Текст книги "Скандальное лето"

Глава 16

Накануне Элизабет весь вечер флиртовала с Холлистером, но Майкл с легкостью это выдержал. Похожее чувство испытываешь, когда лекарь вырывает зуб. В переполненной гостиной, где какая-то шарлатанка болтала всякий вздор, легко… не принимать всерьез подобные вещи. Но теперь, после того как он подслушал разговор Элизабет с хироманткой, каждое ее слово, обращенное к «холостякам, достойным внимания», царапало его нервы. Он молча сидел за обеденным столом, погруженный в мрачные раздумья. Оживленные разговоры обтекали его, словно волны, уносящие обломки после кораблекрушения. Временами ему казалось, что он утратил способность улыбаться, его одеревенелые губы с трудом произносили даже самые обычные реплики.

Не пожелав участвовать в катании на лодках, он поднялся к себе в комнату, чтобы почитать. Вернее, попытаться отвлечься чтением. Вскоре Майкл обнаружил, что сидит у окна, угрюмый, как маленькая девочка, отказавшаяся от ужина, и разглядывает деревья в надежде увидеть, как гости возвращаются с прогулки. Потом, когда и это занятие стало невыносимым, он направился к письменному столу и достал лист бумаги.

Накануне он написал Аластеру теплое письмо, не упомянув о былой ссоре. Но теперь он взялся за перо с другим намерением.

«Я хочу написать тебе, – начал он, – о женщине, которую встретил. Знаю, твоим первым побуждением будет отвергнуть ее с презрением. Но если ты по-прежнему так же мудр, как я когда-то воображал, и если в твоем сердце осталась хоть капля братского чувства ко мне, умоляю, наберись терпения и прочти это письмо до конца. Ибо я сделал выбор».

Спустя четыре часа после того, как он передал слугам новое послание, снизу донесся смех и обрывки разговора. Выглянув в окно, Майкл увидел возвращающуюся компанию гостей. Элизабет шла между Уэстоном и Холлистером, которые держали ее под руки. Она оживленно о чем-то говорила, ее соломенную шляпку украшал полевой цветок.

Мужская гордость – истинное проклятие. При виде этой сцены что-то в нем взбунтовалось, как яростно встает на дыбы необъезженный жеребец. Ему захотелось вызвать слугу и потребовать письмо обратно. А потом сжечь. «Ты выбрал ее? Но она не выбрала тебя».

Майкл натянул сюртук и вышел из комнаты. Настало время поохотиться за вдовой.

После получасовых поисков он обнаружил Элизабет в одиночестве на террасе, выходившей в сад. С бокалом красного вина в руке она смотрела на закат.

– Добились успеха? – спросил Майкл, шагнув на террасу.

Элизабет горько рассмеялась, поворачиваясь к нему.

– Потерпела провал, – призналась она. – Сокрушительный провал.

– Из окна я видел иную картину.

Она сделала щедрый глоток из бокала.

– Так вы наблюдали за мной? Холлистер увивался вокруг меня, а Уэстон… оказался непростой добычей, как вы и говорили. Я старалась изо всех сил, изображая невинное кокетство, бросала застенчивые взгляды и всякое такое. Знаете, о чем он меня спросил?

– Даже не представляю, – отозвался Майкл, направляясь к ней.

– Не ушиблась ли я во время катания на лодках. Потому что я выгляжу так, словно у меня ужасно болит шея!

– Возможно, он хотел растереть вам шею, – предположил Майкл, стараясь не улыбнуться.

– Нет, он слишком скромен.

– Верно, – после короткого раздумья произнес Майкл. – Едва ли в его теле найдется хоть одна нескромная часть. – Их глаза встретились. Лиза выразительно вскинула брови. – О Боже, – пробормотал Майкл, хлопнув себя ладонью по лбу. – Какая ужасная двусмысленность.

– Я притворюсь, что не заметила ее. Раз уж я разыгрываю из себя скромницу.

– Очень вам признателен. – Но, вновь подняв голову, Майкл не сделал ни малейшей попытки скрыть ухмылку. Разве с другой женщиной он мог бы с таким удовольствием обмениваться шутками? Разговаривать с нею было так же приятно, как и молчать. – Да быть не может! Неужели он вправду спросил, не болит ли у вас шея? Вот болван!

