Электронная библиотека » Михаил Армалинский » » онлайн чтение - страница 25


  • Текст добавлен: 20 октября 2014, 21:59


Автор книги: Михаил Армалинский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Дэвид решил, что будет по справедливости изымать половину стоимости анализа у женщины, поскольку наслаждение, которое она получала от него, стоило того. Если у женщины оказывались при себе наличные, они беспрекословно выдавали соответствующую сумму по приказу Дэвида.

Все женщины, согласно своим высвобождённым инстинктам, жадно высасывали семя Дэвида до последней капли. Он подумал, что было бы также справедливо, чтобы женщина платила мужчине за сперму, которая, во-первых, оплодотворяет её, во-вторых, даёт необходимые гормоны и химикалии её организму, а в-третьих, предоставляет наслаждение от её ощущения во рту, от глотания и пребывания в теле. Так женщины должны бы платить за каждый мужской оргазм. По количеству извергнутой спермы.

Дэвид заботился и о том, чтобы его женщины не беременели от него. Если они не были на противозачаточных средствах, Дэвид использовал для семяизвержения их зад и рот.

Прекрасно осознавая свою власть, Дэвид мог бы легко поддаться соблазну ею злоупотребить: брать несовершеннолетних девочек, охотиться на кинозвёзд и знаменитых моделей или двинуться в гомосексуальном направлении. Он мог брать женщин и мужчин парами, устраивать оргии. Дэвид мог также выйти за пределы секса и заняться ограблениями, осуществляя их чужими руками. Возможности обогащения и секса были неограниченные. Попади эта власть в руки Дэвида во времена его юности, он бы не стал пренебрегать ни одной возможностью, что неминуемо привело бы его к разоблачению и краху. Старость же дала ему пресловутую мудрость.

Дэвид любил считать себя философом, то есть буквально человеком, любящим мудрствовать, и в связи с его неограниченной властью ему предоставилась возможность поразмышлять о феномене свободы, над чем он не раз задумывался в течение жизни.

Дэвид пришёл к популярному выводу, что больше всего мы боимся своих: тайных желаний, предчувствуя, что их никогда не удастся исполнить. Признаться в своих желаниях – это первый шаг к свободе, а сама свобода, что бы ни говорили философы разных мастей, это не что иное, как способность выполнить любое своё желание, тогда же как счастье – это когда желания не иссякают от их удовлетворения. Вопрос в том, размышлял Дэвид, каким образом воспользоваться этой свободой. Например, есть возможность беспрепятственно убить соперника с полной уверенностью, что убийство не будет раскрыто. Воспользуешься ли ты этой свободой? У Дэвида имелась свобода вызвать к себе похоть у любой женщины, но он пользовался этой свободой лишь частично.

По сути дела, неудовлетворённое желание – это точка А, а удовлетворённое – точка Б. Здоровый инстинкт хочет провести прямую, двигаясь по кратчайшему пути к удовлетворению. Видишь женщину – берёшь.

Культура же – это умышленное усложнение, возведение препятствий для удовлетворения желания, поход в Крым через Нарым, чесание левой рукой правого уха, зигзаги, уход в сторону, и потому точки Л и Б соединяются (если соединяются) не прямой, а сложной кривой, и чем она длиннее, тем более «цивилизованно» общество. Пример тому – необходимость разнообразного расшаркивания перед женщиной, чтобы она располовинила свой русалочий хвост сжатых ног для мужчины, который жаждет излить в неё свою душу.

Дэвид каждый день воздавал хвалу Всевышнему, что ему позволено срезать все углы и кривые и всегда находиться на финишной прямой.

Он полагал, что процесс удовлетворения желания есть манифестация свободы. Но свобода без чувства самосохранения – это самоубийство. Поэтому для выживания в свободе необходима мера. Она удерживает тебя от выполнения всех своих: желаний и позволяет выполнять только некоторые, не наносящие вреда жизни, своей собственной и чужой. Поэтому свобода может длиться только вместе с мерой, иначе она уничтожает сама себя, убивая её носителя.

