Текст книги "Клуб непобежденных"

Глава 24
Морин

Когда Гриффин обогнул дом, направляясь к парадной подъездной дорожке, глазам его предстала старая добрая Морин: выпрыгнув из фургончика, она настраивала свой микрофон. По блеску в глазах репортерши Гриффин тотчас же понял, что они влипли. Взгляд Морин стремительно перебегал от него к Джиллиан и обратно.

– Эй, Джимми! – окликнула она оператора. – Быстрее выходи. Мне нужно, чтобы ты заснял вот это.

Но Гриффин был слишком опытен, чтобы так легко попасться на удочку. Автоматически сделав еще шаг вперед, он оказался между выросшим как из-под земли оператором и Джиллиан. Не то чтобы Джиллиан нуждалась в защите. Она уже вытерла щеки, чуть тронула лицо гримом, расправила плечи. Секунд десять понадобилось ей, чтобы перейти от полного упадка к полному самообладанию, пусть она была и без кровинки в лице. Не будь сержант свидетелем ее слез, едва ли поверил бы, что Джиллиан плакала. И это его немного обеспокоило.

– Что вы тут делаете, Гриф? – с наигранным удивлением спросила Морин.

– Тайна следствия.

– Не знала, что вы приезжаете прямо на дом.

– Не знал, что вам хочется подвергнуться аресту за вторжение в пределы чужих владений.

– Она не сможет добиться моего ареста. Это не ее частная собственность. Она принадлежит ее матери.

– У меня юридическая доверенность на управление делами моей матери, – вмешалась в разговор Джиллиан. – Да-да, я могу потребовать вашего ареста.

– О! – Наконец-то Морин запнулась. Но вскоре опять вздернула подбородок и одарила их еще одной ослепительной улыбкой. – В таком случае я займу только минуту вашего времени.

– Без комментариев, – отрезала Джиллиан.

– Я еще не задала вопроса.

– Что бы вы ни спросили, ответ будет тот же: «Без комментариев».

– Ох, ну что ж, мистер и миссис Блэр будут очень опечалены, услышав это.

– Мистер и миссис Блэр?

– Да, родители убитой студентки. Сегодня утром они прилетели из Висконсина, чтобы забрать тело. Очень милые люди. Кажется, мистер Блэр владеет молочной фермой, поставляющей молоко для производства восхитительного висконсинского сыра. Сильвия была их единственной дочерью. Что называется, свет их очей. Они так гордились, что она получила стипендию для обучения в одном из университетов «Лиги плюща»[28]28
  «Лига плюща» – группа старейших и наиболее уважаемых университетов Восточного побережья США, куда входят университеты Брауна, Колумбийский, Корнельский, Гарвардский, Принстонский, Йельский, Пенсильванский и Дартмутский.


[Закрыть]. Первый член семьи, собирающийся получить университетский диплом и все такое.

Морин снова улыбнулась, и Гриффин едва подавил желание свернуть ей шею.

– Не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне, – заметила Джиллиан.

– Ну, они, конечно же, хотят с вами встретиться.

– Они хотят со мной встретиться?

– Вы же руководитель «Клуба непобежденных»? Конечно!

– Я не руководитель «Клуба непобежденных». У «Клуба непобежденных» нет руководителя.

Морин небрежно взмахнула рукой:

– Ну, вы знаете, что я имею в виду. Вы женщина, лицо которой показывали в теленовостях. Они действительно хотят поговорить с вами.

– Зачем?

– Спросить, почему вы не уберегли ее дочь, разумеется, – улыбнулась Морин.

Джиллиан окаменела.

– Морин... – пророкотал Гриффин.

– Немедленно уходите, – потребовала Джиллиан.

Но Морин проигнорировала обе реплики.

– Так вы все еще верите, что Эдди Комо был Насильником из Колледж-Хилла? А как насчет латексных жгутов, которыми была связана Сильвия Блэр? Как расценить это новое преступление в свете голословных обвинений Эдди Комо? И более важный вопрос: как расценить его в плане безопасности для женщин этого города?

Морин алчно выставила вперед микрофон. Джимми занял позицию со своей камерой. Гриффин сделал три шага вперед, не поднимая руки, не касаясь даже волоса на головах обоих репортеров, но эффективно заслоняя своей широкой грудью всю перспективу.