– Если бы я захотела солгать, то, смею вас заверить, придумала бы более занимательную историю. Или более лестную для себя! Я на самом деле выгляжу так, будто у меня что-то болит? – Элизабет скривила лицо и скосила глаза.

Майкл не удержался от смеха. Как легко она разогнала его мрачное настроение.

– О, вы очаровательны. Удивительно, что до сих пор никто не догадался сфотографировать вас такой, чтобы выставить портрет на продажу.

Озорное выражение исчезло с ее лица. Вздохнув, Элизабет снова перевела взгляд на лужайку.

– Проклятые фотографии.

В ее голосе слышалось отвращение, что немало удивило Майкла. Теперь он чувствовал себя увереннее, его замысел понемногу начинал осуществляться. Опершись локтями о перила, Майкл наклонился вперед и вытянул шею, стараясь заглянуть Элизабет в лицо.

– Только не говорите, что слава не доставляет вам удовольствия.

– Удовольствия? – Элизабет покачала головой и рассмеялась. – Эти фотографии – глупейшая ошибка моей юности. Я недавно овдовела, и мне страстно хотелось порезвиться. Мой супруг, знаете ли, не отличался свободомыслием.

Майкл вспомнил слова леди Форбс.

– Кажется, он был немного сварлив?

– Сварлив – это слабо сказано. Он был дремучим, косным брюзгой. Невыносимо степенным. Ему нравилось, что я хороша собой, пока мы не поженились. Потом его стало раздражать, что мужчины обращают на меня внимание. Он убедил себя, будто я их поощряю. Чего я вовсе не делала, – более мягко добавила Элизабет. – Но муж продолжал обвинять меня. А когда его не стало, я решила: что ж, пускай поглядят. Пусть любуются на меня сколько влезет. Потому что я вправду красива и мне не нужно больше извиняться за это. – Она равнодушно пожала плечами. – Мистер Реди, модный в те дни фотограф, точно рассчитал, попросив меня позировать как раз тогда.

– А теперь вы жалеете об этом?

Элизабет повертела в руках бокал.

– Ну… – протянула она, прежде чем отпить глоток вина. – Меня нисколько не радует мысль о том, что какой-нибудь Том, Дик или Гарри, возможно, засыпают, пялясь на мое лицо. Если вы понимаете, о чем я.

Майкл невольно улыбнулся. Он хорошо понимал, о чем шла речь. Но ему прежде не доводилось слышать, чтобы женщина столь непринужденно упоминала о вещах, которые, как принято считать, дамам неизвестны.

Улыбка его увяла, стоило ему додумать эту мысль до конца. Если Элизабет знает, как ублажают себя мужчины… то, возможно, она давно осведомлена о том, как помогают им в этом женщины.

Элизабет бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц.

– Интересно, где сейчас витают ваши мысли.

Ее низкий вкрадчивый голос произвел на Майкла такое же действие, какое могло бы оказать прикосновение ее пальцев к самым интимным частям его тела. Он смущенно переступил с ноги на ногу.

– Не думаю, что вы и впрямь хотите это знать.

Взгляд Элизабет задержался на его лице. Дразнящая улыбка на ее губах лишь подстегнула воспаленное воображение Майкла. Подавив стон, он повернул голову и обвел глазами зеленый луг, за которым темнели деревья. Если Аластер не образумится, Элизабет станет женой другого мужчины. Ему нечего ей предложить. А эти мысли…

Дьявольщина! Эти мысли будут преследовать его до тех пор, пока он не состарится и не станет слишком дряхлым и немощным, чтобы обладать ею хотя бы в воображении, в своих фантазиях, глядя на ее фотографии. Майкл тяжело перевел дыхание. Ему придется с этим смириться. Покорно принять свою судьбу. Так говорилось в его сегодняшнем письме.

– Боже, как вы тяжко вздыхаете, – усмехнулась Элизабет. – Теперь я сгораю от любопытства. – Она снова поднесла к губам бокал, и Майкл в который раз подумал о том, что ее бесчисленные бокалы с вином столь же красноречивы и предсказуемы, как гримасы на лице скверного игрока в покер. Быть может, спиртное помогает ей забыться, избавиться от боли? Элизабет отвела глаза и тихо произнесла: – Пожалуй, лучше выбрать более безопасную тему для разговора.