Дэвид твёрдо решил для себя (чем весьма тешил свою гордыню), что зарываться, терять контроль он себе не позволит. Хотя это решение также было связано с осознанием чисто технических сложностей, ограничивающих его свободу. Например, сложность приближения к кинозвёздам, окружённым телохранителями и стенами особняков. Ещё существовала опасность при наклейке Тотала оказаться заснятым на следящую камеру, которые были установлены на улицах и в общественных местах, и тем вызвать подозрения у охранителей общественного порядка. Не будь этих технических ограничений, неизвестно, как бы удерживало Дэвида его «чувство мер», и у него хватало ума посмеиваться над своими философскими выводами, зная, что поистине ничем не ограниченная власть могла бы заставить его поступиться своими благородными намерениями.

Приходилось осторожничать – Дэвид старательно выбирал своих партнёрш, прежде чем к ним приближаться, убеждаясь, что они действительно одни, и свою кисть в момент наклеивания Тотала он скрывал под специально сшитой рубашкой из обильной лёгкой ткани.

Три часа исчезновения женщины не были достаточно долгим сроком отсутствия, чтобы вызывать панику среди её родственников и друзей. Кроме того, совесть Дэвида была абсолютно чиста – он знал, что не наносит женщине никакого вреда, а лишь даёт ей огромное наслаждение. И хотя она не запомнит, что с ней произошло, но она всегда будет носить в себе чувство приобщённости к великой свободе, что будет благотворно влиять на всю её последующую половую жизнь.

Одно лишь вызывало сожаление у Дэвида – с некоторыми женщинами ему хотелось встретиться более одного раза. Некоторых хотелось бы держать при себе как постоянных любовниц. Но он знал, что давать вторую дозу Тотала чрезвычайно опасно, и потому это было впервые в жизни, когда он сетовал на необходимость разнообразия женщин. К счастью, у него была Джой, которая удовлетворяла ту часть его души, которая нуждалась в регулярности и стабильности отношений.

Однажды Дэвид сидел в кафе у моря. Перед ним билась морская вода, которая, подначиваемая ветром, часто становилась угрожающей из-за своего громадного количества. Все столики были заняты людьми, а чуть поодаль стояли кресла, в которых люди, развалясь, мечтательно смотрели вдаль, или читали, или тихо переговаривались. На одном из кресел сидела девушка лет шестнадцати, она попивала лимонад и почитывала книжку. Её созревшее тело, не оставляющее сомнений в своём предназначении, грациозно заполняло пространство кресла. Девушка перекладывала ногу на ногу, и между ног мелькали крохотные кусочки материи шортов. Полные груди, не терпящие лифчика, еле мирились с тонкой тканью маечки, и соски подсматривали сквозь полупрозрачную ткань на рты мужчин, чтобы потом отдаться ртам младенца. Рядом с ней было свободное кресло, Дэвид сел в него и краем глаза ощупывал её. Он знал, что сделает ошибку, если попытается с ней сблизиться на людях. Он не мог уходить с незнакомой юной девушкой на глазах у всех вокруг. Потому-то он и взял себе за правило брать женщин только в толпе и рядом с припаркованной машиной, чтобы путь вдвоём был минимален и их никто не заметил.

А теперь эта сочная красавица соблазняла его близостью своей плоти. Она не обращала на Дэвида никакого внимания, он не существовал для неё как мужчина, а значит, и как человек, но он знал, что одно его движение – и девушка станет смотреть на него не только как на хозяина, но как на бога – бога Любви. Пока Дэвид об этом размышлял и уговаривал себя повременить ещё несколько минут, он увидел, как кто-то подошёл сзади девушки и смело закрыл ей глаза ладонями. Девушка без усилий скинула руки, обернулась, и Дэвид тоже повернул голову – за девушкой стоял мужчина лет 40, и сразу стало ясно, что это был её отец.

– Все тебя уже ждут на яхте, – сказал он, смеясь.

