них рекламные объявления, должен платить налог в размере двух шиллингов и шести пенсов независимо от размеров самого объявления. Джимми пишет, что мелкие лавочники вынуждены отказаться от рекламы своих товаров: платить такие налоги под силу лишь крупным предпринимателям.

– А Джимми упоминает о том, что первый помощник и экипаж «Баунти» подняли мятеж и изгнали с судна лейтенанта Блая? Сейчас все говорят не только о французской революции, но и о мятеже на «Баунти», – объяснил Стивен.

– По-моему, всеобщее любопытство разжег прежде всего тот факт, что экипаж предпочел сладострастных отахейтских девиц плодам хлебного дерева.

– Безусловно. Что еще пишет Джимми? Похоже, в Англии разразился нешуточный скандал. Говорят, что Блай отнюдь не невинная жертва.

– Насколько известно Джимми, задачей экспедиции, отправленной в Отахейт, было привезти семена и саженцы хлебного дерева – кто-то решил, что его плоды станут дешевой пищей для чернокожих рабов в Вест-Индии, – объяснил Ричард, снова принимаясь листать страницы. – Где же это место… стиль Джимми неподражаем, передать его невозможно. «Офицер флота Уильям Блай сочетался браком с одной жительницей острова Мэн, дядей которой оказался Дункан Кэмпбелл, владелец плавучих тюрем. Как дальше развивались события, неизвестно, но, вероятно, мистер Кэмпбелл познакомил Блая с сэром Джозефом Бэнксом, поглощенным подготовкой к предстоящему плаванию в Отахейт.

Что поражает меня, так это кровосмесительный оттенок союза между королевским флотом и Королевским обществом. Кэмпбелл продал флоту один из своих кораблей – «Бетеа». Новые хозяева переименовали его в «Баунти» и назначили мужа племянницы Кэмпбелла, Блая, капитаном и казначеем «Баунти». Вместе с Блаем в экспедицию отправился некий Флетчер Кристиан, приходящийся кровным родственником жене Блая и племяннице Кэмпбелла. Кристиан не имел чина, но был назначен помощником капитана. Он и раньше плавал вместе с Блаем, и этих двоих давно привыкли считать близкими друзьями, вроде «мисс Молли»… но молчание, Джимми, молчание!»

– Вот здравая оценка положения в Англии! – отсмеявшись, заявил Стивен. – В стране процветает кумовство вплоть до инцеста!

– А что такое инцест? – спросила Китти, уже зная, кто такие «мисс Молли».

– Кровосмешение, половая связь между близкими родственниками, – объяснил Ричард. – Обычно между родителями и детьми, братьями и сестрами, тетками, дядями и племянниками или племянницами.

– Фу! – Китти передернулась. – Но я не понимаю, при чем тут мятеж на «Баунти».

– Это литературный прием, называемый иронией, – пояснил Стивен. – Что еще пишет Джимми?

– Ты сам можешь прочесть его письмо на досуге, – предложил Ричард, – но прежде еще об одной мысли Джимми, достойной упоминания. Он считает, что мистер Питт и парламент смертельно боятся, что после французской и американской революций вспыхнет революция и в Англии, и потому считают колонию в Ботани-Бей необходимым инструментом сохранения власти. В Ирландии начались серьезные беспорядки, среди валлийцев и шотландцев много недовольных. Поэтому Питт намерен включить мятежников и демагогов в список каторжников.

Ричард не стал обсуждать с другом новости в жизни самого мистера Тислтуэйта, а они были превосходны. Создатель пухлых романов для грамотных дам настолько преуспел в своем ремесле, что теперь писал по два романа в год. Деньги непрерывным потоком текли в его сундуки, поэтому он приобрел большой особняк на Уимпоул-стрит, нанял двенадцать слуг, обзавелся четверкой лошадей и любовницей-герцогиней.

После того как Стивен ушел, унося письмо мистера Тислтуэйта, а посуда была вымыта, Китти решилась заговорить. Больше она не боялась высказывать свои замечания: Ричард старательно воздерживался от наставительного тона.