– Конечно. – Вцепившись в перила, Майкл откашлялся и расправил плечи, подавляя желание прикоснуться к Элизабет. В золотистых лучах заката она казалась прелестной лесной нимфой, хрупкой, изящной, совершенной в своей красоте. Майкл знал: красота ее лица никогда не перестанет изумлять его. Однако выше всего он ценил ее острый ум, неподражаемую изощренность мысли.

Эта женщина казалась непостижимой загадкой. Он должен был ее разгадать.

– Так вы махнули на Уэстона рукой? – спросил он.

Элизабет пожала плечами.

– К нему не подступишься.

– А Холлистер?

На лице ее мелькнула гримаса досады.

– Думаю, я предпочла бы Уэстона. Интерес Холлистера ко мне слишком… откровенен.

Объяснение звучало нелогично. Склонить «подходящего холостяка» к женитьбе можно, лишь подогревая его интерес. Но Майкл не собирался указывать Элизабет на изъян в ее рассуждениях. Более того, ее замечание показалось ему весьма обнадеживающим.

– Значит, Уэстон. – Про себя Майкл согласился с Элизабет, Уэстон не поддавался ее чарам. Пристально наблюдая за приятелем в последние дни, Майкл заметил, что тот оказывает знаки внимания Джейн Халл. – Не сбрасывайте его со счетов. Возможно, вы просто неверно взялись за дело.

– Я говорила вам…

– Позвольте мне взглянуть, как вы действуете.

Элизабет изумленно округлила глаза.

– Вы говорите о… кокетстве?

– Совершенно верно.

Элизабет улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами и тотчас сделавшись похожей на озорную девочку.

– Правда?

Майкл ободряюще махнул рукой:

– Начинайте.

– Что ж, хорошо. – Отставив бокал с вином, Элизабет повернулась. Отойдя на несколько шагов, она опустила голову и бросила через плечо застенчивый взгляд.

Если Уэстона не тронула эта уловка, он просто ходячий мертвец.

– Ужасно, – заключил Майкл. – Вы слишком явно улыбаетесь.

Элизабет быстро повернулась, уперев руки в бока.

– Я вовсе не улыбалась!

– Нет, улыбались. Пусть одним уголком рта, но и этого слишком много. Полуулыбка еще опаснее, потому что складывается впечатление, будто вы скрываете какую-то тайну. А соль в том, разумеется, чтобы выглядеть так, словно ваша прелестная головка совершенно пуста.

Элизабет хмуро скрестила руки на груди.

– Это и есть ключ к сердцу Уэстона?

– Боюсь, что так, – вздохнул Майкл, пытаясь вызвать в голосе сочувствие. – Старина Уэстон любит простоту. – Бедняга ошибочно полагал, что нашел ее в Джейн Халл. Оставалось лишь пожелать ему удачи.

Элизабет недоверчиво покачала головой.

– И вы в самом деле хотите, чтобы я вышла замуж за такого человека?

«Нет, – подумал Майкл. – Не хочу».

Но он не мог открыться Элизабет, пока не получит ответа от Аластера. Поэтому он промолчал, глядя ей в глаза. Она поняла свою ошибку и догадалась, что означает его молчание.

Пряча взгляд, она поспешно вернулась к креслу и, взяв в руки бокал, осушила его одним глотком. Потом Элизабет огляделась. Майкл уже знал: она ищет колокольчик, чтобы вызвать лакея и потребовать еще вина.

Он не хотел участвовать в этом. Не хотел быть тем, кто, пусть и невольно, вынуждает ее искать утешения в выпивке. К счастью, теперь он знал, как отвлечь ее.

– Вы должны понаблюдать за Джейн, – сказал он. – Ей прекрасно удается изображать невинность, принимая кокетливые позы.

На мгновение Элизабет замерла, потом повернулась к нему, забыв о колокольчике и о пустом бокале.

– Джейн? Так вы уже зовете друг друга по имени?

– Не на людях, – ответил Майкл, что было чистой правдой. Впрочем, наедине они с миссис Халл тоже не обращались друг к другу по имени, но Майкл не счел нужным упоминать об этом.

– Вот как? – Элизабет посмотрела ему в глаза. – Значит, притворство переросло в нечто большее? – Ее голос звучал весело. Подозрительно весело. Майкл немного подождал, и, как и следовало ожидать, на лице Элизабет появилась улыбка, ее надежная маска. – Какая чудесная новость!

