Текст книги "Сатирические очерки"

Открытие великой истины[267]267
  Статья была опубликована в журнале «Испанское обозрение» 5 сентября 1834– г. и посвящена происходившим за три дня до этого дебатам в кортесах.


[Закрыть]

Говорят, что великие политические потрясения ни к чему не приводят. Это ложь! Дикая ложь! Именно из столкновения тел и мнений рождается истина. Так, из двухдневных дебатов, например, родился весьма новый и ясный принцип. Может быть, вам неизвестно, что было открыто у нас в Испании, здесь в Мадриде, нынче, совсем недавно, не далее как два дня тому назад? Было открыто, установлено и определено, что закон охраняет и гарантирует личную свободу. [268]268
  2 сентября в кортесах обсуждалась петиция о политических свободах испанского народа, которую обе палаты должны были представить Марии-Кристине. В проекте петиции 1 статья гласила: «Личная свобода охраняется и гарантируется; а посему никакой испанец не может быть принужден делать то, чего не требует закон». Обсуждение статьи носило бурный характер, и при голосовании она не была принята, так как голоса разделились. Вместо этой статьи была принята формулировка, которую приводит Ларра, формулировка, лишавшая эту статью какого-нибудь реального значения.


[Закрыть]Эта истина хранилась в тайне от всех, не была никому известна, никто не подозревал о ней. Понадобились бурные события в Ла Гранхе, падение трех кабинетов, амнистия, возвращение на родину эмигрантов, мятеж наследного принца, последовавшего дурному совету, [269]269
  5 августа 1834 г. товарищ министра юстиции Николас-Мария Гарельи употребил эту формулировку в своем представлении королеве. Эта попытка оправдать поведение дон Карлоса вызвала всеобщее возмущение.


[Закрыть] четырехсторонний союз, война в Бискайе, принесение взаимных клятв и торжественных заверений, издание Статута, появление основных законов, возрожденных в обличий членов Палаты знати, национальное представительство, двухпалатная система, проведение двух дискуссий, перемещение в министерских должностях, голосование с ничейным результатом при одном воздержавшемся, хотя и воздерживаться-то было ни к чему, – все это понадобилось только для того, чтобы извлечь со дна политического ковчега великую истину: закон охраняет и гарантирует личную свободу. Теперь мы, слава богу, знаем это. Girolamo, [270]270
  Girolamo (Джироламо) – один из популярных персонажей итальянской народной комедии.


[Закрыть]lo sappiamo, [271]271
  Джироламо, мы это знаем (итал.),


[Закрыть] – скажут нам. Sappete!!! [272]272
  Знайте!!! (итал.)


[Закрыть]Раньше мы никогда этого не знали, мы узнали об этом только теперь и уж больше никогда не забудем.

Разве можно теперь лишить нас этого преимущества! Коперника в какой-то момент осенила мысль о том, что земля вращается вокруг солнца; в какой-то момент Гассенди[273]273
  Гассенди, Пьер (1592–1655) – французский философ-материалист, физик и астроном.


[Закрыть] понял, что тела обладают свойством тяготения; валявшееся стеклышко открыло Ньютону свойства призмы; проводя наблюдения над тычинками и плодниками, Линней[274]274
  Линней, Карл (1707–1778) – выдающийся шведский естествоиспытатель.


[Закрыть] вдруг обнаружил различие полов у растений. Но понадобились долгие века угнетения и реорганизация министерства, чтобы обнаружить ту великую истину, что закон может что-то охранять и что-то гарантировать. Разница между естественнонаучными истинами и политическими состоит в том, что первые берутся, так сказать, голыми руками, вторые – целыми столетиями скрываются за министерской чехардой. Стоит только открыть дискуссию, обсудить тот или иной параграф, провести реорганизацию министерства – et voilà la vérité. [275]275
  Вот она, истина (франц.).


[Закрыть] Она так и бьет мощной струей, обдавая всех стоящих вокруг. Уф!

Итак, закон охраняет и гарантирует личную свободу. С того момента как это положение принято и одобрено, никто не может не считаться с ним. Какой же разбойник отважится теперь снова грабить, какой убийца снова решится пойти на преступление? Разве мятежники осмелятся теперь поднять голову и, наконец, разве карлисты не вынуждены будут отказаться от своей прежней деятельности?