– Должно быть, этот Джимми очень важный человек, – заметила она.

– Джимми? Важный? – Ричард рассмеялся, вспомнив коренастую и тучную фигуру друга, его светло-голубые глаза с красноватыми жилками и пистолеты, торчащие из карманов пальто. – Нет, Китти, он такой же, как многие другие. Он не прочь выпить – когда я жил в Бристоле, Джимми был самым частым посетителем таверны моего отца. А теперь Джимми живет в Лондоне, он сумел сколотить целое состояние. Пока меня держали на «Церере», он помог мне сохранить здоровье и рассудок. За это я буду благодарен ему всю жизнь.

– И я тоже. Если бы не ты, Ричард, мне жилось бы гораздо хуже, – сказала Китти, надеясь польстить ему.

Ричард нахмурился:

– Неужели ты меня не любишь, Китти?

Она ответила ему многозначительным взглядом. Ричард давно перестал сравнивать ее глаза с глазами Уильяма Генри и стал считать их принадлежащими только Китти. Но это не умалило любовь Ричарда к жене.

– Неужели ты меня не любишь, Китти? – повторил он.

– Люблю, Ричард, и всегда буду любить. Но истинная любовь – это совсем другое.

– Ты хочешь сказать, что на мне свет клином не сошелся?

– Нет, ты – вся моя жизнь. – Свои мысли Китти выражала жестами, взглядами, гримасами, когда не находила слов, а сейчас она не могла подыскать верные слова, чтобы объяснить, что происходит с ней. – Знаю, ты считаешь меня неблагодарной, но ты ошибаешься – я по-настоящему благодарна тебе. Просто иногда я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы меня не отправили на каторгу, не отослали так далеко от дома. А если в Англии меня ждет человек, предназначенный мне судьбой, с которым я никогда не увижусь? Если он и есть моя истинная любовь? – Увидев, как изменилось лицо Ричарда, она заторопилась пояснить: – Нет, я счастлива, мне нравится работать в огороде и убирать дом. Я с нетерпением жду, когда появится ребенок, но… Как бы я хотела узнать, чего я лишилась!

Какого ответа она ждет?

– Значит, к Стивену тебя уже не тянет?

– Нет, – уверенно произнесла Китти. – Он прав: это было всего лишь девичье увлечение. Теперь, глядя на него, я удивляюсь самой себе.

– А о чем ты думаешь, когда смотришь на меня?

Китти сжалась, съежилась, словно напроказивший ребенок; заметив это, Ричард пожалел о своем вопросе и о том, что невольно заставил ее солгать. Он понимал, что в эту минуту Китти лихорадочно подыскивает ответ, который удовлетворил бы их обоих, и едва заметно усмехнулся, ожидая исхода этих поисков. Это и есть истинная любовь: Ричард понимал, что его возлюбленная небезупречна, несовершенна, и все-таки любил ее всем сердцем. А Китти истинная любовь представлялась совсем иначе, возлюбленный виделся ей рыцарем в сияющих доспехах, который увезет ее далеко-далеко, посадив перед собой в седло. Когда же она наконец повзрослеет и поймет, что она уже окружена любовью? Ричард сомневался в том, что этот момент когда-нибудь наступит, а со временем решил, что так будет лучше. Два мудреца – слишком много для одной семьи. Его любви хватит на двоих.

Наученная опытом, Китти выбрала самый честный из ответов:

– Не знаю, Ричард. Ты ничуть не похож на моего отца, поэтому то, что происходит между нами, вовсе не инцест. Я всегда рада видеть тебя. Я безумно счастлива оттого, что ношу твоего ребенка, – ведь ты будешь прекрасным отцом…

Внезапно Ричард осознал, что еще ни разу не задавал жене один важный вопрос.

– Кого ты хочешь – мальчика или девочку?

– Мальчика, – не раздумывая, отозвалась Китти. – Как и любая женщина.

– А если родится девочка?

– Я буду любить ее, но постараюсь объяснить, что ей не на что рассчитывать.

– Ты считаешь, что этот мир принадлежит мужчинам?

– Да, это так.