– Хозяйка владений попросила вас удалиться, – произнес он тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– А может, вы хотели сказать «подозреваемая в убийстве»?

– Морин...

– Ну и что вы намерены сделать, Гриффин, отобрать у меня пленку? – Морин опустила микрофон. Отнюдь не напуганная его угрозами, она шагнула вперед и решительно уткнула палец ему в грудь. – На моей стороне Первая поправка[29]29
  Часть Конституции США, дающая гражданам страны право на свободу слова, свободу прессы, свободу вероисповедания и свободу собраний.


[Закрыть], сержант. Так что не надо грозить мне и моему оператору. Мне наплевать, что вы считаете свободу прессы корнем всех зол. А вот я думаю, что маленькая акция со стороны «четвертой власти» – это именно то, что нам сейчас требуется. Ради Бога, очнитесь! Вчера утром человека застрелили прямо перед зданием суда. А сегодня погибла еще одна молодая студентка. А что вы предпринимаете в связи с этим? Что она предпринимает в связи с этим. – Морин дернула головой в сторону Джиллиан. – Что-то в этом деле очень скверно пахнет, и у меня есть не только конституционное право, но и гражданская обязанность действовать в связи с этим.

– Морин Хэверил, защитница свободного мира, – насмешливо протянул Гриффин.

– Чертовски верно!

– Ты, наверное, заново перечитала свои собственные репортажи а?

– Ах ты, сукин сын...

– Мне очень жаль, что Сильвия Блэр погибла, – вдруг тихо промолвила Джиллиан.

Все головы разом повернулись к ней.

– Что? – спросила Морин.

– Мне очень жаль, что Сильвия Блэр погибла, – повторила Джиллиан. – Я глубоко сочувствую ее родным.

Морин отступила на шаг от Гриффина, яростно махнула рукой, подавая знак Джимми, и проворно нацепила на лицо свое самое серьезное репортерское выражение. Эта женщина могла бы и расплакаться по команде. Гриффин однажды видел, как она это проделала, вырвав волосок из носа.

– Верите ли вы, что Эдди Комо и был тем самым Насильником из Колледж-Хилла? – обратилась она к Джиллиан, сунув микрофон ей под нос.

– Я верю, что полиция провела полное, всестороннее и ответственное расследование.

– Мисс Хейз, но погибла еще одна девушка.

– Это трагедия, которую мы ни в коем случае не должны выпускать из нашего поля зрения.

Морин нахмурилась:

– Вы, конечно же, понимаете, что существует связь между нападением на Сильвию Блэр и Насильником из Колледж-Хилла.

– У меня нет сведений, что полиция усматривает такую связь.

– Точнее, вам не хочется, чтобы полиция установила такую связь, не правда ли, мисс Хейз? Ведь если бы полиция установила такую связь, это означало бы, что они ошибались в отношении Эдди Комо и вы с вашими подругами весь последний год занимались гонениями на невиновного человека.

– Я весь последний год занималась тем, что помогала полиции и окружному прокурору в расследовании действий того, кто зверски изнасиловал и убил мою девятнадцатилетнюю сестру. Думаю, что всякий потерявший кого-то из горячо любимых близких в состоянии это понять.

– Даже за счет невиновного человека?

– Речь идет только о человеке, который зверски убил мою сестру. О нем, и ни о ком другом.

– А что вы скажете насчет голословных утверждений, которыми вы с вашей группой, так называемым «Клубом непобежденных», способствовали судебной ошибке? Ведь это вы превратили общественность в обозленную толпу, объявили охоту на ведьм и добились того, что публика начала неистово требовать ареста?

– Полагаю, граждане Провиденса должны возражать против того, что их считают обозленной толпой.

Морин поморщилась. Джимми сделал ошибку, именно в этот неподходящий момент направив объектив камеры на ее лицо. Она свирепо махнула ему рукой.

– Сильвия Блэр погибла, – отчеканила Морин.

Джиллиан безмолвно выжидала.

– Эдди Комо мертв.

Джиллиан продолжала молчать.

– Полиция имеет еще одно неопознанное тело в морге – с парковки перед художественной школой. А это уже три покойника за последние двадцать четыре часа.

Джиллиан по-прежнему хранила молчание. Морин сменила тактику.