Итак, дискуссии поистине необходимы. В этом весь секрет. Раз закон охраняет, значит, закон – вовсе не такая плохая вещь, как это обычно полагают, У нас теперь есть закон – это ли не открытие истины! Слава революции, слава бурным многодневным дискуссиям, слава мероприятиям по реорганизации министерств и, наконец, слава, вечная слава открытию великой истины.

Министерский клеврет[276]276
  Статья опубликована в журнале «Испанское обозрение» 16 сентября 1834 г. Хотя статья и посвящена описанию характерных «свойств» министерского клеврета, но, конечно, острие сатиры направлено против правительства, создающего своих клевретов но своему образу и подобию.


[Закрыть]

Какое мне дело до того, что Локк[277]277
  Локк, Джон (1632–1704) – английский философ-сенсуалист, утверждавший, что все наши знания основываются на опыте и ощущениях.


[Закрыть] так изощряется в остроумии, пытаясь доказать отсутствие врожденных идей у человека, или что, согласно девизу его школы, «Nihil est in intellectu, quod prius non fuerit in sensu»? [278]278
  В сознании нет ничего такого, чего прежде не было у нас в чувствах (лат.).


[Закрыть]Никакого! Может быть, Локк был просто фантазером, в таком случае – не он первый, не он последний. Все же что-то с Локком было неладно. Да будет известно читателю, что он всегда был запрещенным автором в нашем отечестве! И не говорите мне, что на него косились как на революционера; между нами говоря, Локк ведь никогда не был эмигрантом, он непричастен к Конституции двенадцатого года, не занимал никаких постов в двадцатом, не был журналистом, не служил в городской милиции, Зa либерализм его тоже не преследовали, потому что в его времена в Испании еще и не знали, что такое министры-либералы. Однако, хотя свои слова об идеях Локк и не предназначал для Испании, что было весьма благоразумно, и хотя его нисколько не тревожило то, что отцы-цензоры из ордена Милости и монастыря Победы[279]279
  …отцы-цензоры из ордена Милости и монастыря Победы… – В то времена монахи этих мадридских монастырей осуществляли правительственную и духовную цензуру.


[Закрыть] приговорили к сожжению его опасные силлогизмы, – досталось ему поделом.

Хотел бы я увидеть господина Локка в Мадриде в наши дни и посмотреть, продолжал бы он утверждать, что человек, родившийся слепым и глухим, не может иметь никаких идей, связанных с зрением и слухом. Доказано, что если человек к известному возрасту плохо видит и слышит, то он никогда ничего не видел и уж не увидит. Однако же я знаю в Мадриде людей известного возраста, да не одного или двух, а по крайней мере пятерых, которые так– же хорошо видят и слышат, как я летаю. Но попробуйте-ка заговорить с ними об идеях; у них не только есть идеи, но еще и такие, что лучше бы их не было! В том, что это врожденные идеи, я сомневаюсь в той же мере, в какой мне известно, что никогда мне не быть министерским клевретом. Если эти идеи и не рождаются вместе с человеком, то они рождаются с получением должности. Все к тому же отлично знают, что человека делает человеком только служба.

Может быть, в том, что я говорю, не все ясно, и это потому, что знаменитейшие философы, разные Кондильяки и Дестюты де Траси[280]280
  Этьен-Боно де Кондильяк (1715 – 17^0) – известный французский философ-сенсуалист; Дестют де Траси (1754–1836) – французский философ.


[Закрыть] говорят только о человеке, об этом избранном творении природы, а я буду говорить о министерском клеврете, этом избранном творении правящей породы. Исследовать, чем отличается министерский клеврет от человека, – это дело, требующее основательного разбора, тем более что я, очевидно, первый журналист, занявшийся этой породой, которая еще не зарегистрирована ни в одном труде по зоологии. Древним, вероятно, это существо не было известно, и поэтому ни один из авторов не упоминает его среди чудес древнего мира; его не отыскали при раскопках Геркуланума,[281]281
  Геркуланум – город в древней Италии, погребенный под пеплом Везувия в 79 г. и раскопанный в 1711 г.