Девушка быстро встала, улыбнулась и пошла вместе с мужчиной. Дэвид подумал, что, быть может, это вовсе не отец, а любовник. Он держал её за плечо, а она послушно шла с ним рядом, но не прижимаясь к нему, как это было бы обязательно, если бы это был любовник, но, быть может, этот мужчина купил её и потому она ещё не может преодолеть стыда… Как же, она сказала – папа, вдруг вспомнил Дэвид. Конечно, это отец, и каково было бы приключение, если бы Дэвид не удержался и начал бы своё предприятие. Пришлось бы тогда насадить Тотал и отцу, но что тогда было бы с ним делать? Стравить отца и дочь? – подумал Дэвид, но это было бы противоречием его позиции – никому не наносить вреда. Кровосмешение могло бы пагубно сказаться на них, если бы Тотал стал действовать неодинаково на отца и дочь и кто-нибудь из них вышел бы из-под влияния Тотала раньше другого. Кроме того, отсутствие одновременно отца и дочери могло бы вызвать панику у ожидавших: их на яхте. Так что всё оказалось к лучшему, и Дэвид ещё раз дал себе слово, что надо действовать только в толпе и с одной женщиной. «Не жадничать, – сказал он себе. – Разнообразие одиночных женщин должно заменять опасность групповщины».

Дэвид, как и большинство людей, с презрением смотрел на стариков, женящихся на молоденьких. Женитьба представлялась никчёмной попыткой постоянно ебать молодуху, тогда как женитьба этого вовсе не гарантирует, а является лишь деловым контрактом для создания удобства при взращивании детей. Не знать такого для пожившего человека – непростительно и позорно. Но отношение к старикам резко меняется на уважительное, когда они бодро ебут молодых любовниц, имея притом добропорядочную жену-ровесницу. Так что когда старик ебёт молоденькую, то его только похваливают, а когда он женится на ней, то его справедливо считают дураком.

В обоих случаях молоденькая женщина сексуально безразлична к старому телу, но кратковременной любовнице, в отличие от жены, это легче удаётся скрывать.

Дэвид был горд, что его любовницы жаждут его, хотя он вполне отдавал себе отчёт, что причиной тому не его мужские чары, а Тотал. Но он испытывал на себе истинную женскую страсть, и ему было безразлично, чем она вызвана. Даже в так называемом счастливом браке жена, совокупляясь с привычным мужем, растравливает свою похоть фантазиями о других мужчинах, и страсть к Дэвиду, вызванная Тоталом, была для него много предпочтительней, чем страсть, перепадающая ему из-за фантазий о других.

Случилось так, что одна из женщин Дэвида, которую он привёз домой из людного торгового центра, оказалась родом из России. Дэвид услышал её густой знакомый акцент, когда она разговаривала с продавщицей. Он дождался, когда россиянка вышла из магазина, и представился ей на родном языке. Катя обрадовалась, так как Дэвид был первым русскоговорящим, кто ей попался в Америке. Она приехала в Штаты всего две недели назад к мужу-американцу, с которым познакомилась по Интернету. Дэвид предложил ей выпить по чашечке кофе, и в оживлённом разговоре, по-дружески взяв её за руку, он другой рукой незаметно приклеил Тотал на её предплечье. Впервые дав команду «Ко мне!» по-русски, Дэвид повёл шёлковую Катю к своей машине. Дома, раздев полногрудую, кровь с молоком, двадцатитрехлетнюю женщину из Саратова с густыми волосами на лобке и пушком под мышками, Дэвид оказался в состоянии восторга, которого он давно не испытывал. Пизда Кати смачно пахла вечностью, подмышки – свежим потом, а кожа её от жары была солоновата на вкус. Дэвид даже не стал ей делать тест на венерические болезни, и Катя восхищалась своими небывалыми ощущениями на русском языке, который напомнил Дэвиду о начале его жизни.

Вернув Катю в кафе, откуда он её увёз, Дэвид еле сдержался, чтобы не взять её телефон и адрес, чтобы подкараулить её где-нибудь для второго раза. Но он сдержался, понимая, что его малодушие может исковеркать жизнь милой и небывало родной телом и языком женщины.