– Но ты не будешь разочарована, если все-таки родится девочка?

– Конечно, нет! Ведь у нас будут и другие дети, и мальчики тоже.

– Я открою тебе одну тайну, – шепнул Ричард.

Китти приникла к нему.

– Какую?

– Самое лучшее, если нашим первым ребенком станет девочка. Девочки взрослеют быстрее, поэтому у мальчика, когда он родится, будет сразу две мамы – одна из них, почти его ровесница, сможет наказывать его за провинности, на что не хватит смелости настоящей матери.

Китти засмеялась.

– Откуда ты это знаешь?

– У меня были две старшие сестры. – Ричард потянулся, словно кот, расправляя ноги. – И я очень рад, что им хорошо живется в Бристоле, но вести о кузене Джеймсе меня расстроили. Если бы не он, я бы не выжил. В отличие от большинства каторжников я ни разу не болел – ни в тюрьме, ни на транспортном судне. Вот почему в свои сорок три года я сильнее любого юноши. Именно поэтому я могу любить тебя, как молодой. Я сохранил и здоровье, и силу.

– Но ты же голодал, как и все остальные.

– Да, но голод опасен только тогда, когда он наносит непоправимый ущерб мышцам, а мышцы у меня крепче, чем у многих. И потом, мне ни разу не пришлось подолгу голодать. В Рио мне довелось отведать апельсинов и свежего мяса, на Темзе нас кормил старший черпальщик, в море я ловил рыбу, а добрый человек по имени Стивен Донован как-то угостил меня свежими булочками с маслом и кресс-салатом. Мне просто повезло, Китти, – заключил Ричард и улыбнулся, полузакрыв глаза. Сегодняшний день выдался памятным.

– А я не согласна с тобой, – возразила она. – Все дело не в везении, а в каком-то качестве, которого нет у других людей. Зато оно есть и у тебя, и у Стивена, и, судя по вашим разговорам, у майора Росса. А еще – у Ната и Оливии Лукас. У меня его нет. Вот почему я радуюсь тому, что ты станешь отцом моих детей. Они унаследуют от тебя то, чего не могу им дать я.

Ричард поцеловал ей руку.

– Прекрасный комплимент, Китти. Наверное, ты все-таки немного любишь меня.

Китти раздраженно вздохнула и оглядела стол, заваленный книгами. Рядом на стуле стояла шляпная картонка.

– Когда ты отнесешь Лиззи шляпу? – спросила она.

– По-моему, ее должна отнести ты, чтобы помириться с Лиззи.

– Я не могу!

– Я тоже.

Так и не решив, как поступить со шляпой, они улеглись спать. От усталости Китти заснула, прежде чем Ричард успел приласкать ее.

Ричард продремал два часа, в полусне перед ним проплывали знакомые лица, искаженные многолетней разлукой. Проснувшись, он выскользнул из-под одеяла, бесшумно оделся и покинул дом. На крыльце ему пришлось утихомиривать расшалившихся щенят и котят: у Тибби появилась подружка Фатима, а у Шарлотты – Флора. Все они спали в сосновом чурбаке с дуплом, которое Ричард приспособил под конуру. Он уже решил больше не брать ни кошек, ни собак, опасаясь, что они перестанут ловить крыс. К счастью, Мактавиш не мог отвыкнуть от давней привычки охотиться на грызунов. Он оставался единственным представителем мужского пола среди четвероногих обитателей дома.

Полная луна взошла в небе, приглушая ослепительный, но холодный блеск множества звезд, при ее свете можно было читать, не зажигая свечи. На небе не виднелось ни облачка, в лесу слышались лишь журчание ручья, стекающего по склону холма, шорох сосновых веток и крики пары белых крачек, сидящих на ветке на фоне серебристого неба. Подняв голову, Ричард вдохнул напоенный ночными ароматами чистый воздух, наслаждаясь одиночеством и душевным покоем.

В воскресенье после церковной службы он напишет отцу, обоим кузенам Джеймсам и Джимми Тислтуэйту, сообщая, что ему удалось построить на этом южном острове собственный дом. С помощью золотых монет и везения он отвоевал себе маленькую, но уютную нишу, за которую был благодарен родным. Правда, ему пришлось немало поработать руками и укрепить силу воли. Теперь остров Норфолк стал для него домом.