– В тот день, когда полиция арестовала Эдди Комо, вы сказали, что рады поимке преступника. Вы стояли рядом с Мег Песатуро и Кэрол Розен на ступенях мэрии и публично заклеймили Эдди Комо, назвав его Насильником из Колледж-Хилла.

– У полиции были неопровержимые доказательства...

– Но погибла еще одна девушка! Изнасилована и убита точь-в-точь как ваша сестра!

– И я скорблю о ней!

– Скорбите? – возмущенно взвилась Морин. – Ваша скорбь не поможет делу. Ваша скорбь не вернет мистеру и миссис Блэр их юную прекрасную дочь.

– Это не наша вина... – Джиллиан покачала головой. Ее самообладание начало давать сбой, в голосе появились гневные нотки. Гриффин попытался поймать ее взгляд, но она не смотрела на него.

– Вы давили на правосудие, – настаивала Морин.

– Мы стали жертвами насильника! Естественно, мы давили на правосудие!

– Вы заявляли жителям города, что они не могут чувствовать себя в безопасности, пока Насильник из Колледж-Хилла не окажется за решеткой.

– Так оно и есть!

– Вы проводили многочисленные пресс-конференции и тем самым оказывали громадное давление на полицию Провиденса, чтобы добиться ареста.

– Четыре женщины подверглись нападению. Полиция и без того находилась под громадным давлением!

– Вы радовались, что Эдди арестован.

– Да, я радовалась, что Эдди арестован!

– Да? Значит, вы это признаете? Что ж, а какие у вас ощущения по поводу его смерти? Не желаете ли выпить еще шампанского, мисс Хейз? Не каждый день кто-то произносит тосты в честь убийцы невиновного человека.

Джиллиан растерялась, захваченная врасплох. Она слишком поздно распознала ловушку. Слишком поздно посмотрела в камеру Джимми расширенными, оцепенелыми глазами. Волосы ее беспорядочно разметались, щеки горели от возмущения.

– Убийство – это не правосудие, – негромко произнесла она, но эти слова уже не имели никакого значения. Морин отсняла нужный ей материал, и все они это знали. Репортерша улыбнулась, на сей раз совершенно искренне, и сделала знак Джимми, чтобы тот выключил камеру.

– Благодарю вас, – произнесла она, опуская микрофон.

– Вы действительно думаете, что помогаете делу? – спросила Джиллиан.

Журналистка пожала плечами:

– Я все равно не напорчу больше, чем напортили вы, не так ли?

– Так это моя вина?

Морин жестко глянула на нее:

– Вы что, полная идиотка? Вы когда-нибудь просматривали свои старые пресс-конференции, мисс Хейз? Вы когда-нибудь видели себя на пленке? Вы умеете преподносить информацию в нужном свете. Вы умеете делать это получше иных политиков. Всегда хладнокровная, уравновешенная, логичная, вы обстоятельно рассказывали публике, что произошло с вами, с Мег и Кэрол. Умело напоминали людям, что в следующий раз это может случиться с их дочерьми.

Вы не просто вставляли себя в эту историю. Вы сами и становились этой историей. Даже я сочувствовала вам и двум другим женщинам. Черт, в день ареста Эдди Комо несколько журналистов даже выпили за ваше здоровье. Но это было до Сильвии Блэр. Бесспорно, вы несете ответственность за то, что произошло вчера. Вполне возможно, если бы вы так не кипятились, полиция провела бы более тщательное расследование. Возможно, если бы полиции не пришлось тратить столько времени и сил на то, чтобы реагировать на ваше появление в теленовостях, они бы уделяли больше внимания делу. Спросите вашего друга Гриффина.

– Я тоже люблю тебя, Морин, – отозвался Гриффин.

Она сверкнула белозубой улыбкой.

– Вот что придает моей работе такую значимость.

– Нет неопровержимых доказательств того, что Эдди Комо невиновен, – настаивала Джиллиан.

– Расскажите это Сильвии Блэр.

– Это мог быть подражатель.

– Вы хотели бы публично заявить об этом?

Джиллиан промолчала.

– Я так и думала, – кивнула Морин. – Да, именно так я и думала!

Они с Джимми залезли в свой микроавтобус. Пришли, увидели, победили. Перед тем как захлопнуть дверь, Морин весело помахала им рукой.

– Не надо вам слушать ее репортаж, – сказал Гриффин, когда фургон телевизионщиков скрылся из виду.

