Текст книги "Корабль-звезда"

31

Редвинг смотрел на проплывающие под кораблем пейзажи Чаши, позволяя себе ненадолго отвлечься и насладиться великолепным зрелищем. Вскоре он вернулся к работе и переключил видеостену на внутренние камеры. В саду, на дисплеях слева и справа от него, две пальцезмейки скользили среди растений, что-то выдергивали, куда-то сажали семена, а третья – Фистер, самец, темней и немного крупней их, – возился с двумя свиньями под общий гомон, шипящее хихиканье и хрюканье. Редвинг с трудом удержался от смеха, но больной вопрос не отпускал его. Чего я мог не предусмот– реть?

Спустя пару минут должна была явиться Бет, и он снова перевел видеостену в режим пейзажей Чаши. Потом извлек пожелтевший, местами порванный листок бумаги. Капитану полагалось несколько килограммов багажа – в этом смысле письмо не значило почти ничего, а в личном – всё. Письмо из Хантсвиллского госпиталя, откуда отцу не суждено было вернуться. Редвинг получил его в десять лет, и тогда для него это стало откровением. А сейчас – чем-то даже большим.

Живи на полную. Рискуй. Тщательно обдумывай свои действия и действуй. Говори. Держи разум раскрытым, а сердце горячим. Не убивай время. Живи, живи, живи, ведь настанет день, когда не сможешь.

Он вспомнил папу в лучшие его годы: в темных волосах поблескивают опилки, отец деловито пилит бревно из ели Дугласа – два на четыре – жужжащим лезвием круговой пилы, потом стряхивает опилки, быстро оценивает сделанное, держась за вбитые в дерево гвозди, кивает, рассекая макушкой влажный ароматный пыльный воздух, вынимает еще один гвоздь изо рта, где зажимал его передними зубами, отстегивает с пояса молоток с шаровым бойком, двумя быстрыми ударами и финальным легким толчком заканчивает работу, ослепительно улыбается и идет дальше.

Редвинг уставился на листок бумаги, наверное в тысячный раз, потом отложил. Слова, написанные несколько веков назад, все еще истинны.

Бет постучалась в дверь тесной каюты. Он встал, открыл, кивком приветствовал ее. Точно вовремя.

Бет села напротив, и он сделал вид, что заканчивает вносить записи в вахтенный журнал. Впрочем, он не совсем притворялся. Нужно было постоянно отслеживать поведение «Искательницы солнц» на бурных волнах плазмы и магнитных полей. И готовиться к полету по Струе. Команда работала сверхурочно и нервничала.

С Бет ему пришлось тяжелее всего. Она провела внизу много месяцев и ухитрилась вернуться на борт. Впечатляющее достижение. Она пользовалась безусловным авторитетом у экипажа. Она потчевала их рассказами об инопланетянах, своих хитроумных трюках и чудесах Чаши. Она испытала невзгоды и сбежала из тюрьмы. Она просчитала оптимальный путь по чужацкому артефакту и сумела реализовать план. Вернулась домой на чужацком же аппарате. Редвинг за все это повысил ее сразу на два звания. На Глории – а мы туда доберемся, провалиться мне на этом месте! – именно Бет будет командовать первой высадкой. Но ее лицо не сулило доброго.

– Капитан, – начала она, – мы перед экзистенциальной угрозой.

– Вы правы. У нас не хватит припасов на полет к Глории. Когда мы заметили Чашу, то уже выбивались из графика. Теперь же отставание безнадежно. Мы летаем внутри этой громадины, проедаем запасы пищи и невосполнимых материалов. И времени.

Бет решительно проговорила:

– Я хочу сказать, что, решись мы на явно враждебный поступок, это изменит правила игры.

Он кивнул. Умей признать поражение в риторике.

– Нужно поставить на счетчик их. Иначе они нас просто пересидят.

– Их Струя – ключ к Чаше. Угроза ей – смертоносна.

– Именно. Но мы не собираемся их дырявить. Мы лишь убедим их, что нам это по силам.

Бет скорчила сухую гримаску.

– Мелкий укол нанесем?

– Да, и не более того.

