Текст книги "Клуб непобежденных"

Кэрол заперла парадную дверь, включила систему сигнализации, поднялась наверх и прошла по всему длинному и мрачному, погруженному в полумрак холлу к плотно закрытой двери в конце. Открыла эту дверь. Заглянула в комнату – ту самую, которую некогда делила с мужем, где когда-то предавалась с ним любви. Но то, что теперь предстало перед ее глазами, было просто вместилищем пыльной мебели, похороненной здесь, в плену, за коваными железными решетками.

Ни открытых окон. Ни заляпанных кровью льняных простынь. Ни груды жгутов из латекса, облепленных клочьями длинных светлых волос.

Ничего такого.

Нет-нет, ничего такого.

Руки Кэрол начали дрожать. Сердце опять дико заколотилось. «Он же мертв, – убеждала себя Кэрол. – Он мертв, все кончено. Конец твоим страданиям, ты можешь наконец вздохнуть спокойно».

Но все было напрасно. Все уговоры тщетны. Тщетны, тщетны, тщетны.

Отскочив в ужасе и отвращении, Кэрол стремительно захлопнула за собой дверь и без оглядки бросилась назад по коридору, точно слепая, хватаясь руками за стены. Бежать, бежать прочь, скрыться, спрятаться... Включенный телевизор продолжал верещать. Не важно, не важно... Дом слишком велик, тишина могущественна, страшна и враждебна, и Дэн все равно придет слишком поздно. Она одна, она сама по себе. Всегда одна. Беги, Кэрол!

Спотыкаясь, она ввалилась в ванную верхнего этажа. Как безумная, захлопнула за собой дверь. А потом наклонилась над красивой раковиной из белого фарфора, и ее вывернуло наизнанку...

"Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв.

Все позади, Кэрол. Ты наконец свободна".

Но все тело ее дрожало, тряслось, содрогалось от ужаса. Она никак не могла перестать думать о своей пустой спальне. Перестать думать об окне. О том, что готова поклясться, поклясться, поклясться: там, за ним, стоял мертвый Эдди Комо!

Глава 16
Мег

– Иисус, Мария и святой Иосиф! Ты что, пьяна?!

– Я просто... это шампанское. Только один бокал. Ну, может, два. Клянусь.

– Мистер Песатуро, прошу вас, успокойтесь и выслушайте...

– А вы! – Глава семьи Песатуро, с красным, мясистым, лоснящимся лицом, резко повернулся к Джиллиан и обличающе ткнул в нее пальцем. Синяя форменная одежда электрика туго облегала его толстый живот, и две белые пуговицы трепетали под натиском его ярости. Производимый эффект был довольно комическим, и теперь, когда негодующий отец благополучно переключился на Джиллиан, Мег снова разобрал смех и она захихикала. Джиллиан метнула на нее предостерегающий взгляд, но без толку. На Мег, которая выдула бокалов шесть шампанского, это не возымело никакого действия.

– Как вы смеете спаивать мою несовершеннолетнюю дочь! – гремел Том Песатуро. – Ради всего святого! Неужто вам еще мало всего, что вы понаделали? Никак не можете остановиться?

Джиллиан растерянно заморгала:

– Не могу остановиться?

– Папа...

– Том, успокойся, присядь. Мег теперь дома, а это самое главное. – Лори, мать семейства, успокаивающе положила ладонь на возмущенно выброшенную вперед руку мужа. Слава Богу, в этой семье явно ей принадлежал голос разума. Мистер Песатуро еще раз сверкнул на Джиллиан глазами, но наконец нехотя опустился на стул.

Мег, воспользовавшись этим моментом, воскликнула:

– Ой, мне надо в туалет! – И рысью выбежала из комнаты.

Отец снова начал сердиться.

Джиллиан вздохнула, присела на потертую синюю кушетку и только сейчас поняла, как мучительно у нее болит голова.

– Мистер Песатуро...

– Вы видели вечерние «Новости»? Вы понимаете, что случилось сегодня утром? Наш телефон разрывается с девяти часов. Первый микроавтобус с телевизионщиками был здесь уже в четверть десятого. А мы даже знать не знали, где в это время находится Мег.

– Я совершенно точно знала, где Мег, – твердо возразила Лори. – Я говорила, что она завтракает вместе с Джиллиан и Кэрол.