Джиллиан улыбнулась:

– Но я все равно буду слушать. И Мег с Кэрол тоже будут. Посреди ночи мы только и сможем думать о том, что она сказала. Мы же женщины. Мы так устроены. – Она повернулась и пошла к своей машине.

– Джиллиан... – Гриффин схватил ее за руку. От этого прикосновения оба вздрогнули. Оба растерянно уставились на его руку, держащую Джиллиан возле локтя, пока пальцы Гриффина не разжались. – Фитц хорошо вел расследование. Я хорошо веду расследование. Мы непременно докопаемся до подноготной этого дела.

Джиллиан посмотрела на небо:

– Осталось четыре часа до того, как стемнеет, Гриффин. Я спрашиваю себя: какая еще студентка или просто молодая женщина будет возвращаться домой одна сегодня вечером? Или, может, корпеть над книгами, или грезить о своем возлюбленном, или просто отдыхать перед телевизором. Я спрашиваю себя, какую оплошность совершает сейчас эта девушка, которая затем будет стоить ей жизни.

– Вы не должны так думать.

– Да, но я думаю. Если уж однажды подверглась насилию, очень трудно думать о чем-то другом. Этот мир – весьма опасное место, сержант. И я до сих пор еще не сталкивалась ни с чем, что вселяло бы в меня надежду.

Глава 25
Гриффин

– Есть хорошие новости, – докладывал с другого конца телефонной линии детектив Уотерс. – Эдди Комо все-таки мертв.

– Ну а теперь что-нибудь такое, чего я не слышал в последнее время. – Гриффин проезжал под Тауэрсом, по Оушн-роуд, держа путь в Провиденс и прижимая к правому уху сотовый телефон. Еще месяц – и этот кусок Наррагансета превратится в сплошную автостоянку для рехнувшихся туристов. Что поделаешь, прелести летнего сезона.

– Сегодня после обеда судмедэксперт подтвердил принадлежность отпечатков пальцев, – продолжал Уотерс. – Наш убитый – несомненно Эдди Комо. Есть еще одна хорошая новость. Полиция Провиденса только что идентифицировала поджаренный труп со стоянки.

– Да что ты!

– Парень с армейским послужным списком. Гас Дж. Олсон, бывший житель Нью-Йорка. Обрати внимание: восемь лет служил в армии, был там снайпером.

– Ага, так наша интуиция сыщиков опять не подвела. Как ни крути, есть-таки шестое чувство.

– Ладно, можешь поглаживать себя по головке сколько угодно. Все равно это заслуга городских копов. Пока мы тут разговариваем, они сопоставляют полученный в судебном порядке список военных заслуг Олсона с данными его банковских счетов. У него остался отец, считающийся ближайшим родственником и наследником. Он тоже проживает неподалеку от Нью-Йорка, так что можно держать пари – у Боза с Хиггинсом очередной праздник.

– А что, расстояние в один дорожный рейс, – живо откликнулся Гриффин. – Боз и Хиггинс работали в следственном управлении городской полиции Провиденса пятнадцать лет. Поскольку Провиденс был главным промежуточным пунктом на шоссе I-95, своего рода коридором, соединяющим Нью-Йорк и Бостон, то множество здешних преступлений по раскрытии находили свое место в следственных архивах Нью-Йорка или Бостона. Каким-то образом в Нью-Йорк всегда откомандировывались Боз и Хиггинс. Поговаривали, что у них пунктик насчет бродвейских шоу.

– Учитывая военное прошлое Олсона, – развивал свою мысль Уотерс, – наша теория о наемном убийце выглядит вполне уместно. Конечно, Провиденс хочет также проверить, нет ли связей с мафией.

– С такой фамилией, как Олсон?

– Эй, ты что, с луны свалился? Мир теперь – одна большая глобальная деревня. Все стало многонациональным, в том числе и мафия.

– Bay, стоит человеку год не побыть на работе, как на него уже надвигается весь геополитический преступный мир. Кто бы мог подумать? – Гриффин подъехал к съезду на Северное шоссе №1 и двинулся вверх к эстакаде. – Есть уже что-нибудь от начальника пожарной охраны?

– Через два дня-то? Ты оторвался от жизни.

– Я предпочитаю термин «оптимист». Слушай, Майк, не свяжешь ли меня с ребятами из отдела финансовых преступлений? Передай им, что недостающие на счету двадцать тысяч Джиллиан Хейз пожертвовала крэнстонскому приходу. Священник подтвердил пожертвование, но мы не должны распространяться насчет деталей.