– Капитан, помните, что это чужаки. Их цивилизация старше всего, что нам известно. Блин, может, даже старше всех, с кем мы в состоянии будем пересечься. Маневр этот провокационный, очень рискованный.

– Да. – Он сел на свое место и сложил руки на столе. – И мы обязаны рискнуть.

– Послушайте, мы ж ни хрена не знаем о работе этой чертовой Струи. О том, как с нею управляются Птицы. Насколько она нестабильна.

– Да. Но разве в науке это не обычное дело? – Редвинг усмехнулся. – Если не понимаешь, как оно работает, поставь опыт.

Бет помотала головой.

– И к тому же мы не знаем смысла глорианского послания, не представляем, как на него реагирует Народ. Я просто… Я беспокоюсь.

– Я тоже. – Чего я мог не предусмотреть? – Любой выбор сопряжен с риском. Возможно, верный вопрос в данном случае таков: сыграть в русскую рулетку с двумя пулями или одной?

Она со вздохом поднялась. Ей явно было нелегко стоять. Редвинг снова задумался, а правильно ли поступил, выбрав ее в запасные пилоты. Повинуясь импульсу, он сам встал и на прощание крепко обнял девушку. И тоже тяжело вздохнул.

Карл продемонстрировал ему снимки «Искательницы солнц», кропотливо собранные наружной автоматической камерой, которая облетела весь корабль.

– Нашей старушке уже несколько веков, – сказал Карл не без гордости, – но она еще ого-го.

Карл обычно держался официально и скованно, однако в этом случае эмоций скрыть не сумел.

Изящную корму корабля частично заслонял «бублик» жилой секции. Ангары челноков, размещенные вдоль центральной укосины, светились тускло-желтым, боты для ВКД[21]21
  Внекорабельная деятельность в открытом космосе и безопорных пространствах полетного контура, в данном случае – внутри механизма ионоточной воронки Буссарда.


[Закрыть] и их причалы – оранжевым. Микрометеориты испещрили корпус рытвинами, по бокам протянулась черная вязь радиационных ожогов. Дизайн подчинялся функции межзвездного полета, а теперь, на орбите планетарного масштаба, прокачка плазмы через магнитную воронку давалась с трудом, и корабль едва сохранял управляемость. Временами «Искательницу солнц» сотрясали болезненные спазмы, выдавая предельное напряжение всех конструкций. Термоядерные печки во чреве корабля работали то гладко, то с перебоями, то вообще не работали, и тогда Карлу с его коллегами приходилось как следует попотеть, возвращая корабль к жизни. Редвингу «Искательница солнц» казалась великолепным морским судном, обреченным вместо высоких волн ржаветь в бухте.

Он покивал.

– Да, отлично. А магниты со Струей справятся?

Айян Али устало вздохнула.

– Мы их подъюстировали. Вроде бы все работает. Я уверена, что с турбулентностью справимся; есть же записи и воспоминания артилекта о том, как Бет поднималась по Струе.

– А если нет? – настаивал Редвинг.

– Чем больше плазмы будет попадать в ловушку, тем лучше, – сказал Карл. – А мы полетим как раз в области повышенной плотности плазмы, и спиральное магнитное поле нам поможет.

Айян Али поджала полные губы, что-то сверкнуло меж ее длинных ресниц. Редвингу подумалось, что он в первый раз видит ее раздраженной.

– Магнитное давление Струи велико. Не исключаю, что оно вместе с быстро меняющимися уровнями давления плазмы плохо повлияет на нашу воронку. Они на два порядка выше оптимальных.

Редвинг понимал, что в случаях, когда у экипажа раскол по техническим вопросам, ему придется выступить арбитром и принять окончательное решение.

– Насколько скверные последствия возымеет деформация воронки?

– Нас закрутит, – сказала Айян Али.

– Но потом мы вернемся на курс, – спокойно ответил Карл.

Надежный лептонный двигатель от «Бэрдаун»[22]22
  Игра слов: bear down (в переводе «поднатужиться», «поднапрячься») – официальный девиз. Аризонского университета, где вполне могла зародиться космическая корпорация с таким названием.