– Не говорите глупостей, – отозвался Майкл. – Я и Джейн Халл… это был бы союз, заключенный в аду, а не на небесах.

– А может быть, и нет. – Она отставила в сторону бокал. – Возможно, вы прекрасно подошли бы друг другу. Ваш брат одобрил бы этот брак, а значит, вы получили бы деньги, которые нужны, чтобы сохранить больницу. А миссис Халл вошла бы в одно из самых знатных семейств Англии. Весьма удачный союз, с какой стороны ни посмотри.

Майкл не знал, что на это сказать. Честный ответ вызвал бы лишь ощущение неловкости.

– Конечно, вы забыли, что брак без любви нельзя назвать удачной сделкой.

Элизабет коротко, резко рассмеялась.

– Вы выбрали не лучшую паству для проповеди, сэр. Кажется, вы забыли, какова моя цель.

– Я не забыл ваших идеалов, – мягко возразил Майкл. – Я слышал, как вы говорили о своих родителях. – И это испугало его, понял он вдруг. Ибо мечта об идеале – единственное, что могло бы убедить Элизабет отказаться от блестящей партии с богатым аристократом. А мужчине чертовски трудно соответствовать ее идеалам, в особенности если он ничего не знает о счастливых брачных союзах.

Взгляд Элизабет не отрывался от его лица. Майкл скупо улыбнулся в ответ. Она отступила на шаг, повернулась и потянулась за колокольчиком, забытым на балюстраде террасы. Но Майкл оказался проворнее и схватил ее за руку прежде, чем Элизабет успела позвонить.

Она замерла. Ее запястье казалось пугающе тонким. Удивительно, что в таком хрупком теле заключена яростная, бурлящая жизненная сила, подумалось Майклу.

– Послушайте, я помню об этом, – тихо произнес он, тщательно взвешивая каждое свое слово в отчаянной надежде выиграть хоть немного времени для них обоих. Даже если Аластер заартачится, можно будет найти какой-то выход, уладить вопрос с деньгами, но это потребует времени. – Ваши финансовые трудности не настолько велики, чтобы нельзя было дождаться следующего светского сезона. Настанет март, и в Лондоне будет полно состоятельных холостяков. Вам нет нужды связывать себя…

– Нет, я должна, – процедила Элизабет сквозь зубы. – Вы думаете, я выбрала этот путь, потому что мне он нравится? Я хорошо знаю, что мне нужно.

– Но выйти замуж без любви, только ради…

Элизабет вырвала руку.

– Не смейте поучать меня! Только не вы! Майкл де Грей, сказавший, что брак – самое надежное лекарство от любви!

Майкл тяжело вздохнул.

– Я не говорил этого вам, Элизабет.

– Но я слышала вас. Вы говорили с убеждением. И несомненно, не впервые. Это ваша жизненная философия, так сказал Санберн!

– Если только… – «Если только речь не идет о вас». – Главное, правильно выбрать женщину, – медленно произнес Майкл. «Боже! Мы лишь мучаем друг друга. Проклятие! Это невыносимо».

– И что это значит? – спросила Элизабет. – Так вот почему вы отказываетесь уступить требованиям вашего брата? Вы живете в ожидании встречи с правильной женщиной?

Майкл молчал, неотрывно глядя на нее, сдерживая слова, готовые сорваться с его губ, и отгоняя прочь мысли, которые не мог высказать. Элизабет подняла голову и гордо, едва ли не дерзко вздернула подбородок. Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Майкл первым отвел взгляд, до боли прикусив язык. Странно, что он не ощутил вкуса крови во рту.

– Что ж, – произнесла Элизабет. – Желаю вам удачи, милорд. Возможно, ожидание не разочарует вас. Как вы верно упомянули, грядущий сезон сулит блестящие перспективы, даже мужчины получат возможность поправить свои денежные дела.

Майкл повернулся к ней так резко, что она вздрогнула.

– Черт возьми, Элизабет! Вы хотите, чтобы я высказал все начистоту? Я ведь это сделаю, вы знаете. Я скажу это вам и любому, кто пожелает услышать, включая моего брата.