– Это она так сказала, – с сомнением заметил Том.

Джиллиан взглянула на него.

– Мистер Песатуро, неужели вы думаете, что мы все утро бегали и стреляли в Эдди? Неужели, по-вашему, мы занимались этим?

– Э... послушайте, я не говорю, что не одобряю...

– Мы сидели в ресторане, мистер Песатуро, весь день. При свидетелях. Хотя вам скорее всего уже известно, что туда к нам заезжали полицейские – детектив Фитцпатрик и сотрудник полиции штата сержант Гриффин. Вот уж кто неукоснительно держал нас в поле своего зрения.

– И что вы им сказали?

– Ничего, конечно. Мы не обязаны делать какие-либо заявления, а я даже не желаю делать их. От меня они дождутся сотрудничества не раньше чем воскресят мою сестру.

Мистер Песатуро перестал хмуриться и метать искоса сердитые взгляды. Еще через секунду он, проворчав что-то себе под нос, уселся поглубже в широкое двойное кресло – поближе к жене, насколько позволяли ее габариты.

– Да... вот, – хрипло пробурчал он, устраиваясь. Сидевшая вплотную к нему жена добродушно улыбнулась.

– Сейчас они начнут приглядываться к нам всем, – спокойно предупредила Джиллиан. Последние полчаса она ни о чем не думала, но только последние полчаса. За дело взялась полиция штата. Хотелось бы понять, что у них на уме. Большой грозный сержант Гриффин, пожалуй, был вполне способен оторвать голову тому педофилу. Грозный сержант Гриффин с его проницательными пронзительными синими глазами. Джиллиан снова начала злиться, и это смутило ее. Большой и грозный сержант Гриффин... Она отогнала эти мысли, сконцентрировав внимание на деле. – Мне сказали, что все сыщики, находящиеся в подчинении полиции штата, работают над этим делом. И следующим шагом в расследовании станет проверка состояния наших финансовых документов на предмет каких-либо необычных трат.

Мистер Песатуро возбужденно выкатил глаза:

– Слава Богу хоть тут повезло. У меня нет никаких необычных трат. У меня закладная на дом и двое детей. На это все и уходит.

– Как я понимаю, они захотят также побеседовать и с вашим братом, – заметила Джиллиан. – Я имею в виду дядюшку Винни.

Улыбка слиняла с лица миссис Песатуро. Она отпрянула от мужа и острым взглядом уставилась на него.

– Том?

– О, ради Бога, оставь ты это. Пускай себе говорят с Винни. Его это ничуть не обеспокоит.

Тогда миссис Песатуро перевела внимательный взгляд на гостью. Из дальнего конца коридора до Джиллиан доносился голос Мег, сопровождаемый чьим-то тоненьким, потешным хихиканьем. Это девушка разговаривала со своей младшей сестренкой Молли. Вот и новый взрыв смеха прокатился по коридору.

– А вас обеспокоит? – внезапно напрямик обратился Том к Джиллиан. Та была отнюдь не дура. Она понимала все оттенки этого вопроса.

– У меня все в порядке.

– Потому что, знаете, если вам что-то понадобится...

Джиллиан улыбнулась. По-своему мистер Песатуро был славным и любезным человеком. У него это прозвучало почти заманчиво, но стоявшие перед ней проблемы были совсем иного свойства. Вряд ли он поможет разобраться с ними. Теперь, хорошенько поразмыслив над вероятными последствиями гибели Эдди Комо, Джиллиан поняла, что через сутки – максимум двое – она вновь увидится с сержантом Гриффином. Жизнь станет хитрой и мудреной, полной подводных камней. Но, с другой стороны, когда она была простой?

– У меня все в порядке, – повторила она.

Мистер Песатуро, однако, оказался умнее, чем можно было предположить. Его лицо явно выражало сомнение.

– Знаете... Винни... у него много друзей.

– Понимаю. Кстати, кажется, у вашего брата и моей матери есть общие знакомые.

– Что, в самом деле?

– Вы не следите за музыкальной жизнью? Моя мать была когда-то профессиональной певицей. Пела блюз...

– Погодите-ка... Хейз. Оливия Хейз. Так это она? Она ваша мама?

– Ей будет приятно, что вы помните.