Получив неограниченный доступ к молодым и красивым женщинам, Дэвид почувствовал в себе пренебрежительное отношение к своим одногодкам, он называл каждую «старушкой на курьих ножках», признаваясь себе, что ведёт себя как нувориш, на которого свалилось богатство и который сразу задрал нос перед своими знакомыми и родственниками и перестал их замечать. Ведь раньше он жаловал старушек своим вниманием, но это, как он понял, было лишь вынужденным согласием с отягчающими обстоятельствами – беспомощностью перед молодыми женщинами до Тотала. Вся его любовь к старым женщинам была лишь защитной реакцией на недостижимость молодых.

Итак, годы Дэвида на пенсии походили и впрямь на золотые. Большинство людей к старости жиреет, будто их ждёт не смерть, а долгая зимовка, которую надо продержаться до воскрешения. Но Дэвид весил столько же, сколько в свои двадцать пять. Правда, после ланча Дэвид теперь должен был поспать около часа (возраст брал своё), а затем отправлялся в людное место неподалеку от его дома и выбирал себе очередную женщину. Когда Дэвид возвращал её на исходное место, уже наступало время обеда, и он проводил его в ресторане с Джой или в одиночестве, которое не тяготило его. Он свёл знакомство со своим ровесником Риком, когда попробовал играть в гольф. Этот вид спорта не увлёк Дэвида, но зато приятельские отношения с Риком продолжались. Рик в былые годы владел винным магазином и теперь делился своими знаниями с Дэвидом, когда они заказывали вино к обеду и ликёры на десерт. Им было легко друг с другом. Рик любил пошучивать: «Мы с тобой «призывного возраста». Дэвиду меньше всего хотелось предвкушать смерть, когда вкушение жизни было таким восхитительным. Он ощущал себя мальчиком, но с телом, которое, как родитель, не позволяет делать всего, что хочется. Дэвид всегда любил быстро бегать, но теперь ноги по привычке могли сделать рывок, но сердце сразу останавливало бег, напоминая ногам об их зависимости от остального тела.

Два-три вечера в неделю Дэвид проводил с Джой – он заходил к ней в галерею, где помогал ей с делами по организации выставок, ведению бумаг, а позже они ходили на музыкальные вечера, в театры, на вечеринки к её многочисленным знакомым – Джой прожила в этом городе всю жизнь.

Их начальные сексуальные буйства быстро угомонились, чему Дэвид чрезвычайно радовался, желая оставить львиную долю своей энергии для его нескончаемого потока юных женщин. Джой в этом смысле была нетребовательна к Дэвиду, так как её первый всезнающий любовник познакомил её с вибратором, в который она по-серьёзному влюбилась. Впоследствии Джой приобрела их «всех сортов, всех размеров и цветов»: от крохотного, надеваемого на палец, до огромного, который надо было держать двумя руками, сотрясающего не только её тело, но даже кровать. Поэтому любовнические функции Дэвида сводились к поцелуям, объятиям и прочим нежностям, которые вибратор предоставить не мог, но зато служил замечательным подспорьем для быстрого достижения оргазма. Дэвид заполнял влагалище или зад Джой, то есть служил эмоциональным наполнителем для механического наслаждения.

Джой была счастлива, что, несмотря на идущие годы, Дэвид дарит ей цветы, делает ей подарки и всегда готов помочь в трудную минуту. А Дэвид был счастлив, что ему есть с кем отвести душу и кому позаботиться о нём. Джой прикипела сердцем к Дэвиду и призналась ему однажды, как ей жаль, что им уже поздно заиметь ребёночка и каким бы преданным и заботливым отцом он ему был. «Тебе поздно, а мне ещё нет», – подумал про себя Дэвид.

Ему тоже приходили мысли о прекращении его рода на земле, о напрасности усилий всех его предков сохранить свою генетическую суть.