Ричард решил осмотреть ящик сейчас же, пока Китти и Джо Лонгу не пришло в голову разрубить его на растопку или приспособить для хранения навоза. Вместе с ношей Ричард спустился по склону, удаляясь от хижины Джо, расположенной у самой границы участка, возле тропы, ведущей к большому дому. Джо и Макгрегор были часовыми Ричарда, его первой линией обороны. Пока такой защиты ему хватало, но кто знает, сколько еще каторжников пришлет сюда его превосходительство, когда в Сиднее вновь начнется голод?

На расчищенной поляне Ричард при свете луны начал разбирать ящик с помощью стамески и молотка, действуя осторожно и почти бесшумно. Его ожидания оправдались: между внутренней и внешней обшивкой боковой стенки белел слой корпии. Не прошло и нескольких минут, как Ричард разобрал ящик и оказался обладателем ста фунтов золотом. Сняв штаны, Ричард сложил в них монеты и завязал штанины узлами, собрал обломки досок и понес их к дому. Китти утверждала, что дело не в удаче. Сам же Ричард так и не мог понять, повезло ему или его просто оберегал Господь. Впрочем, какая разница?

Возводя дом, он обо всем позаботился заранее: одна из каменных опор у западного склона холма была пустотелой. Об этом никто не знал. Отсчитав двадцать монет, Ричард сложил остальные в тайник и направился в дом. Китти сонно забормотала, почувствовав, что он придвигается к ней, Мактавиш застучал хвостом по одеялу. Ричард погладил пса, притянул к себе Китти, положил ладонь на ее бедро и закрыл глаза.

Утром Ричард отправился на работу. Шляпная картонка по-прежнему стояла на стуле, словно немой упрек Китти, которая убирала комнату, вытирала пыль, стирала, расставляла книги, готовила холодный обед. Началась жара, поэтому в разгар дня Ричард и Китти ели только холодную пищу. Наконец Китти решила позвать Джо, прогуляться до Сидней-Тауна, разыскать там Стивена и пригласить его на ужин.

Привычная предусмотрительность не изменила Ричарду и на сей раз: лучина, наколотая из обломков досок, уже лежала на куче растопки возле крыльца. Но разводить огонь Китти не стала, рассудив, что успеет испечь хлеб и ближе к вечеру. Заботливость Ричарда, который перед работой успел наколоть лучины, тронула ее. Уже собираясь уходить, Китти оглянулась и вновь увидела на стуле злополучную картонку. Вздохнув, она вернулась за ней, а затем направилась к дороге на Куинсборо. Джо занимался вырубкой сосен: Ричард решил расчистить посреди участка несколько акров земли, чтобы в следующем июне засеять их пшеницей и кукурузой. Чтобы пилить доски, Джо был слишком слаб, но ему хватало сил валить деревья. Макгрегор предупредил его о приближении Китти: этот бдительный сторож просто не мог допустить, чтобы падающая сосна придавила гостью.

– Джо, ты не проводишь меня в Сидней-Таун?

Отдышавшись, простодушный парень с немым обожанием взглянул на нее и молча кивнул. Он сдернул с ближайшей ветки рубашку, надел ее и зашагал вслед за Китти к горе Георга. Макгрегор и Мактавиш рыскали в зарослях вдоль тропы.

– Я иду по делу в резиденцию губернатора, – объяснила Китти, – а ты тем временем разыщи мистера Донована и пригласи его сегодня поужинать с нами. Я буду ждать тебя у дома. Не задерживайся!

Резиденция губернатора активно перестраивалась. Вокруг нее суетились рабочие, Нат Лукас хрипло выкрикивал распоряжения, которые послушно исполняли его подчиненные. Лишь самые бестолковые каторжники отказывались поработать на самого губернатора, а таких находилось немного. Переделки носили временный характер: Кинг до сих пор не решил, останется ли он жить в прежней резиденции или велит построить новую на соседнем холме, среди сада. Китти еще ни разу не бывала у губернатора и потому никак не могла разобраться, в какую дверь ей, каторжнице, положено входить – в заднюю или обращенную к морю.