Том Песатуро был явно впечатлен. Откинувшись назад, он обратился к жене:

– Ну надо же – Оливия Хейз! Ты когда-нибудь слышала о ней? Такая прелестная крохотная пичужка, наверное, фунтов сто весом, никак не больше... А как запоет – того и гляди разнесет все вокруг. Мой отец все время слушал ее пластинки. Кажется, у меня на чердаке тоже припрятана пара винилов. Прекрасная, утонченная леди, красавица! – Он опять повернулся к Джиллиан: – А что с ней потом стало? Я уже много лет не слышу ее имени.

– Она удалилась на покой. – «Да, – подумала Джиллиан, – мама тогда сказала, что собирается наконец посвятить время своим дочерям. А потом с ней случился удар. Отказали ноги. Отказал голос. Хорошо хотя бы то, что семья не испытывает нужды в деньгах».

– Передавайте ей привет.

– Непременно передам.

– Винни просто рехнется, – вдруг расплылся в улыбке мистер Песатуро и гордо выпрямился. – Моя дочь дружит с дочерью Оливии Хейз! Мать честная, Винни помрет от зависти!

– Том... – Его жена, сделав большие глаза, выразительно посмотрела на супруга, реагируя на его лексику. Потом перевела смущенный взгляд на Джиллиан. Та улыбнулась. Ее искренне обрадовала реакция мистера Песатуро. Времена молодости ее матери и времена детства самой Джиллиан – то была навсегда ушедшая эпоха, которую уже мало кто помнил. Для маленькой Триш истории и легенды из жизни ночных клубов были любимыми рассказами. Например, рассказ о том вечере, когда ее мать пела для Синатры. О том, как потом Фрэнк позволил восьмилетней девчушке посидеть у него на колене. Джиллиан старалась как можно лучше донести эти рассказы, хотя даже для нее самой они уже расплывались в туманной дымке. Жизнь, протекавшая так давно... сейчас она казалась скорее далеким сном, чем реальностью.

В те давние времена у матери был голос. Теперь Джиллиан уже годами не слышит от нее даже незатейливого мурлыканья под нос.

Том Песатуро снова уселся поудобнее. Лицо его расслабилось, большие руки спокойно устроились на коленях. Родословная Джиллиан произвела эффект. Теперь они словно сделались старыми друзьями, и Том рад был принимать ее в своей гостиной. Забавно, но за этот последний год, за двенадцать месяцев, когда жизнь Джиллиан была тесно переплетена с жизнью Мег, она никогда не бывала у девушки в доме. Так же как и в доме у Кэрол. Следуя неписаному и не высказанному вслух, но молчаливо подразумеваемому неизменному правилу, их группа всегда сходилась в кафе или каких-то других публичных местах. Словно после всего, что было высказано ими друг другу, они уже не вынесли бы этой последней малости.

– Понимаете, я волновался! – с чуть извиняющейся интонацией признался Том Песатуро. – Когда услышал по телевизору новости и не мог нигде найти Мег... Я был просто сам не свой, у меня голова пошла кругом.

– Понимаю.

– У вас есть дети?

Джиллиан подумала о Триш, и перед ее мысленным взором предстали ясные голубые глаза сестры. Потом подумала о матери, парализованной и прикованной к инвалидному креслу.

– Нет.

– Это не так-то легко, иметь детей. Хочется уберечь их, обезопасить, чтобы все у них было в порядке, понимаете? Конечно, мечтаешь, чтобы они вышли в люди, в большой мир. Чтобы были сильными, чтобы ими можно было гордиться. Но больше всего хочется, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Чтобы они были счастливы. Чтобы у них было все хорошо, все нормально.

– У нее все нормально, – умиротворяюще пробормотала миссис Песатуро. – Они у нас обе молодцом.

– Если бы я только мог быть там в ту ночь... Вот что меня убивает, понимаете? Этот Комо... – Мистер Песатуро сплюнул. – Он ведь даже не очень крупный. Окажись я там, уж и насыпал бы я ему соли на хвост, уж и надрал бы его поганую испанскую задницу.

У Джиллиан перед глазами возникла погруженная во тьму квартирка. Недвижное тело сестры на кровати. И те железные руки, схватившие ее сзади.

– Мне тоже жаль, что вас там не было, – сказала она.