Как учёный-биолог Дэвид давно уверовал в божественность происхождения жизни. Эволюция отражала лишь крохотную часть огромного чудесного и непостижимого процесса. Однако организованная религия претила Дэвиду, так как он в ней видел общественный институт, деловое предприятие, не имеющее ничего общего с верой.

Раз он пошёл с Джой в церковь на какой-то праздник. Люди молились стройным хором. Люди молятся коллективно, подумал Дэвид, с целью усилить громкость молитв, чтобы Бог наверняка услышал их просьбы. Уже в одном этом есть оскорбительное для Бога убеждение, что он туг на ухо и ему требуется хор в качестве слухового аппарата.

Однажды Рик, винных дел мастер, приятель Дэвида, пригласил его к себе домой и познакомил с гостившей у него дочерью. У неё была дочка, которой исполнился годик. Золотоволосая крошка радостно заулыбалась вошедшему Дэвиду. Он протянул руки девчушечке, будучи уверен, что она испугается и прижмётся к маме, державшей её на руках, да ещё, наверно, заплачет, но она радостно и решительно потянулась к Дэвиду. Он взял её к себе на руки, а девчушечка прильнула к нему и обняла за шею своими маленькими цепкими ручками. Мать удивилась вслух, что её дочка так легко пошла на руки незнакомому человеку, чего с ней раньше никогда не случалось. Растаявший Дэвид прижимал к себе горячее, нежное тельце, и его сердце колотилось от нежности и умиления. Он был уверен, что эта девчушка, ко-гда вырастет, будет отдаваться на первом свидании тому, кто ей понравится, и не станет изображать из себя мнимую неприступность.

Приехав домой, Дэвид был так переполнен чувствами, что позвонил Джой и поведал ей о своём приключении со славной девчушкой. Джой хотела было предложить Дэвиду удочерить какую-нибудь сироту, но вовремя сдержалась, вспомнив отношение Дэвида к предложению его бывшей жены.

Дэвид уже было примирился, что жизнь его пройдёт бездетной. Ему нравилось утешаться, млея от благородного альтруизма и жалости к самому себе: «Уж, во всяком случае, я не буду обременять детей своей старостью. Найму молоденьких медсестёр, которые будут ухаживать за мной, получая от меня зарплату, а потому не ждущих моей смерти, как наследники, а заинтересованных, чтобы я жил подольше. И, уж во всяком случае, я смогу ущипнуть за зад молодую сестру, которая будет менять подо мной памперсы».

Однако с каждым годом всё больше усугубляясь в старости, Дэвид всё сильнее мечтал продлиться не своими делами, а своей плотью.

Когда Дэвиду исполнилось семьдесят, он был по-прежнему здоров, весел, похотлив и на его счету за пять лет накопилось около тысячи разовых любовниц. Если в первые месяцы использования Тотала он брал ежедневно по женщине, а иногда и по две: одну до ланча, а другую до обеда, то последние годы он завёл более умеренный режим – три женщины в неделю, три раза Джой и один день отдых. Единственное, что стало сдавать, так это память. Ведь, теряя память, теряешь прошлое, а время в старости летит с такой скоростью, что настоящее не успеваешь заметить, а будущего остаётся не так уж и много, а значит, жизнь твоя более заметна для других, чем для тебя самого. Тем не менее «тотальная» часть жизни Дэвида являлась для всех тайной. Даже Джой никогда не закрадывалось никаких подозрений, и она была убеждена, что Дэвид её любит и ей предан. Дэвид тоже считал, что он любит Джой и предан ей. У каждого свои определения любви и преданности, так что лучше пребывать в заблуждении, будто у всех они одинаковы.

Однажды Дэвид, выйдя на охоту на берег океана, приметил одинокую самочку по его вкусу и уже натренированным движением прилепил Тотал к её предплечью, прижавшись к ней на секунду, будто он потерял равновесие. Дэвид вёл очередную Марию к машине, и что-то в её лице показалось ему знакомым, но что – он никак не мог понять. И лишь когда они расположились у него в спальне и женщина по его повелению стала рассказывать, с кем она живёт, он узнал в её произношении русский акцент, а потом вспомнил, что это – Катя. Он обрадовался и тотчас испугался, потому что вторая доза Тотала уже производила необратимые изменения в её мозгу.