[Закрыть] и Колумб не встретил ни одного подобного экземпляра среди открытых им индейцев. А из современных авторов – Бюффон не упоминает его среди разумных существ, и Вальмон де Бомар не обнаружил его, не относят его к миру растений Жюссье, Турнфор и де Кандоль, не упоминает Кювье среди ископаемых, и у барона фон Гумбольдта в описаниях его дальних странствий мы не находим ни единой строчки,[282]282
  Бернар до Жюссье (1699–1770) и Жозеф де Турнфор (1656–1708) – французские ботаники; Огюст-Пирам де Кандоль (1778–1841) – швейцарский ботаник; Жорж Кювье (1773–1838) – известный французский естествоиспытатель, создатель сравнительной анатомии и палеонтологии; Александр Гумбольдт (1769–1859) – известный немецкий естествоиспытатель, именем которого назван ныне Берлинский университет в Германской Демократической Республике.


[Закрыть] которая свидетельствовала бы о его существовании. Однако сказать, что он не существует, значило бы отрицать истину, а видит бог, я скорее решусь порицать и истину и министерскую карьеру, чем отрицать их, тем более что в мире несомненно имеется немало очень отрицательных чиновников.

Министерский клеврет, возможно, вовсе даже не человек, но он очень на него похож, в особенности внешне: тот же вид, та же осанка. Безусловно, это не растение, потому что его не выращивают и не собирают; скорее он мог бы принадлежать к царству минералов, во-первых, потому, что министерская карьера – своего рода золотая жила, а во-вторых, потому, что министерский клеврет создается и растет путем напластования.

То, чем являются в царстве минералов перекрывающие друг друга пласты, тем служат здесь следующие друг за другом чины. Минерал откладывается по слоям, министерский клеврет складывается по чинам; но все же, строго говоря, он не относится и к этому царству. Что же касается животного мира, мы слишком вежливы, чтобы поместить его туда. Министерский клеврет ближе всего к художественному изделию, чем к чему-либо другому.

Его не порождают – его делают, его изготовляют. Человек – это сырье, тесто. Вы берете человека (разумеется, если вы министр, иначе ничего не получится), улыбаетесь ему и видите, как он начинает принимать какую-то форму, подобно тому, как перед живописцем на холсте выступают очертания фигуры, сделанные одним мазком кисти. Теперь следующим мазком в самое сердце наделите его надеждой, слегка отлакируйте его назначениями и поярче раскрасьте чинами, и вы увидите, как тут же у вас в руках он начнет склоняться, как лепестки стыдливой мимозы, согнет спину, отставит назад ногу, наклонит голову и начнет улыбаться всему, что бы вы ни сказали, – вот у вас и готов министерский клеврет. Из этого видно, что в изготовлении министерского клеврета есть нечто возвышенное, как это понимает Лонгин.[283]283
  Лонгин (210–273) – древнегреческий риторик и философ. Ему ошибочно приписывали сочинение «О возвышенном», высоко ценившееся еще в XVIII в.


[Закрыть] Бог сказал: «Fiat lux et lux facta fuit». [284]284
  Да будет свет, и стал свет (лат.) – фраза из библии.


[Закрыть] Министр улыбнулся, и был создан министерский клеврет. Бог создал человека по своему образу и подобию, сколько бы ни доказывал Вольтер, что имело место обратное; точно так же министр изготовляет чиновника по своему подобию. А уж когда он его сделал, он испытывает такое же чувство, как знаменитый греческий скульптор, который влюбился в свое создание,[285]285
  Намек на предание о Пигмалионе, легендарном скульпторе с острова Кипр.


[Закрыть] или как всевышний творец, который завершал каждое свое творение, как говорит библия, следующим выражением: Et vidit Deus quod erat bonum. [286]286
  И увидел бог, что это хорошо (лат.) – фраза из библии.


[Закрыть]Министр создал министерского клеврета и увидел, что сделал его хорошо.

Здесь я должен признаться, что, пожалуй, кое в чем смахиваю на материалиста; не настолько, чтобы сойти за одного из нынешних их представителей, но зато настолько, чтобы со мной в свое время могла расправиться некая зловредная покойница, которая фактически испустила дух четырнадцать лет назад, но которую министерство юстиции недавно юридически доконало.[287]287
  Имеется в виду инквизиция, которая была запрещена 9 марта 1820 г., а 15 июля 1834 г. это решение было вновь подтверждено.


[Закрыть] Это все я говорю потому, что привык высказывать свое мнение, когда чувствую к тому расположение духа, и утверждаю, вместе со многими физиологами и Галлем в том числе,[288]288
  Франциск-Иозеф Галль (1758–1828) – немецкий физиолог, создатель псевдонаучной френологии, утверждавшей, что о наклонностях и способностях человека можно судить но форме черепа.