Ее молчание, упрямое и вместе с тем малодушное, отозвалось в нем болью, глухой досадой, будто Элизабет подвела его к краю обрыва и отступила. Он схватил ее за локоть и притянул к себе, зарывшись пальцами в густую копну волос. Прическа ее сбилась, шпильки посыпались на кирпичный пол террасы. Майкл завладел губами Элизабет. Жадно, порывисто, без нежных прелюдий. Его язык скользнул в глубину ее рта.

Видит Бог, так и должно было случиться. Этого жаждало все его существо. Обладать ею снова и снова. Обладать всецело, дни и ночи напролет. Горячие ладони Элизабет сомкнулись у него на талии и двинулись вверх, ногти впились в его плечи, словно она испытывала ту же жажду, то же отчаянное желание. Голова ее запрокинулась, из горла вырвался сдавленный стон. Майкл прижимал к себе ее гибкое, податливое тело, он не разомкнул бы объятий, даже если б ему грозила смерть. Их могли увидеть из окон или сквозь застекленные двери справа от террасы, но Майкла это не заботило. Он терзал ее рот зубами, жалил языком. Когда Элизабет попыталась отступить в сторону, он глухо зарычал:

– Не двигайтесь. – Его губы сдавили мочку ее уха, и тело Элизабет затрепетало. Майкл знал, что ей это нравится. Его охватила дикарская радость обладателя. Он один мог доставить ей наслаждение, он раскрыл ее маленькие секреты. – Холлистер целовал вас так? – прошептал он, обжигая ей щеку своим дыханием. – Целовал?

– Он не… прикасался ко мне, – тихо призналась Элизабет. Заключив в ладони его лицо, она потянулась губами к его губам. Ее нежные губы не знали жалости, они мучили, дразнили, впивались, причиняя боль, и Майкл с наслаждением уступал их натиску. Он упивался этой сладкой мукой, мечтая испытать вновь счастье обладания, почувствовать тяжесть тела Элизабет, ощутить, как ее пальцы погружаются ему в волосы и ерошат их, будто желают вырвать.

Но наверху блестели окна, а справа – застекленные двери.

– Сюда, – хрипло прошептал Майкл, подталкивая Элизабет к небольшой нише в стене, невидимой из окон. Но первый же шаг развеял чары, и Элизабет, еще мгновение назад пылавшая страстью, принялась яростно вырываться, тряся головой и шепча гневные слова. И хотя грозная дикая сила, что бурлила в нем, застилая глаза мутной багровой пеленой, побуждала его схватить Элизабет в объятия, оттеснить в темноту и заставить отозваться на зов, звучавший в ее душе, он выпустил ее. Потому что, черт возьми, он не желал уподобляться своему отцу. Только негодяй способен насильно навязывать свою волю…

Попятившись, Элизабет споткнулась о колокольчик, послышался надтреснутый звук. Замерев, она посмотрела под ноги и пробормотала бранное слово, способное повергнуть Уэстона в шок, от которого тот не оправился бы до конца своих дней. Подхватив колокольчик, Элизабет прижала его к груди. Потом резко повернулась, бросилась к двери и проскользнула в дом, не сказав больше ни слова.

Оказавшись по другую сторону застекленной двери, она на мгновение обернулась. Майкл не знал, что прочла Элизабет на его лице, но прежде чем исчезнуть, она прижала ладонь к стеклу. Майкла пронзила боль, словно по сердцу полоснули ножом.

Это было похоже на прощание.

Лиза убежала с террасы. Сбежала как последняя трусиха. Она замедлила шаг лишь у входа в гостиную, испугавшись, что кто-то из гостей заметит ее бегство.

Ее внимание привлек негромкий шум голосов. Обернувшись на звук, она увидела, как Тилни пытается оттеснить Мейтер в угол комнаты. Она тотчас остановилась и, крутнувшись на месте, зашагала обратно.

– Какие прелестные глазки, – говорил Тилни. Мейтер близоруко моргала, вытянувшись перед ним.

Боже праведный! Лиза и думать забыла о собственных тревогах. Она не разъярилась бы сильнее даже при виде мальчишки, тычущего палкой в беззащитного щенка.

– Тилни! – гневно воскликнула она, заставив лорда подскочить на месте и выпрямиться. – Ступайте прочь! – прикрикнула она прежде, чем Тилни успел отпустить какую-нибудь остроту, чтобы скрыть замешательство. – Поищите Кэтрин или миссис Халл, если желаете пофлиртовать. А у моего секретаря есть более важные дела, и надеюсь, что впредь вы будете об этом помнить.