– Ты узнаёшь меня? – спросил Дэвид.

– Конечно, мой любимый Дед, – с воодушевлением страсти произнесла Катя, – как только ты сказал: «Ко мне!», я тебя вспомнила. – И она уже в какой раз страстно поцеловала его морщинистый рот.

Катя с тех пор чуть сбавила вес, но всё-таки была по-прежнему пышногрудой и бедрастой со стройными, выбритыми до блеска ногами. Лобок и подмышки тоже были выбриты, и это разочаровало Дэвида, но он утешился, что волосы – дело наживное, хотя – он одёрнул себя – с ней нужно будет расстаться, и он так и не дождётся выросших волос. «Но ведь уже я не имею права с ней расстаться, – вспомнил Дэвид, пока она спала по его повелению. – Ведь в «тотальном» состоянии она не сможет прожить в обществе без повелителя».

У Кати была обильная менструация, и Дэвид, зализывая её клитор, не сторонился крови и слизывал её, когда она появлялась после каждой спазмы. В женщинах, а особенно в Кате, всё для него было вкусно.

Катя послушно поведала Дэвиду, что за два года, прошедших со времени их первой встречи, она успела развестись с мужем, который бил её, необоснованно подозревая в изменах. Из-за этого у Кати произошёл выкидыш, о чём она до сих пор горевала. Мужа посадили в тюрьму, а Катю поселили в специальный дом, где жили женщины, сбежавшие от мужей, которые их били и истязали. Катя развелась, и сотрудники женской организации помогли ей найти работу, и вот уже два месяца она живёт одна в маленькой квартире. Спасало её то, что она согласилась стать любовницей своего женатого начальника, которому сорок пять лет и которого Катя назвала стариком, страстно взирая на своего, видевшегося ей юным семидесятилетнего возлюбленного. Начальник ей не нравился, но он добрый, даёт деньги на ренту и на жизнь и не особо загружает работой. Как мужчина он слаб, но и с ним она испытывает оргазм.

– Я со всеми кончаю, – смущённо, но весело сообщила она Дэвиду.

В этот момент Дэвид подумал, что предпочёл бы об этом не знать – ревность, о существовании которой он забыл и думать, ужалила его вовсе не в сердце. И от этой боли у Дэвида мгновенно вызрел план, причём в таких деталях, как будто он думал о нём долгие годы.

После того, как Дэвид собрал Катины экскременты для изготовления очередной порции Тотала – а у неё даже этот процесс был особо красив и чуден, – Дэвид приклеил ей ещё одну дозу, чтобы наверняка и окончательно закрепить действие Тотала на Катю.

– Успокойся, – приказал он Кате, когда она приблизилась к нему со сверкающей похотью в глазах, – и сверкание сменилось на спокойное сияние нежности. – Мы сейчас поедем к тебе на квартиру и заберём твои вещи.

– Я готова, – согласилась Катя.

Было пять часов вечера, когда они вошли в её квартиру. Она была чисто прибрана, что впечатлило Дэвида – значит, всё вокруг Кати будет ладно. Начальник дал ей выходной день, а сам должен был ещё находиться на работе.

– Позвони ему и скажи, что ты увольняешься, потому что выходишь замуж. Ты переезжаешь в другой город и просишь, чтобы он тебе больше не докучал.

Катя набрала номер и позвала Джона.

– С тобой всё в порядке? – взволновался начальник.

– Всё замечательно, – успокоила его Катя, но тотчас ещё более взволновала его, повторив слово в слово то, что ей сказал Дэвид.

Джон стал что-то быстро говорить в ответ.

– Повесь трубку, – сказал Дэвид, и Катя повиновалась.

Джон сразу стал перезванивать. Дэвид приказал Кате не обращать внимания на телефон и складывать в чемодан свои самые дорогие и нужные вещи. Катю нужно было вызволить из её прежней жизни так, чтобы не оставлять ни хвостов, ни подозрений.