– Поскольку ты и не сообщаешь мне никаких деталей, это будет не слишком трудно. А ты сам разве не возвращаешься в штаб-квартиру?

– Нет, я еду повидаться с Дэном Розеном.

– Повидаться с Дэном Розеном? – Голос Уотерса стал напряженным, и вслед за этим в трубке повисла довольно красноречивая тишина. Гриффин понял. Теоретически ведущему следователю по делу не полагалось суетиться самому; его задача – сидеть в штаб-квартире управления, осуществляя общее руководство и координируя работу сыщиков вроде Уотерса, в обязанности которого как раз и входили подобные допросы и беседы. И если Гриффин в ближайшее время не появится в центре управления, то уже очень скоро услышит от лейтенанта пару ласковых слов. И слова эти ему не слишком понравятся.

– Чем ты занимаешься, Гриффин? – спросил наконец Уотерс.

– У меня есть одна гипотеза. Я хочу проверить ее до конца.

– Поделись ею со мной. Я тоже могу проверить ее до конца.

– Верно, но я подумал, что тебе будет приятнее провести послеобеденное время в баре.

– Как?

– Мне нужно, чтобы ты съездил в Крэнстон, – терпеливо объяснил Гриффин. – Мне нужно, чтобы ты обошел все бары, пабы, рюмочные в ближайшем соседстве с домом Эдди Комо. Еще я хочу, чтобы ты показал барменам фотографию Эдди Комо и порасспросил, много ли времени он там проводил, а главное – с кем.

Снова молчание. На этот раз долгое.

– Гриффин...

– Знаю.

– Если Фитц пронюхает это, он разъярится как черт.

– Фитц таким и родился – разъяренным как черт. С этим ничего не поделаешь. Кроме того, именно потому я и хочу, чтобы это сделал ты. Я рассчитываю на твое обаяние.

– Черт подери, Гриффин, тут никакое обаяние не поможет. В таком маленьком штате, как наш, все распространяется молниеносно. Городские решат, что мы вынюхиваем что-то насчет их дела об изнасилованиях, и затем их лейтенант начнет орать по телефону на нашего лейтенанта. А Морелли не любит, когда на нее орут, или ты не замечал?

– Послушай, у нас есть тело. Наша задача – выяснить, кто в это тело стрелял. Разработать портрет убитого, дополнить эту картину именами друзей и знакомых – все это Не выходит за рамки нашего расследования.

– Это ты так говоришь. – Уотерс не покупался на такие байки. Так же как и Фитц.

– Если кто-нибудь спросит, просто говори, что это я тебя послал, – сказал Гриффин. – Я приму удар на себя.

– Ты же знаешь, я не об этом...

– Крэнстонский акцент, Майк. Я ищу кого-то, кто хорошо знал Эдди, кто вырос в Крэнстоне и кого могли бы случайно видеть в брюках хаки и рубашке на пуговицах. Может, я заблуждаюсь. А может, и нет. В общем, мне нужно, чтобы ты сделал это.

– Ну и ну! Вот мура! – Уотерс выдохнул большую порцию воздуха, что означало согласие. – А если я найду этого таинственного типа?

– Тогда, пожалуй, я почувствую еще большую растерянность, чем сейчас, но в более приятном смысле.

– Ну и ну! – опять сказал Уотерс, и Гриффин почти воочию увидел, как худой, сухопарый детектив изумленно вращает глазами, не находя слов.

– Не нравится мне это их дело об изнасиловании, – вдруг резко, напрямик рубанул Гриффин.

– Я слышал об этом.

– Что-то в этом деле... не знаю... Что-то там не лепится.

– Понимаешь, ты ведь отсутствовал некоторое время. Первое дело по возвращении...

– Хочешь сказать, что мне следует играть по правилам?

– Это не повредит.

– Да, но как я тогда получу какое-то удовольствие?

Опять молчание. Еще более странное. Гриффину это молчание не понравилось.

– Гриф, мне звонили из тюрьмы, капрал Шарпантье, – промолвил наконец Уотерс.

Гриффин вначале не ухватил, а затем до него дошло...

– Нет!