Изогнув бровь, Тилни устремил взгляд в пустое пространство между двумя женщинами.

– Понятно, – чопорно произнес он и, поклонившись, покинул гостиную.

Когда Лиза закрыла за ним дверь, Мейтер заговорила:

– Я легко справилась бы с ним, мадам.

– О, не сомневаюсь. – Лицо Мейтер пылало багровым румянцем, и это еще больше рассердило Лизу. Она терпеть не могла мужчин, которые преследовали служанок, роняя свое достоинство. – У вас такой обширный опыт общения с мужчинами! Обучаясь на курсах секретарей, вы разбили немало сердец. Думаю, ваш путь просто усеян трупами несчастных!

Мейтер встретила сарказм слабой улыбкой.

– Вы бы удивились, узнав, с чем приходится сталкиваться секретарю. Мы привлекаем мужчин не лучшего сорта.

Пунцовая краска медленно сходила с лица секретаря. Мейтер казалась невозмутимой, словно домогательства Тилни оставили ее равнодушной. Однако Лизе хотелось ее заверить, что в этом доме ей бояться нечего. Хозяйка Хэвилленд-Холла сумеет укротить своих гостей.

– Если впредь кто-нибудь еще станет докучать вам, дорогая, – кто угодно, пусть хоть правитель мелкого государства, – кричите. А еще, надеюсь, вы сумеете лягнуть мужчину так, чтобы он пожалел, что родился на свет?

На мгновение Мейтер пришла в замешательство, потом широко улыбнулась.

– Мадам, как забавно, что вы спросили! Это первая премудрость, которой учат на курсах секретарей!

– Что ж, прекрасно. Значит, мы друг друга поняли.

– Да, – пробормотала Мейтер. – Вы очень добры, мадам.

– Глупости. А где ваши очки?

– Я уронила их. Мистер Тилни предложил мне помощь в поисках, но…

«Мерзкая жаба». Лиза обвела глазами комнату, где недавно подавали вечерний чай с закусками. Очки лежали на кресле, возле забытого кем-то блюда с недоеденными сладкими лепешками. Переставив блюдо на столик, Лиза опустилась в кресло. Ей нужно было прийти в себя, привести в порядок разбегающиеся мысли.

«Не думай о нем».

Мейтер водрузила очки на нос и несмело моргнула. Наблюдая за ней, Лиза вдруг почувствовала страшную усталость.

– Тилни – негодяй, – вздохнула она. Мужчины вечно доставляют неприятности. Все без исключения, даже лучшие из них. – Уверена, он заметил ваши очки, но решил умолчать об этом.

Мейтер пожала плечами.

– Если вы хотели меня предостеречь, в этом нет нужды, мадам. Я никогда не принимала всерьез мистера Тилни. Он то и дело презрительно фыркает. Подозреваю, он и бреется только ради того, чтобы огонь из ноздрей не спалил ему усы. – Девушка немного помолчала. – Как вы заметили, мадам, миссис Халл прекрасно ему подойдет.

Элизабет не смогла удержаться от смеха.

– Мейтер, вы неподражаемы. Заклинаю, никогда не меняйтесь. Я буду страшно разочарована, если в вас вдруг пробудится добросердечие.

Мейтер опустилась в шезлонг напротив Лизы.

– Что ж, постараюсь оставаться ворчуньей и брюзгой до конца своих дней.

– Чудесное качество для секретаря! – Урчание в животе напомнило Лизе, что она весь день почти ничего не ела. Что ж, еда отвлечет ее от беспокойных мыслей, то и дело возвращавшихся к сцене на террасе, о чем ей вовсе не следовало думать. Стоит лишь вспомнить, как Майкл целовал ее, какие слова говорил…

Лизин взгляд задержался на стоявшем рядом блюде с выпечкой, почти нетронутой, если не считать одной надкушенной лепешки.

– Чья это тарелка?

– Думаю, леди Санберн.

– О, прекрасно. – Схватив блюдо, Лиза добавила, не обращая внимания на изумленный взгляд Мейтер: – Мне не хотелось бы доедать за Кэтрин. Боюсь, это грозит бешенством.