[Закрыть] что душа приспособляется к форме тела и что материя в форме человека порождает идеи и страсти, точно так же как материя в виде апельсинового дерева приносит апельсины.

Материя, которая в форме депутата производит на свет разумные речи и мысли, отражающие интересы провинции, им представляемой, высыхает и видоизменяется, когда принимает форму министерского клеврета. Тут-то и проникают в нее врожденные идеи, то есть идеи, рожденные вместе с чином, как я утверждаю вопреки мнению философов. Именно с этого момента министерский клеврет становится частицей всех царств природы.

По своим способностям передразнивать он – обезьяна; он живет подражанием. Он не спускает глаз с хозяина. Тот делает какое-то движение? Смотрите, вот оно, как в зеркале, отразилось на лице чиновника. Встанет хозяин – обезьяна тотчас же вскакивает; усядется хозяин – садится и обезьяна. С другой стороны, он попугай; стоит сорваться слову у того, кто его учит, – оно сразу будет повторено. С министерским клевретом случилось то же самое, что с попугаем, о котором рассказывает Жуй; уцелев в морском сражении, куда он случайно попал, он затем всю жизнь, полный ужаса, повторял звук пушечной пальбы, которую тогда услышал: «Бум, бум, бум!», и ничего другого произнести не мог. Министерский клеврет только и знает, что эту пальбу: «Испания не созрела», «Еще не время», «Прошу слова для возражения», «Смею уверить, что я беру слово не для того, чтобы поддержать петицию, а только для того, чтобы высказать некоторые соображения…», и т. д. И все почему? Потому что у него в ушах вечно раздается пальба двадцать третьего года. Он только и видит, что Бич, [289]289
  «Бич» («El Zurriago») – сатирический листок, выпускавшийся в 1821–1823 гг. представителями крайней левой оппозиции, так называемыми «безрубашечниками».


[Закрыть] он только и слышит, что герцога Ангулемского.[290]290
  Луи-Антуан до Бурбон, герцог Ангулемский (1775–1844) – французский принц, сын короля Карла X; командовал интервенционистскими войсками, направленными Францией но решению Священного союза в 1823 г. для подавления испанской революции.


[Закрыть]

Он рак, потому что, не смущаясь, пятится от собственных мнений; он сосет мед, как пчела; скользит, как змея; изгибается, как ивовая лоза; проникает повсюду, как воздух; подчиняется течению, как вода; цепляется за все, как репейник; всегда указывает на свой полюс, как магнитная стрелка; поворачивается к солнцу, как подсолнечник; воздерживается, как добрый христианин, и тем самым он походит и на верблюда, потому что может долгие дни проводить в воздержании; в момент решающего голосования министерский клеврет поднимается и восклицает: «Воздерживаюсь!», хотя не исключено, что он, подобно тому же самому животному, при первом удобном случае с лихвой вознаградит себя за воздержание.

Министерский клеврет движется со скоростью реформ; это значит, что он не идет, а скорее раскачивается, не двигаясь с места. И, наконец, он по природе своей робок и боязлив, городская милиция – вот его пугало! Неизвестно, почему она внушает ему такой страх, ясно только, что он ее боится; подобно сумасшедшему, которому постоянно чудилась муха в носу, ему вечно мерещится ненавистная анархия, и он не переставая ищет ее повсюду, как Гусман[291]291
  Гусман, Антонио – известный комический актер, игравший главную роль дона Симплисио Бобадилья де Махадераио-и-Кабеса доль Буэй в комедии Гримальди «Ножка козочки».


[Закрыть] в «Ножке козочки» искал чертей в щелях потрескавшихся стульев.

В заключение скажем, что министерский клеврет это существо, которое обманет любого, так же как его хозяин. Все былые надежды, все его предшественники для него более не существуют, едва он добрался до министерского кресла; а по этому поводу я хочу рассказать читателям одну историю.

Для одной кастильской деревни, о названии которой я умолчу, выдался бедственный год. Народ собрался и решил обратиться за помощью к жителям соседней деревни, где были в почете чудотворные мощи какого-то святого, и попросить у соседей, как это водилось, священные останки и немного зерна для новых посевов. На просьбу ответили согласием. Через год к пострадавшим явился алькальд благоденствующей деревни; а следует сказать, что, вопреки всем надеждам, хотя урожай был хорош, небо, которое всегда скрывает от недостойных смертных свои высокие предначертания, продолжало насылать бедствия на деревню, которую, очевидно, невзлюбило.