– Ну да что теперь, дело прошлое. Уже и то слава Богу, что этот человек мертв. И мне сейчас гораздо спокойнее. Послушайте, – голова его дернулась вверх, – как вы думаете, у Мег теперь все будет в порядке?

Джиллиан озадаченно посмотрела на него:

– По-моему, у Мег и так все в порядке.

– Нет, нет. Начнет возвращаться память... вернется прошлое... и все такое. Понимаете?

– Нет... не уверена. Я, право, плохо разбираюсь в амнезии.

– А она с вами не говорит? Никогда ничего не рассказывает?

– Что вы имеете в виду?

– Да эту ее амнезию. О том, что этот вонючий козел с ней сделал. Разве вы, девушки, не толкуете между собой о таких вещах? За чашкой кофе или еще как?

– Мистер Песатуро... – начала было Джиллиан, но Лори Песатуро опередила ее:

– Том, замолчи.

– А что такого? – заморгал, повернувшись к жене, отец Мег.

– Джиллиан не станет рассказывать тебе об умонастроении нашей дочери. Если хочешь узнать, что думает Мег, спроси ее сам.

– Я просто поинтересовался, что тут такого? – возразил Том, но под огнем критических взглядов жены уныло повесил свою большую голову. Джиллиан стало немного жаль его.

– Во всеуслышание заявляю, – обратилась она к нему. – На мой взгляд, Мег делает замечательные успехи. Она сильная молодая леди, мистер Песатуро. Вы можете гордиться ею.

– А я и горжусь!

– Разве? Или, скорее, боитесь за нее?

– Эй, послушайте! – Мистеру Песатуро совсем не понравились эти слова. Но, столкнувшись с устремленным на него твердым взглядом Джиллиан и не менее пристальным взглядом жены, он опять сник. – Я отец, – пробормотал Том. – Отцам положено оберегать своих дочерей. Тут ничего плохого.

– Ей уже двадцать, – напомнила Лори.

– Все равно слишком молода.

– Том, ведь уже несколько лет... – сказала Лори, и Джиллиан не поняла, о чем это она. Может, хотела сказать: месяцев?

– Да, и это счастье, что она сейчас в таком состоянии, – отозвался мистер Песатуро.

– Это несправедливо.

– Кому ты это говоришь?

Джиллиан почувствовала себя лишней, что, вероятно, отразилось у нее на лице, потому что мистер и миссис Песатуро внезапно умолкли на полуслове. Они посмотрели на гостью, переглянулись, и разговор оборвался.

– Ну, мне пора, – сказала Джиллиан, поскольку молчание затянулось. Родители Мег не поднялись с диванчика.

– Спасибо, что привезли Мег домой, – промолвила миссис Песатуро. – О ее машине мы сами позаботимся.

– А шампанское... Понимаете, в тот момент это показалось нам хорошей идеей.

Миссис Песатуро улыбнулась:

– День выдался непростой, не правда ли?

– Да, – согласилась Джиллиан, и почему-то в этот момент ей захотелось заплакать. Она взяла себя в руки. Нервы были напряжены с самого утра, а разговор с глазу на глаз с сержантом Гриффином только обострил это состояние. Однако ее нервная усталость сейчас не самое главное. Вполне возможно, что за дверями снова поджидают репортеры со своими камерами. Необходимо держать на лице маску. К тому же надо сберечь побольше сил – и моральных, и физических – для того момента, когда она вернется домой. Там ее мать, пораженная афазией, вероятно, уже услышала вечерние новости и теперь листает свою специальную книжку с условными знаками в поисках образов, которые могли бы выразить что-то вроде: «Убийца моей дочери умер сегодня, и я чувствую...»

В гостиную вернулась Мег.

– Пойдем я провожу тебя, – сказала она Джиллиан.

Джиллиан последовала за ней по узкому коридору. Маленькая сестренка Мег таращилась на них из-за угла – копна темных кудряшек и огромные глаза газели. Триш, подумала Джиллиан. Ей захотелось поскорее выбраться из этого дома.

Мег открыла дверь, и Джиллиан неприятно поразило, что снаружи уже темно. В лицо ударил холодный осенний ветер. Улица казалась длинной и пустой. Ни одного репортера не было в поле зрения, и это, с одной стороны, наполнило Джиллиан благодарным чувством, с другой, усилило тревогу. Где-то сейчас все эти слепящие вспышки и автоматные очереди вопросов? Как быстро и незаметно пролетел день. Куда он улетучился? Уже сильно смеркалось, очертания предметов расплывались в надвигающейся на город темноте.