– Кого ты ищешь, Китти? – окликнул ее Нат Лукас.

– Миссис Ричард Морган.

– Она в летней кухне, вон там, – ответил плотник, указывая направление и подмигивая Китти.

Обойдя вокруг дома, она сразу увидела дощатую пристройку, где помещалась кухня.

– Миссис Морган?

Женщина, одетая в темное платье, обернулась к двери, и ее черные глаза недоуменно округлились. Молоденькая девушка-каторжница, которая чистила картошку, сидя у стола, выронила нож и разинула рот. Нетвердой походкой Лиззи обошла вокруг стола, мимоходом толкнув помощницу в бок.

– Возьми картошку и ступай во двор, – резко приказала Лиззи, а потом обратилась к Китти: – Что вам угодно, мадам?

– Я принесла вам шляпу.

– Шляпу?!

– Да. Не хотите ли взглянуть? Она изумительна.

Китти выглядела здоровой и цветущей, ее живот был уже заметен, лицо прикрывали от солнца широкие поля шляпы, сплетенной из местной травы (последний транспортный корабль привез не столько фермеров, сколько ремесленников и шляпных мастеров), из-под шляпы выбивались вьющиеся светлые прядки, из-за светлых ресниц и бровей лицо казалось особенно чистым и гладким. Эта девушка была невзрачной, но далеко не дурнушкой. До Лиззи дошли слухи, что за последнее время Китти Кларк заметно поправилась, превратившись из худышки, которую миссис Ричард Морган застала в доме бывшего мужа, чуть ли не в красавицу. Теперь Лиззи увидела соперницу своими глазами, и это зрелище не принесло ей утешения, особенно живот Китти. Ее окатила волна скорби и разочарования, Лиззи лихорадочно принялась разыскивать свою заветную и спасительную бутылку.

– Присядьте, – коротко предложила она гостье, украдкой глотнула крепкой жидкости и перевела дух.

Китти с просительной улыбкой протянула ей картонку.

– Прошу вас, возьмите ее.

Лиззи взяла картонку, села, развязала бечевку и подняла крышку.

– О-о-о! – простонала она, совсем как Китти, когда та впервые увидела шляпку. – Ах! – Этот возглас вырвался у Лиззи, едва она извлекла шляпку из картонки и бегло осмотрела ее. И вдруг Лиззи Лок разразилась рыданиями – такими громкими, что Китти вздрогнула.

Чтобы успокоить ее, понадобилось немало времени. Почему-то Лиззи напомнила Китти Бетти Рили, девушку-служанку, из-за которой все четыре подруги попали в беду.

– Все хорошо, Лиззи, все хорошо, – успокаивала Китти, поглаживая ее по плечу.

На плите стоял маленький чайник, а на столе – старый фарфоровый чайничек для заварки. Чай! Вот что сейчас поможет Лиззи! Разыскав на столе банку с заваркой и большой кусок сахару, Китти заварила чай, наколола сахар, наполнила дымящейся жидкостью фарфоровую чашку и поставила ее на блюдечко. Как богато, оказывается, живет губернатор! Даже на кухне у него стоят фарфоровые чашки и блюдца! С тех пор как Китти арестовали, она ни разу не видела чашек с блюдцами, а здесь, в кухне, их было целых две – притом одинаковых! Какие же сокровища скрываются в самой резиденции губернатора? Сколько слуг у мистера и миссис Кинг? Должно быть, они пьют чай, когда захотят, у них наверняка есть фарфоровые тарелки и даже супницы! А может, и картины на стенах, и даже ночные горшки!

– Мне только что сообщили нерадостную весть, – объяснила Лиззи, перестав всхлипывать и утирая слезы. – Мистер Кинг сам передал ее мне…

– Выпейте чаю. Он подбодрит вас, честное слово, – уверяла Китти, приглаживая черные волосы Лиззи.