– Как же это случилось? – спросил один алькальд другого.

– Друг мой, – ответил тот с печальным видом. – Урожай-то поразительный… но, хоть и не хочется мне говорить этого…

– Да что такое?

– А ничего. Урожай-то, говорю, поразительный, а вот святой, выходит, того… подгулял…

И вот, друг читатель, хоть и не хочется мне говорить того, министерские клевреты тоже, выходит, подгуляли.

Второе письмо местного либерала либералу иноземному[292]292
  Напечатано в журнале «Наблюдатель» 7 октября 1834 г.


[Закрыть]

Без сомнения ты удивишься, дорогой Сильва Карвальяо д'Альбуркерке, получив мое второе письмо раньше, чем первое. Поскольку там, в Португалии, вы привыкли поступать логично и всегда начинать с начала, ты меня примешь либо за сумасшедшего, либо за клеврета правительства. Но ты должен учесть следующее. Во-первых, не везде обычаи одинаковы. В Испании мы привыкли начинать с конца, оставляя суть дела на дне чернильницы. Полагать, что я могу самостоятельно сойти с этой проторенной дорожки, все равно что искать грушу на тополе или просить свободы у кабинета министров; другими словами, достать луну с неба или, яснее говоря, если ты но понимаешь этой поговорки, все равно что дожидаться смертного приговора по делу карлистов.

Да я и не вижу необходимости всегда начинать с начала, поскольку так может поступить каждый, а мы здесь поступаем далеко не так, как каждый. Тебе, наверное, и в голову не пришло, что наше обыкновение начинать с конца дает нам удивительное преимущество: именно потому, что мы так поступаем, нам кажется, что дело уже завершено, тогда как мы еще только начинаем его. Народами следует управлять так же, как поэты пишут сонеты. Нет ни одного посредственного поэта, который не начинал бы их с последнего стиха. Прибавь к этому еще одно наше преимущество: делая что-нибудь плохо, мы имеем возможность это переделать. И то, что не попадет в книгу, попадет в список опечаток. В связи с этим очень кстати будет напомнить тебе рассказ нашего дона Бартоломе[293]293
  Ларра имеет в виду Бартоломе-Хосе Гальярдо (1788–1853), автора острых политических и антиклерикальных сатир, одного из деятелей партии «прогрессистов».


[Закрыть] о бесталанном художнике, который хотел побелить свой дом, а потом его разрисовать и которому один умник посоветовал, что для его славы было бы лучше сначала разрисовать дом, а затем уж его побелить.

Во-вторых, ты должен знать, что мое первое письмо было перехвачено. И не то чтобы я послал его через Бискайю, что было бы серьезной географической ошибкой, а через посредство этой злополучной газеты. Да простит мне цензура, но надо сознаться, мой друг, что газета в настоящее время, в смысле перехвата писем, ничуть не хуже Бискайи. Легче, пожалуй, доставить пакет главнокомандующему, не зная даже, где находится его штаб-квартира, чем предоставить читателю возможность прочесть злонамеренную статью. Правда, уж если говорить начистоту, то обнаружить, где находится читатель, все же легче, чем где пребывает Родиль. Как видишь, я описываю тебе все как есть, без всяких прикрас. Каждая газета говорит, что имеет читателя, но в действительности читатель похож на свободу, о которой все упрямо твердят, что мы ею обладаем, и тем не менее никто ее не видел.

Итак, поскольку мое первое письмо было перехвачено, мне не оставалось ничего другого, как написать второе. Не будь я так педантичен, я вполне мог бы назвать свое второе письмо первым, но я, мой друг, подобен Буало:[294]294
  Буало-Депрео, Никола (1636–1711) – поэт и теоретик французского классицизма.


[Закрыть]«J'appelle un chat un chat et Rolet un fripon». [295]295
  «Кота я называю котом, а Роле – подлецом» (франц.) – слова французского писателя Никола Буало в одной из его сатир.


[Закрыть]

Если бы мне разрешили и прочие вещи называть своими именами и дали мне право, как министерству внутренних дел, изменять наименования, можешь поверить, что я начал бы не с моих писем.