– Да. Боюсь, что так. Старый добрый Дэвид Прайс обратился к нему сегодня утром. Он утверждает, что получил информацию относительно Эдди Комо и хочет немедленно поговорить с тобой. Думаю, мы не должны удивляться. Твое лицо было в утренних «Новостях», и, видит Бог, Прайс рад всякому случаю пощекотать тебе нервы.

– Проклятие!.. – Гриффин в досаде ударил по рулевому колесу. Подумал о своем бывшем соседе. Подумал о Синди. Потом снова врезал по баранке; на сей раз так, что почувствовал в руке острую боль. Необходимо сохранять спокойствие. Маленький психопатический заскок.

– Почему я вообще удивляюсь? Ведь этот ублюдок только вчера прислал мне письмо – поздравил с новым делом. Конечно же, он тоже рвется участвовать.

– Он уже знал о расследовании? Но ведь если письмо пришло вчера, он должен был отправить его в субботу, Гриф. Еще до того, как Эдди застрелили.

– Да, да, да, я знаю! Он просто прислал поздравление с новым делом. Не с делом Эдди Комо, не с делом Насильника из Колледж-Хилла – просто с новым делом. Это же Дэвид Прайс, ты забыл, что он за птица? Король головоломок. Ему скучно, он жаждет какого-нибудь развлечения. И теперь, когда я вернулся к работе, пытается обманом втереться на этот праздник. В любом случае какую такую информацию он может иметь об Эдди Комо? Да, они одновременно сидели в одной тюрьме. Но там же сидят еще три тысячи таких придурков. Эдди содержался в предвариловке, верно?

– Да.

– А Прайс портит воздух в «Стил-Сити», верно?

– Да.

– Отсюда следует, что Дэвид Прайс ни черта не знает.

– Сокамерник Эдди, – подсказал Уотерс.

– Сукин сын!

– Да, бывший сокамерник Эдди Комо по следственному изолятору, Джимми Вудс, уже прошел через суд. Получил три месяца отсидки в «Олд Макс» за попытку кражи со взломом. Прайс уверяет, что Джимми Вудс о чем-то проболтался и что за небольшое послабление он, Прайс, готов сообщить нам сенсационную новость.

– Небольшое послабление! – с отвращением бросил Гриффин точно сплюнул. – Прайс замучил десятерых детей. После всего этого нет ничего такого, что помогло бы ему добиться от нас послабления. Он совершил свои преступления в штате, где не существует смертной казни. Ему и так здорово повезло.

– Никто с тобой и не спорит.

– Тогда почему я чувствую, что здесь что-то не так? Почему мне так тошно это слушать?

– Ситуация не из приятных, Грифф. Ты сегодня еще не был в штаб-квартире, так позволь рассказать тебе. Телефон разрывается – постоянно звонят сверху, от полковника. Население напугано. Те, у кого есть молодые дочери, трясутся от страха. Мы с тобой знаем Дэвида Прайса. Капрал Шарпантье знает Дэвида Прайса. Черт возьми, лейтенант, майор, полковник – все они знают Дэвида Прайса. Но с другой стороны, ни мэр, ни правительство...

– Первый же человек, который захочет вступить в серьезный диалог с Дэвидом Прайсом, получит подробные цветные фотографии с места преступления, – ледяным тоном заявил Гриффин. – Мне наплевать, пусть это даже будет чертов губернатор. Мы прояснили этот вопрос?

– Прояснили, – не сразу последовал ответ.

– Майк...

– Когда ты закончишь беседовать с Дэном Розеном?

– Не знаю. Пожалуй, часов в шесть.

– Я приду к этому времени.

– Майк, мне не требуется...

– Нет, требуется. Увидимся в шесть. И не беспокойся. На этот раз я надену маску.

* * *

К тому времени как Гриффин добрался до фешенебельного жилого района Провиденса, где располагался дом Розенов, его настроение изменилось. Он слишком много думал. Это всегда было его проблемой. Он думал о бледных чертах Мег. Думал о горькой улыбке Кэрол. Думал о Джиллиан, которая даже не имеет возможности вволю погоревать о своей сестре, потому что какая-нибудь беспардонная репортерша тут же сваливается на нее как снег на голову.