Мег стояла рядом, слегка покачиваясь на ветру.

– Спасибо, – пробормотала она.

– За что? – рассеянно спросила Джиллиан, пристально вглядываясь во мглу. Справа, в кустах, она заметила какое-то движение.

– Знаешь, сейчас мне уже легче. Наверное, отхожу постепенно, оправляюсь от шока. Никак не ожидала, что это произойдет так быстро, но вот видишь, оказывается... Я чувствую себя так, как не чувствовала уже целый год, я могу наконец вздохнуть свободно!

Джиллиан непонимающе уставилась на девушку. А потом до нее дошло: Мег имела в виду смерть Эдди Комо. Она благодарила Джиллиан за убийство Эдди.

– Но ты права! – порывисто продолжала Мег. – Нам не стоит много говорить об этом. Полиция, вероятно, будет приходить некоторое время – по крайней мере еще несколько дней. А потом худшее останется позади. Утихнет шум, пыль уляжется, а мы... мы будем свободны как птицы.

– Мег...

– Разве сегодня не прекрасная ночь?

– О Боже, Мег...

– Какая чудная, чудная ночь...

– Ты снова пила? Зачем ты это сделала?

– Не знаю. Доктора сказали, не надо специально давить на память, не надо форсировать события. Разум излечится сам. Но он за все время так и не излечился, а вот сегодня мне вдруг показалось, что дело пойдет на лад. Потому я и добавила немного бурбона... Но знаешь, это так и не помогло.

– Мег, тебе просто нужно отдохнуть.

– Нет, я так не думаю. Мне кажется, все гораздо сложнее, фатальнее, таинственнее. Я уже отдыхала, о себе заботилась, получила свою долю мира и покоя, а вот теперь ощутила и завершение. Но я по-прежнему чувствую на себе эти неотступно следящие... преследующие меня... глаза. Что это значит? Отчего это?

– Это значит, что ты слишком много выпила.

– Я хочу быть счастливой. По-моему, я никогда не знала счастья. А иначе – разве я могла бы его не вспомнить? Неужели такое воспоминание не вернулось бы ко мне?

– Мег, послушай меня...

– Ш-ш... там, в кустах!

Джиллиан замолчала и затаила дыхание. Глянула вправо – кусты все так же конвульсивно подрагивали. Она обернулась к девушке. На таком близком расстоянии были заметны неестественный блеск ее глаз, яркий румянец щек, разгоряченных бурбоном.

– Кто там прячется в кустах, немедленно выходите! – крикнула Джиллиан.

– Чудная, прекрасная ночь, – пропела Мег. – Ах, какая прекрасная ночь, такая же, как в тот раз... как та ночь...

В кустах справа опять что-то зашевелилось.

– Предупреждаю вас! – Голос Джиллиан против ее воли начал набирать высоту, потому что дернулся еще один лист. А Мег все раскачивалась вперед-назад, точно гигантский маятник.

– Прекрасная, прекрасная ночь. Ах, чудная ночь...

– Проклятие! – Джиллиан решительно шагнула к кусту. Быстро сунула в него руку, намереваясь за ухо вытащить гнусного негодяя, сующего нос в чужие дела. Да, сейчас она выудит этого труса из его подлого убежища, извлечет с позором! И вдруг...

Из куста со злым и воинственным воплем, точно пружина, выпрыгнул серо-полосатый кот. Джиллиан ошалело отпрянула, сердце тяжелым молотом стучало в ее груди. Она сделала глубокий вдох, потом еще один. Сердце все неслось как шальное. Волосы на затылке встали дыбом. Господи, Джиллиан вдруг почувствовала, что хочет бежать прочь от этого дома, с этой слишком пустынной улицы. Ее трясло, и дрожь никак не унималась.

На крыльце сомнамбулой маячила Мег с размазанной по лицу блаженной улыбкой.

– Его нет. Он исчез. Совсем исчез.

– Прошу тебя, Мег, иди в дом, – устало выговорила Джиллиан.

– Это ничего не изменит. Он здесь, он здесь, он здесь.