Поговорим лучше о другом. Выходит, в Португалии нет мятежников, дорогой Сильва? Есть ли более удивительная страна? Как же вы можете жить без мятежников? О чем же вы тогда говорите? Кого преследуете? Чем заполняете вашу газету? Живете без официальных сводок, без неожиданностей? Мне говорили, что Португалия – удивительная страна. Но не настолько же! Меня опечалила смерть вашего дона Педру, весьма опечалила, и не потому, что, как мне кажется, он вам был необходим, а больше из-за того, что я испытывал к нему чувство привязанности. Вот, например, у нас здесь не было дона Педру, и мы обошлись без него. Правда, мы обходимся и без многого другого. Возможно ли, чтобы в Португалии никто не боялся либералов? Вот что бывает с изменением климата! Они подобны тарантулам, которые в Торенто ядовиты, а в более холодных странах – нет. Здесь либералы внушают ужас. Не скажу, чтобы мы боялись их, как пугливая лань, но по крайней мере – как пугливый министр. Особенно опасен тот либерал, который эмигрировал и нуждается в службе для того, чтобы существовать. Хорошие же либералы те, которые не эмигрировали, не остались здесь и не нуждаются в пище, чтобы жить. Остальные всегда в душе анархисты. В Португалии, напротив, опасны были мигелисты. Здесь – нет, здесь карлисты, можно сказать, домашние… но достаточно об этом.

Как ты писал, из газет тебе стало известно, что в Бискайе дела обстоят хорошо. А как же иначе! Один хорошо осведомленный депутат не так давно заявил в палате, что в прошлом году насчитывалось около двух тысяч мятежников, а сегодня их насчитывается двадцать тысяч. Таким образом, мне кажется, что все идет как нельзя лучше: мятеж разрастается так же, как наш государственный долг.

Ты спрашиваешь меня о деньгах. Вот в этом отношении у нас действительно все хорошо. Ты же изучал философию и знаешь, что богат не тот, у кого больше денег, а тот, у кого меньше желаний. Согласно этой вечной истине есть ли более богатая нация, чем наша? Здесь никто не желает больше того, что мы имеем. Посмотри, разве мы не довольствуемся малым! Да по правде сказать, у нас всего вдоволь, разве только денег не хватает. Но все это наладится с помощью божией и займа.

Из дебатов в палате ты узнаешь, что Испания недостаточно цивилизована, иными словами, не вполне созрела для более свободных учреждений. Но если для этого она еще не созрела, то для другого – вполне. Например, для того чтобы платить за все, что было и не было съедено, а также чтобы признавать свои и чужие долги,[296]296
  Как раз в это время в кортесах шла ожесточенная дискуссия по вопросу о признании займов, сделанных правительством Фердинанда VII за границей. «Прогрессисты» требовали отказа от выплаты долгов по этим займам. Однако большинство в кортесах признало эти займы законными.


[Закрыть] – для этого-то она уже дозрела настолько, что еще немного – и свалится с дерева. В смысле долгов она находится на уровне самых цивилизованных стран. Действительно, если признаком зрелости плода является то, что он падает с дерева, согласимся, что наша родина уже перезрела и даже подгнила.

Что касается наших путей сообщения, то есть только одна новость, если только это можно считать новостью, а именно: дороги продолжают оставаться закрытыми, включая сюда и путь реформ. Только путь на небо нам всегда открыт, а это великий путь, по которому мы идем гигантскими шагами с великим смирением добрых христиан. Все остальные – скорее тропинки, чем настоящие дороги. Что касается окольных путей, то ты, вероятно, уже знаешь, что для ведения военных операций в Бискайе назначен Мина. Мина при этом правительстве сделает быструю карьеру. Он потратил только год для получения назначения. Еще год – и бог знает, куда он вознесется.

Позавчера в Палате знати было заседание, возможна последуют и другие. Тебе уже известно, как используются талантливые люди. Не дается ни одного назначения, которое не было бы заслужено.

Городская милиция уже собиралась не раз, а, как я думаю, даже целых два. Идут споры, будут ли представители милиции дежурить в театре в дни праздника. Уже из этого ты видишь, каковы успехи Сумалакарреги.

Холера продолжает в некоторых провинциях приносить больше ущерба, чем цензурный устав.

Очень рад, что вы так свободны и так счастливы в своей Португалии. Здесь вечно одно и то же.

До следующего письма, дорогой Сильва.

Местный либерал.