Мейтер прижала руку ко рту, сдерживая хихиканье.

– Ваш укус, мадам, не менее ядовит.

– Наверное, поэтому мы с вами так хорошо ладим. – Прожевав кусок, Лиза поискала глазами другие тарелки. Сладкое – превосходное лекарство от сердечных ран. Возле окна она обнаружила блюдо с целым куском макового пирога. Интересно, какой болван его отверг? Этот пирог был настоящим шедевром кухарки. – Вы не знаете, чей это кусок… – начала было Лиза, но, оглянувшись, осеклась. Мейтер на миг забыла о своей исполненной достоинства позе и прямой, как шомпол, спине. Раскинувшаяся в шезлонге, в сапфировом атласном платье с пышной юбкой, она казалась фигурой, сошедшей с полотна художника-романтика. Цвет платья подчеркивал яркость ее глаз, придавая белоснежной коже нежный перламутровый блеск. Завитые колечками волосы цвета осенней листвы смягчали линии угловатого подбородка, гладкое лицо походило на жемчужину, объятую пламенем.

– Боже, да вы настоящая красавица. – Лиза уловила в своем голосе удивление, но решила не извиняться. Нужно обладать тщеславием, чтобы на такое обидеться, а Мейтер была начисто лишена этого чувства.

Недоверчиво улыбнувшись, Мейтер подняла взгляд.

– Вы надо мной смеетесь.

– Вовсе нет. – Как могло случиться, что Лиза так долго не замечала ее красоту? Мейтер работала у нее уже почти два года.

Лицо секретаря приняло задумчивое выражение.

– Значит, все дело в платье. – Она опустила голову и восхищенно разгладила на коленях блестящий шелк.

Лизе пришла в голову пугающая мысль.

– Вы никогда раньше не прибегали к услугам модистки? – Действительно, все костюмы Мейтер были куплены в магазинах готового платья, за исключением тех, что Лиза велела сшить к приезду гостей. – Как это гадко с моей стороны! Мне следовало заказать вам гардероб в Лондоне.

– Нет, мадам, – спокойно возразила Мейтер. – Леди и джентльмены обычно не заказывают наряды своим секретарям.

– Разве я мало вам плачу? Знаете, некоторые портнихи берут довольно умеренно…

– Вы платите мне весьма щедро. Но боюсь, я ужасная скряга.

– Вот как? – Лиза умолкла в замешательстве. – Что ж, бережливость считается добродетелью. – Ей и самой неплохо было бы последовать примеру Мейтер. – Но для чего вы бережете деньги? – Мейтер говорила, что она сирота, у нее нет родни.

Секретарь пожала плечами:

– Наверное, на черный день. – Прежде чем Лиза успела задать встречный вопрос, она добавила: – Должна еще раз вас поблагодарить. Платье очень мне идет. Признаюсь, я не перестаю изумляться… иллюзиям, которые вызывают подобные наряды.

– Но это вовсе не платье делает вас красавицей, глупышка, – улыбнулась Лиза. – Хотя, возможно, и оно играет свою роль, поскольку привлекает внимание, заставляет взглянуть на вас по-настоящему. А ваши очки производят как раз обратное действие. Они помогают видеть вам, но всех остальных превращают в слепцов.

Мейтер закусила губу.

– Быть может, в этом главное их достоинство, – после короткого молчания заметила она.

– Да? – Отбросив осмотрительность, Лиза направилась к окну за маковым пирогом. Первый же кусок вознаградил ее за храбрость: нежный, сочный, изумительно вкусный. – Неужели курсы секретарей настолько опасны? – Подняв голову, Мейтер перевела взгляд на окно, потом на Лизу. Она редко говорила о своем прошлом. При этом лицо ее принимало такое выражение, что Лиза не решалась расспрашивать. Директриса курсов рассыпалась в похвалах ей, и этого было довольно. – Вам не обязательно отвечать, – мягко произнесла Лиза, хотя разговор с секретарем успел раззадорить ее любопытство. Теперь ей страстно хотелось разгадать тайну Мейтер, а заодно отвлечься. В дорогом платье Мейтер выглядела истинной леди, и, похоже, роль эта ее нисколько не смущала, что было подозрительным. Ее произношение было безупречным, но раз ей приходилось зарабатывать себе на жизнь, едва ли ее родители располагали достаточными средствами, чтобы нанять для дочери гувернантку. – А французскому вас тоже учили на курсах секретарей? – Еще Мейтер прекрасно играла на фортепиано и великолепно знала географию. Как это объяснить?