Лиззи вытерла глаза передником и скорбно воззрилась на соперницу.

– А вы и вправду очень милая девушка, – произнесла она, глотнув чаю, который сразу согрел ее желудок.

– Надеюсь, – отозвалась Китти, осторожно отхлебнув из своей чашки. Почему чай из фарфоровой чашки кажется особенно ароматным? – Вам понравилась шляпка?

– Вы правы, она изумительна. Майор Росс присвистнул бы и заявил, что в ней я выгляжу как королева, но миссис Кинг не умеет делать комплименты. Она на редкость приятная женщина, у нее превосходные манеры, поэтому я не могу ее винить. Во всем виноват вице-убернатор Кинг. И этот проходимец Чепмен! Этот своего не упустит! Спит и видит, как бы набить карманы! Он дурно влияет на миссис Кинг – это заметила не только я, но и сам вице-губернатор. Ручаюсь, скоро Уилли Чепмена отошлют в Куинсборо или Филлипсберг. Но вся беда в том, что мистер Кинг недолюбливает меня, Китти, и тут уж ничего не поделаешь. Он утверждает, что я слишком вульгарна, чтобы прислуживать миссис Кинг. Я вульгарна?! Да он просто не знает, что это такое! Он говорит, что не может допустить, чтобы его дети слышали меня, – да, иногда я забываюсь и могу ненароком чертыхнуться. Но больше я не знаю никаких бранных слов, клянусь вам, Китти! Винить надо не меня, а тюрьму. Прежде я никогда не бранилась и не чертыхалась.

– Я прекрасно понимаю вас, – заверила Китти.

– Так или иначе, он не вправе просто вышвырнуть меня вон, он обязан поступить, как порядочный человек, – процедила Лиззи сквозь зубы, выпятив подбородок. – Я свободная женщина, а не каторжница. Вы знаете, кого он хочет взять на мое место? – в ярости продолжала она.

– Не знаю. Кого же?

– Мэри Ролт. Да-да, Мэри Ролт! Уж если кто и бранится грязными словами, притом без умолку, так это она! А ей выпала такая честь – только потому, что она спит с пехотинцем Сэмом Кингом, а он вечно околачивается здесь. И губернатор готов терпеть его здесь – лишь потому, что они однофамильцы. Ха! – Она отпила еще чаю и оглядела шляпку. – Жаль, что у меня нет зеркала.

– Должно быть, у миссис Кинг оно есть.

– Конечно, и огромное, оно висит в спальне.

– Тогда попросите у нее разрешения посмотреться в зеркало. Если у нее и вправду превосходные манеры, она не сможет вам отказать.

– Но ведь шляпка замечательная, правда?

– Лучше я никогда не видывала. В письме мистер Тислтуэйт пишет, что это последний крик моды – точь-в-точь такие же шляпки носят герцогини и другие важные дамы.

Он уверяет, что в наши дни знатных леди не отличить от потаскух… – Китти внезапно осеклась и мысленно обругала себя за то, что не остановилась вовремя, но Лиззи словно не слышала ее, не сводя пристального взгляда с бутылки. – А может, – поспешила сменить тему Китти, – мистер Кинг оставит вас здесь, на кухне? Ричард говорил, что майор Росс не мог нахвалиться вашей стряпней…

– У меня есть свое мнение, – вдруг надменно перебила ее Лиззи.

У Китти упало сердце: в этих словах слышались горечь и досада, но вместе с тем Лиззи Лок быстро приходила в себя и становилась прежней – надменной и нетерпимой. Она походила на распрямившуюся пружину. «Все мы, каторжницы, чем-то похожи, – промелькнуло в голове у Китти. – Мы не выжили бы, если бы умели только рыдать. Лиззи ожесточилась. Не возненавидела весь мир, а всего лишь ожесточилась – иначе и быть не могло. Любой свободный человек восхитится храбростью миссис Кинг, которая отправилась за мужем на край света, терпя все неудобства, но миссис Кинг никогда не была каторжницей, и потому она недостойна моего восхищения – в отличие от Лиззи Лок. Или Мэри Ролт. Или Китти Кларк. Вот так-то, миссис Кинг! – вела воображаемый диалог Китти. – Пейте из тонких фарфоровых чашек чай, который заварила и подала вам служанка-каторжница! Отдавайте ей стирать и сушить тряпки, без которых даже вам не обойтись во время недомоганий! Да, вы – жена коменданта нашей тюрьмы, и все же вы нам не ровня!»