А потом он стал думать о Тане и пухлощеком Эдди-младшем. Он думал о человеческих жизнях, не имеющих перспективы, и о тех людях, с которыми сталкивался ежедневно и о которых знал, просто нутром чуял, что очень скоро столкнется вновь: в тюрьме, в суде, на заднем сиденье полицейского автомобиля. О людях, чья жизнь представляла собой вечный порочный круг, которому нет конца.

А потом Гриффин опять начал думать о том треклятом подвале и о жизнях, которые мог бы спасти, если бы не думал так много. Он думал о Синди. И о Дэвиде. Думал о такой чертовщине, о какой до сих пор не говорил никому – ни братьям, ни отцу, ни славной маленькой докторше-психотерапевту, задачей которой было привести его голову в порядок.

Мир порой бывает страшен и дьявольски омерзителен. Слишком похож на боксерский ринг. Вновь и вновь получаешь удары и вновь и вновь поднимаешься. Майк прав. Ему сейчас необходимо движение, надо выйти на пробежку. Опять начать истязать боксерскую грушу. Гриффин чувствовал потребность как можно скорее выплеснуть снова накопившуюся неистовую горечь и злость на что-нибудь неодушевленное, а не то вновь услышит то страшное гудение в ушах. И тогда его руки и ноги начнут действовать сами по себе, без его ведома. Вместо того чтобы просто спокойно есть и пить, как нормальный человек, он превратится в какого-то гигантского нескладного зайца на батарейках «Энерджайзер», который как сумасшедший все бежит, бежит, бежит – с тем чтобы через пять бессонных суток, когда кончится заряд, рухнуть замертво.

Некоторые копы, сгорая на этой работе, погружались в апатию. Гриффин впадал в другую крайность. Его нервное расстройство сопровождалось повышенной тревожностью. Это означало, что, испытав стресс, он уже не мог успокоиться. Груз нервного возбуждения нарастал и нарастал, пока уже никакой бег, никакое поднятие тяжестей, никакое боксирование, или что там еще, не давали результата. Тогда он мог бы переломать себе руки и даже не почувствовать. Он мог шагать без остановки три дня и все равно был не в силах успокоиться, даже когда наконец ложился в кровать. Руки дрожали, колени ходили ходуном, и он становился похож на настоящего буй-нопомешанного. Потом, через шесть-семь дней подобного напряжения, запас его сил иссякал, и Гриффин тяжело валился, словно человек, накачавшийся кокаином.

Тогда он попадал в самую опасную зону. Физически и эмоционально у него ничего не оставалось в запасе, он был полностью опустошен, но гнет все равно не покидал его. Жена умерла, сосед и приятель оказался детоубийцей, работа изматывала. Первое время Гриффина поддерживали близкие. Братья по очереди дежурили в его доме, чтобы он не оставался один. Они помогли ему преодолеть самый страшный период. Потом передали эстафету ему самому.

Теперь Гриффин начал учиться тому, как пресекать стресс в зародыше. Хорошо питаться, высыпаться, пять раз в неделю заниматься аэробикой в спортзале. Таким способом он каждый день выпускал пар. Это было не так уж легко, но и не слишком трудно. К тому же в те тяжелые дни ему помогало то, что он думал о Синди. Она так упорно боролась за жизнь. Даже когда рак начал блокировать работу внутренних органов, лишил ее голоса и иссушил ее плоть, выпил из нее все соки. Даже на пороге скорбного конца, когда она могла общаться только с помощью век и когда не было больше сил даже держать его за руку, Синди все равно боролась. Так как же он смеет сдаться?..

«Глубже дыхание, – сказал он себе сейчас. – Сосчитай до двадцати. Ты не в силах изменить мир, но можешь каждый раз делать его чуточку лучше».

Гриффин вышел из машины. Закрыл дверцу. Вдохнул, выдохнул. Испытал искушение снова распахнуть дверцу и с силой захлопнуть, но подавил этот импульс. «Просто дыши глубже». Потом взошел по ступеням парадного крыльца старого викторианского дома и постучал в покрытую темными пятнами дверь. Постучал несколько жестче, чем нужно, но не слишком свирепо. Никто не ответил, хотя Гриффин слышал доносящиеся изнутри голоса.

Он постучал снова, сосчитал до десяти, потом постучал еще и продолжал стучать, пока не дошел до тридцати и наконец не услышал щелчок. Кто-то отодвинул медную панель, закрывавшую дверной глазок. Еще через секунду дверь отворилась, и на пороге появилась Кэрол Розен. На ней была пижама в синюю клетку, застегнутая наглухо, до самого подбородка, несмотря на то что на улице было довольно тепло. Щеки ее подозрительно рдели. Глаза имели стеклянный блеск.