Секретарь нахмурила рыжеватые брови.

– Нет. На курсах нас учили более практичным вещам.

– Как это скучно звучит.

– Вовсе нет. Это замечательно – учиться быть полезной. Чувствовать себя полезной. А французский… – Мейтер состроила гримаску. – Французский бесполезен.

– Похоже, вы никогда не были в Париже, иначе вы бы так не говорили! – Лиза откусила еще кусочек пирога. Не смущаясь присутствием Мейтер, она бессовестно нарушила правила приличия и продолжила с набитым ртом: – Кроме того, дорогая, вы просто воплощение полезности. Подозреваю, это у вас от рождения. И все же мне не дает покоя ваш французский. Если не на курсах, где же вы его выучили?

– Меня учила мать, – медленно произнесла Мейтер.

– Она и на фортепиано играла?

– Вы ошибаетесь, мадам. Я родилась совершенно бесполезной. И довольно шумной, как меня уверяли.

Мейтер ловко увильнула от ответа.

– Беспокойный младенец, – кивнула Лиза. – Да, могу себе представить. Вы наверняка страдали коликами. Иногда мне кажется, что они и по сей день вас мучают.

Секретарь рассмеялась, сверкнув белоснежными зубами. Еще одна загадка, отметила про себя Лиза. Чем больше она об этом думала, тем больше находила странных несоответствий. Безукоризненные манеры Мейтер, высокий рост, указывавший на то, что в детстве ее не держали впроголодь, сдержанность и самообладание – подобными качествами не обладают дети, выросшие в нищете.

– Ваша матушка была француженкой? – попробовала угадать Лиза.

Мейтер беспокойно пошевелилась в шезлонге, шурша юбками.

– Нет, мадам. Она была англичанкой. В ней не было ничего примечательного, – поспешно проговорила девушка, немало удивив Лизу, – впрочем, разве от матери секретаря ждут чего-то другого?

– А ваш отец?

– Мы жили вдвоем с матушкой.

– Так она была вдовой?

Мейтер на мгновение сжала губы. Расспросы явно начинали ее утомлять.

– Отец нас бросил, мадам.

– Понимаю. – У Лизы появились новые подозрения, что, должно быть, отразилось на ее лице, поскольку Мейтер добавила:

– Вам не следует думать самое худшее. Нам всегда хватало денег, чтобы сводить концы с концами.

Выходит, они не жили милостыней. Лизу осенила новая догадка.

– Наверное, ваша матушка была очень красивой женщиной.

На этот раз Мейтер широко улыбнулась.

– Да. Настоящей красавицей.

Скорее всего она была любовницей богатого мужчины. Отсюда и скрытность Мейтер, а кроме того, это объясняет, как брошенная мужем женщина смогла прокормить ребенка и дать ему образование.

– Значит, внешность вам досталась от матери, – сказала Лиза. – Потому что, в этом платье или в другом, вы тоже очень красивы. Как бы вы ни пытались это скрыть. – Она потянулась за чашкой с остатками чая.

– Надеюсь, я не красавица, – печально возразила Мейтер. – Я вижу, как мало счастья принесла вам ваша красота, мадам.

Лиза застыла с чашкой в руке.

– Что, прошу прощения?

Мейтер вздохнула.

– Вам ведь в тягость это сборище гостей, мадам.

Лиза отставила чашку.

– Вы слышали, как гости об этом говорили? – Меньше всего ей хотелось бы, чтобы пошли слухи, будто она пребывает в унынии. Боже милостивый, Нелло тотчас решит, что это он тому причиной. Какая досада!

– Думаю, больше никто не заметил, мадам. Но я-то вижу. – Мейтер, нахмурившись, наклонилась вперед. – Мадам, я знаю, вы хотите выйти замуж и уже наметили для себя блестящую партию, но… – Она нерешительно замолчала. – Я не хотела бы вас обидеть…

Элизабет добродушно махнула рукой:

– Вы всегда были откровенны со мной. – Она улыбнулась и добавила: – По крайней мере в том, что касается моих дел. Так что не смущайтесь, дорогая.