– Кто он, кто здесь? – в отчаянии спросила Джиллиан.

И Мег прошептала:

– Не знаю. Тот, кто хуже Эдди Комо.

Глава 17
Гриффин

Тем временем на другом конце города, в Северном участке, в штаб-квартире полиции штата по городу Провиденсу, события развивались своим чередом. В просторной, устланной серым ковром комнате совещаний отдела расследования убийств, окруженный грудами бумаг, сидел Гриффин. Необходимо было разобраться в горах следственной документации, чтобы с полным основанием возглавить ход расследования и запустить на полную мощность следственную машину. Было уже больше половины седьмого, когда он наконец поднял голову от стола и расправил мышцы, решив сделать передышку. Его всегда поражало, какое огромное количество всевозможных бумаг образуется при расследовании одного-единственного уголовного дела. Донесения агентов, показания свидетелей, доклады детективов, финансовые отчеты и отчеты по результатам предварительного следствия. Пока Гриффин корпел над бумагами, в комнату совещаний то и дело вбегали полицейские в форме, следователи, специализирующиеся на финансовых аспектах, и детективы отдела убийств. Вбегали, чтобы положить на стол очередной отчет. Временами тут же останавливался также какой-нибудь лейтенант, майор или полковник, чтобы поинтересоваться, не раскрыл ли Гриффин каким-нибудь волшебным образом это дело. Ах да, еще ни на минуту не смолкал телефон. Репортеры требовали комментариев по ходу следствия. Местные бизнесмены требовали правосудия. Генеральный прокурор хотел еще раз подчеркнуть, что не любит стрельбы под окнами суда и что, по мнению мэра, взрывы вроде сегодняшнего вредят развитию туризма.

Сейчас на линии был Фитц.

– У нас проблема. Вы смотрите «Новости»? – спросил он. – Ну, можно ли, черт побери, представить себе такое?

– Я ничего не смотрю.

– Так включите скорее телевизор!

Гриффин изогнул бровь, порылся среди грозящего рухнуть вороха бумаг в поисках пульта и включил телевизор. В ту же секунду он был вознагражден порцией свежих, с пылу с жару, новостей, передаваемых десятым каналом.

– А, так вот куда подевались все газетчики. А я еще удивился, что их как ветром сдуло с автостоянки.

– Это ужасно, – простонал Фитц. – Просто кошмар.

Назначенный судом государственный защитник Эдди Комо, обстоятельный парень по имени Фрэнк Сьерра, со всей серьезностью относящийся к возложенной на него задаче, в данный момент объяснял столь же ревностно настроенному журналистскому корпусу, что нынешним утром на ступенях здания суда произошла настоящая трагедия. Представьте себе, только вчера он получил новую улику, которая раз и навсегда доказала бы невиновность его клиента. На сегодняшнем судебном заседании он первым делом намеревался представить суду это новое свидетельство, и оно, несомненно, сняло бы обвинения с Эдди Комо и восстановило его честное имя. Еще каких-нибудь пятнадцать – двадцать минут – и мистер Комо был бы свободен как птица.

– Звучит не слишком убедительно, – обронил по телефону Гриффин.

– До чего же я ненавижу адвокатов! – прорычал Фитц.

– Не переживайте: уверен, вас они тоже не жалуют.

Гриффин замолчал, чтобы послушать следующее заявление Сьерры. В помещении для совещаний Уотерс и группа других детективов из отдела убийств также приостановили работу, чтобы посмотреть на зрелище. Большая часть подобных пресс-конференций бывала поинтереснее, чем «Шоу Барнуба и Бейли»[26]26
  Иначе – «Цирк Барнуба и Бейли», организованный двумя предпринимателями, известными устроителями дешевых балаганов. Барнубу приписывается изречение «Легковерные зеваки рождаются каждую минуту».


[Закрыть].

– Вчера поздно вечером, – продолжал государственный защитник Фрэнк Сьерра, – я обнаружил свидетеля, готового подтвердить, что в тот вечер и в то время, когда произошло второе по счету нападение, мистер Комо находился в другом конце города. Свидетель располагает доказательствами относительно того, что делал мой клиент в тот самый вечер. Леди и джентльмены, позвольте представить вам Лукаса Мерфи.