Пьяна, тут же заключил Гриффин, хотя, когда она качнулась вперед, не уловил в ее дыхании запаха спиртного. Значит, водка.

– Я... с вами... не буду говорить, – сказала она, вцепившись рукой в дверной косяк.

– Ваш муж дома?

– Не-а.

– В офисе мне сказали, что его нет на работе.

– Ну и дома тоже.

– Миссис Розен...

– Поищите у его подружки. – Глаза ее заблестели ярче. Она уткнула в Гриффина палец, и он впервые обратил внимание на костяшки пальцев на ее правой руке. Они кровоточили. Он пристально посмотрел на Кэрол, но она, похоже, даже не заметила этого. – Только не здесь. Только не здесь. Должно быть, у девушки.

– У вашего мужа есть девушка?

– Именно это я и сказала.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Но держу пари, ее никто никогда не насиловал. А вы как думаете?

Гриффин промолчал.

– Хотите, я попрошу кого-нибудь побыть с вами, миссис Розен? Может, подругу или родственницу, кто посидел бы с вами некоторое время?

Она взмахнула пальцем и сильно качнулась вперед, однако удержалась, крепче вцепившись в дверь.

– Только не репортера! Ненавижу их! Телефон звонит... без умолку! Расскажите нам об Эдди! Как насчет бедной студентки Сильвии Блэр... Красавицы Сильвии Блэр... Эдди мертв, а женщины продолжают гибнуть...

– Может, пригласить к вам мисс Песатуро или мисс Хейз?

– Мег ни черта не знает. Она слишком молоденькая. – Кэрол вздохнула. Потом склонила голову набок, и длинные светлые волосы заструились по плечу. – Юная, нежная и невинная. Как по-вашему, я была когда-нибудь такой же юной, нежной и невинной? Я не помню... Даже еще до Эдди... Я не помню.

– Тогда, может, мисс Хейз? – с надеждой спросил Гриффин. Но все было впустую.

– Она меня терпеть не может, – заявила Кэрол. – Я слишком сильно поломана. Джиллиан любит только тех, кого может починить. Наставить на путь. Совершенствуйся! Шагай в ногу с нашей программой! Бери свою жизнь в свои руки! Джиллиан – настоящая Опра Уинфри[30]30
  Афроамериканская актриса кино и телевидения; ведущая телевизионного ток-шоу.


[Закрыть]. Хотя нет – она не черная.

– Так вы считаете, у вас все образуется? Как вы думаете, миссис Розен?

– Я не могу иметь детей, – угрюмо произнесла она. – Спорим, что подружка Дэна может? Спорим, она может выключить телевизор в любой момент, когда пожелает? Спорим, она никогда не спала в пустой ванне и не страдает навязчивой идеей задвигать засовы на окнах? Вероятно, она также никогда не стреляла в Дэна. С этим трудно тягаться.

– Миссис Розен. – Но она была совершенно пьяна. Гриффин сделал еще один глубокий вдох, потом понял, что это не помогает. Но, так или иначе, у него оставалась работа, которую нужно было выполнить, и ее опьянение упрощало ему жизнь. Он сказал: – Дэн когда-нибудь говорил с вами о деньгах?

– Нет.

– Содержать такой дом, должно быть, недешево.

– Новая водопроводная система – вещь недешевая, ты же понимаешь, – нараспев проговорила Кэрол, подражая кому-то.

– Значит, денежные обстоятельства были стесненными?

– Господи, Кэрол, кто-то же должен платить за все это.

– Очень стесненными.

– Мег с Джиллиан считают, что мы должны продать этот дом. А я почти все в нем выбирала своими руками. Эту дверь, например, я сама выбрала. – Кэрол погладила дверь. – Эту лепную накладку, ее я тоже подбирала. Она нежно дотронулась до дверного косяка. – Здесь очень многого не хватало. Сгнило, пооторвалось. Что-то поснимали, заменили дешевой сосновой отделкой. Я читала книжки. Выдирала старые картинки с изображением викторианских домов, толковала со специалистами по реставрации. Никто не любил этот дом больше, чем я. А сейчас, Господи, хоть бы он сгорел дотла!