– Какое мнение? – спросила Китти вслух.

– Я перестала ненавидеть вас – за то, что вы украли у меня Ричарда, – сообщила Лиззи, встав, чтобы долить воды в чайник и наколоть еще сахару.

– В этом я не виновата!

– Знаю, знаю – это он украл вас. Странные люди эти мужчины, верно? Многим из них достаточно как следует набить брюхо и поваляться с женщиной, чтобы быть счастливыми. Но Ричард никогда не был таким: я помню, как он вошел в камеру глостерской тюрьмы – словно принц крови, спокойный, сдержанный и чуть надменный. Ему ни разу не понадобилось повышать голос. Уверяю вас, он великий человек! Разве не так, Китти?

– Да, – покраснев, согласилась ее собеседница.

– Он сбил здоровяка Айка Роджерса с ног так, что тот и глазом моргнуть не успел. Но я слышала, потом они стали друзьями. Таков уж Ричард. Я влюблена в него, а он никогда не любил меня. Мне не на что надеяться, не на что… – В голосе миссис Ричард Морган послышались рыдания, она схватила бутылку и вылила немного ее содержимого в чай. – Так-то будет лучше. Хотите?

– Нет, спасибо. Как же вы будете жить дальше, Лиззи? – Только теперь Китти поняла, что Лиззи прикладывается к загадочной бутылке с того момента, как мистер Кинг покинул кухню.

– Пожалуй, поселюсь у Томаса Скалли, моряка, который получил на острове землю недалеко от участка Ричарда. Томас тихий человек, чем-то похож на Ричарда. Заводить детей ему не хочется. Он сделал мне предложение после того, как однажды попробовал мои банановые оладьи с ромом. Но я отказала ему, а теперь, когда вице-губернатор выгнал меня, мне придется переселиться к Скалли.

– Мы будем очень рады таким соседям, – приветливо сказала Китти, собираясь уходить.

– Когда должен родиться ребенок?

– Через два с половиной месяца.

– Спасибо вам за шляпку. Вы говорите, ее прислал мистер Тислтуэйт?

– Да, мистер Джеймс Тислтуэйт.

Немного успокоившись, Китти покинула кухню и у подножия горы Георга встретилась с Джо и сопровождавшими его двумя собаками.

– Ты был прав, велев мне самой отнести шляпу, – сообщила она вечером Ричарду, нарезая тонкими ломтиками свинину и раскладывая густую подливу с луком, картофельным пюре и бобами по оловянным тарелкам. – Мы с Лиззи подружились. – Она улыбнулась. – Две миссис Ричард Морган. – Она поставила тарелки перед Стивеном и Ричардом и сама села за стол. – Сегодня утром мистер Кинг выгнал бедняжку.

– Этого я и опасался, – отозвался Стивен, перемешивая кушанье ложкой и сожалея о том, что вилки на острове – большая редкость. – Как и подобает строгому мужу, Кинг стремится оградить жену от дурного влияния, а Лиззи Лок, на его взгляд, принадлежит к отбросам общества. И это досадно. Миссис Кинг не слишком высокомерна и уж вовсе не ханжа, особенно когда рядом Уилли Чепмен. – Он поморщился. – От кого ее и следовало бы оградить, так это от Уильяма Нита Чепмена. Он присосался к ней, как пиявка.

– У них есть настоящие фарфоровые чашки с блюдцами, – сказала Китти, которая в последнее время ела за двоих. – Я сама пила чай из такой чашки. Если они держат чашки даже на кухне, значит, миссис Кинг и вправду знатная леди.

– Я с радостью подарил бы тебе фарфоровый сервиз, Китти, – отозвался Ричард, – но дело вовсе не в том, что такие вещи дорого стоят.