Адвокат Эдди посторонился, и его место занял неуклюжий долговязый парень, которому на вид было не больше восемнадцати лет. Этот малый, весь состоящий из ног, рук и прыщей, точно загнанный олень, очумело моргал глазами, ослепленный вспышками телекамер и лучами прожекторов. Некоторое время Гриффину казалось, что парень сейчас даст деру, и Сьерра, должно быть, тоже так подумал, поскольку схватил своего свидетеля за руку повыше локтя. Потом вспомнил о зрителях и лучезарно улыбнулся этим почтенным людям.

– Да уж, свидетель! – сплюнул в трубке Фитц. – Какой это, к черту, свидетель? За полсотни баксов или меньше я вам найду любого свидетеля.

Сьерра между тем объявил:

– Мистер Мерфи работает в пункте проката видеофильмов «Блокбастер-видео» в Уорвике.

– Ага, вот оно что, – промолвил Гриффин.

– Мистер Мерфи, не расскажете ли всем этим уважаемым людям, где вы были вечером десятого мая?

– Бог ты мой! – Фитца чуть не хватил удар. – Он еще и обращается к нему как к свидетелю на суде. Прямо здесь, в «Новостях», ударяется в защиту. Чтоб меня! Ушам своим не верю!

– Я был... там... на работе, – пискнул паренек. – Ну, вы знаете... в «Блокбастере».

Теперь Сьерра полностью завладел вниманием публики.

– И там, в вашем прокатном пункте на шоссе номер два, в Уорвике, в тот самый вечер, десятого мая, вы видели мистера Комо?

– Хм... ну да.

Репортеры, как и полагается, дружно охнули. Фитц в очередной раз чертыхнулся. Гриффин впился взглядом в экран.

На экране же адвокат Эдди Комо потирал руки, не скрывая ликования.

– Мистер Мерфи, поскольку я знаю, какой вопрос зададут вам сейчас уважаемые представители прессы, ответьте, почему вы так уверены, что именно мистер Комо заходил в ваш пункт проката в ту ночь?

– Ну, я увидел его имя. Там, ну... на членской карточке.

Представители СМИ снова громко ахнули. Фитц простонал:

– О Боже, кто-нибудь, заткните этого дурня! Скорее, дайте мне пистолет!

– Да уж, теперь вы влипли, – любезно поддакнул ему Гриффин.

В телевизоре Сьерра выдержал паузу, снова широко улыбнулся в камеры и изготовился к решающей атаке.

– Мистер Мерфи, правда ли, что когда кто-либо берет в «Блокбастере» напрокат видеокассету с фильмом, эта операция фиксируется документально?

– Э... ну... да, конечно. Человек предъявляет карточку. Мы ее сканируем в компьютер. Затем... как вы знаете... мы сканируем код кассеты. Так что в компьютере содержится... э... информация о кассете и... э... о том, кто ее взял... Да!.. Еще о том, в какой день и в какое время. Понимаете, поэтому мы знаем, кто какой фильм взял. И если человек его задерживает, то должен заплатить штраф за просрочку... вот такая система. Поэтому... если вы работаете в пункте видеопроката... вы во всем этом разбираетесь. – Парень с самым искренним и серьезным видом закивал головой. – Еще у нас есть теперь такая программа... если вы возвращаете новинку сразу... ну, в течение суток, то получаете доллар кредита на ваш счет в «Блокбастере». Поэтому когда люди возвращают кассету, теперь тоже показывают карточку. Я в том смысле... что доллар есть доллар.

На экране было видно, что адвокат Эдди Комо чуть не уписался от счастья прямо на месте.

– Итак, – торжествующе прогремел он, – вы не только сами видели, как Эдди Комо возвращает кассету в ваш пункт десятого мая, в десять двадцать пять вечера – то есть всего за несколько минут до нападения на миссис Розен в Ист-Сайде (куда физически невозможно доехать за пять минут), – но вы также имеете документальное подтверждение этой операции, зафиксированной компьютером.

– Чертовы компьютеры! – прорычал Фитц.

А тем временем на экране юный сотрудник прокатного пункта Лукас Мерфи, новая знаменитость, человек месяца, со всей серьезностью ответил:

– М-м... да, это так.