– Когда у тебя заканчивается контракт на ренту?

– Я не знаю, Джон этим занимался.

– Прекрасно, тогда он и позаботится.

Дэвид отметил, что он ещё с лёгкостью снял тяжёлый чемодан с кровати и поставил его на пол, но когда поднимал его в багажник машины, то сразу вспомнил, что ему уже даже не пятьдесят.

Дэвид приказал Кате, чтобы она легла на заднее сиденье и заснула.

А план у Дэвида созрел такой. Катя была сиротой, воспитывалась в детском доме, и родственников у неё в России не осталось – подобие его судьбы делало её особо близкой Дэвиду. В России у Кати жили подруги, но они не в счёт, так как оттуда они ничего не могли сделать, а Кате могло просто надоесть поддерживать с ними связь. Бывший муж сидел в тюрьме, а по выходе ему будет запрещено даже приближаться к Кате, то есть искать её он вряд ли будет, иначе его снова посадят. Местные подруги Кати были только из дома для бежавших жён, и с ними она последнее время не встречалась, а лишь изредка перезванивалась. Женатый начальник тоже не будет особо шевелиться, тем более думая, что Катя не просто его бросила, а вышла замуж. Таким образом, у Кати хвостов не имелось. Дэвид решил тайно поселить её у себя и не давать ей никуда выходить, а он тем временем приложит все силы, чтобы её обрюхатить. Потом он скажет Джой, что якобы получил письмо от разыскавшей его дочери, о существовании которой он не знал. Мол, эта дочь от недавно умершей давней возлюбленной, которая перед смертью рассказала, кто её отец. А у дочери есть уже взрослая внучка Катя. И вот Дэвид уезжает в Россию, чтобы познакомиться с дочерью и внучкой.

Дэвид планировал первые месяцы беременности Кати провести с ней и по возможности никуда не отлучаться, так что «поездка в Россию» являлась прекрасным предлогом для его «исчезновения». Когда Катя будет на четвёртом месяце беременности, Дэвид «вернётся из России» с беременной внучкой и представит её Джой. Он пригласил внучку в гости, а заодно и рожать, так как у неё этот ребёнок от мужчины, который её бросил, а она хочет порвать с российским прошлым и начать жизнь сначала. Что же может быть лучше для новой жизни, чем родить ребёнка, который будет гражданином США? Всю эту историю будет раскручивать Дэвид, так как Кате он прикажет говорить только по-русски, и Джой ни о чём догадаться не сможет. Когда родится ребёнок, Дэвид будет считаться его прадедом и растить его вместе с Катей, а главное, на что он надеялся – вместе с Джой. Катя в её «тотальном» состоянии может стать обузой, но на данном этапе Дэвид решил об этом не заботиться – всего спланировать невозможно.

Воплощение плана в жизнь началось сразу после окончания менструации у Кати. Совокупления регулярно вершились с чистого листа нового цикла и происходили ежедневно даже тогда, когда Дэвид встречался с Джой, в которую он не извергался, а лишь имитировал оргазм, сохраняя своё семя только для Кати. Дэвид ещё лет в сорок научился продлеванию наслаждения, а следовательно, и наслаждения партнёрши. С Катей этот метод был особо важен, так как увеличивал вероятность зачатия. Подобно всему известному в веках, почерпнутое из книг, оказавшись прочувствованным, стало не только значимым, но и значительным. Дэвид научился подбираться вплотную к оргазму, но останавливать возбуждение за сотую секунды до того, как на него бы обрушилась волна наслаждения. Однако семяизвержение и наслаждение оказалось возможным разорвать во времени – в этом-то и состояло сие искусство – в обмане своего организма: когда, оказавшись у самого оргазма, Дэвид резко вытаскивал хуй из полости, в которой он только что находился, то семяизвержение начиналось по инерции, но оргазм не наступал, для которого инерции недостаточно, а требовалось продолжение движения, в чём ему Дэвид резко отказывал. Таким образом, выплескивалось несколько капель, не столь обильных, как было бы при оргазме, но всё-таки. После этой задержки можно было снова продолжать совокупление, довести себя до оргазма, и тогда семяизвержение началось бы по новой, уже до конца. Благодаря такому приёму Дэвиду удавалось выдавить из себя раза в два больше семени, а повторяя прерывание несколько раз, излившегося семени становилось ещё больше. Таким образом, Дэвид не изматывался оргазмами, стараясь вплеснуть в Катю больше семени, а дразнил всего один-единственный оргазм, но семяизвержение происходило до четырёх раз.