[Закрыть], первый в своем роде, мог использовать для подстраховки энерготока темную энергию вселенского субстрата. Редвинг не пытался притворяться, что понимает сложные механизмы его работы, способные каким-то образом выкачивать энергию из субстрата самой Вселенной. Фундаментальные понятия его не волновали, только суть операции. Карл закопался в бесконечные подробности, но уже ясно было, что в итоге придется сблефовать, заставляя двигатель работать фактически на пустоте, если не выйдет загрести достаточно плазмы.

Айян Али вывела проекции на большой дисплей, протянувшийся вдоль всего мостика. «Искательница» вынужденно держалась ниже обода Чаши, чтобы купольные гамма-лазеры ее не выцелили. Их тестовый спутник, запущенный через кромку, исчез в яростной вспышке и тем показал, что в представлении Птиц дипломатические переговоры неотделимы от пребывания «Искательницы» в тесной клетке. Корабль кружил в узкой области под ободом, снижаясь временами до самой атмосферы. Чаша протянулась на сотни миллионов километров, и ее гравитационное притяжение было не очень сильным, но чувствовалось постоянно. То и дело приходилось корректировать смещения орбиты плазменными выхлопами. А в центре этого пространства живым, подвижным, как змея, желтым копьем висела Струя.

Трехмерный дисплей Айян Али показывал структуру атмосферных зон внизу. Обитаемые секции Чаши были размещены дискретно, иначе разность давлений между областями высокой и низкой гравитации привела бы к существенному смещению воздушных масс. Тонкие стенки изолировали клиновидные сегменты Чаши, направляя циркуляцию в высокие широты. Но воздушные зоны позволяли газам течь по всей окружности кольцевых слоев, так что воздух мог перетекать над зонами размером с Солнечную систему каждая, создавая явления погоды, на обычных планетах неизвестные. А в высокие широты, к «донышку» Чаши и Свищу, не добирался.

– Какая чудесная штука – эти их разделительные стенки, – проговорила Айян Али. – Они из слоистого материала, достаточно гибкого, чтобы при необходимости слегка колыхаться. Но каждая длиной много сотен километров!

Редвинг кивнул, продолжая думать: Чего я мог не преду– смотреть? Эту штуку построили инженеры с воображением богов. У них наверняка есть инструменты, которых мы не то что не замечаем, а и представить себе не можем.

Тем не менее Птицы, местные правители, упустили Бет и ее отряд. Сначала позволили им сбежать из тюрьмы в Теплице, где гравитация была пониженной, затем из самой Чаши. Бет ловкая, изобретательная, лидер по натуре, но… Они не могут быть существенно умнее нас. Разве что крупнее, если ей верить. И как же они умудряются управляться с этой штукой?

Айян Али выделила область конической формы, окрасила ее синим: допустимый сектор полета.

– Мы можем курсировать внутри этой области, – сказала она, – и, если пожелаем, по Струе. Пока что мы в основном круги наматывали.

Карл указал на ее симуляцию. Яркая Струя вырывалась с поверхности звезды, сужалась по мере приближения к Свищу, затем – картинка на дисплее автоматически перематывалась вниз, умные камеры следили за пальцем Карла – вылетала за пределы Чаши и тускнела. Именно этот быстрый встречный ионный ветер уже почти столетие тормозил летящую следом «Искательницу солнц», вынуждал землян замедляться, пока они вконец не выбились из графика и распределения припасов. Маневрирование в коварных плазменных протуберанцах рядом со Струей создавало постоянные проблемы Айян Али. Теперь, когда вернулась Бет, ей станет легче, и вместе они смогут взяться за обратную задачу: полет через плотный, турбулентный участок джета, стремительный котел ионизированных частиц и магнитных полей.

– Я вычислил, как можно зацепить их вершину – ну, в нашей системе обозначений, да? Подняться так высоко, как только осмелимся, чтобы гамма-лазерам совсем малого не хватило выцелить нас. Оттуда развернуться и на всех парах – вниз, к Свищу. Пока будем спус– каться по Струе, станем отклонять корабль из стороны в сторону, по спиральной траектории. Пришпорим нашу лошадку по полной.

Он прочертил в симуляции красную линию – рассчитанный маршрут «Искательницы». Спираль расширялась на подходе к Свищу, и линии магнитного поля – синие вихри в оранжево-желтом плазменном вареве – выгибались наружу.

– Видите? Мы заставим джет раскачаться. Кинк в потоке создадим.

Редвингу все было ясно, но он решил притвориться тупицей.

– А что это?

– Капитан, вы же слушали базовый курс по плазменным неустойчивостям. Это еще до полета, на разогреве.

Нет ничего эффективней лаконичной реплики в нужный момент, а порою – точно рассчитанной паузы. Редвинг выдержал ее.

– Карл, вам вменяется в обязанность отвечать на прямой технический вопрос, но не строить собственных предположений о том, что знаю я. А если не знаю ничего?

– Простите, э-э… капитан, разумеется. Ну да, но я, в общем… – Голос его упал, выдавая, что Карл теперь ни в чем не уверен.

Редвинг выручил его.

– Как пожарный шланг?

– Да! Точно. Когда быстрый поток жидкости наполняет шланг, то в случае небольших отклонений центробежная сила уводит его в сторону еще сильней, и так далее. Шланг скручивается в кинк.

– И что, Струя хлестнет по краю Свища? Вы уверены?

Карл, поразмыслив, кивнул.

– Я бы сказал даже – только мазнет.

Редвинг кивнул. Айян Али вмешалась:

– У меня хорошие новости. Сигнал от группы Клиффа – от Айбе.

Редвинг просиял.

– А где они? Они…

– А вот где. Они пробрались под краем Зеркальной Зоны и вышли на ту сторону. Там лед. Потом пришлось оттуда уйти. Их отвели в место, где, э-э, водятся какие-то говорящие камни.

Редвинг подался вперед.

– И что они сказали, эти камни?

Айян Али пожала плечами.

– Передача прервалась. Видите, вон там, внизу? Они были на территории между этими зонами гексагональных зеркал. Во льдах, на внешней стороне Чаши, под зеркалами, есть какая-то жизнь. А потом Клифф с ребятами и силы оказались вот там, на суше между зеркалами и большим океаном.

Редвинг уставился на проекцию. Хотя Айян Али дала максимальное разрешение, он не видел ничего, кроме случайных городов и дорог. Его в очередной раз удивило, как много тут бескрайних лесов, морей, бежевых холмов. Крупных городов очень мало, места для дикой жизни очень много. Почему? Трудно человеку судить о такой громадине, как Чаша. И на Земле-то хватало мест, где еще несколько тысяч лет назад венец творения пошел бы кому-нибудь на вкусный завтрак.

Карл спросил:

– Это что, бури в океане?

– Похоже. – Айян Али выделила несколько ураганов. – Ветрам тут есть где разогнаться. Огромные бури. Циклоны размером с миры.

Редвинг поднялся, дав понять, что совещание окончено.

– Через несколько дней войдем в Струю, так? Продолжайте симуляции и тренировки. И отдыхать не забывайте, – он кивнул Айян Али.

Жребий брошен. Ему нужно было остаться наедине с собой. Ровный рокот «Искательницы солнц» непрестанно напоминал Редвингу, где он находится – в огромной металлической трубе, отделенный от других людей считаными метрами. Как и от камер яростного термоядерного горения, как и от высокого вакуума. Для начала он тихо погулял по биозонам, вдыхая свежий ароматный воздух над растениями – естественными регенераторами кислорода – и держась подальше от веселых пальцезмеек. Они были в игривом настроении, а вот Редвингу было не до шуток.

Присоски позволяли прогуляться по окраинам корабля, вдали от зон центробежной гравитации жилого «бублика». Они были похожи на слабые липучки и цеплялись за клейкие участки на переборках. Растения в невесомости преображались: бобы и горох переплетались матовыми узлами, морковь напоминала чуть сдутый оранжевый бейсбольный мяч, а зеленые бананы сворачивались в странные тороиды. Внизу пролегал туннель для пальцезмеек. Самих змей капитан не встретил.

Он наведался в гибернаторы, к тем, кого тоже считал своей командой, хоть и лежали они в биостазисе. Для себя он полагал, что они просто спят, пускай и необычно крепким сном. Он бродил в паутине алюминиевых коридорчиков, клацанье подошв эхом отдавалось среди мрачных серых капсул. Ему не хотелось будить новых людей, для крупномасштабной экспедиции. Во всяком случае, не в Чашу. Разморозка и тренировки недавних спящих отняли бы столько времени и ресурсов, что тем, кто уже бодрствует, пришлось бы спать втроем в одном душном гамаке и мыться раз в неделю. Собственно, и нынешняя-то небольшая команда, девять человек плюс Редвинг и три пальцезмейки, позволяла себе мыться только два раза в неделю. Это никому не нравилось. Сейчас, приняв решение вести корабль в своеобразную битву, Редвинг осознал, как далеко отклонился от первоначальной миссии. Корабль у них не боевой, экипаж проходил не военную подготовку, а жесткий отбор для исследовательской экспедиции и многовекового полета в замкнутом пространстве. Они обитали внутри машины, которая никогда не должна выключаться, в месте, где люк не так откроешь, и через секунду ты мертв.

С этими счастливыми мыслями он повернул обратно. Ты не думаешь, а психуешь. Ладно, назад к пальцезмейкам, вдруг отвлечься выйдет.

Ему в лицо ударили густые ароматы сада. Он огляделся, увидел миниатюрных овец, полноразмерных свиней и кур, услышал гогот и хрюканье, а пальцезмеек не обнаружил. Туннель у них довольно просторный, можно туда залезть. Подумав, он пошел к экранам. Если они не в туннеле, их в любом случае будет легко найти.

А что оставили пальцезмейки на дисплее? Они, наверное, любуются пейзажами Чаши, как и он сам. Но нет. Экран показывал городскую застройку, проплывшую некоторое время назад под «Искательницей солнц». Если Редвинг не ошибся, то это был город силов, только что отстроенный после разрушительной бомбардировки Птиц. Выглядел город крайне странно. Улицы и высотки напоминали иероглифическую письменность или, скорее, арабскую вязь.

Он аж подскочил от неожиданности, когда ему под локоть ткнулась плоская морда.

– Это они скрывали, – произнесла… Штирк? У хвоста пальцезмейки имелась характерная отметина, похожая на изогнутые черные песочные часы. – Больше не скроют. Великий позор.

– Стоп. А это письменность? Такая огромная?

Голос змейки звучал тихо, спокойно, текуче.

– Отовсюду в Чаше видно. Там говорится, что Птиценарод смешал с пылью собственную родину. Они допустили ошибку, случайно уничтожили своих кровных предков. Это в сообщении было. В послании со звезд. Капитан, пожалуйста, объясните, как так получилось, что звезда послала сообщение?

Редвинг колебался мгновение, решая, откровенничать ли с пальцезмейкой, но выбора не было: он хотел узнать то, что поняла Штирк.

– Ты знаешь, что такое звезда? Это солнце, вроде вашего, но гораздо дальше. У звезд есть миры, не Чаши, а крутящиеся шары. Мы получили послание с одного такого мира, с Глории. Мы не сумели его полностью расшифровать, и передача еще не закончилась.

– Силы прочли, – сказала Штирк. – Ваши беглецы от вас приняли, передали силам, а силы прочитали. Теперь нам рассказывают. Фистер хочет пойти всем вашим сообщить, на главную палубу. Это правда? Птиценарод уничтожил свою родину?

Редвинг усмехнулся.

– С их-то самомнением – вполне возможно! Они себя повелителями творения мнят. Хорошо, я другим передам, и мы еще покопаемся в глорианском сообщении. Но да, вполне возможно.

Когда Редвинг отыскал Фреда Ояму и гигантскую пальцезмейку, те корпели за дисплеями на мостике. Голова и хвостовые пальцы Фистера извернулись к самому экрану, чужак что-то быстро набирал.

– Да-да, – говорил Фред, – да-да-да…

– Фред?

– Да, сэр, – даже не обернулся Фред. – Если мимо меня посмотрите… видите вон то звездное поле? И синюю точку? Точка – это Чаша. Звезды движутся тоже. Я уже два раза прокрутил. Чаша покинула Солнечную систему в юрском периоде, потом осторожно посетила другие звезды – не так быстро двигалась, как теперь. И вернулась, где-то на мел-палеогеновой границе. Если я правильно оценил шкалу времени, то при этом втором появлении Чаша нарушила своей массой орбиты некоторых комет. Ну и вот.

– Что-о?

– Время совпадает. Они столкнули на Землю комету, убийцу динозавров.

Фистер добавил:

– Великий позор. Много миров успело расцвести и умереть, а они это скрывали до сих пор.

– Господи, – вырвалось у Редвинга.

Фистер тихо, без всякого выражения проговорил:

– Но больше не смогут. Все узнают. Они убили своих генетических родичей. Силы всем про это расскажут.

32

Тананарив понимала, что лучше соглашаться с огромной тяжеловесной зверюгой – Мемор. Она научилась воспринимать Птицу как своеобразный разумный аналог слона, с таким же тяжелым чувством юмора.

– Да, остроумно сказано, – заставила она себя ответить.

– Рада, что ты понемногу проникаешься нюансами нашей натуры, – сказала Мемор. Вероятно, сарказм им неизвестен, не говоря уж об иронии. Тананарив знала, что сама Мемор находит свое высказывание забавным: это было заметно по тому, как сотрясалась ее туша.

– Больше всего меня впечатляют здешние чудеса, – Тананарив решила сменить тему разговора на более приятную. Мемор и Бемор – огромные и странные, но им нравилось, когда Тананарив отыгрывала роль потрясенной их величием приматки. К Асенат подход найти сложнее; Тананарив она в основном игнорировала, если не считать редких злобных взглядов. А также старательно рассчитанных вонючих выдохов и кислых пуков.

Они стояли в толпе из нескольких сотен приземистых гуманоидов, которые ровными, чинными кольцами выстроились вокруг Птиц. Тананарив наблюдала за этими чужаками с интересом: то были первые встреченные ею здесь гуманоиды; она пыталась расшифровать выражения волосатых лиц, понять, что происходит. За спинами гуманоидов возвышалась башенка, в которую был вделан какой-то круглый предмет: до нее только сейчас дошло, что это не то глаз, не то камера, внимательно отслеживающая происходящее.

Асенат отдавала приказы почтительно внимавшим гуманоидам. Впервые услышав ее гулкий голос, Тананарив не сдержала дрожи. Прислушиваясь к разговорам Птиц между собой, она улавливала крохи смысла, но длинные фразы, исходившие от Асенат, больше напоминали заклинания.

Тананарив поинтересовалась у Мемор:

– Это какой-то ритуал?

– Ты весьма наблюдательна. Она убеждает кахалланцев, что силы и люди, ускользнувшие от них, вскоре будут возвращены в плен. Никаких санкций применительно к кахалланцам не предвидится.

– А что это про их… детей?

– Ничего важного. Кахалланцы теряют много яиц, пожираемых хищниками. Они просят нас, чтобы мы отогнали пожирателей.

– Вы так поступите?

– Мы не вмешиваемся в естественные процессы регуляции. Природа и сама неплохо справляется.

– Вы же раньше мне говорили, что Народ властвует над природой.

Перья Мемор сверкнули янтарным и синим, что, вероятно, означало у нее приятное удивление.

– Именно так. Но мы, конечно, правим на расстоянии. Народ уже давно установил динамическое равновесие, основанное на регуляции численности хищников и добычи в определенных пределах.

– Значит, эти… кахалланцы… не вымрут?

– Нет, они наделены достаточным интеллектом и осторожностью, чтобы справляться с хищниками – противными маленькими видами-вредителями. Как добыча, так и хищник в данном случае, однако, сравнительно слаборазвиты, хотя и способны адаптироваться к долговременным переменам в поведении других видов. Эволюция их, таким образом, носит ограниченный характер. Население не возрастает сверх меры, не истощает естественные запасы. В данной Зоне Жизни установлено несколько взаимосвязанных равновесий.

Тананарив размышляла над услышанным под долгие трели Асенат.

Затем вознесся новый монотонный крик – шри-и-и-и, ки-и-и-и-нннн, ва-а-а-ар-р-ри-и-и-и-к, ави-и-и-и-иха-а-а-а…

Мемор проговорила:

– О, а вот и модуль памяти активировался.

Асенат помолчала, потом вернулась к песнопениям, пытаясь перекричать новые глубокие протяжные ноты. Тананарив определила источник неприятных звуков – башня с глазом.

– А что это такое?

– Это своеобразная тюрьма для разума. Там существо с горячего мира, а мы его стережем. Или, вернее сказать, кахалланцы ему прислуживают.

– Каменный разум?..

– У нас по Чаше разбросано несколько таких видов. Они мыслят медленно, однако непреклонно и оповещают нас о долговременных тенденциях, которые мы рискуем пропустить. У вас довольно старомодная версия индивидуального чисто органического интеллекта. Это создание, напротив, наделено интеллектом полностью неорганическим, а кахалланцы, на которых возложена обязанность его охранять, – гибридным. Кристаллические разумы не конкуренты быстрым коллективным интеллектам, но тем не менее мы сочли нужным поместить в Чашу достаточно образцов медленной жизни. Ага, вот и наше транспортное средство.

ааррррггггх юуууунггг арррафффф кинннннееее юф– ффф…

Тананарив и не заметила приближения здоровенной чешуйчатой твари, которая опустилась с небес рядом с говорящей башней. Грубоватая коричнево-серебристая чешуя была утыкана плавниками, и пока существо утверждалось на стоянке, они еще подергивались. Вытянув тонкие щупальца, живой корабль начал исследовать местность в попытках заякориться. Кахалланцы подбежали к нему и прицепили щупальца к валунам. Они были похожи на муравьев, пытающихся уволочь в муравейник морскую рыбину. Щупальца охватили швартовы, и огромное создание припало к земле.

Асенат завершила песнопение, кахалланцы низко поклонились ей, пали на колени и затянули ответный громкий басовитый стон; тот становился все громче и громче, оглушая Тананарив. Асенат поклонилась в ответ, издала дрожащую салютную трель и зашелестела перьями в четырехцветной радуге добрых пожеланий на прощание. Мемор сгребла Тананарив в охапку и без труда переместилась к огромной твари, заякоренной поблизости; Тананарив рассудила, что это существо совсем как цеппелин, готовый к полету, только живой.

Она уже знала, что Мемор предпочитает открытые пространства, но слышала от нее про отличные условия путешествия на борту живого судна. Они прошли внутрь через шлюз, который раскрылся подобно пасти. Высунулся длинный язык, и Мемор стала подниматься по нему, держа приматку на плече. Тананарив стало не по себе; ей мерещилось, что ее вот-вот съедят. Мемор прогромыхала по-англишски:

– Железы этого исполинского зверя настроены так, чтобы выделять ни с чем не сравнимый, бесподобный аромат. Роскошная эссенция эта успокаивает разум, что настоятельно рекомендуется при воздушных путешествиях. Пускай вокруг ярится хаос, а мы останемся спокойны и расслаблены.

Тананарив, признаться, задыхалась от сильного аромата. Вроде бы цветочный, но с маслянистым привкусом. Бемор тоже вздохнул, но сказал:

– Нужно поспешить.

И прогудел какой-то приказ высыпавшим навстречу маленьким созданиям.

Они очутились во влажной пещере. Небесная рыба, как называла Мемор это существо, напоминала пещеру со стенками из мокрых мембран, которые подсвечивались изнутри фосфоресцирующими вихрями. Тананарив припомнила выставочную иллюминацию на Земле.

Прозвучала низкая басовая нота, окончившаяся подобием глубокого вздоха – уууушшшш. На миг возросла сила тяжести, и Тананарив догадалась, что они взлетают. По красноватым стеномембранам пошла рябь. Птицы вступили в большую комнату чашеобразной формы, где от стен исходило дуновение теплого воздуха. Тананарив сперва показалось, что они на открытом воздухе – таким ярким был солнечный свет, сочащийся сквозь прозрачные мембраны. Но мягкий бриз все время менял направление, и девушка сообразила, что так дышит огромный дирижабль. Башня, которая с поверхности представлялась такой высокой, истаяла вдали, небесная рыба сменила курс, и открылся вид на широкую равнину. Облака, громоздясь подобно стопкам голубоватых подносов, уходили в мерцающую даль. Тананарив видела, как закругляется в бледно-синем небе огромная дуга Чаши на расстояниях больше планетных орбит. Беловато-синие, как яичная скорлупа, моря доминировали среди размытых коричневатых и зеленых континентов, а Зеркальные Зоны рядом с ними казались бледно-серыми листами. Крупные ширококрылые птицы угловатых очертаний, с длинными мордами и гребнистыми костлявыми головами, носились во всех направлениях.

Мемор отыскала капитана газового мешка. Тананарив долго удивлялась, что он тут вообще есть, пока не поняла, что чужаки управляют небесной рыбой, как люди – ездовыми животными; ей самой когда-то доводилось объезжать лошадей. Мемор заговорила быстро, Бемор слушал и иногда вставлял громыхающие реплики, тоже слишком быстрые, чтобы Тананарив уловила смысл.

Капитан некоторое время слушал, его крупные слезящиеся глаза выражали тревогу. Существо немного походило на Птиц: крупное, с четырьмя лапами, медленное и величавое, с широким клювом цвета лососины, без губ. Клюв исторг трескучие слова. Узкие ноздри были пронизаны розовыми венами и полуприкрыты кожистыми заслонками. Большие черные круглые глаза следили за пассажирами, желтые радужки поблескивали в косом солнечном свете. На макушке у капитана вибрировал голубой гребень вроде петушиного, иззубренный и окаймленный плотным желтым жировым слоем.

Капитан провел их по кораблю, показав защитные стены, видовые галереи и жилые секции величественного живого цеппелина. Узкая шипящая дуга водородного пламени нагревала столовую и озаряла прозрачную мебель синеватым светом; официанты о четырех, шести и даже восьми ногах сновали туда-сюда, подавая Птицам живую снедь. Тананарив насилу заставила себя вскрыть панцирь и откусить от теплой белой плоти какого-то морского создания. Следующим блюдом оказались скачущие большие насекомые в кремовом соусе. Мемор что-то болтала о том, как сохранение жизни в процессе приготовления благоприятно сказывается на вкусе животного белка, но Тананарив решила не вникать в кулинарные предпочтения Птиц. Она пыталась ломать руками толстые ножки и отрывать вкусные глазные стебельки. Пикантно хрустит, ничего не скажешь, но отдает перечным ароматом, который по соприкосновении с обонятельными пазухами почему-то переходил в легкий запах тухлятины. Зеленый пудинг при внимательном изучении оказался горкой склизкой плесени, которая высовывала усики в рот, когда ее пытались жевать. Запах тоже не обещал ничего хорошего. Тем не менее питательно. Народ употреблял как животную, так и растительную пищу, хотя большая часть блюд Тананарив казалась либо безвкусной, либо противной. Она сидела на теплом ровном ветру плавного внутреннего дыхания небесной рыбы – они, что ли, в трахее? – и слушала, как Мемор без умолку трещит с другими Птицами-соседями о политических и почему-то всегда срочных делах. По крайней мере, так позволяли понять ее птицеречь ограниченные способности Тананарив. Наконец Мемор обернулась и сказала ей – предварительно упомянув перед другими Птицами как небольшую приматку-Захватчицу:

– Ты наверняка впечатлилась нашим кораблем. Ранние предки этой формы жизни были нами давным-давно почерпнуты из верхних слоев атмосферы одного газового гиганта. Наша плотная атмосфера показалась им раем, где они стали кружить на мягких влажных ветрах, сочетаться, как слипаются вместе комки глины, а также преобразовывать выпадающую влагу воздуха в свою жизненную флегму – водород.

– Вряд ли приматка улавливает суть твоих речей, – сказала вернувшаяся Асенат.

Тананарив осторожно попятилась от нависающей Птицы. От Асенат прямо веяло кознями.

– Однако от нее может быть определенный толк при поимке сбежавших бандитов, ее сородичей, которых мы вскоре нагоним.

Асенат позвала их к широкому окну в боку небесной рыбы. Близ хребта размещались гибкие оранжевые плавники сложной формы. Они ловили ветер, как паруса, и двигали газовый мешок вперед. У Тананарив свело желудок от внезапного толчка. Ей показалось, что под ногами и в живых переборках что-то перекатывается. Мемор объяснила, что цеппелин меняет баланс тела и угол дифферента.