Репортеры возбужденно загудели. Сидящий здесь же, в комнате совещаний, Уотерс, вздохнув, покачал головой. В телефонной трубке раздались стенания Фитца, затем последовал приглушенный хруст пилюль от изжоги.

– Ну же, давай, – подзадорил Гриффин, напряженно глядя на экран. – Задай ему следующий вопрос, логически вытекающий из предыдущего.

Но адвокат Эдди Комо оказался умнее, чем казался на первый взгляд. Фрэнк Сьерра поблагодарил прессу, возблагодарил Бога за то, что тот открыл им правду – пускай даже это произошло с трагическим опозданием, – а затем, стоя все еще на шаг впереди, оттащил своего лупоглазого свидетеля от линии камер. Брифинг для журналистов закончился. Десятый канал переключил картинку, и в кадре опять появилась вездесущая старушка Морин. Глаза ее горели ярче обычного, и она произнесла, задыхаясь от волнения:

– Что ж, сегодня действительно знаменательный день в деле пресловутого Насильника из Колледж-Хилла. Новая информация заставляет сомневаться, что застреленный сегодня утром Эдди Комо на самом деле был этим преступником. Леди, не означает ли это, что истинный насильник все еще гуляет...

Гриффин выключил телевизор. С другого конца комнаты на него молча воззрился Уотерс, а на другом конце провода Фитц все хрустел своими таблетками.

– Сьерра подложил нам свинью... Форменное нападение из засады! – возмущенно рокотал Фитц в перерыве между порциями желудочных пилюль. – Даже не предупредил никого из нас. Ни разу, ни одним глазком не дал взглянуть на своего нового свидетеля. Только я спустился в морг – проследить, как там патологоанатом пытается найти кусок пригодной кожи на нашем поджаренном приятеле, как звонит мой лейтенант и говорит, чтобы я включил «Новости». Что происходит? Что, черт подери, нам теперь с этим делать? Сьерра мог бы хоть из простой вежливости сначала позвонить.

– Да, но тогда бы вы подготовились к ответному удару, – заметил Гриффин.

– Чушь все это собачья! – продолжал сердито пыхтеть Фитц. – Клиент Сьерры мертв, вот он и вытаскивает дело из суда в теленовости, где ему не надо бояться перекрестного допроса. Публика услышит только то, что он ей пропишет. – В этом месте Фитц переполнился праведным гневом, и голос его начал набирать высоту: – Забудьте о трех изнасилованных женщинах. Забудьте о Триш Хейз, распятой и задохнувшейся в собственной квартире. Забудьте о том, что Эдди Комо, так или иначе, загубил четыре неповинных души. Давайте вместо этого сосредоточим внимание на бедном маленьком насильнике, которого, наверное, и к горшку-то приучили под дулом пистолета. Бог мой, почему бы Сьерре просто не заявиться домой к каждой из пострадавших женщин и не влепить им по пощечине?!

– Все равно это не решающее свидетельство, – сказал Гриффин, обращаясь к Уотерсу и к Фитцу одновременно. – Заявление, что уже к середине дня он мог бы полностью восстановить честное имя Эдди, – явное преувеличение. Кто там у нас обвинитель?

– Д'Амато, – пророкотал Фитц. Судя по всему, он усиленно старался успокоить дыхание.

– Теперь понятно, почему Сьерра перенес дело из зала суда на телеэкран. Д'Амато живьем бы скушал этого мальчишку. Камня на камне не оставил бы от такого свидетельства. Что, разве членские карточки в «Блокбастер-видео» имеют фотографии? Нет. Разве не правда, что любой, а не только сам Эдди Комо мог бы прийти с его карточкой и вернуть кассету? Ах, он решил, что парень был похож на Эдди? Ладно, тогда почему он не явился с этим заявлением раньше, а возник именно сегодня? Зачем ждал целый год, чтобы поделиться такой новостью? Вот главный вопрос.

– Он боялся, – парировал Фитц, взяв на себя роль адвоката дьявола.

– Но чего? Насильник из Колледж-Хилла никогда не нападал на мужчин. А разве у вас нет девушки, матери, сестры, мистер Мерфи? О них вы не подумали? Если вы действительно считали, что Комо не тот преступник, значит, настоящий насильник все еще на свободе. Так почему же вы не пришли раньше, чтобы помочь в поимке настоящего злодея и уберечь вашу подругу, мать, сестру?