Быть может, вследствие этого Катя забеременела в первый же месяц и сияла от счастья. В честь такого события Дэвид подарил ей красные сгустки роз, в которые он спрятал коробочку с бриллиантовым кольцом. Надев кольцо на палец и любуясь им на отстранённой вытянутой руке, Катя смеялась от избытка чувств. Женщины падки на блестящее, а эволюция произвела изменения лишь в том, что женщины из диких племён падки на блестящие стекляшки, а цивилизованные женщины предпочитают блеск драгоценных камней. Суть осталась – все женщины падки. Причём необязательно на спину – многие, как кошки, приземляются на все четыре.

Занюханные розы ещё долго стояли в комнате Кати, пока не рухнули все лепестки. Катя, как собака, с преданными глазами и готовая исполнить любую команду, ходила за Дэвидом из комнаты в комнату. А когда Дэвид приказывал ей остаться в гостиной, она повиновалась и занималась своими делами. Через некоторое время она осторожно выходила из комнаты и искала Дэвида, а найдя, смотрела на него, позволит ли он ей остаться. Дэвид был с ней ласков и сам хотел, чтобы она была всегда рядом с ним. Он целовал Катю, и она прижималась к нему всем телом.

Джой восприняла историю «поездки на родину» сочувствующе, и Дэвид исчез из её жизни на три месяца, объявляясь редкими телефонными звонками, которые он производил из телефонов-автоматов. Он был уверен, что у Джой не возникнет подозрений, и она не станет наводить справок, откуда был произведён звонок. Так и произошло.

В связи с Катей, заполнившей жизнь Дэвида, его распорядок дня изменился неузнаваемо. Главным стало – сохранить в тайне пребывание Кати у него в доме. Он запретил ей выходить из дома и подходить к окнам. Дэвид уволил уборщицу. Функции уборщицы и кухарки замечательно выполняла Катя, причём с великим подъёмом, который Дэвиду не приходилось ей внушать – Катя жила в роскошном, по её понятиям, доме, ждала ребёнка от любимого человека и была окружена вниманием, которого она никогда в жизни не испытывала. Заботиться о любимом мужчине, убирать их дом, не думать о деньгах и ждать рождения ребёнка – о большем счастье она и не мечтала.

От похоти Катя не просыхала. Она, как школьница, писала Дэвиду записки и, неслышно войдя к нему в кабинет, клала перед ним листочки разрисованной бумаги. На всех она изображала сердце, проткнутое стрелой, причём на каждой записке сердце было изображено в ином стиле. Дэвид всякий раз с трепетом брал записку и прочитывал нечто вроде: «Я жду тебя всегда с широко раскрытыми ногами. Приди в меня, я тебя люблю всем проткнутым твоей стрелой сердцем».

Дэвид брал её за руку или за зад и вёл в спальню, где он дивился сам себе, а Катя не переставала уверять его, что она самая счастливая женщина на Земле. Дэвид в этом и не сомневался, как и во всём, что говорила ему Катя – Тотал лишал человека способности лгать.

Дэвид поделился с Катей своим наблюдением, что символический вид сердца не имеет никакого отношения к его истинной форме, и романтический образ сердца напоминает груди в декольте или ягодицы. Катя призналась, что давно это заметила сама и поэтому изображает такое сердце в записках Дэвиду.

«Родная душа», – в какой уж раз подумал Дэвид о Кате.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации